Тринадцать: Оккультные рассказы [Собрание рассказов. Том I]

STELLA MARIS

Никогда не любил я спиритических сеансов. Они вызывают во мне — ну, я сказал бы — брезгливое — отношение. Как это, вызвать душу кого-нибудь из умерших близких? Православная церковь наша молится «во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему…» А я буду лишать его этого покоя, хотя бы на минуту? Из-за какого-то баловства! Чем же иным являются для большинства спиритические сеансы? Нет, этого я не понимаю! Я против этого!

Сознаюсь, когда спириты уговаривали меня принять участие в одном из сеансов, уверяя, что там будут только серьезные, сознательные приверженцы спиритизма, чтобы вызвать дух Андрика Смирнова — я поколебался. Слишком хотелось мне узнать трагические обстоятельства его смерти… Но я все же не пошел.

И Андрик оценил это — и пришел ко мне сам. Не во время сеанса, для развлечения других — а как друг к своему другу…

Андрик Смирнов.

Мы все его звали так. Никогда «Андрей», «Андрюша», «Андрюшка»: Андрик…

В последний раз я виделся с ним года за два до его гибели. Это было в Лондоне. Я зашел к нему в каюту. Андрик был дельный моряк, но ничем не отличался от своих товарищей. Разве — своей религиозностью. Существует пословица: «Кто в море не бывал, тот Богу не маливался» — и в пословице этой скрыт глубочайший смысл. Среди моряков редки — я бы сказал: почти никогда не встречаются атеисты.

Моряк бывает в церкви не часто. Но разве в море не помолитесь вы лучше, глубже, серьезней, чем в четырех церковных стенах? Пусть не глядят на нас строгие лики святых — глядит сам Божий лик, глядит из каждой звезды синего неба, из каждой бегущей волны. Пусть нет лампад — но разве не бесчисленные свечи зажжены в небесах? Пусть нет церковных песнопений — разве не поют их морские волны? Разве не слышите вы в этих напевах: «Всякое дыхание да хвалит Господа!» Не внимаете весенней ночью, как возглашают волны:

— Христос Воскресе!

Хвалят морские волны Господа…

Андрик был верующим как-то по-детски чисто. Он не любил зря говорить на религиозные темы, но если говорил — все выходило у него так красиво…

Когда я зашел к нему в Лондоне, я увидел в его каюте что-то мне новое. Это была икона — вернее, картина. Он мне сказал, что это — картина известного художника… Айвазовского, что ли… Я имен не знаю… Бурное море. И погибающие моряки. А там, почти на горизонте — сияние. Вгляделся, вижу — Пречистая Дева в сиянии венца. Я долго смотрел на картину. Андрик же сказал:

— Звезда морей. Stella Maris… Знаешь, у Мережковского есть стихотворение. — И он стал мне читать это известное стихотворение о том, как погибли два моряка — отец с сыном. И, когда нашли их трупы, сын был посиневший, как все утопленники,

— Ты в это веришь? То есть в то, что погибающие в море могут видеть Звезду Морей?

— Да, — тихо ответил Андрик. — И какая это должна быть дивная смерть! Но только думаю — не всем «погибающим в бездне морской» дано видеть Ее. Ведь мы грешные… Ее видеть дано, может быть, избранным… Я всегда вспоминаю эту картину и эти стихи, когда в бурные ночи вижу вечернюю или утреннюю звезду, сияющую над морскими водами…

— Вечерняя и утренняя звезда — это Венера?

— Да, — как-то нерешительно ответил Андрик. — Знаешь, в Средние века, когда вздумали изгонять с небес наименования языческих богов, ей дали имя «Звезда Богородицы». Впрочем, кажется, у католиков сохранилось это название. Только у них.

Больше Андрика я не видел. То есть не видел живым.

Он погиб во время войны в каком-то морском бою. Впрочем, это был даже не бой: одно из тех маленьких — но славных — дел, герои которых не попадают на страницы истории.

Когда я прочитал имя Андрика в списке погибших, первой моей мыслью было:

— Что испытал он в последние минуты?

Мне безумно хотелось его увидеть. Но звать не хотел — не хотел тревожить покоя.

И все-таки, я его видел!

Я не вызывал его сознательно — но все время думал о нем и, наверное, так усиленно, что он услышал.

Осенним вечером, когда река была залита еще розовым блеском только что скрывшегося солнца, стоял я на палубе. И, как всегда в последние годы, думал об Андрике. Ведь у меня не было друзей ближе его.

Я смотрел на реку, готовившуюся уснуть. Мой глаз разобрал там, над розово-желтой полоской на западе, вечернюю звезду, мерцавшую еще слабо-слабо.

— Звезда Богородицы… — прошептал я.

Я стоял еще несколько времени. Хотелось подышать свежим воздухом прежде, чем пойдешь в каюту. Уже загорались маячки и огни на судах в гавани. В небе ярче разгоралась вечерняя звезда.

И в голубых сумерках осенней ночи подошел ко мне Андрик…

Не знаю, чего было больше — радости свидеться с ним, или испуга — того испуга, что вызывает в нас всякое явление, которого не может объяснить трезвый рассудок.

— Вот ты звал — и я пришел, — сказал он, глядя на меня своими большими — и всегда такими грустными — глазами. И во взгляде этом почудилось мне сегодня что-то новое. Странным блеском горели они — блеском, названия которому я не мог подыскать.

— Я знаю, что ты хочешь спросить. Ты хочешь знать, как я погиб, и исполнилась ли моя мечта. Да, Сережа — исполнилась!

И он стал мне рассказывать — спокойно и связно — о том, последнем бою.

— И вот снаряд сорвал половину бака. Все мы очутились в волнах. Было бурно. Целый день дул свежий ветер, но к вечеру разыгрался настоящий шторм. Солнце уже зашло. Падая, я инстинктивно ухватился за какой-то обломок. Стояли какие-то серо-голубые сумерки. Глухо шумело зеленое море. И была у меня мысль:

«Вот и конец. Я погибаю смертью моряка. Смертью солдата, гибнущего в бою… И, если я уже исполнил свой долг — пусть я погибну. Но если моя жизнь нужна еще Родине — жаль, очень жаль. Тогда не хочется умирать! — Я отдался волнам, и они несли меня куда-то, куда гнал их усиливавшийся шторм. Подальше от орудийных залпов. А может быть, это просто германец окончил стрелять. А может быть, я просто больше не слышал…»

Меня несло и несло.

И внезапно там, низко над горизонтом — я увидел вечернюю звезду. Она была такой яркой, как никогда. Блеск ее все ширился. Лучи становились все ослепительней. Это была уже не звезда, а солнце… Ярче, чем солнце… И в этих ослепительных лучах, я увидел, приближалась Она. Как там, на моей картине.

И кто-то сказал мне:

— Твой долг исполнен!

Может быть, это сказало море…

А Она шла по водам, и от улыбки Ее стихали морские волны. Последний еще раз вздыбились они — потом легли у Ее ног… И там, за Ней, я видел такой блеск… Все небо горело и сияло… Все небо превратилось в одно огненное море… От одной Ее улыбки!

И я пошел туда, куда меня звали…

…Ах, если бы знали люди, какое блаженство, какое ни с чем не сравнимое счастье положить жизнь свою за други своя — никогда никто не боялся бы смерти!

Андрик замолчал. Вечерняя звезда разгоралась. И, казалось мне — один луч ее скользнул по его лицу… Задержался на минуту на его голове…

Я молча смотрел на звезду. Потом обернулся к Андрику.

Но Андрика рядом со мной уже не было.

Тогда я снова обернулся к звезде Богородицы и стал молча молиться за Андрика… За всех погибающих в море… живот свой на поле брани положивших… убиенных… расстрелянных… умученных…

И величаво играла своими лучами Ее звезда…