ПОХВАЛЬНАЯ БЕСЕДАО святом отце нашем Мелетие,

архиепископе Антиохии великой, и о ревности собравшихся[1].

Со всех сторон обводя глазами это священное стадо и видя город весь здесь присутствующим, не знаю, кого мне ублажать прежде, – святого Мелетия, что он и по смерти пользуется такой честью, или вашу любовь, что вы оказываете столько расположения к своим пастырям и после их смерти. Подлинно, блажен он, что смог оставить такое очарование любви во всех вас; блаженны и вы, что, приняв залог любви, доныне постоянно сохраняете его неизменным в отношении к тому, кто дал его вам. Уже пятый год прошел с того времени, как он отошел к вожделенному Иисусу, но вы поспешили навстречу ему сегодня с такой кипучей ревностью, как будто виделись с ним вчера или третьего дня. Поэтому можно позавидовать ему, что произвел таких детей; но можно позавидовать и вам, что вашим жребием было иметь такого отца. Благороден и удивителен корень, но и плоды достойны этого корня. В самом деле, как корень какой-либо дивный, скрываясь в недрах земли, хотя сам и не виден, обнаруживает однакож добрую силу свою чрез плоды, так точно и блаженный Мелетий, скрытый в этой гробнице, хотя сам невидим для нас для глаз телесных, обнаруживает однакож чрез вас плоды свои, силу своей благодати; и если бы мы стали молчать, то и одно это празднество и горячее ваше усердие достаточно для того, чтобы громче трубы возгласить о любви святого Мелетия к детям, потому что он воспламенил в душе вашей такую любовь к себе, что вы и имя его одно горячо принимаете и возбуждаетесь при самом его названии.

Поэтому и я теперь не просто, но нарочито и с намерением постоянно вставляю среди моих слов это имя, и как иной, сплетая золотой венец и осыпая его перлами, множеством камней делает диадему блистательнее, так и я, сплетая сегодня венец похвал для блаженной этой главы, вставляю в слове своем постоянные упоминания его имени, как бы множества перлов, надеясь этим сделать его более приятным и блистательным. Таков закон и таково свойство любящих, – привязываться и к одним только именам любимых, и к самым названиям относиться с горячностью, что и вы испытали в отношении к сему блаженному. В самом начале, как он прибыл в город и вы приняли его, каждый из вас называл свое дитя его именем, думая чрез это имя ввести святого в дом свой, и матери, минуя отцов, дедов и прадедов, давали новорожденным детям имя блаженного Мелетия. Благочестивая ревность побеждала природу, и дети с этого времени были любезными для родителей не по естественной только любви, но и по расположению к такому имени. Самое имя это считали и украшением родства, и утверждением дома, и спасением для называющихся им, и утешением любви; и как сидящие во тьме, как скоро зажжена одна лампада, зажигают от нее много светильников, и каждый вносит их в дом свой, так точно и тогда, когда это имя, как свет, явилось в городе, каждый вносил в свой дом имя этого блаженного, как бы зажигая светильник и как бы приобретая чрез такое название сокровище бесчисленных благ. Подлинно, происходившее тогда было обучением благочестию: по необходимости постоянно вспоминая это имя и содержа в душе самого святого, находили в имени его оружие для отгнания всякой безумной страсти и помысла; и сделалось оно столь общеупотребительным, что везде, и на улицах, и на торжищах, и на полях, и на дорогах, отовсюду слышалось это имя. Впрочем не к имени только его вы питали такую привязанность, но и к внешнему его виду. Как вы поступали с его именем, так поступали и с его изображением. Многие начертывали этот святой образ и на перстнях – вместо камней, и на печатях, и на чашах, и на стенах комнат, везде, – чтобы не только слышать святое имя его, но и везде видеть телесный образ его, и иметь двойное утешение в разлуке с ним.

Тотчас по вступлении он был изгнан из города, потому что враги истины преследовали его; а Бог попустил это, желая показать вместе и его добродетель, и ваше мужество. Так как он, пришедши как бы Моисей в Египет, избавил город от еретического заблуждения и, отсекши гнилые и неисцельно больные члены от остального тела, возвратил целой церкви совершенное здоровье, то враги истины, не вынося такого исправления, склонили тогда царя изгнать его из города, надеясь таким образом восторжествовать над истиной и разрушить исправление прежде бывшего. Но случилось противное тому, чего они ожидали, и еще более обнаружилась ваша ревность, и еще яснее просияло его умение научать: его (умение) – в том, что в течение неполных тридцати дней он смог так утвердить вас в ревности по вере, что когда и бесчисленные ветры потом налегали, учение это осталось непоколебимым; а ваша ревность обнаружилась в том, что вы с таким тщанием приняли семена, посеянные им в течение неполных тридцати дней, что они пустили корни в глубину вашей души и не поддались уже ни одному из случавшихся после того искушений.

2. Несправедливо было бы опустить и то, что случилось при самом изгнании. Когда начальник города, посадив на колеснице близ себя святого, проезжал быстро среди площади, то камни, как град, со всех сторон посыпались на голову начальника, потому что граждане не переносили разлуки и хотели лучше лишиться настоящей жизни, нежели видеть отторгнутым этого святого. Что же сделал тогда этот блаженный? Увидев бросаемые камни, он покрыл голову начальника своими одеждами, и врагов пристыдив чрезмерной кротостью, и вместе ученикам своим преподав наставление, какое должно оказывать незлобие к обижающим, и как не только не следует делать им никакого зла, но, если и от других угрожает им опасность, то и ее отклонять со всей ревностью. Кто не изумлялся тогда, видя и неистовую любовь граждан, и поражаясь высоким любомудрием учителя, его смирением и кротостью? Подлинно, неожиданно было случившееся тогда. Пастырь был изгоняем, а овцы не рассеивались; кормчий был выбрасываем, а ладья не погружалась; земледелец подвергался преследованию, а виноград приносил больший плод. Так как вы были связаны друг с другом союзом любви, то ни наведенные искушения, ни возникшие опасности, ни дальность пути, ни продолжительность времени, и ничто другое не смогло отлучить вас от общения с блаженным пастырем.

Он был изгоняем для того, чтобы стал далеким от детей; но случилось противное: он еще теснее соединился с вами узами любви, и отправился в Армению, взяв с собой весь город. Тело его, конечно, оставалось в том отечестве, но сердце и ум, воспаряя благодатью Духа, как бы на каких крыльях, и постоянно присутствуя среди вас, содержали весь этот народ в душе его. То же самое испытали и вы. Сидя здесь в пределах этого города, вы духом любви ежедневно улетали в Армению, смотрели на святое лице, слушали приятнейший и блаженный голос, и затем опять возвращались. По этой причине Бог н попустил ему тотчас быть изгнанным из города, чтобы, как я прежде сказал, показать нападающим на вас врагам и твердость вашей веры, и его опытность в учении.

Это ясно и из того, что, возвратившись после первого изгнания, он пробыл здесь не тридцать только дней, но (целые) месяцы и годы, не один и не два, а больше, и так как вы дали достаточное доказательство твердости в вере, то Бог и дал вам снова безбоязненно наслаждаться отцом. Подлинно, величайшее было наслаждение – видеть святое лицо его. Не только когда он учил, или говорил, но и когда просто смотрели на него, он был в состоянии внедрить всякое учение добродетели в душу зрителей. Поэтому, когда он возвращался к вам и весь город перешел на дорогу, то одни близко подходили к нему, прикасались к ногам, целовали руки и слушали голос; а другие, задержанные толпой, только издали глядя на него, получали от лицезрения его как будто достаточное благословение, чувствовали себя нисколько не хуже находившихся вблизи, и таким образом уходили с полным довольством. И что бывало при апостолах, то же случилось и при нем. Как при апостолах, те, которые не могли подойти и быть близко, от тени их, простиравшейся и издали касавшейся их, получали такую же благодать и одинаково здоровыми уходили, – так точно и теперь те, которые не могли подойти, чувствовали как бы некоторую духовную славу, исходившую от святой главы сей и достигавшую до самых отдаленных, и все уходили, от одного лицезрения его исполнившись всякого благословения.

3. Когда наконец общему всех Богу угодно было воззвать его из настоящей жизни и поставить в лик ангелов, то и это произошло не просто, но вызывает его грамота царя, подвигнутого к тому Богом, – вызывает его не в близкое какое-либо и соседнее место, в самую Фракию, чтобы и галаты, и вифиняне, и киликийцы и каппадокийцы и все живущие близ Фракии узнали наше сокровище, чтобы епископы всей земли, взирая на святость его, как на первоначальный образец, и получив в нем очевидный, ясный пример служения в этом достоинстве, имели верное и яснейшее правило, по которому должно устроять церкви и управлять. Тогда многие из многих мест вселенной стеклись туда, как ради величия города, так и по причине пребывания в нем царя; епископы же церквей все созваны были туда царскими грамотами, потому что церкви, оправившись от долгой войны и бури, начинали пользоваться миром и тишиной. Поэтому тогда прибыл туда и он (святой Мелетий). И как при трех отроках, когда они имели быть прославленными и увенчанными, погасив силу огня, поправ гордость властителя и обличив всякий вид нечестия, сидели зрители со всей вселенной, (сатрапы же и власти высшие и местные со всей земли были созваны по другой причине, но сделались зрителями и этих подвижников), так точно случилось и теперь, чтобы составилось для блаженного блестящее собрание зрителей: присутствовали созванные по иной причине епископы, управлявшие церквами всей земли, и созерцали этого святого. Когда же они насмотрелись на него, и верно познали его благочестие, мудрость, ревность по вере и всякую совершенную в нем добродетель, подобающую священнослужителю, тогда Бог воззвал его в Себе.

Случилось же это и из жалости в нашему городу. Если бы он здесь испустил дух, невыносимо должно бы было стать бремя этого несчастия. Кто мог бы видеть этого блаженного испускающим последние вздохи? Кто мог бы видеть веки глаз его закрывающимися и уста смыкающимися, вещающими последние слова? Кто, видя это, не пал бы духом от великого несчастья? Посему, чтобы не было этого, Бог устроил, что он испустил дух в чужой стране, дабы в промежуточное время размыслив о несчастии и приучив наш ум к горести, мы не были потрясены в душе, когда увидим его прибывшего мертвым, как действительно и случилось. Когда город встречал святое тело его, то, хотя и в таких обстоятельствах сетовал и сильно рыдал, но скоро оставил этот плач как по сказанной причине, так и по другой, о которой намереваюсь сказать.

Именно: человеколюбивый Бог, сжалившись над нашей скорбью, скоро указал нам другого пастыря[2], который с великой точностью сохраняет черты предшественника и представляет образец всякой добродетели, который, по вступлении на престол, тотчас сложил с нас печальную одежду и угасил скорбь, а память о блаженном возобновил еще более. Боль исчезла, уныние совершенно устранено, а любовь воспламенилась еще сильнее, хотя обыкновенно этого не бывает и при потере самых любимых. Когда кто-нибудь потеряет любимого сына или жена – уважаемого мужа, то, доколе сохраняет о нем живую память, и скорбь более сильно снедает душу; а когда время проходя смягчит скорбь, то вместе с силой скорби угасает и живость воспоминания. С этим же блаженным было напротив: уныние уже совершенно изгнано, а память о нем не исчезла вместе с печалью, но еще больше возрасла. И свидетели этому – вы, которые, спустя столько времени (после его кончины), как пчелы сот, окружили тело блаженного Мелетия. Побуждением к тому было не естественное расположение к нему, но здравое суждение ума: поэтому память о нем и не угасла с его смертью и не ослабела от времени, но увеличивается и более возрастает не только в тех из вас, которые видели его, но и в невидавших. Это-то и удивительно, что даже и те, которые были еще очень молоды при его жизни, сами воспламеняются любовью к нему. Таким образом вы, старцы, имеете преимущество перед невидевшими его в том именно, что были вместе с ним и наслаждались святым общением; а невидевшие имеют то преимущество пред вами, что, не видев этого мужа, оказывают любовь к нему не менее вас, видевших его. Будем же молиться все вместе, начальники и подчиненные, жены и мужи, старцы и юноши, рабы и свободные, – имея самого блаженного Мелетия участником этой молитвы (а ныне у него большее дерзновение и более горячая любовь к нам), чтобы эта любовь в нас возрастала, и чтобы всем нам удостоиться подобно тому, как здесь находимся близ его гробницы, так и там иметь возможность быть близ его вечной обители, и получить уготованные блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава и держава во веки веков. Аминь.

Загрузка...