Требуются герои, оплата договорная

Эпилог

Спустя три месяца, в одной из европейских столиц, в дорогом маленьком ресторане, к пожилой, эффектной даме, обратился почтенного вида господин:

— Прошу прощения.

Метрдотель тревожно повернул голову в сторону пары. В ресторане не принято приставать к клиентам.

— Мы не встречались раньше?

Дама подняла глаза на мужчину. Вгляделась, щурясь близоруко, всплеснула руками:

— Боже! Какая встреча!

Возник официант. Администрация желала знать все ли в порядке.

— Два кофе, — успокоил хорошо одетый старик. Костюм, манеры выдавали в нем человека любящего жить в свое удовольствие. Возраст таким не помеха. Взамен ушедшим радостям бытия, они непременно изобретают новые. Заколка в галстуке — золото и аккуратный черный бриллиант; ухоженные руки — творение профессиональной маникюрши; белоснежная улыбка — шедевр дантиста. Не стоит волноваться, официант незаметно кивнул метрдотелю; дедуган нашего поля ягода, не залетный скандалист.

— Да, пожалуйста, два кофе, — дама едва заметно улыбнулась. Мальчик в белой куртке с цепким взглядом, распорядитель в нарядном костюме, посетители, охранники, повара, никто не мог ей теперь помочь. Встреча с респектабельным господином, сидящим напротив, означала конец ее жизни. И судя по сиянию его глаз, конец мучительный и долгий.

— Татьяна, милая, неужели ты? Не верю глазам! — за притворным воодушевлением скользила неподдельная ирония. — Не чаял встретиться! Вот так удача!

Из всех людей на земле, единственного, она боялась только его. И ждала долгие годы, как избавления, известия о его смерти. Увы!

— Ничего личного, ты же понимаешь, — старик перегнулся через стол, заглянул ей в глаза, отпрянул довольно. В глазах стоял страх, откровенный, неприкрытый, чистый как бриллиант в галстучной заколке. И такой же черный. — Работа есть работа. Впрочем, в данном случае, я ее выполню с особым удовольствием.

Пожилой господин, с повадками матерого бонвивана, отвечал в организации, которой дама некогда отдала много сил и времени, за выполнение приговоров. Он не стрелял и не травил ядом, не подкладывал бомб, этим занимались рядовые исполнители, шестерки. Он следил за неотвратимостью, почти божественная миссия и воздавал по заслугам. Каждый, преступивший черту, предавший, покусившийся на святое — интересы конторы — получал свое. Без учета срока давности, снисхождения и шансов на спасение. Каждый, теперь — она, встречался с милым старичком. Встречался для того, чтобы умереть.

— Как ты меня нашел? — преодолевала потрясение, спросила женщина.

— Какая разница, — ушел от ответа мужчина. — Искал, долго искал, терпеливо…

Когда-то она ошиблась: подставила под пули его сына. Поэтому просить о жалости было бессмысленно.

— Совершенно верно, — читая ее мысли, обрадовался собеседник, — просить о жалости бессмысленно. Как и хитрить. Со мной твои кровники, поэтому смирись, голуба, прими, как должное.

Женщина умела убеждать. Ее учили красноречию и способам манипулирования сознанием. Она любому могла доказать: белое есть черное, черное есть белое. Старик подстраховался, взял в дело тех, для кого месть стала целью, если не жизни, как для него самого, то командировки во всяком случае.

— Да, да, — смерть лукаво щурилась и светилась довольством, — прими, как должное.

Спасения нет! Она облизала пересохшие губы. Сколько раз играла со смертью, а все равно умирать не хочется, страшно умирать, противно.

Старик упивался победой. Большей радости судьба ему не дарила. Он так боялся самообладания своей противницы, ее хладнокровия, выдержки. Даже стопорного отчаяния было мало, дабы насытить кровавый голод в его сердце. А тут такой подарок! Растерянное, словно распавшееся на части, бледное лицо; суета влажных глазниц, горький изгиб губ. Танька не играла, мастерице плести кружева из чувств и мыслей, наверное, впервые довелось испытать настоящий шок.

— Альтернатива есть?

— Нет.

Женщина угрюмо молчала. Старик предвкушал ее смерть, как пылкий любовник предвкушает свидание. Живая, она противоречила его взглядам и сути. Мертвая, только мертвая, могла примирить с реальностью. Какая тут альтернатива?!

— У меня есть деньги, — тем не менее, она предложила компромисс.

— Уже полчаса как нет. Нынче такие времена неспокойные. Хакеры шалят, шуруют по банковским сейфам, как медвежатники. Очень жаль, но ты на мели.

— Собственность? — женщина зябко передернула плечами, нечто подобное она предполагала.

— Увы. Все пропало. Пожар, два взрыва, пьяный водитель на грузовике.

— Страховка?

— Фирма разорилась.

Она садилась за стол богатой, обеспеченной, уверенной в завтрашнем дне; допивала кофе нищей, жалкой, обездоленной.

— Тебе нечем расплатиться за ужин, — поставил точку старик, — кредитная карточка пуста.

Дама ни проронила, ни звука. Она овладела собой. Уходить надо достойно. Этот упырь не дождется слез и молений. Она всегда побеждала и сейчас не склонит головы.

— Мы только архив не нашли, — пожаловался старик, — и связи не все выявили.

Она замерла. Судьба ее баловала. В последний момент дарила шанс.

— Ты предлагаешь сделку? — не веря в свалившееся счастье, спросила чуть слышно.

— Еще не решил, — старик аккуратно вытер рот салфеткой, с сожалением заглянул в пустую чашку. — Еще бы кофейку, да нельзя, сердце.

— Не крути!

— Татьяна милая, я ехал и размышлял: как тебя ликвидировать? Как? Что не возьми — все мало. Два раза не убьешь, хоть и хочется; и ребят обижать нельзя, у каждого руки чешутся, одному доверишь, другой от зависти на стенку полезет. Короче — одни проблемы.

— Ну же?!

— Архив и связи, — неспешно витийствовал старик, — дело хорошее. Но стоят ли они удовольствия, что я ожидаю?

Ей позволяли приоткрыть завесы собственных тайн! Тайн, ценой в сотни тысяч долларов! Тайн, ради которых она загубила столько людей! В том числе и сына старика.

— Стоят! — Что не сделаешь ради спасения. Имена, фамилии, даты, страны, континенты. В общих чертах дама обрисовала пределы своего могущества.

— Хорошо, — респектабельный господин слушал с интересом. — Будем работать в таком режиме: объект — компромат — проверка. Насколько тебя хватит — столько и протянешь. Пустишь дезу — натравлю псов. Согласна?

— Да, — выдохнула она.

— И славно, — старик поднялся, — завтра начнем.

Он положил на стол банкноту, расплачиваясь за два кофе, поклоном головы поблагодарил за компанию, степенно удалился.

Женщина осталась. Ей предстояло унижение: пустая кредитка, презрительный взгляд официанта, объяснения. В другое время она бы только посмеялась. Сейчас уныло и обреченно страдала. Новое, скорректированное стариком, будущее вырисовывалось в мрачных тонах. Вот бы умереть, злорадно мечтала, почти воочию представляя разочарование врага. Вот бы умереть…