Глава 14

Больше месяца прошло со дня смерти Зе Паулу, но для дона Изабел реальное время перестало существовать. Оно не просто остановилось, а словно потекло вспять, потому что покойный Зе Паулу продолжал являться к безутешной вдове на видеокассетах, все более затягивая ее в свой иррациональный мир. Без этих кассет Изабел уже не могла обходиться и требовала от Сервулу все новых и новых видеозаписей. А тот лишь вздыхал украдкой и безропотно выполнял обещание, данное Зе Паулу.

В отличие от Изабел ее дети постепенно смирились с утратой и более того — смерть отца в какой-то мере мобилизовала их. Гуту и Артурзинью всерьез занялись делами фирмы, понимая, что ответственность за благосостояние семьи теперь полностью лежит на них. И даже всегда благодушествующие Ланс и Ренату осуществили свою идею, казавшуюся многим фантастической: оборудовали-таки «Грот Будды» и весьма успешно продавали в нем пирожки собственного изготовления. Работы в кафе хватало всем, включая Криса и Дуку, которые убирали использованные подносы, мыли посуду, протирали пол.

И только одна Жуди продолжала оставаться не у дел. День за днем она проводила на пляже, издали поглядывая на отвергнувшего ее Билли и втайне тоскуя по Тадеу.

Билли ей был ненавистен. Ведь именно с него у Жуди начались все беды. Обрушился на нее как смерч, закружил, вырвал из привычной жизни и бросил. А сам понесся дальше... Просто дьявол какой-то! Не будь его, Жуди бы вышла замуж за Тадеу, и никто бы не узнал, что он перечислял те проклятые деньги на свой счет. Ну, подумаешь, оступился человек, не устоял перед соблазном! Это можно понять и простить. Жуди ведь тоже проявила слабость, попав под обаяние Билли. Но к счастью, все это осталось в прошлом. А к Тадеу обратной дороги нет. Он, по слухам, с увлечением работает у Лианы, готовит какое-то грандиозное шоу и — самое печальное — ни на минуту не расстается с некой Лу. Говорят, даже поселил ее в своем гостиничном номере. И откуда она только здесь взялась?..

Этот же вопрос задавал своей новой подруге и Тадеу, только интонация была совсем другая:

— И откуда ты взялась?! Это же просто чудо какое-то! — говорил он, восторженно глядя на Лу. – Наверное, тебя мне послал сам Господь. Ты вернула меня к жизни! Я вновь почувствовал себя человеком. И мужчиной!

- Ты замечательный мужчина. Самый лучший на свете! — не скупилась на похвалы она. — Я люблю тебя! И сделаю для тебя все, что захочешь!

- Так, может, ты пришла из сказки? Ты — добрая фея или волшебница?

- Угадал! Я — волшебница и готова выполнить любое твое желание.

— Правда? И спонсора можешь найти для моего шоу?

— Нет ничего проще! Я возьму деньги у дяди, маминого брата. Он меня очень любит и все время пытается навязать мне свою помощь. Я до сих пор отказывалась, но сейчас, ради тебя, воспользуюсь его щедростью с удовольствием.

Поняв, что Лу говорит серьезно, Тадеу смутился:

— Нет, я не могу принять деньги от твоего дяди. Вдруг мое шоу не окупится?

— Не волнуйся, я войду с тобой в долю. Считай, что это будет моим взносом в наш общий бизнес, — заявила Лу. — Сегодня же позвоню дяде и все устрою!

Свое обещание она сдержала, и окрыленный такой удачей Тадеу с удвоенной энергией принялся за дело. Теперь у него появилась возможность привлечь к шоу известных певцов, которые охотно согласились выступать в ресторане Лианы.

Огорчали Тадеу лишь настойчивые звонки Эзекиела, особенно если говорить с ним приходилось в присутствии Лу. В таких случаях Тадеу отвечал односложно и с нескрываемым раздражением. А изумленной Лу пояснял:

— Это меня донимает один старый знакомый, с которым я не хочу иметь никаких дел.

То же самое он заявлял и Эзекиелу, но отец продолжал интересоваться жизнью сына и всячески зазывал его к себе, говоря, что очень по нему соскучился.

— Приходи! Мне хочется тебя увидеть. Я ведь ничего о тебе не знаю, — лукавил Эзекиел, потому что на самом деле он регулярно получал информацию от Лу.

Иногда он сам звонил ей в магазин, где она устроилась продавщицей, и спрашивал:

- Тадеу ничего не заподозрил? Запомни: он не должен знать, что деньги на его шоу дал я!

Артурзинью все еще не терял надежды завоевать сердце Селены, хотя ничего для этого не делал и вообще не представлял, как можно подступиться к лихой деревенской гордячке.

Иногда, правда, он кружил на машине вблизи пастбищ Селены, мечтая о случайной встрече с ней, но, как нарочно, ему на глаза все время попадалась только Алисинья, которая теперь жила в доме Жоржинью — на правах его невесты.

«И что у нее может быть общего с таким неотесанным мужланом?» - недоумевал Артурзинью, испытывая при этом довольно сильное чувство ревности, в котором не хотел признаться даже себе.

Алисинья же, издали завидев автомобиль своего незабвенного Тутуки, демонстративно прижималась к Жоржинью, изо всех сил стараясь показать, насколько она сейчас счастлива.

Ей и в самом деле жилось здесь неплохо. Никогда еще Алисинья не чувствовала себя так легко и вольготно. На фазенде Эпоминондаса ее радовало и удивляло буквально все: «Курочки, коровки, телятки». А на Жоржинью она и вовсе смотрела как на некое чудо.

Надо же, такой огромный, красивый, добрый и — влюбился в нее без памяти! Жениться хочет на Алисинье! Только отец у него строгих нравов — не разрешает сыну спать в одной комнате с невестой. Но Алисинья не обижается на старика: пусть все будет так, как здесь заведено. Главное, что Жоржинью ее любит и всячески о ней заботится.

Алисинье, разумеется, было неведомо, какие разговоры велись в ее отсутствие между отцом и сыном. Эпоминондас твердил, что эта странная девица — не пара Жоржинью! Ничего не умеет делать по хозяйству и вообще — безнадежно развращена городской жизнью.

— Она просто позорит нас! — возмущался Эпоминондас. — Это ж надо было додуматься — загорать голой посреди пастбища! У наших пастухов чуть глаза на лоб не вылезли!

— Алисинья была не голой! — истово защищал свою невесту Жоржинью. — Только лифчик сняла, и все. Но сейчас так принято загорать. Это называется «топлесс».

— Господи! Где принято? У нас на фазенде? Ты совсем лишился ума с этой бесстыжей девицей? Имей в виду: если она еще хоть раз вздумает позагорать в таком виде, я выгоню из дома вас обоих! — пригрозил Эпоминондас.

Жоржинью, смущаясь и запинаясь, передал Алисинье требование отца, на что она изумленно пожала плечами:

— Я же загорала не среди людей, а среди коров! Неужели для них тоже имеет значение, в каком я купальнике?

— Дело не в коровах, а в пастухах. Ты не сердись, потерпи немного. Хотя бы до нашей свадьбы.

- Ладно, потерплю, — пообещала Алисинья. — Здесь загорать не стану. Теперь мы с тобой будем ездить на пляж. Вдвоем! Каждый день!

- Каждый день я не могу, — с нескрываемым сожалением произнес Жоржинью. — Надо работать в поле и на ферме…

- Да? Я про это совсем забыла. Ну, ничего, мы будем ездить на пляж по выходным!

- Какая же ты прелесть, Алисинья! — восторженно воскликнул Жоржинью. — Такая понятливая и покладистая! С тобой обо всем можно договориться.

С тех пор как Гуту спас едва не утонувшую Клару, его душа лишилась покоя. Он пребывал в смятении, которое скрывал ото всех, и прежде всего от Лижии.

Они по-прежнему встречались, гуляли вдвоем на пляже, но теперь эти свидания не доставляли радости им обоим. Гугу догадывался, что сердцем Лижии завладел Лукас, но заговорить с ней об этом не решался. Так продолжалось до тех пор, пока Лижия сама однажды не сказала:

— Знаешь, Клара влюблена в тебя! Ты ей представляешься настоящим героем! А она тебе тоже нравится? Признайся. Я не обижусь.

— А тебе нравится Лукас! — ушел от прямого ответа Гуту. — Ведь так?

— Да, — не стала отрицать Лижия. — Только я его почти совсем не знаю. Он выглядит таким хмурым, печальным. Мне кажется, в его жизни было много страданий...

— Вот этим он тебя и привлекает! — раздраженно заметил Гуту. — Правильно Артурзинью говорил: женщины любят мучеников! Жалеют их и мучаются вместе с ними!

— Ну что ты! Меня вовсе не заботят проблемы Лукаса. Я не хочу страдать! Поверь мне! — попыталась оправдаться Лижия, однако настроение Гуту уже было окончательно испорчено.

С того дня они стали встречаться все реже, но тоски друг по другу не испытывали, так как у каждого из них появилась новая влюбленность.

— Мама, наверное, я легкомысленная? — спросила как-то Лижия у Илды. — Поначалу мне казалось, что я люблю Гуту и это на всю жизнь. А теперь то же самое думаю о Лукасе.

— Не расстраивайся. В юности так часто бывает. Одно увлечение сменяется другим, пока не придет настоящая сильная любовь, — успокоила ее Илда.

— А как узнать, люблю я Лукаса по-настоящему или он мне просто нравится?

— Время покажет, дочка! Оно всегда все расставляет по своим местам. Кстати, если увидишь Лукаса, пригласи его к нам. Мне надо поговорить с ним по поручению доктора Орланду.

Вообще-то Орланду ничего ей не поручал, а просто попросил ее поговорить с Лукасом по-женски, по-матерински.

— Мне кажется, ты сможешь убедить его в том, что нам нужно помириться, — сказал он.

Но убедить Лукаса оказалось непросто. Едва услышав, о чем идет речь, он тотчас же отрубил:

— Оставьте эту затею, дона Илда! Вы не все знаете, отец нас бросил, сбежал, думал только о себе. Я не хочу о нем и слышать.

— Я вовсе не утверждаю, что твой отец прав, — возразила Илда. — Он ошибся, запутался, проявил слабость. Но подумай, не совершаешь ли ты сейчас ошибку, о которой будешь потом горько сожалеть? Твои заботы о сестре достойны всяческого уважения, но ваш отец может помочь ей и как врач. Вам нужно встретиться, всем троим, поговорить спокойно. Орланду приглашает вас к себе на обед.

Лукас задумался. Он уже несколько раз останавливал Клару, порывавшуюся пойти к Орланду и поблагодарить его за спасение. Может быть, зря? Пусть сходит и успокоится.

— Хорошо, мы придем, — сказал он, наконец. — Но при одном условии: Клара не должна знать, что это наш отец.

Илда согласилась на такое условие, считая, что и так немало сделала для сближения Орланду с его детьми. Начало положено, и это главное. Орланду же так разволновался, готовясь к приходу детей, что даже испугался за возможный исход этой встречи.

— Я боюсь сорваться, — признался он Илде. — Разрыдаюсь... Или вообще сбегу, как когда-то... Для меня это очень ответственный момент. Может, ты побудешь рядом со мной?

— Ну конечно, — ответила она. — Ты только успокойся. Все будет хорошо, вот увидишь!

Она оказалась права: обед прошел вполне успешно, если не считать того, что Лукас был излишне напряжен, а Орланду — чересчур эмоционален. Он едва избежал нервного срыва, когда Клара, проникновенно глядя ему в глаза, попыталась что-то объяснить жестами.

— Она говорит, что вас зовут так же, как нашего отца, и он тоже врач, — перевел Лукас. — Ее удивляет такое совпадение.

Орланду же почувствовал во взгляде дочери совсем другое: Клара узнала в нем своего отца!

Испуг и смятение, отпечатавшиеся в тот момент на лице Орланду, вовремя заметила Илда и поспешила ему на помощь.

— Попробуйте этот сок, я добавляю в него немного мяты, — обратилась она к Лукасу и Кларе, отвлекая их внимание.

— Да-да, спасибо, — верно оценил ее старания Лукас, понимая, что она уводит разговор из опасной зоны.

В дальнейшем они к этой теме больше не возвращались.

Когда же дети ушли, Илда поделилась с Орланду своими впечатлениями:

— Клара — такая красивая девушка, но взгляд у нее... не соответствует возрасту. Открытый, доверчивый... Как у ребенке!

— Да, это так, — с болью произнес Орланду. — Это результат психологического сбоя. Защитная реакция организма. После того кошмара, который Кларе пришлось увидеть, она словно бы перестала расти. Подсознательно ей захотелось навсегда остаться в безоблачном детстве, каким оно было до болезни ее матери.

— А что она увидела? Ты мне об этом не рассказывал.

— Я никому об этом не рассказывал. Потому что... Я совершил нечто ужасное, Илда!

— А ты откройся мне. Облегчи душу. Возможно, я смогу тебе чем-то помочь, — мягко промолвила она.

— Нет, мне уже ничем не поможешь, — обреченно махнул рукой Орланду. — Эти страдания, с которыми я живу много лет, невыносимы! Но даже ты не сможешь понять, и тем более — оправдать меня. Если я все расскажу, то рискую потерять тебя навсегда...

— Не бойся, я пойму!

Орланду посмотрел на нее с благодарностью и, залпом осушив бокал виски, начал свой непростой рассказ:

— Мы с Мартой поженились очень молодыми. Потом вместе учились, вместе работали. Я не просто любил ее — она стала частью меня. Она была чудной женщиной! Умная, великодушная, красивая, веселая... Такую редко встретишь... А как ее любили дети! И она их обожала... Словом, мы были очень счастливы. И вдруг... Марта заболела. Тяжело, безнадежно... Рак...

Он выпил еще виски и продолжил:

— У нее были жуткие боли, она не спала ночами.

Никакие наркотические средства уже не помогали. И тогда Марта стала умолять меня, чтобы я... ускорил ее смерть... Чтобы помог ей умереть...

— И ты это сделал?! — спросила Илда, похолодев от ужаса.

— Да. Ты не представляешь, что это такое — видеть, как мучается твой любимый человек, которому ничем нельзя помочь!

— Но ты же врач!

— Тогда я был не врачом, в просто человеком. Единственное, что было в моих силах, — сократить срок ее мучений...

— Но это же...

— Преступление?

— А разве нет? Об этом свидетельствует хотя бы твое неизбывное чувство вины.

— Дело не в этом... Повторись такая ситуация сейчас, я бы сделал то же самое.

— Боже мой! В это невозможно поверить! — воскликнула Илда.

— Ну вот, я знал, что ты испугаешься, — огорченно произнес Орланду. — Точно так же, как я испугался... Убежал без оглядки... Хотел наложить на себя руки, но и тут духу не хватило...

— А дети? Ты их бросил?

— Я не мог оставаться с ними. Тогда я никого не мог любить... Но самое страшное то, что Клара все видела! Она вошла в комнату, а я не заметил ее и отключил систему питания, с помощью которой Марта только и держалась еще на этом свете.

- Клара тогда была ребенком и вряд ли могла что-то понять, — возразила Илда.

- Понять не могла, но догадалась, что маму убил я. Именно это отпечаталось у нее в подсознании...

- Боже мой, что же теперь делать? — обеспокоилась Илда. - Ты расскажешь обо всем детям?

— Нет, этого я пока сделать не могу.

— А ты знаешь, мне в какой-то момент показалось, что Клара тебя узнала, — вдруг произнесла Илда.

— Ты это почувствовала?! — изумился Орланду. — Мне тоже так показалось. Спасибо тебе. За все. За то, что выслушала меня и не убежала, узнав мою страшную тайну.

— У меня нет права на осуждение, — ответила Илда. — Мне ясно только, что это большое горе, в котором я хотела бы поддержать тебя и твоих детей. Но ты не должен истязать себя. Хватит пьянствовать! Ты губишь свою жизнь, а это уже действительно преступление.

Выйдя из дома Орланду, Клара заплакала, и Лукас долго не мог успокоить ее.

— Что случилось? Тебя ведь, кажется, никто не обидел, — недоумевал он. — Может, тебе не понравилась дона Илда?

Клара отрицательно помотала головой и жестом пояснила, что Илда ей, наоборот, очень понравилась, потому что она такая ласковая — как мама.

— Поэтому ты и плачешь? — догадался Лукас, — Тебе вспомнилась мама!

Клара не стала возражать, и лишь дома, уже немного успокоившись, спросила Лукаса на своем, доступном ей языке:

— Ты знал, что это наш отец? Потому и повел меня к нему?

— Почему ты так решила? Ты узнала его?! — изумился Лукас, и Клара, кивнув головой в знак согласия, вновь заплакала.

Обида на отца всколыхнулась в душе Лукаса с новой силой, и он пообещал сестре, что завтра же они уедут отсюда, чтобы никогда больше не видеть этого ужасного человека, принесшего им столько страданий. Клара горячо поддержала идею брата, однако наутро, когда Лукас стал укладывать вещи, остановила его, сказав, что не хочет никуда уезжать.

— Но почему? Из-за Гуту? Ты не хочешь с ним расставаться? — допытывался Лукас. — Нет, не только? Из-за отца? Я ничего не понимаю, Клара! Тебе его жаль? Ну, ты меня удивляешь!..

Загрузка...