Том 5. Евгений Онегин. Драматургия

Вадим^*

I

ВАДИМ

Вадим.

Я ждал тебя, Рогдай; скажи, какую весть

О нашей родине ты можешь мне принесть.

Ты видел Новгород; ты слышал глас народа;

Скажи, Рогдай, жива ль славянская свобода,

Иль князя чуждого покорные рабы

Решились оправдать гонения судьбы?

Рогдай.

Вадим, надежда есть, народ нетерпеливый,

Старинной вольности питомец горделивый.

Досадуя, влачит позорный свой ярем;

Как иноземный гость, неведомый никем,

Являлся я в домах, на стогнах и на вече.

Вражду к правительству я зрел на каждой встрече…

Уныние везде, торговли глас утих,

Умы встревожены, таится пламя в них.

Младые граждане кипят и негодуют –

Вадим, они тебя с надеждой именуют…

Вадим.

Безумные! Давно ль они в глазах моих

Встречали торжеством властителей чужих

И вольные главы под иго преклоняли?

Изгнанью моему давно ль рукоплескали?..

Теперь зовут меня, – а завтра, может, вновь…

Неверна их вражда! неверна их любовь!

Но я не изменю – ………

«Скажи, какой судьбой друг другу мы попались…»^*

II

– Скажи, какой судьбой друг другу мы попались?

В одном углу живем, а месяц не видались.

Откуда и куда? – Я шел к тебе, сестра.

Хотелось мне с тобой увидеться. – Пора.

– Ей-богу, занят был. – Да чем: делами, службой? –

– Я, право, дорожу, сестра, твоею дружбой.

Люблю тебя душой, и рад бы иногда

С тобою посидеть… Но, видишь ли, беда –

Ты дома – я в гостях, я дома – ты в карете –

Никак не съедемся. – Но мы могли бы в свете

Видаться каждый день. – Конечно! я бы мог

Пуститься в свет, как ты. Нет, нет, избави бог!

По счастью, модный круг совсем теперь не в моде.

Мы, знаешь ли, мы жить привыкли на свободе.

Не ездим в общества, не знаем наших дам.

Мы их оставили на жертву старикам,

Любезным баловням осьмнадцатого века.

А впрочем, не найдешь живого человека

В отборном обществе. – Хвалиться есть ли чем?

Что тут хорошего? Ну, я прощаю тем,

Которые, пустясь в пятнадцать лет на волю,

Привыкли – как же быть? – лишь к пороху да к полю.

Казармы нравятся им больше наших зал.

Но ты, который в век в биваках не бывал.

Который не видал походной пыли сроду…

Зачем перенимать у них пустую моду?

Какая нужда в том? – В кругу своем они

О дельном говорят, читают Жомини.

– Да ты не читывал с тех пор, как ты родился.

Ты шлафорком одним да трубкою пленился.

Ты жить не можешь там, где должен быть одет,

Где вечно не курят, где только банка нет –

. . . . . . . . . .

«Насилу выехать решились из Москвы…»^*

III

– Насилу выехать решились из Москвы.

– Здорова ль, душенька? – Здоровы ль, сударь, вы?

———

– Смешно: ни надписи, ни подписи – кому же?

Вдове? не может быть! Ну, кто ж соперник мой?

А! верно Сонюшке! смиреннице такой.

Пора ей хлопотать о муже.

———

– Ну, как живете в подмосковной?

Что Ольга Павловна? – Мы ждали, ждали вас.

Мы думали, ваш жар любовный

Уж и погас…

И с бельведера вдаль смотрели беспрестанно,

Не скачет……

– Спешить бы слишком было странно –

Я не любовник, а жених.

А что ее сестра? – Ей, кажется, не скучно:

Эльвиров с нею неразлучно.

– Ага. – Вчера был здесь, сегодня ждем его.

Так точно, от него. Что с вами? – Ничего.

– Ей-богу, сердце не на месте.

– Пожалуй, милая, вот это письмецо

Тихонько подложи. – Кому? – Моей невесте.

Да, Ольге Павловне – что смотришь мне в лицо?

Не прямо в руки ей, конечно.

Не проболтайся ж, друг сердечный.

– Ей-богу, вас понять нельзя.

Она ведь знает вашу руку.

– Да письмецо писал не я.

– Вот что!.. вы выдумали штуку!

Хотите испытать невесту? – Как не так!

Мне? ревновать! избави боже.

Я всё же не дитя, а пуще не дурак.

– А что же?

– Браслеты я купил – прикажешь, покажу.

– Вот Ольге Павловне обновка.

– А знаешь ли, что я тебе скажу:

Дарю ее тебе, примерная плутовка.

– Помилуйте, да мне – и думать я не смела.

Мне совестно… я вся горю.

Покорно вас благодарю.

Я так… – Послушай! – улетела.

. . . . . . . . . .

Перевод из К. Бонжура^*

IV

ПЕРЕВОД ИЗ К. БОНЖУРА

– Она меня зовет: поеду или нет?

Всё слезы, жалобы, упреки… мочи нет –

Откланяюсь, пора – она мне надоела.

К тому ж и без нее мне слишком много дела.

Я нынче отыскал за Каменным мостом

Вдову с племянницей; пойду туда пешком

Под видом будто бы невинного гулянья.

Ах!.. матушка идет… предвижу увещанья…

А, здравствуйте, maman[42]…

– Куда же ты, постой.

Я шла к тебе, мой друг, мне надобно с тобой

О деле говорить…

– Я знал.

Возьми ж терпенье.

Мой друг, не нравится твое мне поведенье.

– А в чем же?

– Да во всем – во-первых, ты жены

Не видишь никогда – вы как разведены…

Адель всегда одна – всё дома – ты в карете,

На скачке, в опере, на балах, вечно в свете –

Или уже нельзя с женою посидеть?

– Да право некогда…

– Ты дома б мог иметь

Обеды, вечера – ты должен бы представить

Жену свою везде… Пора, пора исправить

Привычки прежние. – Нельзя ли сам собой

Отвыкнуть наконец от жизни холостой?

Я сделаю тебе другое замечанье…

. . . . . . . . . .

«Через неделю буду в Париже непременно…»^*

V

Графиня (одна, держит письмо).

«Через неделю буду в Париже непременно»… Письмо от двенадцатого, сегодня осьмнадцатое; он приедет завтра! Боже мой, что мне делать?

(Входит Дорвиль.)

Дорвиль.

Здравствуйте, мой ангел, каково вам сегодня? Послушайте, что я вам расскажу – умора… Что с вами? вы в слезах.

Графиня.

Вы чудовище.

Дорвиль.

Опять! Ну, что за беда? Всё дело останется втайне. Слава богу, никто ничего не подозревает: все думают, что у вас водяная. На днях всё будет кончено. Вы для виду останетесь еще недель шесть в своей комнате, потом опять явитесь в свет, и все вам обрадуются.

Графиня.

Удивляюсь вашему красноречию. А муж?

Дорвиль.

Граф ничего не узнает. Мужья никогда ничего не узнают. Месяца через три он приедет к нам из армии,

мы примем его как ни в чем не бывало; одного боюсь: он в вас опять влюбится – и тогда…

Графиня.

Прочтите это письмо.

Дорвиль.

Ах, боже мой!

Графиня.

Нечего глаза таращить. Я пропала – вы погубили меня.

Дорвиль.

Ангел мой! Я в отчаянии. Что с нами будет!

Графиня.

С нами! с вами ничего не будет, а меня граф убьет.

Дорвиль.

Кто его звал? Какая досада.

Графиня.

Досада! вам досадно потому, что вам некуда будет ездить на вечер, пока не заведете себе другой любовницы (баронессы д'Овре, например. Несносная мигушка). (Передразнивает ее.)

Видите, что вы чудовище; я гибну, а вы смеетесь.

Дорвиль.

Я не допущу его до Парижа, я поеду навстречу к графу. Мы поссоримся, я вызову его на дуэль и проколю его.

Графиня.

Какой ужас! Я не позволю вам проколоть моего мужа. Он для меня был всегда так добр. Я перед ним кругом

виновата; я могла забыть все свои обязанности, изменить ему… и для кого?.. для изверга, который не посовестился… оставьте меня, говорят вам, оставьте меня.

Дорвиль.

Поезжайте в свою деревню, в Бретанию.

Графиня.

Это зачем? Разве граф за мною не поскачет?

Дорвиль.

Скройтесь в мой замок.

Графиня.

Вот еще! а шум? а соблазн? но, может быть, вам того и надобно. Вы хотите, чтоб весь свет узнал о моем бесчестии: самолюбие ваше того требует.

Дорвиль.

Как вы несправедливы! но что же нам делать?

Графиня.

Вот до чего довели вы меня! ах, Дорвиль! я говорила вам, вы не хотели мне верить; вы поставили на своем; посмотрите, что из этого вышло… Нечего ко мне ласкаться, подите прочь. Дорвиль, Дорвиль! перестаньте. Вы с ума сошли. Ах!.. постойте; какая прекрасная мысль!

Дорвиль.

Что такое?

Графиня.

Я умру со стыда, но нет иного способа.

Дорвиль.

Что ж такое?

Графиня.

После узнаете.

«От этих знатных господ…»^*

VI

От этих знатных господ покою нет и нашему брату тюремщику. Простых людей, слава богу, мы вешаем каждую пятницу, и никогда с ними никаких хлопот. Прочтут им приговор, священник причастит их на скорую руку – дадут бутылку вина, коли есть жена или ребятишки, коли отец или мать еще живы, впустишь их на минуту, а чуть лишь слишком завоют или заболтаются, так и вон милости просим. На рассвете придет за ними Жак-палач – и всё кончено. А вот посадили к нам графа Конрада, так я и жизни не рад. – Я у него на посылках. Принеси – то-то, скажи – то-то, кликни – того-то. Начальство поминутно меня требует: всё ли у тебя исправно? да не ушел ли он? да не зарезался бы он? да доволен ли он? Черт побери знатных господ! И с тех пор, как судьи приговорили его к смерти, так тюрьма моя сделалась трактиром – ей-богу, трактиром. И друзья, и родня, и знакомые – все лезут с ним прощаться, – отпирай всякому, да смотри за всеми, да не смей никого обидеть; и хоть бы что-нибудь в руку перепало – да нет, всё народ благородный – свободен от всех податей. Право, ни на что не похоже! Слава богу, что утром отрубят ему голову, а уж эту ночь напляшемся… (Стучат.) Это кто стучится? (Идет. к дверям и отворяет окошечко.) Что вам надобно?

Слуга (за дверью).

Отворяй, – графиня с дочерью!

Тюремщик.

А где пропуск?

Слуга (бросает ему бумагу).

На! скорее ж! поворачивайся!

Тюремщик.

Сейчас, сейчас! экая каторга!

(Отворяет двери. Входят графиня и дочь ее, обе в черном

платье. Тюремщик им низко кланяется.)

Папесса Иоанна^*

VII

ПАПЕССА ИОАННА

Acte I

La fille d'un honnête artisan, étonné du son savoir, la mère, vulgaire, n'y voyant rien de bon. Gilbert invite un savant à venir voir sa fille – le prodige de famille. Préparatifs – où la mère est seule à tuire tout.

La passion du savoir.

Le savant (le démon du savoir) arrive au milieu de tout le monde invité par Gilbert. Il ne parle qu'avec Jeanne et s'en va. Commérage des femmes, joie du père – souci et orgueil de la fille. Elle fuit pour aller en Angleterre étudier à l'université.

Elle devant St. Simon. L'ambition.

Acte II

En récit: Jeanne à l'université, sous le nom de Jean de Mayence. Elle se lie avec un jeune gentilhomme espagnol. Amour, jalousie, duel. Jeanne soutient une thèse et est faite docteur. – Jeanne prieur d'un couvent; règle austère qu'elle y établit. Les moines se plaignent…

Jeanne à Rome, cardinal; le pape meurt. – Conclave, – elle est faite pape –

Acte III

Jeanne commence à s'ennuyer. Arrive l'ambassadeur d'Espagne, son condisciple. Leur reconnaissance. Elle le menace de l'Inquisition, et lui d'un éclat. Il pénètre jusqu'à elle. Elle devient sa maîtresse. Elle accouche entre le Colisée et le couvent de… Le diable l'emporte.

———

Si c'est un drame, il rappellera trop le Faust – il vaut mieux en faire un poème dans le style de Christabel, ou bien en octaves.

[перевод:

Действие I

Дочь честного ремесленника, который дивится ее учености, простоватая мать, не видящая в этом ничего хорошего. Жильбер приглашает ученого посмотреть на его дочь – семейное чудо. Приготовления, в которых мать одна избегает всех.

Страсть к знанию.

Ученый (демон знания) является среди всех собравшихся, по приглашению Жильбера. – Он беседует только с Жанной и уходит. Пересуды женщин, радость отца – забота и гордость дочери. Она убегает из дому, чтобы отправиться в Англию учиться в университете.

Она перед св. Симоном. Честолюбие.

Действие II

В рассказе: Жанна в университете под именем Иоанна Майнцского. Она сближается с молодым испанским дворянином. Любовь, ревность, дуэль. Жанна защищает диссертацию и становится доктором. Жанна в качестве настоятеля монастыря; строгий устав, который она там вводит. Монахи жалуются.

Жанна в Риме, кардиналом, папа умирает – Конклав – ее делают папой.

Действие III

Жанна начинает скучать. Приезжает испанский посланник, ее товарищ в годы ученья. Они узнают друг друга. Она грозит ему инквизицией, а он разоблачением. Он пробирается к ней. Она становится его любовницей. Она рожает между Колизеем и монастырем… Дьявол ее уносит.

Если это драма, она слишком будет напоминать «Фауста» – лучше сделать из этого поэму в стиле «Кристабель», или же в октавах. (фр.)]

«И ты тут был?…»^*

VIII

– И ты тут был? Расскажи, как это случилось?

– Изволь: я только расплатился с хозяином и хотел уже выйти, как вдруг слышу страшный шум; и граф сюда входит со всею своею свитою. Я скорее снял шляпу и по стенке стал пробираться до дверей, но он увидел меня и спросил, что я за человек. – «Я Гаспар Дик, кровельщик, готовый к вашим услугам, милостивый граф», – отвечал я с поклоном и стал пятиться к дверям, но он опять со мной заговорил и безо всякого ругательства. – «А сколько ты вырабатываешь в день, Гаспар Дик?» – Я призадумался – зачем этот вопрос? Не думает ли он о новом налоге? На всякий случай я отвечал ему осторожно: «Милостивый граф, – день на день не похож; в иной выработаешь пять и шесть копеек, а в другой и ничего». – «А женат ли ты, Гаспар Дик?» – Я тут опять призадумался: зачем ему знать, женат ли я? Однако отвечал ему смело: «Женат». – «И дети есть?» – «И дети есть». (Я решился говорить всю правду, ничего не утаивая.) Тогда граф оборотился к своей свите и сказал: «Господа, я думаю, что будет ненастье; моя абервильская рана что-то начинает ныть. – Поспешим до дождя доехать; велите скорее седлать лошадей». –