Том 29. Письма 1902-1903

Бесчинскому А. Я., 2 июля 1902^*

3788. А. Я. БЕСЧИНСКОМУ

2 июля 1902 г. Москва.

Многоуважаемый Александр Яковлевич, я сегодня вернулся в Москву^*, получил Ваше письмо от 21 июня. Если Вы не уехали и все еще желаете того, о чем писали^*, то дайте знать.

Желаю Вам всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

2 июля 1902.

На обороте:

Здесь. Александру Яковлевичу Бесчинскому.

Долгоруковская, д. Червенко, кв. 4.

Средину Л. В., 4 июля 1902^*

3789. Л. В. СРЕДИНУ

4 июля 1902 г. Москва.

4 июля 1902 г.

Дорогой Леонид Валентинович, простите, не отвечал Вам так долго, потому что только вчера вернулся в Москву^*. Я уезжал на Волгу и Каму, был в Перми, в Усолье^*. Путешествие мое было ничего себе, я отдохнул от треволнений^*, которые пришлось пережить, и если бы не жара в Пермской губ., то все было бы великолепно.

Карабчевский обыкновенно живет в Петербурге, Воскресенский, 17, теперь же, т. е. летом, он проживает в своем имении где-то возле Евпатории. Почему Ваш выбор^* пал именно на него? Во-первых, он всегда очень занят, и, во-вторых, как мне кажется, он возьмет не дешево.

Ольга поправляется, но температура все не спускается, держится 37,3. Худа, тоща, сидит на диете. Вероятно, скоро переедем на дачу^* — к Алексееву.

Софье Петровне^* и Анатолию^* мой сердечный привет и поклон. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Карабчевского я видел раза два-три в Москве, перед отъездом, в июне; если сумею навести точные справки, где он в настоящее время, то уведомлю тотчас же.

На конверте:

Графская, Козл<ово>-Ворон<ежской> ж. д.

Доктору Леониду Валентиновичу Средину. Имение Соколовых.

Чеховой М. П., 5 июля 1902^*

3790. М. П. ЧЕХОВОЙ

5 июля 1902 г. Москва.

Милая Маша, я приехал в Москву, сегодня, вероятно, уедем на дачу к Алексееву в Любимовку. Я каждый день буду бывать в Москве, потому адрес остается все тот же. Нового ничего нет, все благополучно. Ольга все еще куксит^*, худа, чувствует себя нездоровой; поедем мы на вокзал шагом, так как ездить ей совсем нельзя.

Приходила вчера Ольга Петровна^*.

Я, быть может, в августе приеду в Ялту^*. Купил удочек, жерлиц, буду на даче ловить рыбу. Поклонись мамаше, Марьюшке^*, Поле^* и будь здорова. Нужны ли деньги? Напиши.

Твой Antoine. 5 июля.

Березка сломалась?^* Как жаль!

На обороте:

Ялта. Марии Павловне Чеховой.

Чехову И. П., 6 июля 1902^*

3791. И. П. ЧЕХОВУ

6 июля 1902 г. Любимовка.

Милый Иван, я с Ольгой живу близ полустанка Тарасовка^* Ярославск<ой> дор<оги>, дер<евня> Любимовка, дача Алексеева. Пожалуйста, приезжай, когда хочешь, будем вместе ловить рыбу. Только захвати с собой удочку для себя.

Будь здоров. Жду и буду ждать.

Твой Антон. 6 июль 1902 г.

На обороте:

Москва. Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

Чеховой М. П., 13 июля 1902^*

3792. М. П. ЧЕХОВОЙ

13 июля 1902 г. Любимовка.

Милая Маша, я на даче у Алексеева. Погода была все время чудесная для рыбной ловли, сегодня же стало холодно. Ловлю рыбу, река^* в нескольких шагах от дома. В город ездят каждый день, и письма доставляются аккуратно.

В августе я приеду в Ялту, по всей вероятности. Ты пишешь, что у тебя денег очень мало. Отчего это? Ты могла бы написать мне, я бы прислал чек.

Если будут какие посылки, то пусть не присылают их в Москву, я скоро приеду. Поклонись мамаше, Ване^*, бабушке^*, Поле^* и Арсению^*. Нового ничего нет, все благополучно. Если у Вани не хватит денег, то дай ему взаймы 25 руб., он отдаст мне в Москве. Низко кланяюсь и желаю всяких благ.

Твой Antoine. 13 май.

На обороте:

Ялта. Марии Павловне Чеховой.

Чехову М. П., 13 июля 1902^*

3793. М. П. ЧЕХОВУ

13 июля 1902 г. Любимовка.

13 июля 1902.

Милый Мишель, про Сергеенку я не могу сказать ничего определенно дурного^*, знаю только, что это хохол нудный и неискренний. Если увидишь его, то скажи ему, что издавать теперь можно только кулинарный журнал^*, все же остальное только разорит и состарит. К тому же у него нет ни литературного опыта, ни литературных связей, без чего можно издавать опять-таки только кулинарный журнал.

С тех пор, как Меньшиков стал жить в Царском Селе, писания его превратились чёрт знает во что. Он потерял и талант, и репутацию интересного, оригинального публициста. Журнальный работник, повторяю, должен жить в центре Петербурга, на Невском, работать каждый день и иметь тьму литературных знакомств.

У нас дожди, сено попрело. Я живу под Москвой, на даче, адрес же мой остается все тот же, т. е. Неглинный пр., д. Гонецкой.

Иван уехал в Ялту. Нового ничего нет, все благополучно. Привет Ольге Германовне^* и детям^*. Жена моя все еще больна, но, кажется, поправляется. Будь здоров и благополучен, жму руку.

Твой А. Чехов.

Об издании журнала многое мог бы порассказать тебе Миролюбов, издатель «Журнала для всех».

На конверте:

Финляндия. Симола. Хинус (Simola, Hinnus).

Его высокоблагородию Михаилу Павловичу Чехову.

Пешкову А. М. (Горькому М.), 17 июля 1902^*

3794. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

17 июля 1902 г. Любимовка.

17 июля 1902.

Дорогой Алексей Максимович, я все еще в Москве (или около нее)^*. Хочется знать, как Вы поживаете, от Вас же, между тем, ни единого письма. Написали ли пьесу?^* Что поделываете? Как живете вообще? Я живу ничего себе, ловлю рыбу (на реке Клязьме, дача Алексеева), здоров, Ольга же все еще нездорова, все еще никак не соберется с силами.

Если пьеса уже написана, то не пришлете ли Вы мне ее!^*

Черкните строчку. Адрес прежний: Неглинный пр., д. Гонецкой, Москва. Нижайший поклон и привет Екатерине Павловне^*, Максимке^* и девочке^*.

Жму руку и обнимаю Вас.

Ваш А. Чехов.

См. на обороте.

Где Вы будете зимой? В Нижнем, в Крыму? Я, вероятно, уеду за границу.^* Поеду в Африку или куда-нибудь подальше — например, на Цейлон, если не будет чумы или холеры.

Алексееву (Станиславскому) К. С., 18 июля 1902^*

3795. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

18 июля 1902 г. Любимовка.

18 июль 1902.

Дорогой Константин Сергеевич, сегодня приезжал в Любимовку доктор Штраух^* и нашел, что все обстоит благополучно. Он запретил Ольге только одно — езду по плохой мостовой, вообще излишние движения, участие же в репетициях, к великому моему удовольствию, он разрешил ей без всяких оговорок; работать в театре она может начать хоть 10 августа^*. В Ялту ехать ей запрещено. Я поеду туда один, в августе, в середине сентября возвращусь^* и проживу потом в Москве до декабря^*.

В Любимовке мне очень нравится.^* Апрель и май достались мне недешево, и вот мне сразу привалило, точно в награду за прошлое, так много покоя, здоровья, тепла, удовольствия, что я только руками развожу. И погода хороша, и река хороша, а в доме питаемся и спим, как архиереи. Шлю Вам тысячи благодарностей, прямо из глубины сердца. Давно уже я не проводил так лета. Рыбу ловлю каждый день, по пяти раз на день, ловится недурно (вчера была уха из ершей), и сидеть на берегу так приятно, что и выразить не могу. Одним словом, все очень хорошо. Только вот одно плохо: ленюсь и ничего не делаю. Пьесы еще не начинал^*, только обдумываю^*. Начну, вероятно, не раньше конца августа.^*

Ольга шлет Вам привет, низко кланяется, Вишневский тоже. Поклонитесь и передайте мой привет Марии Петровне^* и детям^*. Будьте здоровы и веселы, набирайтесь сил и энергии. Жму руку.

Ваш А. Чехов.

Вишневский пополнел.

На адресе я пишу не C., а K. Alexeeff. Этак удобнее.

Ольга живет внизу, я и Вишневский наверху, встаем в 8 часов, ложимся в 10½—11 ч., обедаем в 1, ужинаем в 7 час. Егор^* и Дуняша^* очень заботливы и радушны. Из соседей чаще всего наведывается Мика^* (Ваш племянник) и Н. Смирнова^*, художница, которая пишет с меня портрет.

Чеховой М. П., 21 июля 1902^*

3796. М. П. ЧЕХОВОЙ

21 июля 1902 г. Любимовка.

Милая Маша, 400 р. получил, большое спасибо. Если ты еще не получила по своей книжке из Взаимного кредита 300 руб., то получи.

Третьего дня был у нас доктор, который лечит Ольгу^*, и сказал, что Ольге можно будет участвовать в репетициях, но нельзя ездить на извозчике, нельзя ехать в Ялту. Итак, стало быть, в Ялту я приеду один, не раньше августа.

Живу на даче у Алексеева. Хорошо, но только вот беда: неистовствуют дожди. Сегодня с утра дождь. Рыба ловится недурно. Река здесь глубокая, в 10–20 шагах от дома; целые дни сижу с удочкой. Вот где бы иметь дачку! В сравнении с Ялтой здесь раздолье.

Пиши по московскому адресу. Сколько нужно давать Маше^* денег на ее харчи? Здоровье мое хорошо, лучше, чем было в Ялте. Едим белые грибы, окуней, хорошее молоко. Право, не купить ли здесь где-нибудь дачу?^* А то, что в Крыму^*, продать бы, кроме ялтинского дома.

Поклон мамаше, Ивану^*, бабушке^*, Поле^* и Арсению^*.

Будь здорова, пиши.

Твой Antoine. 21 июля

1902 г.

Если есть посылки, то пришли почтовые повестки, я подпишу.

Пешкову А. М. (Горькому М.), 29 июля 1902^*

3797. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

29 июля 1902 г. Любимовка.

29 июль 1902.

Дорогой Алексей Максимович, пьесу Вашу я прочел^*. Она нова и несомненно хороша. Второй акт очень хорош, это самый лучший, самый сильный, и я когда читал его, особенно конец, то чуть не подпрыгивал от удовольствия. Настроение мрачное, тяжкое, публика с непривычки будет уходить из театра, и Вы во всяком случае можете проститься с репутацией оптимиста. Жена моя будет играть Василису^*, распутную и злющую бабу, Вишневский ходит по дому^* и изображает татарина^* — он уверен, что это его роль. Луку — увы! — Артему нельзя давать^*, он повторится в ней, будет утомляться; зато городового отделает чудесно, это его роль, сожительница — Самарова^*. Актер^*, который очень удался Вам, роль великолепная, ее надо отдать опытному актеру, хотя бы Станиславскому. Барона сыграет Качалов.^*

Из IV акта Вы увели самых интересных действующих лиц (кроме актера), и глядите теперь, чтобы чего-нибудь не вышло от этого. Этот акт может показаться скучным и ненужным, особенно если с уходом более сильных и интересных актеров останутся одни только средние. Смерть актера ужасна; Вы точно в ухо даете зрителю, ни с того ни с сего, не подготовив его. Почему барон попал в ночлежку, почему он есть барон — это тоже недостаточно ясно.

Около 10 августа я уезжаю в Ялту^* (жена остается в Москве^*), потом, в августе же, возвращусь в Москву^* и проживу здесь, если не произойдет чего-нибудь особенного, до декабря. Увижу «Мещан»^*, буду на репетициях новой пьесы^*. Не удастся ли и Вам вырваться из Арзамаса^* и приехать в Москву, хотя бы на неделю? Я слышал, что Вам разрешат поездку в Москву, что за Вас хлопочут^*. В Москве переделывают Лианозовский театр в Художественный^*, работа кипит, обещают кончить к 15 октября, но едва ли спектакли начнутся раньше конца ноября^* и даже декабря. Мне кажется, постройке мешают дожди, неистовые дожди.

Я живу в Любимовке, на даче у Алексеева^* и с утра до вечера ужу рыбу. Речка^* здесь прекрасная, глубокая, рыбы много. И так я обленился, что самому даже противно становится.

Здоровье Ольги поправляется^*, по-видимому. Она Вам кланяется и шлет привет сердечный. Передайте от меня поклон Екатерине Павловне^*, Максимке^* и дщери^*.

«Мысль» Л. Андреева^* — это нечто претенциозное, неудобопонятное и, по-видимому, ненужное, но талантливо исполненное. В Андрееве нет простоты, и талант его напоминает пение искусственного соловья. А вот Скиталец воробей, но зато живой, настоящий воробей.

В конце августа мы увидимся^*, как бы то ни было.

Будьте здоровы и благополучны, не скучайте. Был у меня Алексин^*, говорил о Вас хорошо.

Ваш А. Чехов.

О том, что пьесу получили обратно, напишите строчку. Мой адрес: Неглинный пр., д. Гонецкой.

С названием не спешите^*, успеете придумать.

Чеховой М. П., 7 августа 1902^*

3798. М. П. ЧЕХОВОЙ

7 августа 1902 г. Любимовка.

Милая Маша, я приеду 16 августа, непременно. Уже взят билет. Ольга остается в Москве.

У нас каждый день дожди, обязательно каждый день, но я ловлю рыбу в превосходной глубокой реке^* — и мне хорошо. Зелени здесь очень много, зелени густой, какой в Ялте не найдешь.

Будь здорова. Поклонись мамаше.

Твой Антон. 7 авг.

На обороте:

Ялта. Марии Павловне Чеховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 15 августа 1902^*

3799. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

15 августа 1902 г. По дороге из Москвы в Ялту.

Милая Оля, пишу тебе в вагоне, прости за каракули. Только что был на ст. Белгород, еду хорошо. Жарко. В Курске виделся с М. В. Крестовской, она велела тебе кланяться, в восторге от тебя. Со мной в одном вагоне едет жена Шехтеля^* с детьми. Не скучай, дуся, будь веселенькой, раскладывай пасьянс и вспоминай обо мне. Прости, в Москве, за неимением ключа, я ножом и долотом отпер твой стол, чтобы достать свои бумаги. Замок цел. Сапоги почистил, фуфайки же в шкафу не оказалось. Купил много закусок, целый ящик — везу теперь в Ялту. Огурцов не успел купить.

В вагоне пыль.

Хоть ты и не велела писать о приезде, но все же я скоро приеду^*, очень скоро. Не сердись на своего рыболова^*. Крепко тебя целую, будь здорова, весела. Кланяйся Елизавете Васильевне^*, Марии Петровне^*, Дуняше^*, Егору^*, Смирновым^*. Буду писать еще на Лозовой^*.

Твой А. 15 авг.

На обороте:

Тарасовская пл., Ярославск. ж. д.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Любимовка, им. Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 15 августа 1902^*

3800. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

15 августа 1902 г. Лозовая.

Я на Лозовой. Здравствуй, милая моя. Уже вечер, потемнело, жарко, душно. Выпил на станции молока.

Будь здорова, дуся, да хранит тебя бог. Дома буду ждать от тебя письма. Целую и обнимаю.

Твой Antoine. 15 авг.

На обороте:

Тарасовская плат., Ярославск. ж. дор.

Ольге Леонардовне Чеховой.

Любимовка, д. Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 17 августа 1902^*

3801. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 августа 1902 г. Ялта.

17 авг.

Наконец я дома, дуся моя. Ехал хорошо, было покойно, хотя и пыльно очень. На пароходе много знакомых, море тихое. Дома мне очень обрадовались, спрашивали о тебе, бранили меня за то, что ты не приехала; но когда я отдал Маше письмо от тебя^* и когда она прочла, то наступила тишина, мать пригорюнилась… Сегодня мне дали прочесть твое письмо, я прочел и почувствовал немалое смущение. За что ты обругала Машу?^* Клянусь тебе честным словом, что если мать и Маша приглашали меня домой в Ялту, то не одного, а с тобой вместе. Твое письмо очень и очень несправедливо, но что написано пером, того не вырубишь топором, бог с ним совсем. Повторяю опять: честным словом клянусь, что мать и Маша приглашали и тебя и меня — и ни разу меня одного, что они к тебе относились всегда тепло и сердечно.

Я скоро возвращусь в Москву^*, здесь не стану жить, хотя здесь очень хорошо. Пьесы писать не буду.^*

Вчера вечером, приехав весь в пыли, я долго мылся, как ты велела, мыл и затылок, и уши, и грудь. Надел сетчатую фуфайку, белую жилетку. Теперь сижу и читаю газеты, которых очень много, хватит дня на три.

Мать умоляет меня купить клочок земли под Москвой. Но я ничего ей не говорю, настроение сегодня сквернейшие, погожу до завтра.

Целую тебя и обнимаю, будь здорова, береги себя. Поклонись Елизавете Васильевне^*. Пиши почаще.

Твой А.

На конверте:

Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Имение Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 18 августа 1902^*

3802. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

18 августа 1902 г. Ялта.

18 авг.

Дуся моя милая, в Ялте ужасно жарко, так жарко, что сил нет, и я уже стал помышлять о том, не удрать ли мне отсюда. И народ уже стал ходить, визитеры сидят подолгу — и я отчаянно и молча злюсь. Сегодня за обедом подавали очень сладкую, холодную мягкую дыню, я ел с большим наслаждением; после обеда пил сливки.

Прости меня, дуся, вчера я послал тебе неистово скучное письмо^*. Не сердись на своего мужа.

Приходил Альтшуллер, требует от меня послушания, требует настойчиво и завтра явится выслушивать меня. Опротивело мне все это.

Сад наш в Ялте не высох. Высохла только трава. Еще не было от тебя писем, и я не знаю, как ты живешь. Живи веселей.

Обнимаю тебя тысячу раз, если позволишь, и целую. Целую каждый пальчик на твоей руке.

Твой А.

Кубышке и Цыгану^* поклон особый.

Пиши каждый день.

С. П. Средину видели на днях в Москве; ее супруг^* гостит до сих пор у Соколовых^*. Ярцева^*, как говорят, высылают из Ялты административным порядком, а за что — неизвестно; это человек невиннейший и ленивейший. Надежда Ивановна^*, недовольная, с заплаканными глазами, на днях уезжает в Москву к своему художнику^*. Манефы^* нет в Ялте, начальница^* одна теперь.

Дуся моя, пиши!!

На конверте:

Московско-Ярославская ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Дача Алексеевой, Любимовка.

Гнедичу П. П., 19 августа 1902^*

3803. П. П. ГНЕДИЧУ

19 августа 1902 г. Ялта.

19 авг. 1902.

Дорогой Петр Петрович, запаздываю ответом на Ваше письмо, посланное Вами 3 авг<уста>; это потому, что был в Москве и только третьего дня вечером приехал в Ялту^*.

«Юбилей» и «Свадьбу» возьмите^*, условие присылайте для подписи. Только вот одно: ради создателя, не ставьте «Чайку»!^* Я читал в газетах^*, что будто в Александринском театре собираются репетировать «Чайку», и этот слух, по всей вероятности недостоверный, смутил мой дух… Пожалуйста, напишите мне, что эта пьеса поставлена не будет, успокойте.

В Крыму жарко, необычайно жарко, писать даже нельзя. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Ермилову В. Е., 19 августа 1902^*

3804. В. Е. ЕРМИЛОВУ

19 августа 1902 г. Ялта.

19 авг. 1902 г.

Без вины виноват перед Вами, дорогой Владимир Евграфович, и сердечно прошу Вас извинить меня. Дело в том, что, вернувшись домой^*, я нашел у себя на столе Ваш журнал^*, начиная с 12 №, и тут же кипу, вновь полученную, тоже начиная с 12 №. Стало быть, Вы, когда говорили у Филиппова^*, что журнал мне высылается, были правы, я же не соглашался с Вами по той причине, что журнал получился в мое отсутствие.

Здесь в Ялте томительно жарко, я готов кричать караул. Нельзя сидеть ни на дворе, ни в комнате.

Еще раз простите! В конце августа или в начале сентября буду опять в Москве^* и тогда постараюсь увидеться с Вами, а пока позвольте пожелать Вам всего хорошего и крепко пожать руку.

Ваш А. Чехов.

Чехову Г. М., 19 августа 1902^*

3805. Г. М. ЧЕХОВУ

19 августа 1902 г. Ялта.

19 авг. 1902.

Милый Жорж, здравствуй! Прежде всего прости за скучнейшее поручение, которое я собираюсь дать тебе: будь добр, побывай, пожалуйста, у тети Марфочки^* и возьми у нее моей матери рубашки и что есть еще, и если можно взять. Все, что потребует, заплати, я с благодарностью возвращу тебе.

Я был около Москвы^*, где проживал со своей болеющей супружницей^*, теперь приехал в Ялту^*. Здоровье мое ничего себе; не знаю, что будет зимой.

У Вас в Таганроге Александр^* с семьей? В какой гостинице он остановился? И что он делает в Таганроге?^* Я бы приехал на открытие памятника Петру I^*, да не хочется новый фрак шить, и денег маловато, все истратил^*, кстати сказать.

Черкни строчки две.^* Поклонись своей маме^*, пожелай ей здоровья и спокойствия, поклонись Володе^* и сестрам^*, а также Иринушке^*.

Еще раз прости за скучное поручение. Будь здоров, голубчик, желаю тебе всего, всего хорошего.

Твой А. Чехов.

Алтухову Н. В., 20 августа 1902^*

3806. Н. В. АЛТУХОВУ

20 августа 1902 г. Ялта.

20 авг. 1902.

Многоуважаемый Николай Владимирович, в Ялте такая жара аспидская, что нет никакой моей возможности. Спасибо Вам за хлопоты^* и за письмо^*. Красного вина у меня в доме не пьют, или пьют очень мало, с водой, белое же судакское, если оно не крепкое, а легкое столовое, будет принято и выпито с большим удовольствием. Если можно выслать пробу, то благоволите выслать белого^*, и я, получив и отведав, тотчас же напишу Вам. Если вино крепкое, т. е. такое же, как, например, Удельное и Токмакова, то но присылайте

Желаю Вам всего хорошего, еще раз благодарю и жму руку.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 20 августа 1902^*

3807. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 августа 1902 г. Ялта.

20 авг. 1902.

Дуся моя, жена, здравствуй! Вчера получил от тебя два засаленных, помятых письма^*; очевидно, оба письма были опущены в одно время, одним и тем же лицом^*. Как живешь? Какова погода? Сегодня в Ялте стало немного прохладней, дышать можно, ночью же было душно и вообще скверно. По соседству умерла татарка, и всю ночь и сегодня весь день голосили по ней родственники.

Долга я не получил.^*

С Миролюбовым мы согласились ехать вместе в Nervi^* в конце ноября или начале декабря. До этой поездки в Nervi все время буду жить в Москве^*.

Ах, если б ты знала, как лезут у меня волосы! Гляди, как облысею, то перестанешь любить меня. Вчера помыл голову, и сегодня волосы пуще полезли. Подозреваю, что тут виновато мыло, прописанное мне твоей симпатией — Членовым.

Нового ничего нет, все благополучно. Если в самом деле в сентябре^* ты не будешь принимать участия в репетициях, то попроси Таубе отпустить тебя в Ялту. Здесь совсем нет дождей, все пересохло, но к сентябрю, надо полагать, небеса смилуются и побрызгают. А мне с тобой было бы очень хорошо.

Как пьеса Найденова?^* Читал ли ее Немирович? Напиши, дуся моя, поподробнее.

Скажи Елизавете Васильевне^*, что я каждый день вспоминаю ее и благодарю за мятные лепешки. Приехала ли Мария Петровна?^*

Обо всем пиши, собака.

Дома в Москве позабыл свою ручку, позабыл очки, которые в твоем шкафу, — одним словом, как ни вертись, а в Москву придется ехать.

Целую тебя, обнимаю, кусаю за ухо, потом кусаю за плечо, глажу тебя по спине и остаюсь

твой лысенький супруг

Antoine.

Пиши, дуся. Отчего сегодня нет письма? К чему этот пост? Не ленись, моя деточка.

На конверте:

Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Имение Алексеевой, Любимовка.

Книппер-Чеховой О. Л., 22 августа 1902^*

3808. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 августа 1902 г. Ялта.

22 авг.

Милый мой, хороший дусик, от тебя долго не было писем^*, дня три, сегодня пришло одно^*. У меня по-прежнему жара несноснейшая, хоть караул кричи. Вчера вечером первый раз за все время прошел дождик, чуть-чуть, минуты на три.

Посылаю тебе объявление^*, которое дала мне Маша. Прочти его. Быть может, если там пруд велик, можно было бы купить десятинки две-три.

У меня насморк. Волосы лезут, как никогда не лезли, и кожа болит на голове. Погожу еще немного, и если не перестанет болеть, то обреюсь, т. е. обрею голову.

М. С. Смирнова просила купить для нее татарские туфли, а мерки мне не дала.

Приехав сюда, я все свои мелкие долги уплатил, но сам долга не получил^*, так что С. Т. Морозову не уплачу 5 тыс.^* Буду ему писать^*.

Про пьесу Найденова^* ничего не знаю. Какова она? Немирович очень холоден с ним почему-то и, как мне кажется и казалось, несправедлив к нему. Найденов, кстати сказать, как драматург, гораздо выше Горького.

Здесь настоящая засуха, полный неурожай. Учительница Мария Федоровна^* из Мелихова уезжает завтра, теперь она у нас. Бедовая стала.

Не сердись на меня, жена моя, не сердись, милая. Право, все не так скверно, как ты думаешь. Я приеду, мы будем вместе до декабря, потом я уеду и вернусь не позже марта, а после марта я весь твой, если только я тебе нужен.

Бог тебя благословит, целую тебя крепко и обнимаю. Я сильно по тебе скучаю. Кровохарканий не было ни разу — здесь в Ялте, в Любимовке^* же были почти каждый день в последнее время, хотя вес и прибавился.

Приедешь в Ялту?^* Поговори с Таубе.

Целую еще раз. Будь здорова и покойна, собака рыжая.

Твой Antoine.

На конверте:

Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Дача Алексеевой, Любимовка.

Книппер-Чеховой О. Л., 23 августа 1902^*

3809. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 августа 1902 г. Ялта.

Копия.

«Аделаида Юльевна Рид Константин Людвигович Андреолетти помолвлены. Тифлис. Август 1902».

Это прислано в Ялту на твое имя. Писем от тебя нет.

Я здоров. Сегодня ветер. Завтра буду писать^*. Надежда Ивановна^* уехала в Москву.

Твой Antoine. Пятница, 23 авг.

На обороте:

Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Любимовка, д. Алексеевой.

Немировичу-Данченко Вл. И., 23 августа 1902^*

3810. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

23 августа 1902 г. Ялта.

23 авг. 1902.

Милый Владимир Иванович, сегодня я получил от кн. Барятинского телеграмму^* с просьбой — разрешить «Чайку» для Петербурга. Я ответил так^*: «Чайка» принадлежит Художественному театру. Накануне же я писал Гнедичу^*, просил его не ставить «Чайки» в Александринском театре. Будь добр, напиши или телеграфируй кн. Барятинскому, если он обратится к тебе насчет «Чайки», что чти пьеса принадлежит Художеств<енному> театру.

Здесь очень жарко. Нового ничего нет, все благополучно. Как пьеса Найденова?^*

Будь здоров и благополучен, всего тебе хорошего. Жму руку.

Твой А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 24 августа 1902^*

3811. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 августа 1902 г. Ялта.

24 авг.

Дуся моя, вот уже 3 или 4 дня, как я не получаю от тебя писем^*. Не хочешь писать — твое дело, только поручи кому-нибудь извещать меня о твоем здоровье, умоляю тебя.

Вот уже четвертый день, как дует ветер, сухой, противный. Я наконец начинаю привыкать и уже сижу за своим столом и кое-что пописываю^*. Кровохарканий не было. Но зато насморк отчаянный. Пью каждый день сливки, довольно хорошие. В городе не бываю.

Маша уезжает в Москву 4 сентября. Едим арбузы и дыни, винограда же еще нет; есть плохой.

Здесь Карабчевский.

Радость моя, не терзай меня, не мучай понапрасну, давай о себе знать почаще. Ты сердита на меня, а за что — никак не пойму. За то, что я уехал от тебя? Но ведь я с тобой прожил с самой Пасхи, не разлучаясь, не отходя от тебя ни на шаг, и не уехал бы, если бы не дела и не кровохарканье. Долга я не получил^*, кстати сказать, а кровохарканья нет уже. Не сердись же, родная моя.

Ночью было прохладно, а сегодня утром опять жарко.

Когда переедешь в Москву?^* Напиши. Была ли у докторов? Что они сказали?

Целую тебя крепко, обнимаю мою радость, будь покойна и довольна и, умоляю, не сердись на своего мужа.

Твой Antoine.

На конверте:

Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Любимовка, дача Алексеевой.

Короленко В. Г., 25 августа 1902^*

3812. В. Г. КОРОЛЕНКО

25 августа 1902 г. Ялта.

25 авг. Ялта.

Дорогой Владимир Галактионович, где Вы? Дома ли? Как бы ни было, адресую это письмо в Полтаву.

Вот что я написал в Академию^*:

«В<аше> и<мператорское> в<ысочество>!

В декабре прошлого года я получил извещение об избрании А. М. Пешкова в почетные академики; и я не замедлил повидаться с А. М. Пешковым, который тогда находился в Крыму, первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечатано, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст. выборы признаются недействительными; причем было точно указано, что это извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение частью исходило и от меня. Я поздравлял сердечно и я же признавал выборы недействительными — такое противоречие не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство с 1035 ст. ничего не объяснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно, почтительнейше просить В<аше> и<мператорское> в<ысочество> о сложении с меня звания почетного академика».

Вот Вам. Сочинял долго, в очень жаркую погоду и лучше сочинить не мог и, вероятно, не могу.

Приехать было нельзя^*. Хотелось с женой проехаться по Волге и по Дону, но в Москве она, т. е. жена, тяжело заболела^* опять — и мы так намучились, что было не до путешествия. Ну, ничего, авось, будем живы в будущем году, и тогда я проедусь в Геленджик^*, о котором, кстати сказать, на днях читал статью в «Историч<еском> вестнике»^*.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Полтава. Владимиру Галактионовичу Короленко.

Александровская, д. Старицкого.

Веселовскому А. Н., 25 августа 1902^*

3813. А. Н. ВЕСЕЛОВСКОМУ

25 августа 1902 г. Ялта.

Милостивый государь Александр Николаевич!

В декабре прошлого года я получил извещение^* об избрании А. М. Пешкова в почетные академики. А. М. Пешков тогда находился в Крыму, я не замедлил повидаться с ним, первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечатано^*, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст. выборы признаются недействительными. При этом было точно указано, что извещение исходит от Академии наук^*, а так как я состою почетным академиком^*, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно и я же признавал выборы недействительными — такое противоречии не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство же с 1035 ст. ничего не объяснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно, почтительнейше просить Вас ходатайствовать о сложении с меня звания почетного академика.

С чувством глубокого уважения имею честь пребыть Вашим покорнейшим слугою.

Антон Чехов. 25 августа 1902 г.

Ялта.

Книппер-Чеховой О. Л., 27 августа 1902^*

3814. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 августа 1902 г. Ялта.

27 авг.

Дусик мой, окунь мой, после долгого ожидания наконец получил от тебя письмо^*. Я живу себе потихоньку, в городе не бываю, беседую с посетителями и изредка пописываю^*. Пьесу писать в этом году не буду^*, душа не лежит, а если и напишу что-нибудь пьесоподобное, то это будет водевиль в одном акте^*.

Письма твоего Маша не давала мне^*, я нашел его в комнате матери, на столе, машинально взял и прочел — и понял тогда, почему Маша была так не в духе. Письмо ужасно грубое^*, а главное несправедливое; я, конечно, понял твое настроение, когда ты писала, и понимаю. А твое последнее письмо какое-то странное, и я не знаю, что с тобою и что у тебя в голове, дуся моя. Ты пишешь: «А странно было ждать тебя на юг, раз знали, что я лежу. Явно высказывалось нежелание, чтобы ты был около меня, больной…» Кто высказывал желание? Когда меня ждали на юг? Я же клялся тебе в письме честным словом^*, что меня одного, без тебя ни разу не звали на юг… Нельзя, нельзя так, дуся, несправедливости надо бояться. Надо быть чистой в смысле справедливости, совершенно чистой, тем паче, что ты добрая, очень добрая и понимающая. Прости, дусик, за эти нотации, больше не буду, я боюсь этого.

Когда Егор^* представит счет, ты заплати за меня, я отдам тебе в сентябре. У меня такие планы: до начала декабря я в Москве^*, потом уезжаю в Nervi^*, там и в Пизе живу до Поста, потом возвращаюсь. У меня в Ялте кашель, какого ни было и милой Любимовке. Кашель небольшой, правда, но все же он есть. Ничего не пью. Сегодня был у меня Орленев, была Назимова. Приехал Дорошевич. Виделся на днях с Карабчевским.

Писал ли я тебе насчет «Чайки»?^* Я писал в Петербург Гнедичу слезное письмо^*, в котором просил не ставить «Чайки». Сегодня получил ответ^*: нельзя не ставить, ибо-де написаны новые декорации и проч. и проч. Значит, опять будет брань^*.

Ты же не говори Маше, что я читал твое письмо к ней. Или, впрочем, как знаешь.

От твоих писем веет холодком, а я все-таки пристаю к тебе с нежностями и думаю о тебе бесконечно. Целую тебя миллиард раз, обнимаю. Пиши мне, дуся, чаще, чем один раз в пять дней. Все-таки я ведь твой муж. Не расходись со мной так рано, не поживши как следует, не родивши мне мальчишку или девчонку. А когда родишь, тогда можешь поступать как тебе угодно. Целую тебя опять-таки.

Твой Antoine.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Красные ворота, д. Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 28 августа 1902^*

3815. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 августа 1902 г. Ялта.

28 авг.

Милая моя собака, г-жа Адель, уезжая, просила дать ей какое-нибудь поручение к тебе, и вот я посылаю часть того, что должен был бы сам привезти. Боюсь, как бы она не измяла или не рассердилась на меня за то, что я даю ей так много вещей.

По вечерам в Ялте уже холодно. Обидно становится, что лето уже прошло. Ты с удовольствием удишь рыбу, по целым часам сидишь неподвижно? Ты, значит, становишься такою, как я. Целую тебя, мою дусю ненаглядную, и обнимаю.

Твой Antoine.

Напиши, получила ли вещи^*, в исправности ли…

На конверте:

Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный, д. Гонецкой.

Короленко В. Г., 28 августа 1902^*

3816. В. Г. КОРОЛЕНКО

28 августа 1902 г. Ялта.

28 авг. 1902.

Дорогой Владимир Галактионович, вот еще подробности. Когда мною были написаны заявление к К<онстантину> К<онстантиновичу>^* и письмо к Вам^*, вдруг явился гость — акад. Кондаков, которого Вы знаете. Мы разговорились, и он между прочим сказал мне, что заявление следует посылать на имя А. Н. Веселовского, так как сей состоит председателем Отделения, но вовсе не на имя К<онстантина> К<онстантиновича>, который состоит только членом Отделения, как я и Вы. Я быстро переписал заявление^* и в тот же день послал его^* — на имя Веселовского. Стало быть, Батюшков был не прав.

Заявление я переписал, письмо же к Вам послал так, рассчитывал написать Вам еще на другой день^*. Расчет мой оказался неверным, я запаздываю дня на три, в расчете, что Вы простите и не посетуете на меня.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Стемнело в комнате, плохо вижу и потому плохо пишу, кажется.

Ваш А. Чехов.

Васильевой О. Р., 29 августа 1902^*

3817. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

29 августа 1902 г. Ялта.

29 авг. 1902. Ялта.

Многоуважаемая Ольга Родионовна, спасибо Вам за письмо^*. Я буду в Москве в сентябре^*, вероятно, около 20-го, и если Вы не уедете за границу^*, то мы еще увидимся, А если уедете, то так тому, значит, и быть.

Скажите Вашим девочкам^*, чтобы они не хворали, чтобы вели себя хорошо, а то я стану наказывать их. Вы пишите, что любите одну больше^*, другую — меньше, но ведь они обе одинаково хороши, одинаково славные, милые девочки.

Вы, как пишете, потеряли одно ухо. Теперь, слушая кого-нибудь, Вы должны будете поворачивать в сторону говорящего здоровое ухо. Это обидно.

Во всяком случае надеюсь, что мы еще увидимся. Эту зиму я буду в Италии, в Nervi^*.

Желаю Вам всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 29 августа 1902^*

3818. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

29 августа 1902 г. Ялта.

29 авг.

Милая моя жена, актрисуля, собака моя, здравствуй! Ты просишь ответа на вопросы, которые предлагаешь в своем последнем письме^*. Изволь! Да, визитеры уже одолевают меня. Вчера, например, приходили с утра до вечера — и так, и по делам. Ты пишешь, что визитерство это мне нравится, что я кокетничаю, когда говорю, что это злит меня. Не знаю, кокетничаю или нет, только работать мне нельзя, и от разговоров, особенно с незнакомыми, я бываю очень утомлен. Ты пишешь: «я очень рада, что тебе так нравится в Ялте и что тебе так хорошо там». Кто тебе писал, что мне тут так хорошо? Затем ты спрашиваешь, что мне сказал Альтшуллер. Сей доктор бывает у меня часто. Он хотел выслушать меня, настаивал на этом, но я отказался. Настроение? Прекрасное. Самочувствие? Вчера было скверно, принимал Гуниади^*, а сегодня — ничего себе. По обыкновению, кашляю чаще, чем на севере. Дорогу перенес я очень хорошо^*; было только очень жарко и пыльно. Ты седеешь и стареешь? Это от дурного характера, оттого, что не ценишь и недостаточно любишь своего мужа. Спится мне как всегда, т. е. очень хорошо, лучше не нужно. Ярцев был у меня вчера, весело болтал, хвалил землю, которую он купил в Крыму (около Кокоз); по-видимому, у него и в Благотв<орительном> обществе^* все благополучно, так как все разъяснилось и начальство увидело, что оно, т. е. начальство, было обмануто доносчиками.

Жарко, ветер, неистово дую нарзан. Сегодня получил от Немировича письмо^*, получил пьесу от Найденова^*. Еще не читал. Немирович требует пьесы^*, но я писать ее не^* стану в этом году, хотя сюжет великолепный, кстати сказать.

Маша получила сегодня письмо из Алупки от Чалеевой. Пишет, что ей скучно, что она больна и что ей читать нечего. Письмо невеселое.

Маша приедет в Москву 6 сентября, привезет вина. Дуся моя хорошая, узнай, не может ли полк<овник> Стахович дать письмо^* (свое или от кого-нибудь) министру народного просвещения Зенгеру о том, чтобы приняли одного еврея в ялтинскую гимназию. Этот еврей держит экзамены уже 4 года, получает одни пятерки, и все-таки его не принимают, хотя он сын ялтинского домовладельца. Жидков же из других городов принимают. Узнай, дуся, и напиши мне поскорее.

Напиши о своем здоровье хоть два слова, милая старушка. Удишь рыбу? Умница.

Не знаю, хватит ли у тебя денег, чтобы заплатить Егору за обед^*. Не выслать ли тебе? Как ты думаешь? Пиши мне, собака, поподробней, будь женой. У нас обеды хуже, чем были в Любимовке, осетрина только хорошая. Я ем гораздо меньше, но молоко пью; пью и сливки, довольно порядочные.

Дождя нет, все пересохло в Крыму, хоть караул кричи. Вчера был у меня Дорошевич. Говорили много и долго о разных разностях. Он в восторге от Художеств<енного> театра, от тебя. Видел тебя только в «В мечтах»^*.

Беру за хвост мою собаку, взмахиваю несколько раз, потом глажу ее и ласкаю. Будь здорова, деточка, храни тебя создатель. Если увидишь Горького на репетиции^*, то поздравь его^* и скажи — только ему одному, — что я уже не академик^*, что мною послано в Академию заявление. Но только ему одному, больше никому. Обнимаю мою дусю.

Твой муж и покровитель.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Красные ворота, д. Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 31 августа 1902^*

3819. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

31 августа 1902 г. Ялта.

31 авг.

Отчего ты не получаешь моих писем^*, дуся? Не знаю. Я пишу тебе почти каждый день, редко пропускаю. Прежде писал в Тарасовку^*, а теперь по твоему приказанию в д. Алексеева^*.

Ну-с, в эти последние 4 дня я был нездоров, кашлял, тянуло всего, а теперь как будто ничего, только кашель остался. Вообще здесь я кашляю больше, чем на севере. Ты пишешь^*: «Как же ты меня зовешь в Ялту, раз ты сам говорил, что мне нельзя ехать? Не понимаю. Вообще ничего не понимаю». Я звал тебя в Ялту и при этом писал, чтобы ты попросилась у Таубе и Штрауха. Не я говорил тебе, что тебе нельзя ехать, а доктора. Ты пишешь, что вообще ничего не понимаешь. Чего, собственно, не понимаешь? Я выражаюсь как-нибудь иносказательно? Я обманываю? Нет, нет, нет, дуся, это все нехорошо.

Получил письмо от М. С. Смирновой^* с фотографиями и от Лили^*. Отвечать им едва ли я соберусь когда-нибудь; скажи им, что не пишу, потому что скоро приеду^* и увижусь с ними. Скажи, чтобы Мария и Наталия прислали мерки со своих ног^*, без мерок нельзя купить башмаков.

В Ялте жарко, дождей нет совсем, и похоже, будто не будет, по ночам я обливаюсь потом. Чернила сохнут. А ведь завтра сентябрь! Деревья в саду не пропали, но и ни на один вершок не выросли.

Если урядник уступит свой участок^*, то все же у нас берега не будет. А без своего берега нельзя. Тогда уж лучше взять около Алексеевых^*, у уделов. Лучше же всего — подождать случая.

Пьесы Найденова еще не читал^*. Как-то не тянет. Читаю богословские журналы^* и вообще журналы^*. Ну, будь здорова, дуся моя. Теперь я стал получать от тебя письма чаще, спасибо за это. Пиши же, не ленись, собака моя хорошая, девочка моя великолепная… Целую тебя и обнимаю много раз.

Твой А.

На конверте:

Москва. Красные ворота, д. Алексеевой.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 1 сентября 1902^*

3820. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 сентября 1902 г. Ялта.

1 сентября.

Милая моя, родная, опять я получил от тебя странное письмо^*. Опять ты взваливаешь на мою башку разные разности. Кто тебе сказал, что я не хочу вернуться в Москву, что я уехал совсем и уже не вернусь этой осенью? Ведь я же писал тебе^*, писал ясно, русским языком, что я приеду непременно^* в сентябре и буду жить вместе с тобой до декабря. Разве не писал? Ты обвиняешь меня в неоткровенности^*, а между тем ты забываешь всё, что я говорю тебе или пишу. И просто не придумаю, что мне делать с моей супругой, как писать ей. Ты пишешь, что тебя дрожь пробирает при чтении моих писем, что нам пора разлучаться, что ты чего-то не понимаешь во всем… Мне кажется, дуся моя, что во всей этой каше виноват не я и не ты, а кто-то другой, с кем ты поговорила. В тебя вложено недоверие к моим словам, к моим движениям, всё тебе кажется подозрительным — и уж тут я ничего не могу поделать, не могу и не могу. И разуверять тебя и переубеждать не стану, ибо бесполезно. Ты пишешь, что я способен жить около тебя и все молчать, что нужна ты мне только как приятная женщина и что ты сама как человек живешь чуждой мне и одинокой… Дуся моя милая, хорошая, ведь ты моя жена, пойми это наконец! Ты самый близкий и дорогой мне человек, я тебя любил безгранично и люблю, а ты расписываешься «приятной» женщиной, чуждой мне и одинокой… Ну, да бог с тобой, как хочешь.

Здоровье мое лучше, но кашляю я неистово. Дождей нет, жарко. Маша уезжает 4-го, будет в Москве 6-го. Ты пишешь, что я покажу Маше твое письмо; спасибо за доверие. Кстати сказать, Маша решительно ни в чем не виновата^*, в этом ты рано или поздно убедишься.

Начал читать пьесу Найденова^*. Не нравится мне. Не хочется дочитывать до конца. Когда переедешь в Москву^*, то телеграфируй. Надоело писать чужие адресы^*. Удочку мою не забудь, заверни удилище в бумагу. Будь весела, не хандри, или по крайней мере делай вид, что ты весела. Была у меня С. П. Средина, рассказывала много, но неинтересно; уже ей известно, как ты болела^*, кто около тебя был, а кто не был. Старуха Средина^* уже в Москве.

Если будешь пить вино, то напиши, я привезу. Напиши, есть ли у тебя деньги, или обойдешься до моего приезда. Чалеева живет в Алупке; дела ее очень плохи.

Ловим мышей.

Напиши, что ты делаешь, какие роли повторяешь, какие учишь вновь. Ты ведь не ленишься, как твой муж?

Дуся моя, будь женой, будь другом, пиши хорошие письма, не разводи мерлехлюндии, не терзай меня. Будь доброй, славной женой, какая ты и есть на самом деле. Я тебя люблю сильнее прежнего и как муж перед тобой ни в чем не виноват, пойми же это наконец, моя радость, каракуля моя.

До свиданья, будь здорова и весела. Пиши мне каждый день непременно. Целую тебя, пупсик, и обнимаю.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Красные ворота, д. Алексеевой.

Чехову Г. М., 1 сентября 1902^*

3821. Г. М. ЧЕХОВУ

1 сентября 1902 г. Ялта.

Спасибо, милый Жоржик, за хлопоты^*. Только ты забыл написать, сколько тобою потрачено. Напиши непременно, буду ждать.

Жена под Москвой на даче^*, я в Ялте, покашливаю.

Будь здоров и весел, поклонись своим^*. Спасибо за фотографию^*.

Твой А. Чехов. 1 сентября.

На обороте:

Таганрог. Его высокоблагородию Георгию Митрофановичу Чехову.

Книппер-Чеховой О. Л., 3 сентября 1902^*

3822. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 сентября 1902 г. Ялта.

3 авг.

Оля, прелесть моя, дуся, вчера получил твое великолепное письмо^*, прочел и успокоился. Спасибо тебе, родная. Я живу помаленьку, приеду, вероятно, 20 сентября^*, если не случится чего-нибудь; если случится, тогда попозже приеду.

Маша уезжает завтра^*, мне теперь будет скучно. А у меня совсем нет аппетита, ем мало, сравнительно^* с прежним (любимовским) очень мало. Писем получаю еще меньше.

Целую мою жену великолепную, обнимаю. Пиши хоть через три дня в четвертый. А когда я начну адресовать свои письма не на Красные ворота?^*

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Красные ворота, д. Алексеевой.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 сентября 1902^*

3823. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 сентября 1902 г. Ялта.

5 сент.

Дусик мой хороший, пишу я тебе, и мне кажется почему-то, что письма мои не доходят до тебя, — и потому нет охоты писать. Когда я начну адресоваться на Неглинный?^* Этот адрес на дом Алексеева^* представляется мне крайне туманным, в чем, конечно, я и ошибаюсь.

У меня бывает Суворин, который теперь в Ялте. Сегодня он уезжает. Бывают Миролюбов и Дорошевич.

Пиши мне побольше. Я отдал г-же Адель твои вещи^* потому, что она сама просила.

Ну, дусик, переменяй же адрес. Жара здесь невозможная, дождей нет и, похоже, не будет. Я замучился, можно сказать.

Храни тебя бог. Целую и обнимаю.

Твой А.

У меня народ непрерывно, писать нет возможности.

На конверте:

Москва. Красные ворота, д. Алексеевой.

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 6 сентября 1902^*

3824. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

6 сентября 1902 г. Ялта.

6 сент.

Крокодильчик мой, жена моя необыкновенная, не приехал я в Москву вопреки обещанию вот почему. Едва я приехал в Ялту, как барометр мой телесный стал падать, я стал чертовски кашлять и совершенно потерял аппетит. Было не до писанья и не до поездок. А тут еще, как нарочно, дождей нет и нет, хоть погибай, душа сохнет от жары. Хотел было принять по обычаю Гуниади Янос, но сия вода оказалась в Ялте поддельной, и у меня ровно два дня от нее были перебои сердца.

Видишь, какой скучный твой муж! Сегодня, чувствую, мне гораздо легче, но дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Поехал бы в Москву, да боюсь дороги, боюсь Севастополя, где придется сидеть полдня. А ты не приезжай сюда. Мне неловко звать тебя сюда в знойную пыльную пустыню, да и нет особенной надобности, так как мне уже легче и так как скоро я приеду в Москву^*.

100 р. за десятину — это сумасшедшая цена, нелепая. Брось, дусик, осматривать дачи^*, все равно ничего не выйдет. Будем ждать случая, это лучше всего, или будем каждое лето нанимать дачу.

Про какое письмо Немировича пишешь ты?^* Письмо к Штрауху? Какое? В чем дело?

В случае, если захочешь приехать в Ялту, то привези плевательницу (синюю, я забыл ее), pince-nez; рубах не привози, а привези фуфаечное белье, егеровское.

Суворин сидел у меня^* два дня, рассказывал разные разности, много нового и интересного — и вчера уехал. Приходил почитатель Немировича — Фомин, читающий публичные лекции на тему «Три сестры» и «Трое» (Чехов и Горький), честный и чистый, но, по-видимому, недалекий господинчик. Я наговорил ему что-то громоздкое, сказал, что не считаю себя драматургом, что теперь есть в России только один драматург — это Найденов, что «В мечтах»^* (пьеса, которая ему очень нравится) мещанское произведение и проч. и проч. И он ушел.

Пишу тебе твой собственный московский адрес, так как ты, если верить твоему последнему письму^*, уже перебралась в Москву^*. И великолепно.

Целую мать моего будущего семейства^* и обнимаю. Скажи Вишневскому, чтобы он написал мне строчки две о том о сем.

Делаю salto mortale на твоей кровати, становлюсь вверх ногами и, подхватив тебя, перевертываюсь несколько раз и, подбросив тебя до потолка, подхватываю и целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 8 сентября 1902^*

3825. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 сентября 1902 г. Ялта.

8 сент.

Сегодня, дуся, стало прохладно, дышится легко, и здоровье мое можно назвать великолепным. Сегодня даже есть хотелось.

Получил письмо от Валерии Алексеевой^* с просьбой — разрешить ей для Америки перевод моих рассказов. Ты, помнится, уже писала мне об этой нелепости^*. Разрешить ей я не могу, так как, кажется, разрешил уже другим; да и она может переводить без разрешения.

Ищешь квартиру?^* Напиши, как и что.

На дождь похоже, но, кажется, дождя не будет. Просто хоть караул кричи.

Будь здорова, моя милая воробьиха. Целую тебя, дусю мою ненаглядную.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Лаврову В. М., 8 сентября 1902^*

3826. В. М. ЛАВРОВУ

8 сентября 1902 г. Ялта.

8 авг. 1902.

Милый друг Вукол Михайлович, я приехал сюда в августе, чтобы работать, но здесь, как водится, заболел. Начался кашель, слабость, отбило от еды — и так почти целый месяц. А тут еще погода, как назло, отвратительная: ни капли дождя, зной и пыль. Я решил уехать отсюда, что и произойдет, как только буду иметь возможность. Поеду, вероятно, в Nervi^* (это около Милана), постараюсь, чтобы путь мой лежал через Москву^*.

Пьесы писать я не буду в этом году^*. Буду писать рассказы^*, а как и что — о сем поговорим при свидании в Москве, вероятно, после 25 сентября.

Сегодня стало прохладно, и я почувствовал легкость и кашляю, кажется, меньше.

Будь здоров, поклонись Виктору Александровичу^*.

Твой А. Чехов.

Сестра^* и О<льга> Л<еонардовна>^* в Москве.

Книппер-Чеховой О. Л., 10 сентября 1902^*

3827. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 сентября 1902 г. Ялта.

10 сентября.

Милый мой карапузик, насчет еврейчика не хлопочи^*, он уже учится в гимназии. У нас дождя нет и нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Воды нет. В воздухе взвешена невидимая пыль, которая, конечно, делает свое дело. Но все же я поправился, мне гораздо легче; кашляю меньше, и уже хочется есть.

Я отказался быть пайщиком у Морозова^*, потому что долга не получил^* и, по-видимому, не скоро его получу или совсем не получу. Быть же пайщиком только номинально, по названию я не хочу. Ты артистка, получаешь ты меньше, чем заслуживаешь, и потому ты можешь быть пайщицей в кредит, ну а я нет.

Ходишь^* ты теперь пешком или ездишь на извозчике? Бываешь в театрах? Вообще что поделываешь? Что читаешь? Если кто-нибудь поедет в Ялту, то пришли плевальницу и очки.

В этом году я непременно поеду за границу^*. Здесь зимовать по многим причинам я не могу.

А позволил ли Штраух тебе иметь детей? Теперь же или после? Ах, дуся моя, дуся, время уходит! Когда нашему ребенку будет полтора года, то я, по всей вероятности, буду уже лыс, сед, беззуб, а ты будешь, как тетя Шарлотта^*.

О, если бы дождь! Подло без дождя.

Целую мою старушку и обнимаю. Пиши мне, не ленись, снисходи. Когда кончится постройка театра?^* Напиши, дуся.

Твой муж А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Членову М. А., 10 сентября 1902^*

3828. М. А. ЧЛЕНОВУ

10 сентября 1902 г. Ялта.

10 сентября 1902.

Дорогой Михаил Александрович, здравствуйте! Очень был рад получить от Вас письмо^* и узнать, что профессорского места Вы в Казани не получили^* и остаетесь в Москве.

Почему Вы думаете, что издавать Вашу книгу надо у Сытина, а не у Риккера?^* Как бы то ни было, писать Сытину я не буду, это бесполезно; с ним надо поговорить обстоятельно, в «Славянском базаре» за завтраком. Погодите, в конце сентября я приеду в Москву^* и тогда поговорю с ним. Вместе пойдем завтракать — это еще лучше — и устроим все, буде не помешают какие-либо соображения.

Итак, стало быть, до конца сентября. К Рождеству же напечатать успеете.

А я все кашляю. Как приехал в Ялту, так и стал бултыхать — с мокротой и без оной. Дождей здесь нет, пыльно.

Ну-с, будьте здоровы, желаю Вам здравия и всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Бунину И. А., 11 сентября 1902^*

3829. И. А. БУНИНУ

11 сентября 1902 г. Ялта.

Милый Иван Алексеевич, за что Вы меня оштрафовали? За какую вину? Что я Вам сделал? Почему Вы не прислали мне «Новых стихотворений»^*? Ах, молодой человек, молодой человек!

Здесь нет дождя, пыль, ветер. Становится холодно. Будьте здоровы и великолепны.

Ваш А. Чехов. 11 сентября 1902. Ялта.

Книппер-Чеховой О. Л., 12 сентября 1902^*

3830. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 сентября 1902 г. Ялта.

12 сентября.

Милая моя, дуся, ты пишешь, что 9-го сентября было твое рождение^*. Отчего же я не знал этого? Поздравляю мою новорожденную и конечно извиняюсь, так как ничего больше не остается, как только извиняться. В своем последнем письме ты, между прочим, упрекаешь меня за то, что я обманул тебя^*, остался в Ялте. Но разве я мог приехать? Ведь я кашлял неистово, зверски, всего меня ломало, я злился и скрипел, как старый воз с неподмазанными колесами. У вас снег, а здесь погода мерзкая, ни капли дождя, дует сухой пыльный ветер, по вечерам очень холодно. И вот теперь изволь решать вопрос, здесь ли мне оставаться или в Москву ехать.

Л. Средин приехал, был у меня. Скоро в Москву прибудет Миролюбов, побывает у тебя. Вероятно, и я скоро приеду, так как сидеть здесь невесело, да и все равно надо уехать, как ни финти. Кровохарканья не было ни разу.

Ты пишешь, что, по словам Штрауха, ты уже выздоровела, а между тем не ездишь на извозчике, все ходишь пешком. Почему это так? Или выздоровела, да не совсем?

Пиши о здоровье подробней — об этом просил и прощу настойчиво, на основании законов, по которым жена должна быть на повиновении у мужа.

Дусик мой, целую тебя в лоб и затылок, скучаю без тебя отчаянно. Веди себя хорошо, не простуживайся, не хандри. Бог тебя благословит.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 сентября 1902^*

3831. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 сентября 1902 г. Ялта.

14 сент.

Собака, здравствуй! Здоровье мое теперь в общем недурно, кашель гораздо меньше. В купальне я не простужался^*, не выдумывай, сделай милость. У меня просто произошло обострение легочного процесса вследствие ялтинского зноя и невообразимой пыли. Теперь стало холодно — и я ожил.

Опять-таки повторяю: я не взял тебя с собой^*, потому что Штраух не позволил. И мне кажется, что ты со мной все равно бы не поехала. Ты была уже охвачена своими интересами — театром, съездом актеров, живыми разговорами, и тебе было уже не до Ялты. Ну, да все равно, дусик мой необыкновенный, скоро, вероятно, увидимся. Я отсюда поеду в Nervi через Москву^* и буду сидеть в оной Москве, около своей супружницы столько времени, сколько только можно.

Поздравляю с роялью^*. Поиграй на нем, и если он окажется в самом деле хорошим, то не купить ли нам его в собственность? Подумай, собака. Я приеду, и тогда решим. Ведь Николаша не выберет дурного инструмента.

Вина я не выслал тебе^*, потому что сам привезу. Пьесы не могу писать^*, меня теперь тянет к самой обыкновенной прозе.

Холодно, барометр тянется все выше и выше, дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Я стал есть помногу. Мух теперь в комнатах чертова пропасть (на дворе им холодно), попадаются они в кофе и в супе. На море качает. Пыль.

Миролюбов поехал, привезет от меня 200 р. — это на харчи тебе и Маше. Он или теперь вручит деньги, или вышлет из Петербурга, это смотря по обстоятельствам.

Каждый день ем арбузы.

До свиданья, деточка моя! Целую тебя, подбрасываю вверх, потом ловлю и, перевернув в воздухе неприлично, обнимаю, подбрасываю и опять обнимаю и целую мою актрисулю.

Нет ли каких новых пьес? Не предвидятся ли?

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Комиссаржевской В. Ф., 14 сентября 1902^*

3832. В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ

14 сентября 1902 г. Ялта.

14 сентября 1902.

Дорогая Вера Федоровна, я скоро поеду в Москву^*, а оттуда в Nervi^*, или прямо в Nervi, поеду, как мне кажется, скоро, но когда именно, еще неизвестно, дня не назначено. Все дело в кашле, и если он не уймется и вообще мне не станет легче, то пожалуй задержусь в Ялте, но все-таки, вероятно, к первому октября я уже уеду.

А когда Вы будете в Севастополе? Не увидимся ли мы там?

Здесь погода неважная: холодно, пыль, дождя не было чуть ли не с самой весны. И чем раньше убегу, тем лучше.

А мне самому нужно бы и хотелось бы повидаться с Вами и поговорить.

Будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Ялта.

Телешову Н. Д., 14 сентября 1902^*

3833. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

14 сентября 1902 г. Ялта.

Дорогой Николай Дмитриевич, большое Вам спасибо! Сегодня я получил Вашу «Белую цаплю»^* и «Книгу рассказов и стихотворений»^*. Я прочел уже почти все — и многое мне понравилось, многое очаровало. Ваши вещи — прелесть, «В сочельник» и «Песня о слепых» (особенно конец) показались мне необыкновенно хорошими, великолепными, быть может оттого, что я давно уже не читал беллетристик. Спасибо большое, большущее! Крепко жму руку и прошу не забывать меня в святых молитвах. Поклон и привет завсегдатаям «сред»^*.

Ваш А. Чехов.

14 сент. 1902.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Николаю Дмитриевичу Телешову.

Чистые пруды, д. Тереховой.

Чеховой М. П., 14 сентября 1902^*

3834. М. П. ЧЕХОВОЙ

14 сентября 1902 г. Ялта.

Милая Маша, в Ялте все нет дождя и не похоже, что он когда-нибудь будет; барометр все поднимается. Но стало прохладно, кашель мой почти прекратился, и я уже ем, хотя мне все еще подают цыплят и будут подавать, несмотря ни на какие мольбы. Я поеду в Nervi и по пути буду в Москве^*, где проживу столько времени, сколько будет возможно. Я велел постлать у себя ковры, стало хорошо. Мать здорова. Все благополучно, нового нет ничего.

Вчера ночью, как говорит мать, было только 4 градуса тепла. Все жалуются на холод, а мне хорошо. А если бы пошел дождь, тогда было бы совсем недурно.

Будь здорова и благополучна. Бываешь ли в Большом театре? У Корша?

Твой Antoine. 14 сентябрь.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 16 сентября 1902^*

3835. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 сентября 1902 г. Ялта.

16 авг.

Дуся моя, птица моя, здравствуй! Как живешь-можешь? Что новенького? У нас ничего, если только не говорить о погоде, которая потеплела, стала приличной. А дождя все-таки нет, и не похоже, что он когда-нибудь будет.

Зачем и что я буду писать Валерии Алексеевой^*, если, во-первых, я не знаю, умеет ли она переводить, и, во-вторых, не знаю даже, как ее величать по батюшке. Для чего тебе нужно, чтобы я вышел в Америке? Да еще в дамском, т. е. очень плохом переводе? Ответь ей сама что-нибудь.

Передай М. С. Смирновой, что я не отвечу ей на письмо^* до тех пор, пока она не пришлет мне своего московского адреса и мерки с ноги сестры своей Наталии.

Была в новом театре?^* Ну как?

Сегодня получил жизнерадостное письмо от Вишневского^*, который, очевидно, как только окунулся в театральное дело, так и ожил. Я очень хочу тебя видеть и потрогать тебя за щеку, за плечо. Ведь я твой муж и имею право делать с тобой вое, что угодно, — имей это в виду.

Бываешь ли на репетициях, работаешь ли?^* Идут ли «Столпы общества»?^* Все, все напиши подробнейшим образом.

Целую моего карапузика и обнимаю. Бог тебя благословит, дуся. Я тебя люблю.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Вишневскому А. Л., 18 сентября 1902^*

3836. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

18 сентября 1902 г. Ялта.

Дорогой Александр Леонидович, вот еще одна принадлежащая Вам карточка^* — это последняя. Сим извещаю Вас, что я жив и здоров и что приеду в Москву скоро^*, как только получу известие, что погода стала лучше. Нового ничего нет, все старо, как А. Ф. Дьяконов^*. Поклонитесь Немировичу и будьте здоровеньки.

Ваш А. Чехов.

18 сент. 1902.

Доходят слухи о Вашей деятельности в качестве заведующего хозяйственной частью^*; все хвалят Вас, в восторге.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

Книппер-Чеховой О. Л., 18 сентября 1902^*

3837. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

18 сентября 1902 г. Ялта.

18 сент.

Супружница моя славная, у меня целое событие: ночью был дождь. Когда утром сегодня я прошелся по саду, то все уже было сухо и пыльно, но все же был дождь, и я ночью слышал шум. Холода прошли, опять стало жарко. Здоровье мое совершенно поправилось, по крайней мере ем я много, кашляю меньше; сливок не пью, потому что здешние сливки расстраивают желудок и насыщают очень. Одним словом, не беспокойся, все идет если и не очень хорошо, то по крайней мере не хуже обыкновенного.

Сегодня мне грустно, умер Зола^*. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я мало любил его, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело Дрейфуса^*, я оценил его высоко.

Итак, скоро увидимся, клопик мой. Я приеду и буду жить до тех пор, пока не прогонишь. Успею надоесть, будь покойна. Скажи Найденову, если речь зайдет насчет его пьесы^*, что у него большой талант — что бы там ни было. Я не пишу ему, потому что скоро буду говорить с ним — так скажи.

Морозову я писал то же самое^*, что написал тебе, т. е. что я выхожу из пайщиков по безденежью, так как не получил долга, который рассчитывал получить.

Не хандри, это тебе не к лицу. Будь веселенькой, дусик мой. Целую тебе обе руки, лоб, щеки, плечи, глажу тебя всю, обнимаю и опять целую.

Твой А.

Где Котик^*?

Мать кланяется тебе и все жалуется, что ты ей не пишешь.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 18 сентября 1902^*

3838. М. П. ЧЕХОВОЙ

18 сентября 1902 г. Ялта.

18 сент. 1902.

Милая Маша, ночью шел дождь. Шел недолго, но все же в бак текло, и, вероятно, текла одна грязь. В саду посвежело, хотя и сухо по-прежнему. Сегодня жарко.

Я скоро приеду в Москву, вероятно, вскоре после первого октября — смотря по обстоятельствам и по московской погоде.

Мать здорова, все благополучно. Нового ничего нет. Целую тебя.

Твой Antoine.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 20 сентября 1902^*

3839. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 сентября 1902 г. Ялта.

20 сент.

Оля, мордуся моя милая, здравствуй! В последних письмах своих ты совсем превратилась в меланхолию^* и, быть может, совсем уже стала монашкой, а мне так хочется видеть тебя! Я скоро, скоро приеду^* и, повторяю, буду жить до тех пор, пока не прогонишь, хоть до января. Мать выезжает из Ялты 3 октября — так, по крайней мере, она говорила вчера. Сначала она проедет в Петербург и потом уж, вернувшись оттуда, будет жить в Москве, у Ивана. Так я ей советую.

Что тебя так беспокоит мой пай у Морозова?^* Велика важность! Когда приеду в Москву, поговорю с ним, а пока не трогай его, дуся.

Итак, я в Москву поеду без плевальницы, а в вагоне это ух как неудобно. Ты не присылай, а то, пожалуй, разминусь с посылкой. В день моего приезда прикажи Маше зажарить телячью котлету, ту самую, которая стоит 30 коп. И пива бы Стрицкого «Экспорт». Кстати сказать, я теперь ем много, но сил и энергии все-таки мало, и опять стал кашлять, опять стал пить эмс. Но настроение ничего себе, не замечаю, как проходит день. Ну, да все это пустяки.

Ты пишешь, что если бы мы жили вместе неразлучно, то ты надоела бы мне, так как я бы привык к тебе, как к столу, к стулу. «А мы с тобой оба недоконченные какие-то». Не знаю, дуся, докончен я или нет, только уверен в том, что чем дольше жил бы с тобой вместе, тем моя любовь становилась бы глубже и шире. Так и знай, актрисуля. И если бы не болезнь моя, то более оседлого человека, чем я, трудно было бы сыскать.

Дождь покрапал ночью третьего дня, чуть покрапал вчера днем, и больше ни капли. Солнце жжет по-прежнему, все сухо. Насчет кишечника ты поговорила бы с Таубе. Вернулся он из-за границы? Ты справлялась? Ведь от плохого кишечника меланхолия, имей сие в виду. Под старость, благодаря этой болезни, ты будешь колотить мужа и детей. Колотить и при этом рыдать.

Завтра приедет Альтшуллер, будет выслушивать меня — это первый раз за всю осень. Я все отказывал ему, а теперь как-то неловко. Он все пугал, грозил тебе написать. (Здесь в Ялте все почему-то думают, что ты строгая, держишь меня в субординации.)

Что же еще? Ну, еще целую моего клопика. Пиши о своем здоровье подробнее, повидайся, повторяю, с Таубе и опять-таки пиши. Итак, целую и глажу по спине, потом обнимаю. До свиданья!!

Твой А.

Пиво Стрицкого называется «Экспорт». Если будешь выписывать из склада 20 бут., то выпиши так: 10 бут. «Мартовского» и 10 бут. «Экспорт». Перед приездом буду телеграфировать^*.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Суворину А. С., 20 сентября 1902^*

3840. А. С. СУВОРИНУ

20 сентября 1902 г. Ялта.

Орленев давно уехал^*. Играет субботу Луганске. Мое здоровье лучше. Рассчитываю октябре уехать Москву^*, потом Италию^*. Приезжайте Ялту.

Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 22 сентября 1902^*

3841. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 сентября 1902 г. Ялта.

22 сент.

Милая моя философка, немчушка моя, здравствуй! Сегодня получил от тебя великолепное письмо — описание поездки твоей в Любимовку^* и, прочитавши, порадовался, что у меня такая хорошая, славная жена. Вчера был у меня Альтшуллер, смотрел меня в первый раз за эту осень. Выслушивал, выстукивал. Он нашел, что здравие мое значительно поправилось, что болезнь моя, если судить по той перемене, какая произошла с весны, излечивается; он даже разрешил мне ехать в Москву — так стало хорошо! Говорит, что теперь ехать нельзя, нужно подождать первых морозов. Вот видишь! Он говорит, что это помог мне креозот и то, что я зиму провел в Ялте, а я говорю, что помог мне это отдых в Любимовке. Не знаю, кто прав. Из Москвы, по требованию Альтшуллера, я должен буду уехать тотчас же по приезде. Я сказал: «Уеду в декабре, когда жена пустит». Теперь вопрос: куда уехать?^* Дело в том, что в Одессе чума и очень возможно, что когда в феврале или марте я буду возвращаться из заграницы, то меня задержат на несколько суток и потом в Севастополе и Ялте будут смотреть как на прокаженного. Возвращаться же зимой мне можно только через Одессу. Как теперь быть? Подумай-ка!

У нас нет дождя. Ветер.

Читал статью Августа Шольца о Художественном театре^*. Какой вздор! Чисто немецкая хвалебная галиматья, в которой больше половины сведений, которые автор уделяет публике между прочим, сплошное вранье; например, неуспех моих пьес на сцене московских имп<ераторских> театров^*. Одно только и хорошо: ты названа самой талантливой русской актрисой^*.

Пиджаки и брючки мои износились, я стал походить на бедного родственника… Тебе будет совестно ходить со мной по Москве, и так и быть уж, я буду делать вид на улице, что ты со мной незнакома, — и так, пока не купим новых брюк.

Ну, светик мой, мордочка, будь здоровехонька. Не хандри и не распускай нервов. Знай, что я обнимаю тебя и треплю изо всех сил. Скоро увидимся, дусик.

Твой А.

Итак, стало быть, я здоров. Так и знай.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чехову М. П., 23 сентября 1902^*

3842. М. П. ЧЕХОВУ

23 сентября 1902 г. Ялта.

23 сент. 1902.

Милый Мишель, книжная торговля^* на жел<езных> дорогах — это дело хорошее, я очень рад и от души поздравляю. Ты можешь сделать, да и, вероятно, сделаешь очень много хорошего. Ведь до сих пор книжной торговлей на жел<езных> дорогах заведовали люди бездарные и притом жулики; судить о ней по тому, что до сих пор было, никак нельзя, и мне кажется, что книжная торговля на вокзалах через два-три года может стать неузнаваемой.

Продавцов для Севастополя и Симферополя найду, когда посоветуюсь об этом с одним севастопольцем-старожилом^*. А буду я в Севастополе около 10 октября^*.

У меня был старик Суворин^*, просидел у меня два дня. При нем я был нездоров, все кашлял и ничего не ел. Теперь мне лучше, я и ем и кашляю мало.

Мамаша выедет из Ялты 1–3 октября, пробудет в Москве дня три и потом прямо к тебе.

Вот первая реформа, которую я советовал бы тебе завести в книжных шкафах: продажа марок и открытых писем по казенной цене, как у Мюр и Мерилиза. И вывеска должна быть подобающая: марки по 7 коп. Меры, вроде этой, в 1–2 года сделают шкафы необходимыми.

Сегодня получил из Омска от епископа Сергия письмо^*. Пишет, что нездоров, хочет переводиться в Россию.

Ольге Германовне^* и детишкам^* сердечный привет и поклон. Будь здоров и весел.

Твой А. Чехов.

Как устроюсь на зиму? Поеду в Москву в октябре^* и оттуда, вероятно, в Nervi^*. Это такой город есть в Италии. Ольге Леонардовне лучше^*, она уже работает.

На конверте:

Петербург. Михаилу Павловичу Чехову.

Уг. Большого пр. и Широкой, 64, кв. 4.

Книппер-Чеховой О. Л., 24 сентября 1902^*

3843. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 сентября 1902 г. Ялта.

24 сент. 1902.

Дусик мой замечательный, у нас был дождь, довольно хороший, стало грязно. Стало быть, о дожде писать тебе больше уже не буду.

При<сяжного> пов<еренного> Аделя я видел на пароходе^*, когда передавал его жене посылку. Он мне понравился, хотя пришлось недолго разговаривать. Я дразнил m-me Адель пирожками Бартельс^*, говоря, что его надо в тюрьму, а он, т. е. ее муж, принял это всерьез и стал в защиту Бартельса и твоего брата.

Не забудь, собака: когда приеду в Москву, купим духов «Houbigant», самый большой флакон или два-три поменьше, и вышлем Альтшуллеру. Не забудь, пожалуйста, напомни мне.

Мать уезжает в Москву 1 окт<ября> или самое позднее — 3-го. Берет с собой кухарку Полю, горничную отпускают; остаемся я, бабушка^* и Арсений. Предполагается, что я буду обедать в городе. К 15 октябрю приедет в Москву сам^*. Трепещи. Возьму с собой пальто осеннее, шапку и шляпу. Если будет холодно, то шубу привезешь на вокзал. Но думаю, пальто достаточно. Возьму и плед.

Буду жить в Москве до декабря и даже дольше^*, смотря по обстоятельствам. Если чума будет в Одессе и зимой, то за границу не поеду — по причинам, о которых я уже писал тебе^*. В Москве буду только есть, пить, ласкать жену и ходить по театрам, а в свободное время — спать. Хочу быть эпикурейцем.

Не хандри, золото мое, это нехорошо.

У вас Вишневский столуется^* и платит по 20 р. в месяц? Скажите, пожалуйста!

Если приедешь на вокзал встречать меня, то приезжай одна, умоляю тебя. Если же тебе еще трудно ездить на извозчиках^*, то не смей приезжать, сиди дома, я и сам приеду. Опять-таки умоляю.

Получил от Суворина письмо^*. Ставит одну свою пьесу в Москве^*, другую — у себя в театре в Петербурге^*. Стало быть, он приедет в Москву^*, будет ходить в дом Гонецкого^*, рассуждать о театре…

Ну, храни тебя бог, моя жена хорошая. Благословляю тебя, целую, переворачиваю, поднимаю вверх за ногу, потом за плечи, обнимаю тысячу раз.

Твой А.

Не забывай меня, пиши. Твои последние письма очень хороши, спасибо тебе.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкого

Петрову С. А. (епископу Сергию), 24 сентября 1902^*

3844. С. А. ПЕТРОВУ (епископу Сергию)

24 сентября 1902 г. Ялта.

24 сентября 1902.

Большое Вам спасибо, преосвященнейший владыко, что вспомнили и прислали письмо^*. И меня Вы порадовали, а мою мать, которая, когда узнала, что я получил от Вас письмо, очень обрадовалась, долго расспрашивала меня о Вас и поручила мне низко поклониться Вам. Я все там же, то есть в Ялте; живу здесь, так как считаюсь больным. Летом был и на Волге и на Каме, был в Перми^*, потом жил под Москвой^*, а теперь — увы! — я в Ялте. Впрочем, в октябре, около 15-го, поеду в Москву, где пробуду, быть может, до декабря, а из Москвы — за границу^*. Кашель у меня изрядный, но в общем здоровье мое, пожалуй, и недурно.

А Вы зачем хвораете? И что у Вас — ревматизм или же легкие не в порядке? Как бы ни было, Вашему намерению перебраться в Европейскую Россию я очень сочувствую, и чем скорее Вы переедете, тем лучше. Пенза — это скучный, обгорелый город, чиновники служат там неохотно, да и зимы там нелегкие. Вот если бы Вам в Таврическую губ<ернию> или Екатеринославскую! Здесь и жизнь кипит, и работы много, а главное — тепло. И я бы часто виделся с Вами, так как живу в Таврической губ<ернии> и бываю часто в Екатеринославской, где, кстати сказать, родился. Хороши Полтавская и Черниговская губ<ернии>. В этих четырех губерниях в марте уже не бывает снега. И народ недурной. Если освободится какая-нибудь из названных кафедр, то вспомните тогда эту мою просьбу, подумайте об юге.

Брат мой Миша^* живет в Петербурге. Он уже не в Казенной палате, а на частной службе; заведует книжной торговлей^* на железных дорогах. Сестра в Москве, продолжает учительствовать^*. Брат Иван^* состоит учителем в городском училище, как и в былые корнеевские времена^*; теперь у него лучшее училище, именно Училище Александра II.

Вот, кажется, и все. Если случится Вам быть в Москве, то дайте мне знать, прошу Вас, а то этак мы не увидимся до 70 лет.

Позвольте еще раз от всей души поблагодарить Вас за память и пожелать всего хорошего, а главное здоровья. Мать и я просим у Вас благословения. Если у Вас нет первого тома моих рассказов изд. Маркса^* (не Суворина, а Маркса), то напишите, я вышлю. В этом томе одни юмористические рассказы, писанные в начале восьмидесятых годов.

Низко кланяюсь Вам и пребываю глубоко уважающим Вас и преданным.

А. Чехов.

Суворину А. С., 24 сентября 1902^*

3845. А. С. СУВОРИНУ

24 сентября 1902 г. Ялта.

24 сент. 1902 г.

Здоровье мое поправилось, я уже ем и кашляю гораздо меньше. Если так будет продолжаться, то около 10–15 октября я возьму свой посох и отправлюсь в Москву; там буду до кашля, т. е., вероятно, до конца ноября или начала декабря^*, потом поеду в Италию^*. Так как возвращаться я могу только через Одессу (где в феврале бывает не так холодно), то, если чума усилится^* и учрежден будет карантин, за границу я не поеду, а возвращусь из Москвы в Ялту.

Как бы ни было, в Москве я буду, пойду на «Вопрос»^*, и, по всей вероятности, мы увидимся^*. Пьесу Вашу посмотрю с большим удовольствием; вспомню старину, когда мы почти одновременно ставили «Татьяну Репину» и «Иванова»^* — в конце восьмидесятых годов. Прошло уже почти пятнадцать лет, а обе пьесы пока еще держатся в репертуаре.

Если вышел Пушкин под ред<акцией> Ефремова^*, то велите выслать мне поскорее, а то придется отложитъ до будущего года.

Вчера получил от брата Миши письмо^*. Пишет, что он назначен заведующим книжной торговлей на железных дорогах. Мне кажется, что это дело как раз по нем; он может сделать много хорошего, и если не будет по целым месяцам сидеть с женой на печи, то его чиновничьи таланты окажутся на своем месте.

У нас наконец пошел дождь.

Желаю Вам всего хорошего, здоровья и покоя, сердечно благодарю за письмо^*.

Ваш А. Чехов.

Чеховой М. П., 24 сентября 1902^*

3846. М. П. ЧЕХОВОЙ

24 сентября 1902 г. Ялта.

Милая Маша, Дзюба уже привез твои фотографии, они у меня. Их доставит тебе мать, которая приедет в Москву около 5–6 октября или раньше. (Собирается она выехать 1-го или 3-го, на почтовом поезде.)

Матери я объясню, как отыскать квартиру вашу^*, а потому не выезжай ей навстречу. Она приедет с Полей^*. Остановится у Вани^*. С вокзала приедет в д. Гонецкого, а потом в Миусское^*. Мое здоровье лучше, кашляю мало. Будь здрава и весела.

Твой Antoine.

24 сент.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкого.

Иорданову П. Ф., 25 сентября 1902^*

3847. П. Ф. ИОРДАНОВУ

25 сентября 1902 г. Ялта.

25 сентября 1902.

Многоуважаемый Павел Федорович, давно уже я не писал Вам. То жена была очень больна^*, то уезжал в Пермскую губ<ернию>^* — и оглянуться не успел, как прошло лето. Посылаю теперь немного книг, которые уже пришли в Таганрог. Скоро пришлю соч<инения> Пушкина^*, новое издание Суворина, пришлю, вероятно, скоро, как только выйдет в свет. У меня есть еще одно издание Пушкина, кстати сказать — издание Академии наук, но только первый том; больше одного тома не выходило, так как умер Леонид Майков^*, редактировавший издание. Когда (или, вернее, если) получу остальные томы, то вышлю Вам и это издание, которое, судя по первому тому, будет превосходным.

Здоровье мое стало лучше. Так, по крайней мере, сказал мне доктор^*, который на днях выслушивал меня. Как бы ни было, все-таки в октябре придется ехать в Москву и прожить там, вероятно, до декабря^*; из Москвы, если в Одессе прекратится чума^*, поеду за границу^*, в противном же случае придется возвращаться в Ялту.

Что у Вас нового в Таганроге? В «Таганрогском вестнике» ничего нет, в «Приазовском крае» Тараховский ни слова не говорит о Таганроге, а только читает проповеди о вреде хористок и о том, как должны вести себя хорошие дети. Будет ли водопровод?^* Что уже есть в Вашем музее?^*Художественный театр в Москве^* в этом сезоне будет находиться уже в новом помещении, в так называемом Лианозовском театре (где подвизался Омон), переделанном совершенно заново, на европейский лад. Вот если бы в конце октября или в ноябре Вы приехали в Москву, то я показал бы Вам этот театр.

Надеюсь, что и Вы, и вся Ваша семья совершенно здоровы и что все у Вас благополучно. Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.

Книппер-Чеховой О. Л., 26 сентября 1902^*

3848. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

26 сентября 1902 г. Ялта.

26 сент.

Здравствуй, собака! В последнем письме^* ты жалуешься, что у тебя сердце колотится, что ты точно взбудораженная и что ты не будешь уже больше пить кофе. Кофе безвредно, дусик мой. Вся беда это твой кишечник, вялый и тугой. Тебе бы надо попробовать питаться молоком, т. е. кроме всего прочего съедать в день еще 5–6 стаканов молока. Ну, да об этом скоро поговорим.

Скажи Горькому, что я скоро приеду в Москву, чтобы он был на первых представлениях^*. Я ведь еще не видел «Мещан»^*, не видел «В мечтах»^*. Все теперь посмотрю, клопик мой, и похвалю мою жену, необыкновенную.

Мать едет в почтовом поезде, потому что почтовый останавливается чаще; она не может ни стоять, ни ходить в вагоне, когда идет поезд.

Вчера был у меня Куприн, женатый на Давыдовой («Мир божий»)^*, и говорил, что его жена плачет по нескольку раз в день — оттого что беременна. И совы по ночам кричат, и кажется ей, что она умрет во время родов. А я слушал его и на ус себе мотал. Думал: как моя супруга станет беременной, буду ее каждый день колотить, чтобы она не капризничала.

Покашливаю, но мало. Все обстоит благополучно. На сих днях пойду стричься, потому что Ольга Леонардовна не любит у своего мужа длинных волос.

Итак, будь здорова и весела. Не гонись за работой, еще успеешь. Бери пример с меня.

Твой А.

На конверте:

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкого.

Книппер-Чеховой О. Л., 28 сентября 1902^*

3849. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 сентября 1902 г. Ялта.

28 сент.

Актрисуля, ты каждый день, буквально каждый день ходишь покупать мебель для своей уборной (что видно из твоих писем^*), но не догадаешься купить широкое камышовое кресло для отдыха, кресло с покатой спинкой, в котором ты могла бы сидеть в то время, когда не играешь. Затем нужен хороший пульверизатор, нужен ковер, который легко снимался бы с пола при ежедневной уборке.

Я здоров совершенно; стало быть, оставаться мне в Ялте незачем, и я приеду к 15 или 16 октября^*, а если театр открывается позже^*, то к 20. Одним словом, приеду не позже 20-го, и вероятнее всего, что раньше 20-го, даже, быть может, раньше 15-го. Без жены жить и в то же время быть женатым человеком — необыкновенно скучно.

Мать^* будет в Москве 4 октября.

Настойчиво уверяют, что между Ялтой и Севастополем будет строиться скоро железная дорога и что до постройки, теперь же, билеты от Севастополя до Москвы будут продаваться не в Сев<астополе>, а в Ялте.

Я люблю тебя, мой балбесик, бабочка моя, актрисуля. Господь с тобой, будь здорова и покойна. Будь весела. Целую тебя и обнимаю.

Твой А.

Сегодня послал письмо Мейерхольду^*.

На конверте:

Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Россолимо Г. И., 28 сентября 1902^*

3850. Г. И. РОССОЛИМО

28 сентября 1902 г. Ялта.

28 сент. 1902.

Дорогой Григорий Иванович, очень рад, что наконец получил от Вас письмо^*, что Вы, по-видимому, здоровы и благополучны. Охотно исполняю Ваше желание^*, пишу несколько строк для Литературного фонда^*. При этом считаю нелишним сделать два примечания: 1) я, кажется, членом Литер<атурного> фонда не состою^*, так как, помнится, лет 12–15 уже не делал взносов, и 2) Фонд выдаст г-же Жихаревой самое большее — 25–30 рублей, сужу по прецедентам; быть может, я и ошибаюсь, но на всякий случай в посылаемой бумажке я написал, что г-жа Жихарева должна поступить в лечебницу, т. е. что 25 р. будет для нее недостаточно. И Вы в той бумаге, какую пошлете в Фонд, непременно напишите, что для г-жи Ж<ихаревой> потребуется более 100 руб.

Ну-с, я жив и, кажется, здоров. С весны до августа у меня была очень больна жена (перитонит и прочее — после выкидыша), затем я приехал из-под Москвы^* в Ялту, где заболел; прокашляв целый месяц, я наконец «очухался», как говорят хохлы, и теперь — ничего. В середине октября рассчитываю даже поехать в Москву и прожить там недельки две-три, впредь до нового хорошего кашля. Кстати, вот Вам мой московский адрес: Неглинный пр., д. Гонецкой, нижний этаж, вход с переулка. Это там, где бани^*.

Если имеете возможность узнать, состою ли я членом Фонда, и если узнаете, что не состою, то обратитесь к В. А. Гольцеву («Русская мысль»). Он сделает все, что нужно.

Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Писано в потемках, вечером; простите, если чего не разберете.

В Литературный фонд, 28 сентября 1902^*

3851. В ОБЩЕСТВО ПОСОБИЯ НУЖДАЮЩИМСЯ ЛИТЕРАТОРАМ И УЧЕНЫМ

28 сентября 1902 г. Ялта.

В Общество пособия нуждающимся литераторам и ученым.

Сим удостоверяю, что Ольга Филипповна Жихарева живет литературным трудом и что в последнее время она заболела тяжелой формой истерии с психическими явлениями. Необходимо поместить ее в частную психиатрическую лечебницу, где, по расчету врачей, она должна пробыть месяца два, а между тем средств у нее нет, она бедна и заработать уже ничего не может.

Антон Чехов. 28 сентября 1902 г.

Ялта.

Чехову И. П., 28 сентября 1902^*

3852. И. П. ЧЕХОВУ

28 сентября 1902 г. Ялта.

Е. Я. Чехова приедет в Москву 4-го октября в пятницу, с почтовым поездом. Проедет сначала в д. Гонецкой^*, а потом на Миусскую^*.

А. Чехов.

28 сент. 1902.

Ялта.

На обороте:

Москва. Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

Книппер-Чеховой О. Л., 30 сентября 1902^*

3853. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 сентября 1902 г. Ялта.

Актрисуля, угадай-ка, кто у меня был вчера. Не угадаешь ни за какие пряники. Вчера часа в четыре вдруг является твой доктор Штраух, одетый франтиком, с пестреньким галстучком; оказывается, он делал в Гурзуфе операцию. Говорил, что ты совершенно выздоровела и можешь играть сколько тебе угодно.

Вчера я переделывал один свой старый водевиль^*. Сегодня перепишу и отправлю Марксу^*.

Завтра уезжает мать^*. Я остаюсь solo.

Здоровье мое становится все лучше и лучше. Ем за десятерых. Только вот не пью, ибо пива порядочного нет, а вино здесь тяжелое, неинтересное. Мать привезет ½ бут. вина красного, для пробы. Попробуй с Машей^*, и если найдете, что оно хорошо, то я привезу. Кажется, ничего себе. Только скорее напиши, так как очень возможно, что я скоро выеду^*.

Значит, я буду на первом представлении!^* И вдруг мне не окажется места и придется сидеть в ложе вместе с Котиком^*!

Ну, балбесик мой, обнимаю тебя крепко. Не забывай, что у тебя есть муж. Вспоминай об этом хоть раз в два дня. Если вздумаете менять квартиру, то поищите в доме Гонецкой^*, повыше. Если дороже на 100–200 р., то это ничего. Как ты думаешь?

Твой

А.

30 сент.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Алексееву (Станиславскому) К. С., 1 октября 1902^*

3854. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

1 октября 1902 г. Ялта.

1 окт. 1902.

Что такое, дорогой Константин Сергеевич?! С нами крестная сила! Я удалился от Вас^*, разлюбил Художественный театр? Ничего подобного даже не снилось мне, ни о чем подобном я не мог подумать даже в шутку! Не знаю, что, собственно, навело Вас на мысль о перемене, которая якобы произошла во мне. Мое письмо к Савве Тимофеевичу?^* Но ведь это письмо касалось только моего долга, о котором я не мог молчать, так как в самом деле в моих денежных делах произошло маленькое недоразумение. Дело в том, что я, записываясь в пайщики^*, обещал уплатить свой пай (5000 р.) в конце этого года; но, как оказывается теперь, уплатить мне не придется, так как денег у меня не будет; я рассчитывал получить долг^* и не получил. Быть же пайщиком, так сказать, в кредит мне неловко. Вот и все, об этом я писал Савве Тимофеевичу, писал, помнится, так, что о какой-либо перемене отношений к театру, вообще к делу, которое я люблю чуть ли не со дня рождения, не могло быть ни речи, ни мысли.

Около 15 октября я буду в Москве^* и тогда употреблю все свое красноречие, на какое я только способен, чтобы рассеять этот пустяк, который нельзя назвать даже недоразумением… 15 октября буду в Москве и объясню Вам, почему до сих пор не готова моя пьеса. Сюжет есть, но пока еще не хватает пороху.

В Любимовке мне жилось очень хорошо, лучше нельзя жить. Приехав в Ялту, я заболел, стал неистово кашлять, ничего не ел — и этак с месяц, теперь же чувствую себя очень хорошо. Доктор^* выслушивал меня и сказал, что произошла значительная перемена к лучшему (против того, что было зимой и весной). Значит, климат в Любимовке и рыбная ловля (с утра до вечера) оказались целебными для меня, несмотря даже на дожди, какие были все лето. И Ольга^* тоже выздоровела. Доктор Штраух был у меня третьего дня и говорил, что от болезненного процесса у нее не осталось и следа.

Шлю сердечный привет Марии Петровне^* и Вашей маме^*. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Из Москвы я поеду за границу^*, вероятно, в Nervi. Проживу в Москве до конца ноября или начала декабря, т. е. до кашля.

Марксу А. Ф., 1 октября 1902^*

3855. А. Ф. МАРКСУ

1 октября 1902 г. Ялта.

1 октября 1902.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

В числе моих произведений, переданных Вам^*, имеется водевиль «О вреде табака», — это в числе тех произведений, которые я просил Вас исключить из полного собрания сочинений^* и никогда их не печатать. Теперь я написал совершенно новую пьесу^* под тем же названием «О вреде табака», сохранив только фамилию действующего лица, и посылаю Вам для помещения в VII томе^*.

Благоволите выслать корректуру. До 12 октября я буду в Ялте, потом же поеду в Москву. Мой московский адрес: Неглинный пр., д. Гонецкой.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 2 октября 1902^*

3856. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 октября 1902 г. Ялта.

2 окт.

Актрисуля, для чего это понадобилась тебе карета?^* Ведь карет порядочных нет в Москве, в карете всегда тошнит. Давай проедем просто на извозчике. Я буду в осеннем пальто, и шубы, быть может, не потребуется. Буду иметь плед, калоши.

Мать^* уехала вчера на мальпосте с тем, чтобы отправиться в Москву на почтовом. Не телеграфировал тебе^*, потому что не знаю наверное, найдет ли она в Севастополе билет, или нет. Говорят, поезда полны, билеты раскупаются за 2 недели.

То, что у Немировича была рвота, это в самом деле нехорошо. По крайней мере было нехорошо. Когда увидишь его, скажи, что я очень беспокоюсь и желаю ему скорейшего выздоровления^*.

В газетах печатают, будто все билеты на курьерском поезде и добавочном до 15 окт<ября> уже распроданы. Каково, если это справедливо? Я написал в Севастополь, авось найдется местечко.

Живу во всем доме один. И ничего. Хотел было завести себе любовницу, да раздумал: осталось до отъезда так немного!

Будь здорова, собака моя хорошая, дворняжка. Если приедешь на вокзал встретить меня, то найми извозчика на вокзал и обратно.

Ну, кланяюсь тебе в ножки и обнимаю. Помни обо мне, а то будешь бита. Ты ведь знаешь, как я строг.

Твой Antoine.

Матери^* и Маше^* поклонись.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 октября 1902^*

3857. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 октября 1902 г. Ялта.

5 окт.

Актрисуля, здравствуй! Мать^* выехала первого октября, затем я получил от нее письмо, из которого узнал, что она на поезд не попала и осталась ночевать в Севастополе и ночевала, вероятно, в какой-нибудь дешевой разбойницкой гостинице. Где она теперь, не знаю. Быть может, продолжает жить в Севастополе. А ты 4-го окт<ября> ходила на вокзал^* встречать ее? Да, вот что значит — не слушаться меня! Ведь я писал, чтобы не ездила встречать, потому что она приедет в Москву не раньше 27 ноября и не иначе, как в товаро-пассажирском поезде, в IV классе. Дуся, ради создателя, пригляди, чтобы она в Петербург поехала на почтовом в 1-м классе или же на том поезде, который отходит и приходит в Петербург на ½ часа позже почтового.

Как только узнаешь из письма или из телеграммы, когда я приеду, тотчас же пошли в аптеку взять для меня

½ ф. рыбьего жиру чистого, светлого.

10,0 (10 грамм) Kreosoti fagi.

Поняла? А приеду я или 14-го или 17 окт<ября>. Говорят, что все билеты до 15 уже разобраны, и если это правда, то приеду не раньше 17-го. Во всяком случае, я написал в Севастополь^* и теперь жду ответа.

Я обедаю хорошо. Бабушка^* готовит суп или борщ и жаркое. Ем и арбуз. Скажи матери, если она приехала, что Настя^* еще не ушла, чему я рад, так как есть кому собрать на стол и встретить гостя. Журавли сыты и довольны. Целый день отдыхают, а от какой работы — неизвестно. Собаки целый день едят и спят. Погода солнечная, теплая, даже жаркая.

Ну, Христос с тобой, моя радость. Будь покойна и весела, за это я буду тебя любить еще больше.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 6 октября 1902^*

3858. М. П. ЧЕХОВОЙ

6 октября 1902 г. Ялта.

Милая Маша, приехала ли в Москву мамаша?^* Я выеду из Ялты^* 12-го или 15-го октября, смотря по тому, достану ли билет 12-го. Говорят, что до 15-го все билеты уже разобраны.

У нас все благополучно. Сегодня был дождь, но небольшой; я еще ни разу не видел, чтобы струя воды, текущей в бак, была толще спички. Земля сухая. Тепло.

Здоровье мое хорошо.

Ну, будь благополучна, кланяйся всем, главное — матери. Нового ничего.

Твой Antoine. 6 окт.

На конверте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Сулержицкому Л. А., 7 октября 1902^*

3839. Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

7 октября 1902 г. Ялта.

7 окт. 1902.

Милый Лев Антонович, здравствуйте! Только что узнал, где Вы^*, и вот пишу Вам. Прежде всего будьте добры, дайте знать, как Вы поживаете, как здоровье и не нужно ли Вам чего. Мой адрес: Москва, Неглинный пр., д. Гонецкой. Рассчитываю 12–15 окт<ября> отправиться в Москву^* в прожить там, если не будет кашля или кровохаркания, до декабря, потом поеду в Nervi^*, в Италию.

Жена моя была очень, очень больна, особенно в мае и июне; у нее было воспаление брюшины, едва не отправилась ad patres. Теперь же, по-видимому, она поправилась и уже репетирует. Мое здравие было неважно, теперь же все обстоит благополучно, кашляю мало и даже собираюсь в Москву, несмотря на погоду.

Посылаю Вам «Курьер» со статьей про духоборов^*. Написано совсем по-американски. Пейте рыбий жир и вообще, если можно, питайтесь получше. Крепко жму руку и желаю здравия и покоя. Напишите же в Москву.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Новоконстантинов. Подольск<ая> г<уберния>.

Льву Антоновичу Сулержицкому.

Книппер-Чеховой О. Л., 8 октября 1902^*

3860. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 октября 1902 г. Ялта.

8 окт. 1902.

Актрисуля, если не получишь от меня телеграммы, то знай, что выезжаю я из Ялты, а в Москву приезжаю 14 октября. Так и знай. Билет уже заказан, отъезд решен окончательно. Итак, стало быть, 14-го буду в Москве.

Да ты с ума сошла!!! Давать водевиль в Художеств<енный> театр!^* Водевиль с одним действующим лицом, которое только говорит, но не действует вовсе!! Для театра я пьесу напишу^*, это будет лучше.

Несчастные Смирновы заказали мне купить для них крымские башмаки, и я никак не найду; сегодня Синани купил и прислал с Арсением, но это обыкновенная мужицкая обувь, я не понимаю, для чего он купил, пропали только деньги.

Значит, жди, приеду. Я буду скверно одет, потому не подходи ко мне в Москве, не узнавай; вместо того, чтобы здороваться с тобой на вокзале, я только подмигну тебе.

Погода в Ялте теплая.

Сегодня подали мне кофе с мухой, вываренной мухой. Такая гадость!

Ну, собачка, будь здорова и весела. Обнимаю тебя и целую миллион триста тысяч раз.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Бертенсону Л. Б., 10 октября 1902^*

3861. Л. Б. БЕРТЕНСОНУ

10 октября 1902 г. Ялта.

10 октября 1902.

Многоуважаемый Лев Бернардович!

Angelophyllum ursinum я видел только на Сахалине; из местных жителей никто не мог сказать, как называется это растение^*, инспектор сельского хозяйства, ботаник и агроном, сказал, что это — местное растение, что русского названия у него нет. И латинское название я нашел, уже вернувшись из Сахалина, у одного академика, изучавшего в шестидесятых годах восточное побережье. В самом деле, «медвежий корень» — название подходящее! Медведей на Сахалине много, они там робки и не нападают на mammalia[1], питаются же рыбой и, вероятно, растениями вроде angelophyllum, которое, как надо полагать, имеет сладкий корень. Приношу Вам глубокую мою благодарность, указанием Вашим воспользуюсь непременно (если, конечно, будет печататься второе издание) и сошлюсь на словарь Анненкова — и тогда же буду просить Вас принять от меня экземпляр «Острова Сахалина».

Запаздываю ответом на Ваше письмо не по своей вине. Письмо было адресовано в Феодосию, между тем, я живу в Ялте, в Феодосии же в д<оме> Суворина был 12–14 лет назад.

Позвольте еще раз поблагодарить Вас от всей души, пожелать всего хорошего и пребыть

искренно уважающим и преданным

А. Чеховым.

Шаховскому С. И., 10 октября 1902^*

3862. С. И. ШАХОВСКОМУ

10 октября 1902 г. Ялта.

10 окт. 1902.

Ваше письмо, дорогой Сергей Иванович, рисковало не застать меня в Ялте: 12-го я уезжаю в Москву! Теперь здоровье мое как будто поправилось, и я рассчитываю прожить в Москве до декабря^*; стало быть, увидимся скоро и, надеюсь, будем видаться часто. Знаете ли Вы наш московский адрес? Ведь сестра и жена живут теперь не на Спиридоновке, а на Неглинном пр., д. Гонецкой, где Сандуновские бани, вход со Звонарского пер<еулка>, нижний этаж.

Сообщите г. Мельнику^*, что я переводчикам не даю такого разрешения, которое удовлетворяло бы их. На немецкий язык меня переводили и переводят^*, и что переведено уже, а что не переведено — мне неизвестно. Денег за переводы я не получал и не получаю. Перевод с рукописи представляет кое-какие неудобства, правда небольшие, но все-таки такие, которые гонораром не окупаются. Кстати сказать, переводчиков очень много, особенно на немецкий язык, я много получал писем^* (с просьбой о разрешении перевести), на многие отвечал, некоторые оставлял без ответа; видел я много переводов с русского — и в конце концов пришел к убеждению, что переводить с русского не следует. Ну, да об этом поговорим при свидании.

У Вас снег, а здесь в Ялте теплынь, как летом; деревья зеленые, тихо, солнце жжет…

Кланяюсь Лидии Владимировне^* и Вам, крепко жму руку. Сегодня у меня серпуховские воспоминания^*: получил письмо от Вас, от П. И. Куркина^*…

Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Найденову С. А. (Алексееву), 16 октября 1902^*

3863. С. А. НАЙДЕНОВУ (АЛЕКСЕЕВУ)

16 октября 1902 г. Москва.

Дорогой Сергей Александрович, сим извещаю Вас, что я прибыл в Москву^*. Если видаетесь с И. А. Буниным, то сообщите ему, что мне очень хочется повидаться с ним^*. Итак, стало быть, жду.

Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов. 16 окт. 1902.

На обороте:

Здесь. Сергею Александровичу Алексееву-Найденову.

Б. Афанасьевский пер., д. Орлова.

Марксу А. Ф., 16 октября 1902^*

3864. А. Ф. МАРКСУ

16 октября 1902 г. Москва.

16 октября 1902 г.

Москва, Неглинный пр., д. Гонецкой.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Водевиль «О вреде табака»^* написан исключительно для сцены, в журнале же он может показаться ненужным и неинтересным, а потому прошу Вас в журнале его не помещать^*. Что касается рассказа^*, то я скоро напишу его для Вашего журнала, напишу, как только будет возможно, и пришлю. Название этого рассказа сообщу, когда начну писать его.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно уважающим и преданным.

А. Чехов.

Миролюбову В. С., 16 октября 1902^*

3865. В. С. МИРОЛЮБОВУ

16 октября 1902 г. Москва.

16 октября 1902.

Москва, Неглинный, д. Гонецкой.

Милый Виктор Сергеевич, напрасно Вы посылали мне телеграмму^*, я ведь не в Ялте, а в Москве^*. Здоровье мое очень поправилось, чувствую я себя прекрасно и потому бежал из теплых краев. Название рассказа^* я пришлю Вам тотчас же, как это будет возможно, т. е. когда я остановлюсь на теме и мне будет ясно, что я ни в каком случае не обману Вас.

Поедем в Nervi?^* Я поехал бы в первых числах декабря, как уже говорил Вам.

Будьте здоровы и благополучны, храни Вас бог. Нового ничего нет. Жена выздоровела^*.

Ваш А. Чехов.

Куприну А. И., 18 октября 1902^*

3866. А. И. КУПРИНУ

18 октября 1902 г. Москва.

18 окт. 1902.

Дорогой Александр Иванович, я в Москве!^* Вашу посылку^* получил я, едучи на пароходе, едва успел распаковать ее и взглянуть; она дошла в исправности. Большое Вам спасибо! Письмо Ваше^* было переслано мне в Москву, откуда я и пишу Вам сие. Мой адрес: Неглинный проезд, д. Гонецкой.

«Мир божий» и «Журнал для всех» я получаю здесь, в Москве, «Русского же богатства» нет у меня, оно получается в Ялте, а посему оттиск из «Р<усского> б<огатства>» благоволите прислать^*. Рассказы прочту^* с большим удовольствием, имейте это в виду.

Здоровье мое поправилось, и, пока оно не начнет портиться, я буду жить в Москве. Погода здесь сносная. Нового ничего нет, все по-старому. Сегодня сестра Маша^* уезжает в Петербург дней на пять, остановится у брата^* — Большой проспект, 64, кв. 4. И мать в Петербурге.

Если увидите Александра Митрофановича^*, то поклонитесь ему и пожелайте полного успеха^*. Вчера у меня был Бунин, он в меланхолическом настроении, собирается за границу.

Будьте здоровы и веселы, крепко жму руку. Низко кланяюсь Вам и Вашей жене^* и желаю счастья.

Ваш А. Чехов.

Стефановскому П. И., 19 октября 1902^*

3867. П. И. СТЕФАНОВСКОМУ

19 октября 1902 г. Москва.

19 октября 1902.

Многоуважаемый Павел Иванович, я приехал в Москву^*. Если побываете у меня завтра утром (с 9½ до 12 час.), то очень меня обяжете.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Неглинный пр., д. Гонецкой, кв. 21.

Миролюбову В. С., 20 октября 1902^*

3868. В. С. МИРОЛЮБОВУ

20 октября 1902 г. Москва.

Дорогой Виктор Сергеевич, если Вам так нужно название рассказа^*, которое можно потом и изменить, то вот оно: «Невеста».

В Петербург поехала сестра^*; пробудет она там до 24 окт<ября>. Мать^* тоже в Петербурге.

Будьте здоровы и благополучны. Не сердитесь. Рассказ напишу^*.

Ваш А. Чехов.

20 окт. 1902.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26, редакция «Журнала для всех»,

Федорову А. М., 20 октября 1902^*

3869. А. М. ФЕДОРОВУ

20 октября 1902 г. Москва.

Дорогой Александр Митрофанович.

Спасибо Вам за милое письмо, за то, что вспомнили. Пьесы Ваши прочел^*. «Стихия» произвела на меня сильное впечатление. Это интересная, совсем новая, живая вещь, делающая большую честь Вашему таланту. Пожалуй, это лучшая Ваша пьеса. Когда увидимся, поговорим обстоятельней, в письме же не передашь всего. В пьесе мне все понравилось, и то, о чем я буду сейчас говорить, не есть недостатки: это только мое мнение, которое, быть может, изменится после того, как мы увидимся и поговорим. Во-первых, название «Стихия» не достаточно просто, в нем чувствуется претенциозность. Кое-где выползает мастерство, а не искусство; так, подделка под декаданс, не французский и не бельгийский, а российский декаданс, напр<имер> хоть страницы 112–113. Лидия художница, очень талантлива, а потому и холодна, у Вас же она кое-где истерична, истерична в своем страдании, в манерах. Что Арина Ивановна пьет, это очень хорошо; она у Вас удалась вполне; только прискучает кабачками фаршированными и синими баклажанами, кушаньями, кстати сказать, для российского уха безразлично скучными, неинтересными.

Ну, да поговорим, когда увидимся^*. А теперь поклонитесь Куприну и его жене^* и будьте здоровы. Пьесу передам Немировичу завтра^*. Сегодня ее читает жена.

Желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Петербург. Его высокоблагородию Александру Митрофановичу Федорову.

Разъезжая 7, редакция журнала «Мир божий».

Редактору «Нижегородского сборника», 22 октября 1902^*

3870. РЕДАКТОРУ «НИЖЕГОРОДСКОГО СБОРНИКА»

22 октября 1902 г. Москва.

22 октября 1902.

Милостивый государь!

Я получил приглашение^* от учителей и учительниц Нижегородской губ<ернии> принять участие в литературном сборнике, Будьте добры, передайте всем подписавшимся мою глубокую благодарность и согласие. Если позволит здоровье, то рассказ я напишу^* и пришлю.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Коробову Н. И., 23 октября 1902^*

3871. Н. И. КОРОБОВУ

23 октября 1902 г. Москва.

Милый Николай Иванович, один билет (партер) на первое представление «Мещан»^* я добыл для тебя. Имей сие в виду, приходи или напиши, куда прислать билет. Партер 7-го ряда № 20, правая сторона, цена 2 р. 50 к.

Будь здоров.

Твой А. Чехов. 23 окт. 1902.

Марксу А. Ф., 23 октября 1902^*

3872. А. Ф. МАРКСУ

23 октября 1902 г. Москва.

23 октября 1902 года.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Я ничего не могу возразить против напечатания, что в «Ниве» 1903 г. будет помещен мой рассказ, так как против сотрудничества в Вашем журнале я решительно ничего не имею и рассказ пришлю непременно^*, если только не помешает болезнь.

Что касается г. Эттингера^*, то его «Думы и мысли» составлены совсем по-детски, говорить о них серьезно нельзя. К тому же все эти «мысли и думы» не мои, а моих героев, и если какое-либо действующее лицо в моем рассказе или пьесе говорит, например, что надо убивать или красть, то это вовсе не значит, что г. Эттингер имеет право выдавать меня за проповедника убийства и кражи.

Рукопись г. Эттингера возвращаю. Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно уважающим.

А. Чехов.

Миролюбову В. С., 25 октября 1902^*

3873. В. С. МИРОЛЮБОВУ

25 октября 1902 г. Москва.

Милый Виктор Сергеевич, будьте добры, распорядитесь послать тот номер «Журнала для всех»^*, в котором напечатан мой «Архиерей», по адресу:

Новоконстантинов Подольск<ой> губ.

Льву Антоновичу Сулержицкому.

При свидании я уплачу расходы.

Как Ваше здоровье? Поедете в Nervi^* или нет? Я готов ждать Вас хоть до января.

Ваш А. Чехов. 25 окт. 1902.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26, редакция «Журнала для всех».

Сытину И. Д., 25 октября 1902^*

3874. И. Д. СЫТИНУ

25 октября 1902 г. Москва.

Многоуважаемый Иван Дмитриевич, будьте добры, прикажите высылать «Русское слово»^* по адресу:

Новоконстантинов Подольск<ой> губ., Льву Антоновичу Сулержицкому.

Исполнением этой просьбы очень меня обяжете. Деньги уплачу при свидании.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов. 25 окт. 1902.

На обороте:

Здесь. Его высокоблагородию Ивану Дмитриевичу Сытину.

Бунину И. А., 26 октября 1902^*

3875. И. А. БУНИНУ

26 октября 1902 г. Москва.

Милый Жан! Укрой свои бледные ноги!^*

На обороте:

Ивану Алексеевичу Бунину.

Здесь. Арбат, «Столица».

Шехтелю Ф. О., 30 октября 1902^*

3876. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ

30 октября 1902 г. Москва.

Милого академика^* сердечно поздравляю.

Чехов.

Марксу А. Ф., 31 октября 1902^*

3877. А. Ф. МАРКСУ

31 октября 1902 г. Москва.

31 окт. 1902.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Возвращаю Вам корректуру^* и убедительно прошу Вас по исправлении выслать мне ее еще раз^*, чем очень меня обяжете. Корректуру я не задержу и вышлю ее в тот же день, когда получу от Вас.

За сообщение^* о том, что мои сочинения в будущем году выйдут приложениями к «Ниве», приношу Вам сердечную благодарность. Мне кажется, что в качестве приложений может быть выпущена одна только беллетристика^*, без «Острова Сахалина» и без «Пьес» — и тогда, быть может, выйдет 12 томов, а не 16^*, как теперь.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

Если, как это принято у Вас, приложения к «Ниве» выйдут с моим портретом^*, то считаю нужным сказать, что на фотографии, какая имеется в «Ниве»^*, я совсем непохож; таково мнение всех моих знакомых. В этом году я снимался в московской фотографии Опитца^*, портрет получился очень хороший, похожий.

Прусику Б., 31 октября 1902^*

3878. Б. ПРУСИКУ

31 октября 1902 г. Москва.

Многоуважаемый Борис Федорович, до 10 декабря адрес мой^*: Москва, Неглинный, д. Гонецкой. После же 10 декабря^* я опять буду в Ялте.

Максим Горький, или Алексей Максимович Пешков, живет в Нижнем Новгороде, его адрес: Нижний Новгород, редакция газеты «Нижегородский листок».

Заранее приношу Вам благодарность за фотографии^*. Будьте здоровы, желаю всего хорошего.

Искренно преданный А. Чехов. 31 окт. 1902 г.

Телешову Н. Д., 31 октября 1902^*

3879. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

31 октября 1902 г. Москва.

Дорогой Николай Дмитриевич, простите, я обманул Вас невольно; не был вчера у Вас^*, потому что у меня заболела сестра. В следующую среду приду непременно^*.

Желаю всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов. 31 окт. 1902.

На обороте:

Здесь. Его высокоблагородию Николаю Дмитриевичу Телешову.

Чистые пруды, д. Тереховой.

Куприну А. И., 1 ноября 1902^*

3880. А. И. КУПРИНУ

1 ноября 1902 г. Москва.

1 окт. 1902.

Дорогой Александр Иванович, «На покое» получил^* и прочел, большое Вам спасибо. Повесть хорошая, прочел я ее в один раз, как и «В цирке»^*; и получил истинное удовольствие. Вы хотите, чтобы я говорил только о недостатках^*, и этим ставите меня в затруднительное положение… В этой повести недостатков нет, и если можно не соглашаться, то лишь с особенностями ее некоторыми. Например, героев своих, актеров, Вы трактуете по старинке, как трактовались они уже лет сто всеми, писавшими о них; ничего нового. Во-вторых, в первой главе Вы заняты описанием наружностей — опять-таки по старинке, описанием, без которого можно обойтись. Пять определенно изображенных наружностей утомляют внимание и в конце концов теряют свою ценность. Бритые актеры похожи друг на друга, как ксендзы, и остаются похожими, как бы старательно Вы ни изображали их. В-третьих, грубоватый тон, излишества в изображении пьяных…

Вот и все, что я могу сказать Вам в ответ на Ваш вопрос о недостатках, больше же ничего придумать не могу.

Скажите Вашей жене, чтобы не беспокоилась, все обойдется благополучно. Роды будут продолжаться часов 20, а потом наступит блаженнейшее состояние, когда она будет улыбаться, а Вам будет хотеться плакать от умиления. 20 часов — это обыкновенный maximum для первых родов.

Ну-с, будьте здоровы. Крепко жму руку. У меня так много посетителей, что голова ходит кругом, трудно писать. Художественный театр в самом деле хорош^*; роскоши особенной нет, но удобно.

Ваш А. Чехов.

Фидлеру Ф. Ф., 2 ноября 1902^*

3881. Ф. Ф. ФИДЛЕРУ

2 ноября 1902 г. Москва.

Рапорт^*.

В ответ на Ваш циркуляр имею честь сообщить, что на обеде в честь И. Л. Щеглова^* быть не могу, два же рубля, пришлю с кем-нибудь из петербуржцев, проживающих в настоящее время в Москве; например, хотя бы с А. С. Сувориным, который уезжает в Петербург завтра.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

2 ноября 1902.

На обороте:

Петербург. Его высокоблагородию Федору Федоровичу Фидлеру.

Николаевская, 67.

Андреевой А. А., 5 ноября 1902^*

3882. А. А. АНДРЕЕВОЙ

5 ноября 1902 г. Москва.

5 ноября 1902.

Многоуважаемая Александра Алексеевна!

На вопрос, когда я могу быть у Вас^*, мне не так-то легко дать определенный ответ в настоящее время; по случаю морозов я почти весь день сижу дома, выхожу на улицу раз в три дня — не чаще. Сегодня постараюсь повидаться в Вами на «Власти тьмы»^*, если буду в театре, и тогда, быть может, дам Вам более определенный ответ.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

На конверте:

Ее высокоблагородию Александре Алексеевне Андреевой.

Брюсовский пер., с<обственный> дом.

Средину Л. В., 5 ноября 1902^*

3883. Л. В. СРЕДИНУ

5 ноября 1902 г. Москва.

5 ноябрь 1902.

Дорогой Леонид Валентинович, биографию Чайковского^* и фотографические принадлежности я послал Вам уже давно, 17 октября. Получили ли? J^* взял с меня не 15, а 13 р. 25 к. Чайковского Вам остается еще получить выпуска два-три. Если поеду я не за границу, а в Ялту, то возьму эти выпуски и привезу. Очень возможно и весьма вероятно, что за границу я в этом году не поеду^*; проживу в Москве до декабря или середины декабря и возвращусь в Ялту^*, в свой скучный дом.

В Москве нет ничего нового. Художественный театр открыт^*, уже работает. Сборы хорошие, настроение не ахти какое. Театр теперь в новом помещении, скромном, но милом, очень удобном и красивом, а пьес нет, и артисты носы повесили. Сегодня «Власть тьмы»; исполнение, кажется, недурное, но пьеса стара или по крайней мере зрители отнесутся к ней, как к старой.

Как здоровье Софьи Петровны? По-моему, ей необходимо побывать в Москве и показаться Щуровскому или другому какому-нибудь терапевту, имеющему большую практику.

Что нового в Ялте? Напишите мне, я успею получить Ваше письмо, так как пробуду в Москве еще до декабря — по крайней мере. Грибы привезет Вам мать, которая скоро вернется в Ялту.

Нижайший поклон и привет Софии Петровне^*, Анатолию^* и Зиночке^* и всем знакомым. Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Ялта. Доктору Леониду Валентиновичу Средину.

Сулержицкому Л. А., 5 ноября 1902^*

3884. Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

5 ноября 1902 г. Москва.

Новый театр очень хорош^*; просторно, свежо, нет дешевой, бьющей в нос роскоши. Играют по-прежнему, т. е. хорошо, новых пьес нет, а та единственная, что была^*, прошла без успеха^*. Отсутствие Мейерхольда незаметно^*; в «Трех сестрах»^* он заменен Качаловым, который играет чудесно, остальные же пьесы (например «Одинокие») пока еще не шли. Отсутствие Санина^*, имеющего успех в Петербурге, чувствуется. Цены такие же^*, как в прошлогоднем театре. «Дядю Ваню» играют чудесно.

Мать^* в Петербурге, сестра красками не пишет^*, жена выздоровела^*, Вишневский ходит каждый день. Вчера жена ходила слушать Оленину д’Альгейм, поющую как-то необыкновенно. Меня никуда не пускают, держат дома, боятся, чтобы я не простудился. За границу^*, вероятно, я не поеду, вернусь в Ялту в декабре. Получаете ли «Русское слово»^*, которое послано Вам? Напишите. В самом деле, Вам надо купить небольшой клочок земли^*, поближе к Москве, и работать, заняться садом и огородом, а зимой писать небольшие рассказы. Землю можно купить или взять в аренду на 60–90 лет. Только, главное, поближе к Москве. Вчера были у меня Суворин, Меньшиков, Пешков; вообще народа всякого у меня бывает тьма-тьмущая. Фотографии артистов^* постараюсь прислать. Вы лечите?^* Это напрасно. Самое лучшее — это посылать больного к доктору. Пришлите название статьи, о которой Вы пишете^*. Ну, храни Вас ангелы небесные.

Ваш А. Чехов.

5 ноября 1902.

Батюшкову Ф. Д., 6 ноября 1902^*

3885. Ф. Д. БАТЮШКОВУ

6 ноября 1902 г. Москва.

6 ноября 1902 г.

Многоуважаемый Федор Дмитриевич, в Ялте я был нездоров и ничего не делал, теперь же тоже почти ничего не делаю, так как с утра до позднего вечера принимаю посетителей. Но, несмотря на нездоровье и хроническое безделье, я все-таки не теряю надежды в скором времени засесть за работу и написать небольшую повесть или рассказ для Вашего журнала^*. В каком месяце — в декабре или январе — произойдет это, я не знаю, но все же, могу Вас уверить, писать я засяду, если, конечно, буду жив и здоров, и рассказ Вам пришлю. Поэтому, мне кажется, выставить мое имя в анонсах сотрудников на будущий год^* — можно^*.

«На дне» пьеса хорошая; она, как говорят, измарана цензурой^*, но все же пойдет^*, и скоро начнутся правильные репетиции; к тому же есть надежда, что цензор сменит гнев на милость и кое-что возвратит пьесе. Вчера шла «Власть тьмы» — не без успеха. Не ахти какие таланты, но зато в постановке чувствуется много добросовестности и любви к делу.

Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Будьте здоровы.

Преданный А. Чехов.

Жена шлет Вам привет и низко кланяется.

На конверте:

Петерб<ург>. <Е>го высокоблагородию Федору Дмитриевичу Батюшкову.

<Л>итейный 15.

Иорданову П. Ф., 6 ноября 1902^*

3886. П. Ф. ИОРДАНОВУ

6 ноября 1902 г. Москва.

Многоуважаемый Павел Федорович, у меня уже имеются I и II томы Пушкина изд. Суворина под ред. Ефремова и I и II томы Гауптмана изд. Скирмунта. Эти книги я вышлю при первой возможности, потому не приобретайте их.

Желаю Вам всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

6 ноябрь 1902.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

На обороте:

Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.

Россолимо Г. И., 10 ноября 1902^*

3887. Г. И. РОССОЛИМО

10 ноября 1902 г. Москва.

10 ноября 1902.

Дорогой Григорий Иванович, посылаю Вам письмо^*, полученное мной вчера из Литературного фонда. Надо ответить надлежащим образом. Благоволите написать мне или, еще лучше, побывать у меня^*, хотя бы на минутку.

Горький был у меня, но очень недолго. Теперь он уехал в Петербург, через 1–2 недели вернется.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Письмо Батюшкова возвратите мне.

Батюшкову Ф. Д., 12 ноября 1902^*

3888. Ф. Д. БАТЮШКОВУ

12 ноября 1902 г. Москва.

12 ноября 1902.

Многоуважаемый Федор Дмитриевич, получив от Вас письмо^*, я тотчас же поехал к д-ру Россолимо, на попечении которого находится больная г-жа Жигарева; он сообщил, что г-же Жигаревой теперь лучше, что она все еще в больнице, но все же, как он надеется, лечение будет непродолжительно, и что пока 50 рублей, которые ей назначил Фонд, достаточно. И он обещал собрать для нее еще рублей 50-100, собрать по Москве у знакомых, — стало быть, вопрос о ней можно считать поконченным.

Я скоро уеду из Москвы^*, так как начал уже покашливать и чувствую себя неважно. Уеду, вероятно, в Ялту, а не за границу.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Преданный А. Чехов,

На конверте:

Петербург. Его высокоблагородию Федору Дмитриевичу Батюшкову.

Литейный 15.

Гольцеву В. А., 17 ноября 1902^*

3889. В. А. ГОЛЬЦЕВУ

17 ноября 1902 г. Москва.

Милый Виктор Александрович, приходи завтра, в понедельник, вечером; сестра и жена будут дома. Пожалуйста, приходи!

Я был нездоров, все кашлял, теперь мне легче. Все-таки уезжаю скоро^*.

Крепко жму руку, будь здоров.

Твой А. Чехов.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

На обороте:

Здесь. Виктору Александровичу Гольцеву.

Ваганьковский пер., д. Аплаксиной, ред. «Русской мысли».

Эфросу Н. Е., 19 ноября 1902^*

3890. Н. Е. ЭФРОСУ

19 ноября 1902 г. Москва.

Дорогой Николай Ефимович, я буду сидеть дома и поджидать Вас^*. Если выбирать время, то лучшее — около 6 час. вечера и позже.

Заранее благодарю Вас сердечно. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

19 ноября 1902.

На обороте:

Здесь. Николаю Ефимовичу Эфрос.

Леонтьевский пер., д. Сорокоумовского.

Сытину И. Д., 25 ноября 1902^*

3891. И. Д. СЫТИНУ

25 ноября 1902 г. Москва.

25 ноября.

Многоуважаемый Иван Дмитриевич, с великими извинениями посылаю Вам три места для отправки в Ялту большою скоростью Чехову. Не сердитесь очень. За рогожи и за пересылку уплачу Вам при свидании, которое, надеюсь, произойдет сегодня или завтра.

Желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Вчера я поджидал Вас и Дорошевича весь день.

Шаляпину Ф. И., 26 ноября 1902^*

3892. Ф. И. ШАЛЯПИНУ

26 ноября 1902 г. Москва.

Дорогой Федор Иванович, все ждал Горького, чтобы вместе отправиться к Вам, и не дождался. Недуги гонят меня вон из Москвы. Первого марта приеду опять^* и тогда явлюсь к Вам, а пока — да хранят Вас ангелы небесные!

Фотографию пришлите в Ялту^*.

Крепко жму руку и целую Вас.

Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

26 ноября (на своей карточке^* я написал 27 — ну, да это все равно) 1902.

Книппер-Чеховой О. Л., 27 ноября 1902^*

3893. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 ноября 1902 г. По дороге из Москвы в Ялту.

Дусик мой, тяжело было с тобой расставаться. Скоро после Москвы подсел ко мне Шубинский^*, муж Ермоловой; беседовали, говорили о театрах, об Ермоловой, о художниках, т. е. о вас.

Я уже закусил, спасибо тебе, радость моя. Господь тебя благословит. Живи тихо, не горюй, не сердись. Целую тебя. Кажется, я ничего не забыл, все взял. Письмо это опускаю в Туле.

Целую и обнимаю.

Твой А.

27 ноябрь.

На обороте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 28 ноября 1902^*

3894. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 ноября 1902 г. Лозовая.

Пишу это в Лозовой. Холодно, мороз градусов десять, солнечно. Я здоров, ем рассольник. Скучаю по своей хозяйке. Милая дуся, пиши мне обо всем, не ленись. Шубинский покинул меня^* только сегодня утром. Поезд почти пустой.

Господь тебя благословит. Целую и обнимаю. Поклонись Маше^*.

Твой А.

28 ноябрь.

На обороте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 28 ноября 1902 — Ялта^*

3895. М. П. ЧЕХОВОЙ

28 ноября 1902 г. По дороге из Москвы в Ялту.

Милая Маша, посылаю тебе доверенность. Нового ничего нет, все благополучно. Идет сильный дождь.

Твой А. Чехов.

28 ноябрь 1902.

Книппер-Чеховой О. Л., 30 ноября 1902^*

3896. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 ноября 1902 г. Ялта.

30 ноябрь.

Радость моя, дусик, вчера вечером я приехал в Ялту. Ехал я хорошо, народа в вагоне было мало, всего четыре человека; пил чай, ел супы, ел то, что ты дала мне на дорогу. Чем южнее, тем холоднее; в Севастополе застал я мороз и снег. Плыл в Ялту на пароходе, было спокойно на море, обедал, беседовал с генералом^* о Сахалине. В Ялте застал холод, снег. Сижу теперь за столом, пишу тебе, моей жене бесподобной, и чувствую, что мне не тепло, что в Ялте холоднее, чем в Москве. С завтрашнего дня начну поджидать от тебя письма. Пиши, моя дуся, умоляю тебя, а то я тут в прохладе и безмолвии скоро заскучаю.

Мать доехала благополучно^*, хотя и ехала на лошадях. Дома застал я все в порядке, все в целости; впрочем, дорогие яблоки, которые я оставил дома до декабря (они созревают только в декабре), Арсений и бабушка положили в кислую капусту. Когда у нас узнали, что ты привезешь такса, то все очень обрадовались. Собака очень нужна. Не захочет ли такс приехать с Машей^* на Рождестве? Подумай-ка.

Не скучай, светик, работай, бывай везде, спи побольше. Как мне хочется, чтобы ты была весела и здорова! В этот мой приезд ты стала для меня еще дороже. Я тебя люблю сильнее, чем прежде.

Без тебя и ложиться и вставать очень скучно, нелепо как-то. Ты меня очень избаловала.

Сегодня приедет Альтшуллер, отдам ему твой бумажник^*. Собачка, цуцык мой, я целую тебя бесконечное число раз и крепко обнимаю. Пришел Жорж^*. Будь здорова, пиши мне.

Твой А.

Ты положила мне в чемодан очень много сорочек. Для чего мне столько? В шкафу у меня образовалась целая гора.

Поклонись своей маме^*, поблагодари за конфеты, пожелай ей всего самого лучшего. Дяде Карлу^*, дяде Саше^*, Володе^* и Элле^* тоже поклон нижайший.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 30 ноября 1902^*

3897. М. П. ЧЕХОВОЙ

30 ноября 1902 г. Ялта.

Милая Маша, я приехал^*. Все благополучно, мать здорова. В Ялте снег.

Здесь Жорж^*, который будет в Ялте жить безвыездно, получая 1 700 р. жалованья.

Ты дала мамаше 15 рублей из санаторских^*, я взял их и сегодня взнесу. От печей идет жар, и все-таки не тепло; в вашей квартире^* гораздо теплей.

Пиши мне, не ленись. Поклонись Ване^*, Соне^* и Володе^*.

Целую тебя и кланяюсь низко.

Твой Antoine.

30 ноября 1902.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Дарскому М. Е., конец ноября 1902^*

3898. М. М. ДАРСКОМУ Конец ноября

1902 г. Ялта.

Большое, большое спасибо^*.

Книппер-Чеховой О. Л., 1 декабря 1902^*

3899. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 декабря 1902 г. Ялта.

1 дек.

Радость моя, голубчик, дуся, жена моя, как живешь без меня? Что чувствуешь, о чем думаешь? У меня все благополучно, я здоров, не кашляю, сплю хорошо и ем хорошо. Скучаю по тебе жестоко, моя бабуся, и злюсь поэтому, пребываю не в духе. Вчера был Альтшуллер. Твоему подарку (бумажнику) он очень обрадовался, о чем, вероятно, напишет тебе. Была начальница гимназии^*. Сегодня снегу уже нет, стаял. Солнечно. Кричат журавли. Здесь уже скоро, через месяц, через полтора, будет весна.

Когда получишь собаку^*, то опиши, какая она^*.

Газет скопилась чертова пропасть, никак не сложу их; сколько в них всякого вранья! Вчера ел осетрину с хреном, который привез с собой. Скажи Маше^*, чтобы она непременно купила у Белова хрена и привезла, также окорок и прочее тому подобное. Завтра засяду писать^*. Буду писать с утра до обеда и потом с после обеда до вечера. Пьесу пришлю в феврале^*. Жену буду обнимать в марте^*.

Не ленись, дусик, пиши своему злому, ревнивому мужу, заставляй себя.

Здесь, в Ялте, новая церковь^*, звонят в большие колокола, приятно слушать, ибо похоже на Россию. На сих днях будет решен вопрос о железной дороге^*, зимой начнут строить. Скажи Маше, что воды у нас много, пей сколько хочешь. Водопровод аутский пускают теперь только в одну сторону — в нашу.

Бабуня моя хорошая, господь тебя благословит. Обнимаю тебя много раз. Не забывай своего мужа.

А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Куприну А. И., 1 декабря 1902^*

3900. А. И. КУПРИНУ

1 декабря 1902 г. Ялта.

Дорогой Александр Иванович, я приехал в Ялту^*, где пробуду, вероятно, всю зиму. Ваш подарок — обезьяны — великолепен, я только теперь рассмотрел его как следует и нахожу, что штучка сия совсем хороша, художественна вполне. Большое Вам спасибо!! Напишите мне, как Ваши дела, как здоровье жены.

Погода в Ялте холодная, серая. Нового ничего нет. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

1 дек. 1902.

На обороте:

Петербург. Его высокоблагородию Александру Ивановичу Куприну.

Бассейная 35. Редакция журнала «Мир божий».

Миролюбову В. С., 1 декабря 1902^*

3901. В. С. МИРОЛЮБОВУ

1 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, можете себе представить, я опять в Ялте. За границу не поеду^*, буду сидеть дома и писать^*. Говорят, что за границей холодно.

Нового ничего нет, все благополучно. Крепко жму руку и желаю счастья.

Ваш А. Чехов.

1 дек. 1902.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Книппер-Чеховой О. Л., 2 декабря 1902^*

3902. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 декабря 1902 г. Ялта.

2 дек.

Здравствуй, жена моя хорошая! Сегодня пришло от тебя первое письмецо^*, спасибо тебе. Без твоих писем я здесь совсем замерзну, в комнатах, как и в Ялте, холодно. Только, дуся, надо запечатывать письма получше, в другие конверты.

Вчера был Средин, была Софья Петровна^*, сильно похудевшая и постаревшая. И мадам Бонье была. Тут много сплетен, говорят про москвичей черт знает что. Все спрашивают о здоровье Леонида Андреева, ибо кто-то пустил слух, что Л. А. с ума сошел. А он, по моему мнению, совсем здоров.

Посылаю тебе вырезки из газет^*. Отдай их по прочтении Вишневскому или Тихомирову. Это из одесских газет.

Ты пишешь, что тебе больно за каждую неприятную минуту, которую ты доставила мне. Голубчик мой, у нас не было неприятных минут, мы с тобой вели себя очень хорошо, как дай бог всем супругам. Рука моя, когда ложусь в постель, сворачивается кренделем.

Поздравляю со Шнапсиком^*. Пришли его в Ялту, а то здесь лаять некому.

Здешний архиерей Николай^*, посетив гимназию, очень расхваливал Горького, говорил, что это большой писатель, меня же порицал — и педагоги почему-то скрывают от меня это.

Итак, веди себя хорошо, как подобает жене моей. Господь тебя благословит. Обнимаю, складываю руку кренделем, кладу твою головку и целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 4 декабря 1902^*

3903. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

4 декабря 1902 г. Ялта.

4 дек.

Здравствуй, собака моя сердитая, мой пёсик лютый! Целую тебя в первых же строках и глажу по спинке. Нового ничего нет, все по-старому, все благополучно. Холодно по-прежнему. Сегодня в Ялте происходило освящение новой церкви^*, мать была там и вернулась веселая, жизнерадостная, очень довольная, что видела царя^* и все торжество; ее впустили по билету^*. Колокола в новой церкви гудят basso profundo[2], приятно слушать.

Новые полотенца скоро промокают, ими неудобно утираться. У меня только два полотенца, а казалось, что я взял с собой три. Ем очень хорошо, кое-что пописываю^*, сплю по 11 часов в сутки. Условие^*, подписанное мною с Марксом (копия), находится, вероятно, у начальницы женской гимназии^*, у себя я не нашел. Уезжая, я все важные бумаги оной начальнице отдал на хранение. Да и не улыбается мне возня с этим условием^*. Ничего не выйдет. Подписавши условие, надо уж и держаться его честно, каково бы оно ни было.

Человечек ты мой хороший, вспоминай обо мне, пиши. И напомни Немировичу, что он обещал мне писать каждую среду. Свинья с поросятами^*, которую ты дала мне, восхищает всех посетителей.

Напиши, что нового в театре, как здоровье Марии Петровны^*, не надумали ли ставить какую-нибудь пьесу. Если надумали, то пусть Вишневский напишет подробности.

Выписываю «Мир искусства» — скажи об этом Маше^*. Дусик мой, хозяечка, я забыл в Москве черное мыло, которым мыл голову (мыло от головной пыли и перхоти), отдай его Маше, чтобы привезла^*. Не забудь, родная.

Когда ты ляжешь в постель и станешь думать обо мне, то вспомни, что я тоже думаю о тебе и целую и обнимаю. Господь с тобой. Будь весела и радостна, не забывай твоего мужа.

А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Куркину П. И., 4 декабря 1902^*

3904. П. И. КУРКИНУ

4 декабря 1902 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, спасибо Вам за письмо^*. Я уже в Ялте^*, уже скучаю здесь и мерзну. Настроение, впрочем, хорошее. Надеюсь, что Вы скоро увидите «На дне» в Художественном театре^* и напишете мне^*, как и что, — об этом убедительно прошу. Рассказ Бунина, о котором Вы пишете^*, уже напечатан в 10 номере «Журнала для всех».

Итак, оставайтесь живы, здоровы и вполне благополучны и не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

4 дек. 1902.

А. В. Погожев высылает мне «Промышленность и здоровье»^*.

На обороте:

Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину.

Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 д-ра А. В. Молькова.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 декабря 1902^*

3905. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 декабря 1902 г. Ялта.

5 дек. 1902.

Дусик мой милый, собака, без тебя мне очень скучно. Сегодня всю ночь шел снег, а сейчас — лупит дождь, стучит по крыше. Время идет тягостно медленно. Я сижу и думаю: в будущем году на всю зиму останусь в Москве. Здоровье мое не дает себя чувствовать, т. е. оно недурно. В комнатах холодно.

Получил телеграмму от шаляпинцев^*, ужинавших после бенефиса. Получил длинное письмо из Смоленска^* от какого-то поповича или попа, написанное человеком, по-видимому, исстрадавшимся, много думающим и много читающим; в письме этом сплошное славословие по моему адресу. Получил почетный билет от студентов-техников^*. Одним словом, жизнь вошла в свою колею.

Сегодня не получил от тебя письма, но видел тебя во сне. Каждую ночь вижу.

Погода в Ялте сквернейшая, больные чувствуют себя плохо — так говорят доктора.

Целую мою жену превосходную, обнимаю, ласкаю. Не изменяй мне, собака, не увлекайся, а я тебя не буду бить, буду жалеть. Обо всем пиши мне, ничего не скрывай, ведь и самый близкий для тебя человек, хотя и живу далеко.

Духи у меня есть, три четверти флакона, но все же скажу спасибо, если пришлешь с Машей^* еще небольшой флакон. Одеколон есть, мыло тоже есть. Головная щетка ежедневно употребляется.

Часы стенные довез благополучно, теперь они на месте, идут хорошо.

Ну, пупсик мой, целую тебя еще раз. Благословляю тебя. Пиши же, не ленись.

Твой А.

В городе еще ни разу не был. Холодно, дует ветер неистовый.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 6 декабря 1902^*

3906. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

6 декабря 1902 г. Ялта.

6 дек.

Дусик мой, пришла твоя телеграмма^*. Ответ послать не с кем, все пошли в церковь, да и едва ли нужен сей ответ, ибо письмо мое уже получено тобой^*.

Неустоечной записи^* у меня нет и не было, и, помнится, при составлении договора с Марксом мы такой записи не делали вовсе. Копию с доверенности, выданной Сергеенку, выслать тоже не могу, так как у меня ее нет и не было. У меня есть только копия с договора, того самого, который есть, как ты пишешь, и у Пятницкого^*. Честное слово, дуся, у меня нет ни записи, ни доверенности, не думай, что я плутую, прячу эти бумаги.

Вчера была О. М. Соловьева, приглашала к себе.

За работу я уже сел, пишу рассказ^*. В комнате моей холодно, жены нет, пиджака никто не чистит, кто-то унес все журналы, полученные в мое отсутствие… Но я все же не падаю духом и с надеждой взираю на будущее, когда мы опять встретимся и заживем вместе.

Конверты твои никуда не годятся, письма доходят почти распечатанные. Купи себе на пятачок простых конвертов, а эти аристократические брось. Или купи английской бумаги, тонкой, и таких же конвертов — у Мерилиза. Я завтра пришлю тебе письмо на английской бумаге^*.

Как суворинский «Вопрос»?^* А Чириков пишет уже третью пьесу? Какое обилие пьес однако! Этак театр распухнет.

Погода сквернейшая.

Вот, цапля, какой усердный у тебя муж: пишу каждый день! Сегодня пришло от тебя два письма^*; одно, в котором ты пишешь про Полтаву^*, вероятно, было задержано. Мать целует тебя, благодарит за шляпу; она просит: не пришлешь ли ты шляпу с Машей?^* Не возьмет ли Маша?

Ну, господь с тобой. Обнимаю тебя. Не хандри, пиши подробнее, не скупись.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чехову И. П., 6 декабря 1902^*

3907. И. П. ЧЕХОВУ

6 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Иван, напоминаю тебе о твоем обещании приехать на Рождестве в Ялту и еще раз повторяю, что если не приедешь, то зело обидишь. Привези самый маленький бочоночек огурцов, а то здешние огурцы никуда не годятся.

Мать здорова и просит тебя поклониться Соне^* и Володе^*. Доехала она благополучно^*.

Здесь Жоржик^*. Он назначен сюда помощником агента^*. Встает каждый день в 4 часа утра, освобождается вечером после отхода парохода. Получает 1 700 р. в год. Напиши, что нового. Будь здоров и кланяйся Соне и Володе.

Твой Antoine.

6 дек.

Ждем!! Привези хрену от Белова.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

Книппер-Чеховой О. Л., 7 декабря 1902^*

3908. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 декабря 1902 г. Ялта.

7 дек.

Здравствуй, собака! Вот та самая английская бумага^*, о которой я вчера писал тебе. Есть не графленая, та, пожалуй, лучше.

Про г-жу Мейер я слышал^*, но отчета ее не видел, у меня нет и не было. Если отчет хорош, то лучше всего сдать его Гольцеву, чтобы рецензия была помещена в «Русской мысли». А в «Новостях дня» — это ни к чему.

С того дня, как приехал сюда, ни разу не было солнца, так что греться на солнце еще не приходилось. Погода вообще скверная, недобрая, работать не хочется. Чувствую себя хорошо.

Скажи Маше, чтобы записала себе в книжку 5 р. 10 к. от О. М. Грибковой^*. Пусть возьмет из моих денег, или я в Ялте отдам при свидании.

В городе я еще не был ни разу. Пью рыбий жир исправно.

Я, собака, то и дело думаю о тебе. Мне кажется, что я буду привязываться к тебе все больше и больше. Обнимаю мою голубку, мою цаплю.

Твой А.

Будет ли в этом году поставлена «Чайка»?^*

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 7 декабря 1902^*

3909. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 декабря 1902 в. Ялта.

Здоров, все благополучно^*.

Антонио.

На бланке:

Москва. Неглинный, дом Гонецкой. Чеховой.

Суворину А. С., 7 декабря 1902^*

3910. А. С. СУВОРИНУ

7 декабря 1902 г. Ялта.

7 дек. 1902.

Я сижу в Ялте и очень скучаю. Будьте добры, напишите мне, как в Москве прошел Ваш «Вопрос»^*, хорошо ли играли и довольны ли Вы вообще. Напишите также, почему ушел тов<арищ> мин<истра> Ковалевский и приедете ли Вы в Ялту или Феодосию, и если приедете, то когда?

Из газет о «Вопросе» я ничего не понял.

Пожалуйста, напишите, и чем длиннее, тем лучше, ибо скучища здесь отчаянная. Уже неделя, как идет дождь.

Анне Ивановне^* и Боре^* поклон и привет, Вам жму крепко руку.

Ваш А. Чехов.

Если можно, пришлите мне «Вопрос».

Марксу А. Ф., 8 декабря 1902^*

3911. А. Ф. МАРКСУ

8 декабря 1902 г. Ялта.

8 дек. 1902.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

В настоящее время я нахожусь в Ялте, где пробуду, по всей вероятности, до весны. «Mitteillungen aus Justus Perthes»^* со статьей о моем «Острове Сахалине» я получил и приношу Вам сердечную благодарность.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Ялта.

Книппер-Чеховой О. Л., 9 декабря 1902^*

3912. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 декабря 1902 г. Ялта.

9 дек.

Светик мой, ты сердишься на меня^*, но, искренно говоря, я нимало не виноват. Я знал, что была на бенефис Шаляпина ложа Горького, о ложе же литераторов я ничего не слышал, и, как бы там ни было, на бенефис этот я не пошел бы.

Что касается писем^*, то я пишу их и посылаю тебе каждый день (только два дня не посылал), а почему они не доходят до тебя вовремя, мне неизвестно и непонятно; вероятно, задерживаются на день, на два господами шпионами, их же имя легион^*. Не сердись, дусик, не обижайся, все обойдется, зима пройдет, и теперешние неудобства и недоразумения забудутся.

Сегодня наконец засияло солнце. Здоровье мое хорошо, но в Москве было лучше. Кровохарканья не было, сплю хорошо, ем великолепно, раскладываю по вечерам пасьянсы и думаю о своей жене.

Твои письма коротки, до жестокости коротки. Ведь твоя жизнь богата, разнообразна, писать есть о чем, и хоть бы раз в неделю ты радовала меня длинными письмами. Ведь каждое твое письмо я читаю по два, по три раза! Пойми, дусик мой.

Я уже писал тебе^*, что у меня нет тех бумаг, какие нужны Пятницкому^*. У меня есть только копия с договора — и больше ничего. А эта копия у Пятницкого, как ты пишешь^*, уже имеется, стало быть, все обстоит благополучно.

Сегодня переменил белье. Вообще приказания твои я исполняю. У меня в шкафу набралось очень много сорочек, денных и ночных, до безобразия много, так что я отобрал штук пять и отдал матери для уничтожения.

Скажи Маше, чтобы она привезла^* белой тесьмы для окон. Это обыкновенная тесьма, пусть привезет несколько пачек. Нужно растопить сало говяжье, окунуть в это сало тесьму и потом заклеивать окна, выходит очень хорошо, не нужно замазки.

А к тебе судьба приклеила меня не салом и не замазкой, а цементом, который с каждым днем становится все крепче. Обнимаю мою дусю. Господь с тобой. Пиши обо всем.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 10 декабря 1902^*

3913. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 декабря 1902 г. Ялта.

10 дек. 1902.

Кринолинчик мой милый, здравствуй! Письмо твое^*, доброе, веселое, с извещением о получении моих писем — получил, спасибо тебе.

Мать просит Машу привезти^* тех сушек из арорута, какие мы ели в последнее время.

Если Маша увидит Сытина, то пусть напомнит ему про календари для матери. Маше буду завтра писать особо^*.

Это хорошо, что ты бываешь у Таубе. Он очень серьезен и пунктуален, смотри не влюбись в него.

Будь здорова, балбесик. Поздравь Володю с двумя сотнями^*. Значит, он уже совсем объадвокатился. Напиши, когда его свадьба^* и как и в какое время посылать телеграмму^*.

Фомке^* жму лапу. Боюсь, как бы он у нас журавлей не заел^*.

Обнимаю жену мою законную и целую тысячу раз.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 10 декабря 1902^*

3914. М. П. ЧЕХОВОЙ

10 декабря 1902 г. Ялта.

Милая Маша, сегодня, 10 дек<абря>, приходила г-жа Швабе^*, принесла матери шляпу. Д-р А<лътшуллер> устроил ее на квартире. В Ялте холодище, ветер. Железная дорога будет очень скоро^*, воды пока много, так как водопровод наш работает на одну только Верхнюю Аутку. Привези разных закусок, окорок, колбас, сосисок и всякой всячины. Возьми у Белова хрену в баночках, анчоусов, сельдей. На багаж можешь истратить хоть 10 целковых, за один провоз только. Портер везти в вагоне можно, а если возьмешь билет в спальном вагоне (это недорого, надо только заранее взять на Неглинном), то кондуктор вагонный поставит портер в прохладу. Возьми в спальном вагоне нижнее место — в мой счет, ихние родители за все заплотють^*. Привези ниток для завязки, например, посылок — и потолще и потоньше. Сходи в о<бщест>во Wagonlit теперь же, не откладывая.

Будь здорова, счастливого пути! Если Ваня^* надумает приехать, то хорошо сделает; в его комнате внизу тепло. Сегодня получили посылку с крупой и туфлями, шла она полмесяца. Нового ничего нет. Журавли живут у бабушки^*. Тузик окривел, Каштан^* растолстел. Всего хорошего.

Твой Антон.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чехову М. П., 11 декабря 1902^*

3915. М. П. ЧЕХОВУ

11 декабря 1902 г. Ялта.

11 дек.

Милый Мишель, денег теперь нет, по всей вероятности пришлю в январе или феврале, когда будут. «Европейская библиотека»^* — название старое, затасканное; ее издавал, между прочим, Н. Л. Пушкарев в Москве, выпускал раз в неделю. Затем, пять рублей — цена необыкновенно высокая, совсем не по карману дьячкам и телеграфистам, на которых ты, как пишешь, главным образом рассчитываешь. Цена твоему журналу самое большее — 3 р., а то и 2 р. Ведь за 5 р. можно издавать иллюстрированный, со всякими премиями, и во всяком случае с оригинальной беллетристикой, а не с переводной, которая ныне, с точки зрения подписчика и порядочного издателя, считается макулатурой. Все, что можно было взять, уже взяли и берут Булгаков и Пантелеев, — один, издавая иллюстрированный журнал с приложением даже «Тысячи одной ночи», а другой — толстые книги с богатой хроникой заграничной. Переводная беллетристика — это пуф! Это наполовину, как сам ты знаешь, ничего не стоящий мусор. Все, что ценно за границей, все, заслуживающее перевода, уже переводится и издается фирмами «Знание» и проч.

По моему мнению (быть может, я и ошибаюсь — все может быть!), у тебя после публикации не наберется и 800 подписчиков, и к концу года уже ты влезешь в долги, которые уплатить будет трудно. И, по моему мнению, издание следует отложить до 1904 г.^*, а чтобы не потерять права, в июле выпустить одну книжку не для подписчиков, а для цензуры, — так делают все издатели, пока не соберутся с силами. Тебе следует издавать, если уж так хочешь издавать, не журнал, который потребует прежде всего усидчивости на одном месте и аккуратности, а что-нибудь вроде еженедельного «Календаря», в который входили бы святцы, астрономия, агрономия, тиражи — и все, одним словом, что к трактуемой неделе относиться может. Это по крайней мере было бы оригинально и полезно, и это нашло бы тебе денег сколько угодно, и это отнимает очень мало времени, ибо номера можно составлять за месяц вперед. Можно издавать «Календарь» и ежемесячный по 1 р. в год с подписчика или по 2 р., смотря по программе, причем в декабре ты выпускаешь январский номер, в январе февральский и т. д. Это все-таки, повторяю, было бы хоть оригинально, а «Европейская библиотека» — это банально, как потертый пятиалтынный. Подумай! подумай!

Пожалуйста, не сердись за непрошеные советы. Но ты кажешься мне столь неопытным человеком (в литературном отношении), что не могу удержаться, чтобы не впутаться в твое дело.

Приезжай в Ялту, здесь поговорим. Время еще не ушло, лучше семь раз отмерить, чем резать прямо не меривши. Так приезжай же.

Будь здоров, не хандри. Ольге Германовне^* и детишкам^* мой привет.

Твой А. Чехов.

Мать здорова.

На конверте:

Петербург. Михаилу Павловичу Чехову.

Большой проспект 64, кв. 4.

Книппер-Чеховой О. Л., 12 декабря 1902^*

3916. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 декабря 1902 г. Ялта.

12 дек.

Актрисуля, здравствуй! Г-жа Швабе приходила^*, мыло я получил, спасибо тебе. По словам Альтшуллера, с которым я говорил в телефон, Швабе больна чахоткой, серьезно. Сегодня пошла к тебе и рукопись Майер^*. Конечно, Майер очень хорошая женщина и ее дело — святое дело; если можно, то хорошо бы поговорить об ее отчете и в «Русской мысли» и в ежедневных газетах, в «Новостях дня», если хочешь, но лучше бы и в «Русских ведомостях». Кстати, скажи Эфросу, чтобы он высылал мне «Новости дня» в будущем 1903 году, и «Курьеру» тоже скажи. В «Курьере» власть имеет Леонид Андреев.

В Ялте стрельба. Холод нагнал сюда дроздов, и их теперь стреляют, о гостеприимстве не думают.

Пишу я рассказ^*, но он выходит таким страшным, что даже Леонида Андреева заткну за пояс. Хотелось бы водевиль написать, да все никак не соберусь, да и писать холодно; в комнатах так холодно, что приходится все шагать, чтобы согреться. В Москве несравненно теплее. В комнатах здесь холодно до гадости, а взглянешь в окно — там снег, мерзлые кочки, пасмурное небо. Солнца нет и нет. Одно утешение, что сегодня начинают дни увеличиваться, стало быть, к весне пошло.

У меня ногти стали длинные, обрезать некому… Зуб во рту сломался. Пуговица на жилетке оторвалась.

На праздниках я буду писать тебе непременно каждый день, а то и дважды в день — это чтобы ты меньше скучала.

Матвей Штраух получил орден^*.

Сегодня приходили покупать Кучук-Кой^*. Я сказал, что это не мое дело, что скоро приедет Маша, к которой пусть и обращаются.

Я еще ни разу не был в городе!!

Обнимаю мою жену превосходную, порядочную, умную, необыкновенную, поднимаю ее вверх ногами и переворачиваю несколько раз, потом еще раз обнимаю и целую крепко.

Твой А.

Мать все ходит и благодарит за шляпу. Шляпа ей нравится очень.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Кондакову Н. П., 12 декабря 1902^*

3917. Н. П. КОНДАКОВУ

12 декабря 1902 г. Ялта.

12 декабря 1902 г.

Многоуважаемый Никодим Павлович, я опять в Ялте^*, можете себе представить. В Москве прожил до декабря и хотел было ехать за границу, но после некоторого размышления повернул в Ялту. За границей, как говорят и пишут, теперь очень холодно, в Вене 12–15 градусов мороза, в Италии снег, а на Ривьеру ехать не хотелось, надоела она очень. И я решил прожить месяца два дома, а потом поехать за границу^*. Будьте добры, напишите мне в свободную минуту, собираетесь ли Вы за границу^*, не раздумали ли, и если собираетесь, то когда поедете, в каком месяце.

И напишите также, не завидуете ли Вы мне, что я в Ялте. Здесь неистовый ветер, снег, на море буря, и вот уже десять дней прошло, как мы не видели солнца. Зима, как говорят старожилы, небывало скверная, не по-крымски суровая.

Желаю Вам и семье Вашей всего хорошего, больше же всего здоровья. Не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

Иорданову П. Ф., 14 декабря 1902^*

3918. П. Ф. ИОРДАНОВУ

14 декабря 1902 г. Ялта.

14 дек. 1902.

Многоуважаемый Павел Федорович, книги, которые я собирался послать Вам^* из Москвы, волею судеб привез я с собою в Ялту и уж отсюда посылаю Вам. Посланы они мною 12 дек<абря> и, вероятно, уже получены в Таганроге, так как от Новороссийска шли в пассажирском, а не товарном поезде.

В этом году за границу не поехал^*; говорят и пишут, что в Вене 12 градусов мороза, в Италии снег. Приехал сюда, а здесь, как нарочно, холодище, снег, ветер, пасмурное небо. Здоровье мое недурно, лучше прошлогоднего; кровохарканий нет, кашляю меньше, и настроение лучше.

Пушкина изд. Суворина я послал Вам только два тома, остальные вышлю в течение этой зимы. А как музей?^* Если в нем еще мало интересного материала, то не волнуйтесь особенно; хорошие музеи составляются не годами, а, можно сказать, веками. Вы положили начало — и это уже много.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.

От А. Чехова.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 декабря 1902^*

3919. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 декабря 1902 г. Ялта.

14 декабря.

Дуся моя, замухрышка, собака, дети у тебя будут непременно, так говорят доктора. Нужно только, чтобы ты совсем собралась с силами. У тебя все в целости и в исправности, будь покойна, только недостает у тебя мужа, который жил бы с тобою круглый год. Но я, так и быть уж, соберусь как-нибудь и поживу с тобой годик неразлучно безвыездно, и родится у тебя сынок, который будет бить посуду и таскать твоего такса^* за хвост, а ты будешь глядеть и утешаться.

Вчера я мыл голову и, вероятно, немножко простудился, ибо сегодня не могу работать, голова болит. Вчера впервые пошел в город, скучища там страшная, на улицах одни только рожи, ни одной хорошенькой, ни одной интересно одетой.

Когда сяду за «Вишневый сад», то напишу тебе, собака. Пока сижу за рассказом^*, довольно неинтересным — для меня по крайней мере; надоел.

В Ялте земля покрыта зеленой травкой. Когда нет снега, то приятно смотреть.

Получил от Эфроса письмо^*. Просит написать, какого я мнения о Некрасове^*. Это-де нужно для газеты^*. Противно, а придется написать^*. Кстати сказать, я очень люблю Некрасова и почему-то ни одному поэту я так охотно не прощаю ошибок, как ему. Так и напишу Эфросу.

Ветрище дует жестокий.

Фомке^* холодно теперь ехать в Ялту, но, быть может, его можно провезти как-нибудь в вагоне, или, быть может, собачье отделение отопляется. Если Маша не возьмет его с собой, то, быть может, возьмет Винокуров-Чигорин, гурзуфский учитель, который сегодня выехал в Москву.

У свиньи, которую ты дала мне, облупилось одно ухо.

Ну, светик, господь с тобой, будь умницей, не хандри, не скучай и почаще вспоминай о своем законном муже. Ведь, в сущности говоря, никто на этом свете не любит тебя так, как я, и кроме меня у тебя никого нет. Ты должна помнить об этом и мотать на ус.

Обнимаю тебя и целую тысячу раз.

Твой А.

Пиши поподробнее.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чехову И. П., 14 декабря 1902^*

3920. И. П. ЧЕХОВУ

14 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Иван, если ты еще не уехал в Ялту, то, пожалуйста, купи в семенном магазине мочалы, которая называется рафией, и привези. Купи пачки четыре. Если Маша^* еще не выехала, то две пачки отдай ей. Впрочем, рафия не тяжела, в ней в 4-х пачках едва ли фунт будет.

Погода в Ялте очень плоха, но все здоровы. Георгий^* выписал из Таганрога сала и хохлацкой колбасы, к празднику будет получена. Смотри же, приезжай!! Соне^* и Володе^* нижайший поклон.

Будь здрав.

Твой Antoine.

14 дек.

На обороте:

Москва. Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

Книппер-Чеховой О. Л., 15 декабря 1902^*

3921. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

15 декабря 1902 г. Ялта.

15 дек.

Любимая моя женщина, сегодня получил твое письмо^* на двух листочках. Вот ответы на твои вопросы. Рыбий жир и креозот я пью исправно, ибо это почти единственное мое занятие. Халата у меня нет; прежний свой халат я кому-то подарил, а кому — не помню, но он мне не нужен, ибо по ночам я не просыпаюсь. За все время мой пиджак был вычищен только один раз. Теперь, чтобы ты не сердилась, приму меры. Голову мыл недавно. Рубаху переменил сегодня. Чулки сейчас переменю, сию минуту. Новые полотенца, мне кажется, не годятся. Они становятся мокрыми, едва возьмешь их в руки; вероятно, это из дешевых. Мне нужны полотенца покороче, погрубее, потолще и пошаршавее.

Сегодня ночью выпал снег. Довольно паршиво в природе.

Дусик, если ты мне жена, то, когда я приеду в Москву, распорядись сшить мне шубу из какого-нибудь теплого, но легкого и красивого меха, например хоть из лиры. Ведь московская шуба едва не убила меня! В ней три пуда! Без легкой шубы я чувствую себя босяком. Постарайся, жена! Отчего в этот приезд я не сшил себе шубы, понять не могу.

На праздниках я буду писать тебе каждый день, будь покойна. Мне самому хорошо, когда я пишу тебе. Ведь ты у меня необыкновенная, славная, порядочная, умная, редкая жена, у тебя нет ни одного недостатка — с моей точки зрения по крайней мере.

Впрочем, есть: ты вспыльчива, а когда в дурном настроении, то около тебя опасно ходить. Но это пустяки, это пройдет со временем. Есть у нас один общий с тобой недостаток — это то, что мы с тобой поздно женились.

В прошлом году и ранее, когда я просыпался утром, то у меня обыкновенно было дурное настроение, ломило в ногах и руках, а в этом году ничего подобного, точно помолодел.

Получил письмо от Вишневского^*; скажи, что буду отвечать ему на праздниках^*.

Обнимаю мою дусю, целую и благословляю.

Пиши мне подробнее, не ленись. Теперь уже дни стали прибавляться, к весне пошло, скоро, значит, увидимся.

Ну, господь с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Неизвестному, 15 декабря 1902^*

3922. НЕИЗВЕСТНОМУ

15 декабря 1902 г. Ялта.

15 дек.

Я письмо получил своевременно, но не ответил… не знаю, почему. Должно быть, был болен, или что-нибудь вроде.

Ваше желание — посвятить мне комедию — слишком лестно для меня, чтобы я мог не согласиться или не желать этого.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 17 декабря 1902^*

3923. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 декабря 1902 г. Ялта.

17 дек.

Актрисуля моя, здравствуй! Последние два письма^* твоих невеселы: в одном мерлехлюндия, в другом — голова болит. Не надо бы ходить на лекцию Игнатова^*. Ведь Игнатов бездарный, консервативный человек, хотя и считает себя критиком и либералом. Театр развивает пассивность. Ну, а живопись? А поэзия? Ведь зритель, глядя на картину или читая роман, тоже не может выражать сочувствие или несочувствие тому, что на картине или в книге. «Да здравствует свет и да погибнет тьма!» — это ханжеское лицемерие всех отсталых, не имеющих слуха и бессильных. Баженов шарлатан, я его давно знаю, Боборыкин обозлен и стар.

Если не хочешь ходить в кружок и к Телешовым^*, то и не ходи, дуся. Телешов милый человек, но по духу это купец и консерватор, с ним скучно; вообще с ними со всеми, имеющими прикосновение к литературе, скучно, за исключением очень немногих. О том, как отстала и как постарела вся наша московская литература, и старая, и молодая, ты увидишь потом, когда станет тебе ясным отношение всех этих господ к ересям Художественного театра, этак годика через два-три.

Ветрище дует неистовый. Не могу работать! Погода истомила меня, я готов лечь и укусить подушку.

Сломались трубы в водопроводе, воды нет. Починяют. Идет дождь. Холодно. И в комнатах не тепло. Скучаю по тебе неистово. Я уже стал стар, не могу спать один, часто просыпаюсь. Читал в «Пермском крае» рецензию^* на «Дядю Ваню»: говорится, что Астров очень пьян; вероятно, ходил во всех четырех актах пошатываясь. Скажи Немировичу, что я не отвечаю до сих пор на его телеграмму^*, так как не придумал еще, какие пьесы ставить в будущем году. По моему мнению, пьесы будут. Три пьесы Метерлинка^* не мешало бы поставить, как я говорил, с музыкой. Немирович обещал мне писать каждую среду и даже записал это свое обещание, а до сих пор ни одного письма, ни звука.

Если увидишь Л. Андреева^*, то скажи, чтобы мне в 1903 г. высылали «Курьера». Пожалуйста! И Эфросу^* скажи насчет «Новостей дня».

Умница моя, голубка, радость, собака, будь здорова и весела, господь с тобой. Обо мне не беспокойся, я здоров и сыт. Обнимаю тебя и целую.

Твой А.

Буду получать «Гражданин». Получил от А. М. Федорова книжку стихов^*. Стихи все плохие (или мне так показалось), мелкие, но есть одно, которое мне очень понравилось. Вот оно:

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 19 декабря 1902^*

3924. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 декабря 1902 г. Ялта.

19 дек.

Милая актрисуля, писать длинное письмо нельзя; был у зубного врача, утомился очень, точно измочалился. Прости, дусик. Завтра сяду и накатаю тебе длинное письмо.

У меня m-me Бонье. Вчера была Ольга Михайловна^*, к которой я поступаю в испанцы. Ведь ты ничего не имеешь против?

Я работал, был в ударе, но в последние 4–5 дней ничего не делаю, так как зубы дали себя знать, да и заминка в рассказе вышла^*.

Обнимаю тебя и целую. Ты точно удивляешься, что наши письма нежны^*. Как же иначе, цапля? Разве ты меня не любишь? Ну, господь с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 20 декабря 1902^*

3925. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 декабря 1902 г. Ялта.

20 дек.

Милый дружок мой, сегодня получил от Алексеева телеграмму^* такого содержания: «Пьеса Горького и театр имели большой успех. Ольга Леонардовна прошла для тонкой публики первым номером». Радуйся, дусик. Муж твой очень доволен и выпьет за твое здоровье сегодня же, если только Маша привезет^* с собой портеру.

У меня теперь возня с зубами. Неизвестно, когда кончится вся эта глупая музыка. Вчера получил от тебя письмо^* почти распечатанное (опять!), а сегодня у меня грустный день, так как Арсений не принес с почты твоего письма. И погода сегодня грустная: тепло, тихо, а весной и не пахнет. Сидел на балконе, на солнышке и все думал о тебе, о Фомке^*, о крокодилах, о подкладке на пиджаке, которая рвется. Думал о том, что тебе нужен сынишка, который занимал бы тебя, наполнял бы твою жизнь. Сынишка или дочка будет у тебя, родная, поверь мне, нужно только подождать, прийти после болезни в норму. Я не лгу тебе, не скрываю ни одной капли из того, что говорят доктора, честное слово.

Миша^* прислал сельдей. Еще что сообщить тебе? У нас опять много мышей. Каждый день ловлю в мышеловку. И мыши, вероятно, уже привыкли к этому, так как относятся благодушно, уже не боятся этого. А больше писать не о чем, ничего нет или по крайней мере не видно, жизнь проходит тускло и довольно бессодержательно. Кашляю. Сплю хорошо, но всю ночь вижу сны, как и подобает лентяю.

Пиши мне, деточка, всякие подробности, чтобы я чувствовал, что я принадлежу не Ялте, а северу, что жизнь эта, унылая и бессодержательная, еще не проглотила меня. Мечтаю приехать в Москву не позже первого марта^*, т. е. через два месяца, а будет ли это так, не знаю. Храни тебя бог, жена моя хорошая, собака рыжая. Вообрази, что я беру тебя на руки и ношу по комнате часа два, и целую и обнимаю. Поклонись маме^*, дяде Карлу^*, дяде Саше^*, Володе^*, Элле^*, Зине^*…Алексеева поблагодари за телеграмму.

Завтра буду писать. Спи спокойно, радость моя, ешь как следует и думай о муже.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 21 декабря 1902^*

3926. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 декабря 1902 г. Ялта.

21 дек.

Актрисуля, опять я сегодня не получил письма. Ну, делать нечего, посидим и без письма, как курильщики сидят иногда без табаку. Получил известие от Гнедича^*, что за «Чайку» я буду получать не 8, а 10%, что «Чайка» делает хорошие сборы, и проч. и проч. Получил письмо от Суворина^* — на двух листах. Кстати сказать, Старый театрал, пишущий в «Новом времени», — это он, Суворин. В каждой статье бранит Станиславского^*, который, очевидно, мучит его и снится ему каждую ночь.

Я еще не имею сведений насчет «На дне»^*, но знаю, что пьеса идет чудесно. Значит сезон спасен, убытков у вас не будет, хотя и убытки не были бы большим злом, как мне кажется, ибо ваш театр стоит очень прочно, хватило бы надолго.

За духи кланяюсь тебе в ножки. За конфекты, которые раскисли, целую мою дусю. В чашке оказался сюрприз весьма неважный — Эйфелева башня, ценою в грош. Полотенец не видел, Маша отправила в стирку. Духи очень хороши.

Теперь уже праздники, поздравляю тебя, голубчик мой. Тебе скучно? Ты теперь одна на всю квартиру^*, и это меня беспокоит немного… Когда ты уходишь, с 6 час. вечера Ксения^* играет на гармонике — и это каждый вечер, я истомился. Кабацкая манера эта останется, вероятно, и теперь, и теперь каждый вечер наша квартира полна звуков. Зину^* взяла бы к себе на праздники, что ли. Я очень беспокоюсь; прости меня, что я не живу с тобой, в будущем году все будет в порядке, я буду с тобой, это непременно.

Однако буквы и строки кривые, надо зажечь свечку. Зажег.

Пиши мне, каждый день пиши, по крайней мере в эти дни.

Целую тебя, родная, и обнимаю, господь с тобой. Посылаю шубу за границу^*, Арсений^* идет на пристань. Пиши!

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Вишневскому А. Л., 22 декабря 1902^*

3927. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

22 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Александр Леонидович, честь имею поздравить Вас с праздником, с наступающим новым годом и с успехом пьесы «На дне»^*. Видите, значит, напрасно Вы вешали нос на квинту^*, все обстоит благополучно, и театр стоит на той же высоте, на какой и был, даже еще более заметной. Сердечно благодарю за письмо^*, жду теперь другого письма, на которое имею право, так как скучаю в уездном городе ужасно, до зеленого змия. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., меблир. к-ты «Тюрби».

Гнедичу П. П., 22 декабря 1902^*

3928. П. П. ГНЕДИЧУ

22 декабря 1902 г. Ялта.

22 дек. 1902.

Дорогой Петр Петрович, три бумаги, полученные из конторы^*, я уже подписал и возвратил. «Свадьба» еще туда-сюда, быть может, и пройдет нескучно, насчет же «Юбилея» позволительно будет усумниться. Во всяком случае, большое Вам спасибо.

Поздравляю Вас с праздником и кстати уж с новым годом и шлю Вам искренние сердечные пожелания.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 22 декабря 1902^*

3929. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 декабря 1902 г. Ялта.

22 дек.

Милый мой пузик, сегодня пришли газеты с «На дне»^*, я теперь вижу, какой громадный успех имел ваш театр. Значит, наверное можно сказать, до конца сезона вы продержитесь с хорошими сборами и в отличном настроении. Только были бы все здоровы. А я вот сегодня раскис, придется, вероятно, принимать свое дешевое лекарство — oleum ricini[3]. Идет дождик, ты далеко, немножко грустно, но все же чувствую себя лучше, чем в прошлом году.

«Столпы» едва ли будут иметь заметный успех^*, но теперь вам все равно, вам теперь море по колено! Теперь что ни поставите в этом сезоне, все будет хорошо, интересно.

Ну как, деточка моя, проводишь праздники? Я рад, что приехал твой брат^*, теперь мне не страшно за тебя; только не пускай его никуда, пусть у тебя живет.

Мне ужасно хочется написать водевиль^*, да все некогда, никак не засяду. У меня какое-то предчувствие, что водевиль скоро опять войдет в моду.

Завтра иду к зубному врачу, боль будет, вероятно, неистовая. А у врача руки не умытые, инструменты нечистые, хотя он и не дантист, а настоящий врач. Опиши ужин после «На дне»^*, что вы там съели и выпили на 800 р. Все опиши возможно подробнее. В каком настроении Бунин? Похудел? Зачах? А Скиталец все болтается без дела?

Вчера вечером сообщили мне но телефону, что у Л. Средина температура 39. Вообще больные чувствуют себя неважно, погода скверная. Разве Бальмонт в Москве?^* Ты его видела? Тут m-me Бонье рассказывает всем, что Бальмонт ее изнасиловал. Вообще страстный человек.

Я целую тебя в спину, потом в грудь, в плечи, ласкаю долго и, взявши голову твою на руку, согнутую калачиком, слушаю, о чем ты говоришь мне.

Поздравлял ли я тебя с праздником? Да?

Твой А.

Мать очень довольна шляпой и до сих пор благодарит тебя.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Суворину А. С., 22 декабря 1902^*

3930. А. С. СУВОРИНУ

22 декабря 1902 г. Ялта.

22 дек. 1902.

Мне нездоровится, больные здесь вообще чувствуют себя неважно; уж очень плоха погода в Ялте, просто беда! Или дождь, или сильнейший ветер, и за все время, пока я в Ялте, здесь был только один солнечный день. Сегодня пришло известие^*: пьеса Горького «На дне» имела громадный успех, играли чудесно. Я редко бываю в Художественном театре, но мне кажется, что Вы слишком преувеличиваете роль Станиславского^* как режиссера. Это самый обыкновенный театр, и дело ведется там очень обыкновенно, как везде, только актеры интеллигентные, очень порядочные люди; правда, талантами не блещут, но старательны, любят дело и учат роли. Если же многое не имеет успеха, то или потому что пьеса не годится, или у актеров пороху не хватило. Станиславский, право, тут ни при чем. Вы пишете, что он выгонит все таланты со сцены, но ведь за все эти 5 лет, пока существует театр, не ушел ни один мало-мальски талантливый человек.

Что Миша^* хочет издавать «Европейскую библиотеку»^*, я узнал из его письма; как умел, я написал^*, что издание это глупо, что «Евр<опейская> библ<иотека>» — название краденое, что романы переводные никому не нужны, цена им грош медный, а не 5 р., и проч. и проч. Какая судьба постигла сие мое письмо, не знаю.

Вы пишете: «Милый вы человек, отчего Вы засунулись теперь в актерский и новобеллетристический кружок^*». Я засунулся в Ялту, в этот уездный городишко, и в этом вся моя беда. К сожалению, новобеллетристический кружок считает меня чужим, старым, отношения его ко мне теплы, но почти официальны, а актерский кружок — это только письма моей жены, актрисы, и больше ничего.

Писал ли я Вам, что «Всю Россию» и I и II томы Пушкина я получил. Спасибо Вам большое. В Вашем календаре множество ошибок, например в газетном отделе; я послушался его и за «Нов<ый> журнал иностранной литературы» послал 5 р., а за «Мир искусства» 10 р., и оказалось, в обоих случаях ошибся. Но все же Ваш календарь очень хорош. И «Всю Россию» перелистываешь с интересом.

Поздравляю Вас с Рождеством и с близким Новым годом, желаю здоровья. Анне Ивановне^*, Насте^* и Боре^* нижайший поклон и привет. За письмо^* большое Вам спасибо, оно очень интересно.

Ваш А. Чехов.

«Освобождения» не вижу^*, ибо не получаю почему-то.

Тарабрину Г. Я., 23 декабря 1902^*

3931. Г. Я. ТАРАБРИНУ

23 декабря 1902 г. Ялта.

22 дек. 1902.

Многоуважаемый Георгий Яковлевич, моя мать, прочитав Ваше письмо в «Приазовском крае»^*, собрала старье, какое было в шкафу, и шлет Вам для раздачи неимущим.

Желаю Вам всего хорошего, поздравляю с праздником и наступающим новым годом.

Искренно преданный

А. Чехов.

Ялта.

Книппер-Чеховой О. Л., 24 декабря 1902^*

3932. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 декабря 1902 г. Ялта.

24 дек.

Милая моя старушка, твой дед что-то нездоров. Последнюю ночь спал очень плохо, беспокойно; во всем теле ломота и жар. Есть не хочется, а сегодня пирог^*. Ну, да ничего.

Я получил очень хорошее письмо от Куркина^* насчет горьковской пьесы^*, такое хорошее, что думаю послать копию А<лексею> М<аксимовичу>^*. Из всего, что я читал о пьесе^*, это лучшее. Сплошной восторг, конечно, и много любопытных замечаний. Тебя хвалили в газетах^*, значит, ты не переборщила, играла хорошо. Если бы я был в Москве, то непременно бы, во что бы то ни стало пошел бы в «Эрмитаж» после пьесы^* и сидел бы там до утра и подрался бы с Барановым^*.

Вчера написал Немировичу^*. Мой «Вишневый сад» будет в трех актах^*. Так мне кажется, а впрочем, окончательно еще не решил. Вот выздоровлю и начну опять решать, теперь же все забросил. Погода подлейшая, вчера целый день порол дождь, а сегодня пасмурно, грязно. Живу точно ссыльный.

Ты говоришь^*, что два моих последних письма хороши и тебе нравятся очень, а я все пишу и боюсь, что пишу неинтересно, скучно, точно по обязанности. Старушка моя милая, собака, песик мой! Целую тебя, благословляю, обнимаю. На Новый год пришлю^* вашему театру телеграмму. Постараюсь подлиннее написать и полегче. Мать получила от тебя письмишко^* и очень довольна.

Будь здорова. Играй себе, сколько хочешь, только отдыхай, не утомляйся очень. Обнимаю моего дусика.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Куркину П. И., 24 декабря 1902^*

3933. П. И. КУРКИНУ

24 декабря 1902 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, Ваше чудесное письмо^* получил и, простите, распорядился снять с него копию, чтобы послать А<лексею> М<аксимови>чу^*. Большое Вам спасибо! Успех этот^* как нельзя кстати, и теперь наш театр может не беспокоиться и почивать на лаврах по крайней мере до будущего сезона.

С наступающим новым годом! Желаю здоровья, бодрого настроения, веселой работы. Я вот что-то похварываю уже целую неделю и дурно спал эту ночь от ломоты во всем теле и, вероятно, от жара. Не знаю, что сие: недуг ли мой дает себя знать, или что-нибудь случайное. Итак, еще раз большое Вам спасибо. Крепко жму руку и прошу не забывать.

Ваш А. Чехов. 24 дек.

А. В. Погожев высылает мне свой журнал^*.

На обороте:

Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину.

Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 д-ра А. В. Молькова.

Чеховой О. Г., 24 декабря 1902^*

3934. О. Г. ЧЕХОВОЙ

24 декабря 1902 г. Ялта.

Многоуважаемая Ольга Германовна, поздравляю Вас и семейство Ваше^* с праздником и с наступающим новым годом и желаю Вам от души^* провести как сей, так и многие предбудущие в добром здоровье и благополучии.

С истинным почтением имею честь быть Ваш покорнейший слуга и родственник,

Аутский мещанин^* А. Чехов.

Евгения Яковлевна^* просит Вас убедительно выслать ей выкройки с лифа, исполнением каковой просьбы премного обяжете всех аутских мещан.

На обороте:

Петербург. Ее высокоблагородию Ольге Германовне Чеховой.

Б<ольшой> проспект 64, кв. 4.

Книппер-Чеховой О. Л., 25 декабря 1902^*

3935. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 декабря 1902 г. Ялта.

25 дек.

Твое письмо к матери^* пришло как раз вовремя^*, т. е. вчера. Здоровье мое неважно, но лучше, чем вчера; стало быть, пошло на поправку.

Если б ты, дуся, знала, какая ты у меня умная! Это видно из твоего письма, между прочим. Мне кажется, что если бы я полежал хоть половину ночи, уткнувшись носом в твое плечо, то мне полегчало бы и я перестал бы куксить. Я не могу без тебя, как угодно.

Видел сегодня ваши изображения в «Новостях дня»^* в горьковской пьесе и умилился. Москвин, Станиславский и ты чудесны, Вишневский очень плох, бездарно плох. Даже растрогался я, так хорошо! Молодцы ребята.

Шубу, наконец, я отправил^* в Ниццу, уже не чувствую себя мошенником.

Милая собака, отчего я не с тобой? Отчего у тебя в Москве нет квартиры, где у меня была бы комната, в которой я мог бы работать, укрывшись от друзей. На лето нанимай такую дачу, чтобы можно было писать там; тогда я буду рано вставать, и чтобы на даче был только я с тобой, если не каждый день, то хоть раза три в неделю.

Немчушка, ты же опиши, какая будет свадьба^*. Должно быть, будет все чинно и торжественно.

Что сделал Баранов в «Эрмитаже»?^* В чем дело? В чем скандал? Опиши, дуся, все.

Обнимаю мою цаплю, целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книпперам Е. И. и В. Л., 26 декабря 1902^*

3936. Е. И. и В. Л. КНИППЕРАМ

26 декабря 1902 г. Ялта.

Милой Елене Книппер^* и ее мужу^* шлю сердечный привет. Желаю счастья. Поздравляю^*.

Чехов.

Пешкову А. М. (Горькому М.), 26 декабря 1902^*

3937. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

26 декабря 1902 г. Ялта.

26 дек. 1902.

Дорогой мой, милый Алексей Максимович, посылаю Вам копию с письма^*, которое прислал мне один мой приятель^*, умный и очень хороший человек. Переписывал не я, так как мне нездоровится.

Поздравляю Вас с новым годом, с новым счастьем. Екатерину Павловну^* и Максима^* тоже поздравляю, шлю им сердечный привет. Обнимаю Вас, будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

Бумаг, которые нужны К. П. Пятницкому^*, у меня нет. У меня есть только копия с условия.

Книппер-Чеховой О. Л., 27 декабря 1902^*

3938. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 декабря 1902 г. Ялта.

Эту рожицу я вырезал^* из «Театра и искусства» — кстати сказать, пошленького, мелкого журнальчика, издаваемого, вероятно, ради барышей. Как поживаешь, таракаша? Как гуляла на свадьбе?^* Сегодня я получил поздравительную телеграмму от Е. В. Алексеевой^*, т. е. от мамани. Под Новый год пошлю ей ответ^*.

Здоровье мое лучше, но все же еще не вошло в норму. Альтшуллер говорит, что это у меня инфлуэнца. Вчера вечером, ни к селу ни к городу, стало мерцать в глазу и началась головная боль, которая продолжается до сих пор.

Первый день праздника провели обыкновенно, ничего особенного не было, вообще неинтересно и вяло. Ждем Бунина и Найденова, которые, по газетным известиям, уехали в Константинополь. M-me Бонье выписала для нас из Курска битых гусей и уток, но птица сия застряла в Севастополе. Альтшуллер вчера говорил, что духи от Мюра он получил и кроме того еще сдачи 60 коп.

Значит, половина сезона прошла, скоро пройдет и другая; опять, значит, заживем вместе и с таким чувством, как будто венчались только вчера. Я постараюсь насчет ребеночка, будьте покойны-с.

Писал ли я тебе, что от Куркина получил превосходную рецензию «На дне»^*; снял копию и послал А<лексею> М<аксимовичу>^*. Получил письмо от К. С. Алексеева^*, буду писать ему^*. По-видимому, настроение у него неважное. И у моей супруги, судя по ее последнему письму^*, тоже не аховое. Глупенькая ты, ведь ты работаешь, трудишься, а это главное. Если бы я целый день работал, то был бы и доволен и счастлив.

Сегодня получил тьму писем^* с рисунками, с излияниями, с поздравлениями — от всех барышень Смирновых. Наивнее и талантливее всех написала Наташа, художница. Но как их много! Что, если у тебя будет столько дочерей!

Чу! M-me Бонье приехала. Значит, писать больше нельзя, баста! Обними меня, дусик, прижмись ко мне, а я тебе шепну на ухо какую-нибудь чепуху.

Пиши, актрисуля.

Твой А.

Сборы хорошие, Вишневский торжествует?^*

Прости мне эти поганые кляксы.

На конверте:

Москва Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 28 декабря 1902^*

3939. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 декабря 1902 г. Ялта.

28 дек.

Здравствуй, актрисуля милая, господь с тобой. Свадьба уже кончилась^*, поздравляю и тебя, и молодых. Ты пишешь, что Володя^* странно чувствует себя с бутафорией, т. е. с приданым^*. Это так понятно! Пять комнат со style moderne, собственный рояль, ванна, чернилица в 80 рублей — все это мещанство для молодого человека, начинающего жить, должно казаться в самом деле странным. Теперь ему надо возможно больше хлопот и забот, иначе он растолстеет и в 40 лет будет выражать искреннее недовольство жизнью.

Зубы у меня болят и крошатся, я еще не кончил возиться с ними и, вероятно, не скоро кончу. Помаленьку покашливаю. Но в общем здоров.

Дягилев прислал письмо^* и 11 № «Мира искусства», в котором помещена длинная рецензия насчет «Чайки»^* и вообще моей особы. Прочти, буде найдется.

Ты пишешь отвратительными чернилами, которые склеивают твое письмо; нужно раздирать. И ты не запечатываешь писем.

Дусик мой, когда начну пьесу^*, напишу тебе. Журавль длинноногий (так ты величаешь в письме своего мужа) пьесу даст, а вот кто будет играть старуху^*, неизвестно. Я читал, что Азагарова приглашена в какой-то провинциальный театр, да и едва ли она подошла бы к этой роли^*.

Нагнись, я поцелую тебя в затылочек и в голову. Обнимаю тебя. Заводить испанца не позволяю^*, идти в испанки тоже не позволяю. У тебя есть один мавр, которого ты должна любить. И этот мавр целует свою дусю.

Твой А.

Как Фомка?^* Маше^* он нравится, но она говорит, что это не настоящий такс, а помесь.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Дягилеву С. П., 30 декабря 1902^*

3940. С. П. ДЯГИЛЕВУ

30 декабря 1902 г. Ялта.

30 декабря 1902.

Многоуважаемый Сергей Павлович.

«Мир искусства» со статьей о «Чайке»^* я получил, статью прочел — большое Вам спасибо. Когда я кончил эту статью, то мне опять захотелось написать пьесу, что, вероятно, я и сделаю после января^*.

Вы пишете^*, что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, — само по себе, а вся современная культура — сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя. Теперешняя культура — это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, быть может, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего бога — т. е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре. Теперешняя культура — это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает. Впрочем, история длинная, всего не напишешь в письме.

Когда увидите г. Философова, то, пожалуйста, передайте ему мою глубокую благодарность^*. Поздравляю Вас с новым годом, желаю всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

Книппер А. И., 30 декабря 1902^*

3941. А. И. КНИППЕР

30 декабря 1902 г. Ялта.

С Нов<ым> год<ом>.

Антонио.

На бланке:

Москва. Леонтьевс<кий>, дом Олениной.

Анне Ивановне Книппер.

Книппер-Чеховой О. Л., 30 декабря 1902^*

3942. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 декабря 1902 г. Ялта.

30 дек.

Милая моя актрисуля, пошел сегодня к Островскому, зубному врачу, кончать дело; он осмотрел зуб, запломбированный неделю назад, и сказал, что надо бы переменить пломбу, получше бы сделать. Вынул пломбу, а в это время пришли к нему по делам еврейского кладбища (он еврейский староста) и увели его к покойникам, а я вернулся домой без пломбы, злой, полубольной. Как тебе это понравится?

Получил милое письмо от Батюшкова^*. Вообще в эти дни я много получил писем. У Маши^* сегодня сильно болит голова. Пришли индейки и утки, выписанные m-me Бонье из Курска, но есть их не придется, так как они провоняли.

Да, дуся, новые полотенца хороши, спасибо тебе, хозяечка моя. Нежность, которая, по твоим словам, сидит во мне где-то на дне, я выпускаю из себя всю целиком, чтобы приласкать тебя и приголубить за эти полотенца, за твое письмо и вообще за то, что ты моя жена. Если бы мы с тобой не были теперь женаты, а были бы просто автор и актриса, то это было бы непостижимо глупо.

Варавка прислал две карточки, одну очевидно для тебя.

Опять мне что-то нездоровится сегодня. Ну, ничего, пустяки. Благословляю тебя, моего дусика, обнимаю.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Коновицеру Е. З., 30 декабря 1902^*

3943. Е. З. КОНОВИЦЕРУ

30 декабря 1902 г. Ялта.

Дорогой Ефим Зиновьевич, с новым годом, с новым счастьем! Желаю, чтобы в 1903 году Вы были здоровы, покойны и богаты.

Будьте добры, напишите мне, что случилось с «Курьером»^*, отчего и как произошла с ним беда. Пожалуйста, очень меня обяжете!

Евдокии Исааковне^* и детям^* мой привет и поздравления. Желаю всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов. 30 дек. 1902 г.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Ефиму Зиновьевичу Коновицеру.

Уг. Тверской и Пименовского пер., д. Коровина.

Куприну А. И., 30 декабря 1902^*

3944. А. И. КУПРИНУ

30 декабря 1902 г. Ялта.

С новым годом, с новым счастьем, дорогой Александр Иванович, желаю Вам быть здоровым, веселым, бодрым, чтобы потом, этак лет через 10–15, новый 1903 вспоминался Вами с удовольствием.

Вашей жене передайте от меня сердечный привет, поклон и поздравление^*. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

1+9+0+3=13. Материал для кабалистики и черной магии.

На обороте:

Петербург. Александру Ивановичу Куприну.

Разъезжая 7.

Миролюбову В. С., 30 декабря 1902^*

3945. В. С. МИРОЛЮБОВУ

30 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, с новым годом, с новым счастьем! В «Новом времени» от 24 декабря прочтите фельетон Розанова о Некрасове^*. Давно, давно уже не читал ничего подобного, ничего такого талантливого, широкого и благодушного, и умного.

«Невесту» скоро пришлю^*. Будьте счастливы в 1903 г. и здоровы.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Раевской Е. М., 31 декабря 1902^*

3946. Е. М. РАЕВСКОЙ

31 декабря 1902 г. Ялта.

31 дек. 1902.

Дорогая Евгения Михайловна! Я не знаю Вашего московского адреса и потому не телеграфирую Вам. Позвольте мне письменно поздравить Вас с новым годом, с новым счастьем, от души и сердечно поблагодарить^* и горячо пожелать всего хорошего.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

Сестра^* поздравляет, желает счастья.

На конверте:

Ее превосходительству Евгении Михайловне Раевской.

Артемьеву А. Р. (Артему), конец декабря 1902^*

3947. А. Р. АРТЕМЬЕВУ Конец декабря

1902 г. Ялта.

Дорогой Александр Родионович, с новым годом, с новым счастьем! Желаю Вам в предстоящем 1903 году быть совершенно здоровым и наловить за все лето сто пудов рыбы.

Крепко жму руку и низко кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

Яковлеву А. С., конец декабря 1902^*

3948. А. С. ЯКОВЛЕВУ (Отрывок) Конец декабря

1902 г. Ялта.

Калуга, вероятно, скучнейший из всех русских городов, но все же это лучше Крыма и Ялты, и потому позвольте позавидовать Вам. Я целый месяц был нездоров, шла кровь горлом, ослабел. Теперь, по-видимому, дело пошло на поправку.

Алексееву (Станиславскому) К. С., 1 января 1903^*

3949. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

1 января 1903 г. Ялта.

1 января 1903 г.

Дорогой Константин Сергеевич, с новым годом, с новым счастьем! Поздравляю Вас и Вашу семью и желаю успехов, здоровья, побольше денег и великолепного настроения. У меня все благополучно, я здоров, понемножку работаю, мать и сестра тоже здоровы. Целый день идет дождь.

Пьесу начну в феврале^*, так рассчитываю по крайней мере. Приеду в Москву уже с готовой пьесой^*.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

Вчера Ф. К. Татаринова прислала^* в подарок красивый цветок из породы кактусов, и я почему-то вспомнил Ваш рассказ о том, как зверь-ласка бросилась Ф<анни> К<арловне> на грудь.

Иорданову П. Ф., 1 января 1903^*

3950. П. Ф. ИОРДАНОВУ

1 января 1903 г. Ялта.

1 янв. 1903.

С новым годом, с новым счастьем, многоуважаемый Павел Федорович! Желаю Вам от души здоровья и спокойствия.

Тараховский, конечно, прав, издать книгу следует, но не в пользу музея^*. Книга пользы не даст, при самых счастливых условиях она может дать только одно — небольшой убыток. Буде у Вас есть желание издавать, то не гасите его; подумайте, выработайте форму и потом, благословясь, и издавайте. Например, отчего бы не издавать желаемую Вами книгу ежегодно, в форме «Календаря»? Ценою в один рубль? Мне кажется, как бы таганрогская публика ни была равнодушна, но в 5-10 лет ее можно приучить к календарю. С течением времени, когда издание перестанет давать убыток, можно будет отдать его какому-нибудь учреждению, например библиотеке, гор<одской> управе. «Календарь» был бы своего рода таганрогским журналом, издающимся раз в год.

Вы не написали, как много денег Вам нужно^* на первых порах.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руну.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.

Книппер-Чеховой О. Л., 1 января 1903^*

3951. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 января 1903 г. Ялта.

1 янв. 1903.

С новым годом, с новым счастьем, милая моя актрисуля, жена моя! Желаю тебе всего, что тебе нужно и чего ты заслуживаешь, а главным образом желаю тебе маленького полунемца, который бы рылся у тебя в шкафах, а у меня размазывал бы на столе чернила, и ты бы радовалась.

За то, что ты веселилась так хорошо на свадьбе^*, хвалю тебя. Конечно, жаль, что меня не было; я бы на тебя посмотрел, да и сам бы покружился.

Сегодня получил много писем, между прочим от Суворина^*, от Немировича^*. Последний прислал список пьес, какие собирается ваш театр ставить^*. Ни одной бросающейся в глаза, хотя все хороши. «Плоды просвещения» и «Месяц в деревне» надо поставить^*, чтобы иметь их в репертуаре. Ведь пьесы хорошие, литературные.

Маша встречала Новый год у Татариновой, я — дома. Татаринова прислала чудесный цветок из породы кактусов — epiphyllum trunetatum. Идеть дождик с утра.

Пиши мне, моя родная, утешай меня своими письмами. Здоровье мое великолепно. Зуб починен, остался еще один. Короче, все более или менее благополучно.

Без жены мне нехорошо; спишь точно на холодной, давно нетопленной печке. Бунин и Найденов теперь герои в Одессе^*. Их там на руках носят.

Зовут чай пить. Будь здорова и весела, актрисуля, господь с тобой. Целую, обнимаю и благословляю тебя. Щиплю тебя за спину, пониже шеи.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Андрееву Л. Н., 2 января 1903^*

3952. Л. Н. АНДРЕЕВУ (Отрывок)

2 января 1903 г. Ялта.

«Иностранец» мне очень понравился^*. И «Иностранец» и «В тумане» — это два серьезные шага вперед^*. В них уже много спокойствия, авторской уверенности в своей силе, в них мало авторской нервности. Беседа отца с сыном «В тумане» сделана спокойно, и за нее меньше не поставишь, как 5 +.

Книппер-Чеховой О. Л., 3 января 1903^*

3953. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 января 1903 г. Ялта.

3 янв.

Здравствуй, актрисуля милая! Не беспокойся, мамане я послал телеграмму^* под Новый год, я всем послал, даже Мейерхольду в Херсон^*. Д-ра Махотина я не знаю^* или не помню. На даче будем жить, конечно, без Вишневского^*, иначе я съеду. Здоровье мое ничего себе, зубы починил, могу теперь все есть и все съесть. Ты пишешь, что в Ялте я не бываю хорош с тобой^*. Ей-ей, дусик, это тебе только кажется так; вероятно, оттого кажется, что в Ялте ты была больна^*. Я тебя одинаково везде люблю, и везде я одинаково твой.

Ну-с, это все были ответы на твои мысли в письме, теперь буду писать свое. От молодых получил телеграмму^*, в первых числах марта побываю у них на квартире, поздравлю. Оба они симпатичны очень, только мне почему-то жаль, что Володя женился. Ему бы надо было сначала укрепиться, стать на ноги, а то теперь, гляди, начнет толстеть. «Вишневый сад» я хотел сделать в трех длинных актах, но могу сделать и в четырех^*, мне все равно, ибо три или четыре акта — пьеса все равно будет одинакова.

В Москву едет доктор Алексин, будет у тебя^*. Недавно он участвовал в концерте в пользу андижанцев^*, и рояль не играл, черные клавиши отказались служить, и он, Алексин, заподозрил г-жу Татаринову, что она-де что-то подложила в рояль из мести; произошла за кулисами перебранка, Татаринова заболела и лежит до сих пор с высокой температурой. Вот какие трррагедии мы переживаем!

Ты так постарайся нанять дачу, старушка моя, чтобы 10 марта я уже мог жить там. Буду сидеть на даче и писать, будет приезжать ко мне моя актрисуля и оставаться у меня ночевать. Не так ли? Я буду писать, а по вечерам с актрисулей советоваться. Летом поедем куда-нибудь вместе, попутешествуем недельки две, а потом назад, на дачу.

Почетный билет на выставку получил^*. Сегодня холодно, море волнуется. И в комнате моей не тепло. Когда увидишь Сашечку Средина, то поблагодари его за телеграмму^*, которую он прислал мне, и скажи, что ответ не послал, потому что я не знаю его адреса.

Целую тебя в спину, в оба бока и в грудь, обнимаю и вижу тебя во сне. Пиши, дуся, не ленись.

Твой муж А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Миролюбову В. С., 4 января 1903^*

3954. В. С. МИРОЛЮБОВУ

4 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Сергеевич, вчера я получил от Вас телеграмму: «S nowim godom. Miroff». И сегодня с почты принесли точно такую же телеграмму. Спасибо Вам большое. У нас в Ялте снег, легкий мороз, ветер.

Если напишу «Невесту», то куда мне посылать ее?^* К Вам в Nervi или в Питер?

Маша теперь в Ялте, велит Вам кланяться. Для телеграмм адрес короче. Не нужно Crimée, а просто «Tschekhoff, Jalta», He Ialta, а почему-то Jalta.

Где Вы остановились? В villa Gropello?^*

Ну-с, всего Вам хорошего! Будьте здоровы, веселы и вполне благополучны.

Ваш А. Чехов.

4 янв. 1903.

На обороте:

Monsieur V. Miroluboff. Nervi. Италия. Italie.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 января 1903^*

3955. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 января 1903 г. Ялта.

5 янв.

Актрисуля моя, я здоров вполне, лучше и не нужно, только скучно, очень скучно по двум причинам: погода очень плоха и жены нет. И писать не о чем в письмах, жизнь истощилась, ничто не интересно в этой Ялте.

Сейчас приехала m-me Бонье, рассказывает, как она поссорилась с О. М. Соловьевой. Приходил Шаповалов (архитектор), приходил Лазаревский — одним словом, общество самое веселое.

Мы теперь пьем белое вино из Феодосии. Такого вина я привезу, чтоб было что пить нам на даче. Привезу сразу бутылок двадцать. Лона тебе удастся^*, я это чувствую, только не меняй голоса. Стриженая, с палкой, это очень хорошо.

Храни тебя господь, мою родную. Целую тебя и обнимаю. Без тебя я не могу, имей это в виду.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 7 января 1903^*

3956. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 января 1903 г. Ялта.

7 янв. 1903.

Актрисуля, собака моя милая, Фомка, здравствуй! Дела мои хороши, ничего себе, только, представь, на правом боку мушка, и доктор^* велел положить дня на три компресс. Это у меня небольшой плевритик. Сплю я прекрасно, ем великолепно, настроение хорошее, а болезнь, о которой я пишу, пустая. Не беспокойся, Фомка.

Ты все ездишь в кондитерские и на сахарные заводы^*, а я все праздники нигде не был, сижу все дома и ем хрен. О том, как я встречал Новый год, уже было писано тебе^*. Никак не встречал. В пироге досталось счастье мне с тобой.

Сегодня получил из вашего театра список пьес, предполагаемых к постановке^*. Есть, между прочим, «На всякого мудреца довольно простоты» Островского^*. Мне кажется, эта пьеса у вас совсем не ко двору. Ведь это русифицированный «Тартюф», это крымское бордо. Уж если ставить что, так «Тартюфа»^*, или не ставить ни той, ни другой пьесы. Вот ты порылась бы: не найдется ли чего-нибудь у Виктора Гюго?^* Для праздничных спектаклей? Хорошо бы также «Женитьбу» Гоголя поставить^*. Можно ее очаровательно поставить.

Если Халютина выходит за Андреева^*, то я поздравляю ее, но не особенно. Андреев пустой парень. С тех пор, как я стал немцем, т. е. твоим мужем, свадьбы в Художеств<енном> театре стали обычны. Значит, легкая у нас с тобой рука.

Дуся моя родная, я не получаю «Новостей дня»^*. Похлопочи-ка у Эфроса. Что за свинство, каждый январь приходится напоминать ему. Не забудь же, родная, напомни, внуши Эфросу, что так-де нехорошо.

Щиплю тебя за шею, щекочу, балуюсь, обнимаю сорок раз и целую в грудку. Ах, собака, собака, если б ты знала! Если б ты знала, как я скучаю по тебе, как мне недостает тебя. Если б ты знала!

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Сумбатову (Южину) А. И., 7 января 1903^*

3957. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

7 января 1903 г. Ялта.

7 янв. 1903.

Ялта.

Здравствуй, дорогой и милый Александр Иванович! Прежде всего поздравляю тебя с новым годом, с новым счастьем, желаю тебе здоровья. А за сим просьба^*. Один мой товарищ (не литератор, а с другой, с медицинской стороны) весьма желает бывать на литературных собраниях Литературно-артистического кружка. Так как нужна записка члена, то, будь добр, не откажи послать ему свою визитную карточку, надписав на ней то, что нужно. Его адрес: Москва, доктору Петру Ивановичу Куркину, Каретнорядская пл., д., Лобозева, кв. 14.

Прости, голубчик, за беспокойство!

На мне мушка и согревающий компресс^*, но все же могу похвастать, что здоровье мое в этом году лучше, чем было в прошлом. Погода здесь отвратительная. У меня три тома твоих сочинений, больше не имею^*.

Передай поклон и привет Марии Николаевне^* и будь здоров, счастлив во всем и не старей, буде сие возможно^*. Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

На конверте:

Москва. Князю Александру Ивановичу Сумбатову.

Б. Палашовский, д. Целикова.

Куркину П. И., 7 января 1903^*

3958. П. И. КУРКИНУ

7 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, я не состою членом Литературно-арт<истического> кружка^*, но это не беда. Я написал кн. Сумбатову^* (Южину), он пришлет Вам свою карточку с надписанием. Если одной записки мало, то 13 янв<аря> в Москву вернется Маша^*, постоянная посетительница Лит<ературного> кружка, она достанет Вам записок, сколько понадобится.

Сейчас прочел о смерти А. Ф. Шнейдера^* — царство ему небесное. Погода в Ялте скверная, ничего хорошего. Здоровье мое лучше, ничего особенного, но все же на мне мушка и компресс; схватил небольшой плевритик. С новым годом, с новым счастьем! Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов. 7 янв. 1903.

На обороте:

Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину.

Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14, д-ра А. В. Молькова.

Никитину А. А., 7 января 1903^*

3959. А. А. НИКИТИНУ

7 января 1903 г. Ялта.

7 янв. 1903.

Ялта.

Многоуважаемый Александр Александрович!

Книгу «Прощеный демон» получил^*, спешу принести Вам глубокую, сердечную благодарность. Конечно, очень жаль, что Вас пощипала цензура, но Вы сами виноваты в этом. Нужно было подождать, когда наберется стихов на десять печатных листов, тогда и издавать; ведь книги из десяти и более печатных листов предварительной цензуре не подлежат^*. Впрочем, что ж? Вы еще молоды, писать будете еще много, издавать часто^*, так что опыт этот послужил Вам только на пользу.

Еще раз благодарю, искренно благодарю и шлю Вам пожелания всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 8 января 1903^*

3960. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 января 1903 г. Ялта.

8 янв.

Милая Фомка, сегодня «Новости дня» пришли, не беспокойся^*, ничего не говори Эфросу. Здоровье мое прекрасно; согревающий компресс на мне, но треска в правом боку уже не слышу. Не беспокойся, мой дусик, все благополучно. С зубами я уже кончил, как и писал тебе^*. Про погоду тоже писал; она у нас скверная.

Маша выезжает 11 янв<аря>. Значит, в Москве будет 13-го. Вчера m-me Татаринова прислала мне цветущий amaryllis. M-me Бонье поссорилась с Ольгой Михайловной^*, жестоко поссорилась. А больше никаких новостей нет.

Когда увидишь Горького, то поблагодари его от моего имени, что во 2-м акте его пьесы^* тебе нечего делать и что ты поэтому имеешь время писать мне письма. Я твои письма, как это ни покажется тебе странным, не читаю, а глотаю. В каждой строчке, в каждой букве я чувствую свою актрисулю.

Все эти дни убирал и укладывал прошлогодние письма^*.

Ну, мордуся, обнимаю тебя и целую в лобик, в шею, в спину и в грудочку. Береги свое здоровье, не мытарься очень. Когда можно, лежи. Не ешь твердого, не ешь всякого мусора, вроде орехов.

Христос с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 9 января 1903^*

3961. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 января 1903 г. Ялта.

9 янв. 1903.

Милая собака, сегодня вечером, с разрешения г. доктора^*, снимаю компресс. Стало быть, выздоровел и больше писать тебе о своем здоровье не буду. То животное, которое так мерзко кричит^*, о котором ты спрашиваешь в письме, есть птица; сия птица жива, но почему-то в эту зиму она кричит несравненно реже.

Неустоечной записи у меня нет^*, но это не значит, что ее нет у Маркса. Помнится, что я не подписывал ее, но, быть может, память обманывает меня. У Сергеенко была доверенность^*. Далее: Грузенберг просит выслать копию с письма моего^*. О каком письме моем идет речь?

Мне кажется, что если я теперь напишу Марксу, то он согласится возвратить мне мои сочинения в 1904 г., 1-го января, за 75 000. Но ведь мои сочинения уже опошлены «Нивой», как товар, и не стоят этих денег, по крайней мере не будут стоить еще лет десять, пока не сгниют премии «Нивы» за 1903 г.^* Увидишься с Горьким, поговори с ним, он согласится. А Грузенбергу я не верю, да и как-то не литературно прицепиться вдруг к ошибке или недосмотру Маркса и, воспользовавшись, повернуть дело «юридически». Да и не надо все-таки забывать, что, когда зашла речь о продаже Марксу моих сочинений, то у меня не было гроша медного, я был должен Суворину, издавался при этом премерзко, а главное, собирался умирать и хотел привести свои дела хотя бы в кое-какой порядок. Впрочем, время не ушло и не скоро еще уйдет, нужно обсудить все как следует, а для сего недурно бы повидаться с Пятницким в марте или апреле (когда я буду в Москве), о чем и напиши ему.

Послезавтра Маша уезжает. После нее станет совсем скучно.

Целую мою замухрышку и обнимаю. Давно уже не писал ничего, все похварывал, завтра опять засяду. Получил письмо от Немировича^*.

Твой А.

Я тебя люблю? Как ты думаешь?

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Гославскому Е. П., 10 января 1903^*

3962. Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

10 января 1903 г. Ялта.

10 янв. 1903.

Дорогой Евгений Петрович, Максим Горький человек добрейший^*, мягкий, деликатнейший и во всяком случае не такой уж мелкий, чтобы сердиться на Вас из-за чистейшего пустяка. Это подсказал Вам не Л. Андреев, а Ваша мнительность, уверяю Вас!

С фирмой «Знание» я почти не знаком^* или, другими словами, не знаком настолько, чтобы пообещать Вам теперь что-либо определенное. 1-го марта я буду в Москве^*, тогда увидимся и вместе повидаем М. Горького и поговорим с ним^*. Писать же не стану, ибо, повторяю, с делом мало знаком. На днях в Ялте будет И. А. Бунин^*. Я поговорю с ним, и если он посвятит меня в тайны «Знания», то я тотчас же напишу Горькому или Пятницкому, не медля, и Вас уведомлю. Это непременно.

Если Вы пишете про Вашу книгу «Путем-дорогою»^*, то я получил ее уже давно и давно прочел. Неужели я не написал Вам ничего? Простите, голубчик. У меня то болезни, то поездки, и аккуратность давно уже перестала быть моею добродетелью. Большинство рассказов я читал уже раньше, до книги, и о некоторых, кажется, я уже писал Вам. Если бы я жил теперь в Москве, то устроил бы Вам критику^*: заставил бы двух-трех прочесть внимательно и написать о Вас. Это давно бы следовало. Люди, пишущие критические статьи, очень заняты, так как приходится им очень много читать; и винить их нельзя.

«Путем-дорогою» издано неважно. Во всяком случае отдавать «Знанию», чтобы оно переменило обложку и продавало бы как свое издание, было бы неловко. Для «Знания» гораздо удобнее и легче издать Ваши рассказы вновь, чем принимать к себе чужое издание.

Ваш брат^* не застал меня. Буду ждать его до вечера; если не придет, то пошлю письмо по почте^*.

Будьте здоровы и не хмурьтесь, пожалуйста. Все обойдется. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

В начале марта непременно буду в Москве. Конечно, если буду здоров.

На конверте:

Москва. Евгению Петровичу Гославскому.

Трубниковский пер., д. Чегодаевой, кв. 13.

Средину Л. В., 10 января 1903^*

3963. Л. В. СРЕДИНУ

10 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Леонид Валентинович, все будет исполнено^*. Квитанций у меня нет, но можно обойтись и без квитанций. Сестра Маша зайдет в магазин «Нов<ого> времени» и распорядится.

Желаю Вам всего хорошего. Я здоров сегодня, компресс снял.

Ваш А. Чехов.

10 янв. 1903 г.

На обороте:

Леониду Валентиновичу Средину.

Батюшкову Ф. Д., 11 января 1903^*

3964. Ф. Д. БАТЮШКОВУ

11 января 1903 г. Ялта.

11 янв. 1903.

Многоуважаемый Федор Дмитриевич, все эти дни я собирался писать Вам; сегодня пришла Ваша телеграмма, и вот наконец я сел и пишу. У меня был плеврит. Я только вчера сбросил согревающий компресс. С болезнью возился все праздники, ничего не делал, и теперь все, что начал, придется начинать снова, начинать с досадой. Простите меня, без вины виноват перед «Миром божьим»^*. Когда будет рассказ, наверное не могу сказать. Мне нужно кончить рассказ еще для «Журнала для всех», куда я обещал очень давно^*. Плохим я стал работником, говоря в скобках.

Первую книжку «Мира божьего»^* принесли мне из женской гимназии, я прочел статью Альбова — с большим удовольствием^*. Раньше мне не приходилось читать Альбова, хотелось бы знать, кто он такой, начинающий ли писатель, или уже видавший виды^*. Итак, «Мир божий» принесли мне из женской гимназии и обещали доставлять мне каждую книжку; стало быть, если Вы и в этом году будете высылать мне журнал (за что я Вам бесконечно благодарен), то высылайте в Москву, по прошлогоднему адресу^*.

Ваша статья о горьковской пьесе мне очень понравилась^*. Тон превосходный. Пьесы я не видел, знаю ее совсем мало^*, но, прочитав Вашу статью, понял, что это превосходная пьеса и что не иметь успеха она не могла.

Завидую Вам, вообще всем, имеющим возможность жить не в Крыму.

Крепко жму руку и еще раз прошу извинить меня, войти в положение. Авось, в будущем покрою грехи свои. Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Петербург. Его высокоблагородию Федору Дмитриевичу Батюшкову.

Литейная 15.

Книппер-Чеховой О. Л., 11 января 1903^*

3965. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

11 января 1903 г. Ялта.

11 янв.

Актрисуля, дуся, сегодня я написал Батюшкову, чтобы высылали тебе в Москву «Мир божий»^*. Я написал ему^*, что мне «М<ир> б<ожий>» в Ялте не нужен, ибо женская гимназия получает и снабжает меня им. Сегодня уехала Маша, и вот перед обедом задул сильный ветер. Скажи ей, чтобы она написала мне, не качало ли ее. Вообще пусть напишет, как ехала до Москвы^*.

Когда приеду в Москву, то непременно побываю у Якунчиковой^*. Она мне нравится, хотя видел я ее очень мало. Дуся, за праздники все у меня переболталось в голове, так как был нездоров и ничего не делал. Теперь приходится опять начинать все сначала. Горе мое гореванское. Ну, да ничего.

Пусть твой муж поболтается еще годика два, а потом он опять засядет и напишет, к ужасу Маркса, томов пятнадцать.

Выписываю из Синопа много цветов, чтобы посадить их в саду. Это от нечего делать и от скуки. Собаки моей нет, надо хоть цветами заниматься.

Сегодня, наконец, прочел стихотворение Скитальца^*, то самое, из-за которого закрыт «Курьер». Про это стихотворение можно сказать только одно, а именно, что оно плохо, а почему его так испугались, никак не пойму. Говорят, что цензора на гауптвахту посадили? За что? Не понимаю. Всё, надо полагать, в трусости.

Пусть Маша расскажет тебе^*, как у нас был с визитом некий Тарнани.

Это уж второе письмо, кажется, я посылаю тебе с кляксами. Прости своего нечистоплотного мужа.

Когда пойдет «Консул Берник»?^* Хорош ли в Бернике Станиславский?^* А что моя жена хороша, великолепна^*, в этом я не сомневаюсь. Из тебя^*, бабуня, выйдет года через два-три актриса самая настоящая, я тобой уже горжусь и радуюсь за тебя. Благословляю тебя, бабуня, перевертываю несколько раз в воздухе, целую в спину, похлопываю, подбрасываю, ловлю и, крепко сжав в объятиях, целую. Вспоминай своего мужа.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 13 января 1903^*

3966. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 января 1903 г. Ялта.

Все благополучно^*.

Антонио.

На бланке:

Москва. Неглинный, д. Гонецкой, Чеховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 13 января 1903^*

3967. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 января 1903 г. Ялта.

13 янв.

Оля, моя милая, 11 числа утром, когда уехала Маша, я почувствовал себя неважно; болела грудь, тошнило, 38°. И вчера было то же самое. Спал хорошо, хотя и беспокоили боли. Был Альтшуллер, пришлось опять облачаться в согревающий компресс (он у меня громадный). Сегодня утром было уже 37, я чувствую слабость, сейчас поставлю мушку, но все же я имел право телеграфировать тебе сегодня, что все благополучно. Теперь все хорошо, пошло на поправку, завтра я опять буду совсем здоров. Я от тебя ничего не скрываю, пойми ты это и не беспокой себя телеграммами^*. Если бы что случилось не только серьезное, но даже похожее на серьезное, то первый человек, которому бы я сообщил это, была бы ты.

Ты не в духе?^* Брось, дуся. Перемелется, мука будет.

Сегодня земля покрыта снегом, туманно, не весело. Мне грустно, что^* у меня столько времени ушло без работы и что, по-видимому, я уже не работник. Сидеть в кресле, с компрессом и киснуть не очень-то весело. Ты меня разлюбишь, дусик? Во вчерашнем письме ты писала, что ты подурнела^*. Не все ли равно! Если бы у тебя журавлиный нос вырос, то и тогда бы я тебя любил.

Обнимаю мою родную, мою хорошую таксу, целую и опять обнимаю. Пиши!!

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 января 1903^*

3968. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 января 1903 г. Ялта.

14 янв.

Актрисуля, Пушкарева ненормальна^*, имей это в виду. Со своей пьесой приходила она ко мне лет 20 назад^*, даже раньше. Это сестра поэта Пушкарева^*, поэта и драматурга; ее дразнили Вандой. Пьесы не читай^*, а вели Ксении или кухонной Маше возвратить ее авторше, когда оная придет. Иначе достанется тебе от оной. Я получил от нее письмо^*, кстати сказать.

У нас снег. Ты пишешь, что я один только браню здешнюю погоду. А разве кто хвалит? Кто сей человек? Получил от Куприна письмо: у него родилась дочь^*. Мотай это на ус. Получил письмо от Суворина, ответ на нотацию, которую я написал ему^*; пишет, что житья нет от сына^*. Получаю газету «Гражданин»; в последнем номере Горький именуется неврастеником^* и успех пьесы объясняется неврастенией. Вот уж от кого даже не пахнет неврастенией! Горькому после успеха придется выдержать или выдерживать в течение долгого времени напор ненависти и зависти. Он начал с успехов — это не прощается на сем свете.

У Татариновой воспаление легкого.

Ну, господь с тобой. Будь здорова, жена моя хорошая, не волнуйся, не хандри, не ссорься ни с кем, вспоминай иногда своего супруга. Целую тебя в плечи.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Суворину А. С., 14 января 1903^*

3969. А. С. СУВОРИНУ

14 января 1903 г. Ялта.

14 янв. 1903.

Я нездоров, у меня плеврит, 38 температура. И этак почти все праздники. Но Вы не говорите Мише^* об этом, да и вообще никому не говорите, так как, полагаю, скоро пройдет.

Письмо Ваше получил, спасибо. Завтра получу, вероятно, и пьесу^*. Веду жизнь праздную, ничего не делаю — поневоле. Только читаю.

Будьте здоровы, всего Вам хорошего в этом новом году. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Вы пишете, что в Петербурге разрешено много новых газет. Я получаю только (из нового) «Новый путь»^*; прочел пока первую книжку в могу сказать только одно: я полагал раньше, что религиозно-философское общество серьезнее и глубже.

Книппер-Чеховой О. Л., 16 января 1903^*

3970. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 января 1903 г. Ялта.

16 янв.

Бабуля, ты клевещешь, я никогда не лгал тебе насчет здоровья^*, ничего не скрывал и боюсь даже, что иной раз и преувеличивал. Вот опять пишу отчет. При Маше у меня болел бок, был плеврит небольшой и, по-видимому, сухой; компресс, мушка и проч., стало хорошо. Но 11 янв<аря>, в день отъезда Маши, я почувствовал себя неважно: боль в правом боку, тошнота, температура 38°. Оказалось, что у меня плеврит, небольшой выпот с правой стороны. Опять мушка, порошки и проч. и проч. Сегодня температура нормальна, но бок побаливает; эксудат еще есть, но, по словам Альтшуллера, уже всасывается, один пустяк остался. Чувствую себя гораздо бодрее и уже охотно сижу за столом. И аппетит есть. Опять-таки повторяю, что от тебя я ничего не скрывал никогда и скрывать не намерен.

Их назвали в Москве «подмаксимами». Между ними есть субъект, в подражание Горькому называющий себя «Скиталец». Как и Горький, он одевается в косоворотку и длинные голенища. Носит сверх того декадентский пояс и золотое пенснэ. Недавно, на каком-то благотворительном вечере, он прочел стихи, призывая бить по головам состоятельных людей^*. Призыв этот, кажется, не имел реального успеха. Но автор его покорил сердце замоскворецкой купчихи, предложившей ему себя и свой миллион. Меня уверяли, что подмаксимы пользуются большим успехом среди московской купеческой знати, главным образом — купчих.

Это тебе клочок из «Гражданина»^*.

Скажи И. А. Тихомирову, что в «Гражданине» № 4 есть большая статья о пьесе Горького «На дне»^*. Пусть вырежет и наклеит у себя^*.

Ночью шел дождь, весь снег стаял. Погода, если судить по тому, что я вижу в окна и слышу в печах, неважная. Нового ничего нет. Собаки и журавли жиреют, Арсений^* совсем опреподобился, скоро начнет ходить в подряснике. В кабинете пахнет твоими духами.

Ну, обнимаю бабулю мою и целую 1001 раз. Пиши мне каждый день, непременно. У дачи должны быть два достоинства^*, обязательные: близость воды рыболовной и отсутствие или не близкое присутствие жилых мест. Желательно было бы иметь только 2–3 комнаты, чтобы летом никто не оставался ночевать. И проч. и проч.

Ну, будь здорова, Христос с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 17 января 1903^*

3971. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 января 1903 г. Ялта.

17 янв.

Здравствуй, дусик мой! Знаешь, что я придумал? Знаешь, что я хочу предложить тебе? Ты не рассердишься, не удивишься? Давай вместо дачи в этом году поедем в Швейцарию^*. Там мы, устроившись, благодушно проживем два месяца, а потом вернемся в Россию. Как ты думаешь? Что скажешь?

Сегодня приехал учитель^*, привез от тебя подарки^*. Прежде всего, миллион поцелуев тебе за карточку^*, кланяюсь в ножки. Угодила, дуся моя, спасибо. Бумажник очень хороший, но его придется, вероятно, спрятать, так как теперешний мой бумажник мне памятен и дорог; его когда-то подарила мне собака. К тому же новый, кажется, неудобен, из него легко потерять деньги и бумаги. За конфекты тоже низко кланяюсь, хотя конфект я не ем; мать очень любит их, стало быть, ей отдам.

Но бедный Вишневский! Пиво, которое он прислал мне, сообразительный учитель сдал в багажный вагон; оно замерзло, бутылки полопались. Надо было бы предупредить учителя. Вообще не везет мне с пивом! А кто прислал мне птицу в шляпе? Ты или Вишневский? Удивительно безвкусное венское изделие. Куплено оно, очевидно, в венском магазине не Клейна, а шмулей, любящих венскую бронзу. В Москве теперь торгуют только шмулевой бронзой. Бррр, забросил на печку, тошно смотреть даже. Но это пустяки, впрочем, а вот пива жаль, даже кричать готов.

Поедешь в Швейцарию? Напиши мне, родная, подумав и все взвесив, и если решишь, что ехать можно и что мы, быть может, поедем, то начни собираться мало-помалу, так чтобы нам в конце мая и выехать, составив предварительно маршрут. Вчера на ночь я читал в «Вестнике Европы» статью Евг. Маркова о Венеции^*. Марков старинный писака, искренний, понимающий, и меня под его влиянием вдруг потянуло, потянуло! Захотелось в Венецию^*, где мы побываем, захотелось в Швейцарию, где я еще не был ни разу.

Вот если б учитель мармеладу привез! Или мятных лепешек от Трамбле. Ну, да все равно.

Поедем, родная! Подумай! Если же почему-либо тебе нельзя, тогда отложим до будущего года. Сегодня ветрище дует жестокий. Ну, благословляю тебя и обнимаю мою радость. Отвечай поскорей насчет Швейцарии.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 20 января 1903^*

3972. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 января 1903 г. Ялта.

20 янв.

У Татариновой воспаление легкого, дусик мой, и возьму у нее фотографию дома^*, когда выздоровеет, не раньше. Из твоего бумажника^*, который ты прислала мне, я устроил маленький склад рукописей и заметок; каждый рассказ имеет свое собственное отделение. Это очень удобно.

Что же ты надумала, что скажешь мне насчет Швейцарии?^* Мне кажется, что можно устроить очень хорошее путешествие. Мы могли бы побывать по пути в Вене, Берлине и проч. и побывать в театрах. А? Как ты полагаешь?

Савина ставит^* в свой бенефис мой старинный водевиль «Юбилей». Опять будут говорить, что это новая пьеса, и злорадствовать.

Сегодня солнце, яркий день, но сижу в комнате, ибо Альтшуллер запретил выходить. Температура у меня, кстати сказать, вполне нормальна.

Ты, родная, все пишешь, что совесть тебя мучит, что ты живешь^* не со мной в Ялте, а в Москве. Ну как же быть, голубчик? Ты рассуди как следует: если бы ты жила со мной в Ялте всю зиму, то жизнь твоя была бы испорчена и я чувствовал бы угрызения совести, что едва ли было бы лучше. Я ведь знал, что женюсь на актрисе, т. е., когда женился, ясно сознавал, что зимами ты будешь жить в Москве. Ни на одну миллионную я не считаю себя обиженным или обойденным, напротив, мне кажется, что все идет хорошо или так, как нужно, и потому, дусик, не смущай меня своими угрызениями. В марте опять заживем и опять не будем чувствовать теперешнего одиночества. Успокойся, родная моя, не волнуйся, а жди и уповай. Уповай и больше ничего.

В Ялте на базаре угорело четыре мальчика^*. Пришло приложение к «Ниве» — рассказы мои с портретом^*, а под портретом удивительно дрянно сделанная моя подпись.

Теперь я работаю^*, буду писать тебе, вероятно, не каждый день. Уж ты извини.

Поедем за границу! Поедем!

Твой супруг А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 20 января 1903^*

3973. М. П. ЧЕХОВОЙ

20 января 1903 г. Ялта.

Милая Маша, как раз в день твоего отъезда мне не повезло: поднялась температура, сильнее заболел бок и проч. Теперь мне гораздо лучше, и сравнить нельзя, но все же должен сидеть безвыходно дома. Мать здорова. Именины мои прошли скучно, никого не было. Зато подарков много: ананасовое варенье, которого я не ем, промокательная бумага на ящике, который никуда поставить нельзя, ручка из горного хрусталя, которою писать нельзя, и конфекты, которых я не ем. Вчера приходил кн. Ливен^*, Арсений его не принял; пришлось в телефон извиняться. Бунин и Найденов^* прославляются еще в Одессе, скоро, вероятно, приедут. Журавли кричат^* от радости, у Тузика морда еще больше покривилась (вероятно, тоже от радости), Каштан спит. Когда увидишь Ивана, то поклонись ему, скажи ему, чтобы написал мне о своем житье-бытье хоть строчку. Сегодня совсем на весну похоже. Ну, будь здорова и покойна, всего тебе хорошего. Напиши мне еще^*.

Твой А.

20 янв.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Бернштейну А. Б., 23 января 1903^*

3974. А. Б. БЕРНШТЕЙНУ

23 января 1903 г. Ялта.

23 янв.

Многоуважаемый Александр Борисович, отвечаю Вам тотчас же, получив Ваше письмо^*. Прошлым летом я жил под Москвой на даче^*, чувствовал себя хорошо, теперь я в Ялте на зимовке, у меня плеврит и вообще здоровье не такое, каким оно должно быть. Впрочем, становится все лучше. Эту зиму кровохарканья не было.

А Вы уже врачом? Желаю Вам полного успеха и полного удовлетворения. То и другое вполне возможно для врача, верующего глубоко в свое дело.

Жму руку и шлю большое спасибо.

А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 23 января 1903^*

3975. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 января 1903 г. Ялта.

23 янв.

Актрисуля моя, здравствуй! Получил сегодня письмо от Немировича^*, пишет о пьесах, какие пойдут, спрашивает про мою пьесу. Что я буду писать свою пьесу^*, это верно, как дважды два четыре, если только, конечно, буду здоров; но удастся ли она, выйдет ли что-нибудь — не знаю.

Ты хочешь, чтобы Поля ставила мне компресс?^* Поля?!! Впрочем, теперь я уже не кладу компрессов, обхожусь одними мушками. Температура вчера была нормальна, а сегодня еще не ставил термометра. Теперь сижу и пишу^*. Не сглазь. Настроение есть, хотелось бы дернуть в трактирчик и кутнуть там, а потом сесть и писать.

Зачем Скиталец женится?^* Для чего это ему нужно?

Все жду, что ты скажешь насчет Швейцарии. Хорошо бы мы могли там пожить. Я бы, кстати, пива попил бы. Подумай, дусик мой ненаглядный, и не протестуй очень, буде тебе не хочется ехать. Гурзуфский учитель ничего не рассказывал мне про Москву^*, а только сидел и кусал свою бороду; быть может, он был огорчен тем, что полопались от мороза бутылки с пивом. Да и я был нездоров, сидел и молча ждал, когда он уйдет.

Твоя свинья с поросятами на спине стоит у меня на столе, кланяется тебе. Славная свинка.

Ах, какая масса сюжетов в моей голове, как хочется писать, но чувствую, чего-то не хватает — в обстановке ли, в здоровье ли. Вышла премия «Нивы»^* — мои рассказы с портретом, и мне кажется, что это не мои рассказы. Не следовало бы мне в Ялте жить, вот что! Я тут как в Малой Азии.

Чем занимается в Москве преподобный Саша Средин? Как его здоровье, как жена^*? Видела ли ты в Москве Бальмонта?^*

Ну, собачка, будь здорова, будь в духе, пиши своему мужу почаще. Благословляю тебя, обнимаю, целую, переворачиваю в воздухе. Скоро ли, наконец, я тебя увижу?

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Средину Л. В., 23 января 1903^*

3976. Л. В. СРЕДИНУ

23 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Леонид Валентинович, я нигде не бываю, уже давно сижу дома безвыходно; у меня плеврит.

Теперь мне лучше, сижу и работаю^*, но все же выходить не позволяют.

Желаю всяких благ.

Ваш А. Чехов.

23 янв.

На обороте:

Здесь. Доктору Леониду Валентиновичу Средину.

Вишневскому А. Л., 24 января 1903^*

3977. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

24 января 1903 г. Ялта.

См. № 4 «Театра и искусства»: дела Мейерхольда и К° в Херсоне идут великолепно^*.

А Ваше пиво в дороге замерзло, бутылки полопались^*. Нот, уж, видно, не пить нам пива!!!

Как бы ни было, приношу Вам сердечную благодарность — и за пиво, и за колбасу. Надеюсь, что здоровье Нише превосходно и что Вы чувствуете себя хорошо, чего я от души желаю.

Ваш А. Чехов.

24 янв. 1903.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

Книппер-Чеховой О. Л., 24 января 1903^*

3978. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 января 1903 г. Ялта.

24 янв.

Да, дусик, мне теперь легче^*, а сегодня и совсем хорошо, так хорошо, что я даже в сад выходил. Погода чудесная, теплая.

Получил письмо от Александра Борисовича^*, того самого студента, серьезного шмуля, который был в Андреевской санатории чем-то вроде вице-директора^*. Спрашивает, как здоровье, и кстати извещает, что уже врач. Тебе кланяется.

У нас во дворе завелись два чудных щенка, которые лают всю ночь и уже прижились. Как удалить их? Оба дворняжки.

Дусик, прости за совет: не оставляй дома денег^* или запирай их как-нибудь особенно. Иначе не обойдешься без сюрпризов. Больше я тебе на эту тему писать не буду, прости.

Вчера у меня просидел вечер старик кн. Ливен. Обнимаю тебя, мою собаку, и жду, что скажешь насчет Швейцарии и Италии, вообще насчет нашего лета. Нам с тобой осталось немного пожить^*, молодость пройдет через 2–3 года (если только ее можно назвать еще молодостью), надо же поторопиться, напрячь все свое уменье, чтобы вышло что-нибудь.

Ну, господь с тобой. Не хандри.

Твой А.

На конверте:

Москва. Одьге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Гольцеву В. А., 26 января 1903^*

3979. В. А. ГОЛЬЦЕВУ

26 января 1903 г. Ялта.

26 янв. 1903.

Милый и дорогой Виктор Александрович, здравствуй! В феврале празднуют обедом твой юбилей — так я читал в «Одесских новостях»^*. Если это правда, то, сидя за обедом, вспомни, голубчик, что я есмь твой искренний, преданный друг и таковым останусь до конца дней моих, и что я тебя люблю и давно уважаю. Если же узнаю точно, когда твой юбилей и где вы будете обедать, то пришлю телеграмму^*.

С декабря по сие время я ничего не делаю, у меня был плеврит, не к ночи будь помянут. Теперь уже совсем полегчало, завтра доктор мой^* выпускает меня даже в город стричься, а главное, я уже сижу и пишу рассказ для «Журнала для всех»^*. Как только кончу, тотчас же сяду писать для «Русской мысли»^* — честное слово! Сюжетов скопилось тьма тьмущая.

Как здоровье? Черкнул бы одну строчку.

Вуколу^* земной поклон и привет. Будь здоров, крепко обнимаю тебя и целую.

Твой А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 26 января 1903^*

3980. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

26 января 1903 г. Ялта.

26 янв.

Дуся моя, необыкновенная, собака моя милая, значит, ты согласна в Швейцарию^*, вообще попутешествовать вместе? Великолепно! Мы в Вене поживем дней 5, потом в Берлине побываем, в Дрездене, а потом уж в Швейцарию. В Венеции, вероятно, будет уже очень жарко.

Бумажник твой мне очень понравился^* и нравится очень, клянусь тебе, но мне не хотелось расставаться со старым, твоим же. Теперь твой бумажник (новый) лежит у меня на столе, и в нем разные заметочки для рассказов. Я пишу^* и то и дело лезу в бумажник за справкой.

Ваш театр перестал высылать мне репертуар. Имейте сие в виду-с.

А петух в шляпе мне не понравился^*, потому что он шарлатанское изделие; нельзя в комнате держать таких вещей. Ну, да черт с ним, с петухом.

Погода здесь дивная, завтра я уже выеду в город. От плеврита осталось только чуть-чуть, почти все всосалось.

С Евлалией я знаком^*, знаю ее. Статьи ее супруга^* читаю иногда в «Русском слове», но пока они мало интересны.

Пишу рассказ для «Журнала для всех» на старинный манер, на манер семидесятых годов. Не знаю, что выйдет. Потом нужно для «Русской мысли»^*, потом для «Мира божьего»^*…Спасите нас, о неба херувимы!!

Как славно, как бесподобно мы с тобой проедемся! О, если бы ничто не помешало!

Получил от Комиссаржевской письмо^*, просит новую пьесу для ее частного театра в Петербурге^*. Она будет хозяйкой театра. Чудачка, ее ведь только на один месяц хватит, через месяц же пропадет всякий интерес к ее театру; а написать ей об этом неловко, да и нельзя: она уже бесповоротно окунулась в свое предприятие. А что написать ей насчет пьесы?^* Отказать? Поговори поскорее с Немировичем и напиши мне, можно ли ей пообещать «Вишневый сад»^*, т. е. будет ли ваш театр играть сию пьесу в Петербурге. Если нет, тогда пообещаю ей.

Значит, мы с тобой поедем?^* Умница моя, я теперь тебя никогда не брошу. Обнимаю тебя так, что ребрышки все захрустят, целую в обе щеки, в шею, в спинку и прошу писать мужу.

Твой А.

К вам поехала дочь Татариновой^*. А ты на масленой не приедешь, не финти^*. Да и не нужно, радость моя, утомишься только и потом заболеешь. Приезжай на весь пост, тогда согласен.

В новом бумажнике я сделал открытие: глубочайший карман, глубиною в пол-аршина, чтоб было, очевидно, куда деньги прятать.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Комиссаржевской В. Ф., 27 января 1903^*

3981. В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ

27 января 1903 г. Ялта.

27 янв. 1903.

Дорогая Вера Федоровна, большое Вам спасибо за письмо. Не спасибо, а спасибище — вот как! Очень рад, что Вам хорошо^*. Насчет пьесы^* скажу следующее: 1) Пьеса задумана, правда, и название ее у меня уже есть («Вишневый сад» — но это пока секрет), и засяду писать ее^*, вероятно, не позже конца февраля, если, конечно, буду здоров; 2) в этой пьесе центральная роль — старуха!! — к великому сожалению автора — и 3) если я отдаю пьесу в Художественный театр, то, по существующим в этом театре условиям или правилам, пьеса поступает в исключительное распоряжение Худож<ественного> театра как для Москвы, так и для Петербурга — и ничего тут поделать нельзя. Если в 1904 году Художеств<енный> театр не поедет в Петербург^* (что весьма возможно; в этом году он не поедет^*), то и разговоров быть не может, если пьеса подойдет для Вашего театра, то я отдам Вам ее с удовольствием. Или вот еще что: не написать ли мне для Вас пьесу? Не для театра того или другого, а для Вас. Это было моей давнею мечтою… Ну, да как бог даст. Если бы мне прежнее здоровье, то я и разговаривать не стал бы, а просто сел бы писать пьесу теперь же. С декабря у меня плеврит, можете себе представить, и только завтра я выйду из дому после долгого заключения.

Как бы ни было, в Москву я написал^*, просил выслать мне точную справку, будет ли Художеств<енный> театр в Петербурге. Через 8-10 дней я получу ответ и тогда напишу Вам^*.

Вы видели мою жену^*, а я увижу ее только весной. То она больна, то я в отъезде, и так у нас ничего не выходит по-настоящему.

Вы пишете: «…иду с той верой, которая, если разобьется, убьет во мне…» и т. д. Совершенно справедливо, Вы правы, только, ради создателя, не ставьте этого в зависимость от нового театра. Вы ведь артистка, а это то же самое, что хороший моряк: на каком бы пароходе, на казенном или частном, он ни плавал, он всюду и при всех обстоятельствах остается хорошим моряком.

Еще раз большое Вам спасибо за письмо. Низко Вам кланяюсь и крепко, крепко жму и целую Вашу руку.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 28 января 1903^*

3982. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 января 1903 г. Ялта.

28 янв.

Собачка милая, если я не пишу тебе каждый день^*, то не потому, что сердит (боже меня избави!), а просто потому, что писать надоело, видеть, видеть, видеть тебя хочу, и потому что сижу и пишу рассказ^*. Значит, если два дня не будет от меня письма, не беспокойся.

А какими дурацкими чернилами писаны все твои письма! Точно не чернилами писала, а клеем. Приходится отклеивать. Пятницкому скажи^*, что, насколько помню, неустоечной записи я не подписывал^* и не понимаю, что это за запись такая; доверенность Сергеенко имел от меня^*, а «договора относительно Сергеенко» никакого не было. Скажи Пятницкому, что в марте или апреле я увижусь с ним^* и потолкую.

Я теперь здоров, здоровее себя чувствую даже, чем летом. Ем много и с людьми беседую охотно (когда я нездоров, то ем неохотно, а беседовать мне порой бывает нестерпимо, да я креплюсь), пишу и читаю весь день и с завистью прочитываю твое письмо, где ты^*, собака, описываешь кулебяку с осетриной и уху стерляжью. В эту зиму у меня, можно сказать, почти не было кровохаркания и не было ни одной геморройной катастрофы.

Если увидишь еще Бальмонта^*, то скажи ему, чтобы он написал мне свой адрес. Ведь, пожалуй, ни один человек не относится к этой каналье так хорошо, как я; мне симпатичен его талант.

Все еще не получаешь «Мира божьего»?^* Отчего? Скажи Пятницкому, чтобы он прислал мне свои новые издания^*, между прочим «На дне» Горького.

Вчера была буря, нынче пароход опоздал. И сегодня не покойно.

Гольцеву дают юбилейный обед^*. Мне было бы приятно, если бы ты или Маша была на этом обеде; или ужине. Если будешь на юбилее, то опиши, как и что. Ведь я старше Гольцева, ибо работаю уже больше двадцати лет. (Гольцев празднует не 25, а 20-летие^*.)

Ну, бабуля моя, благословляю тебя обеими руками и сто раз целую. Весной поедем к Гельцерам, куда хочешь поедем; и к Якунчиковой, и к Марии Петровне^*. Если буду здоров, как теперь, то буду двигаться непрерывно. Ах ты, бабуля моя толстенькая.

Твой заштатный муж А.

Сообщи Маше, что семена пришли; между прочим, и бавны. Газону 10 фунтов.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 29 января 1903^*

3983. М. П. ЧЕХОВОЙ

29 января 1903 г. Ялта.

Милая Маша, я уже говорил тебе насчет гувернантки для О<льги> М<ихайловны>. Она опять была у меня, скоро поедет в Москву и тебя будет слезно просить похлопотать. Ей хочется гувернантку умную, образованную, некрасивую, послушную и пожилую. Я уже говорил тебе насчет В. А. Вагнера, чтоб с ним посоветоваться; теперь еще добавлю, что О. М.^*, по-видимому, особа с характером и у нее ни одна порядочная гувернантка жить не станет. Это имей также в виду.

У нас все благополучно. Я здравствую, плеврит уже прошел. Едим теперь молодую баранину и белугу, которая ловится около Ялты. Семена я велел положить у тебя в комнате. Выписываю из Сухума чудесные ирисы, каких ты отродясь не видывала. Поклон Оле и Ивану.

Твой Антон.

Выписал 10 флоксов, которые посажу в одну кучу, и маку. Не выписать ли артишоков и спаржи? Напиши. У нас для них есть хорошее место.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Васильевой О. Р., 30 января 1903^*

3984. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

30 января 1903 г. Ялта.

30 янв./12 февр. 1903.

Многоуважаемая Ольга Родионовна, большое Вам спасибо за память, письмо Ваше получил^* и поклон Ваш матери передал, к великому ее удовольствию. Да, можете себе представить, живу я в Ялте, пишу мало, так как то болею, то выздоравливаю. Теперь, например, выздоравливаю от плеврита, который держал меня целый месяц. Маша в Москве, живет все там же на Неглинном в д. Гонецкой, жена тоже в Москве.

В марте или апреле я поеду в Москву, где буду жить до первого июня (ст. стиля), потом поеду в Швейцарию и проживу там где-нибудь на горах или на берегу озера месяца два. Если будете в ту пору на rue des Charmilles, то конечно побываю и у Вас; если же не застану, то посижу у Ваших ворот, оставлю карточку.

Мать писать не может; жалуется на зрение, да и говорит, что отвыкла. Обижается она на Вас за то, что Вы в прошлом году жили в Севастополе и не побывали у нас^*. А я ей говорю: «Милая мамаша, не обижайтесь! Ведь у Ольги Родионовны в Севастополе был романчик». Она поверила мне и успокоилась. Теперь, если этим летом будете жить в Симферополе или Карасубазаре, то во всяком случае приезжайте в Ялту хоть на один день.

Манюсю целую и благодарю за карточку. Карточки я еще не получил^*, но, по всей вероятности, получу скоро. Обеим девочкам^* кланяюсь и желаю счастья.

Напишите матери письмо, она Вас серьезно любит, понимает и ценит. Напишите и мне письмо, только не такое короткое. И марки почтовые собирайте для меня^*, скажу большое спасибо.

Ну, господь с Вами. Будьте здоровы и веселы, учитесь и радуйтесь Вашим успехам, только не хандрите и, как говорится, не вешайте носа на квинту.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 30 января 1903^*

3985. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 января 1903 г. Ялта.

30 янв.

Ну-с, актрисуля, вчера я был в городе после долгого заточенья, постригся там, помолодел лет на восемь, но, должно быть с непривычки, очень устал. Теперь с каждым годом я устаю все больше и больше. Пишу рассказ^*, но медленно, через час по столовой ложке — быть может, оттого, что много действующих лиц, а может быть, и отвык, привыкать надо.

Вчера приходила облагодетельствованная вами актриса и спрашивала Машу; когда ей сказали, что Маши нет, она осталась в кухне и стала ждать меня. Я выслал ей рубль; Арсений и бабушка спрятались, одна Поля с ней разговаривала. Посидела час-другой и ушла, обещаясь еще прийти. Это или сумасшедшая, или попросту мошенница, но, полагаю, хлопот с ней будет еще немало.

Я здоровехонек. Пива не присылай, буду пить его за границей, а теперь что-то не хочется, да и пить я могу, только когда бываю в компании. Пьесу писать буду^*.

Пришло письмо из Женевы от Ольги Родионовны^*.

Выписал из Сухума много разных луковиц и многолетних цветов. Воды теперь много; быть может, я сделаю еще цистерну, если окажется недорого, на пять тысяч ведер.

Насчет вышеписанной актрисы^* не беспокойтесь, она устроилась в Ялте, по-видимому, а ко мне едва ли ей удастся пробраться. Прилагаю ее письмо.

Составляешь ли ты маршрут по Швейцарии?^* Главное — красивое место и климат, имей сие в виду. Прогулочки, пешее хождение, сочетание приятного с полезным. Я тоже буду за тобой ухаживать, только, дусик мой, дай мне слово, что ты уже не будешь хворать. Обязательно дай. Будь такою же умницей, какой ты была в Аксенове у Варавки^*.

А сегодня от тебя нет письма.

Поклонись всем в театре, Маше поклонись, Вишневскому. Что поделывает Надежда Ивановна^*?

Ну, собачка, глажу тебя и треплю за уши и за хвостик. Без тебя мне неважно, можно даже сказать, плохо, но все же приятно становится при мысли, что ты у меня есть. Без тебя я одичал бы и постарел, как репейник под забором.

Обнимаю мое сокровище, крепко целую, тысячу раз целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 1 и 2 февраля 1903^*

3986. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 и 2 февраля 1903 г. Ялта.

1 февр.

Бабуся моя, если хочешь прислать конфект, то пришли не абрикосовских, а от Флея или Трамбле — и только шоколадных. Пришли также 10, а если возьмут, то и 20 селедок, которые купи у Белова. Видишь, дуся моя, сколько я закатываю поручений! Бедная моя, хорошая жена, не тяготись таким мужем, потерпи, летом тебе будет награда за все.

Да, дуся, «В тумане» очень хорошая вещь^*, автор сделал громадный шаг вперед; только конец, где распарывают живот, сделан холодно, без искренности. Званцева будет принята^*, будь покойна; я ее даже обедать позову. Погода ужаснейшая: сильный, ревущий ветер, метель, деревья гнутся. Я ничего, здоров. Пишу^*. Хотя и медленно, но все же пишу.

Дусик мой, зайди к Гетлингу в аптекарский магазин и возьми у него 1 унц. Bismuthi subnitrici^* и пришли мне вместе с прочим товаром, если будет оказия. У Гетлинга же возьми коробочку самых мелких деревянных зубочисток за пятачок, в коробочке-плетушечке. Поняла? Одеколон есть, духи есть, мыло тоже есть. Если будет оказия в самом деле, то (вспомнил!) возьми у того же Гетлинга capsulae operculatae — глотать в этих капсулах креозот, № 2, английские, одну коробочку.

Продолжаю писать на другой день. Снегу навалено пропасть, как в Москве. Письма от тебя нет. Поймалась мышь. Сейчас сажусь писать, буду продолжать рассказ, но писать, вероятно, буду плохо, вяло, так как ветер продолжается и в доме нестерпимо скучно.

А когда поедем в Швейцарию, то я ничего с собою не возьму, ни единого пиджака, все куплю за границей. Одну только жену возьму с собой да пустой чемодан. Читал о себе в «Петербургских ведомостях» фельетон Батюшкова^*: довольно плохо-с. Точно ученик VI класса, подающий надежды, писал. «Мир искусства»^*, где пишут новые люди, производит тоже совсем наивное впечатление, точно сердитые гимназисты пишут.

Ну, собака, не забывайся. Помни, что ты моя жена и что я могу тебя каждый день через полицию вытребовать. Могу даже наказывать тебя телесно.

Обнимаю тебя так крепко, что ты даже запищала, целую мою дусю и умоляю писать мне. Понравились ли Ксении и Маше «Мещане»?^* Что они говорят?

Я остригся, и мне странно это.

Ну, актрисуля, господь с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 3 февраля 1903^*

3987. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 февраля 1903 г. Ялта.

3 февр.

Бабуля, актрисуля милая, я жив и здоров, лицо у меня не хмурое, как ты пишешь^*, а веселое, ибо пока все обстоит благополучно. Ты пишешь, что мы не будем должны Морозову^*, так как паи в этом году покроются; но я и так уже не должен Морозову, так как исполнил то, о чем говорил, т. е., получив долг, послал ему три тысячи рублей. Ты как-нибудь между прочим наведи справку, получил ли он сии деньги^*, он не ответил мне.

Мы поедем^* сначала в Вену, побудем там денька два, затем в Швейцарию, затем в Венецию (если не будет очень жарко), затем на озеро Комо, где и засядем как следует. Понимаешь, бабуля? Затем после всего, если будет время, т. е. если тебе будет позволено пробыть со мной до 15–20 августа, мы поедем денька на три в Париж, а оттуда на скорейшем поезде в Москву. Поняла? Вчера приходила Званцева. Она сказала, что ждет меня к себе, т. е. что я должен отдать ей визит; стало быть, она больше уже не придет к нам. Вчера приходил кн. Ливен, сидел долго и все рассказывал про дела минувшие, как он был московским губернатором, как был министром и проч. Вчера же приезжал Альтшуллер, но уже не выслушивал, а только посидел в качестве гостя. Я, между прочим, читал ему нотацию за то, что он расстроил тебя своим письмом^*. Во-первых, заболел я не в Москве, а в Ялте, мне это виднее; во-вторых, поеду я в Москву, когда захочу.

Получил я вчера от Званцевой фотографию в раме — мелиховский сад и отец, копающий грядки^*. Это Маша прислала? Скажи ей спасибо. Впрочем, я сам напишу ей сегодня.

Черкни мне что-нибудь новенькое. Вчера я не писал, ибо в моей комнате было только 11 градусов. Ветрище дул самый зимний, потом шел дождь при ветре, шел всю ночь, и сегодня снега уже нет; но ветрище окаянный все еще дует неистово.

Ну, дуся моя, как бы ни было, все же к весне идет дело, скоро увидимся, скоро поедем за границу.

Обнимаю тебя, радость моя, господь с тобой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 3 февраля 1903^*

3988. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

3 февраля 1903 г. Ялта.

Простите великодушно, милый Жан, я еще не поблагодарил Вас за телеграмму 17 января^*; у меня был плеврит, я все время хворал. Теперь мне полегчало, я уже на положении здорового. Итак, стало быть, большое Вам спасибо, милый Жан, и за поздравление, и за то, что вспомнили. Как Вы поживаете? Что у Вас новенького? Как прошел Ваш юбилей?^* Если найдется у Вас 5-10 свободных минут, то засядьте, голубчик, и черкните мне, как и что. Ваше письмо мне, живущему в скучнейшей Татарии и то и дело хворающему, доставит громадное удовольствие, ибо будет бальзамом целебным. Кланяйтесь Вашей жене^* и будьте здоровы и счастливы.

Ваш А. Чехов.

3 февр. 1903 г.

На обороте:

Петербург. Его высокоблагородию Ивану Леонтьевичу Леонтьеву.

Серпуховская 30, кв. 1.

Чеховой М. П., 3 февраля 1903^*

3989. М. П. ЧЕХОВОЙ

3 февраля 1903 г. Ялта.

Милая Маша, Званцева привезла фотографию в белой рамочке^*. Сия фотография уже висит в кабинете под картиной Сергеенко^* и над картинкой Хотяинцевой^*, около двери — и место оказалось подходящим. Большое тебе спасибо.

Нового ничего нет, все благополучно. Дождей много, земля намокла, очевидно будущее лето будет хорошим. Платок и сарпинку мать получила, очень довольна.

Ну, будь здорова и весела.

Твой А.

3 февр. 1903.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Алексееву (Станиславскому) К. С., 5 февраля 1903^*

3990. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

5 февраля 1903 г. Ялта.

5 февр. 1903.

Дорогой Константин Сергеевич, вчера я получил орден «Чайки»^*, большое, безграничное Вам спасибо. Я уже прицепил к цепочке, ношу и буду носить эту милую, изящную вещицу и буду вспоминать Вас.

Я был нездоров, теперь ожил, здоровье мое поправилось, и если я в настоящее время работаю не так, как следует, то виноваты в этом холод (в кабинете всего 11 градусов), безлюдье и, вероятно, лень, которая родилась в 1859 году, т. е. на год раньше меня. Но все же после 20-го февраля рассчитываю засесть за пьесу и к 20 марта кончу ее^*. В голове она у меня уже готова. Называется «Вишневый сад», четыре акта, в первом акте в окна видны цветущие вишни, сплошной белый сад. И дамы в белых платьях. Одним словом, Вишневский хохотать будет много^* — и, конечно, неизвестно, от какой причины.

Идет снег. Марии Петровне низко кланяюсь и крепко жму и целую ей руку. Она играет, это очень хорошо^*; значит, все обстоит благополучно.

Будьте здоровы, веселы, благополучны и не забывайте сердечно преданного Вам

А. Чехова.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 февраля 1903^*

3991. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 февраля 1903 г. Ялта.

5 февр.

Актрисуля, вот уже два дня и две ночи, как от тебя нет писем. Значит, ты меня уже бросила? Уже не любишь? Если так, то напиши, и я вышлю тебе твои сорочки, которые лежат у меня в шкафу, а ты вышли мне калоши мои глубокие. Если же не разлюбила, то пусть все остается по-старому.

Вчера приехал Шаповалов^*, привез мятные лепешки и орден «Чайки» от Алексеева^*. Лепешки я ем, а чайку повесил себе на цепочку. Кланяюсь тебе в ножки за твою доброту.

У меня в кабинете вот уже несколько дней температура держится на 11–12, не повышаясь. Арсений топить не умеет, а на дворе погода холодная — то дождь, то снег, и ветер еще не унялся. Пишу по 6–7 строчек в день, больше не могу, хоть убей. Желудочные расстройства буквально каждый день, но все же чувствую себя хорошо, мало кашляю, температура нормальна, от плеврита не осталось и следа.

Через 2–3 месяца ты уже привыкнешь ко мне, а потом бежим за границу, как Жирон с Луизой^*, побываем везде.

Отчего «На дне» не разрешили в Петербурге?^* Ты не знаешь? А вашему театру разрешат, если вы поедете?^* Ведь в «На дне» нет ничего вредного в каком бы то ни было смысле. Даже в «Гражданине» похвалили^*. А вот суворинский «Вопрос» идет в Петербурге, с Савиной, и с большим успехом^*. Нечего сказать, милый городок!

Дуся моя, отчего ты мне не пишешь? Отчего? Сердита? А за что? Без твоих писем я беспокоюсь и скучаю. Хоть и сердишься, все-таки пиши. Не можешь писать обыкновенного письма, пиши ругательное.

Получил я еще медальон со стеклышками — рамочку для портретов. Это от кого? От Вишневского? Поблагодари, дуся моя, весьма доволен.

Марья Петровна играет? Умница^*.

Ну, целую тебя в шею и в обе руки, нежно обнимаю радость мою. Будь здорова, смейся, уповай.

Твой страстный муж

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Победимской М. Ф., 5 февраля 1903^*

3992. М. Ф. ПОБЕДИМСКОЙ

5 февраля 1903 г. Ялта.

5 февр. 1903.

Милостивая государыня Марианна Федоровна!

Ваше мнение насчет Елены Андреевны совершенно справедливо^*. Только вот мне кажется, что это письмо Вы получите после 9-го февраля^*. Ваше письмо, посланное 30 января, я получил только сегодня. Быть может, Елена Андреевна и кажется неспособной ни мыслить, ни даже любить, но когда я писал «Дядю Ваню», я имел в виду совершенно другое.

Желаю Вам всего хорошего.

Уважающий Вас

А. Чехов.

На конверте:

Голта Херсонск. губ.

Ее высокоблагородию Марианне Федоровне Победимской.

Книппер-Чеховой О. Л., 7 февраля 1903^*

3993. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 февраля 1903 г. Ялта.

7 февр.

Песик мой, я все получил, кроме чашки^*, о которой ты пишешь. Чюминских стихов еще не получил^*. Вл. Вл. Чехов — это сын двоюродного брата моего отца^*, известного психиатра; он сам тоже психиатр. А гольцевский юбилей^* и мне самому тоже не нравится; во-первых, не выбрали его, юбиляра, в почетные члены О<бщества> любителей российской словесности и, во-вторых, не собрали ему на стипендию^*…Ведь читальня около Рузы — это такой вздор! И читать там некому, и читать нечего, все запрещено.

О. М. Соловьева привезла мне 19 селедок и банку варенья. Когда увидишь ее, то поблагодари, скажи, что ты тронута. А селедки вкусные. Скажи Маше, что вчера утром было в Ялте шесть градусов мороза, сегодня утром тоже шесть, положение дурацкое, когда приходится жаться к печке и ничего не делать. Сегодня письма твоего нет, небо пасмурное, холодное. Здоровье ничего себе, не жалуюсь.

Суворинский «Вопрос» имел в Петербурге громадный успех, остроты его найдены очень смешными. Значит, повезло старику. Читал я, что из вашего театра поехал в Петербург посланный хлопотать насчет театра для Фоминой недели^*. Правда ли это? А позволят ли вам «На дне»? Мне кажется, что цензура объявила Горькому войну не на живот, а на смерть, и не из страха, а просто из ненависти к нему. Ведь Зверев, начальник цензуры, рассчитывал на неуспех^*, о чем и говорил Немировичу, а тут вдруг шум, да еще какой!

Время идет быстро, очень быстро! Борода у меня стала совсем седая, и ничего мне не хочется. Чувствую, что жизнь приятна, а временами неприятна — и на сем я остановился и не иду дальше. Твоя свинка с тремя поросятами на спине стоит у меня перед глазами, стоят слоны, черные и белые — и так каждый день. Как бы ни было, дусик, напиши мне, поедет ли Худож<ественный> театр в Петербург и на сколько времени^*. Затем, я не писал тебе, что пьесу я хочу отдать Комиссаржевской раньше, чем Художеств<енному> театру. Ей пьеса понадобится осенью или зимой, и мне нужно знать, могу ли я пообещать ей пьесу вообще на будущий сезон, хотя бы после Рождества.

Однако, песик, я нагоняю на тебя скуку. Прости, милюся, я сейчас кончу. Только дай мне ручку поцеловать и обнять тебя. Холодно!

Твой А.

Насчет Комиссаржевской поговори с Немировичем еще раз^*; надо же ей ответить!

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Куприну А. И., 7 февраля 1903^*

3994. А. И. КУПРИНУ

7 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Иванович, в «Словаре русского языка»^*, издаваемом Академией наук, в шестом выпуске второго тома, который (т. е. выпуск) я сегодня получил, наконец показались и Вы. Так, на странице 1868 Вы найдете слово «зарокотать», а возле него — «Один за другим, в разных местах длинной колонны глухо зарокотали барабаны. Куприн. Ночлег^*».

И еще после слова «зарябиться» (стр. 1906): «На воду тотчас же легло… пятно, в средине которого зарябилось яркое отражение огня. Куприн. Булавин^*».

И еще есть одно место, только я забыл страницу.

Я поздоровел, плеврит уже прошел, но в комнате моей холодно (на дворе мороз), а это противно. Пишу помаленьку^*. Надеюсь, что у Вас все благополучно, что жена Ваша и младенец^* пребывают в добром здоровье. Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

7 февр. 1903.

Ваша Лидия уже улыбается?

На обороте:

Петербург. Александру Ивановичу Куприну.

Редакция журнала «Мир божий».

Телешову Н. Д., 7 февраля 1903^*

3995. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

7 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Николай Дмитриевич, в «Словаре русского языка», изд<аваемом> Академией наук, в шестом выпуске второго тома, мною сегодня полученном, показались и Вы. Так, на странице 1626 после слова «запа́дать»: «Из глаз полились холодные слезы и крупными каплями западали на усталую грудь. Телешов. Фантаст<ические> наброски». Вот еще на стр. 1814 после слова «запушить»: «Повозка снова тронулась в путь по запушенной свежим снегом дороге. Телешов. На тройках». И еще на стр. 1849 после слова «зарево»: «Множество свечек горит перед образом, отливаясь ярким заревом на облачении попа. Телешов. Именины». Стало быть, с точки зрения составителей словаря^*, Вы писатель образцовый, таковым и останетесь^* теперь на веки вечные.

Ну, как поживаете? Что у Вас нового?^* Мое здоровье стало лучше, теперь уже пописываю. Здесь мороз. Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего. «Словарь русского языка» содержит в себе все русские слова, доведен до буквы З. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов

7 февр. 1903. Ялта.

На обороте:

Москва. Николаю Дмитриевичу Телешову.

Чистые пруды, д Тереховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 9 февраля 1903^*

3996. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 февраля 1903 г. Ялта.

9 февр.

Актрисуля милая, стихи Чюминой^*, быть может, и хороши, но… «один порыв сплошной»! Разве в стихи годятся такие паршивые слова, как «сплошной»? Надо же ведь и вкус иметь. В Швецию я не поеду^*, так как хочу пробыть хоть два месяца только с тобой. Если хочешь, поедем, но только вдвоем. Арбенина я знаю^*; это длинный, высокий и неудачный актер, переделыватель романов и передовых статей в пьесы; жена его, брюнеточка, с маленьким лобиком, лет 20 назад познакомилась со мной в Одессе^*, где я вертелся около труппы Малого театра, игравшего тогда в Одессе, я обедал с беднейшими, мало получавшими актрисами, прогуливал их^* — но не соблазнил ни единой души и не пытался. Еще что? Ты пишешь, что вышлешь мятные лепешки с Коссович, но ведь я уже получил эти лепешки^*.

Мороза нет, но погода все еще скверная. Я никак не согреюсь. Пробовал писать в спальне, но ничего не выходит: спине жарко от печи, а груди и рукам холодно. В этой ссылке^*, я чувствую, и характер мой испортился, и весь я испортился.

Бальмонта я люблю, но не могу понять, от чего Маша пришла в восторг^*. От его лекции? Но ведь он читает очень смешно, с ломаньем, а главное — его трудно бывает понять. Его может понять и оценить^* только М. Г. Средина, да, пожалуй, еще г-жа Бальмонт. Он хорошо и выразительно говорит только когда бывает выпивши. Читает оригинально, это правда.

Лекция Батюшкова есть у меня^*. О ней я, кажется, уже писал тебе, писал, что она мне не очень понравилась. В ней нет почти ничего. Прости, моя родная, я озяб и потому так строг, должно быть. Но, когда согреюсь, я буду милостивее.

От Марии Петровны получил милое письмо^*, завтра буду писать ей. Все забываю написать тебе: у нас во дворе прижились два щенка-дворняжки, целую ночь был лай, заливчатый, радостный. После долгих моих просьб и наставлений Арсений забрал их в мешок и отнес в чужой двор; больше не возвращались.

О чем еще написать тебе? Завтра едут Ярцевы в Москву^*, расскажут тебе про здешнюю жизнь и будут умолять отыскать им место в театре. Ну, будь здорова, родная. Увози меня поскорей. Целую тебя и обнимаю, светик мой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Миролюбову В. С., 9 февраля 1903^*

3997. В. С. МИРОЛЮБОВУ

9 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, «Невесту» пишу, рассчитываю кончить к 20 февраля^*, или раньше, или немного позже — смотря по тому, как здравие и проч. и проч. Как бы ни было, будьте покойны, пришлю. Только вот одно: как бы моей «Невесте» не досталось от гг. женихов^*, блюдущих чистоту Вашего журнала!

Приедете ли Вы весной в Ялту?^* Ждать ли Вас? Теперь мороз, вот уже третий или четвертый день. Л. Средин был очень болен, собирался умирать, но теперь ожил и, вероятно, будет жить еще долго, так как всё, кроме легких, у него здорово, а легочный процесс не идет дальше. А Вы не волнуйтесь, бог милостив, после зимы, даже очень суровой, всегда бывает весна. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Вишневскому А. Л., 10 февраля 1903^*

3998. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

10 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Александр Леонидович, только что получил письмо от Марии Петровны^*; она извещает, что Вы, наконец, просватаны и скоро женитесь. От души поздравляю Вас и желаю Вам полного благополучия. Карточку, на которой Вы сняты с невестой, тоже получил. Или Вы уже венчались? Если так, то почему же я ничего не знаю? Или Вы хотите отомстить мне?^* Пишу Вам по Вашему старому адресу, так как нового не знаю. Нижайший поклон Е<вгении> М<ихайловне>^*, желаю ей полного счастья. А Вы будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Москва. Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

Книппер-Чеховой О. Л., 10 февраля 1903^*

3999. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 февраля 1903 г. Ялта.

Это письмо писано в Ялте, а опущено в ящик в Москве Григорием Федоровичем Ярцевым, который прибыл в Москву и желает повидаться с тобой^*. Я сказал, что тебя можно застать в 11 часов дня. Если же он в это время не застанет тебя, то пусть Ксения или Маша сообщат ему, когда можно застать.

Л. А. Средин был нездоров. Подробности сообщит Г. Ф.

Будь здорова, поздравляю с масленицей.

Твой А.

На обороте:

Здесь. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Алексеевой М. П. (Лилиной), 11 февраля 1903^*

4000. М. П. АЛЕКСЕЕВОЙ (ЛИЛИНОЙ)

11 февраля 1903 г. Ялта.

11 февр. 1903.

Милая Мария Петровна, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили иеромонаха Антония. Прочитав Ваше письмо, я, конечно, прежде всего сел и написал поздравительное приветствие Александру Леонидовичу^*, пожелав ему счастливейшего брака. Пусть женится!

Я был нездоров, теперь выздоровел; сегодня, впрочем, опять что-то и покашливаю и полениваюсь. Пьесы писать еще не начал^*, начну после 20 февраля, опять-таки в полной надежде, что в этой пьесе непременно будете играть Вы^*. Не знаю, какая она у меня будет, удастся ли — это еще вопрос, но, какая бы она ни была, на сцену я ее не дам, если Вы откажетесь играть. Имейте это в виду, не губите автора. Денег у меня теперь почти совсем нет, и если Вы откажетесь играть, то я, как говорится, совсем пропал. Я вам скандал устрою! Осенью я еще подумывал, что Вы больны^*, а теперь ясно, что Вы здоровы совершенно и играть можете, стало быть и разговоров быть не может! Весной пьеса моя будет готова, я привезу ее^*.

Что я могу написать Вам о себе? Только, пожалуй, одно: живу по-монашески. После отвратительной погоды сегодня выдался, было, теплый, тихий денек, а сейчас опять свистит ветер, в трубе шум неистовый! Вы, конечно, знаете, что я женат на артистке Художественного театра, но с женой я не живу, она меня бросила. Детей у меня нет, и живу я здесь один.

Как бы ни перебирали «Ревизора», «Горе от ума», «Месяц в деревне»^* и проч., а все-таки в конце концов придется поставить и эти пьесы. И мне кажется, что «Ревизор» прошел бы у Вас замечательно. И «Женитьба» тоже^*. Во всяком случае, иметь в репертуаре эти пьесы далеко не лишнее. Мне почему-то начинает казаться, что года через 3–4 новые пьесы уже надоедят и публика захочет вообще не нового, а литературного репертуара. Быть может, я и ошибаюсь.

Мне хочется быть в Москве уже в начале марта, но доктор^* не пускает меня и, вероятно, не пустит до апреля^*. Только Вы пока не говорите об этом Ольге; быть может, мне и удастся приехать.

Сердечный привет и нижайший поклон Константину Сергеевичу и Вашим детям. Да хранят Вас ангелы небесные! Будьте здоровы и играйте возможно больше — умоляю!!

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 11 февраля 1903^*

4001. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

11 февраля 1903 г. Ялта.

11 февр.

Жена моя бесподобная, я согласен!^* Если доктора разрешат, то наймем дом под Москвой, но только с печами и мебелью. Все равно я здесь в Ялте редко бываю на воздухе. Ну, да об этом скоро поговорим, дусик мой, обстоятельно.

Ты писала, что выслала мне статью Батюшкова^*; я не получил. А ты читала статью С. А. Толстой насчет Андреева?^* Я читал, и меня в жар бросало, до такой степени нелепость этой статьи резала мне глаза. Даже невероятно. Если бы ты написала^* что-нибудь подобное, то я бы посадил тебя на хлеб и на воду и колотил бы тебя целую неделю. Теперь кто нагло задерет морду и обнахальничает до крайности — это г. Буренин, которого она расхвалила.

Сегодня нет от тебя письма. Ты обленилась и стала забывать своего мужа. Милый мой дусик, насчет Морозова и М<арии> Ф<едоровны> не волнуйся очень, она дама не культурная, он из инородцев, им извинительно. Были бы пьесы, были бы сборы, а остальное все, в сущности, вздор. И М<ария> П<етровна> напрасно подзуживает, настраивает своего супруга на минорный тон.

У меня начинает побаливать тело; должно быть, время подошло касторочку принимать. Ты пишешь, что завидуешь моему характеру^*. Должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч. и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежнее время я выделывал черт знает что. Ведь у меня дедушка, по убеждениям, был ярый крепостник^*.

На миндале уже побелели почки, скоро зацветет в саду. Сегодня теплая погода, я выходил в сад гулять.

Без тебя, родная, скучно! Чувствую себя одиноким балбесом^*, сижу подолгу неподвижно, и недостает только, чтобы я длинную трубку курил. Пьесу начну писать 21 февраля^*. Ты будешь играть глупенькую^*. А вот кто будет играть старуху мать^*? Кто? Придется М<арию> Ф<едоровну> просить.

Сейчас пришел Анатолий Средин, принес чашку^*, шоколад, анчоусы, галстук. Спасибо, родная, спасибо! Целую тебя тысячу раз, обнимаю миллион раз.

Знаешь, мне кажется, что письмо С. А. Толстой не настоящее, а поддельное. Это кто-нибудь забавы ради подделал руку. Ну, радость моя, будь покойна и здорова.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Гнедичу П. П., 12 февраля 1903^*

4002. П. П. ГНЕДИЧУ

12 февраля 1903 г. Ялта.

12 февр. 1903.

Ялта.

Дорогой Петр Петрович, позвольте наскучить Вам большой просьбой. Когда будете в Конторе импер<аторских> театров, то, пожалуйста, скажите там, чтобы мне выслали гонорар за «Чайку»^*. В былые времена мне приходилось писать в Контору по нескольку раз^*, а за водевили «Медведь» и «Предложение» я так и не получил гонорара^*, хотя в свое время и писал в Контору.

А я все сижу в Ялте. Погода здесь отвратительная. Крепко жму Вам руку и желаю здоровья и всякого блага. Пришлите мне «Антипода»^*, я давний Ваш почитатель и всегда любил Ваш талант. «Антипода» я не читал.

Ваш А. Чехов.

Андреевой А. А., 14 февраля 1903^*

4003. А. А. АНДРЕЕВОЙ

14 февраля 1903 г. Ялта.

14 февр. 1903.

Ялта.

Многоуважаемая Александра Алексеевна, просто, как говорится, ума не приложу, не знаю, решительно не знаю, что я могу послать Вам^*. В настоящее время я кончаю один небольшой рассказ^*, но хотя он и небольшой, на чтение его потребовалось бы по крайней мере час, а то и более. Дать же из этого рассказа отрывок тоже никак нельзя, так как ни одна часть рассказа, прочитанная особняком, ни в каком смысле удовлетворить ни читателя, ни слушателя не может. А в запасе у меня нет ни одной строки, если, впрочем, не считать одного очень небольшого рассказа, давно уже написанного^* и для публичного чтения совершенно неудобного — по цензурным условиям.

Письма покойного А. И. Урусова я разыщу у себя^* непременно и в Великом посту дам их сестре своей Марии Павловне, чтобы она привезла Вам их, или пришлю по почте.

Жена писала^* мне, что К. Д. Бальмонт в настоящее время в Москве. Будьте добры, передайте ему от меня привет самый дружеский и низкий поклон.

Простите за то, что отказываю Вам; это против моей воли. Если бы у меня был рассказ или хотя половина, четверть рассказа, удобного для прочтения, то я тотчас же бы послал Вам. Верьте мне, пожалуйста.

Искренно преданный А. Чехов.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Александре Алексеевне Андреевой.

Тверская, Брюсовский пер., с<обственный> д<ом>.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 февраля 1903^*

4004. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 февраля 1903 г. Ялта.

14 февр.

Милый мой пупсик, жена моя необыкновенная, поздравляю тебя с Постом, с отдыхом! Я уже сбился с панталыку и не пишу тебе подолгу, прости меня. Каждый день писать не о чем, да и некогда, пишу рассказ, который кончу через два дня^*. Значит, ты на Пасхе уезжаешь в Питер с труппой?^* И будешь там до Троицы? А потом репетиции?

В леденцах от Трамбле очень мало мяты, даже не пахнут. Зато шоколад очень хорош.

У нас второй день уже теплая погода, должно быть деревья скоро распустятся. Получил от А. А. Андреевой^* скучнейшее, как она сама, письмо, просит рассказа для публичного чтения. Сия госпожа издает какую-то книгу^* про покойного А. И. Урусова и просит у меня его писем. Сестрица ее^*, т. е. г-жа Бальмонт, тоже отчаянно скучная особа; не знаю, что за охота приглашать в гости ее да еще весельчака Сашечку Средина!^* Я бы в полчаса зачах с ними.

У меня все время было расстройство кишечника, была вялость, хотелось и сердиться, и плакать, а теперь ничего, поздоровел и чувствую себя хорошо. Напиши мне, когда, т. е. какого числа и месяца, ты освободишься окончательно, чтобы нам уехать. Мы возьмем один паспорт (это чтобы ты не сбежала от меня за границей), возьмем до границы или до Вены спальное купе.

Венчался ли Скиталец?^* Кто его невеста? Правда ли, что это богатая купчиха? Правда ли, что Е. П. Пешкова^*, жена Горького, собирается в Ялту? Это мне сообщила племянница К. С. Алексеева (дочь З<инаиды> С<ергеевны>^*), которая была у меня на днях с Анатолием^*.

В будущем году, зимой, если нельзя будет жить в Москве^* или под Москвой, уеду за границу на всю зиму, по крайней мере до средины февраля. Здесь нудно жить.

Когда приеду в Москву, не забудь, надо будет заказать мне шубу, очень теплую и, главное, очень легкую. У меня еще отродясь не было сносной, мало-мальски приличной шубы, которая стоила бы дороже 50 руб.

У вас в Великом посту будет наша красавица Ольга Михайловна^*, с чем и имею честь вас поздравить. А теперь, что весьма возможно и чего я ожидаю, начнет похаживать к тебе поэт Бальмонт^*, потом начнет клясться, что он безззумно тебя любит. Мадам Бонье рассказывает, что он клялся ей в любви и даже пытался ее изнасиловать. Вот какой любопытный мужчина этот Бальмонт!

Без тебя мне нехорошо во всех отношениях. Так и знай. Роднуля моя, пиши мне каждый день. Я знаю, у тебя новая, серьезная, любимая роль, знаю и ценю это, я даже сам люблю Лону только потому, что ты играешь ее^*, но все-таки, актрисуля, пиши мне каждый день. Умоляю!

Поднимаю тебя до потолка, перевертываю, подбрасываю, обнимаю и целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 16 февраля 1903^*

4005. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 февраля 1903 г. Ялта.

16 февр.

Актрисуля милая, я целый день сижу теперь в саду на воздусях, а потому не пишу тебе. Прости, родная, не думай, что я тебе изменил. Итак, на Пасху ты поедешь в Питер, будешь играть там. А какие пьесы?^* Если из моих пьес повезете хоть одну, то везите «Дядю Ваню». А в будущем году «Чайку».

Стало тепло, скоро зацветет айва. Читаю «Миссионерское обозрение» — журнал, издаваемый генералом^* ордена русских иезуитов, журнал очень интересный. Ах, дуся моя, говорю тебе искренно, с каким удовольствием я перестал бы быть в настоящее время писателем! Ну, да это, впрочем, к делу не относится.

Говорят, «На дне» уже вышло^*. Надо будет зайти к Синани купить, хотя пьесы в чтении меня никогда не удовлетворяют^*. Во мне нет актерского понимания, я не умею читать их. Но все-таки интересно было бы прочесть «На дне»^*.

Рассказывают, что в Моск<овском> университете беспорядки, я же говорю, что это неправда, иначе бы жена мне написала.

Напиши, как Л. Андреев отнесся к письму С. А. Толстой^*. Напиши, что и как Скиталец^*. Бунин почему-то в Новочеркасске^*.

Я здоров. Все благополучно. Кишечник, правда, плоховат, но все же ничего. Я ем только суп и жаркое, больше ничего не ем вот уже два месяца, не ем ничего такого, чем можно было бы не потрафить желудку. А если расстройство постоянно, то я сам не знаю отчего.

Я надоел тебе? Прости мне, дусик мой, сии медицинские разговоры.

Вчера приходила начальница^*. Приходил учитель из Гурзуфа^*; сей господин сидит всякий раз очень долго и все теребит свою бородку, а я жду, когда он уйдет, и мучаюсь. Скоро, вероятно на второй неделе Поста, приедет к нам Леля, сестра Жоржа^*, девуля 23–30 лет, очень скучная родственница, и будет жить, вероятно, до осени. Порадуй Машу.

Ну, обнимаю мою милую актрисулю. Храни тебя бог. Будь здорова и весела, поджидай мужа, проголодавшегося и потому алчного и страстного.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 17 февраля 1903^*

4006. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 февраля 1903 г. Ялта.

17.

Дуся, зачем ты прислала мне почтовую повестку? Надо было просто написать или сказать почтальону мой адрес, вот и все. Оную повестку получи при сем и тотчас же прикажи опустить в почтовый ящик, не наклеивая никаких марок и не кладя в конверт. Поняла?

Почему ты так радуешься, что тебе удается роль добродетельной?^* Ведь добродетельных играют только бездарные и злые актрисы. Вот тебе, скушай комплимент. Уж лучше тех ролей, что я написал для тебя^* («Чайка», например), у тебя едва ли найдется. Не говорю, что роль написана хорошо, но она играется тобою великолепно. А позвать Комиссаржевскую для «Чайки»^* — это было бы совсем не дурно.

Я здоров. Больше ничего не имею сообщить о своей особе.

Ну, целую мою бабулю. Будь здорова, вспоминай иногда о муже.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 17 февраля 1903^*

4007. М. П. ЧЕХОВОЙ

17 февраля 1903 г. Ялта.

Милая Маша, у нас все благополучно, погода хорошая, теплая, в комнатах не холодно. Жорж^* на днях заявил мне, что скоро, вероятно на второй неделе Поста, приедет в Ялту его сестра Леля^* и поселится у нас.

Я нигде не бываю, сижу дома.

Будь здорова и, если есть охота, напиши письмо.

Твой А.

17 февр. 1903.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Андреевой А. А., 18 февраля 1903^*

4008. А. А. АНДРЕЕВОЙ

18 февраля 1903 г. Ялта.

Простите. Ничего не нашел^*.

Чехов.

На бланке:

Москва. Брюсовский.

Александре Алексеевне Андреевой.

Куркину П. И., 18 февраля 1903^*

4009. П. И. КУРКИНУ

18 февраля 1903 г. Ялта.

Какой срам, милый Петр Иванович! Кн. Сумбатов пишет мне^*, что письмо мое от 7-го января он получил только 12 февраля по причинам, совершенно непонятным. Ну, что тут прикажете делать? Получили ли Вы хоть теперь желаемое?^* Напишите, пожалуйста.

Я поздоровел, плеврит уже кончился. Теперь сижу и стряпаю в своей кухне^*. На Фоминой неделе приеду в Москву^*, не раньше.

Крепко жму руку, желаю здравия.

Ваш А. Чехов.

18 февр. 1903.

На обороте:

Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину.

Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 (д-ра А. В. Молькова)

Книппер-Чеховой О. Л., 19 февраля 1903^*

4010. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 февраля 1903 г. Ялта.

19 февр.

О, мой дусик, здравствуй! Погода чудесная, я почти целый день сижу на дворе и чувствую себя очень здоровым. Нового ничего. Говорил Арсений, будто приходили ко мне какие-то две дамы или девицы, но их не принял, что ты, как супруга строгая, должна одобрить… Получил из Сухума растения, завтра буду сажать. Вот если бы в Ялте всегда была такая погода! Тогда бы можно было жить.

Стало быть, труппа едет в Петербург?^* Решили окончательно? Что ж, счастливого пути!

Кое-что пописываю, кое-что почитываю. По полдня в сутки бываю очень не в духе по причинам, о которых говорить не буду, ибо они очень мелки. Теперь Пост, у нас готовит бабушка; Поля говеет. Ну-с, и т. д. и т. д.

Приедет в Ялту Миролюбов^*. Вообще, как говорят, начинает съезжаться народ. О том, как сойдут «Столбы общества», напишешь мне^* подробно и обстоятельно.

Не видно писать, вечереет. Господь тебя благословит, мою жену неоцененную.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 20 февраля 1903^*

4011. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 февраля 1903 г. Ялта.

20 февр.

Милый песик, я сам не отдал бы Суворину для его театра пьесы^*, если бы даже он предложил мне сто тысяч. Театр его я презираю, считаю гнусноватым. Миндаль уже цветет, айва цветет, мне сегодня нездоровится.

Ты хочешь свести меня в Москве к доктору Штрауху? Что ж, я готов. Пусть осмотрит меня, но не думаю, чтобы мое здоровье стало лучше от этого. Альтшуллер не лечит меня, он исполняет только то, что прописано мне доктором Щуровским, дуся моя. Насчет Варнека ты^*, быть может, и ошибаешься. Чашку получил и уже пью из нее, галстук надеваю каждый день; нужно будет сократить его, а то длинен, как на толстяка. За то, что ты не дашь мне больше киснуть^*, спасибо; при тебе я никогда не кисну, разве когда бываю нездоров, как сегодня. Весь день сегодня просидел внизу, в саду, сажали ирисы японские и германские.

Ну, светик мой, целую тебя в затылочек, в спинку, благословляю тебя. Мне без тебя очень скучно.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Миролюбову В. С., 20 февраля 1903^*

4012. В. С. МИРОЛЮБОВУ

20 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, рассказ уже готов^*. Переписывать я буду его и исправлять при этом — дней пять; стало быть, 25 февраля вышлю Вам^*, а Вы получите 2 марта. Если же Вы желаете получить рассказ лично от меня, прочитать его и со мною посоветоваться, то телеграфируйте, что едете в Ялту^*, и тогда я рассказ попридержу у себя. Ладно?

Будьте здоровеньки, не хандрите^*. Вам нужно изменить жизнь коренным образом, т. е. жениться. Это Вы правильно рассуждаете.

Ваш А. Чехов.

20 февр.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Гнедичу П. П., 22 февраля 1903^*

4013. П. П. ГНЕДИЧУ

22 февраля 1903 г. Ялта.

22 февр. 1903.

Дорогой Петр Петрович, посылаю Вам свою фотографию. Не взыщите, какая есть! Спасибо^* Вам большое за справку насчет гонорара. Мой брат^* получал гонорар по доверенности когда-то очень давно, при царе Горохе; Вам выслать доверенности не могу, так как не бываю в городе и, стало быть, нотариус для меня недоступен. Письмо в Контору я послал^*, честное слово, тогда же, когда писал Вам. Через полгода опять пошлю.

«Антипода» еще не получил, но шлю сердечную благодарность заранее. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 22 февраля 1903^*

4014. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 февраля 1903 г. Ялта.

22 февр. 1903.

Мой серенький песик, здравствуй! Да, ты там цветы от Ермоловой получаешь^*, а я сижу немытый, как самоед. Даже рычать начинаю. Ты спрашиваешь, мою ли я хоть шею. Шею-то мою, а вот все остальное стало грязно, как калоша; хочу в баню, Альтшуллер не пускает.

Получил от Немировича очень милое письмо^*. Пишет он насчет моей болезни^*, насчет пьесы^*. Болезнь известная, и все, что нужно и что не нужно, мне известно, а вот насчет пьесы пока ничего сказать не могу^*. Скоро скажу. Твоя роль — дура набитая^*. Хочешь играть дуру? Добрую дуру.

Мне не миновать глотать касторочку, дуся моя, вот уж больше недели, кажется, как нет аппетита. Мне очень легко не есть, я бы мог быть монахом-постником.

Получил от Федорова том пьес^*. Между прочим «Стихия»^*. Мне сия пьеса нравится, она в миллион раз талантливее всего Тимковского… Только вот что мне кажется: архитекторские способности есть, хоть отбавляй, а материала, из чего строить, очень мало.

Теперь у меня начинается казнь египетская: это получение из казенной конторы гонорара за «Чайку»^*. Нет никакой возможности получить: куда-то, по-видимому, надо приклеить марку в 60 или 80 к., а куда — неизвестно.

Получил две пачки открытых писем — снимков с «Мещан» и «На дне». Дуся, поблагодари Станиславского. Напиши, женится Вишневский или не женится?^*

Начинается холодок, подувает ветерок. А до обеда было совсем хорошо.

Ну, балбесик мой удивительный, супруга моя бесподобная, актрисуля необыкновенная, обнимаю тебя бесконечное число раз и целую столько же раз. Не забывай меня, нам ведь осталось еще немного жить, скоро состаримся, имей это в виду. Пиши, деточка моя хорошая.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 22 февраля 1903^*

4015. М. П. ЧЕХОВОЙ

22 февраля 1903 г. Ялта.

Маша милая, будь так добра, со всяким отъезжающим в Ялту (Татаринова, Ярцев и проч. и проч.) присылай по 5-10 фунтов круп гречневых и пшена. Ялтинских круп есть нельзя, Поля жаловалась.

Погода здесь хорошая, только, кажется, вот теперь, когда пишу, начинает портиться. Подуло. Посадил ирисов, но, вероятно, в этом году цвести не будут. Ирисы замечательные, каких ты отродясь не видывала.

Будь здорова, поклонись Ивану, Соне и Володе^*.

Твой А.

22 февр.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 23 февраля 1903^*

4016. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 февраля 1903 г. Ялта.

23 февр.

Милая собака, если у Коровина будет и для меня комната^*, т. е. такая комната, где бы я мог спрятаться, никого не стесняя, и где бы я мог работать, то возьмите коровинскую квартиру. Если немножко высоко, то это не беда, или беда небольшая; я буду взбираться потихоньку, не спеша.

Я тебе ничего не сообщаю про свои рассказы^*, которые пишу, потому что ничего нет ни нового, ни интересного. Напишешь^*, прочтешь и видишь, что это уже было, что это уже старо, старо… Надо бы чего-нибудь новенького, кисленького!

Мне нужно небольшую комнату, но теплую и главным образом такую, где бы не было слышно Малкиелей, когда не хочется их слышать, и где не слышно было бы, как Вишневский ест борщ.

Стало прохладно. Мне, дуся, немножко нездоровится, всю ночь кашлял. Я все уклоняюсь от касторки, оттягиваю, но, должно быть, придется. Как здоровье Мишиной девочки?^*

Ну, бабуля, благословляю тебя. Насчет паспортов^* ты будешь хлопотать, у меня никогда ничего не выходит, кроме неудовольствий. Барышням, едущим учиться за границу^*, надо говорить: 1) кончайте сначала в России, а потом поезжайте за границу для усовершенствования, если посвятите себя научной деятельности; наши женские учебные заведения, например медицинские курсы, превосходны, 2) знаете ли вы иностранные языки, 3) евреи уезжают учиться за границу по необходимости, ибо они стеснены, а вы зачем едете?

Вообще нужно отчитывать сих барышень. Очень многие едут за границу только потому, что не умеют учиться.

Пиши мне, бабуля, не стесняйся. Ведь ты можешь писать мне все, что угодно, потому что ты жена, супруга.

Царапаю тебе спинку.

Твой А.

Завидую тебе, бестия: ты была в бане!!

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Миролюбову В. С., 23 февраля 1903^*

4017. В. С. МИРОЛЮБОВУ

23 февраля 1903 г. Ялта.

23 февр. 1903.

Я надоел Вам? Дело в том, что три дня я был нездоров, не писал вовсе; только сегодня начну как следует переписывать.

Работаю вообще туго; но уверяю Вас честным словом, рассказ давно уже готов^*, остановка только за перепиской.

Погода немножко попортилась, стало прохладно. Всю ночь кашляю.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Что Лазаревский? Годится ли он для беллетристики?^* Читаю «Новый путь»^*.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Федорову А. М., 23 февраля 1903^*

4018. А. М. ФЕДОРОВУ

23 февраля 1903 г. Ялта.

23 февр.

Дорогой Александр Митрофанович, большое Вам спасибо за книжку^*. Раньше я получил от Вас стихотворения^*, читал их, одно даже списал^* и послал жене в Москву, но Вас еще не поблагодарил. Итак, стало быть, шлю Вам благодарение двойное.

Теперь насчет «Стихии»^*, о Вашем желании поставить эту пьесу в Художеств<енном> театре. Не дальше как вчера^* я получил письмо от В. И. Немировича-Данченко, почти ежедневно получаю письма от жены, и мне за достоверное сообщают, и я сам знаю, что в Художеств<енном> театре еще нет репертуара для будущего года^*, он еще не составлялся, и «Столпы» Ибсена это в самом деле последняя пьеса. Я думаю, что насчет репертуара там никто еще ничего не знает.

Если это письмо застанет Вас в Одессе и если найдется свободная минутка, то напишите, каким способом Вы получали гонорар из казенного театра^*, какое прошение посылали и проч. и проч. Что туда надо писать?

Обещанную книжку жду^*. Теперь едва ли Вы добьетесь какого-нибудь толку в Художеств<енном> театре. Там утомление^*, полные сборы делает «На дне», и проч. и проч.

Желаю Вам всего хорошего. На севере, пишут, уже весна. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

«Русское богатство»^* я получил, но книжка исчезла, ее взяли читать. Роман Ваш буду читать непременно.

Книппер-Чеховой О. Л., 25 февраля 1903^*

4019. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 февраля 1903 г. Ялта.

25 февр.

Милая актрисуля, только что получил от тебя телеграмму^*. Значит, «Столбы» имели средний успех?^* Значит, ты до утра в Эрмитаже сидела?^* Значит, настроение теперь у вас всех среднее, т. е. неважное?

А я вчера наконец-таки принял касторочку и сегодня начинаю выползать из нездоровья. Жене своей я пишу только о касторочке, пусть она простит своего старого мужа. Нового у меня ничего нет, все по-старому. Швабе^* не уехала из Ялты, а бежала. Бежала она от ялтинской тоски, от здешних удобств. Сегодня письма от тебя не было, была только телеграмма^* — от тебя или от Немировича, не понял хорошо, так как подписи нет.

Читала фельетон Буренина насчет «На дне»?^* Я думал, что начнет царапать ваш театр, но бог миловал; очевидно, имеет в виду (это быть может!) поставить у вас пьесу^*, например «Бедного Гейнриха» в своем переводе^*.

Ты была на грибном рынке^*, завидую тебе, собака. Если бы я мог пошататься!

Скажи Маше, что печь внизу (чугунная) дымит каждое утро. Купила ли она новую, какую хотела? С этой нашей жить нельзя, и угля много уходит.

Как здоровье Мишиной Жени?^* Я и мать весьма обеспокоены. Скарлатина, да еще петербургская — это не шутка.

Ну, протяни мне ручку, я ее поцелую нежно. Все мечтаю о том времени, когда ты меня на вокзале встретишь. С вокзала я прямо в баню. Только я так грязен, что, пожалуй, с меня в бане дешевле 80 рублей не возьмут. Ну, ничего, ты заплатишь. Зато я постараюсь быть хорошим, стоющим мужем.

Целую и треплю мою собаку, дергаю за хвостик, за уши.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Потапенко И. Н., 26 февраля 1903^*

4020. И. Н. ПОТАПЕНКО

26 февраля 1903 г. Ялта.

26 февр. 1903.

Здравствуй, милый мой Игнациус, наконец-то мы опять беседуем! Да, ты не ошибся, я в Ялте, и проживу^* здесь, вероятно, до 10–15 апреля, потом поеду в Москву, оттуда за границу^*. Если случится, что тебе будет неизвестно, где я, то адресуй письмо в Москву, Художественный театр; оттуда мне перешлют.

Теперь насчет журнала^*. Во-первых, ты не писал, в чем должны будут заключаться мои обязанности как издателя; о деньгах ты пишешь, что они не нужны, жить в Петербурге я не могу и, стало быть, ни участвовать в деле, ни влиять на него я буду не в состоянии; и это тем более, что всю будущую зиму я проживу за границей^*. Во-вторых, в издательском деле я никаких конституций не признаю; во главе журнала должно стоять одно лицо, один хозяин, с одной определенной волей. В-третьих, Мамин-Сибиряк и Вас. Немирович-Данченко талантливые писатели и превосходные люди, но в редакторы они не годятся. В-четвертых, в сотрудники к тебе я всегда пойду, об этом не может быть и разговоров.

До 1904 года времени еще много^*, мы можем еще списаться, столковаться, и ты, быть может, убедишь меня, что я и ошибаюсь.

Здравием похвалиться не могу. Всю зиму прохворал; был кашель, был плеврит, а теперь как будто бы и ничего. Даже писать сел и рассказ написал^*. Как ты поживаешь? Похудел? Пополнел? Я всегда вспоминаю о тебе с теплым, хорошим чувством. Мои все здравствуют, особенных перемен нет никаких. Впрочем, я женился. Но в мои годы это как-то даже не заметно, точно лысинка на голове.

Жму тебе крепко руку и обнимаю.

Твой А. Чехов.

Сумбатову (Южину) А. И., 26 февраля 1903^*

4021. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

26 февраля 1903 г. Ялта.

26 февр. 1903.

Милый Александр Иванович, большое спасибо тебе за письмо. Я согласен с тобой, о Горьком судить трудно^*, приходится разбираться в массе того, что пишется и говорится о нем. Пьесы его «На дне» я не видел и плохо знаком с ней, но уж таких рассказов, как, например, «Мой спутник» или «Челкаш», для меня достаточно, чтобы считать его писателем далеко не маленьким. «Фому Гордеева» и «Трое» читать нельзя, это плохие вещи, и «Мещане», по-моему, работа гимназическая, но ведь заслуга Горького^* не в том, что он понравился, а в том, что он первый в России и вообще в свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве, и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к этому протесту. И с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя, и вот босяки, хотя и не изящное, хотя и пьяное, но все же надежное средство, по крайней мере оказалось таковым, и плотина если и не прорвана, то дала сильную и опасную течь. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. По-моему, будет время, когда произведения Горького забудут, но он сам едва ли будет забыт даже через тысячу лет. Так я думаю, или так мне кажется, а быть может я и ошибаюсь.

В Москве ли ты теперь? Не уехал ли в Ниццу и Монте-Карло? Я частенько вспоминаю^* наши с тобой юные годы, когда мы с тобой сидели рядом, играли в рулетку. И Потапенко тоже. Кстати сказать, сегодня получил от Потапенки письмо, хочет, чудак, журнал издавать^*.

Крепко жму тебе руку, будь здоров и благополучен.

Твой А. Чехов.

На конверте:

Москва. Князю Александру Ивановичу Сумбатову.

Б. Палашовский пер., 5.

Книппер-Чеховой О. Л., 27 февраля 1903^*

4022. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 февраля 1903 г. Ялта.

27 февр.

Здравствуй, актрисуля! Погода пасмурная, темная, но все же я брожу по саду, обрезываю розы^*; сейчас сижу немножко утомленный. Тепло, хорошо. Насчет пьесы подробно напишу тебе около 10 марта^*, т. е. будет ли она написана к концу марта^*, или нет. Про Швейцарию я не забыл, помню, ибо жажду поскорее остаться с тобою вдвоем. Здоровье ничего себе.

Про «Столпов» я еще^* не читал в газетах, ничего не знаю, но, судя по телеграмме твоей, ты не совсем довольна. Если так, то могу посоветовать одно: наплюй, дусик. Ведь теперь Пост, пора уже отдыхать, жить, а вы все еще портите себе нервы, надсаживаетесь неизвестно ради чего. Только и удовольствия, что Вишневский снесет лишнюю тысячу в банк, а на кой вам черт эта тысяча?

Вспоминается, что когда начинался Художеств<енный> театр, то имелось в виду не обращать внимания на то, как велики сборы; Немирович говорил, что раз пьеса нравится театру^* (не публике, а самому театру), то она будет идти раз 30–40 даже при 20 рублях сбора… Изволь-ка вот теперь сочинять пьесу и думать все время, думать и раздражать себя мыслью, что если сбору будет не 1600, а 1580 рублей, то пьеса эта не пойдет^*, или пойдет, но только с огорчением.

Духи у меня есть. Одеколон есть. Мыло для головы есть.

Писал ли я, что открытые письма^* с «Мещанами» и «На дне» мною от Алексеева уже получены? Если не писал, то имей сие в виду и поблагодари Алексеева, когда увидишь. Поняла?

Больше писать не о чем, балбесик. Хочу только одного: взять тебя за ухо, притянуть и поцеловать двадцать раз в лоб и подбородочек. Пиши мне побольше, а то письма твои короче клопиного шага. Брату своему и племяннику^*, если они еще не уехали, поклонись.

Обнимаю родную мою, хорошую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Миролюбову В. С., 27 февраля 1903^*

4023. В. С. МИРОЛЮБОВУ

27 февраля 1903 г. Ялта.

27 февр. 1903.

Милый Виктор Сергеевич, на два дня надул Вас: кончил не 25, как писал^*, а только вечером 27-го. Ну, да не беда. А здоровье уже не то, не могу писать по-прежнему, утомляюсь скоро. Корректуру^* пришлите, ибо надо исправить и сделать конец. Концы я всегда в корректуре делаю.

Будьте здоровехоньки. Буду поджидать Вас^*.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 1 марта 1903^*

4024. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 марта 1903 г. Ялта.

1 марта.

Актрисуля милая, приехали Ярцевы, рассказывают, что «Столпы» им не понравились, но что ты была очень хороша. В «Русских ведомостях» читал сегодня похвалу^*. Вообще я газетчикам не верю и верить не советую. Эфрос хороший малый^*, но он женат на Селивановой, ненавидит Алексеева, ненавидит весь Художеств<енный> театр, — чего он не скрывает от меня; Кугель, пишущий о театре в десяти газетах, ненавидит Художеств<енный> театр, потому что живет с Холмской, которую считает величайшей актрисой.

У нас цветет камелия, скажи об этом Маше.

Ну, как живешь, дусик? Как чувствуешь себя? Ярцевы говорят, что ты похудела^*, и это мне очень не нравится. Это утомляет тебя театр. Получил я письмо от Немировича^*, пишет, что давно не имел от меня писем, между тем я очень недавно писал ему^*. Его адрес: Б. Никитская, д. Немчинова? Так?

У нас прохладно, но все же я сижу на воздухе. Софья Петровна Средина очень похудела и очень постарела, Леонид В.^* не встает; сидит в постели, и это уже давно. Сельди я получил, спасибо. Тут как-то Ольга Михайловна привезла мне 2 десятка селедок, и я ем их все время.

Говорят, что Горький приезжает скоро в Ялту^*, что для него готовят квартиру у Алексина. Едет сюда, по слухам, и Чириков. Вот, пожалуй, некогда будет писать пьесу^*. И твой любимчик Суворин приедет^*; этот как придет, так уж с утра до вечера сидит — изо дня в день.

Когда же ты увезешь меня в Швейцарию и Италию! Дуся моя, неужели не раньше 1 июня? Ведь это томительно, адски скучно! Я жить хочу!

Ты сердишься, что я ничего не пишу тебе^* о рассказах, вообще о своих писаниях. Но, дуся моя, мне до такой степени надоело все это, что кажется, что и тебе и всем это уже надоело, и что ты только из деликатности говоришь об этом. Кажется, но — что же я поделаю, если кажется? Один рассказ, именно «Невеста»^*, давно уже послан в «Журнал для всех», пойдет, вероятно, в апрельской книжке, другой рассказ начат, третий тоже начат^*, а пьеса — для пьесы уже разложил бумагу на столе и написал заглавие.

Ну, господь с тобой. Благословляю тебя ласково, целую и обнимаю дусю мою.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Кондратьеву И. М., 1 марта 1903^*

4025. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

1 марта 1903 г. Ялта.

1 марта 1903.

Ялта.

Многоуважаемый Иван Максимович!

Будьте добры, не откажите сделать распоряжение о высылке мне гонорара по вышеписанному адресу, т. е. в Ялту. И, если можно, пришлите мне также «Каталог пьес Общества драматических писателей», чем очень меня обяжете.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Чеховой М. П., 1 марта 1903^*

4026. М. П. ЧЕХОВОЙ

1 марта 1903 г. Ялта.

Милая Маша, когда будешь покупать семена, то не забудь гигантскую коноплю. Весна началась, я уже получил из Сухума и посадил много хорошего. Дожди идут почти каждый день, земля влажная, растения чувствуют себя прекрасно. Арсений уже кое-где посеял газон.

Цветет камелия. Я в городе не бываю, сижу дома. Средин болеет — и достаточно серьезно, у сына Татариновой^* нормальная температура, значит, общая бугорчатка оказалась вздором.

Мать здорова, ест постное, мучается с зубами. Желаю тебе здравия и благополучия.

Твой Антон.

1 марта.

Арсений просит купить бордюрные ножницы для подрезывания бордюров и газона.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Кондратьеву И. М., 2 марта 1903^*

4027. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

2 марта 1903 г. Ялта.

2 марта 1903.

Многоуважаемый Иван Максимович!

К письму моему, посланному вчера, я забыл добавить просьбу — выслать деньги переводом через Московский купеческий банк^*.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Ялта.

Книппер-Чеховой О. Л., 3 марта 1903^*

4028. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 марта 1903 г. Ялта.

3 марта.

Милюся моя, только что собрался написать тебе, как пришла начальница^*, и не одна, а привела с собой учителя одного. Теперь сидят внизу и пьют чай, а я спешу написать тебе сии строки.

Я здоров, ничего не болит, кашляю меньше. Скучно. Погода хуже. В Ялте переполох: все ждут приезда Горького^*. А мне становится не то чтобы скучно, а как-то вяло на душе при мысли, что мне придется беседовать с Екатериной Павловной, видеть гувернантку, слышать, как бесится Максимка. Постарел я!

Идут!! Будь здорова!

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 4 марта 1903^*

4029. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

4 марта 1903 г. Ялта.

4 марта.

Милый мой дусик, у нас в Ялте торжество: открылся магазин Кюба, настоящего петербургского Кюба. Завтра пойду погляжу, что у него есть, и напишу; быть может, уже не понадобится привозить из Москвы всякую закуску.

Ты делаешь мне выговор^* за то, что у меня еще не готова пьеса, и грозишь взять меня в руки. В руки бери меня, это хорошая угроза, она мне улыбается, я только одного и хочу — попасть к тебе в руки, что же касается пьесы, то ты, вероятно, забыла, что я еще во времена Ноя говорил всем^* и каждому, что я примусь за пьесу в конце февраля и в начале марта. Моя лень тут ни при чем. Ведь я себе не враг, и если бы был в силах, то написал бы не одну, а двадцать пять пьес. И очень рад, что пьесы нет, так как вам не репетировать теперь нужно, а отдыхать. Работать так неумеренно — это свинство по меньшей мере!

У нас прохладно, но все же недурно. Насчет будущей зимы я еще пока ничего не решаю, но особенно радужных надежд на оную не возлагаю. Пока только могу сказать, что до декабря в Москве буду жить^* (особенно, если шубу сошьешь), а потом, вероятнее всего, придется удрать за границу^*, на Ривьеру или в Нерви, что ли, этак до 15 февраля, потом назад в Ялту. Будем пребывать в разлуке^*, но что же делать!! Ничего не выдумаешь, как ни верти головой. Вот если б ты забеременела, тогда бы в феврале я взял тебя с собой в Ялту. Хочешь, дуся? Какого ты мнения? Даже согласился бы зимовать, хоть в Архангельске, все равно тогда, только бы из тебя вышла родительница.

Поедете в Петербург? Да или нет?^*

Итак, завтра пойду к Кюба, понюхаю европейской цивилизации. Перебираетесь на новую квартиру?^* На каком этаже? Если высоко очень, то я буду всходить полчаса, это ничего, все равно делать мне в Москве нечего.

Ванна ванной, а все-таки я прежде всего в баню. Вот жаль квартиры Гонецкой, там баня близко.

Ну, бабуля моя, обнимаю тебя и, обнявши, начинаю прыгать по комнате, потом целую в шейку, в спинку и щелкаю по носу, дусик мой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 5–6 марта 1903^*

4030. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5-6 марта 1903 г. Ялта.

5 марта.

Дусик мой, актрисуля, так как я уже не литератор, а гастроном, то сегодня отправился в магазин Кюба, уже открытый. Там оказалась чудесная икра, громадные оливки, колбаса, которую делает сам Кюба и которую нужно жарить дома (очень вкусная!), балык, ветчина, бисквиты, грибы… Одним словом, из Москвы не нужно уже ничего привозить, кроме круп и пшена. Мне кажется, что и окорока к празднику следует теперь покупать у Кюба. Пишу тебе обо всем этом, потому что сегодня был Альтшуллер и уверял меня, что^* до середины апреля мне нельзя ехать в Москву ни в каком случае. Дуся моя, жена моя, актрисуля, голубчик родной, не найдешь ли ты возможным приехать в Ялту на Страстной, а если поедете в Петербург, — то на Фоминой? Мы бы с тобой чудесно пожили, я бы поил тебя и кормил чудесно, дал бы тебе почитать «Вишневый сад», а потом вместе и покатили бы в Москву. Альтшуллер клянется, что плеврит у меня еще не всосался и что ехать ни в каком случае нельзя. Приезжай, роднуля! Театр даст тебе отпуск, я упрошу, если твоих просьб будет недостаточно. Напиши, что приедешь, а главное подумай. Подумай, как для тебя лучше и удобнее. Но я так соскучился, так жажду видеть тебя, так хочу съесть тебя всю живьем, что у меня нет терпения, я зову, и зову. Ты не сердись, дуся, а сначала подумай, обсуди. И если решишь ехать, то пойди теперь же закажи билет (на Неглинном), а то к празднику не найдешь. И напиши мне, как ты решишь.

В «Вишневом саду» ты будешь Варвара Егоровна^*, или Варя, приемыш, 22 лет. Только не сердись, пожалуйста. Ты не пиши, а телеграфируй одно слово: «приеду» или «нельзя».

Ты вот пишешь, что не знаешь, как мы встретимся, а я так чувствую, точно мы вчера расстались, и я встречу тебя так, как будто ты не переставала быть моей ни на один день.

Сегодня от тебя нет письма.

6 марта

Пишу на другой день. Из твоего сегодня полученного письма видно, что вопрос с Петербургом еще не разрешен отрицательно^*, что быть может еще поедете. Если так, то приезжай в Ялту после Петербурга; вообще обсуди все как нужно, и если не найдешь нужным или возможным приехать, то так тому и быть, я покорюсь и сам приеду без всяких разговоров. Решай ты, ибо ты человек занятой, рабочий, а я болтаюсь на этом свете как фитюлька.

Сегодня сильный ветер, неприятно. Если пьеса у меня выйдет не такая, как я ее задумал, то стукни меня по лбу кулаком. У Станиславского роль комическая^*, у тебя тоже.

Ну, пупсик, будь здорова. Я тебя люблю, а ты там как хочешь. Твоя фотография выставлена в магазине Волковой, на окне.

Обнимаю тебя и целую.

Твой заштатный муж А.

Мятных леденцов не покупай больше. Мармелад есть у Кюба.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чеховой М. П., 8 марта 1903^*

4031. М. П. ЧЕХОВОЙ

8 марта 1903 г. Ялта.

Милая Маша, вчера в магазине Кюба сказали мне, что к праздникам будут окорока и копченый и для запеканья, стало быть не привози^*. Нового ничего нет, все старо. И холодно по-старому. Ольга писала, что вы перебираетесь в^* дом Коровина, но когда — неизвестно; пишу по старому адресу. Закусок вообще не привози никаких, все найдется у Кюба. Ване скажи, что я буду рад очень, если он приодет; только пусть пораньше билет возьмет, а то будет на вокзале толкотня. Будь здорова.

Твой А.

8 марта 1903.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Мошину А. Н., 9 марта 1903^*

4032. А. Н. МОШИНУ

9 марта 1903 г. Ялта.

9 марта 1903.

Многоуважаемый Алексей Николаевич!

С г. Чаировым я не знаком, не знаю его, и в чем заключается его вина, из письма Вашего я не уяснил себе. Благоволите сами написать ему; я же положительно не знаю, как и о чем я должен говорить с ним. Да он не стал бы и слушать меня.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно уважающий Вас

А. Чехов.

На конверте:

Москва. Его высокоблагородию Алексею Николаевичу Мошину.

У Красных ворот, Орликов пер., д. Ефимова.

Книппер-Чеховой О. Л., 10 марта 1903^*

4033. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 марта 1903 г. Ялта.

10 марта.

Мне, дуся моя, и грустно, и немножко досадно, что ты и Маша держите меня в неизвестности: переехали вы на новую квартиру или нет еще?^* И где этот дом Коровина, о котором ты писала? В Пименовском пер<еулке> или где-нибудь в другом месте? Посылаю это письмо в театр и перестану тебе писать впредь до получения нового адреса или извещения, что вы еще не перебрались.

Получил я сегодня фотографии^* — снимки с фойе и проч. Большое спасибо! Передай Тихомировой, которая сидит в конторе, что книги («На дне» Горького) посылаются заказною бандеролью, а не посылкой, и что в посылки нельзя вкладывать писем. В каждой из трех полученных мною посылок было по письму.

Ты говоришь, что я уже забыл тебя, какая ты есть. Да, дуся, я уже не помню, блондинка ты или брюнетка, помню только, что когда-то у меня была жена. В Петербурге или Мария Петровна захворает, или Станиславский утомится, а посему на 3 тысячи, о которых ты пишешь, надежд я не возлагаю^*.

Одно письмо я послал в Пименовский пер<еулок>^*, и теперь боюсь, что оно не дошло.

Красова я не знаю^*, никогда не видел.

Ну, господь с тобой, будь здорова и весела. Целую тебя и обнимаю.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой-Книппер.

Газетный пер., Художественный театр.

Марксу А. Ф., 12 марта 1903^*

4034. А. Ф. МАРКСУ

12 марта 1903 г. Ялта.

12 марта 1903 г.

Ялта.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Будьте добры, сделайте распоряжение о высылке мне наложен<ным> платежом «Карманного атласа»^*, чем очень меня обяжете.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Потапенко И. Н., 12 марта 1903^*

4035. И. Н. ПОТАПЕНКО

12 марта 1903 г. Ялта.

12 марта 1903.

Нет, милый мой Игнат, нам надо повидаться^* и поговорить, а так мы едва ли уразумеем друг друга. Я пишу тебе^*, что я нездоров, что всю зиму буду жить за границей, а ты повторяешь свое предложение — подписываться соиздателем. Стало быть, я буду даром деньги получать, так, что ли? Ты пишешь, что я боюсь, как бы не попасть в легкомысленное дело и не оказаться в глупом положении. Ничего подобного я не писал тебе и не понимаю, откуда ты почерпнул сие. Я повторяю: не могу быть хозяином или сохозяином, потому что здоровье мое неважно и потому что не могу жить в Петербурге. Называться же хозяином и не быть им — это как-то не укладывается у меня в сознании.

Вероятнее всего, что я тебя не понимаю. Лучше бы всего повидаться нам до твоего отъезда за границу^*. В Москве я буду в конце апреля, в конце Фоминой. За границу поеду 1-го июня, в Швейцарию^*. О том, где я буду в Швейцарии, сообщит тебе моя жена, которая на Святой неделе будет в Петербурге купно со всем театром.

К моей болезни прибавился у меня плеврит, который держался почти всю зиму до весны; и теперь осталось еще немножко.

В Главном управлении будут держать твое прошение не три месяца, как ты пишешь, а, вероятно, не больше недели. За сим, раз журнал издается и редактируется Потапенко, то уж этого достаточно, и ни Мамины, ни Чеховы не прибавят ничего, уверяю тебя. Мы, т. е. я, ты и Мамин, — люди одного поколения. А вот если бы ты взял в соредакторы кого-нибудь помоложе, например Леонида Андреева, тогда другое бы дело, пожалуй.

Ну, будь здоров и благополучен, желаю тебе всего хорошего. Обнимаю тебя крепко.

Твой А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 марта 1903^*

4036. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 марта 1903 г. Ялта.

14 марта.

Дуся моя родная, так нельзя! Послал я одно письмо в д. Коровина^*, Пименовский пер., а вчера был студент Корш и говорил, что д. Коровина на Петровке. Сегодня получаю от тебя письмо^*, чудесное описание новой квартиры^*, моей комнаты с полочкой, а адреса нет. Ну что прикажешь мне делать?

Погода в Ялте великолепная, весенняя, все цветет, я почти каждый день бываю в городе. И, вероятно, я очень изменился за зиму, потому что все встречные поглядывают сочувственно и говорят разные слова. И одышка у меня. И жена у меня злая, прячет свой адрес. Вчера Альтшуллер^* был у меня и все поддразнивал меня, и я заподозрил, что ты его подкупила, чтобы он подольше удерживал меня в Ялте.

Умоляю, голубчик, пришли адрес! Адресоваться на театр терпеть не могу.

А что тургеневское пойдет у вас?^* Вот вам бы еще «Ревизора» и «Женитьбу»^*, да переглядеть бы Писемского^*, авось, и у него нашлось бы что-нибудь вроде «Горькой судьбины».

Мать говеет, завтра приобщается.

Сейчас приходила m-me Голоушева, принесла от Маши письмо^*. И опять нет адреса!!

Ну, дусик мой, да хранит тебя бог, целую тебя и обнимаю тысячу раз.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Газетный пер., Художественный театр.

Барышеву И. И., 15 марта 1903^*

4037. И. И. БАРЫШЕВУ

15 марта 1903 г. Ялта.

15 марта 1903.

Дорогой Иван Ильич, у меня нет всех десяти томов, посылаю^* тебе пока только один — «Пьесы», остальные же постараюсь добыть и вручить тебе в конце апреля, когда буду в Москве.

Деньги получил^*, большое спасибо. Будь здрав и невредим, казначействуй во здравие^* и пребывай благополучен.

Твой А. Чехов.

Белоусову И. А., 15 марта 1903^*

4038. И. А. БЕЛОУСОВУ

15 марта 1903 г. Ялта.

15 марта 1903 г.

Дорогой Иван Алексеевич, если Вы пишете о книжке «Искренние песни»^*, то я давно уже получил ее и прочел. Большое Вам спасибо! Спасибо и за книжку, и за то, что вспомнили. Вы знаете, как сердечно я относился и отношусь к Вам и к Вашему дарованию, и потому можете судить, какое удовольствие всякий раз доставляет мне Ваша новая книга.

Кстати сказать, кроме «Искренних песней», у меня имеются еще четыре Ваши книги^*, а именно: 1) «Малыши», 2) «Из песен о труде», 3) «На воле» и 4) «Кобзарь».

Всего, стало быть, пять.

Шлю Вам сердечный привет, крепко жму руку, будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

В Московскую контору императорских театров, около 15 марта 1903^*

4039. В МОСКОВСКУЮ КОНТОРУ ИМПЕРАТОРСКИХ ТЕАТРОВ (Черновое) Около

15 марта 1903 г. Ялта.

В ответ на отношение за № 348 имею честь сообщить, что гонорар за пьесу мою «Предложение» я просил и не за 1902 и не за 1903, а за 1901 год, а также прошу выслать гонорар по талону, который был выдан мне и потом в 1901 г. оставлен в казначействе для исправления, как мне сказали тогда, ошибки.

Вишневскому А. Л., 17 марта 1903^*

4040. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

17 марта 1903 г. Ялта.

Милый Александр Леонидович, прошу Вас, сообщите мне адрес Маши и Ольги^*; куда они переехали? Я знаю, что в д<ом> Коровина, но на какой улице?

Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов

17 марта 1903.

На обороте:

Москва. Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

Книппер-Чеховой О. Л., 17 марта 1903^*

4041. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 марта 1903 г. Ялта.

17 марта.

Радость моя, адреса я не получил и уже отчаялся получить когда-нибудь, а потому пишу тебе опять на театр. Дяде Карлу большое спасибо за стол и диван^*, но так как на лето мы уедем^*, а осенью будем заводить себе обстановку, то едва ли понадобятся теперь и стол, и диван. А перетаскивать сию мебель, очень громоздкую, с места на место очень неинтересно.

Теперь, радость, собака моя добрая, просьба, за которую, конечно, ты не поблагодаришь меня. Дело в том, что начальница гимназии В. К. Харкеевич уезжает в Петербург и конечно будет присутствовать на спектаклях Худож<ественного> театра. Она умоляет меня, чтобы я упросил тебя — записать одну ложу бельэтажа на «На дне»^* и одну ложу на «Дядю Ваню», всего две ложи. Дуся моя, запиши, если не поздно. Пожалуйста!

Почему-то я не уверен, что это письмо дойдет до тебя. И вообще грустно, что моя переписка с тобой так глупо расстроилась и черт знает из-за чего, из-за адреса, из-за улицы, так как про дом Коровина ты уже писала. На какой улице этот дом окаянный?^* На Петровке?

Ты, положим, очень занята, но Маше ничего бы не стоило прислать мне адрес. Ну, да все равно.

У нас тепло, туманы. Я сижу в саду и то думаю, то злюсь. Получил и от Телешова письмо насчет Шольца^*.

Благословляю тебя и целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

<Газетный> пер., Художественный театр.

Книппер-Чеховой О. Л., 17 марта 1903^*

4042. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 марта 1903 г. Ялта.

Все благополучно.

На бланке:

Москва. Художественный театр. Чеховой.

Книппер-Чеховой О. Л., 18 марта 1903^*

4043. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

18 марта 1903 г. Ялта.

18 марта.

Дуська моя, замечательная, наконец ты прислала свой адрес и все опять вошло в свою колею. Спасибо, голубчик. Слезное письмо твое^*, в котором ты себя ругаешь перед отъездом к Черниговской^*, получил я утром, прочел — нет адреса! Готов уже был подать прошение о разводе, как в полдень получил телеграмму^*.

Стало быть, на Фоминой я приеду в Москву^*, приеду до твоего возвращения из Петербурга^*, встречу тебя, встречу не на вокзале, а дома, побывавши в бане, пописавши пьесу. А пьеса, кстати сказать, мне не совсем удается^*. Одно главное действующее лицо еще недостаточно продумано и мешает; но к Пасхе, думаю, это лицо будет уже ясно и я буду свободен от затруднений.

Если Маша еще не уехала^*, то скажи ей, чтобы она привезла немного колбасы вареной. Слышишь? Все остальное добудем у Кюба. Фотографию, о которой ты писала, пришлю тебе^*, вероятно, в Петербург с В. К. Харкеевич. Если есть ложи не дороже 30, ну 40 рублей, тогда закажи для В. К. ложи^* («На дне» и «Дядя Ваня»), если же нет таких дешевых и вообще нет лож, то, дуся моя, не сердись на своего глупого мужа, запиши ей 2 кресла по 3 рубля на эти две пьесы. Я тебя обожаю, роднуля, люблю.

Завтра опять буду писать. Не говори глупостей, ты нисколько не виновата, что не живешь со мной зимой. Напротив, мы с тобой очень порядочные супруги, если не мешаем друг другу заниматься делом. Ведь ты любишь театр? Если бы не любила, тогда бы другое дело. Ну, Христос с тобой. Скоро, скоро увидимся, я тебя обниму и поцелую 45 раз. Будь здорова, деточка.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина 35.

Тараховскому А. Б., 18 марта 1903^*

4044. А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

18 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, передайте больному^*, что обстоятельный ответ^* на Ваше письмо я пришлю дня через 3–4, когда наведу необходимые справки.

Желаю Вам всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

18 марта 1903.

На обороте:

Таганрог.

Его высокоблагородию Абраму Борисовичу Тараховскому.

Горбунову-Посадову И. И., 19 марта 1903^*

4045. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

19 марта 1903 г. Ялта.

19 марта 1903 г.

Дорогой Иван Иванович, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили. Вот что я могу ответить насчет рассказа, о котором Вы спрашиваете^*: у меня есть рассказ «Враги»^*, где доктор^*, у которого ребенок умирает от дифтерита, уезжает к больной по настоятельному требованию мужа этой больной^*, потом же оказывается, что жена бежала от мужа с любовником. Другого рассказа вроде того, о котором Вы спрашиваете, кажется, нет у меня.

Я всю зиму по обыкновению хворал, к обычной моей болезни присоединился еще плеврит, теперь же к весне я поправился, чувствую себя недурно и работаю даже^*. Последнюю треть апреля и май рассчитываю провести в Москве^*. Вот если бы мне удалось повидаться с Вами^*, то я был бы чрезвычайно рад и доволен, скажу Вам это, нисколько не преувеличивая. В моих московских воспоминаниях Вы занимаете светленькое местечко, и я нередко вспоминаю о Вас.

Если Вы в самом деле пришлете мне книжки^*, каких у меня нет еще, то скажу Вам большое спасибо. У меня нет: Боборыкин, «Труп»^*, «Нирвана»^*, Фулье^*, Шпир^*, Штейерт^*, Барыкова, сборник стихотворений^*, «Натан Мудрый», пер. П. Вейнберга^*, Рёскин и Библия^*, «О доверии к себе»^*, «Хлебный огород» Е. Попова.

Видите, как много. Выберите из сей кучи трех-четырех и пришлите. Я теперь читаю много, так как работаю вообще мало.

Весною поеду в Петербург^*, буду видеться с Марксом, поговорю с ним о том, чтобы разрешить «Посреднику» издавать мои мелкие вещи^*. Он ведь уже нажился, будет с него.

Спасибо за книжки, календарь у меня уже есть; но не беда, полученный экземпляр отдам матери, она будет очень довольна.

Крепко жму руку и желаю здоровья, покоя и вообще хорошего. Не забывайте

Вашего А. Чехова.

Мой московский адрес: Петровка, д. Коровина.

Как бы ни было, в конце апреля уже буду в Москве.

Книппер-Чеховой О. Л., 19 марта 1903^*

4046. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 марта 1903 г. Ялта.

19 марта.

Актрисуля моя, здравствуй! Ты извини меня, но наша продолжительная разлука имела свои последствия: я состою в переписке с m-lle Пушкаревой^*. Чем кончится, к чему приведет эта переписка, не знаю, а пока поздравь меня: она обещает прислать мне свою пьесу^*. Помнится, в восьмидесятых годах я уже читал эту пьесу^*. Как бы ни было, я написал ей^*, чтобы она мне пьесы своей не присылала, так как-де в пьесах я ничего не понимаю, а послала бы к В. И. Немир<овичу>-Данченко. Предупреди В. И., скажи ему об этой пьесе, пусть авторитетно скажет ей, чтобы она, П<ушкаре>ва, больше не писала или поставила пьесу свою где-нибудь в провинции, если пьеса хотя немножко не безнадежна.

Я здоров, в последние дни что-то стал покашливать, но, должно быть, это неважно, случайно. Чувствую себя бодро, сижу в саду или немножко работаю в кабинете. Думаю о тебе, о нашей поездке в Швейцарию, в Италию. Будем за границей много есть и много пить пива. Я ведь всю зиму ничего не пил.

17-го марта был на именинах у Алексея Максимовича. К нему приехала жена^*. Она и он говорят^* о тебе с восхищением; говорят, что за последний год ты сильно шагнула вперед, играешь чудесно. Я слушал, радовался, что у меня такая жена, и на ус себе мотал.

Я послал одно письмо в Пименовский пер<еулок>^*. Получила ли? Ах, дуся, какое это было огорчение с адресом.

Так не забудь же сказать Немировичу насчет Пушкаревой. В письме к ней я так расхвалил его, что, если бы он прочел, пришел бы в восторг.

Свой петербургский адрес пришли мне заранее^*. Из Петербурга будешь присылать мне длинные телеграммы, в мой счет, на что ассигную 25 руб.

Знаешь, дусик, «Месяц в деревне»^* мне весьма не понравился. Пьеса устарела; если у вас она не понравится, то скажут, что виновата не пьеса, а вы.

За зиму я отвык от людей, от жизни, уже ничего не умею, решительно ничего, так что пригласи к себе кого-нибудь, а когда я приеду, то будем спать втроем. Дуся моя, согласна? Нет?

Обнимаю тебя, целую, перекувыркиваю, встряхиваю. Пиши мне каждый день, не терзай меня.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина, 35.

Книппер-Чеховой О. Л., 21 марта 1903^*

4047. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 марта 1903 г. Ялта.

21 марта.

Дуся моя, твое последнее письмо просто возмутительно^*. Ты пишешь, что «в скольких письмах писала, что переезжаем на Петровку, д. Коровина», между тем все твои письма целы у меня и только в одном ты вскользь сообщаешь, что перебираетесь в д<ом> Коровина — и мне оставалось думать, что вы перебрались в Пименовский пер<еулок>. Я так и знал, что я же окажусь виноватым! И все твои письма целы у меня, я покажу их тебе. Ну, да бог с тобой. С этим адресом была в течение двух недель такая обида, что до сих пор успокоиться не могу.

У нас нет дождя. «Вишневый сад» будет^*, стараюсь сделать, чтобы было возможно меньше действующих лиц; этак интимнее.

Ну, больше писать не могу, прости.

Твой А.

Ты пишешь, что я невнимательно читаю твои письма. Из чего это видно? Я привезу все твои письма, и ты сама увидишь, что ни одно письмо не пропало и что ни в одном нет адреса.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Книппер-Чеховой О. Л., 22 марта 1903^*

4048. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 марта 1903 г. Ялта.

22 марта.

Дуся моя славная, вот что ты должна сделать перед отъездом в Питер: посмотри, какое у меня есть белье в Москве, и напиши мне подробно. Сколько рубах, сколько подоконников и проч. Из Петербурга будешь телеграфировать. Между прочим, ты протелеграфируешь, в какой день вернешься в Москву; если ты вернешься, скажем, во вторник, то я в Москве буду уже в понедельник. На вокзал не поеду тебя встречать, а буду поджидать дома, с распростертыми объятиями.

Милая дуся, ну для чего мог бы понадобиться мне до осени стол Шаховского?^* Ведь до осени мы будем путешествовать, и неужели у тебя нет страха к чужой мебели, с ее запертыми ящиками, с разговорами потом, что мебель-де испорчена у Чеховых, и проч. и проч. Не нужно, не нужно! Мы купим и письменный стол, и диван, все свое заведем. Понадобится корова или лошадь — купим и их.

Ты пишешь, что в Ялту едет много народу^*, что мне будет не скучно. Мне нужна жена, а не гости, дуся моя, и никого я не хочу видеть.

Начальнице вручил фотографию твоей мамы^*, а моей тещи. Получишь на Страстной. Родная моя, пиши мне побольше! Умоляю тебя на коленях! Прошу убедительно! Не ленись, не обращай внимания на головную боль, а садись и пиши, пиши, о чем хочешь, каждая твоя строчечка дорога мне.

Ну, целую тебя, немочка моя Книпша, обнимаю и еще раз целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Гиляровскому В. А., 23 марта 1903^*

4049. В. А. ГИЛЯРОВСКОМУ

23 марта 1903 г. Ялта.

Милый дядя Гиляй, твои «Люди четвертого измерения» великолепны, я читал и все время смеялся. Молодец, дядя!

После 20 апреля буду в Москве^*. Крепко жму твою ручищу.

Твой А. Чехов.

23 марта 1903 г.

Книппер-Чеховой О. Л., 23 марта 1903^*

4050. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 марта 1903 г. Ялта.

23 марта.

Милая моя бабуля, ты сердишься на меня из-за адреса^*, все уверяешь, что писала, да будто еще несколько раз. Погоди, я привезу тебе твои письма, ты сама увидишь, а пока замолчим, не будем уже говорить об адресе, я успокоился. Затем, ты пишешь, что я опять спрашиваю насчет тургеневских пьес и что ты уже писала мне^* и что я забываю содержание твоих писем. Ничуть не забываю, дуся, я перечитываю их по нескольку раз, а беда в том, что между моим письмом и твоим ответом проходит всякий раз не менее десяти дней. Тургеневские пьесы я прочел почти все. «Месяц в деревне», я уже писал тебе, мне не понравился^*, но «Нахлебник», который пойдет у вас^*, ничего себе, сделано недурно, и если Артем не будет тянуть^* и не покажется однообразным, то пьеса сойдет недурно. «Провинциалку» придется посократить^*. Правда? Роли хороши.

Всю зиму не было у меня геморроя, а сегодня я настоящий титулярный советник. Погода дивная. Все в цвету, тепло, тихо, но дождей нет, побаиваюсь за растения. Ты пишешь, что ровно трое суток будешь держать меня в объятиях. А как же обедать или чай пить?

От Немировича получил письмо; спасибо ему большое^*. Не пишу ему, потому что недавно послал письмо^*.

Ну, будь здорова, дворняжка. Про Горького я уже писал^* тебе: он был у меня, и я у него был. Здоровье его недурно. Рассказа «Невеста» прислать не могу, ибо у меня нет^*; скоро прочтешь в «Ж<урнале> для всех»^*. Такие рассказы я уже писал, писал много раз, так что нового ничего не вычитаешь. Можно тебя перевернуть вверх ногами, потом встряхнуть, потом обнять и укусить за ушко? Можно, дусик? Пиши, а то назову мерзавкой.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Гославскому Е. П., 24 марта 1903^*

4051. Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

24 марта 1903 г. Ялта.

24 марта 1903.

Вы сердитесь и негодуете^*, дорогой Евгений Петрович, я знаю, но дело в том, что целую неделю я не видел Горького^* и все поджидал его. Сегодня я беседовал с ним обстоятельно, и он очень был удивлен, когда узнал, что он на Вас сердится. Я верю ему очень, он прекрасный человек, и мне кажется, что это мнительность Ваша подсказала Вам, что будто он что-то имеет против Вас. Засим, относительно книги^*: он взял Ваш адрес и будет сам писать Вам^*. К изданию Вашей книги он отнесся, по-видимому, вполне доброжелательно, говорит только, что в настоящее время «Знание» очень и очень занято, так что, пожалуй, до осени не будут издавать Вас. Кстати сказать, на днях приедет в Ялту^* главное лицо в «Знании», а именно Пятницкий, я и с ним поговорю и ответ его сообщу Вам письменно или при свидании в Москве^*, где буду около 20 апреля. Мой москов<ский> адрес: Петровка, д. Коровина.

Крепко жму Вам руку, будьте здоровы, не сердитесь и не хандрите, ибо все устроится и все будет благополучно.

Ваш А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 24 марта 1903^*

4052. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 марта 1903 г. Ялта.

24 марта.

Родная моя, не забудь увидеть в Петербурге Модеста Чайковского^* и попросить его от моего имени, чтобы он возвратил мне письма Петра Чайковского, которые взял у меня для своей книги^* (Жизнь П<етра> И<льича> Ч<айковского>). Если же Модеста Чайковского нет в Петербурге, то узнай у Карабчевского или у кого-либо из литераторов, где он и нельзя ли добыть его адрес, если он за границей. Поняла? Если поняла, то, значит, ты умная у меня.

«Где тонко, там и рвется» написано в те времена^*, когда на лучших писателях было еще сильно заметно влияние Байрона и Лермонтова с его Печориным; Горский ведь тот же Печорин! Жидковатый и пошловатый, но все же Печорин. А пьеса может пройти неинтересно; немножко длинна и интересна только как памятник былых времен. Хотя я и ошибаюсь, что весьма возможно. Ведь как пессимистически отнесся летом я к «На дне»^*, а какой успех! Не судья я.

Скоро, скоро мы увидимся, старушка моя милая, бесценная. Я буду тебя обнимать и ласкать, буду с тобой ходить по Петровке.

Кричу тебе ура и остаюсь навеки твой заброшенный, полинявший и тусклый муж.

А.

В «Мире искусства» тебя хвалят^*, Книппуша. Я послал тебе сегодня номер, в котором хвалят. Горжусь, дуся моя, горжусь!

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Тараховскому А. Б., 24 марта 1903^*

4053. А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

24 марта 1903 г. Ялта.

Благоприятный ответ посылаю^*. Чехов.

На бланке:

Таганрог. Тараховскому.