Топ-модель 2. Я хочу развод

Глава 26

Макс

— Твоя жена безнадежно наивна, Макс.

— Это пройдет.

— Само по себе — вряд ли. — Иван, новый менеджер Ани, усмехается. — А шишки набить ты ей не позволишь, как я понимаю. Где ты откопал такую? Уже больше года работает в моделинге, а знать не знает ничего. Контрактов поназаключала, ни про один не в курсе — ни про сроки, ни про обязательства.

— А ты зачем нужен, если она будет в курсе? Твоя роль тогда какая?

— Моя роль — ее протолкнуть дальше. Я сейчас разбираюсь с контрактами, которые уже есть и которые смогли найти. Потому что свои экземпляры документов Аня не хранит. А те, что хранит, подписаны через один.

— Так и наведи порядок. Вите еще и года нет, моей жене не до бумажек.

Иван цокает языком.

— Если ей не до бумажек, может, годик-другой в декрете спокойно посидеть? Куда ты ее пихаешь? Зачем?

— Нам, может, жить не на что. Нужен допдоход.

— Прикалываешься? Девочке дай отдохнуть, жене своей.

— Совершенно серьезно говорю.

— Блядь, Макс. Аня Февраль талантливая, но такая… на своей волне. И уже с понтами. Ты понимаешь, какой график у моих моделей? Я могу позвонить в любое время дня и ночи, и они едут в клуб или на кастинг, на последнем могут сидеть по восемнадцать часов. Я говорю, что надеть, и они слушаются, не глядя в зеркало. Так не получится: сегодня дочка капризная, мы все отменяем.

— Ваня, разберись с ее контрактами, ничего там сложного нет, я просматривал бумаги. И займись новыми проектами.

Он молчит пару секунд.

— Про деньги ты пошутил же?

— Я предельно серьезен. Сделай так, чтобы Аня получала много, работала мало, и чувствовала себя при этом — превосходно. Разве я много прошу?

Закончив разговор, убираю мобильник в карман. Достаю сигарету и кручу между пальцами. Дурацкая привычка, столько раз бросал, но работа накладывает отпечаток — здоровый образ жизни среди юристов не распространен, курят практически все. Кто усерднее работает, тот больше курит. И меньше живет, я полагаю.

Щелкнув зажигалкой, ощущаю, как вместе с дымом наполняет изнутри раздражение. Все, что связано с работой Ани, вызывает одно-единственное чувство — раздражение. Начиная с самого факта, что она работает, тогда как в моем видении мира моя жена отдыхает, занимается домом и хобби. Ну точно не в беременность или после родов вкалывает.

Сам знаю, что она наивная и недальновидная, — кто бы еще поперся подработать в Сочи на мальчишнике? На яхте. Где толпа незнакомых зажравшихся мужиков, пьяных, к тому же еще и обдолбанных, если вспомнить меня. Волосы на голове шевелятся, когда думаю, что с Аней могли бы сделать. И сделали, в общем-то, но ко мне у нее были чувства хотя бы. По крайней мере, ей так казалось. В любом случае хорошего мало.

Наивность — ее бич. И сколько ни объясняй, что люди разные есть и что никому нельзя верить слепо, — как об стенку горох.

А этот фотограф, Валерий Константинович, который ее и вывез из села.

Затягиваюсь глубоко, прищуриваюсь от новой волны раздражения.

Слухи о нем пиздец какие ходят. Все девочки, которых он пропихнул, прошли через его половой стручок. Мужик на старости лет совсем крышей поехал на почве ебли, переклинило: по деревням ездит, целок вылавливает. Я с ним только поговорил — бить стремно было, старый. Старый седой дед, которого на том свете с фонарями ищут. Но мысль, что он принуждал ее минет делать и девка еле отбилась, — пиздец выносила. Была бы Анька более послушной или благодарной… Блядь, голову взрывает. Если бы он заставил ее отсосать, я бы его… блядь, не знаю. Убил? Ее рот я представляю только в улыбке или поцелуе, другого не должно быть. Причем все, кто знает о ее контракте с Валерием, уверены, что и Аня через него прошла. Тот же Иван. Не просто так поначалу он не хотел с ней работать.

Да что это за работа такая, этот моделинг гребаный? Неужели другой нет, где на тебя не смотрят как на кусок мяса?

Моделинг и эскорт — не одно и то же. Но красивых девочек, желающих фотографироваться, каждый день в Москву приезжают сотни. Как много имен известных моделей мы знаем? Какой процент из этих девочек сломается, отсеется, пойдет на компромиссы?

Аня — девица хоть и наивная, но исключительно славная. Не нужен ей опыт, сын ошибок трудных. Прется она упорно в этот бизнес — надо хоть как-то подстраховать. Понятно, что денег хочется сейчас, и желательно много, а честным путем их много не заработать, потому что в девятнадцать выбор доступных честных путей — ограничен. Я был в этой шкуре сам, понимаю. Вот и рвется.

Будь она моей дочерью, сказал бы: «Учись, получи высшее образование, займись карьерой». Но Аня мне не дочь, а жена.

На прошлой неделе я это всем существом прочувствовал, и теперь все лишь сильнее запуталось. Выхода не вижу, да его, наверное, и не существует: мы дошли до ненависти и на этой почве начали трахаться. Впрочем, такой расклад мне знаком.

Сегодня перед судом важная встреча, я припарковался и иду по улице. Натыкаюсь на вывеску любимой кофейни Ани. Наверное, машинально эту дорогу выбрал, мы часто, когда жили в квартире, сюда заглядывали выпить кофе и поболтать, пока Аня еще была беременной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В те месяцы, до первой крупной ссоры, казалось, что у нас все нормально и что она вполне счастлива. Мне нравилось думать, что она обеспечена и защищена, покупает все что хочет, вкусно питается, много смеется, готовится к материнству с удовольствием. И что никто ей ничего плохого не сделает. Рот ее прелестный, блядь, в полной безопасности.

Потом, когда Аня меня выгнала, дошло, что ей наши мирные отношения видятся иначе. И тот союз, который мы создали ради нашей дочери, дарит гармонию только мне.

Я останавливаюсь у вывески, размышляя, не купить ли кофе с собой, — эдакая ностальгия по былым временам, когда все было просто. Фиктивные отношения. Взаимная забота. Мир.

Смотрю через окно и вижу Аню. Вот так совпадение. Рядом с ней коляска — начало одиннадцатого, у Виты должен быть первый сон как раз.

Аня голову запрокинула и хохочет в полный голос. Я ловлю себя на том, что сам невольно улыбаюсь. Она с подружками на завтраке, о чем-то болтают. Им всем по девятнадцать-двадцать, модели, студентки — впереди целая жизнь. Беззаботность и свобода. За столом также Семён восседает, что-то рассказывает эмоционально, смешит девок.

Качаю головой. Малой времени даром не теряет. Конкуренции с ним я не боюсь, если Аня выберет его — судьба такая, значит. Я полностью уверен, что при необходимости он прикроет ее и мою дочь собой, второго такого самоотверженного найти сложно.

Семён тем временем берет салфетку и вытирает Анину щеку. Блядь. Совсем охерел, а? Как только найду замену — вышвырну в тот же час.

Жена вновь хохочет, вытирает глаза, а я ощущаю себя лишним в этой молодежной тусовке. У меня другая жизнь. Вообще другая. Вроде бы наши с Аней судьбы переплелись, но при этом лишь отчасти. Как там она сказала: я отвечаю за скучную часть. Даже не представляю, чтобы мы вместе вот так же легко проводили время.

К черту кофе. Собираюсь пойти дальше, но тут наши с ней глаза встречаются. Стыковка через стекло, а ощущение — будто рядом стоим. Жгучая тоска сжимает грудную клетку. Потому что Аня больше не улыбается. Не рада, в общем.

Предсказуемо, но отчего-то неприятно царапает.

Аня меня видит и явно пугается. Глаза округляет, улыбки как не бывало. Она меня боится. Что бы ни делал, что бы ни спускал ей с рук — боится.

Поднимается и робко машет. Я тушу сигарету и захожу в кофейню. Пока отряхиваю ноги и плечи от снега на пороге, пока снимаю куртку, малой успевает катапультироваться за соседний столик. Детский, блядь, сад, а я в нем — воспитатель.

Аня семенит встречать. Выглядит виноватой.

— Следишь за мной? — спрашивает. — Зачем?

— Клянусь, мимо шел. Думал взять кофе с собой. Здесь вроде бы неплохой был, помнишь? — имею в виду наши завтраки.

Она опускает глаза и быстро облизывает губы, пальцы сцепляет. Ни дать ни взять — провинившаяся Эля. Я снова чувствую себя старшим надзирателем.

— Не буду ругаться, не боись, — цежу. Надо было идти дальше.

— Нас с французского отпустили пораньше. Я не прогуливаю, честно. А Семён, он…

— Все нормально, я не буду мешать. — Киваю ее подругам, подхожу к бару и заказываю кофе. — Тебе взять что-нибудь?

— Да мы уже поели. Здесь неплохие омлеты, не хочешь перекусить?

Заманчиво. Отчего-то возникает странное, но сильное желание остаться и тоже их всех посмешить. Аню особенно. Рассказать веселую историю. Разве не придумаю ничего?

Я вновь смотрю на часы. Цокаю языком:

— Не успею. Может, приедешь днем ко мне, пообедаем вдвоем? В смысле втроем с Витой.

— Во сколько?

— Час, два, три. После двенадцати я весь день буду у себя, много бумажной работы.

— Ты помнишь, что маму сегодня встретить нужно? Я могу сама, если будешь занят. — И к официанту: — Ой, а можно соломинку? — Аня встает на цыпочки, тянется через барную стойку.

Ловлю момент и быстро ее рассматриваю — с головы до ног. Платье облегает высокую грудь, попку круглую. Я сразу физически реагирую, мгновенно, остро.

Талия у Ани бесстыже тонкая — хочу эту девочку сзади попробовать. Тут же обрываю поток идей: слишком пошло для нее будет. В прошлый раз вылетела из душевой кабины, не стоит перегибать. Но движок запущен, в нос ударяет запах ее кожи, будто прямо сейчас веду по шее губами.

— Встречу. Я успею, — говорю, когда Аня поворачивается ко мне.

Прикусывает соломинку кокетливо. Зажимает во рту, как сигарету.

Усмехаюсь.

— Что? — спрашивает. — Ты пялишься на меня.

— Ноги у тебя космические.

— Я же модель.

Она улыбается мне — широко, наконец-то искренне. А я вдруг, как дурак, улыбаюсь в ответ, просто потому что приятно ее внимание и приятна реакция на комплимент.

Аня говорит тише:

— Спасибо. Хочешь еще раз их поцеловать?

Тепло по коже поднимается. Покалывает область паха. Стреляю взглядом вниз, потом в глаза жене. Смущается, щеки пылают.

— Поцелую сегодня.

Хочу сейчас ее в губы. Хотя бы в щеку. Притянуть к себе и на виду у ее подруг, охранника, бариста и других гостей поцеловать. Просто сделать это. Так все делают. Все в мире. Барьер будто осязаем, и я стараюсь его переступить.

Порыв на удивление сильный. Пытаюсь сделать это.

— Погоди. — Аня касается моего плеча и отходит к коляске, проверяет дочку.

Момент упущен. Вновь не удерживаюсь, оцениваю точеную фигурку, попка — чудо настоящее, круглая, орешек крепкий. Перевожу глаза на бариста, который протягивает стаканчик.

Подруги жены взрываются смехом, я смотрю на них машинально, качаю головой. Дети. Все они для меня дети. И Аня тоже. Снова не по себе становится, одно желание — уйти. Стыд печет кожу там, где раньше щипало возбуждение.

Аня возвращается ко мне, вставляет соломинку в мой стакан. Улыбается.

— Нужно пить через соломинку, чтобы не портить эмаль.

— Спасибо за заботу, так и буду.

Смотрим друг на друга. Когда Ани нет рядом, я пребываю в ахуе от воспоминаний, что с ней в кровати делаю. Когда она рядом — все меняется. Картинка — пазл — рассыпается и иначе собирается. И снова без ошибок. Как можно относиться к одной и той же женщине так по-разному, причем оба варианта верные? Хочу ее.

Неправильно это все, конечно. Каждой твари должно быть по паре. А мы не пара друг другу.

— Время, — говорю я. — Пора мне. — Обхватываю губами соломинку, которую она только что держала во рту, и пью.

Аня машет рукой и спешит к подружкам. Надзиратель ушел, можно продолжать.

Еще раз оцениваю космические ноги и иду к выходу. Меня ждет разговор с новым кандидатом на пост судьи, нужно вернуться на волну. Не упустить ничего. Не дай боже заменить одну тварь на другую. Столько работы, и зря окажется. Все с начала придется.

Каждый должен заниматься своим делом и выполнять свои обязанности. Краем глаза я улавливаю, что Семён снова садится за столик девчонок.