Требуются герои, оплата договорная

Все

Пока солдатушки рыскали по этажам, задержанных загнали в угол, не тот где хоронились Борис и Катя, другой. Надежный, глухой. Степан стонал. Раздробленное колено отчаянно болело и обещало множество неприятностей. В будущем. Если оно будет. Катя всхлипывала истерично и дергала то и дело наручники, пытаясь освободиться. Устинов сохранял спокойствие. Так выглядела наступившая разрядка. Решимость, готовность умереть, отпускала сердце медленно, тиски напряжения разжимались со скрипом. Внезапно настигшее избавление не воспринимались явью.

— Кто у вас главный? Позовите, — он с трудом произносил слова.

Ответом послужил удар в живот. Спецназ сам знал, что делать.

Устинов согнулся пополам, стал хватать ртом воздух. Благодетели не скупились, перед глазами плясали круги и пятна.

— Ублюдок! — Катя не промолчала. — Козел недоделанный.

— Выводи пленных! — раздалось с улицы.

— Вперед! — скомандовал охранник.

Катя зарыдала.

— Прекратить! — рявкнул солдат.

— Боречка, они нас убьют?

— Нет, нет, не бойся. Все в порядке! — за слова утешения Устинов получил прикладом в спину. Реальность, в которую он с трудом старался поверить, вторгалась в жизнь болью и хамством.

— Молчать! — спецназ изъяснялся исключительно повелительным наклонением. И матом. Двоим парням приходилось помогать Богунскому, сам он идти не мог. Каждый шаг сопровождался ругательством одно другого хуже и стопами. Лучше всех чувствовал себя Степанов помощник. Его не подстрелили, как прочих. Не покалечили, как некоторых. Даже не избили. От пистолета он успел избавиться, так что арест парня волновал не особенно. Обвинить его было не в чем.

— Мама? — удивился Борис. Их подвели к четырем командного вида мужчинам и женщине.

— Ребята! Тетя Ира! — возгласы смешались.

— Задержанные доставлены! В доме обнаружены четыре трупа. Огнестрел. — Под стеной в ряд лежали тела убитых.

Один из командиров обратился к Кате:

— Где девочка?

— Какая девочка? — ответила она.

— Колечко с синими цветами, — как заклинание простонал мужчина. — Вы звонили. — Он с ужасом смотрел на Катину ладонь. На безымянном пальце истошно синел эмалью перстенек.

— Где девочка? Ты жива? Они тебе ничего не сделали? — Ирина Сергеевна, затрясла Катю за плечи, начала исступленно целовать.

— Где девочка? — мужчина переадресовал вопрос Богунскому.

Встретив мутный от ненависти взгляд, тот сказал правду:

— Где-то в лесу. Я точно не знаю. Ее должны были уже отправить.

Мужчина кивнул одобрительно.

— Хорошо, — и отошел к солдатам.

— Тетя Ира, они хотели меня украсть и заставить родить какого-то ребенка…

— Они увезли Нину Чуенко, ее сестру, жену полковника, — кивок в сторону мужчины, — похитили внучку, пытались заморочить тебе голову…

— Хватит вам, — Устинов нахмурился. Его женщины рыдали и болтали несуразицы, смотреть на них было невыносимо. Он поднял глаза на конвоира:

— Можно отойти к березе? — знакомиться еще раз с кулаком или прикладом желания не возникало.

— Валяй.

Борис доковылял до ближайшего дерева, сполз, обдирая спину о шершавую кору, плюхнулся на землю, уткнулся лицом в колени, сжался в комок. Мир разнообразием шумов, запахов, суеты лез в душу; крушил царившее там предсмертное безразличие.

Подъехала еще одна машина. Из нее выскочили две немецкие овчарки с проводниками. Одна громко гавкнула. Катя обернулась, уставилась на псов с удивлением, слезы мгновенно высохли.

— Рекса… — сами собой дрогнули губы. — Эй!

Она шарила взглядом по поляне, искала фигуру того, кто спрашивал про девочку.

— Вот он, — помогла Ирина Сергеевна и потянула Катю к Кравцу.

— Рассредоточиться! — раздалась команда.

Ребятишки в камуфляже разбрелись по лесу. Овчарки почти сразу взяли след.

— Моя Рекса ищет вашу девочку.

Катино сообщение ничего не меняло. Мужчина благодарно кивнул, не отрывая глаз от сумрачного вечернего леса.

— Она удрала за ней… — глубокомысленно и маловразумительно изрекла Катерина. Не дожидаясь ответа, вернулась к Устинову, устроилась рядом, привалилась к плечу. — Я тебя люблю, — сообщила кстати, — больше-больше- больше-больше…больше всего на свете. Давай поженимся. Я тебе детей рожу, готовить научусь, стирать буду каждый день, пироги печь…

Конвоир живо обернулся, уставился на Устинова. Что тот скажет? Барышня скучным голосом перечислила планы на будущее.

— …вязать начну, в школу пойду работать, дошью юбку, на балконе уберу…

— Не ври, — отмахнулся Борис.

Катя всхлипнула. Рядом, рукой подать, лежали убитые ею люди. Двое из четырех. Третьего, наружного охранника, она на свой счет не принимала. Хватало без того.

— Завтра после обеда идем в ЗАГС, — без всякого воодушевления уведомил Устинов.

— Лучше с утра.

— С утра у меня уроки. Если меня не уволят из лицея.

Устинов блаженно улыбнулся. Он вдруг отчетливо и ясно осознал: все закончилось. Они живы! Катька давила на плечо лохматой башкой, болтала чушь. Ей ничего больше не угрожало. И ему тоже ничего больше не угрожало. Они победили! Борис облегченно вздохнул, пытаясь унять щенячий восторг. Мы победили! Он прижался щекой к Катиной макушке, звонко чмокнул.

— Что рыжая? Как дела?

— Борька, я — убийца, — тихо еле слышно прошептала Катя и кивнула на трупы.

— Прекрати немедленно! — серое веселье в глазах взялось сталью. — Они — подонки, а мы защищались. Они людей мучают, а нам жить дальше. Нечего всякую шваль жалеть, не стоят они жалости.

— Но…

— Отстань… — радость от победы и гневная отповедь поглотила оставшиеся силы. Устинов замолк в изнеможении.

— Зачем ты ключ сперла? — спросил спустя минуту.

— Какой ключ? — сквозь наивную искренность перла наглая ложь.

— Где он? Не потеряла?

— Дома, в ящике лежит. А зачем тебе?

Ответа не последовало. Отдам ключ завтра, Борис еще раз чмокнул лохматую гриву.

— Боречка, — мысли Кати перескакивали с одного на другое, — скажи правду, я была очень противная на том острове? Как слюнявая идиотка или еще хуже?

— Ты была как сказка, как заколдованная принцесса, — сердце сжалось от нежности, — если бы я мог, то полюбил бы тебя еще сильнее.

Катерина умиленно шмыгнула носом.

Борис вздохнул тяжело и, снимая камень с сердца, сказал:

— Я ненавидел и презирал себя за слабость. Ты была бедная, несчастная, замученная, а я, кобель, не удержался, не устоял.

— Ты меня изнасиловал? — с надеждой спросила Катя.

— Нет, конечно! Ты меня совратила самым наглым образом. Но это не оправдание. Ты была почти невменяема, я должен был держать себя в руках.

Катерина прижалась к нему сильнее.

— Лучше меня держи в руках.

В глубине леса зашлись в лае собаки. Спустя минуту над соснами взметнулась ракета.

— О, Господи! — люди на поляне застыли.

В руках одного из офицеров захрипела рация:

— Обнаружен бункер. Перед ним пустая машина. Девочка здесь! Живая, шевелится! Ее собака стережет. Здоровая как теленок, без ушей, белая с черными пятнами. Наши овчарки ее боятся. Придется отстрелить.

Катя в мгновение ока оказалась возле рации.

— Я тебе отстрелю! Я тебя своими руками удавлю! Рекса! Рексочка! — завопила что есть духу, — отойди от собаки, сволочь! Не смей ее трогать!

— Кто на связи? — полюбопытствовали в ответ.

— Я на связи, — представилась Катерина, — это моя собака. Моя белая с черными пятнами.

— Ну, зверюга!

— Рексюня! Это я! — орала Катя пуще-прежнего, не замечая направленных на нее взглядов. Ухватив командирскую руку с рацией, едва не глотая прибор, она оглушительно верещала, — Рексюшка, иди ко мне, иди милая.

Утробный бас выдал категорическое:

— Гав!

— И солдатиков не трогай, — продолжила Катя. — Они хорошие, они меня спасли. Отдай им девочку, ладно?

— Гав!

Если бы не своевременные собачьи отклики, можно было предположить, что барышня свихнулась от впечатлений. Беседовать с животным по рации — подобное встретишь не каждый день. Народ слушал, диву давался:

— Беги сюда, тут Борька, тетя Ира, иди к нам.

— Гав, гав.

— Хватит пререкаться, иди, я сказала.

— Гав.

— Зараза чертова, возвращайся немедленно! Получишь по первое число.

— Гав.

— Борька, скажи ей!

Устинов, с трудом переставляя ноги, подошел к Кате, строго потребовал в микрофон:

— Рекса! Ко мне!

— Они с ней по телефону часто болтают, она привыкла, — смущенно пояснила Ирина Сергеевна.

— Даже так? — Николай Антонович насмешливо фыркнул и — Доложите обстановку?! — потребовал в рацию.

— Девочка жива, сидит в углу, держит псину за шею, та рычит, никого не подпускает, скалит зубы. В помещении два трупа со следами клыков.

— Яна, Яночка… — Кравец ожил.

— Собаку не трогать, — Николай Антонович распоряжался уверенным тоном. — Мы сейчас будем.

Сквозь шелест и хрип пролетавших над лесом радиоволн донеслось:

— Не надо. Зверюга уходит. Ребята, расступись, дай дорогу. Яна, Яночка. Я — Леша Курчатов. Помнишь меня? Помню… — отблесками дальних событий врывались на поляну перед развалинами звуки чужих голосов. — Леша! Все в порядке! Мы возвращаемся.

В это мгновение показалась темно-серая «шестерка». За рулем сидел толи пьяный, толи сумасшедший. Машина, виляя, миновала фургоны, и рванула прямехонько к группе офицеров. Хлопнули дверцы, появилась женщина, вслед за ней мужчина. На измученных лицах застывшее ожидание, одежда в беспорядке.

— Жива, — сказал один из командиров.

Не стоило трудов догадаться: прибывшие — мама и папа девочки.

— Жива, жива… — мужчина осел на землю и зарыдал. Женщина повела себя иначе. Услышав заветное слово, она перевела дух, быстрым взглядом оценила присутствующих и обстановку. Внимание было приковано к лесу, оттуда ожидали появление солдат и девочки, о женщине сразу забыли. Она и плачущий отец стали эпизодом, отвлекающим моментом от основного события — спасения ребенка.

Незаметно, будто растаяв, женщина отделилась от всех и как-то сразу очутилась около Богунского. Верно угадав виновника своих бед, она выхватила из кармана платья нож и…

— Марийка! — Возглас одного из офицеров спас Степана.

Рука с ножом дрогнула, удар получился смазанным, по косой. Богунский успел увернуться. Охранник оттолкнул женщину, прежде чем она полоснула ножом еще раз.

— Сволочь, — прохрипела, выплевывая в лицо Богунскому, ненависть. — Теперь ты пожалеешь, что родился на белый свет. Будешь просить о смерти, как о милости, попомни мое слово, ублюдок.

Марийку оттащили, передали с рук на руки мужу. Он уже овладел собой и быстро усмирил бушующую жену. Она не сопротивлялась особо. Молчание, каменное, иступленное, нацеленное на сумрачную лесную даль, захватило ее. Месть не шла в сравнение с дочерью. Уже слышался лай собак, возбужденные голоса. Наконец показались крепкие фигуры. На руках одного из солдат растеклось бесформенной массой тельце малышки. Ручонки обвили шею, щека прижата к плечу.

— Мама! — вспорол лесную тишь крик. — Папа! Дедушка!

Никто не шевельнулся. Любимый голосок крушил тьму ужаса. Сознание боялось признать счастье. Не доверяло очевидному.

Первой очнулась женщина, понеслась на встречу.

— Яночка!

Катя отвернулась. Было жутко. Ребенок словно возвращался с того света.

— Яна! — очнулись остальные.

— Рекса! — белая собака трусила в обход человеческих страстей. Мимо людей с оружием, мимо злых ученых немок-овчарок, к своим родным, любимым. Холодный нос ткнулся Кате в ладонь, белый бок прижался к колену Бориса, красноватый взгляд уперся в Ирину Сергеевну. Я с вами, вы со мной живописала поза. Я немного начудила, простите, дуру непутевую. Но так уж получилось…Рекса вильнула обрубком хвоста. Она не испытывала раскаяния, только усталость и боль. Раненое плечо ныло, отчаянно хотелось домой.

— У нее кровь — сказала Катя.

— Я вижу, — Ирина Сергеевна разорвала пакет первой помощи.

— Ваша собака? — спросил один из военных.

— Наша, — подтвердил Борис.

— Сильна! Не дала увезти девчонку! Полковнику теперь в вечных должниках ходить, да молиться за собачье здоровье.

После драки, после победы, отдышавшись и убедившись, что девочке ничего не угрожает, Рекса стала приводить в сознание свою добычу. В некоторых случаях собаки справляются с обмороками не хуже людей. Тычки носом, легкое покусывание, шершавый язык — арсенал средств небогатый, но убедительный. Стон развел пересохшие губы, малышка приоткрыла глаза.

Хорошо, что она не испугалась. Дети и животные легко понимают друг друга.

— Ты пришла меня спасать, — пролепетала, заплетающимся языком девочка, — очень хорошо.

Сон сморил ее. Снотворное еще оказывало действие. Рекса терпеливо взялась за прежнее: тычки, покусывание, лизание. Вытащить ребенка, будучи раненой, ей не хватало силы. Оставить и бежать за подмогой — на это Рекса ни за что не решилась бы. Оставалось ждать. Рекса устроила морду на вытянутых лапах, опустила веки.

Забытье оборвалось внезапно с появлением новых запахов. Оружие, мужской пот, собаки. Рекса поднялась, стряхнула с плеч детские руки, приняла боевую стойку. Когда в бункер ворвались вооруженные люди, она встретила гостей в полной готовности. Немки сразу поняли: азиатка пойдет до конца, своего или их, как получится, и рвались с поводков, хрипя и лая, больше лицедействуя, выслуживаясь перед хозяевами.

Рекса показала немкам клыки, особенно правый, больший; это остужало пыл многих. Кивнула в сторону убитых мужиков; двое уже нарвались, не спешите и вы.

Люди с удивлением и опаской взирали на собаку. Впечатляли размеры, поза, решительность, красноватый мрачный взгляд вызывал оторопь. Однако более всего поражало угрюмое молчание.

С момента появления в бункере солдат, зверюга не проронила ни звука. Задвинула девочку поглубже в угол, вытянула настороженно шею и замерла. Она не готовилась к нападению. Опытные бойцы, спецназовцы, сразу определили, псина собиралась защищаться. Ее, конечно, можно было застрелить. Но смелость и мужество требовали уважения. Да и обнаруженные трупы мужчин стоило принять во внимание. Бело-черное безухое чудище явно защищало Яну и, стало быть, было «своим».

Старший группы взялся за рацию.

Услышав Катин голос, Рекса нервно передернула огрызками ушей. В хрипе и треске легко угадывались родные интонации, воспоминания о диване и одноразовом, с утра до вечера, питании ломали непоколебимую готовность идти на смерть. Заныло раненое плечо, нестерпимо захотелось домой. От любимого голоса таяло сердце. Ко мне! — скомандовал Борис. Рекса зарычала счастливо, солдаты отпрянули не почувствовав, что противник дал слабину. Девочка заворочалась, в туманную глубь сна постоянно врывались громкие звуки; обхватила собаку за шею, прижалась щекой к гладкой шерсти.

— Не отдавай меня никому, — пробормотала почти внятно.

— Яна, Яночка, — позвал один из парней в камуфляже. — Я, Леша Курчатов. Иди ко мне.

— Леша! — Яна увидела знакомое лицо.

Дальнейшее противостояние теряло смысл. Рекса посторонилась, позволила взять малышку. Та забралась на руки к здоровяку по имени Леша, вцепилась ручонками в плечи, и обессиленная, даже не заплакала. Только горько вздохнула и спросила.

— Где дедушка?

…

— Развяжи мне, наконец руки! — потребовал Устинов. Катя отвела завороженный, полный слез, взгляд от девочки и ее родных.

— Конечно… — она разрыдалась.

— Все в порядке, все в порядке… — Борису самому чертовски хотелось плакать. — Завтра мы поженимся, все хорошо… мы победили… как всегда…

— Кого мы победили? — зеленые глаза сияли слезами и вопросом.

— Об этом, Екатерина Андреевна, мы побеседуем самым тщательным образом. Не один час, не один день, — Иван Иванович мило улыбнулся, представился вежливо и добавил: — Прошу любить и жаловать.

— Вы кто? — вмешался Устинов.

— Кто я? — усмехнулся старик, — предположим куратор. Куратор по общим вопросам. Можно, эксперт-аналитик; можно просто эксперт.

— Что вам надо от Кати?

— Простите. Борис Леонидович, с вами тоже предстоит беседа. Незаконное хранение оружия, хулиганские действия и т. д.

— Меня в чем-то обвиняют? — взвился Устинов.

— Вы задержаны с оружием в руках.

— Нет. У меня были связаны руки.

Перестрелка взглядов закончилась победой Бориса. Иван Иванович, матерый волк, уступил первую позицию более слабому противнику, опустил очи долу.

— Но Екатерина Андреевна-то стреляла, — напомнил ласково.

— Екатерина Андреевна сама за себя ответит, — Катя не терпела, когда за ее спиной решали ее судьбу.

— Не будем ссориться, ребята, — Иван Иванович, вдруг сама доброта, приобнял Катю и Борю за плечи; улыбнулся почти отечески, заворковал, — общему делу служим, боремся с одним врагом… — почти киношная фраза предварила инструкции, — с утра за вами, Катюша, заедет машина, доставит по одному адресочку. Вам, Борис, мы пока не выдвигаем обвинений. Пока Родина к вам претензий не имеет. Спите спокойно.

Старик говорил от имени Родины с полным на то правом. Катя и Борис переглянулись. Обычно, претензии любимой Отчизны стоят простым гражданам свободы. Круто.

— Вы бы, Иван Иванович, ребят не пугали понапрасну, — присоединился к беседе седой симпатичный офицер, с добродушной физиономией, — Кате скрывать нечего. Надо ответить на вопросы — ответит. Правда, Катенька?

— Правда, — Катя кивнула, ей действительно нечего скрывать.

— Вот и славно, — порадовался старик и дал команду, — по коням. Трупы погрузили? Гильзы собрали? — он переключился на дела насущные.

— Давайте знакомиться, — мужчина протянул руку Борису, — Петр Алексеевич Олейник. В некотором роде — ваш потенциальный родственник. Ирина Сергеевна приняла мое предложение руки и сердца, скоро мы поженимся.

Борис присвистнул, Катя ахнула. Странный день, богатый сюрпризами, завершился полной неожиданностью.

— Мама!

Ирина Сергеевна смущаясь, торопливо подошла. До этого она приводила в чувство семью девочки. Радостное возбуждение завершилось неизбежной разрядкой. Дедушку отправили в госпиталь, внучку в больницу, мать и отец, держались лучше, но и им требовалась стационарная помощь.

— Мама, ты собралась замуж? — Устинов не знал, как реагировать на новости. Радоваться? Протестовать?

— Когда свадьба? — испортила Катька допрос, бросилась к Ирине Сергеевне, прижалась к плечу, обняла.

— Скоро, — уверил Олейник и порадовал, — можно возвращаться домой, машина ждет.

— Петр Алексеевич, — на правах будущего родственника Устинов слегка обнаглел. — Можно вас на минуту?

Три шага отделили их от женщин.

— Я хотел бы кое-что спросить у Богунского, — сказал Борис.

Полковник помялся, но позволил.

— Только в моем присутствии, — подстраховался на всякий случай.

Степан при помощи двух конвоиров ковылял к фургону. Капли пота блестели на лбу. Каждое движение доставляло страдание.

— Зачем вы уничтожили столько людей? — спросил Устинов.

Богунский пожал плечами. Операцию провели аккуратно, зачистку тоже. Какие могут быть претензии?

Сегодняшние события планировались следующим образом: по дороге на работу на Катю нападают хулиганы. Он вмешивается, спасает милую и тут же узнает по телефону про взрыв. В поисках объяснений они бросаются к директору Кати — Антону и становятся свидетелями его убийства. Визиты к Валечке и Ире приводят к смерти девушек. Как следствие, возникает закономерный вывод о необходимости скоропостижного отъезда и во избежание контактов с милицией — 50-граммовая порция героина. Далее поездка за границу по фальшивому паспорт, благодаря чему Катерина превращается в нелегалку, брак, недомогание, диагноз, чепуховая операция и через 9 месяцев Катя, уверенная, что беременна от Степана, производит на свет желанного младенца.

Однако, жизнь — любительница корректировать идеальные планы, распорядилась по своему. Первую оплошность совершила Юлия. Она должна была отвлечь Бориса от Кати. С утра размякшего от ночного эротического марафона, Устинова требовалось загнать в пригородный коттедж и удерживать как можно дольше. Для этого разыгрывался фарс с математическим лицеем и белобрысой шавкой. Но Борис от всего отказался и, как полоумный помчался домой. Опережая Степана, наблюдавшего за «похищением», он ввязался в драку и испортил всю обедню.

Второй прокол был за Богунским. Катя сбежала, и он вынужден был направить Устинова по маршруту, предназначенному Катерине. Должного эффекта убийства Антона, Вали, Ирины не произвели. Не помог и взрыв машины Петрука. Борис не испугался, не пустился в бега. Напротив, нашел помощников, вывел из игры Юлию и затеял настоящее сопротивление.

В-третьих, четвертых …ошибки и оплошности сменяли одна другую. Самое страшное, Катерине взбрело в голову нарисовать старуху на стене особняка. В августе, обнаружив листок с портретом, намалеванный Катериной, шефиня лишь уронила холодно:

— Выявить до одного и уничтожить! Отвечаешь головой.

За картину на стене старуха перегрызла бы горло. Во избежание сюрпризов Богунский велел Сытину взорвать здание. Удалось это сделать или нет, Степан не знал. Старик не вышел на связь. Впрочем, мелочи уже не имели значения.

— Зачем вы уничтожили столько людей?

Богунский пожал плечами. Старуха его учила: люди — материал, средство для достижения цели, сырье. Сентиментальное любопытство Устинова было нелепым.

— Пошел ты… — Степан точно указал адрес и рухнул.

Кулак Бориса врезался ему в челюсть. Хрустнула кость, рот наполнился кровью. Затем удар стопы припечатал голень покалеченной ноги. Потом Богунский не разбирал, кто и куда его бьет. К Устинову присоединился Любецкий.

Бориса и Яниного отца с трудом утихомирили. Степана уволокли, бросили на пол машины. Борис, тяжело дыша, вернулся к своим.

— Пора домой, — сказал глухо.

Действительно, пора.

Около коттеджа, в котором Катя провела несколько часов, автомобиль притормозил.

— Не положено, — мужчина в штатском с военной выправкой загородил дорогу.

— Пожалуйста… — взмолилась Катя. В унисон ее голосу из-под крыльца раздался жалобный визг. Дуреха, белявочка, нашла на свою беду, дыру и провалилась в подпол. Не вернись Катерина за ней, погибла бы, глупая.

— Вторую собаку я не выдержу — возмутилась Ирина Сергеевна.

Рекса блаженно потянулась. Для полного счастья не хватало только кутенка. Она вобрала носом чудесный аромат младенчества, лизнула благодарно Кате руку и закрыла глаза. Сучонка устроилась поудобнее и начала грызть Рексину лапу.

— Она записает все ковры, — не очень убедительно вела партию Ирина Сергеевна, — опять вздуется паркет… табуретки на кухне… она их обгрызет… какая хорошенькая… как на Рексу похожа.

За окном мелькали улицы и пешеходы, тучки наползали на вечернее небо, желтые листья ветер гонял по пыльному асфальту. Жизнь возвращалась на круги своя? Без выстрелов, крови, убийств? Борис попробовал улыбнуться. Катя, почуяв слабину, тот час полезла с вопросами.

— Мы честно завтра поженимся?

— Посмотрим на твое поведение, — буркнул жених.

— Тетя Ира, вы слышите? Он издевается! Обещал повести в ЗАГС, теперь отказывается, скажите ему…

Тетю Иру волновало другое:

— Я сейчас в управление, — Петр погладил ее ладонь, — освобожусь, не знаю когда. Давай встретимся завтра и все обсудим. Или… — он выдержал паузу и рубанул с плеча, — давай начнем прямо сегодня, сейчас. Я приеду с работы к тебе, ты накормишь меня ужином, мы ляжем спать.

— Неудобно, — Ирина Сергеевна отчаянно лицемерила, — так сразу. Что ребята подумают? Но …я не против, — поспешила добавить и, осмелев вдруг, призналась, — я согласна на сегодня и сейчас. Я на все согласна.

…

— Ты меня, правда, за миллион долларов не отдал бы Богунскому? — уже засыпая, спросила Катя.

— Не отдал бы, — прижав ее к груди, ответил Борис.

— А за два?

— И за два.

— А за три?

— И за три. За четыре тоже. И за пять.

— Все равно, я тебя люблю сильнее, чем ты меня, — вымеряла в итоге Катерина.

— Ну и люби, — разрешил Устинов, — никто не мешает, на здоровье.

В это время на кухне Ирина Сергеевна кормила уставшего Олейника. Он приехал около одиннадцати, у порога заявил:

— Есть хочу — умираю. — И проглотил, не глядя, все, что она старательно приготовила.

— На завтрак я только кофе пью, — сообщил, между прочим.

— Хорошо, — Ирина Сергеевна смутилась, даже покраснела. Завтрак подразумевал, проведенную вместе ночь.

— Хорошо, — подтвердил Олейник, — очень хорошо. Просто прекрасно.