Часть первая Глава 4

Глава 4


Это конец. Слепой, глухой — я обречен, зато боль никуда не ушла, терзая нервными уколами руку и голову. Меня подхватили и подняли на ноги, мир закрутился, и через слезы пробился свет, мутный и расплывчатый. Кто-то кричит не пойми что, доказывая мне, что слух меня еще не покинул. Мутное пятно дернуло за руки, развернулся — какая-то круглая железяка врезалась в губу, голову запрокинул, и в горло полилась огненная жидкость. И снова куда-то тянут, но теперь мир вокруг наполняется жизнью, звуками и деталями.

— Оправился? — через шум донесся знакомый голос.

Кивнул. На большее пока не способен.

— Тогда за мной, — Беззликий меня задери, это Тихий.

К удивлению, уже не шатало, и я вполне уверенно последовал за приятелем. Мы вернулись на прежнее место, под ногами валялась тварь с проломленной головой. Долговязого рядом не видно, его место занял другой боец.

Зрение почти полностью вернулось, как и слух. Хорошее зелье, вроде даже усталость ушла. Взмахнул мечом, так и есть, сил словно после утренней пробежки, а внутри клокочет желание драться. Изогнул губы в ухмылке, Тихий нехорошо так покосился. Выглядел сослуживец устало и побито.

Под стеной ящеры пытались выстроить нечто похожее на строй. Набрав десяток, они вышли из призрачного состояния. Глупая ошибка, защитники на стенах только этого и ждали, обрушили град камней и стрел. Трех тварей пришибло сразу. Но что удивило, стоящие перед ящерами воины не шелохнулись. Хотя древние монстры кричали практически им в лица. Мерзкий, пробирающий до нутра визг, но почему-то не вводящий в ступор.

Мертвый легион снова принял призрачное обличье, ушли за стену. Я почувствовал легкое разочарование, ведь готов к битве, тело так и пышет здоровьем и азартом.

— Отошли, — послышалось сверху.

— Отдыхать. Пятерка Торпа на охрану, — пробасил бородатый начальник охраны. — Тумк, потери.

— Пять наших. Семь врагов. Еще пять оглушённых и четверо раненых.

Неплохой результат, даже в нашу пользу. Не так страшен легион, как его рисуют — скоро эта поговорка врастет в нас и дальше в мир разойдется.

Мы вернулись на прежнее место отдыха, я рухнул на скамейку, стянул шлем, между ног поставил меч.

— Живы, — на выдохе сказал я.

Я окинул взглядом парней: Мел, Михлан, Тихий — целы и невредимы. Не бывала роскошь по теперешним временам, раньше после каждой стычки я кого-то терял.

Подбежал парнишка с небольшим кувшином, всучил Тихому и пискнул:

— Пить. Будете сильнее, — и прежде, чем мы успели задать хоть один вопрос, убежал.

Михлан нашел давнишнюю кружку, передал мне. Я наклонился, дабы Тихий плюхнул зелья. Из кувшина валил знатный духан, более всего напоминающий квашеную капусту с медом. Пить в раз расхотелось. Тихий забрал кружку и, не долго колеблясь, одним махом осушил тару.

Я так и не пригубил, меня уже вроде таким отпаивали. Парни же на глазах преображались, словно не весь день на ногах бьемся за спасение своих жизней, а только после разминки.

Стоило Тихому убрать кувшин, как подошел начальник охраны.

— Вы на эту дрянь не налегайте. Яд это. То есть отрава мирская, организм губит быстрее, чем «Мягкая поступь». Но сейчас без нее никак.

От подобной новости радужное настроение пропало.

— Чего сразу не сказали? — вставая, спросил я.

— У тебя времени не было, а про кувшин должен был Слива рассказать.

— Видать, забыл, — зло буркнул я.

— Ух, я ему уши оборву, — прозвучало грозно, но насквозь фальшиво. Воевода забрал кувшин, помялся с ноги на ногу и собрался было уходить, как поговорил. — Отдыхайте, скоро снова нападут.

— Гадство, — зло посипел Михлан, — слышал я про такое зелье. Говорят, потом всю жизнь животом мучить будешь.

Не знаю, как и отдыхают прожжённые псы войны, или ветераны множества битв, мы же тупо сидели и молчали, пялясь в звёздное небо. Благодаря зелью, мы все еще в строю, и вроде как полны сил, но это мнимая благодать. Тело, как говорится, не обманешь. Поэтому усталость бродила кругами, готовясь в десятикратном усилении кинуться на нас. Пока мы спрятаны за забором колдовского зелья, но это не мешает чувствовать и главное знать: усталость там, и она ждет своего шанса.

— Сержант, а чем тебя так приложило? — спросил Михлан.

— Криком, чем еще, — немного подумав, ответил я.

— Странно, вон Тихий так же близко был и ничего, только звон в ушах? Так, Тихий?

— Да, — как всегда кратко ответил молчаливый парень.

Умолкли. А ведь действительно странно — меня вон вырубило, и того бойца, что первым поразил ящера, а остальным только уши заложило.

— Мне кажется, — ага, Мел уже до чего-то додумался, — это ментальная атака, но того, кто причинил древнему легионеру боль. Где-то читал, что такое может быть.

Такое чувство, будто он про все на свете что-то там читал.

— Мел, сбегай, расскажи про наше размышление главе охраны. Лишним не будет.

Наш всезнайка скорчил недовольную рожу, но поднял зад с пригретого места.

— И еще, — я задумался, дабы образовать более четкую конструкцию из слов, — мне кажется, они нас не видят в своем призрачном состоянии. Скорей ощущают, как собаки запах.

— И мне тоже так показалось, — поддержал меня Михлан.

— Раз вы такие умные, может, сами сбегаете? — проворчал Мел, уверенным шагом отходя от нас.

— Тревога. Наступают. Численность два десятка, — послышалось со стены.

— По местам, — скомандовал я, надевая шлем и беря щит.

Заняли с Тихим свое место, нашел взглядом Михлана, ага — вот Мел прибежал.

На этот раз твари изменили тактику: прилетели через стену, почти плотным строем, и выпали разом нашу реальность. И сходу пошли рубиться, я едва успел прикрыться щитом. Дело дрянь, мы разрознены и стоим парами, а тут надо плотным строем. Не совсем эти древние монстры и тупые и закостенелые, как говорил Мел. Удар еще удар, все по щиту. Я почувствовал, как тварь навалилась на меня, давя не хуже кузнечного пресса, пришлось помогать второй рукой. Про ответный выпад и думать не приходилось. Во-первых, меч чересчур длинный, это не легионерский клинок. А во-вторых, давят так, что ни на секунду не отвлечься, рядом пыхтит Тихий. Наконец-то лучники очнулись и засвистели стрелы. Одна прошла настолько близко от моего шлема, что наклони я голову чуть правее, и валялся бы с пробитой шеей. Мне бы испугаться, но даже для этого нет времени.

Зарычал, упираясь изо всех сил. Нужно во что бы то ни стало передавить. И внезапно провалился вперед, как устоял на ногах, сам не пойму. Ящеры, не проломив сходу нашу оборону, перешли к любимой тактике — исчезнуть и ударить в спину. Развернувшись, махнул мечом, больше обозначить удар, чем с целью навредить врагу. Клинок просвистел мимо по воздуху, меня чуть развернуло, ящер же немедля ударил в ответ, делая ко мне под шаг. Вот и конец. Но его кривой клинок зацепился за вовремя подставленный Тихим щит. Ящера это не смутило, он увел клинок вниз и после резко дернул вверх. Скрежет и мой щит взмывает вверх, и металлический обод прилетел аккурат в нос. Боль ударила по нервам, в глазах поплыли круги, мир зашатался.

«Уроды, ненавижу», — хлестнула яростная мысль, и я, как учил сержант, нанес колющий удар. Клинок во что-то уперся, но я продолжил давить, ожидая ментального удара. Еще усилие, и падаю на землю, протыкая ящера. Он засипел, раздвоенный язык хлестнул по залитым кровью щекам. У зелья оказался еще один отличный эффект — мы стали глухи к ментальным атакам.

Я замер на долгую секунду. Затем поднялся, горя желанием убивать. Огляделся, нашел ближайшего врага, скомандовал:

— За мной.

Сколько продолжалась битва — трудно сказать. Когда усталость накатывает на тело, но ты все равно идешь вперёд. Когда враг мечется в хаотичной атаке. Когда в свете факелов все кажутся одинаковыми деревянными солдатиками. Время теряет всякий смысл. Помню, как мимо пронесли Михлана с распоротым животом, а я отстранено подумал: «С такими ранами не живут». И вновь пошел искать возможность схлестнуться с врагом.

Ноги гудели, колени подкашивались, я не падал только благодаря стене, что подпирала спину, шлема не было, как, впрочем, и щита. А в голову упорно лезла мысль: «Сержант меня на куски порвет за утерю имперского имущества».

Плотно утрамбованную землю, облитую чем-то вязким, заслонила тень. Я вскинул голову, не в надежде пойти в атаку, а чтобы принять смерть лицом к лицу. «Женщина, мужики в платках не ходят», — подсказало затуманенное сознание. Еще пару ударов сердца, и я распознал голос и даже отдельные слова. Но вот связать их вместе не получалось, щурился, силился понять, но все безрезультатно. Неожиданно тонкая рука скользнула к мечу, я взмахнул свободной, тыльная сторона ладони во что-то врезалась. И опять слова, да сколько можно говорить, оставьте меня в покое, дайте постоять вот так, опершись, хоть пару минут.

Мир вокруг поплыл, я заскрипел зубами и взял себя в руки, заставляя помутневшую картинку приобрести хотя бы узнаваемые очертания. И вот уже не стою, а сижу.

«Меч. Где меч? — паническая мысль взвилась в голове, разворошив воспоминания. — Ага, тут между ног».

А что в руках? Миска в одной, в другой ложка. Желудок свело спазмом от запаха горячего супа. Или похлёбке? Не знаю.

— Ешь, иначе умрешь, — голос был уверенный и властный.

И я верю, ведь могу умереть. Нужен подвиг. Съесть то, что дали. Ем, давлюсь, плююсь, не чувствую вкуса, и жара. И стоило ложке наскребать по дну деревянной миски, как понимаю — хочу еще.

— Еще, — едва разлепив губу, просипел я.

Мне тут же подсунули новую порцию, я заработал ложкой с бешеным азартом. Казалось, если остановлюсь, то тут же отправлюсь к праотцам. После третьей порции все тот же властный голос приказал остановиться.

— Пошли вы все… я жрать хочу.

— Потерпишь, — приказ как кляп из промокшей тряпицы заткнул мне рот.

Наконец я смог адекватно оценить обстановку. Сижу под навесом, но не тем, где мы ранее отдыхали. Сейчас за спиной каменная стена приятно холодит спину, слева в паре метрах телега, справа на лавках еще несколько горемык. Их перевязывают и отпаивают местные дворовые. А спереди поле брани, никак не меньше. Насколько удалось рассмотреть в мельтешащих факелах, тела людей уже собрали, остались только ящеры. Беззликий меня забери, Михлан.

— Где Михлан? — я дернул головой в сторону уже не молодой женщины.

— Кто? — вяло спросила она.

Затем сощурилась, приблизилась вплотную, резко схватила за нос и дернула. Слезы хлынули из глаз, но вопль удержался за сцепленными зубами.

— Так лучше. Ногу сам замотаешь, — она всучила мне тряпки.

— Где легионер с раной в животе? — я как мог придал голосу стальное звучание.

— Помер. Даже до лазарета не донесли.

— Остальные, что были со мной?

— Одному руку порезали, если кровь остановили, то живой. Другого как тебя отпаивают, — может, мне и показалось, но в сухом голосе женщины проскочили отзвуки сочувствия.

Она ушла быстрой тенью вдоль стены. Я выдохнул и опустил взгляд на левую ногу. Вдоль бедра, почти до самого колена, штанина разорвана, крови вроде немного, боли не ощущаю. В отблесках далекого факела рассмотреть, что с ногой, не получалось, провел пальцами по ране. Больше похоже на глубокую царапину от шиповника, чем на ранения от меча, и когда умудрился получить, совсем не помню.

Сначала хотел замотать поверх штанины, но переборол лень и отрезал кусок штанины, с трудом и матюгами стянул сапог. Стал заматывать ногу, как когда-то в далекой уже учёбе мне показывал капрал Туни из Тирна. Почему-то смерть Михлана не вызвала никаких чувств, кроме сожаления. Про Раненых Мела и Тихого вообще не беспокоюсь, была твердая уверенность — они выкарабкаются.

Насколько плотно получилось завязать рану, не помню, ибо сознание ушло в небытие резко, как удар клинка опытного ветерана.

Очнулся от того, что кто-то настырно лизал мне нос. При каждом прикосновении маленького шершавого языка переносица отзывалась болью. Я замычал, затем зарычал, но тварь не ушла, а еще и заурчала. Едва разлепил веки, как передо мной представал тот самый беспощадный монстр дымчатого цвета, с наглой и самодовольной мордой.

Я скинул одеяло и почти попал по отпрыгнувшей твари. Кот замер на мгновение, затем самым наглым образом швырнул песок задними лапами мне в лицо. Убью. Я попытался резко встать, но не вышло, за ночь тело затекло. Постанывая и кряхтя, выпрямился, опираясь на меч. Прежде чем осмотреться, пощупал нос — распух и пульсирует. Видок сейчас у меня, наверное, как у пьянчуги подзаборного. Мутным спросонья взглядом осмотрелся в поисках, где бы лицо сполоснуть, и куда подойти, чтобы разъяснили про обстановку. Двор пуст, если не считать дымчатой скотины возле бочки. Ладно, для начала помоюсь, уже потом пойду искать людей.

Но прежде аккуратно сложил одеяло и подстилку, на которой провел ночь. Точно помню, когда отрубался, не было ее. Наверное, какая-то добрая душа сжалилась и укрыла одеялом, чтоб не окоченел в ночном холоде. Весна — это далеко не лето. В душе что-то колыхнулось приятное и теплое, последний раз подобного рода заботу я получал еще от матери. Давно это было. От этих мыслей плохое настроение перекочевало в более-менее хорошее, даже на кота я почти не злился. Пну, конечно, если попадется, но так, без злобы.

Дымчатый злодей до последнего наблюдал за моим приближением, затем в самый последний момент прыгнул в сторону, немного пробежал по земле и в три прыжка забрался на крышу пристройки. И уже оттуда продолжил наблюдение. Ну и Беззликий ему в друзья. Прислонил меч к стене, наклонился над бочкой, воды почти доверху. Присмотрелся к отражению. Да, та еще морда. Под глазами синяки, нос распух, по всему лицу распёкшаяся кровь, волосы торчат как у ежа. С такой рожей на людях лучше не появляться.

Мылся долго и с предельной аккуратность, шипя каждый раз, когда приходилось касаться многострадального носа. За все время ко мне так никто и не вышел. Подобрал оружие, поплелся искать людей, стараясь вспомнить, через какой вход я сюда притопал ночью. Обнаружил низенькую полуоткрытую дверь, туда и сунулся. Проморгавшись со свету, понял, что нахожусь в узком коридоре, прошел дальше, толкнул плотно сбитую деревянную дверь, очутился в просторном помещении, больше всего подходящем под определение склада. Привычно запахло мукой и сушеным зерном, у дальней стены стоял ларь, сбоку мешки, под потолком висели какие-то тряпки. Похоже, я не туда забрел. Развернулся на выход, и увидел в проходе девчонку лет десяти с кувшином, прижатым к груди.

— Э-э-э, — не зная, с чего начать разговор, простонал я.

Та пискнула испуганным мышонком и шмыгнула в ранее не замеченную мной дверь. Хоть так. Сейчас пожалуется взрослым, и те прибегут разбираться, кто это маленьких девочек в амбаре пугает. Только бы не с мечами наперевес и залитыми кровью глазами.

Не прошло и минуты, как появился пожилой мужик, с взлохмаченной бородой и латаной рубахе. Зло зыркнул на меня, сжимая в руке топор.

— Тихо ты. Отведи к хозяину, — отдал я распоряжение командным голосом.

Тот пожевал губами, топорща бороду, затем махнул рукой и пошел в тот же двор, где я ночевал. Снаружи провожатый убедился, что я следую за ним. Просеменил к стене, сколоченной из грубых досок, и, привалившись плечом, сдвинул часть из них, образовав небольшую щель, куда и шмыгнул. Я вздохнул и последовал за ним, приоткрыв дверь пошире, чтобы иметь место для маневра.

Прошли еще с десяток шагов по подворью, и я стал различать тихие голоса. Завернули за сарай, выходя на знакомую площадку, где ранее мы сражались. О прошедшей битве мало что напоминало: порубленные доски на стене сарая, пара подпалённых жердей, что подпирали мостки возле стены, и влажная земля, хоть ночью и дождя не было. Явно кровь замывали. Все остальное уже почистили и убрали. На крохотной площадке расположилось с десяток бойцов, часть развалилась на лавках; часть стояла, внимательно слушая высокого, хорошо сбитого мужика в возрасте, в дорогой одежде. Ага — вот, наверное, и сам хозяин поместья Купец Лейм. При моем появлении бойцы потянулись к мечам и явно напряглись. Купец развернулся на пятках, лицо под стать телу — жесткое, волевое такой и сам с мечом на врага пойдет, если нужно будет.

— А, наш герой, — проговорил он на удивление мягким голосом и размашистым шагом направился ко мне.

Слева стоящий боец дернулся следом, чуть обогнал, вынимая оружие из ножен. Я замер, дабы случайно не спровоцировать и без того нервную охрану. Вроде и сражались вместе, а доверия ко мне нет. Да и какой идиот будет нападать на хозяина подворья в окружении стольких бойцов. Но явно такое отношение неспроста, не мне судить о местных порядках.

Купец, подойдя вплотную, бегло окинул меня взглядом и протянул руку. Я медленно переложил клинок в левую руку, подал правую. Надо будет срочно озаботиться ножнами. Хотя в легионе все равно такой меч отберут, не по уставу же. Рукопожатие у купца оказалось крепким, даже чересчур. Мне почудилось, надави он еще немного, и кости захрустят.

— Я Грант, а не герой, — прогнусавил я.

— Да-да, — отмахнулся купец и хлопнул меня левой рукой по плечу, — вот благодаря таким ребятам империя и стоит.

Бойцы дружно кивнули, не столько веря в сказанное, сколько из-за уважения к хозяину. Ближайший из них продолжал буравить меня нехорошим взглядом.

— Где мои парни Мел, Тихий и Михлан? — поспешно спросил я.

— Они в порядке. Одному отлежаться надо, а второго сейчас приведут. Про третьего сказать нечего. Может жив, а может уже и отошел, — я насупился, припомнив, что мне сказали про Михлана. — Ты пока постой в стороне, а потом мы решим, что с тобой делать дальше, — купец резко развернулся и ушел к своим бойцам.

Да, а подумать над тем, что делать дальше надо. По-хорошему следует брать Мела, Тихого и бегом в расположение легиона, пока не обвинили в дезертирстве. Но прежде неплохо бы прояснить ситуацию в городе. Я повернулся к хмуро стоящему бойцу.

— А что там в городе, не подскажешь? Победили?

— Да. Наши посмотрели, все там тихо.

— Уже хорошо.

Значит, приходит Тихий, и мы благодарим за постой и сваливаем по-быстрому. Отличный и главное просто реализуемый план. Купец навряд ли захочет держать при себе легионеров, когда в городе военное положение. Помимо воли прислушался к разговору хозяина подворья и воинов.

— Как я и говорил, все эти Проклятые и Одарённые — только гонор и спесь. Они лишь и могут, что крестьян гонять, да ремесленников пугать. А это Мертвый легион — тьфу и растереть. Мы их выбили и никакие там Одарённые не нужны были, главное иметь твердую волю и холодный разум. Все в наших руках, — хм, какие-то опасные речи он говорит. — Если собраться, да не бояться, мы этих Проклятых размажем. Да, крови прольем достаточно, но забьем их в норы, чтобы и носа не казали…

— Все, не могу больше, — застонал молоденький боец, у которого едва бороденка проклюнулась.

Парень поднялся с лавки, толкнул плечом близь стоящего бойца, скидывая шлем.

— Малик, ты чего? — немного удивленно поинтересовался купец.

Парень прошел пару шагов, стянул кольчугу, бросил под ноги; потянулся, раскинув руки в стороны, и поднял подбородок к весеннему солнцу.

— Хорошо.

— Ты что творишь, малявка, — зло рявкнул воин с сединой в бороде.

— Заткнись, — умиротворенно проговорил паренек и стянул поддоспешник с рубахой.

Все умолкли в изумлении, такого обращения со старшими товарищами мог позволить себе разве что умалишённый. Ведь и девки малорослой понятно — за такое огребешь по шее вернее, чем храмовник Проклятого определит из толпы. И дальнейшая твоя судьба в отряде будет малоприятной. В легионе все строится на уставе, а в таких отрядах многое зависит от уважения.

Седобородый дернулся наказать зарвавшегося наглеца, занес руку и почти ударил. Но, к моему удивлению, парень, не поворачиваясь увернулся, отмахнулся левой рукой, едва коснувшись шеи опытного бойца. Воин выпучил глаза, схватился за горло и хрипя осел на землю.

Пару секунд тишины и все отпрянули в разные стороны, обнажая мечи, часть воинов прикрыла купца щитами. Но парня это нисколько не беспокоило. Он плюхнулся на землю и стал стаскивать сапоги, высунув кончик языка. Под телом упавшего разлилась небольшая лужица крови, воин дёрнулся в последней судороге и затих.

— Грязный ублюдок, — прорычал кто-то из воинов.

— Заткнись, Пуза, а иначе выпотрошу, — издевательски заявил парень, отбрасывая второй сапог. — Как вы меня бесите, ничтожества. Всех вас надо загнать в стойла, чтобы вы там жрали, спали и трахались. А когда мы позволим, снабжали нас едой.

В голосе парня сквозила ненависть и презрение, его буквально потряхивало от отвращения к нам. Он выпрямился в полный рост: худой, нескладный, как большинство юношей; сплел пальцы, резко вывернул ладони вперед и хрустнул суставами.

Я выпал из оцепенения, оглянулся: купец что-то тихо втолковывал близь стоящим бойцам, другие же обступали спятившего мальца. Один я, как дурак, стоял в растерянности. Ну, хоть клинок додумался перед собой выставить. Облизал губы, не зная, как быть дальше. Вот что за удача такая у меня, не дня без того, чтобы не вляпаться в Проклятого? Все-таки Кол заблуждался — неудачливый я.

— А ты хорошо замаскировался, — внезапно полным спокойствия голосом заговорил купец. — Я в жизни не подумал, что подосланный Проклятый — это ты. Скорей, Карл или Манул, но только не ты. Хорошо вжился в роль, хвалю.

— Заткнись, старикан, — с пренебрежением бросил он. — А сейчас я перережу вас, как скот, всех до единого. И заберу причитающееся нам.

В повисшей тишине удар дверной створки об стену прозвучал раскатом грома. Я скосил взгляд. К нам спешила девушка в ярко-синем платье и небесно-голубом платке, за ней семенил один из воинов.

Этой дуре что здесь надо? Видно же, дело движется к резне. Или это влюблённая в предателя?

— А вот и моя прелестная Кимали, — довольно проговорил безумный Проклятый.

Девушку спокойно пропустили в круг оцепления. Проклятый с интересом посмотрел на девицу. Она резко выдохнула, словно собиралась прыгать с обрыва в ледяную воду, щеки обдало алым стыдом, а взгляд смущенно уставился в землю. Девушка неловко стянула лямки с плеч, избавилась от платья. Я был ошеломлен. Это что еще за… слова так и не подобрал. Абсурдность ситуации, подавляла все попытки разума вывести хоть какую-то логическую цепочку. Стоило платью упасть на землю, а девичьим ногам выскользнуть из синего круга, как движения прелестницы приобрели собранность и плавность. Еще пару секунд, и она предстала перед нами почти голая, не считать же за одежду тряпки, плотно обтягивающие бедра и грудь. И только сейчас я обратил внимание на волосы, неподобающе короткие, почти как у мужчины.

— Жертва принята. Но с ней я позабавлюсь позже, на куче ваших тел, — парень вожделенно простонал и сжал пальцы ног, взрыхливая плотно утоптанную землю.

— Прекрасная Кимила, покажи этому молокососу, на что ты способна, — ласково попросил Лейм.

Девушка приложила ладони к лицу, медленно повела вниз на шею, затем грудь, живот, потом резко раскинула в стороны, хватая пальцами длинные иглы, переливающиеся серебром в лучах солнца.

— Охренеть еще и Одарённая, — только и простонал я.

Парень встал вполоборота к противнице, выставил вперед руку с разжатыми пальцами и медленно сжал их в кулак. Кимила атаковала, стремительно преодолев пять шагов в одно касание. Уследить за мелькающим оружием было нереально, да что там, я и рук-то ее почти не видел. Единственное, что позволяло следить за боем, так это перемещения отступающего Проклятого. С десяток ударов сердца и Одарённая прекратила атаку, замерла, раскинув руки в стороны и крутя иглы между пальцев.

— Давай еще, прелестница, — жадно завопил Проклятый.

Она тягучим движением наклонилась вправо и прыгнула, почти пропав из поля зрения, но изменник успел увернуться — ее рывок прошел мимо. И начался второй этап поединка. Впрочем, продлился он не сильно дольше первого. Кимила вновь замерла в той же позе, что ранее.

— Еще, — заревел Проклятый в сумасшедшем экстазе.

А мне подумалось, если эта девчонка не справится, то мы умрем очень скверно.

Они сходились еще пять раз, но Проклятый больше не вопил, лишь пыхтел и ругался сквозь зубы. Кимила же не проявляла никаких эмоций.

— Надоело, — во время очередной остановки заявил Проклятый.

Девушка атаковала, но Малик и не думал уворачиваться. Он принял удар, игла прилетела прямо в грудь, где у всех нормальных людей находилось сердце. Но вместо того, чтобы пробить плоть, острый кусочек стали со звоном разлетелся, а глаза Одарённой расширились в изумлении. Она отпрыгнула, мельком глянула на обломки в руках, выронила на землю.

— Мой черед.

Проклятый атаковал. Один из воинов сорвался с места, но не прошел и двух шагов — свалился с разрезанным горлом. Когда Проклятый успел это сделать, не понял не только я.

«Пора умирать», — тоскливо подумалось мне. Сколько удачу не обнимай, а она все едино выскользнет и умчится к более привлекательному кавалеру.

Проклятый не финтил, и не выдавал зубодробительные связки ударов. Он попросту пер на противницу, используя примитивные удары, что можно встретить при каждой кабацкой драке. Но скорость и точность поражали. Одарённая пока держалась, ускользала от ударов, выпадов и попыток схватить. Она, как это банально ни звучало, походила на воду, которую глупый мужик пытается схватить руками. Но так победы не добьёшься, нужно ведь отвечать на агрессию.

Кимила снова замерла с непроницаемым лицом в странной боевой позиции: колено поднято, кулаки занесены над головой. Проклятый и не думал останавливаться, пер все с той же настойчивостью. Еще два бойца сорвались с места, но их ждала та же участь, что и предыдущего воина — порванная шея. Да как он это делает? У Проклятых может быть только один дар, пусть и воплощённый в разных видах.

— Надо навалиться всем, — сказал я в сторону купца. Ведь и так понятно, нас тут перебью как скот.

— Нельзя, ей помешаем, — хозяин подворья старался сохранить невозмутимость, но бегающие глазки и поджатые губы говорили об обратном.

Я хотел было наплевать на указание, не он мне командир, но рядом стоящие бойцы удержали меня за плечи. Начинать свару в такой ситуации не самое своевременное решение.

А Проклятый давил неумолимо, как закат солнца, а Кимила теряла скорость и ловкость буквально на глазах. Бах, и кулак Проклятого прилетел девушке прямо в скулу. Ее развернуло и бросило на песок, как мешок с тряпьем.

— Ха, — выкрикнул Проклятый с глумливой улыбкой на губах, — было весело. А сейчас самое нудное — резать скот, — он развернулся к нам, оскалил зубы. — Но прежде я освежую тебя. Да-да, тебя, третьего слева, на тебе кровь моих братьев.

Все разом отодвинулись от меня, словно это как-то смогло спасть их жизни.

— Я думал, вам нет дела до других Проклятых, — я сделал шаг вперед, чуть отводя правую руку с мечом.

— Нет. Но меня бесит одна только мысль, что смерд ранил высших существ, вроде меня. Ты хочешь драться? Ну, бей.

Он резко сократил дистанцию, подняв маленькое облако пыли, и остановился в двух шагах от меня. Рот перекошен, нижняя губа чуть трясётся, глаза налиты яростью, вот-вот вывалятся из орбит. Когда тебе предлагают бить первым — бей и не играй в святого. Я перехватил меч двумя руками и что есть силы как дровосек рубанул по шее Проклятого. По кистям рук ударила боль, и я почти услышал, как ломаются кости пальцев. Но главное произошло — меч наполовину прошел в шею, свернув голову ублюдку. Выражение лица Проклятого резко сменилось с яростно-превосходного на детско-обиженное.

— Как? Я не… я же не уязвимый… я высшей… — он схватился за кромку меча, отступая назад.

Меня что-то больно ударило в плечо, я потерял равновесие. Падая на землю, инстинктивно выставил ладони вперед и взвыл от боли, плюхнулся в землю носом. Новый шквал боли. В ушах зашумела кровь, перед глазами все поплыло. Когда ко мне вернулась возможность адекватно воспринимать окружающий мир, увидел, как толпа охранников вяжет Проклятого цепями. Делали они это умело, без лишней суеты и не мешая друг другу.

Если нельзя ранить — это еще не значит, что нельзя победить.

Я выпрямился, раскинул руки, чтобы справиться с головокружением, сплюнул песок, часть песчинок стер с правой щеки. На плечо легла ладонь.

— Молодец. Хорошая работа, — поблагодарил меня купец.

— Куда его?

— Сначала в подвал, потом властям сдадим.

— Ага, — устало отреагировал я.

Тем временем охрана подняла Проклятого, обмотанного цепями. Мой меч торчал из кокона неуместным рогом. Я подошел и привычным движением вырвал клинок, кокон тут же трепыхнулся, и пару охранников повалили плененного на землю. Кто-то крикнул: «Еще цепей».

— Ты что творишь, юродивый? — взвыл купец.

— Вернул свой меч, — хмурясь, ответил я, разворачиваясь к торгашу.

На Лейна было страшно смотреть: лицо перекошено от злобы, кулаки стиснуты, вот-вот кинутся драться.

— Верни меч, — медленно просипел он.

— Он мой.

Я заметил, как воины, с кем еще ночь проливали кровь против общего врага, сейчас готовы убивать по одному мановению пальца купца. Перехватил меч поудобнее, отдавать оружие без боя — это явно не про легионеров. Купец запыхтел, буравя меня злобным взглядом, но приказа на атаку не отдавал. Сейчас в нем боролись жадность и порядочность. Жадность хочет продать Проклятого властям и меч в придачу. Не знаю, что с клинком не так, но пробить неуязвимого Проклятого дорогого стоит. Совесть же пищит, убивать человека ради денег — это путь во тьму.

— Вон отсюда, — сказал, словно выплюнул прокисшие ягоды изо рта.

— Своих братьев гляну и только тогда уйду.

Купец молча развернулся, показывая, что с этого момента я перестал для него существовать. Бойцы рядом расслабились, но оружие не спрятали в ножны. Один из охранников махнул рукой, приглашая следовать за ним, двое пристроились следом. По спине то и дело пробегали мурашки от их колючих взглядов, и в голове мелькала картинка, как они бьют меня по темечку и уже бессознательного вышвыривают за стену. А там кричи не кричи, а меч не вернешь.

Но обошлось.

Привели в просторный сарай, воняющий до кислятины в горле лекарственными травами. Внутри светло из-за открытых в потолке люков, но они скорей для вентиляции, чем для света. Чуть более десятка раненых расположились на койках с виду более удобных, чем у нас в учебке. Мел лежал возле стены и самозабвенно храпел, склонив голову набок и положив правую руку себе на лоб. На умирающего мой всезнающий друг походил меньше всего. Подойдя, я не церемонясь гаркнул:

— Подъем! — никакого эффекта, даже храп не сбился.

Зато откуда-то из угла выскочила девица в сером платье и заверещала угрожающим шёпотом:

— Тиши ты, остолоп, раненых разбудишь.

— Лейм приказал этих выгнать взашей, — пробасил провожатый, силясь голосом добавить себе весомости.

— Это ему надо было сранья говорить, а не сейчас, когда в раненого столько лекарства влили, что он теперь и до утра не проснётся. Его разве что нести можно, и то нельзя, — зашипела она, видя, как охранники пристраиваются, дабы выполнить ее указание, — рана скверная, нельзя носить.

— А второй где? — похоже, у Мела выдался выходной.

— Во дворе воду носит, — женщина сразу поняла, о ком идет речь.

— А третий?

— Целитель возле него, — и по виду провожатого бойца сразу стало ясно, туда он точно не пойдет. Страх, сильно замешанный на уважении, промелькнул на недружественном лице.

Вышли наружу, и все не сговариваясь глубоко вдохнули свежего воздуха. Тихий обнаружился возле огромной бадьи с двумя ведрами, раздетый по пояс, но с мечом в ножнах.

— Собирайся, уходим. Нам еще командованию отчитываться, — выдал я правдоподобный предлог, — Мел пока тут останется.

Тихий подошёл к лавке, подобрал сохнущую рубаху, встряхнул и быстро надел.

— Что с Михланом?

— Целитель там.

— Это хорошо.

На том и порешили. Тихий оделся, нас молча вывели через неприметную калитку. Оказавшись за стеной, я чуть растерялся. Куда идти? Потом плюнул на все и выбрал путь на центр города, примерно туда, где мы начали свой бой, если верить словам Михлана. Глядишь, встретим своих, да прибьемся к какому-нибудь командованию. А они уже там все и решат.

После нашествия Проклятых на город без стона сожаления и не взглянешь. Часть зданий порушена, окна и двери в большинстве своем выломаны; то тут, то там валятся малопонятные сгустки чего-то мерзкого. И чем ближе мы подходили к центру города, тем дела обстояли все хуже и хуже. Наткнулись на дыру, где некогда находился дом, уходящую так глубоко, что дна не видно. На другой стороне часть строений смята в шар из камней, брёвен и остатков черепицы. Все аккуратно подогнано друг к другу, словно безумный каменщик постарался. Еще встретили дверь высотой в два человеческих роста, с искусной резьбой, но чуждый человеческому глазу. Возьми я описывать, не смогу при всем желании. Полотно чуть ходило, словно гонимое легким сквозняком. Ее обошли соседним кварталом. На небольшой площади с фонтаном в центре, если судить по развалинам, увидели скульптурную группу сражающихся людей. Ее тоже обошли. И все это сопровождалось лишь стуком сапог по мостовой.

А ведь это еще кому-то убирать и отстраивать. Ломать и гадить — это завсегда легко, а вот восстанавливать — тяжелый и кропотливый труд. И это если не вспоминать про деньги.

Гул приближающейся толпы мы услышали загодя. Не сговариваясь с Тихим, спрятались в развалинах углового дома. Не прошло и минуты, как из-за поворота показались легионеры, неспешно бегущие за сержантом.

— Пошли? — прошептал Тихий.

Кивнул. Мы выбрались из развалин, держа руки на виду. Нас быстро окружили, и сержант по-родному рявкнул:

— Кто такие?

— Грант, третий взвод, девятый легион, — вставая по стойки, смирно отчитался я.

— Марк, третий взвод, седьмой легион, — следом отчитался Тихий.

— Остальные? — уже мягче спросил сержант.

— Мертвы, еще двое раненых у торговца Лейма, — как можно более четко ответил я.

— В конец строя. Мы как раз таких, как вы, и собираем. Еще кого видели?

— Нет.

Бойцов оказалось тринадцать, включая сержанта, мы пристроились в конец колонны, за длинным, словно жердь, парнем с перевязанной рукой. И без команды побежали. Стоило прибиться к своим, как мир стал чуточку яснее и понятнее. Появилась надежда, что умные дяди все решат, и тебя больше не будет бросать, как щепку в полноводной реке.

Бежали по некогда центральной улице, если судить по ее ширине. Сейчас усеянной обломками зданий и сферами ярко-синего цвета; что-то перепрыгивали, что-то обходили. А потом за одним из полуразрушенных зданий наткнулись на огромную голову. Колонна замерла, все пялились на пришельца из другого мира. Голова достигала мне до груди, закрытые глаза располагались на пол-лица, и такое чувство, что смещены ближе ко рту; небольшой отросток между глаз, скорей всего, нос. Но это все неважно, зубы в необычайно широкой пасти — вот, что порождало до слабости в коленях и дрожи в руках. Ровные стилеты, словно выкованные, длиной не меньшей пальца взрослого человека. Даже рога на голове не столь сильно впечатляли, как эта пасть, с вываленным черным языком на землю.

— Чем его кормят-то? — в ужасе спросил долговязый.

— Его не кормят, — вместо Мела пустился я в разъяснения, — его вызывают из своего мира, затем отправляют назад.

— А если не уйдет? — не унимался раненый.

— Сдохнет от голода, — прорычал не пойми откуда взявшейся сержант. — В колонну и бегом.

Мы рассеяно и молча выполнили приказ. Сержант проявил благоразумие и обошел монстра по большой дуге. Свернули за очередной дом. Попутно я отметил на стене черную полосу, шириной в локоть. Здесь вроде проходила сфера, которую ломало это чудище. Дальше дома выглядели нетронутыми, разве что жителей не было, как впрочем, и другой живности. Прошли еще полквартала и соединились с такой же сборной колонной, только куда меньшей. Перед самым выходом на площадь к нам примкнуло еще пятеро легионеров. На наш сборный отряд без содрогания и не взглянешь, сколько бойцов погибло по прихоти Проклятых.

На площади стояло с десяток палаток различных цветов, от бледно-голубой Наместника, до багровых сестер милосердия. Проходя мимо синей палатки с нанесённым на ткань вздыбленным конем, заметил небольшую горку деревянных голов разных травоядных животных, очень похожих на ту, что мы срубили возле стены. Если присмотреться, то скорей всего так и есть — рука одного резчика видна. Получается, такие твари по всему периметру расставили, чтобы народ собирать. Тогда где Проклятый? Ладно, не в общей же куче ему лежать, в конце концов.

Мы остановились напротив белой палатки. Сержанты как могли создали из нас подобие боевого порядка, но выглядело это, мягко говоря, не очень. Одеты более-менее схоже, но дальше шел полный разброд: наши пехотные щиты потеряны, имелось несколько трофейных; оружие в большинстве своем стандартное, но и топоры, пики, мечи разной длины и ковки, тоже имелись. Шлемов пяток может и набрался бы, и как общее дополнение ко всему — побитые рожи и тела.

Возле палатки толпилось немало народу, все или в дорогих одеждах или доспехах. По центру под большим навесом сидел огромный воин, раздетый по пояс, правую сторону и руку обматывали бинтами две сестры милосердия в мешковатых багровых платьях. Мужик впечатлял: высокий, почти на полкорпуса выше любого из нас, при этом сложен красиво пропорционально; черные волосы спадали на плечи, приятное молодое лицо выглядело сурово, в прищуре голубых глаз пронизывал нас насквозь. Хотелось подбежать и рассказать все как было, без утайки. Что же, от младшего брата Скучного другого нечего и ожидать. Прозвище Одарённый еще не заработал, тень брата заслоняла все его подвиги.

По левую руку от него стояла девушка, с невообразимо золотистыми волосами, собранными в длинный хвостик, свисающей почти до низа спины. Не естественно белое платье с множеством завитков рюшек идеально сидело на девушке, миловидное личико накрывала печаль. Казалось, она скорбит о простых смертных, что пострадали от подлости Проклятых. За ней почти за спиной младшего Скучного стоял уродец, может, он таким и не являлся, но в сравнении с девушкой выглядел отталкивающе. Казалось, его лицо скрутила судорога: рот набок, один глаз чуть ниже другого, левый выпучен, белая рубаха по-крестьянски распахнута до груди.

Вокруг еще толпилось немало народу, но эти трое оттягивали все внимание на себя.

— Эй, ты, третий слева, — повелительный голос младшего брата Скучного вывел меня из задумчивого созерцания.

Я рассеянно заморгал, оглядываясь. Похоже, сержант о чем-то отчитывался, пока я пялился на Одарённых. Я наклонился вперед, глянул направо. Беззликий меня задери, да это я третий слева. Осознав, шагнул вперед.

— Откуда меч? — вопрос обыденный, даже скучающий, но я замялся, ведь откуда этот меч я не знал, подобрал его только вчера. От осознания невозможности точно ответить, во мне колыхнулось презрение к себе.

— Полегче, здоровяк. Видно же, парень случайным образом обзавелся таким замечательным клинком.

В голову ворвались сотни мыслей, сражаясь друг с другом за право быть высказанными первыми. Невзирая на то, нужны они в данный момент или нет. Я тихо застонал, казалось, мысли пробьют череп и вырвутся наружу, без помощи рта.

— Говори, парень, — в мешанине мыслей послышался чей-то настойчиво взволнованный голос.

Немного полегчало, мысли не ушили, просто утихомирились, и выстроились в нужную последовательность.

— Трофейный меч подобрал при первом сражении. Откуда он, не знаю, — губы разжимались, словно чужие, выплевывая слова.

Я глянул на оружие, подробно рассмотрел трофей, пожалуй, впервые за все время владения им: длинный, почти метр; обоюдно острый, с желобка посередине, простая гарда полукругом, и навершие в виде сжатого кулака.

— А кровь Проклятых откуда?

Череп заломило, отдаваясь болью в носе.

— Первого зарубил, когда тот валялся беспомощный. Второго из-за самоуверенности, тоже без сопротивления.

— Лея, ты слышишь. Этот, демоны побери, легионер, зарубил двух Проклятых. По чистой случайности. В это верится меньше, чем в то, что Беззликий одумается и вернется к брату на покаяние.

Гигант резко встал, пригибаясь под навесом. Сестры попытались его остановить, но легче удержать двух годовалых быков, чем порыв Одарённого. Несколько шагов и вот он нависает надо мной, как рок над грешником. А мне? А мне не страшно, жутко интересно, но не страшно. Я набрался отчаянной храбрости и взглянул в его глаза. Зря. Взор гиганта раздавил мои бастионы смелости в пыль, показав всю беспомощность и ничтожность. Как червь может кидать вызов орлу?

— Но не врет, — за меня вступился прекрасный голос Леи.

— Тогда я требую подробностей.

Дальше от меня ничего не зависело, язык помимо воли рассказал все сам, да так основательно и подробно, что память не раз охала от количества деталей и подробностей. Под конец рассказа я закашлялся, горло чудовищно болело, и только Беззликий знает, как же хотелось пить.

— А ты не прост, — гигант смилостивился над сестрами и уселся на стул, вовремя подставленный уродцем.

Прошла добрая минута в тишине. Гигант думал, брови сошлись на переносице, губы сжались в плотную полоску. Затем он резко выкинул здоровую руку в сторону.

— Меч, — уродец подал ему клинок, стоящий слева от гиганта.

Младшей брат Скучного одной рукой ловко подбросил оружие, оно крутанулось в воздухе, поймал за кончик лезвия и выставил рукоятью вперед.

— Меняю на твой.

Ругаясь, я стиснул свой клинок, ища в этом жесте силы для отказа, и нашел-таки.

— Нет, — и сразу затараторил, дабы дать себе высказаться, прежде чем падет гнев Одарённого, — он служил мне верой и правдой, и я не готов предать его.

Гигант нахмурился, уголки губ опустились вниз, мышцы на теле напряглись, послышался треск рвущихся бинтов. Ирония судьбы — пережить схватки с Мертвым Легионом, убить двух Проклятых и погибнуть от руки Одарённого после победы.

— Братец, успокойся, — под вытянутой рукой Одарённого проскользнул женский силуэт в багровом платье, — он повязан кровью с этим куском металла, так что для тебя это артефакт полностью бесполезен, а в его руках он еще сможет принести немало пользы. Так что не делай глупостей, и дай себя подлечить сестрам, в конце концов.

Я сфокусировал взгляд на своей спасительнице, точнее, на ее груди, и меня можно понять. Две большие полусферы отчаянно давили на жесткую багровую ткань, почти при каждом движении норовя разорвать ее. Собрав силу воли в кулак, перевел взгляд на лицо девушки: схожие черты лица с гигантом угадывались, разве что чуть более округлые и мягкие. Черные растрёпанные волосы, обрезанные по мочки ушей, словно она только что сдернула платок. А в голубых глазах океан любопытства и долька озорства. Лицо нельзя назвать привлекательным, но вот тело вызывало резкое желание.

— О, я смотрю, тебе серьезно досталось, — она подошла вплотную, задрала голову и, прищурив один глаз, принялась изучать мое разбитое лицо.

Затем тонким изящным пальцем коснулась груди, рассеянная улыбка сменилась на удивление.

— Я смотрю, все герои — дурачки. Ты зачем эту дрянь пил? А-а-а молчи, — стоило мне открыть рот, как она перебила меня, — знаю, что ты скажешь: «Иначе нельзя. По-другому бы все погибли. Зло нужно было остановить любой ценой». Мне это братец на дню по пять раз говорит. Но он-то вон какая дылда, а ты? Хотя все вы одним миром… ладно, вот тебе колечко.

Не успел я опомниться, как она взяла мою ладонь и в одно движение надела на средний палец серебристое кольцо.

— Вот так лучше. Месяц не снимать, если будут… М-м-м… странные выделения — не пугайся, он так работает. Потом ко мне придешь, я скажу, что дальше делать.

Она резко развернулась, и я в полной мере оценил ее зад, и в этом я был не одинок.

— А моему другу такое не найдется? — спешно спросил я.

— Кому это? — она снова развернулась, и я с большим трудом удержал взгляд на ее лице.

Я указал на Тихого. Она хмыкнула, приложила указательный палец к губам, резко кивнула, приняв решение, уверенно подошла к Тихому. И одарила его кольцом, но только уже золотым.

— Инструкции ты помнишь, — ошарашенный парень застыл как статуя, не в силах хоть как-то отреагировать на слова прелестницы.

За то время, пока мы разговаривали с девушкой, гигант вернулся обратно под навес.

— Братец, а ты не думаешь, что такого героя нужно наградить? — не унималась прелестница.

Хотел провалиться сквозь землю от обилия внимания. Я и так получил больше, чем мог мечтать, или придумать в пьяной сплетне.

— Я ему меч предлагал, — рыкнул явно недовольный гигант.

— Тирн из Фела? — певуче проговорила она.

Уродец бесстрастно вышел вперед, подошел ко мне, помня о неудачном опыте игры в гляделки с Одарёнными, смотрел ему в область груди.

— О чем ты мечтаешь? — голос оказался мягким, глубоким.

— Быть стражником, — честно поделился я своей мечтой.

— Люблю честных, — на пределе слышимости сказал Уродец и затем громко, — устрою.

— Мне бы еще парней с собой, — нагло попросил я, если за отказ отдать меч не прибили, то и сейчас не должны.

— Если согласятся, — уходя бросил он.

А затем сержант отдал приказ, и мы ушли в лагерь сестер милосердия.

Телеги все же разъехались при помощи ругани и стражи, и движение на улице возобновилось в привычном ритме. Середина дня, впереди море работы по восстановлению города. Я перевел взгляд на оловянную кружку в руке, где возле самого края плескалась пена. Вздохнул, запах свежей древесины и пива приятно обдали нос.

— Чего пригорюнился, сержант? — весело спросил Мел, нервно постукивая ногтями по свежеструганным доскам стола.

— Не привычно как-то сидеть без дела в середине дня. Да еще и с пивом.

— Радуйся, Грант. Уже завтра начнутся веселые деньки, и ты еще вспомнить про это безделье.

Я бессознательно дотронулся до сержантской бляхи в виде щита с топором внутри. Совсем непривычно носить знак различия на цепочке, накинутой на шею. Словно мул на продажу выставлен. Но с указами наместника спорить еще глупее, чем совать голову в капкан. Медным щитом обзавёлся Мел, вроде как капрал. Тихому Михлану и Вилки ничего не досталось, кроме новой формы и пары серебряных монет на первое время. Михлана целитель спас, и на утро второго дня он даже сам пришел сначала в расположение легиона, а после уже и к нам перебрался в стражу. Друзья когда узнали, что можно улизнуть от солдатской лямки, с радостью приняли предложение служить в страже, ни секунды не колеблясь.

Назначению в сержанты я не очень-то и обрадовался. Сам ведь недавно только под палкой капрала круги наматывал, да науку воинскую постигал. А тут сразу сержант. Я было намекнул, мне и капрала за глаза хватит, но получил от лейтенанта такой многообещающий взгляд, что предпочел заткнуться. Так что придется постигать науку управления, так сказать, на практике. И буду молиться всем богам разом, чтобы это не привело меня на каторгу или того хуже — к повешению. И вот уже завтра мне придется добрать людей в наш десяток и начать патрулирование.

— Такого нашествия Проклятых не было, наверное, уже лет сто, — из тяжелых раздумий меня вывел писклявый голос Вилки.

— Бред, — не удержался Мел от комментария, — помнишь войну Трех Отчаянных?

— А кто ее не помнит.

— Так вот она была лет пятьдесят назад. Да-да, рот закрой, а то мух наглотаешься. А сейчас каждый деревенщина кричит, мол, она прошла сто лет назад, — Михлан отклонился назад, и через Тихого врезал подзатыльник Мелу.

Тот попытался дать сдачи, но я тихо сказал, поправляя на поясе меч в новеньких ножнах:

— Отставить.

Мел недовольно запыхтел, Михлан же подцепил ногтем щепка, отломал от стола и полез ковыряться в зубах.

И с ними мне придется служить? Хм, ведь хорошо, что с ними, верные проверенные бойцы. Еще бы Кола. Верзилу я так и не нашел. Куда пропало его тело выяснить не удалось, да и как выяснять, если нет свидетелей, а ты сам три дня как отозван из легиона? Хм, три дня и из простого легионера бывшей батрак мельника превратился в сержанта портовой стражи. Вот я сижу в полуразрушенной таверне для стражи, за свежеструганном столом в компании друзей. Да, друзей, пожалуй. Такое может случится только в Вечном городе.

— Хм, счастливчики. Видели, а кто-то еще и говорил самим братом Скучного, дочерью наместника Леи, и… — Вилка мечтательно выдохнул, поднял кружку и сделал три внушительных глотка, — Аглаей.

— Ага, и по колечку целебному обзавелись, — встрял Мел, — а мне пять недель каждый день мерзкую дрянь пить.

Я дотронулся до носа — боли почти не чувствую, да и опухоль спала. Про выбитые пальцы и порез вообще молчу, и намека нет на травмы. Я посмотрел на тонкую полоску серебра на среднем пальце. Хорошая вещь.

— Ага, симпатичная знахарка, смягчит твои страдания, — сказал Тихий. — Давайте за нас.

Выпили все, кроме Мела, он лишь протяжно вздохнул, заглянув в кружку с каким-то отваром. Хотя ему как всем налили вина, но он проявил мужество и поборол свою тягу к алкоголю. Один раз пьянка его уже сгубила, и хочется думать, второй раз он не совершит ту же ошибку.

— Ладно, хватит, — я хлопнул ладонью по столу. — Мел, достань план города. Тихий и Михлан, пройдитесь по портовому кварталу, но так, чтобы не привлекать внимания. Вилка, мне нужны бумаги по личному составу. Завтра трудный день и мы должны быть готовы. После заката все у меня.

Все поспешно встали из-за стола, и, как мне показалось, с радостью, что не придется праздно проседать штаны. Я достал серебряную монету, посмотрел на нее и положил на стол.

— Господин, не нужно. Героям за счет заведения, — махая руками, зачистил пухловатый трактирщик.

— Отстроишься, угостишь, — буркнул я стандартную геройскую фразу из сказок старика Жельбана.

И вышел в город, крутя кольцо на среднем пальце. Впереди много дел и много забот…

Загрузка...