Убить Юлю

Полошенко

Полошенко ехал к Сам Самычу. Если, конечно, это бесконечное дерганье в толпе машин можно было назвать ездой. С того дня, как Президент отменил перекрытия улиц для проездов «урядовцев» (а для себя-то, один хер, оставил, демократ!), езда по городу превратилась в пытку. Блестящий, как рояль, «Мерс» то и дело упирался не только в шустрые «Ланосы» и «Хонды», но и в перекошенные бампера каких-то совершенно диких, совковых еще «Жигулей» — дребезжащих, бесстрашных в своей ржавой убитости, с дурацкими наклейками типа «танки грязи не боятся» или «какая жизнь — такая и машина»...

Впрочем, злился Петр Алексеевич скорее по привычке. Вернее, даже убеждал себя, что злится. На самом деле ему было даже интересно смотреть на картинки жизни — серой, убогой и суетной, такой инопланетно далекой от его собственной и даже сейчас отделенной от него толстым пуленепробиваемым стеклом...

Особенно странно было видеть людей, активно раскупающих прессу. Не успев отойти от аккуратного стеклянного киоска, они на ходу начинали листать купленные «Зеркала недели», «Факты», «Корреспонденты», прочую бумажную шелуху, жадно выискивая глазами новые сообщения о победном шествии справедливости...

«Конченые... — в который раз убедился Петя. — По определению... Как же можно не понимать, что все эти глянцевые игрушки — лишь гениальный громоотвод, фокус-покус для таких, как вы, наивных дебилов в китайских джинсах и дешевых серых костюмах?! А решают, как вам жить, десяток человек, не здесь и не сейчас, а на уютных, хоть и нервных порой, посиделках, где все понимают друг друга с полуслова и живут не фантомными «надіями», а конкретными, как боевые донесения, фактами и такими же конкретными цифрами дележа...»

«А впрочем, что это я, так же и должно быть, все правильно! — опомнился господин Секретарь. — Всё же на своих местах... Мы работаем, электорат питает иллюзии. Жизнь идет... Да и потом — если прямо сейчас прижать СМИ, кто тогда мощно и бесповоротно утопит Юльку в говне, когда мы сделаем ДЕЛО? Нет, «свободная пресса» — это не хер собачий, это святое! Она нам еще послужит!»

Словно в подтверждение его мыслей, «Мерседес» вырвался из пробки, неслышно и мощно набрал скорость, утомившая серость за окном превратилась в размытую проносящуюся мимо полосу...

О предстоящем разговоре с Морозенко Петя старался не думать. Тот ему не нравился — вечно что-то крутит, недоговаривает, а у самого глаза хитрожопые, как у Ленина в старых фильмах... То ли дело «коммуняки»! У тех все четко! Да, любят иногда поныть с трибуны об обнищании рабочего человека, это есть. Но зато тарифы за голосование стабильны, условия оговорены до деталей, да и «несогласные» убираются из рядов безжалостно — во время нажатия кнопок сюрпризов ждать не приходится. Вот что значит партийная дисциплина! Морозенко — это совсем другое...

Но вчера, во время долгого разговора с Мартынко (Саша Третьяк прибыл позже) задачи были распределены четко, оставалось действовать.

Вообще, после вчерашнего совещания Полошенко обрел свою прежнюю спокойную уверенность. Есть у Мыколы эта великая способность — не замечать всего, что нервирует, обволакивать собеседника спокойствием к уверенностью в правоте общего дела и невозможности проигрыша. Он и Президента околдовал именно этим своим умением, не иначе».

Впрочем, одна деталь как ни странно, встревожила. Сама выходка Пинчерука с этим московским киллером. Мартынко не сострил, услышав эту новость, как ожидал Петр Алексеевич, и даже не улыбнулся — Наоборот — почти минуту сидел в невеселой задумчивости, лишь изредка плямкал похожими на сосиски губами. Один раз негромко произнес: «Бля...» — и снова долго молчал. Наконец он стряхнул с себя оцепенение и перешел к «конструктиву».

Говорил четко и без пауз, как студент-отличник на экзамене. Впрочем, Петя я сам думал именно так же, но он давно заметил — любые, лаже собственные мысли, проишесенные вслух Колей, преображаются, становятся абсолютной истиной, заложенная в них «подлость на глазах превращается в мудрую тактику, жестокость — в решительность, беспринципность — в диалектику...

«Нет, правильно все-таки, что мы сплотились, — окончательно осознал Полошенко. — Правильней не бывает... Каждый из нас «в «отдельности теоретически может проиграть. Вместе — никогда. Недаром даже Президент закрылся от невеселой реальности не кем-то, а именно нами! Потому что с нами — надежно и уютно. Да и никто больше не сможет гарантировать ему того состояния спокойной иллюзии, в которой ему так хочется находиться. А уж тем более постоянно тормошащая Гаранта неугомонная Юлька «со своими идеями народного благоденствия!..»

Расписали все подробно. (Приехавший позже Третьяк, «въехал» в ситуацию так быстро, словно слышал весь разговор с самого первого слова. Услышав о нанятом Пинчеруком киллере, только поморщился и сразу же включился в работу.) Насчет того, что мертвая (тем более — коварно убитая!) Юля была так же опасна, как живая, споров не возникло. «Специалисту по устранению» надлежало исчезнуть.

С Пинчером я сам поработаю... — со странными нотками в голосе произнес Мартынко, и Полошенко снова спросил себя: «Что бы это значило?..» В остальном ясность была полной.

Да и как же ей не быть, этой ясности, если Юлечка сама — вроде умная баба, а ведет себя, как целка, ей-богу! — подставляется постоянно, каждый свои следующий шаг не то что дает предугадать — по телевизору провозглашает!.. Рехнуться можно!.. При таком раскладе вообще грех не ударить!

Прямо как в старом анекдоте про боксера:

«— Ты зачем теще в челюсть дал?

— Да понимаешь, открылась удачно...»

Итак, бензин, мясо, сахар. Отдельным вектором — работа с Парламентом, без этого — никак. Ну и, конечно же, — с Президентом, причем здесь — по нарастающей, времени мало. Вроде все ясно...

— Единственно, придется все немножко ускорить, за это Пинчера благодарите.. — подытожил Мартынко, дружески кладя ладонь на плечо Полошенко. — А в целом, Петя, твой план гениальности не утратил!

«Почему это — мой? Наш...» — хотел было возразить Секретарь, но в последний момент сдержался, промолчал. Саша смотрел на него спокойно и по-доброму, Мартынко вообще сидел в кресле в темном углу, задумавшись над калькулятором...

«Интересно все-таки, почему они не "светятся"? — уже в который раз спросил себя Полошенко. — Никаких выступлений, никаких телевизионных интервью... Да что там интервью — процентов девяносто электората их вообще в лицо не знает, так, фамилии иногда слышит, и те путает... Неужели страхуются на случай поражения, катастрофы, полного краха? Не могут забыть стотысячную толпу с Юлькой во главе у ворот Администрации?..»

Очень хотелось спросить... Но такие вопросы друзьям не задают. Особенно тем, с которыми связан большой и красивой целью (похоже на «цепью» — пронеслось в мозгу) — присвоить все основные богатства этой, в целом неплохой, страны, народ которой почему-то до сих пор не хочет смириться с нищетой, хотя давно уж пора бы...