Участь Эшеров

Глава 33

Логан Бодейн углублялся в лес Эшерленда.

Последние полчаса шел дождь, но сейчас в свете фонаря лишь клубился туман. В лесу стоял густой запах сырой земли. Капли дождя барабанили по верхушкам деревьев, которые беспокойно колыхались на ветру.

Логан бесшумно шел по следу лошади, медленно водя фонарем из стороны в сторону. Вскоре он очутился среди сломанных клеток зоопарка и подошел к месту, где висели трупы животных. Большая часть из них была обглодана мухами и муравьями до костей, но недавно прибавилось три новых — лиса и две белки. Под ними запеклась кровь, которая вытекла из перерезанных глоток.

Самым трудным в этом деле было взбираться на деревья и так привязывать к веткам проволоку, чтобы трупы висели над тропинками. Всегда, с самого раннего детства, Логан был хорошим охотником. Если и существовало в мире что-то, что выделяло его среди остальных людей, то это способность выслеживать зверей собственным, весьма своеобразным методом.

Логан отошел на несколько ярдов в сторону, выключил фонарь и сел, прислонившись спиной к валуну. Он не шевелился в темноте, прислушиваясь к бушующему ветру.

Прошлой ночью ему показалось, будто кто-то пробирался сквозь кусты к висящей приманке. Затем, менее чем в двадцати футах от него, шедший внезапно остановился. Чувства Логана обострились, он уловил слабый запах дикой кошки. Но за тридцать с лишним минут никто не шевельнулся, и тогда он зажег фонарь. Кто бы там ни был, он тихо исчез.

Может, это Жадная Утроба, а может, и нет. Если жуткая пантера вообще существует и если она охотится в лесах Эшерленда, то рано или поздно ее привлечет запах мяса и крови.

Логан приходил сюда каждую ночь и ждал по нескольку часов.

Он видел на земле следы рыси и лисицы, но ни разу не обнаружил таких больших отпечатков, какие должны быть у пантеры.

Жадная Утроба была главной причиной, по которой Логан согласился на эту работу. Он давно хотел испытать свое охотничье мастерство на пантере, и приглашение жить в Эшерленде давало ему доступ туда, где предположительно обитал монстр. Его единственным оружием был нож с зубцами, который он держал в кожаных ножнах на правом бедре. Если Жадная Утроба придет сюда, справиться с нею будет нелегко.

Но чем сильнее разгорался азарт, тем больше он верил в свои весьма специфические таланты.

Время пришло. Логан начал медленно и ритмично дышать, вдавливаясь спиной в валун. Через фланелевую рубашку он чувствовал выступы и выбоинки камня. Он мысленно приказал себе стать его частью, слиться телом с валуном. Пульс начал замедляться. Когда температура тела понизилась, Логан задрожал, но ему удалось сосредоточиться и сохранить полное спокойствие. Его дыхание постепенно затихало и наконец стало едва различимым. Зрачки на неподвижном лице расширились до величины десятицентовика. Сердцебиение почти прекратилось.

Если бы кто-то проходил поблизости, он бы вполне мог принять Логана за обычный выступ на камне. При желании он пребывал в таком положении часами, готовый в любую секунду вскочить на ноги.

Несколько дней назад он стоял в саду и наблюдал, как Кэтрин Эшер идет из Гейтхауза в гараж. Ему нравилось ее стройное, хорошо сложенное тело, а ее зад, обтянутый спортивными брюками, двигался очень соблазнительно. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Логан видел на своем веку, и тейлорвилльские девки, за которыми он иногда ухлестывал, ей и в подметки не годились. Когда Кэтрин проходила мимо, он сказал «привет», но она посмотрела так презрительно, что Логан почувствовал себя пресмыкающимся, выползшим из-под скалы. Затем она ушла по тропинке в сад. Логан понял этот взгляд: Кэтрин воображала, что слишком хороша даже для того, чтобы просто с ним заговорить. Это было как с Маттом, собакой его дедушки Роберта. Логана раздражало, когда Матт игнорировал его, а однажды даже цапнул за протянутую руку. Таким образом, для него было делом принципа испытать свои таланты на Матте и заставить собаку прийти к нему, виляя хвостом и заискивая, чтобы получить молотком по голове.

Логан узнал, где расположено окно Кэтрин. Иногда стоял под ним, глядя наверх. Вчера днем его застал за этим занятием Эдвин и отправил работать в прачечную. Эдвин все время за ним наблюдает, а Кэсс, Логан знал, терпеть его не может. Эдвин сказал, что он злоупотребляет их доверием — интересно, что это означает? — и не показал себя способным к различного рода работам, которые должен выполнять в поместье. Логану было все равно. Он не планировал задерживаться. Эта дерьмовая должность управляющего слишком сковывала его свободу. Все, чего он хотел, — достаточно денег, чтобы купить новую машину и перебраться в Калифорнию.

Но вполне возможно, размышлял Логан, что, перед тем как уехать, он испробует свои способности на человеке — например, на Кэтрин. Вспомнился тот ее взгляд, и внутри все вскипело. Он еще заставит ее заискивать и раболепствовать перед ним. Или, возможно, испытает свои силы на этом мерзавце Риксе. Принудит надменного сукина сына пальнуть себе из пистолета в рот или перерезать вены в ванной.

Проще всего было с домашними животными вроде кошек и собак. Дикие звери требовали большего внимания. Однажды он стоял в эшвилльском зоопарке перед клеткой, где волчица кормила своих детенышей. Она холодно смотрела на него, а он на нее. Неожиданно он понял, чего хочет от волчицы, и аккуратно нарисовал в воображении то, что эта сука должна сделать. Рядом с ним стоял ребенок и возбужденно звал свою мать. Это настолько мешало Логану сосредоточиться, что он был вынужден повторить попытку. Он восстановил картину в своем сознании, зафиксировал ее и привел в движение. Волчица-мать была сильной и некоторое время ему сопротивлялась.

Но через несколько минут она придушила всех волчат, одного за другим.

Ребенок рядом с Логаном ударился в слезы. Когда Логан ушел, волчица принялась нянчить своих щенков, пытаясь снова заставить их сосать.

Только один раз он испробовал это на человеке: на учителе геометрии в школе. Мистер Холли был нервным старикашкой, он носил широкие галстуки и подтяжки и собирался завалить Логана на экзамене. Однажды утром в классе Логан уставился на мистера Холли и поймал его взгляд, когда тот распинался о площадях треугольников. Логан мысленно представил мистера Холли в его ржавом «форде», до отказа выжимающего акселератор. Мистер Холли перестал выплевывать формулы. Логан добавил к этой картине кое-какие детали: машина мчится по дороге между колледжем и Тейлорвиллем, а впереди мост. В «форде» сидит мистер Холли: поджатые губы, самодовольный взгляд. Вот так же он смотрел на Логана, когда сообщал, что тому предстоит учиться летом. «Поверни руль», — мысленно скомандовал Логан и представил, как старик яростно выкручивает рулевое колесо вправо и «форд» врезается в бетонное ограждение моста с такой силой, что при столкновении мистера Холли наполовину выбрасывает сквозь ветровое стекло, а его кишки наматываются на руль. Когда Логан, прокрутив это, как кино, позволил картинке погаснуть, мистер Холли сказал, что чувствует себя нехорошо и просит его извинить. Весь класс слышал, как он блюет в коридоре.

Но на следующий день Холли вернулся. Больше недели Логан мысленно проигрывал кино. По крайней мере, это прерывало нудные лекции старика. Вскоре Логану надоела игра, и он стал думать о том, как бы проскочить выпускной экзамен.

Спустя месяц в «Фокстонском демократе» появилась заметка: мистер Холли, пятидесятивосьмилетний учитель геометрии, преподававший более семнадцати лет, скончался, когда его «форд» врезался в ограждение моста. Школьные сплетни, которые Логан слушал с тупым чувством удовлетворения, утверждали, что сумасшедший старик оставил жене предсмертную записку, в которой фраза «поверни руль» повторялась сотни раз.

Но учитель, который в мае занял место Холли, все равно срезал Логана на экзамене.

Логан всегда держал свои способности в секрете. Он не понимал, откуда они у него и почему вообще существуют, но чувствовал, что ему все лучше удается их контролировать.

Он не хотел, чтобы мать и отец узнали о них. Как они отреагируют, если вдруг узнают, что он сделал с Холли? Логан сожалел, что прирезал Матта, не таясь. Чертовски глупый поступок. Но дед не сообщил об этом Эдвину, и Логан решил, что маленький эксперимент прошел удачно.

Почти неслышный треск сучка вывел Логана из оцепенения. За минуту пульс и температура тела пришли в норму.

Его органы чувств исследовали ночь. Он ощущал запах кошки, крадущейся где-то поблизости.

Рядом с тропинкой зашевелились кусты. «Осторожнее, — сказал себе Логан. — Надо быть готовым к тому, что тварь может накинуться». Он надеялся ошеломить зверя светом раньше, чем у того будет возможность напасть. Логан еще немного подождал, а затем направил фонарь на тропинку и включил.

Луч высветил тощую рысь с облезлыми ушами. Она жадно лизала кровь, вытекшую из недавно подвешенного трупа.

При свете ее глаза блеснули, и Логан увидел, как задние ноги напряглись — рысь собиралась прыгнуть в кустарник. Он сразу решил, что надо добавить ее к коллекции, вызвал образ замершей на тропинке рыси и метнул ее, как гарпун китобоя, соединившись со зверем. Рысь пыталась прыгнуть, но воля ее иссякала. Она кружилась на месте, хватая свой хвост.

Логан сконцентрировался на образе, усилил его, замедляя движение рыси до тех пор, пока она не остановилась. Зверь был ошеломлен, он задыхался, лапы были сведены судорогой, пасть оскалена, а взгляд стекленел.

Логан чувствовал, что рысь пытается вырваться, и, приближаясь, твердо держал образ в своем сознании. Если не считать двигающихся при дыхании боков, рысь вполне могла бы сойти за превращенный в чучело охотничий трофей. Логан склонился в нескольких футах от зверя, глядя на розовый язык и блестящие оскаленные зубы. Он вынул нож, вытянул руку и воткнул его в бок рыси.

Пасть зверя приоткрылась шире, но лапы не шевельнулись.

Логан всегда от души развлекался, наблюдая за своими жертвами, когда те беспомощно ожидали смертельного удара. У него в голове была западня для зверей, и он мог ловить и отпускать их по своему усмотрению. Из всех животных, которых он ловил, убивал и подвешивал на проволоке, сложнее всего было с белками — очень уж шустрые, на бегу трудно остановить.

Логан провел кончиком ножа по ребрам рыси. Зверь внезапно задрожал, потом снова затих. Он поднес нож к мягкому горлу, воткнул, а затем перерезал с проворством, говорившим о большой практике.

Кровь брызнула на руку до того, как он успел ее убрать. Рысь задрожала, из пасти вырвался высокий свист. Когда они испытывают боль, их нелегко удержать, и Логан отступил на случай, если зверь огрызнется. Через несколько секунд рысь завыла, яростно хватая когтями воздух, но тело отказалось повиноваться, и она забилась в агонии. Логан смотрел на ее смерть с холодным интересом исследователя. Наконец рысь замерла на боку в собственной крови и перестала дышать.

Логан вытер нож о шкуру рыси и убрал его в чехол.

Но когда он встал, по спине поползли мурашки. Он мгновенно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает с очень близкого расстояния.

Он обернулся, шаря вокруг лучом, но ничего, кроме деревьев, ржавых клеток, заросших вьюнком, и булыжников, не увидел. Тем не менее кожу покалывало. Кто-то там был, очень близко, но кто — поди угадай. «Жадная Утроба», — подумал он и почувствовал паническую дрожь. Нет-нет — это не зверь.

В воздухе не чувствовался запах зверя. Он поводил лучом по тропинке. Кто бы ни наблюдал, он умел не хуже Логана сливаться с окружающей средой.

Ноги оцепенели и стали ледяными. «Поторапливайся, — сказал себе Логан. — Возвращайся домой!»

Он попытался пошевелить ногами и тихо заскулил, обнаружив, что колени неподвижны. По телу быстро распространялся холод, сковывая члены.

Пальцы непроизвольно разжались, и фонарь упал на землю.

«Беги!» — мысленно завопил он, но ноги не сдвинулись с места. Мозг одеревенел — в него вторглись точно так же, как несколько минут назад Логан вторгся в мозг рыси. Сердце бешено колотилось, но мыслительные импульсы продолжали замедляться.

Свет лежащего на земле фонарика касался ботинок того, кто стоял перед Логаном на тропинке. Их разделяло от силы десять футов.

Логан попытался закричать, но лицевые мышцы застыли, и он не смог открыть рот. Он скрипел зубами, борясь с завладевшей им силой, но понимал, что шансов справиться с этой всепоглощающей мощью у него нет.

На шее у него выступили вены, а в глазах блестел ужас.

«Стра… ши… ла», — подумал Логан перед тем, как его сознание окончательно померкло.

Фигура еще мгновение стояла неподвижно, затем тихо приблизилась, протянула руку и коснулась лица Логана.

Глава 34

В двенадцати милях от Эшерленда настойчиво звонил телефон.

Чтобы ответить, из спальни вышла Рэйвен, включив в коридоре свет. Было начало четвертого. Рэйвен с одиннадцати часов читала, поняв, что заснуть не сможет. Она взяла трубку.

— Алло?

— Мисс Дунстан? — Это был тягучий голос шерифа Кемпа. — Прошу прощения, что разбудил вас так рано. Я в фокстонской клинике, и… Ну, в общем, пару часов назад женщина по фамилии Тарп со своим мальчишкой привезла сюда старика, который называет себя Королем Горы. Он довольно сильно травмирован.

— Что произошло?

— На него напал зверь. Тарпы ничего мне не сказали, но они, похоже, знают, что там произошло. Дежурная сестра позвонила мне, как только поняла, насколько старик плох.

— Зверь? Какой именно?

— Тарпы не говорят. Док пообещал сделать для старика все возможное, но он вряд ли выкарабкается. Я звоню вот почему: мальчик хочет видеть вас. Он сказал, что ни с кем другим говорить не будет.

— Хорошо. Дайте мне пятнадцать минут.

Она повесила трубку и торопливо натянула джинсы и темно-синий пуловер, теплые носки и поношенные, но надежные кроссовки. Затем провела руками по своим волнистым волосам и надела коричневую твидовую куртку. У кровати лежали книги, взятые вчера в фокстонской библиотеке. Когда она сообщила библиотекарю, что ей нужно, он посмотрел так, будто у нее две головы.

Спустившись с горы Бриатоп, она сидела в своем автомобиле на обочине и дрожала. То, что делал Король Горы, находилось за пределами ее разумения. Одним прикосновением посоха вылечил ей колено! И «фольксваген» переставила какая-то нечеловеческая сила…

Ей вспомнилось, что сказал шериф Кемп в своем офисе про ведьм: «Бриатоп, если верить молве, раньше просто кишел ими».

Книга, которую она читала, перед тем как зазвонил телефон, называлась «Темные ангелы». Это была история черной магии. Том лежал на столе, раскрытый на одной из фантасмагорических иллюстраций: уэльский дровосек семнадцатого века показывал на фигуру в черном, которая стояла на вершине горы, воздев к небу руки и созывая змееподобных демонов. У ее ног скорчилось что-то, имеющее очертания огромной собаки. Или пантеры, подумала Рэйвен. В этой книге она прочла о «злом глазе», способном повелевать людьми и животными, о магических заговоренных посохах, передающихся из поколения в поколение как белыми, так и черными колдунами, и об их спутниках — зверях, созданных сатанинской силой, чтобы защищать хозяина и помогать ему.

В других двух книгах Билла Крикмора — одна называлась «Без страха в потусторонний мир», а вторая «Непостижимое сознание» — говорилось, соответственно, о жизни после смерти и о сверхъестественных способностях разума. Рэйвен также пролистала и четвертую книгу, обнаружив подробное описание многих элементов колдовского искусства из книги Рикса Эшера «Ковен», которую она взяла с полки, где ее оставил отец. Интересно, какова будет реакция, если он узнает, как близко его фантазии подошли к истине?

Когда девушка вышла из своей спальни, в коридор выкатился Уилер. Она сообщила ему, кто и зачем звонил, и сказала, что вернется еще до рассвета.

Пока Рэйвен ехала в Фокстон, по ветровому стеклу барабанили крупные капли дождя. Перед фарами кружились опавшие листья, и она крепче сжала руль.

Ее продолжали беспокоить мысли о руинах. Откуда там, на каменных стенах, выжженные силуэты людей? Вчера она спросила у отца, но он не знал, сколько им лет и каково их происхождение. Городок на вершине Бриатопа не значился ни в одном из исторических справочников фокстонской библиотеки. Звонок в эшвилльское книгохранилище также ничего не дал. Не было записей ни о людях, которые там жили, ни о том, откуда они пришли и, самое главное, что с ними произошло.

Фокстонская клиника, маленькое здание из красного кирпича, была расположена в квартале от кафе «Широкий лист».

Ее штат составляли два врача и две сестры, которые, как правило, имели дело с гриппом и ушибами. Рэйвен знала, что ночью дежурит одна сестра, а доктор приезжает по вызову.

Но этой ночью перед зданием клиники были припаркованы машина шерифа, пикап Тарпов и два других автомобиля. Рэйвен поставила машину на свободное место и вошла в здание.

В приемной листал журнал шериф Кемп. Поодаль сидели Майра Тарп и ее сын. Когда Кемп встал, чтобы поздороваться, Рэйвен взглянула на Майру Тарп и увидела, что ее плечи поникли, а потухший взгляд устремлен в пол. Ньюлан был одет во фланелевую рубашку и мешковатые штаны, явно не его. Заметив Рэйвен, он быстро поднялся.

— Случилось несчастье, — сказал Кемп. Его усталое лицо было небрито, а глаза покраснели от недосыпания. — Старик так разодран, что вы глазам своим не поверите. Какой-то зверь прыгнул на него сзади. Сломаны ребра и ключица, разбит нос и челюсть. Судя по ранам на шее, у этого чудовища ужасные зубы.

— Нью, — спросила Рэйвен, — кто на него напал?

Мальчик нерешительно перевел взгляд с Рэйвен на шерифа, но затем сказал:

— Пантера. Это была Жадная Утроба, мисс Дунстан.

Кемп фыркнул:

— Такого зверя не существует! Это все сказки, придуманные вами, жителями горы!

— Может, мы и Страшилу выдумали?

Голос Нью был ровным и спокойным, но сила, прозвучавшая в нем, согнала с лица Кемпа ироничную улыбку.

— Боже правый… — прошептала Майра Тарп, крепко сцепив руки на коленях.

— Ты видел ее? — не отступала Рэйвен.

— Когда пантера прыгнула на старика, я стоял к нему так же близко, как сейчас к вам. Я… думаю, он был чересчур занят мною, чтобы увидеть, кто подкрадывается сзади. Король Горы был рядом с нашим домом. Если бы не он, она бы меня… — Голос сорвался. Мальчик взял сучковатый посох, который был прислонен к стене рядом со стулом. — Я ударил Жадную Утробу вот этим, и она убежала.

— Палкой? — фыркнул шериф. — Хочешь сказать, что прогнал черную пантеру этой старой палкой?

— Это… не просто палка. — Нью провел рукой по дереву. — Я не вполне понимаю, что это, но она обожгла голову Жадной Утробы, а меня сбила с ног.

Нью обращался с посохом аккуратно и бережно. Хотя больше не ощущал в нем силы, но чувствовал себя так, будто держит заряженную винтовку.

«Эта палка, — подумала Рэйвен, — вылечила мое разбитое колено. Заговоренные и магические посохи. Колдуны на Бриатопе…»

— Миссис Тарп, вы плохо выглядите, — сказал Кемп. — Дать воды?

Она покачала головой.

— Спасибо, со мной все в порядке.

Кемп прищурился, снова сосредоточив внимание на мальчике.

— Ты порешь несусветную чушь. Может, зверь и прыгнул на старика, но такого животного, как Жадная Утроба, не существует! Допустим, это просто здоровая рысь…

— Разве рыси черные, шериф? — Нью сделал несколько шагов вперед. — Может ли рысь, встав на задние лапы, быть шести футов высотой? Есть ли у нее хвост, который шуршит, как змеиный? Вы видели Короля Горы. Неужели действительно верите, что рысь может такое сделать?

— С меня довольно! — внезапно взвизгнула Майра Тарп, вскакивая с кресла. Она гневно смотрела на Рэйвен. — Ты со своими проклятыми вопросами и пронырливостью начала все это… Из-за тебя все наши беды! Не будь тебя, пантера оставила бы нас в покое! Будь ты проклята, женщина! Надо было пристрелить тебя при первой же встрече!

— Вы в своем уме? — спросил Кемп. — При чем тут мисс Дунстан?

Рэйвен встретила яростный взгляд Майры спокойно.

— Вы с самого начала не хотели, чтобы Натана нашли. Знали, что те люди его не отыщут, и вас это устраивало. Почему? Почему вы отказываетесь говорить о Страшиле? Почему не даете сыну рассказать мне, что он видел?

Лицо Майры от гнева пошло пятнами.

— Потому что, — сказала она с усилием, — если посторонние поднимутся на Бриатоп в поисках Страшилы, в долине все будет уничтожено! Моя мать знала это, как знала и бабка!

Страшилу нужно оставить в покое! Если кто-нибудь вздумает помешать ему делать то, что хочет, он расколет землю и сбросит нас всех в ад!

У Кемпа брови полезли на лоб.

— Что за чушь вы несете?!

— Землетрясение! — закричала Майра. — Он нашлет на нас землетрясение и всех погубит, как было осенью тысяча восемьсот девяносто третьего! Тогда на гору поднялись чужаки с винтовками и ищейками, чтобы прочесать каждый дюйм леса! Они не давали Страшиле делать то, что он хотел, и он встряхнул землю! Рушились дома, люди гибли под камнями, сама гора тряслась так, будто вот-вот расколется пополам! Моя мать об этом знала, бабка тоже, а еще они говорили, что нельзя рассказывать чужакам о Страшиле или принимать от них помощь! Страшила берет то, что захочет! Если ему отказать, всех нас ждет гибель!

— Вы имеете в виду, что… жители Бриатопа верят, будто землетрясение в тысяча восемьсот девяносто третьем году послал Страшила? — спросила Рэйвен.

Она читала об этом бедствии в старых выпусках «Демократа». В ноябрьское солнечное утро начались толчки, и через несколько минут все окна в Фокстоне вдребезги разбились.

Эпицентр находился в районе горы Бриатоп, где несколько отколовшихся кусков скалы разрушили много лесных домишек. Двадцать два человека погибли. После толчков даже в Эшвилле были разбитые окна.

— Мы не верим! — резко сказала Майра. — Мы знаем! Закон пришел на Бриатоп со своими ищейками. Всю осень они обыскивали гору, а после захода солнца выставляли посты.

Они не давали Страшиле делать то, что он хотел, и он нанес ответный удар. С того времени больше не было землетрясений, потому что мы не отказывали ему… и следили, чтобы чужаки не мешали!

Рэйвен помнила, что единственный год, когда число исчезновений уменьшилось, был 1893-й.

— Вы хотите сказать… что намеренно отдаете детей? Почему вы не покинули гору, не перебрались в другое место?

— Куда? — горько усмехнулась Майра. — Наши семьи всегда жили на горе! Кроме Бриатопа, мы не знаем другого дома!

Мало кто из нас смог бы выдержать в чужом мире!

— Вы знаете, что гора Бриатоп принадлежит Эшерам?

— Знаем. Эшеры оставили нас в покое. Они не берут с нас арендной платы. Если ребенок уходит один в темноту или теряется в лесу, значит… этот ребенок предназначен для Страшилы.

— Как Натан? — холодно спросила Рэйвен.

Майра злобно посмотрела на нее.

— Да, — ответила она. — Во многих семьях Бриатопа ртов больше, чем они в состоянии прокормить. Страшила забирает трех-четырех, иногда пятерых за год. Мы это знаем, мы закалили наши сердца. Это реальность жизни.

Ненадолго повисла напряженная тишина.

— Нью, — прошептала Майра и протянула сыну руку. Тот ее не принял. — Не смотри на меня так, — взмолилась она. — Я сделала все, что могла! Если бы это случилось не с Натаном, то случилось бы с чужим сыном. Страшиле нельзя отказывать, Нью! Разве ты этого не понимаешь? — По ее щекам покатились слезы.

Взгляд сына жег ее.

— Страшила… не существует, — неуверенно сказал шериф Кемп, глядя то на Майру, то на Нью. — Все знают… что это просто выдумка.

— Шериф? — В зал ожидания вошла сестра. — Он пришел в сознание. Хочет видеть юношу.

— Он будет жить? — спросил Нью.

— Состояние критическое. Доктор Робинсон сомневается, что он переживет транспортировку в Эшвилл, но мы сделаем все возможное. Больше я ничего не могу сказать.

— Что ж, тогда иди, — сказал Кемп мальчику, опускаясь на стул. — Боже мой, ну и дела! Ничего не понимаю!

— Нью? — Когда мальчик пошел за сестрой, Рэйвен шагнула вперед. — Я бы тоже хотела его увидеть. Ладно?

Он кивнул. Майра тихо всхлипнула и тяжело опустилась в кресло. Сестра ввела их в одну из маленьких палат клиники, и к ним обернулся врач в белом халате. У него были резкие черты лица и жидкие седые волосы. В комнате стоял сильный запах антибиотиков. На кровати лицом вниз лежал Король Горы. Его спину закрывала простыня. Над стариком были подвешены два флакона для внутривенного введения — с кровью и с какой-то желтой жидкостью. Рэйвен решила, что это глюкоза. Голова Короля Горы лежала так, что глаз был обращен к двери. Старик был очень бледен, на виске выступала сеть голубых жилок. Все лицо было в синяках и ссадинах, на длинную рану на лбу наложены швы, переносица закрыта пластырем. Глаз под бледной пленкой был темно-зеленым, немигающим. Рэйвен слышала хриплое мучительное дыхание.

Выражение лица Робинсона сказало Рэйвен ясно: перспективы у старика неважнецкие. Врач вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Нью приблизился к кровати, сжимая обеими руками посох. Но Король Горы не двигался, и только простыня поднималась и опускалась в такт дыханию. Затем его рот скривился, и он заговорил сдавленным голосом:

— Пора. Подойди ближе, парень… чтобы я мог тебя видеть.

Нью стоял рядом с ним.

— Я здесь.

— С тобой… кто-то еще. Кто это?

— Леди из газеты, из «Демократа».

— Леди с желтеньким автомобилем, — вспомнил Король Горы. — У нее было повреждено колено. Скажи ей… пусть подойдет. Я хочу, чтобы она тоже слышала.

Нью жестом подозвал Рэйвен. Взгляд Короля Горы был направлен вперед, и он видел их обоих.

— Пора, — повторил он. — Я должен… передать.

— Что передать? — спросил Нью.

— Историю. Пора поведать историю. — Из-под простыни высунулась тонкая, вся в ссадинах, рука и потянулась к Нью. — Возьмись за нее, — скомандовал он, и Нью подчинился. Старик так сильно сжал его кисть, что Нью испугался, как бы не сломались пальцы. — У тебя есть… посох. Это хорошо. Храни его. Ох… у меня ребра сломаны…

У Нью перехватило дыхание. Волна сильной боли прошла по его собственным ребрам. Рука старика не позволила ему отойти.

— Ты… слушай меня, — проскрежетал он. — Оба слушайте. Я хочу… поведать вам о развалинах… на вершине Бриатопа. Я расскажу то… что услышал от отца… до того, как упала комета. — На несколько секунд он замолчал, отрывисто дыша. — Жадная Утроба пыталась добраться до меня… прежде чем я успел бы это сделать, — сказал он. — Те руины когда-то были многолюдным городом. Но это… были непростые люди. Они… приплыли из Англии, когда страна только зародилась… и построили город на вершине Бриатопа, где можно жить втайне от всех. — Веко Короля Горы опустилось и задрожало, но сила, с которой он сжимал руку Нью, не покинула его. — Шабаш ведьм, — прошептал он. — Это был… город колдунов и ведьм.

Рэйвен посмотрела на Нью, у того сузились глаза. Как и она, мальчик верил старику. Рэйвен наклонилась к Королю Горы.

— Что случилось с этим городом?

— Он был разрушен… огнем и гневом, — ответил Король Горы и с мучительным хрипом вздохнул. — Это сделал… один из них. — Рэйвен молча ждала продолжения. — Один из них, — тихо повторил старик. — Он сделал то… что для дьявола… самый страшный грех и оскорбление.

— Что? — спросила Рэйвен.

Серые губы Короля Горы скривились в улыбке.

— Он… влюбился. В девушку из другого города. В… христианку. Он хотел порвать со своим прошлым… и жениться на ней. Но остальные… знали, что должны его остановить.

Он был одним из самых сильных… колдунов среди них. — Старику пришлось прерваться, чтобы собраться с силами. — Ему нужно было пройти через огонь самого ада… чтобы решить, какую выбрать дорогу. Потому что, если дьявол однажды войдет в тебя… он как наркотик… порабощает, заставляя все больше нуждаться в нем. — Его глаз снова моргнул и закрылся, но хватка не ослабевала, пальцы Нью были как в тисках. — Вот только… любовь к девушке оказалась сильнее… потребности в зле, — прошептал Король Горы и открыл глаз. — Он решился и сошел… в долину, в город. Сейчас… он называется Фокстон.

Когда старик заговорил и его рука сжала руку мальчика, в сознании Нью стали возникать сцены другой жизни — расплывчатые образы людей в причудливых темных одеждах с белыми тугими воротничками, узкие и грязные городские улочки с заборами из штакетника, лошади и фургоны, вздымающие тучи пыли, мужчины в куртках из оленьей кожи и мягких шляпах, фермеры, пашущие вдали землю. Человек в треуголке и длинном темном плаще слез с лошади перед белым домиком и остановился — перед дверью был венок с черными лентами.

Он держал в руках букет полевых цветов, принесенный из лесу, и был встречен высоким стариком в темной одежде и с печальными глазами. Хозяин дома рассказал, что произошло.

Вчера утром она поднялась на чердак, привязала там к стропилине веревку и повесилась. Ни с того ни с сего! Никто не понимает, почему такая милая девушка сделала это. Ее нашла мать, и теперь она прикована к постели.

Человек в треуголке медленно склонил голову. Цветы рассыпались по полу. Повисшие вдоль тела руки сжались в кулаки.

— Кто последний видел ее? — тихо спросил он.

— Мы с матерью. В этом нет никакого смысла! Она пошла вечером спать и встала веселая, как жаворонок! Ах да… ее растревожил заезжий человек, продававший ножи и щетки. — Старик прервался, чтобы выпить воды. — Она немного с ним поговорила, а когда он уехал, сказала: вот было бы хорошо, если бы такие бродяги обретали любовь и счастье в семейной жизни. Но почему она руки на себя наложила? Почему?

Цветы на полу побурели. Они увяли, когда человек в треуголке повернулся и большими шагами вышел из дома.

— Ее умертвили… колдуны, — сказал Король Горы. — Он знал это. Они… послали одного из своих… чтобы тот посеял в ее сознании… семена самоубийства. Он вернулся обратно на гору и… вызвал из своей души всю силу смерти и разрушения…

Голову Нью заполнило ослепительное пламя. Его жар и ярость испугали мальчика, но, когда он попытался вырваться, Король Горы не отпустил. Нью понял, что видит сцены прошлого в чужом разуме. Ничего не оставалось, как смотреть на бушующий рядом исполинский огненный смерч. Он видел, как разлетаются на куски каменные домики, как людей швыряет на стены, как почерневшие трупы плавятся в огне. Стена взорвалась в голубой вспышке, и камни стремительно полетели прямо на него…

— С ним сражались насмерть. Но они… были недостаточно сильны. Большинство погибло… некоторые убежали. Он понял истину… Зло существует… чтобы разрушать любовь.

Когда с колдунами было покончено… он построил себе хибарку на горе. Дал себе обет присматривать за этими руинами… чтобы искупить свои грехи. Этот человек, — сказал Король Горы, — был моим прапрадедушкой.

— Но… если он отрекся от своего прошлого, как же смог сохранить волшебную силу?

Король Горы нахмурился:

— Он отрекся от зла… а не от того, что было в нем заложено. Дьявол не учил волшебству… а просто использовал человека. Магия — это железная цепь… которая связывает поколение с поколением. Не люди ищут Сатану, а он ищет людей. — Старик умолк, тяжело дыша. Когда снова заговорил, его голос был тихим и почти нежным: — Парень, я хочу знать одно: почему ты похож на меня?

— Я не похож, — быстро сказал Нью.

— Похож. В тебе есть какое-то сильное волшебство. Сатана ищет человека. Он зовет тебя так же, как звал твоего отца… так же, как звал меня все эти годы. Ему нужна сила, которая есть в тебе… Он хочет извратить ее… Скажи, у тебя в роду был кто-нибудь… из тех, кто бежал из того города?

— Нет. Я… — Мальчик осекся. Его отец был похож на него. Кем был его отец? Бобби Тарп воспитывался в сиротском приюте неподалеку от Эшвилла, но предпочел жить на Бриатопе. — Мой… папа вырос в детском доме, — сказал он. — Моя мама…

— В детском доме? — Король Горы, казалось, задыхался. — Сколько… лет… было твоему папе, когда он умер?

— Он не был уверен насчет того, когда родился. Но говорил, что ему пятьдесят два года.

Король Горы испустил тихий измученный вздох.

— Боже правый… он родился в тысяча девятьсот тридцать первом. Я… убил родного сына.

Его хватка ослабла, и Нью вырвал руку.

Глава 35

Храп Паддинг разбудил Рикса. Ее тело распростерлось на нем, от нее шел звериный запах. Когда он лег в постель, она неистово набросилась на него, царапая спину и кусая плечи.

Она привыкла к грубости, и Рикс безуспешно пытался ее успокоить. Ее толчки были такими сильными, что тазовые кости у него теперь ныли. После оргазма Паддинг вцепилась в него, то рыдая, то спрашивая: ну разве она не лучше всех женщин, которые у него были.

«Боже мой, — подумал Рикс, когда чувство вины змеей вползло в его разум. — Что со мной не так? Я же сейчас занимался любовью с женой Буна!» Ее мясистое тело тяжело лежало на нем. Он чувствовал себя замаранным; он понимал, что попросту использовал Паддинг как орудие мести. Но ведь он ничего такого не планировал. «Сама залезла ко мне под одеяло! — говорил себе Рикс. — Я ее не звал!»

Он попытался вылезти из-под нее. Паддинг перестала храпеть и что-то невнятно пробормотала детским голоском.

И тут Рикс скорее почувствовал, чем заметил быстрое движение по комнате. Он посмотрел в сторону шкафа и увидел смутные очертания. Там кто-то стоял.

«Бун», — подумал он. Его сердце сильно забилось. Он явственно представил себе, как пьяный Бун подходит с канделябром, чтобы размозжить обоим головы.

Но фигура секунд двадцать стояла не шевелясь, а затем очень медленно начала перемещаться в сторону двери.

— Я вижу тебя, — сказал Рикс. — Не нужно красться.

Паддинг сменила позу.

— Э-э? Что такое?

Рикс потянулся к коробку спичек, лежащему на столике у кровати. Едва он шевельнулся, фигура прыгнула к двери и метнулась в темный коридор. Рикс оттолкнул Паддинг в сторону. Она выругалась, перевернулась и снова захрапела. Он зажег спичку и поднес ее к свече в канделябре, который взял в библиотеке. В янтарном свете он увидел, что несколько ящиков выдвинуты. Дверь шкафа была распахнута. Он встал с кровати, надел джинсы и вышел в коридор.

В пределах досягаемости мерцающего света ничто не двигалось. Гейтхауз безмолвствовал. Рикс медленно пошел в конец коридора и остановился у лестницы, которая вела в Тихую комнату Уолена. Запах разложения, казалось, висел в воздухе плотными слоями. Под ложечкой у Рикса засосало, и он поспешил вернуться. Перед дверью матери остановился и прислушался: внутри тишина. Следующей была комната Кэт. Он подождал снаружи, прислушиваясь, а затем прикоснулся к дверной ручке.

Она была влажной.

Рикс посмотрел на свою ладонь. Та была скользкой от пота. Он медленно повернул ручку и приоткрыл дверь.

Свет проник внутрь и явил кровать с розовым пологом. Кэт спала, лежа к нему спиной; голова покоилась на подушке.

Рикс закрыл дверь. Внезапно зловоние, исходившее от Уолена, резко усилилось. От отвращения он сморщил нос и посмотрел назад, в коридор.

И тут свет упал на ходячий труп, чья серая, туго натянутая кожа, вся в трещинах, источала желтую жидкость. Глаза были готовы выскочить из орбит, а нижняя челюсть отвисла, обнажив почерневшие десны.

Рикс вскрикнул от ужаса и едва не уронил канделябр.

Призрак зашатался на тонких ногах, с гнилых уст сорвался жуткий крик. Рикс увидел сгнившие пеньки ушей и черную трость в руках.

Это был отец.

При тусклом свете Уолен Эшер представлял собой ужасное зрелище — скрюченный полутруп, облаченный в саван из белого шелка. Когда его лицо при крике растянулось, а глаза блеснули влагой, кожа вдоль бесформенного носа лопнула и на ночную рубашку закапала жидкость.

— В чем дело? — закричала Маргарет.

— Назад! — скомандовал Рикс. — Не открывай дверь!

Его голос остановил ее.

Уолен, обезумев, размахивал тростью, круша вазы со свежими цветами.

— О боже, боже! — Кэт выглянула из своей спальни.

Уолен повернулся, зажимая руками уши, и, спотыкаясь, побрел в Тихую комнату. Не сделав и трех шагов, он потерял равновесие и упал ничком. Его тело страшно корчилось.

Во мраке коридора появилась миссис Рейнольдс в маске и перчатках.

— Помогите мне! — приказала она Риксу, наклонясь над Уоленом. — Скорее!

Рикс понял: она хочет, чтобы он помог поднять Уолена, и по коже поползли мурашки.

— Скорее, черт подери! — рявкнула сиделка.

Он поставил канделябр на стол и принудил себя схватить отца за руку. Кожа была влажной и мягкой, как мокрый картон. Когда они подняли Уолена, из его пальцев выпала трость.

— Надо отнести его наверх, — сказала миссис Рейнольдс.

Его доставили в Тихую комнату и в темноте положили на кровать. Рикс сдерживал дыхание и сжимал зубы, чтобы не закричать. Старик свернулся калачиком и застонал.

Выйдя из Тихой комнаты, миссис Рейнольдс закрыла дверь и включила фонарик, направив свет на пепельно-серое лицо Рикса.

— С вами все в порядке? Я могу дать успокоительное, если вы…

— Что он делал в коридоре? — сердито спросил Рикс. — Мне казалось, он не способен ходить.

— Шепотом! — прошипела она. — Пойдем.

Она повела Рикса вниз по ступенькам. Кэт и Маргарет вышли из своих комнат и теперь стояли вместе. В другом конце коридора Паддинг во все горло изъявляла желание узнать, что происходит.

— Закрой рот, шлюха! — прикрикнула Маргарет, и та замолчала.

— Вы уж простите меня. — Глаза миссис Рейнольдс над маской были налиты кровью. — Задремала. Спать-то урывками приходится. Ночью проснулась и обнаружила, что его нет в постели. Пока он сюда спускался, должно быть, все силы потратил. — Она кивнула на канделябр. — Это он из-за света запаниковал, а тут еще крики… — Сиделка сняла маску и зажала ее в кулаке.

— А чего он ожидал? Боже милостивый, я не видел ничего подобного за всю свою жизнь…

Рикс едва справился с волной тошноты и головокружения и был вынужден прислониться к стене, чтобы восстановить дыхание. Сердце бешено колотилось.

— Вы должны наблюдать за ним каждую минуту! — строго сказала Маргарет. Ее лицо покрывал слой белого крема, а на голове сидела пластиковая шапочка, чтобы сохранить прическу. — И ни при каких обстоятельствах не выпускать из комнаты!

— Простите, — повторила миссис Рейнольдс, — но совсем без сна мне никак. Следить за ним все время невозможно в одиночку. Я же предлагала еще кого-нибудь нанять…

— Вам платят за трех сиделок! — отрезала Маргарет. — И вы понимали, когда брались за эту работу, что будете одна!

— Миссис Эшер, я должна отдохнуть. Сил больше нет. Вот увидите, если посплю два-три часика, все будет в порядке. Может кто-нибудь немного посидеть с ним?

— Конечно нет! Сиделка здесь вы!

— Эдвин, — сказал Рикс. В голове у него понемногу прояснялось. — Позвоните кто-нибудь Эдвину. Он может посидеть с папой.

— Это не его работа, — огрызнулась Маргарет.

— Позвони ему, черт подери! — заорал Рикс, и мать вздрогнула. — Или сама хочешь подняться наверх и сидеть в темноте с… этим существом?

Маргарет шагнула вперед, глаза гневно блеснули. Рикс и глазом моргнуть не успел, как получил крепкую пощечину.

— Не смей говорить так о своем отце, — вскипела мать. — Он все еще человек!

Рикс потер щеку.

— Едва ли, — ответил он. — Благодарите Бога, мама, что вы его не видели. Я снова спрашиваю: хотите ли вы примерить на себя роль сиделки?

Она хотела ответить резко, но заколебалась, зло глядя то на миссис Рейнольдс, то на Рикса. Широкими шагами Маргарет прошла в другой конец коридора и набрала номер Бодейнов.

— Спасибо, — сказала миссис Рейнольдс. — У меня и в мыслях не было, что вашему отцу хватит сил на столько ступенек.

— Куда он шел, как вы думаете? На прогулку?

Рикс посмотрел на черную трость, лежащую на полу, и нагнулся. Когда его рука сомкнулась на трости, как будто сильная судорога прошла по спине. Он выпрямился, рассматривая замысловатую резьбу на морде льва. Она напомнила серебряный круг, который вспыхивал в его кошмарах, но это было не совсем то же. Этот лев не ревел.

Вещь была великолепна. Тут и там на блестящей черной древесине виднелись зазубрины. Трость, более легкая, чем он себе представлял, была так соразмерна и хорошо сбалансирована, что он, вероятно, мог бы удержать ее на кончике указательного пальца.

Ладонь стало покалывать, и этот зуд пополз вверх по руке.

«Десять миллиардов долларов, — думал он, глядя на трость. — Боже мой, вот так состояние!»

В его сознании, медленно проясняясь, формировался образ: он сам — постаревший, с седыми волосами и глубокими морщинами на лице — сидит во главе длинного стола, в его руках трость, а подчиненные показывают столбцы цифр и графики; вот он в Пентагоне стучит кулаком по столу и с удовлетворением наблюдает, как пожилые мужчины в военной форме вытягиваются перед ним; вот он на великолепном приеме, окружен очаровательными женщинами и заискивающими мужчинами; вот он вышагивает, как король, по длинному бетонному коридору военного завода, а за стенами, как металлические сердца, стучат машины.

Кэт быстро протянула руку. Она вцепилась в трость, и видения Рикса распались и исчезли. Некоторое время они держали трость вместе. Глаза Кэт горели яростью, а на лбу выступил пот. Изумленный Рикс ослабил хватку, и Кэт обеими руками вырвала трость.

«О чем я думаю? — подумал он, и от отвращения к себе стало тошно. — Неужели мне и впрямь захотелось возглавить „Эшер армаментс“?» С лица Кэт сошло вызывающее выражение. Она снова была ему сестрой, а не врагом, как несколькими секундами ранее.

— Эдвин будет здесь с минуты на минуту, — заявила Маргарет, возвратившись от телефона. — Вы, конечно, понимаете, миссис Рейнольдс, что я расскажу об этом доктору Фрэнсису.

— Делайте что хотите. Но ведь мистер Эшер в вашем присутствии настаивал, чтобы была только одна сестра. И я отрабатываю свое жалованье, миссис Эшер. Если вы так не считаете, я сейчас же соберу чемодан и уеду.

Лицо Маргарет окаменело, но она ничего не ответила.

Миссис Рейнольдс взглянула на Кэт:

— Он захочет свою трость обратно. С тех пор как я здесь, он ни на секунду не выпускал ее.

Кэт колебалась.

— Отдай, Кэтрин, — сказала Маргарет.

Кэт, как показалось Риксу, с огромной неохотой вручила трость миссис Рейнольдс. Сестра повернулась и, не говоря ни слова, ушла в Тихую комнату.

Рикс потер руку, которую все еще покалывало. Подняв голову, он снова поймал взгляд Кэт и понял, что это она была в его комнате. Он даже догадался зачем.

— Пойду лягу. — Ее голос был чуть выше обычного.

— Боже, вот так начало дня! Пойду-ка я вниз, выпью чашку кофе, надо нервы успокоить. Если хотите, можете составить компанию. — Никто не ответил. Маргарет взяла канделябр и пошла по коридору к лестнице, кинув злой взгляд на Паддинг, которая стояла, завернувшись в простыню, в дверях спальни Рикса. Когда до Маргарет дошло, она остановилась как вкопанная. — Боже мой! — воскликнула она. — Одного моего сына тебе недостаточно?

Паддинг в ответ распахнула простыню.

— Дрянь! — пробормотала Маргарет и заспешила к лестнице.

В темноте Рикс тихо сказал:

— Кэт, у меня есть то, что ты ищешь.

Она остановилась в дверях, окаймленная бледно-голубым светом раннего утра, просачивающимся через окна спальни.

— Я знала: то, что ищу, должно быть у тебя, — спокойно ответила сестра. — Комнату Буна я уже обыскала. Где?

— Под моей кроватью.

— Отдай, Рикс. Мне нужно.

— Давно? — спросил он.

— Какое это имеет значение?

— Имеет. Давно?

— Два года. — Эти слова как молотком ударили Рикса по голове. — Принеси.

— А что, если не принесу? Что, если я спущу в туалет, где ему и место?

— Не будь идиотом. Это легко добыть.

После того как в Тихой комнате Кэт его приступ прошел, Рикс снял с глаз повязку и положил на полку. Его любопытство привлек лежащий там металлический ящик. Он вынес его в спальню и открыл. Внутри были два шприца, полусгоревшая свеча, несколько резиновых жгутов, ложка и пакетик с белым порошком.

— Зачем? — спросил он. — Это все, что я хочу знать.

— Входи и закрой дверь, — сказала Кэт.

В ее голосе звучало нетерпение. Рикс прошел за ней в спальню и, как она просила, затворил дверь. Кэт чиркнула спичкой и зажгла несколько свечей. Капли пота, как крохотные бриллианты, блестели на красивом лице, но глаза были темными и глубоко запавшими, напоминая глазницы черепа.

— Зачем тебе героин? — прошептал Рикс. — Боже правый! Неужели с собой покончить пытаешься?

— Я не наркоманка. — Она задула спичку. — Зачем ты это стащил? Хочешь показать папе? Или уже показал?

— Нет. Даже не собирался.

— Ну конечно. — Она криво улыбнулась. — А что собирался? Просто подняться к нему и сказать, что Кэт сидит на игле?

Он покачал головой:

— Клянусь, я…

— Не лги! — Улыбка исчезла, на ее место пришла злобная усмешка. — Зачем тогда украл, если не собираешься меня шантажировать? Я видела, как ты держал папину трость!

Ты тоже понимаешь, что значит обладать ею! Хочешь этого так же сильно, как и я!

— Ошибаешься, — сказал Рикс, пораженный тем, как мало он знал свою сестру. — Я ничего не хочу, Кэт. Но ради бога, ответь, зачем героин? У тебя есть все, чего только можно пожелать! Почему ты себя губишь?

Она отвернулась, подошла к окну и посмотрела на Эшерленд, скрестив на груди руки. Небо было затянуто низкими густыми облаками, окрашенными пурпуром и багрянцем. Дул резкий порывистый ветер, и за окном кружились красные листья.

— Не притворяйся, будто ты сильно взволнован, — глухо сказала Кэт. — Это тебе не идет.

— Но я и правда беспокоюсь! Думал, ты покончила с наркотиками! После того, что случилось в Японии…

— Что ты делал в моей Тихой комнате? Никто, кроме меня, туда не заходит.

— У меня был приступ. Я не обыскивал твою комнату, если ты это имеешь в виду.

— И что теперь? — Она вздрогнула и посмотрела на Рикса. — Пойдешь к папе?

— Я сказал — нет. Но тебе нужно помочь, Кэт! Героиновая зависимость — это очень и очень серьезно…

Она рассмеялась. Это был шелковистый смех, но он неприятно резанул по нервам.

— Все правильно. Запереть меня в больницу. В этом весь смысл? Тогда вы с Буном сможете бороться за наследство, и под ногами не будет путаться малышка Кэт. Все тот же старина Рикс, такой же предсказуемый. Мои братья всегда не ладили и так пихались локтями, что оттолкнули малышку Кэт в сторону. Она спряталась в свою скорлупу и долго-долго там оставалась.

Кэт улыбалась, а ее щеки и лоб искрились от пота.

— Но малышка выросла, — прошептала она, — и теперь моя очередь работать локтями. Я всегда хотела заправлять делом, Рикс. Я занялась модой, потому что это было просто, да и мама поощряла меня. Но самое главное, я хотела доказать, что могу нести ответственность и знаю, как обращаться с деньгами.

— Никто никогда и не сомневался, что ты умна. И, бог свидетель, ты сделала больше денег, чем мы с Буном, вместе взятые!

— Так почему, — сказала Кэт, напряженно глядя на него, — ты не смог просто меня полюбить?

— Что-о? Я очень тебя люблю! Не понимаю, с чего…

— Я позволила им найти наркотики тогда в Токио, — продолжала Кэт. — Потом позвонила домой и попросила тебя приехать и помочь. Мне не были нужны ни папа, ни Бун, ни адвокаты. Но ты не приехал. Ты даже не позвонил, чтобы спросить, все ли со мной в порядке.

— Я знал, что папа и Бун привезут тебя домой! Кроме того, я мало чем мог тебе помочь!

— Ты никогда и не пытался, — тихо сказала она. — Я так любила тебя, когда мы были детьми. Бун мне безразличен.

Именно тебя я любила больше всех. Но ты не уделял мне внимания. Был слишком поглощен ненавистью к папе и Буну за их козни. А позже, когда мы стали подростками, ты был вечно занят своими делами.

— Я всегда уделял тебе внимание! — запротестовал Рикс, но, еще не договорив, понял, что лжет. Разве он прислушивался к сестре? Даже когда они вместе отправились на прогулку, он манипулировал ею, чтобы поехать на кладбище. Он лишь использовал ее как пешку в своей борьбе против Буна и Уолена. Да еще, не считаясь с ее чувствами, заставил ее шпионить за Маргарет.

— В детстве ты был счастлив. О тебе, по крайней мере, заботились Эдвин и Кэсс. Мама покупала мне платья и куклы и отправляла играть в мою комнату. Папа иногда сажал меня на колени и проверял мои зубы и ногти. Ну ладно… это было очень давно.

— Возможно, я не лучший брат на свете, — сказал Рикс, — но это, черт возьми, никак не относится к твоим героиновым инъекциям!

Она пожала плечами.

— Наркотики появились, когда у меня было агентство.

Я начала с транквилизаторов, так как не хотела, чтобы приступ застал меня врасплох. Потом, забавы ради, пробовала ЛСД, пи-си-пи, кокаин — все, что под руку попадалось. Героином колоться я начала по другой причине.

— По какой? — настаивал Рикс.

— Хотела узнать, что наркотики могут со мной сделать. — Она провела пальцами по гладким щекам. — Что ты видишь, глядя на меня, Рикс?

— Прекрасную женщину, за которую я сейчас очень беспокоюсь.

Она сделала шаг к нему.

— Я видела других прекрасных женщин, которые пристрастились к наркотикам. За пару лет они превращаются в развалины. Посмотри на меня хорошенько. — Она провела пальцем под глазами. — Заметны ли морщинки, Рикс? Следы дряблости? Видишь ли ты хоть намек на то, что мне тридцать один, а не на десять лет меньше?

— Нет. Потому мне и непонятно, зачем нужен героин. Для того, кто так тщательно о себе заботится…

— Ты не слушаешь! — зло сказала она. — Я никогда не заботилась о себе, Рикс! Я просто не старею!

— Тогда благодари Бога за хорошие гены! Не пытайся себя убивать!

Она вздохнула и покачала головой:

— По-прежнему не слушаешь! Говорю же, я хотела узнать, как героин подействует на меня. А он не подействовал. Почему, Рикс? Почему мое лицо совсем не меняется?

— Знаешь, сколько женщин готовы пойти на все, лишь бы выглядеть так, как ты? Опомнись! Если думаешь, что я отдам дурь и позволю продолжать эти дурацкие эксперименты над собой, то ты сошла с ума!

— Я достану еще. Всего-то и надо — съездить в Эшвилл.

— Ты совершаешь медленное самоубийство, — мрачно сказал Рикс. — И я не собираюсь наблюдать за этим со стороны.

— Неужели? — Она подняла брови и издевательски улыбнулась. — Мое самоубийство прекрасно вписывается в твои планы. Ты ведь хочешь прибрать к рукам поместье и дело.

Я видела твое лицо, когда ты держал трость. Зачем еще тебе приезжать домой? Не ради папы, не ради мамы и, конечно же, не ради нас с Буном. Притворяешься, будто тебе неинтересен семейный бизнес. А сам пытаешься вызнать, как настроены Бун и я. Рикс, я тебя насквозь вижу.

— Ты заблуждаешься.

Рикс был уязвлен обвинениями, но видел, что Кэт составила твердое мнение о нем, и тут уже ничего не поделаешь.

— Да? — Она шагнула вперед и была теперь от него примерно в футе. — Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что можешь отказаться от десяти миллиардов.

Рикс хотел сказать, что он готов это сделать, но в сознании промелькнули образы власти, которые впервые возникли, когда он держал трость.

«Десять миллиардов долларов», — подумал он, и где-то глубоко-глубоко, вдали от света своих убеждений, почувствовал нечто тайное и мучительное, заставлявшее его корчиться от желания.

Десять миллиардов долларов. Как распорядиться этой астрономической суммой? Черт побери, да он сможет купить себе издательство! Кэт права, осознал он с болезненной ясностью. Если бы «Эшер армаментс» не делала бомбы, ракеты и ружья, их бы делали другие. Войны и оружие будут всегда.

Участие в маршах мира теперь казалось нелепой ошибкой. Неужели Рикс когда-то верил, что голоса нескольких диссидентов способны изменить мир? Радикальные герои той эпохи стали финансовыми воротилами на Уолл-стрит, жадными купцами и промышленниками. Политическим истеблишментом.

В действительности ничего не изменилось. Система выиграла, доказав, что она непобедима.

«Зачем же я приехал в Эшерленд? — спросил он себя. — Чтобы получить долю наследства? Выжидал ли я все эти годы, пряча свою истинную сущность, чтобы отхватить кусок власти Эшеров?»

Перед его мысленным взором медленно закачался скелет.

— Это кровавые деньги, — сказал он и услышал в своем голосе слабость. — До последнего цента.

Кэт безмолвствовала. По небу за ее спиной ползли серые и багряно-красные грозовые облака. На мгновение сквозь них пробились солнечные лучи, затем облака вновь сомкнулись. Тусклый рассвет становился все мрачнее.

— Когда папа отпишет все мне, — тихо сказала Кэт, — я дам тебе и Буну содержание — миллион долларов в год. Мама получит пять миллионов в год. Она, если захочет, останется в Эшерленде. Так же, как и Бун. Я буду жить в Нью-Йорке.

Как видишь, я не собираюсь никого обижать. На миллион в год ты сможешь жить в комфорте и писать в свое удовольствие.

— Да, — ответил он блеклым голосом. — Пожалуй.

— Принеси, Рикс. Мне это нужно.

«Почему бы и нет? — подумал он. — Почему бы не приготовить для нее раствор и не всадить иглу в вену? Если она хочет себя убить, почему бы не помочь?»

Но он покачал головой.

— Извини, но я этого не сделаю.

— Не знаю, что ты пытаешься доказать, но зря ты это затеял.

— Я тоже не знаю. — Он вышел из комнаты, так как ее измученный, отчаянный взгляд сводил с ума.

Вернувшись к себе в спальню, Рикс выпроводил Паддинг. Она ныла, что хочет остаться, а когда перед ее носом захлопнулась дверь, обругала его последними словами. Он достал металлическую коробку из-под кровати и спустил порошок в унитаз.

В ванной при свечах он взглянул на себя в зеркало. С того времени, как он вернулся в Эшерленд, морщины вокруг рта и в уголках глаз совершенно исчезли. Щеки порозовели. Его преждевременное старение в последние дни, казалось, дало обратный ход. Даже волосы излучали жизненную энергию.

Но это его тревожило. Все равно что смотреть на собранное по частям чужое обличье. Словно кто-то прятался под его кожей и в конце концов показался на свет.

До него вдруг дошло, что это смесь лиц с портретов в библиотеке. Хадсон, Арам, Ладлоу, Эрик — все они слились в его душе в одного сумрачного незнакомца. Они жили внутри его, и не важно, что он изо всех сил боролся против их влияния.

В действительности ему нипочем их не победить. Неужели он не достоин доли от этих десяти миллиардов? Хотя бы потому, что родился Эшером?

Ему не нужны подачки Кэт. Ведь она наркоманка, да к тому же с суицидальной тягой; у нее никаких шансов удержать бразды правления «Эшер армаментс»! Она пытается купить его молчание и сотрудничество. Но быть может, удастся убедить сестру, что она нуждается в советчике?

«Боже, — подумал он, шокированный поворотом, который приняли его мысли. — Нет! Я самостоятельный человек! Мне не нужны кровавые деньги!»

Десять миллиардов долларов. Это же просто немыслимое богатство. А оружие нужно человечеству, так всегда было, и так всегда будет. Как сказал Эдвин, имя Эшеров сдерживает войну.

Рикс снял джинсы и встал под душ. Вымывшись, надел темно-синие брюки и белую рубашку, которые достал из шкафа. Он выбрал серый джемпер из тех, что припасла для него мать. На нем были пуговицы из полированного серебра, с гербом Эшеров.

Он спустился вниз, в библиотеку, чтобы продолжить изучение документов. Его смущенный ум все еще разрывался между идеализмом и реальностью и не знал, где укрыться.

Единственным безопасным местом казалось прошлое.

Но никуда не исчезало будущее, которого он боялся.

Глава 36

«Я убил родного сына», — сказал Король Горы.

Нью Тарп сидел в клинике, в зале ожидания. На коленях у него лежал посох старика. На другом конце комнаты Рэйвен звонила по платному телефону. Майра Тарп почти час без движения сидела в углу.

Нью пристально смотрел на мать. Его раздирали противоречивые чувства. Она не хотела, чтобы Натана нашли. Мужчины, которые отправились на поиски, в действительности тоже не стремились его обнаружить. Натан, как и другие из года в год пропадавшие дети, был принесен в жертву Страшиле. Но мог ли он, получив отказ, действительно наслать землетрясение, чтобы разрушить Бриатоп? И есть ли способ его уничтожить? Или он будет вечно бродить по Бриатопу?

Мать боялась. Нью чувствовал ее страх, горький, как скисшее молоко. «Распрямись», — мысленно приказал он ей, нарисовав соответствующую картинку в своем воображении.

Пару секунд поколебавшись, Майра вытянулась, как марионетка на веревочке. Выполнив приказ, она села так же, как и раньше. Ее прямые волосы свисали, закрывая половину лица.

Нью переключил внимание на Рэйвен. «Почеши голову», — скомандовал он.

Поглощенная разговором, Рэйвен даже не взглянула на него, но подняла левую руку и словно невзначай почесала затылок.

«Есть ли у магии какой-нибудь предел?» — размышлял мальчик.

Он подумал о ноже, поднимающемся из переплетения колючих лоз, о взлетающей над каминной полкой лампе, о стене из голубых камней, которая защищала его от Жадной Утробы, о матери, сидевшей со сцепленными руками, пока грузовик ехал в Фокстон. «Если магия во мне с рождения, как считает Король Горы, то я, должно быть, открыл ее с помощью злости в той яме, — решил Нью. — До этого у меня не возникало нужды в магии, и если бы Страшила не забрал Натана, я мог бы никогда не узнать о том, что таится в моем разуме».

Если сказанное Королем Горы — правда, то Нью происходит из древнего рода колдунов и ведьм, рода, чьи истоки потерялись во тьме столетий.

Старик, умирающий сейчас в больничной палате, приходился ему дедом.

Комета упала четвертого июля, ему тогда было десять, рассказал Король Горы Нью и Рэйвен. Лизбет было шесть лет.

Шел 1919 год. Сначала был оглушительный свист, потом взрыв, и лачуга затряслась. Разбуженный, он выскочил на крыльцо и увидел, что лес вокруг весь в огне. Отец кричал, что они должны собраться вместе и бежать. В небе вспыхнула красная полоса, и, когда взрывом повалило деревья, мальчик, которого позже прозвали Королем Горы, понял, что пришел конец света.

Мать сунула ему в руки Лизбет, велела убегать и вернулась к мужу. Крепко держа сестру, мальчик кинулся прочь от дома через объятый огнем лес. Лизбет кричала в ужасе. Раздался пронзительный вой, который становился оглушительно громким. Он оглянулся назад и увидел выбегающих из лачуги отца и мать.

Затем была ослепительная вспышка, лачуга взорвалась, и в воздух полетели щепки. Что-то ударило его в лицо, сшибло с ног, мимо прошла волна жара. Следующим его воспоминанием были горящие волосы и одежда Лизбет и как он пытался сбить пламя. Его руки были окровавлены, а когда сестра увидела его лицо, она завизжала.

Он не помнит, как они добрались до руин. Могли пройти часы или дни, прежде чем дети сжались в комочек, притулившись друг к другу в каменном строении, которое стало их новым домом. Отец приводил его сюда и рассказывал о прошлом их семьи. Мальчик помнил, каким тихим и заброшенным было это место. И оно считалось проклятым; никто не осмеливался туда подниматься.

Лизбет сильно обожглась. Рассудок покинул ее, и большую часть времени она проводила в углу, сидя на корточках, плача и раскачиваясь. Он наполовину ослеп, его мучила боль, и всякий шум в лесу пугал. Но позже — насколько позже, мальчик не знал — он оставил Лизбет и спустился по горе туда, где раньше стоял их домик. О нем теперь напоминала только куча углей. Проходя по пепелищу, он нашел какие-то лохмотья для себя и сестры, пару отцовских башмаков, несколько банок пригодных в пищу консервов и обугленный труп отца.

Его можно было узнать только по золотому зубу во рту. В руке был зажат кривой посох, вырезанный из слоновой кости его прапрадедом. Посох сильно почернел от сажи, но выстоял против огня. Отец рассказывал, что этот посох передавался из поколения в поколение; он заключает в себе как гнев, так и любовь, которую его предок испытывал к девушке. Это жуткая вещь, и с ней надо обращаться аккуратно, так как в ней прячется непостижимая сила.

Мальчик высвободил посох из мертвой руки и вернулся в развалины. Вскоре после этого его поврежденный глаз затвердел и выкатился из глазницы, как серый камешек. Раны затянулись и зарубцевались. Однажды он вернулся из леса, где собирал дрова для костра, и обнаружил, что сестра играет с посохом. Ее помешательство прошло, но память сохранила только визг падающих с неба метеоритов.

Шли годы, похожие один на другой как две капли воды. Они с Лизбет редко покидали руины. Их детская обоюдная нежность перестала быть только чувством, связывающим брата и сестру, хотя Король Горы не смог сказать, когда и как все произошло.

В мае 1931 года Лизбет родила мальчика. Он единственный из ее детей появился на свет живым и доношенным. Ей было девятнадцать, а Королю Горы двадцать два. Осенью того же года Лизбет с ребенком видели на утесе неподалеку от руин. Не прошло и недели, как туда поднялся шериф и обнаружил их.

Нью мог себе представить, какое они произвели впечатление: истощенные, грязные мужчина и женщина в лохмотьях и играющий на усыпанном листьями полу младенец.

Шериф созвал городской суд, чтобы решить, что делать, а потом какие-то люди пришли забрать ребенка в детский дом.

Король Горы сказал, что едва их не убил. Он бы мог. Это было бы очень просто. Но в глубине души он понимал, что для ребенка лучше уйти. Городские чиновники пытались сманить их с горы вниз, однако ни он, ни она не ушли. Пришельцы забрали ребенка и уехали в коричневом «форде», пообещав привезти одежду и еду. Но, насколько помнил Король Горы, эти люди больше не появлялись на Бриатопе.

Но почему, думал Нью, отец предпочел осесть на горе после того, как вырос в детском доме? Не вросло ли каким-то образом в подсознание отца место его рождения? Тянуло ли его обратно потому, что он чувствовал зло, которое, как сказал Король Горы, витает над Эшерлендом? Нью вспомнил, что его мать рассказывала ему о кошмарах отца: в них он видел конец света. Было ли это своего рода мрачное воспоминание о разрушении его предком города колдунов? Наверняка этого ему не узнать никогда. Но что бы ни звало отца, теперь оно же обращается к нему, Нью, из Лоджии Эшеров. Что ждет его там, в стенах этого дома? И что случится с ним, если он осмелится там показаться?

— Нью, — сказала Рэйвен, нарушив ход мыслей мальчика. Она сидела через стул от него, держа в руках записную книжку. — Мой отец проверил рассказ старика. В День независимости тысяча девятьсот девятнадцатого года Эрик Эшер стрелял из пушек по горе Бриатоп. Падающие снаряды Король Горы называл метеоритами. Огонь разрушил дюжину хибар и убил как минимум семнадцать человек. — Она сверилась с записями, которые сделала. — В выпуске «Демократа» за десятое число есть список погибших и пропавших. Су-дружеская пара, Бен и Оркид Хартли, погибла, но их дети Элизабет и Орен так и не были найдены.

— Орен Хартли, — сказал Нью. — Так его зовут, верно?

— Думаю, да. Но проверить его рассказ про своего ребенка невозможно, разве что поговорить с кем-нибудь в приюте для сирот. Могут что-то прояснить и записи шерифа, хотя я в этом сомневаюсь.

— А вы ему верите?

Рэйвен кивнула:

— Да, верю. Зачем ему придумывать? Думаю, Орен Хартли — твой дедушка. Остальное… не знаю. Я видела те фигуры на стенах развалин, наблюдала то, что умеет Король Горы.

Но… я до сих пор не могу заставить мой разум это принять, Нью. Всегда думала, что ведьмы, колдуны и магические жезлы — это фольклор. — Она нахмурилась, глядя на посох на коленях мальчика. — Он говорил… ты похож на него. Что он имел в виду?

Нью сделал глубокий вдох, на секунду задержал дыхание, а потом медленно выдохнул. Мальчик взялся руками за посох и посмотрел в другой конец комнаты, на платный телефон.

Рэйвен увидела, что глаза мальчика ярко засверкали. На правом виске ритмично запульсировала жилка. Он сидел неподвижно, отрешившись от всего, за исключением того, на чем сконцентрировался.

Рэйвен услышала, как что-то щелкает у нее за спиной, и обернулась на звук.

Диск платного телефона вращался. Раздался металлический щелчок, и из прорези для возврата денег вывалилась монета в двадцать пять центов и покатилась по полу.

Нью направил внимание на другое. Белая керамическая пепельница на столе рядом с дверью подпрыгнула и со стуком вернулась на место. Поднялись, хлопая страницами, журналы. Корзина с мусором, балансируя на ободке, закрутилась как волчок. По комнате, налетая друг на друга, запрыгали стулья. Эта демонстрация телекинеза продолжалась более минуты, а потом предметы снова замерли. Нью спокойно посмотрел на Рэйвен.

Ее лицо посерело.

— О! — тихо сказала она.

— Это было внутри меня все время, — сказал Нью, — но я никогда не нуждался в таком волшебстве, пока не попал в терновник. Может быть, это было и в Натане, я не знаю. — С его лица сошло спокойствие, и Рэйвен увидела маленького испуганного мальчика. — Я чувствую, что у меня внутри как будто все горит, — сказал он. — Думаю… я могу сделать все, что пожелаю. Все, что угодно. Если бы я захотел, заставил бы вас танцевать. Я мог бы расколоть эти стены. Но мне страшно, потому что… я не знаю, как это контролировать. Все, что я должен сделать… это пожелать, чтобы произошло что-нибудь. И если я захочу достаточно сильно, оно произойдет.

Первым побуждением Рэйвен было убежать от него подальше, но умоляющее выражение лица мальчика удержало ее.

— Не знаю, что и сказать. Полагаю… ты должен делать то, что кажется тебе правильным.

— Если сказанное Королем Горы правда… то мой предок поклонялся Сатане до того, как он разрушил город колдунов.

В нем было зло, иначе дьявол бы не призвал его. Откуда мне знать… не таится ли и во мне это зло?

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мне нравится магия, — признался Нью. — Мне приятно то ощущение, которое она дает. Я могу сделать все, что угодно. И… да простит меня Боже, но я хочу ответить на зов Лоджии. — Он опустил голову, поглаживая пальцами грубое дерево посоха. — Одна половина меня… хочет, чтобы все было как раньше, до моего падения в яму с колючками. А другая половина рада, что это произошло. И я боюсь этой части самого себя, мисс Дунстан. — (Она смотрела на его пальцы, крепко сжавшие посох.) — Я не хочу потерять того… кем я был раньше.

Рэйвен нерешительно коснулась руки Нью. Под рубашкой она почувствовала кости. «Обычные кости, — подумала она, — такие же, как у любого другого».

— Ты его не потеряешь, — сказала она.

Но девушка отдавала себе отчет, сколь мало она понимает суть того, через что прошел мальчик. За короткий промежуток времени, за какую-то неделю его жизнь сильно изменилась, как, впрочем, и ее собственная. Поиски Страшилы привели ее в темный лабиринт прошлого — в хитросплетение колдовства и странных семейных уз. «Что лежит в центре этого лабиринта? — гадала она. — И что меня ведет вслепую путаными коридорами между прошлым и будущим?»

Она знала: это делает Лоджия Эшеров. Поняла еще в тот день, когда поговорила с Майрой Тарп в кафе «Широкий лист» и собеседница упомянула нечто темное, одиноко живущее в Лоджии. Сначала Рэйвен предположила, что там прячется такой же отшельник, как Король Горы, который, бродя ночами по лесу, крадет детей, не оставляя следов. Рикс Эшер сказал, что Лоджия стоит незапертой, — чем не превосходное убежище для безумца, которому вздумалось бы подпитывать легенды о Страшиле.

Рэйвен подумывала о том, что нужно бы самой проникнуть в особняк, поискать в темноте следы детоубийцы. Но, услышав рассказ Нью о том, как Лоджия его звала, так же как заманивала его отца и Короля Горы, Рэйвен осознала, что в доме может таиться нечто более страшное, чем Страшила.

«Сатана ищет человека, — говорил Король Горы мальчику. — Он зовет тебя так же, как звал твоего отца… так же, как звал меня все эти годы. Ему нужна сила, которая есть в тебе…»

«Если коварные силы зла обитают в Эшерленде, — думала Рэйвен, — возможно ли, что они пытаются затянуть Нью в паутину, из которой выбрался его предок?»

Вошел доктор Робинсон, и Нью с Рэйвен обернулись к нему. Майра Тарп по-прежнему сидела согнувшись, вся ее энергия ушла, а дух был сломлен.

— Как он? — спросила Рэйвен.

Доктор мрачно покачал головой.

— Умирает. Ох и сильный же старик, скажу я вам. Мы сделали все, что смогли, но… организм получил тяжелые повреждения. Кто-нибудь из вас в курсе, что у него запущенная пневмония? Анемия такая, что кровь светлая, как вода.

По всем правилам его следовало бы уложить в постель больше года назад. — Он взглянул на Нью. — Насколько я понял, вы сказали медсестре, что у него нет родственников. Некому подтвердить… Я хочу сказать, некому уладить все дела.

— Счет будет оплачен, — сказала Рэйвен. — Я уже говорила об этом.

— Да я о другом. Старик умирает. Ужасно не люблю говорить об этом так прямо, но… кто позаботится о теле? Шериф Кемп?

— Нет, сэр. — Нью встал со стула. Он посмотрел на мать, которая сидела не шевелясь, потом снова на доктора Робинсона. — Я ошибся, сэр. У него есть родственники. Он мой дедушка, и я позабочусь о нем.

— Нью, — прошипела Майра, но сын не обратил на нее никакого внимания.

— О, я понимаю. — Доктор явно ничего не понял, но он, очевидно, был удовлетворен. — Ну что ж… В твоих жилах течет сильная кровь, сынок. Твой дедушка — незаурядный человек.

— Да, сэр, — сказал Нью. — Могу я его видеть?

— Я сомневаюсь, что он узнает о твоем присутствии, но, если хочешь, валяй.

— Мне пойти с тобой? — спросила Рэйвен, но Нью покачал головой.

Когда он вышел из комнаты, доктор Робинсон тихо сказал Рэйвен:

— Старик цепляется за жизнь изо всех сил. Не знаю, что его держит на этом свете.

Нью стоял в комнате Короля Горы, прислушиваясь к его слабому дыханию. Сквозь шторы единственного окна просачивался тускло-серый свет. Лампа над кроватью старика не горела. Король Горы не шевелился. Нью постоял еще немного и повернулся к двери.

— Парень, — слабо прошептал старик. — Не… уходи пока.

Нью подошел ближе к кровати.

— Вам больно? — осторожно спросил он.

— Нет. Теперь нет. Она все-таки одолела меня. — Король Горы хрипло кашлянул. — Старая сучка… подловила, когда я был к ней спиной. Несколько лет назад… я бы спустил с нее шкуру.

— Мисс Дунстан нашла заметку в старой газете, — сказал Нью. — О том… как упала комета. Ваше имя Орен Хартли.

— Орен… Хартли, — повторил старик. — Звучит… как имя слюнявого проповедника. Это не я, парень. Я — Король Горы. — Он сказал это с упрямой гордостью. — Были… ли в этой статье имена моих родителей?

— Вашего отца звали Бен, а мать — Оркид.

— Ага… Вполне хорошие имена, пожалуй. Напоминают звон колокольчика, но… это было так давно. Возьми мою руку, парень, и крепко ее держи.

Нью сжал холодную кисть Короля Горы.

— То, что я сотворил с твоим папой, — прошептал старик, — я сделал… потому что боялся. Он слабел… Не знал, кто он, и готовился ответить на зов.

— Что бы с ним случилось, если бы он спустился в Лоджию?

— Лоджия, — горько просипел Король Горы. — Это… не просто дом, парень. Это святилище дьявола, храм для поклонения злу. Если бы твой папа ушел туда… то, что там живет, поймало бы его. В Лоджии… есть силы, которые тебя зовут и обещают… все на свете. Но все, чего они хотят, — это использовать тебя. Схватить и держать… как те колючки на горе. — Он тихо, устало вздохнул. — Тебе ведь не очень нравится твоя жизнь? Иногда хочется жить в Эшерленде и… не возвращаться в свою хибару. Разве не так?

— Так.

— Где ты живешь — не имеет большого значения, — сказал Король Горы. — Важно то… что живет в тебе. У Эшеров есть деньги… но они сидят в клетке, сами о том не подозревая. Однажды расшибут голову о ее прутья. За все свои деньги они не смогут купить ключ. Ты… гордись собой, парень.

Остальное образуется само. А твоя мама… она просто боится за тебя, потому что любит. Не обижайся на нее за это.

— Она не хотела, чтобы нашли Натана, — холодно возразил мальчик. — Ей не было нужно, чтобы Натан вернулся домой!

— Ошибаешься… Она лишь делает вид — так надо, чтобы пережить потерю. Ты — все, что у нее осталось. Наверное… я отчасти виноват в этом. — Старик сжал руку Нью. — Ты прощаешь меня, парень? За то, что я сделал с твоим отцом?

— Мне очень не хватает его.

— Я знаю. Но… иначе было нельзя. Ты меня понимаешь?

— Да, — сказал Нью.

— По крайней мере… он умер тем человеком, которого ты знал. А не тем… кем бы он стал, если бы спустился в Лоджию.

— Что случилось с Натаном? Куда Страшила унес моего брата?

— Я не знаю. Уверен только… что Страшила — часть всего этого. Часть того, что зовет тебя в Эшерленд. Я не знаю, кто такой Страшила и почему он уносит детей.

— А что случилось бы со мной, — спросил Нью, — если бы я спустился в Лоджию?

Старик молчал. Вдали глухо раскатился гром.

— Тогда… ты бы пришел прямо в ловушку, — сказал Король Горы. — Как бессловесная скотина… на убой.

— Я собираюсь сходить в Лоджию, — сказал Нью. — Уже твердо решил. Вы ведь знаете, что там внутри?

— Там… очень опасно. Парень… если бы я мог тебя остановить, сделал бы это. Но я… был, да весь вышел. Я передал тебе посох и рассказал историю. Остальное… ложится на твои плечи.

Нью почувствовал, как хватка старика слабеет. Король Горы прошептал:

— Лизбет… Кто теперь позаботится о… Лизбет?

Он терял сознание. Корка льда внутри у Нью неожиданно дала трещину. «Могут ли слова принести вред?» — спросил он себя. И тихо сказал:

— Я прощаю вас.

В руке Короля Горы снова, всего на секунду или две, появилась сила.

— Я… сейчас отдам концы. — Его голос был едва различим. — Хочу, чтобы ты пошел… и сказал им, что Король Горы хочет отдохнуть.

— Да, сэр.

Старик разжал пальцы, и его рука, соскользнув, свесилась с кровати.

Нью казалось, что он все еще слышит хриплое дыхание, но мальчик не был в этом уверен. На улице прогремел гром, оконное стекло задрожало. Нью попятился к двери и вышел из комнаты.

— Куда можно пойти, чтобы побыть одному? — спросил Нью в приемной. — Нужно кое-что обдумать.

— В начале этой улицы редакция «Демократа», — сказала Рэйвен. — Так рано там никого не бывает. Хочешь, отведу?

Он кивнул и подошел к матери.

— Ма?

Она вздрогнула. Ее руки были сложены на коленях, как во время молитвы.

Нью нежно прикоснулся к ее щеке, Майра посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы.

— Я хочу, чтобы ты взяла пикап и поехала домой, — сказал он. — Ты сделаешь это?

— Без тебя я никуда не…

— Я единственный мужчина в доме, мама. Ты говорила об этом сотни раз. Если хочешь, чтобы я был мужчиной, я должен самостоятельно принимать решения. Собирается гроза. Я хочу, чтобы ты взяла пикап и ехала домой. — Он знал, что может легко заставить мать. Потребовался бы мысленный толчок, не более. Мальчик был готов это сделать, но все же сказал: — Пожалуйста.

Она хотела было возразить, но увидела в глазах сына взгляд мужчины.

— Хорошо, — сказала Майра. — Я поеду домой. Но как ты будешь…

— Я разберусь.

Майра встала и посмотрела на Рэйвен, а затем опять на Нью.

— Ты ведь… вернешься?

— Да, мама. Вернусь.

Она отвела взгляд и вышла из клиники на улицу, где в небе собирались грозовые облака.

Нью стоял в дверях, пока она не уехала.

— Что ты задумал? — спросила Рэйвен.

— Охоту, — спокойно ответил он. — Я должен сообразить, как поставить ловушку.

Глава 37

Рикс услышал отдаленный раскат грома, когда сидел в библиотеке, изучая при зажженных свечах один из первых обнаруженных им предметов: маленькую заплесневелую книжечку в черном переплете, полную математических формул, тусклых чернильных рисунков и нотных знаков. Математика в школе давалась Риксу легко, но эти формулы оказались для него слишком сложными. «Что-то связанное с физикой», — решил он, заметив среди цифр и букв обозначения веса и скорости.

«За каким дьяволом тут это?» — недоумевал Рикс.

Но особенно загадочным было нотное письмо — чрезвычайно запутанное, с десятками бемолей и диезов. Чье это сочинение и как оно связано с математическими формулами?

Рикс перевернул несколько хрупких страничек и посмотрел на рисунки длинных шпилей с полумесяцами, окружностями и треугольниками у их основания. Он чувствовал, что знает их смысл. Символы были ему известны, но не удавалось их сопоставить.

Тихий стук испугал Рикса. Он закрыл книгу, несколько секунд медлил, затем встал, подошел к двери и приоткрыл ее.

За ней стоял Эдвин — знакомое кепи, безукоризненно чистые, отутюженные куртка и брюки.

— Так и знал, что найду вас здесь, — сказал он.

Рикс открыл дверь шире, впуская Эдвина, и снова ее закрыл.

— Да вот, читаю. Как папа?

— Спит. Миссис Рейнольдс приступила к своим обязанностям.

Эдвин был бледным и изнуренным после того, как несколько часов провел с Уоленом в Тихой комнате. Кожа на лице, казалось, обтянула кости; от одежды исходил запах Уолена.

— Вы сегодня не завтракали, — сказал Эдвин. — Кэсс беспокоится.

Рикс взглянул на часы: уже почти девять.

— Со мной все в порядке. Просто утром не хотелось есть.

— Нужно поддерживать в себе силы. — Эдвин посмотрел на черную книжку, которую держал Рикс. — Нашли что-нибудь интересное?

— Думаю, да. Взгляни-ка. — Рикс подошел к столу и раскрыл книжку на формулах. — Как считаешь, что бы это могло быть? Похоже на задачу по физике.

— По физике? — Эдвин нахмурился. — Вот уж не знаю. В школе я лучше всего успевал по английскому. — Некоторое время он рассматривал символы, а потом покачал головой: — Очень жаль, но я не могу сказать, что тут к чему.

Рикс показал ноты и рисунки. Один рисунок напомнил Эдвину подкову, но и только.

Рикс закрыл книжку.

— Тебе что-нибудь известно о новом проекте папы? — спросил он. — Кэт сказала, он называется «Маятник», но больше она ничего не знает.

— Ваш отец никогда никого не посвящал в свои деловые планы. Я, конечно, видел, как приезжают и уезжают военные, но это меня не касается.

— Ты когда-нибудь интересовался, что происходит в «Эшер армаментс»?

— Да, и часто. — Эдвин пересек комнату и посмотрел на портрет Хадсона Эшера. — Мужественные черты лица, — сказал он с почтением. — Это был человек огромной воли и целеустремленности. У вас его глаза, Рикс.

— По-моему, ты уклоняешься от моего вопроса.

— Пожалуй… я уклонялся от него все эти годы. — В мягком золотистом свете фигура Эдвина выражала самообладание и достоинство. Отблески свечей мерцали на пуговицах его куртки. — Я уже говорил вам, что ненавижу войны, но кто-то всегда будет их вести. Это факт нашего ничтожного бытия.

Вы должны поверить, что оружие вашей семьи помогает предотвращать катастрофы. Такой взгляд на вещи позволил мне пережить много холодных ночей. Вам бы он тоже не помешал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ваше душевное спокойствие. — Эдвин снял кепи и провел рукой по редким седым волосам. — Я знаю, что последние несколько лет вы были очень угнетены. Смерть Сандры, трудности с работой, теперь вот болезнь отца. Вы всегда были чувствительным. Я знаю, что жизнь в этом мире для вас очень тяжела. Разве не так?

— Так, — сказал Рикс.

Эдвин кивнул.

— Когда вы позвонили в тот день из Нью-Йорка, я услышал в голосе отчаяние. Еще раз почувствовал его, когда вы сказали, что хотите написать историю семьи. Мир может оказаться коварным, Рикс. Он бывает невыносимым для человека с тонкой кожей.

— Мне не по себе, — признался Рикс. — Даже очень. Кажется, это с тех пор, как умерла Сандра. Я так сильно ее любил, Эдвин. Вместе с ней как будто умерла часть моей души, словно во мне погасили свет. Теперь я чувствую в себе лишь тьму. — Он замолк, но понял, что Эдвин ждет продолжения. — И тогда… начались кошмары. Какие-то вещи мерещатся, их сути я просто не могу понять. В отеле «Де Пейзер» Бун повесил пластмассовый скелет в дверях Тихой комнаты, так, чтобы он качался прямо перед моим лицом. И с тех пор мне регулярно видится эта штуковина, но только с каждым разом на ней все больше крови. Понимаю, это дико звучит, но я снова и снова вижу то, что пугает меня до смерти. Что-то вроде дверной ручки с мордой ревущего льва. Она сделана из серебра и просто парит в темноте. Может, где-нибудь в Лоджии есть такая дверь, как думаешь?

— Рикс, в Лоджии тысячи дверей, — сказал Эдвин. — И я не присматривался к их ручкам. Но почему вы решили, что этот кошмар связан с Лоджией?

— Я не решил, а только пред полагаю… Возможно, видел такую дверь, когда бродил по Лоджии. И тот игрушечный скелет был из пластмассы, но сейчас… он кажется настоящим.

— Для вас это было ужасное испытание, — тихо сказал Эдвин. — Провести одному долгие часы в темноте… Я благодарю Господа, что нашел вас тогда. Но это случилось очень давно. Рикс, надо дать страхам перед Лоджией уйти. Однако вынужден признать, что Лоджия частенько обводила меня вокруг пальца. Несколько раз я так заблудился, что был вынужден звать на помощь. Кстати, это мне напомнило, зачем я вас искал. Вы не видели утром Логана?

— Логана? Нет. А в чем дело?

— Я думаю, он сбежал. У нас возникли разногласия. Он, кажется, считает, что я слишком требователен к его работе. Этим утром Логана не было в комнате, когда я пришел его будить.

— Скатертью дорожка, — натянуто сказал Рикс. — Логан никогда бы не смог занять твое место. Надеюсь, теперь ты это понимаешь.

— Я искренне думал, что Логан способен сделать что-то в своей жизни. Кэсс говорила, что я свалял дурака. Может, она права. — Эдвин нахмурился; Рикс не привык видеть такое выражение на его обычно спокойном лице. — У Логана совершенно отсутствует дисциплина. Я узнал об этом, когда Роберт рассказал мне о всех переделках, в которых тот побывал. Но… я хотел дать парню шанс, он ведь Бодейн. Так ли это плохо?

— Вовсе нет. Может быть, ты излишне доверчив?

— Вот и Кэсс сказала то же самое. Я пока не буду звонить Роберту. Дам Логану время до вечера. Но если он не справляется, кто займет мое место? — Эдвин вздохнул. — Выпороть бы его как следует.

— Он давно вышел из того возраста, когда можно поркой вправить мозги.

Эдвин вздохнул.

— Я еще не был возле Лоджии. Если Логан пошел туда один после того, как получил мой совет этого не делать, то он так же глуп, как и непослушен. Ну что ж, не буду вам надоедать, Логан — это моя проблема.

Он направился к дверям библиотеки.

— Эдвин?

Гость остановился. Рикс махнул рукой в сторону картонных коробок.

— Я в них роюсь, чтобы узнать, как Ладлоу Эшер вернул трость в семью. Знаю, что она была похищена тем самым человеком, который убил на дуэли Арама Эшера, и отсутствовала как минимум тринадцать лет. Очевидно, трость очень важна. Есть ли у тебя какие-нибудь соображения по поводу того, как Ладлоу мог ее заполучить? Может, ты слышал что-нибудь от отца или матери?

— Нет. — Но это было сказано так быстро, что Рикс мгновенно навострил уши и встал между Эдвином и дверью.

— Если ты что-нибудь знаешь, расскажи. Кому это повредит? Не маме и уж конечно не папе. И не вам с Кэсс. — Он видел на лице Эдвина нерешительность. — Ну пожалуйста.

— Рикс, я не…

— Это важно для меня, и я должен знать.

За окнами библиотеки, как гулкий барабан, прогремел гром.

— Хорошо, — сказал Эдвин покорным голосом. — Я знаю, как Ладлоу нашел трость. В возрасте Логана я был точно таким же, как он. Я ненавидел работу и нашел хорошее место, чтобы прятаться, — библиотеку в подвале Лоджии. — Он загадочно улыбнулся. — Я, бывало, воровал сигары из курительной комнаты и таскал в свое укрытие. Дымил среди журналов и книг. Удивительно, как дом не поджег. Естественно, я много читал.

— И ты что-то нашел насчет Ладлоу и трости? — нажимал Рикс.

— Среди прочего. Это была подшивка старых газет. Конечно, дело очень давнее. Я не уверен, что моей памяти еще можно доверять.

— Расскажи все, что помнишь.

Эдвин по-прежнему глядел неуверенно. Он было снова запротестовал, но затем вздохнул и медленно опустился на стул.

— Хорошо, — сказал он, глядя на свечи, горевшие в канделябре на столе. — Я знаю, что Лютер Бодейн, мой дедушка, летом тысяча восемьсот восемьдесят второго года поехал вместе с Ладлоу в Новый Орлеан. Ладлоу хотел повидаться с Шанн, своей сводной сестрой. Она жила за городом в женском монастыре, где провела более восьми лет.

— Шанн была монахиней? — спросил Рикс. — Я думал, она стала пианисткой. Разве она не училась музыке в Париже?

— Училась. Очевидно, она была музыкальным гением, потому что уже в десять лет сочиняла мелодии. Насколько я помню, когда ее отца убили, Шанн жила в Париже. Его смерть, должно быть, для нее явилась страшным ударом. Застенчивая и нежная девушка, она боготворила Арама Эшера. Но она не пала духом и закончила образование. На выпускном экзамене в консерватории Шанн играла концерт собственного сочинения. — Глаза Эдвина, казалось, потемнели, он смотрел мимо Рикса в прошлое. — Концерт был написан в честь ее отца. Шанн получила высокие оценки на выпускных экзаменах. Вернувшись в Америку, она сразу же отправилась в концертный тур.

— Как же она стала монахиней?

— После того как Шанн уехала, директриса академии повесилась, — продолжал Эдвин, словно не слыша вопроса Рикса. — Во время своего турне Шанн играла то, что стало известно как «эшеровский концерт». В библиотеке Лоджии хранятся десятки хвалебных статей о ее выступлениях. Турне продолжалось более четырех месяцев, и везде, где Шанн играла, она имела феноменальный успех. Затем начались самоубийства.

— Самоубийства? Не понимаю.

— Сперва никто не мог понять. Дюжина в Нью-Йорке, десять в Бостоне, восемь в Филадельфии, еще двенадцать в Чарльстоне. И все они слышали «эшеровский концерт».

Рикс внутренне съежился. Он вспомнил выцветшую фотографию маленькой счастливой девочки, сидевшей за большим белым роялем.

— Ты хочешь сказать… что музыка была как-то связана с самоубийствами?

— Похоже на то. — Голос Эдвина стал мрачным. — Музыка была такой… прекрасной и странной, что еще долго после прослушивания действовала на подсознание. Заинтересовалась пресса; когда Шанн со своей свитой сошла в Новом Орлеане с поезда, газетчики накинулись на нее, как свора охотничьих собак. За вокзалом стояла толпа. Ее называли убийцей, кричали, что она ведьма, которая сочинила сатанинскую симфонию. Стресс для Шанн был слишком сильным, и она прекратила выступления. Следующие несколько лет она провела в новоорлеанской лечебнице для душевнобольных. После того как ее выписали, она ушла в женский монастырь.

— И не возвращалась в Эшерленд? Разве она не похоронена здесь на кладбище?

— Нет. Здесь ей поставили памятник, но похоронена Шанн в Новом Орлеане. Точно неизвестно, зачем Ладлоу ездил к ней, возможно, чтобы привезти домой. Как бы там ни было, она не уехала из монастыря. — Эдвин помедлил, собираясь с мыслями. На стене нечетко вырисовывалась его тень. — В Новом Орлеане были сильные бури и наводнения. Поезда отменили, — тихо продолжал он. — Ладлоу и Лютер забронировали места на «Голубой луне», это один из последних пароходов старика Кордвейлера. Согласно описанию, данному газетами, пароход был в плачевном состоянии. Так или иначе, Ладлоу как-то позволил увлечь себя в дальнюю каюту для игры в покер, и так началось возвращение семейного скипетра.

Пока Эдвин говорил, над Эшерлендом прозвучал приглушенный гром. В своем воображении Рикс увидел некогда гордую, а ныне всю в неприглядных заплатах из дешевой доски «Голубую луну», с трудом плывущую на север по вышедшей из берегов Миссисипи. В корме при свете ламп шла игра в карты. Ставки были высоки. Двадцатичетырехлетний Ладлоу сел за круглый карточный стол, но это оказалась не просто игра.

Мистер Тайсон, пожилой джентльмен в цилиндре, который завел в баре разговор с Ладлоу, представил его остальным игрокам. Ладлоу назвался Томом Уайеттом, понимая, что пожилой джентльмен, вероятно, ищет овцу, которую можно остричь, а фамилия Эшер может быть ему знакома. Ладлоу часто прибегал к такой предосторожности.

Ладлоу кивнул по очереди каждому из них: лысому мужчине крепкого сложения, который носил кричащий бриллиантовый перстень и назвался Николлсом — с двумя «л», кофейно-смуглому человеку по имени Чэнс — у него была козлиная бородка, а правый глаз прикрывала коричневая бархатная повязка, и худому негру, который назвался Брезреном.

В одну из его широких ноздрей была продета булавка с рубином. Ладлоу налили стакан виски, предложили отличную гаванскую сигару, и игра пошла.

«Голубая луна», качаясь, тащилась по неспокойной реке.

Все скрипело и стонало так, будто она вот-вот развалится. Карточный стол был усыпан купюрами в пятьдесят и сто долларов, а развешанные в каюте керосиновые лампы ярко горели в клубах сигарного дыма. Ладлоу рассчитывал быстро проиграть некоторую сумму и оставшуюся часть длинного путешествия в Сент-Луис провести в баре. Так что, выиграв менее чем за час почти пять тысяч долларов, он был изрядно удивлен.

Тайсон налил ему еще виски и похвалил за умелую игру.

Но Ладлоу не делал ничего особенно ловкого. Фактически большая часть выигрыша ему удалась, когда партнеры пасовали.

Николлс, с умелыми интонациями бывшего актера, неожиданно предложил удвоить ставки.

— Я знаю, что над моей глупой головой тяготеет рок, — сказал он с тонкой усмешкой, — но, возможно, удача изменит этому молодому человеку.

— Я в этом не так уверен, мистер Николлс, — ответил Тайсон. — Наш мистер Уайетт довольно проницателен. Что скажете, мистер Уайетт? Вы согласны?

Ладлоу знал, что в такой ситуации следует брать деньги и бежать. Все смотрели на него. Повисла напряженная тишина. Ладлоу решил поиграть.

— Я согласен, — сказал он.

К его удивлению, он продолжал выигрывать без всяких видимых усилий. Быстрый ум Ладлоу вычислил шансы сторон. Не нужно было быть гением, чтобы понять: его готовят к крупному проигрышу. Действовали партнеры медленно и осторожно. Для начала Брезрен сорвал крупный куш, который состоял в основном из денег Ладлоу. Затем Ладлоу стал выигрывать лишь один кон из четырех, а его гора фишек быстро таяла. Но всякий раз, когда казалось, что Ладлоу может бросить карты и встать из-за стола, ему позволяли сорвать приличный куш. С ним забавлялись, он это знал, и все они должны были быть заодно, чтобы так разыграть спектакль.

Возможно, Тайсон выбрал его из-за хорошей одежды, или из-за бриллиантовой булавки, или из-за толстой пачки денег, которую он доставал, расплачиваясь в баре. Хотя игроки, казалось, были невинно сосредоточены на собственных картах, создавалось впечатление, что они наверняка знали, что за карты на руках у Ладлоу, и в соответствии с этим делали ставки.

Ладлоу был озадачен: как им это удается?

Он перестал пить виски, которое ему настойчиво предлагал Тайсон, и изо всех сил сосредоточился на картах. Ладлоу поставил последнюю тысячу долларов из своего выигрыша, когда его пальцы нащупали в левом нижнем углу короля пик три малюсенькие, едва выступающие точечки. Другие карты также имели различные комбинации точек на том же самом месте. Ладлоу понял: такой крап не под силу заметить пьяному, который убежден, что к нему снова вернется удача. Карты были помечены, казалось, случайными наборами мелких точек. Этот запутанный код ясно говорил сдающему, какая у кого карта. Ладлоу внутренне улыбнулся стоявшей перед ним двойной задаче: расшифровать этот код и взять под контроль колоду.

— Ну, — сказал он, добавив невнятности в голос, когда проиграл еще четыреста долларов. — Я думаю, с меня достаточно, джентльмены. — Он стал подниматься.

Тайсон схватил его за руку.

— Еще один кон, мистер Уайетт. Я чувствую, что вам сегодня везет.

Ладлоу выиграл следующий кон и еще один. Затем пошла полоса серьезных неудач. Его выигрыш кончился, и он играл уже на собственные деньги. Контроль за колодой переходил по кругу стола, а выигрыш Чэнса рос.

На протяжении следующего часа, пока «Голубая луна» боролась с течением, а по крыше барабанил проливной дождь, мозг Ладлоу, сидевшего с непроницаемым лицом, работал как машина… Будто заправский математик, он подсчитывал шансы, а его пальцы поглаживали карты, запоминая каждую комбинацию точек и соответствующую ей карту. Он более часто стал сбрасывать карты, сохраняя свои деньги, потом краем глаза поймал быстрый взгляд Чэнса, брошенный на Тайсона, и удача вернулась к нему в виде крупного выигрыша, воодушевляя делать безрассудные ставки в следующей партии.

Ладлоу знал, что чем чаще он сдает, тем выше шансы побить шулеров их собственным оружием. Но они были опытнее, и ему по-прежнему приходилось разыгрывать обалдевшего дурака в ожидании той минуты, когда придет время их уничтожить. Он сосредоточил все внимание на картах, которые сдавал, скользя пальцем по помеченному уголку. Но он был неопытен и узнавал лишь половину карт.

Пришлось ждать еще шесть раздач, прежде чем он снова получил право сдавать. На этот раз он намеренно делал это медленней. Хотя Ладлоу проиграл Брезрену, процент узнанных карт заметно вырос. Когда он сдавал в следующий раз, он уже проиграл семь тысяч долларов собственных денег. Глаза других игроков горели азартом: они чувствовали запах свежего мяса и жаждали крови.

Пора.

— Джентльмены, — сказал Ладлоу, перетасовав колоду, — я чувствую руку судьбы. Что скажете, если мы поднимем сумму первой ставки?

На лице Тайсона появилась скользкая улыбка.

— Еще по тысяче долларов на каждого, мистер Уайетт?

— Нет, сэр, — ответил Ладлоу. — Еще по десять тысяч долларов на каждого. Наличными. — В неожиданно повисшей тишине он аккуратно положил колоду перед собой, достал банкноты из своего сюртука и опустил на середину стола.

— Это… чертовски крупная сумма, — сказал Николлс.

Его взгляд перебегал от одного игрока к другому.

— В чем дело? — Ладлоу разыграл тупое удивление. — Вы, джентльмены, не готовы к такой игре?

— Десять тысяч долларов за первую ставку на одного игрока? — Брезрен вынул сигару изо рта, и его глаза превратились в тонкие щели. — А какой предел?

— Небеса, — сказал Ладлоу. — Кто-нибудь желает?

Воцарилась тишина. Тайсон нервно откашлялся и залпом проглотил стопку виски. Сидящий на другом конце стола Чэнс, пристально глядя на Ладлоу, холодно улыбнулся.

— Я играю, — сказал он.

Он вынул из внутреннего кармана коричневого бархатного сюртука пачку банкнот и, отсчитав десять тысяч долларов, накрыл ими деньги Ладлоу.

— Я выхожу из игры, джентльмены, — сказал Брезрен.

Николлс нерешительно посопел, а затем поставил деньги на кон. Тайсон медлил. Его глаза, став змеиными, изучали лицо Ладлоу. Затем он хмыкнул и выложил десять тысяч долларов.

Теперь от Ладлоу требовались точность и аккуратность. Он медленно сдавал, скользя пальцами по точкам и распознавая каждую карту, перед тем как сдать следующую. Когда карты были сданы и обменены, у Ладлоу оказались пара десяток, дама червей, пятерка бубен и пятерка червей. По его расчетам, у Тайсона было два туза, у Николлса — разношерстная карта, а у Чэнса две пары — валеты и девятки.

— Играем? — тихо спросил Ладлоу.

Тайсон начал с тысячи долларов. Николлс уравнял. То же сделал и Чэнс.

— Я принимаю вашу тысячу, — сказал им Ладлоу, — и поднимаю ставки еще на десять тысяч. — Он вынул банкноты и кинул на стол.

Изо рта Николлса вместе с сигарным дымом вырвался сдавленный кашель. Лицо Тайсона стало приобретать желтоватый оттенок. Он взял свои карты и уставился на них, словно пытаясь прочитать будущее. Ладлоу встретился взглядом с сидящим напротив Чэнсом. Его лицо ничего не выражало.

— Ну? — ворчливо спросил Ладлоу.

— Игрок, который убегает, — сказал Тайсон, положив карты на стол, — сохраняет жизнь, чтобы выиграть в следующий раз. Прошу прощения, джентльмены.

На носу у Николлса выступили капли пота. Со сдавленным стоном он оттолкнул свои бесполезные карты.

— Вы думаете, что поймали меня? — Единственный глаз Чэнса был цвета темного топаза. — Нет, сэр. — Он начал отсчитывать банкноты, но на восьми тысячах трехстах долларах деньги кончились.

— Вам не хватает, сэр, — сказал Ладлоу. — Думаю, ваша игра на этом закончена. — Он начал сгребать деньги к себе.

Но Чэнс быстро вытянул руку и вцепился в запястье Ладлоу. Глаза игрока сверкали, горькая усмешка кривила рот.

— У меня есть вещь, — выдавил из себя Чэнс, — способная, как мне кажется, покрыть недостаток. — Он нагнулся к полу и выложил на стол предмет, при виде которого у Ладлоу отхлынула кровь от лица.

Это был «скипетр Эшеров», трость с головой льва.

— Прелесть, верно? — спросил Чэнс. — Она принадлежала раньше богатому человеку. Взгляните на отделку серебряной головы, на гладкое, как стекло, черное дерево. Это подарила мне жена богатого человека. Мы с ней, скажем так, были хорошо знакомы.

Ладлоу посмотрел Чэнсу в лицо и понял, что играет в карты с человеком, который убил его отца. Сердце бешено заколотилось, а кровь снова прилила к лицу.

— Что… заставляет вас верить, сэр, будто эта палка стоит семнадцать сотен долларов?

— То, что она волшебная, — сказал Чэнс, наклонившись к Ладлоу с заговорщицкой улыбкой. — Видите этот шрам, мистер Уайетт? Шесть лет назад, в Атланте, мне выстрелили прямо в лицо. В упор, из небольшого пистолета. Я потерял глаз, но выжил, потому что в руке у меня была трость. Два года назад в поезде меня пырнули в живот. Нож вошел глубоко… но рана зажила за неделю. В Канзас-Сити женщина порезала мне шею разбитой бутылкой. Доктор сказал, что я должен был истечь кровью, но этого не произошло. У меня в руке была трость. Она волшебная и поэтому стоит тысячу семьсот долларов и даже гораздо больше.

Ладлоу взял трость и пристально рассмотрел голову льва. Его руки дрожали.

— Она приносит счастье, — сказал Чэнс. — Посмотрите на меня. Я ходячее доказательство.

— Ваши удачи… просто шли своим чередом, мистер Тайгрэ, — сказал Ладлоу сдавленным голосом.

Чэнс — Рэндольф Тайгрэ — казался таким ошеломленным, будто его лягнула в голову лошадь.

— Меня зовут Ладлоу Эшер. Вы убили моего отца Арама Эшера. Я думаю, полиции интересно было бы узнать…

Но тут Тайгрэ вскочил, выкрикнул ругательство и опрокинул стол на Ладлоу. Карты, деньги и фишки полетели в воздух. Николлс завизжал, как ошпаренная крыса, а Тайсон упал со стула. Когда Ладлоу, сжимая трость, повалился назад, Тайгрэ уже доставал из кобуры под сюртуком револьвер фирмы «Эшер» под названием «Защитник джентльмена».

— Нет! — закричал Брезрен, хватая его за руку.

Пистолет дернулся, и выстрел вдребезги разнес лампу. На пол и стены брызнул горящий керосин. Вторая пуля попала в голову Тайсону, когда тот, шатаясь, поднимался с пола. Затем Тайгрэ оттолкнул Брезрена и дважды выстрелил в опрокинутый стол. Одна из пуль зацепила рукав Ладлоу, а другая, как кнут, обожгла край левого уха.

— Убийство! — заорал Николлс. — На помощь!

Тайгрэ выскочил за дверь и помчался по узкому коридору. Ладлоу следовал за ним, жажда мести кипела в его крови. Выбежав из дверей на прогулочную палубу, Ладлоу обнаружил Тайгрэ, стоявшего в шести футах от него у фальшборта.

Со звериным рыком Тайгрэ поднял пистолет, чтобы выстрелить Ладлоу в лицо.

Но Ладлоу со своей тростью оказался проворнее. Он ударил противника по руке, прицел сбился, и пуля прошла над плечом. Затем Ладлоу яростно накинулся на Тайгрэ. Раздался треск фальшборта. Вцепившись друг в друга, они полетели за борт, в бурную реку.

Под водой Тайгрэ ударил Ладлоу пистолетом. Ослепленные илом, они крутились на месте, захваченные сильными потоками. Ладлоу ударился спиной обо что-то твердое. Голову заполнили рев и стук, и он понял, что их затянуло под «Голубую луну». Над ними было днище корабля, а в опасной близости от них — вращающееся колесо.

Ладлоу не жалел ударов крепкого кулака. Молодой человек вцепился в сюртук Тайгрэ, но тот пнул его в живот, и драгоценный воздух вышел изо рта. Тайгрэ вырвался на свободу;

он отчаянно пытался уплыть. Стремительный подводный поток подхватил Ладлоу, но в следующее мгновение он застрял в ветвях затонувшего дерева на десятифутовой глубине. Он пытался вырваться, из легких уходил последний воздух.

Тайгрэ был подхвачен потоком, который нес его к поверхности. Он ударился головой о дерево и жадно вздохнул. Но облегчение вмиг сменилось ужасом. Река бурлила вокруг него, подбрасывала кверху. И вот его голова застряла между двумя планками гребного колеса. Тайгрэ завопил от ужаса и чудовищной боли. Крик тотчас сменился сдавленным стоном, и горстка людей, в полном смятении наблюдавших эту сцену, увидела, как корчится тело Рэндольфа Тайгрэ. Гребное колесо, обернувшись жутким вращающимся эшафотом, подняло Тайгрэ наверх и низвергло в воду. Миг спустя он снова появился, уже бездыханный и покрытый илом.

И тут под воздействием колеса со дна поднялось облепленное водорослями дерево. На его верхних ветках висел Ладлоу Эшер, полузахлебнувшийся, но крепко сжимавший в руке отцовскую трость.

Рикс пристально смотрел на портрет погруженного в раздумья Ладлоу.

— Рэндольф Тайгрэ верил, что трость защищала его от смерти? — тихо спросил он.

— По крайней мере, такую историю поведал Николлс репортерам. Конечно, он мог сказать все, что угодно, лишь бы отвести подозрения от себя.

— Я помню… пару дней назад мама что-то говорила о папе. Что его сбросила лошадь, и он ударился головой. — Рикс повернулся к Эдвину. — Она сказала, что он встал, отряхнулся и пошел, как будто ничего не случилось. Насколько я знаю, папа никогда не получал серьезных травм.

Эдвин поднял брови.

— Вы хотите сказать, что трость как-то с этим связана?

— Я не знаю. Но если Тайгрэ, пока он владел тростью, не брали ни пуля, ни нож…

— Вы мыслите как писатель, — сказал Эдвин. — Это всего лишь трость, а не волшебная палочка. Я повторил историю так, как мне помнилось из газетной статьи. Думаю, не нужно говорить, что газеты в те дни безумно все преувеличивали.

Рикс пристально смотрел на Эдвина.

— А что, если она волшебная? — спросил он. — Магический амулет или что-нибудь в этом духе? Вот почему она защищала Тайгрэ до тех пор, пока Ладлоу не вернул ее обратно. И поэтому каждый Эшер держит трость так близко к себе.

Посмотри на эти портреты.

Эдвин кивнул.

— Я знаю. Но трость — это еще и символ власти. Естественно, что она присутствует на всех портретах, и понятно, что каждый Глава семейства Эшер всегда держал ее под рукой. — Гром прогремел совсем рядом, и Эдвин чуть вздрогнул. — Собирается гроза. Похоже, скоро будет ливень. — Он поднялся с кресла. — Я не хотел рассказывать вам эту историю из-за того, что знал о Шанн и «эшеровском концерте». Это могло пойти во вред репутации вашей семьи.

Рикс прошел под портретами, примечая, где на каждом из них расположена трость.

— Эдвин, эта вещь — нечто большее, чем просто символ власти, — твердо сказал он.

Рикс вспомнил ощущение могущества, которое его переполнило, когда он взял трость. Испытывали ли люди, изображенные на этих портретах, подобное? Рикс поглядел на портрет Арама, и его поразила новая мысль. Понимал ли Арам, что погибнет на дуэли, так как у него нет больше трости? И не использовал ли он это понимание против Тайгрэ, просто не зарядив свой пистолет?

— Что ж, мне нужно искать Логана. Если вы его увидите, передайте, пожалуйста, чтобы он обратился к Кэсс или ко мне. — Эдвин остановился в дверях. — И обязательно съешьте ланч, Рикс. Нет смысла истощать себя.

— Хорошо, — сказал Рикс, и Эдвин вышел из библиотеки.

Теперь у него была информация, нужная Уилеру Дунстану. Не исключено также, что Дунстан сможет пролить свет на записную книжку с рисунками и математическими формулами.

Взяв ее, Рикс вышел из библиотеки. Когда он пересекал курительную комнату, над Эшерлендом разнеслись яростные раскаты грома. Деликатный механизм изысканно украшенных дедовских часов, которые ввиду состояния Уолена больше не заводили, издал тихий музыкальный звон. Рикс взглянул на медный маятник и застыл на месте. Словно щелчок замка, у него в голове сработало понимание.

Он открыл записную книжку там, где были рисунки, и сравнил их с длинным, украшенным на конце полумесяцем штоком маятника.

Это были рисунки маятников с отвесами различной формы.

«„Маятник“, — подумал он. — Секретный проект Уолена. Эта книжечка, очевидно, выдала замыслы Уолена. Чья она? И что это означает?»

Пока он стоял, переводя взгляд с книги на часы деда и обратно, ему показалось, будто он — всего на секунду — почувствовал дрожь пола под ногами. Стены тихо застонали, и повисла тишина.

С быстро бьющимся сердцем Рикс ждал новой вибрации, но ничего не последовало.

У него было много вопросов к Уилеру Дунстану, и он поспешил в свою комнату за газетой с описанием смерти Синтии Эшер.

«На этот раз, — поклялся Рикс, — я добьюсь своего. Я увижу рукопись под названием „Время расскажет историю“».