Упрямая гувернантка

Глава 7

Следующие несколько дней прошли почти без событий. Казалось, Софи на время примирилась с Викторией в роли гувернантки и занималась со сдержанным интересом. Виктория заметила, что девочка тайно наслаждается успехами в учении, расцветая при малейшем одобрении, как цветок.

Но за пределами класса она отталкивала дружбу Виктории и проводила большую часть времени в одиночестве, с лошадьми или где-то еще в имении. Иногда болтала с Марией в кухне или сопровождала Густава в его работе, но никогда не оставалась вместе с Викторией.

Однако Виктория не обижалась, так как знала, что Софи именно на это и надеется. Виктория была готова ждать. Она обладала нераздельным вниманием девочки не менее пяти часов ежедневно и не могла надеяться на быструю капитуляцию по всем фронтам.

Дни Виктории были заполнены занятиями с Софи и подготовкой уроков на завтра. Она продолжала разделять трапезу на кухне с Марией и Густавом и больше не пыталась переодеваться к ужину. А также по возможности избегала хозяина, разговаривая с ним, только когда он спрашивал о дочери, и, так как барон неизменно был поглощен своими делами, к ее облегчению, эти встречи носили непродолжительный характер.

Спустя несколько дней она получила письмо от крестной.

Оно было типично длинным и включало бесконечное описание событий двух последних недель после отъезда Виктории из Англии. Тетя упоминала каждый прием, на который ее пригласили, с полным списком гостей и даже перечнем поданных блюд.

Виктория прочла все это с некоторой долей нетерпения, зная, что крестная умышленно приберегает сведения о Мередите на конец. Когда она все-таки добралась до его имени, то с нескрываемым любопытством прочла:

«Я знаю, ты с нетерпением ожидаешь новостей о Мередите Хэммонде. Что сказать? Как я могу недооценить самоуверенность этого человека? Кажется, он воображает, что имеет какое-то священное право на все, что касается тебя. Он запугивал и увещевал меня, пока я не перестала понимать, где нахожусь…»

Виктория улыбнулась. Она не могла вообразить, чтобы крестная, при ее сильной воле, позволила себе угрожать. Это просто оборот речи, с целью показать Виктории, что за человек Мередит. Она продолжала читать:

«Во всяком случае, он в высшей степени несносен, и мне не понять, что в нем так привлекло тебя. Он корыстен почти до вульгарности и, кажется, думает, что у каждого есть своя цена. Только подумай! Однако, насколько мне известно, он все же не добился успеха в своих усилиях найти тебя. Признаюсь честно, я нахожу эту часть интриги весьма волнующей. Заметание следов, так сказать.

Но как твои дела? Из открытки ничего не ясно, о чем тебе, конечно, известно. На что похож замок? Ты же знаешь, я страшно любопытна. Как тебе барон и его жена? Они вежливы? Полагаю, с тобой обращаются, как с членом семьи. Сомневаюсь, что они много развлекаются. Зимой в Альпах немного возможностей, хотя ведь имеются центры зимнего спорта и другие подобные заведения. Напиши, моя дорогая, ты познакомилась с милыми молодыми людьми? От души надеюсь, что ты больше не водишься с недостойными типами.

Напиши мне о Софи. Полагаю, вы уже крепко подружились. Я всегда считала, что с девочками намного проще поладить…»

И далее в том же духе. Письма тети Лори всегда напоминали скорее эпистолы, и когда Виктория училась в пансионе, то сохраняла их, перечитывая, когда чувствовала тоску по дому. Но в данный момент ее волновали другие проблемы, и она просто пробежала глазами последние две страницы и спрятала письмо обратно в конверт.

Все же стало легче, когда Виктория поняла, что Мередит не появится откуда ни возьмись, чтобы отвезти ее в Лондон. Почему-то она почувствовала себя в большей безопасности, хотя теперь знала, что, даже если он появится, она запросто разберется с ним.

На следующий день за завтраком Мария сообщила ей, что барон едет в Райхштейн с дочкой.

— Madchen[21] давно уже не отдыхала, — заявила она. — Ей будет полезно выехать с отцом.

Виктория взяла чашку кофе.

— Не возражаю, — сухо заметила она. — Я не рабовладелец.

Мария вскинула брови и опустила руки в таз, ловко замешивая тесто.

— Однако с тех пор, как вы появились, фройляйн, барон мало времени уделял дочери.

Викторию возмутило обвинение, но тут из зала появился барон и вежливо поздоровался с ними.

— Мария уже сказала, что я еду в Райхштейн? — сказал он, протягивая руку за паркой.

Виктория облизала сухие губы:

— Да, герр барон.

— Отлично! Утро прекрасное. Софи будет в восторге.

— Не сомневаюсь, — сухо ответила Виктория.

— Вы готовы, фройляйн? — Он критически осмотрел ее, застегивая пуговицы парки.

— Я? — воскликнула Виктория, косясь на Марию.

— Natürlich![22] — Барон нахмурился. — Вы не хотите?

Девушка сделала невольный жест. Она чувствовала взгляд Марии и догадалась: старуха намекала ей, что следует отпустить барона с дочерью одних. Виктория не знала, что сказать или сделать. Возникла неловкая пауза, Наконец Виктория ответила:

— Думаю, мне лучше остаться, герр барон.

Лицо Марии заметно прояснилось, но барон, кажется, не разделял ее чувств.

— Софи знает, что вы едете, — резко сказал он. — С ее стороны проблем не будет.

Виктория покраснела.

— Пожалуйста, — начала она, — я лучше останусь. Нужно кое-что сделать… прибраться… постирать…

— Sehr gut[23], фройляйн, — с нажимом сказал барон. — ich verstehe[24], — и, не говоря более ни слова, удалился.

Когда он ушел, Виктория тяжело вздохнула. Впервые барон не использовал английский, и она подумала, что он очень недоволен. Но чем? Отказом? Или очередным неповиновением?

Она взглянула на Марию. Старуха увлеченно чистила картофель и, похоже, не желала вступать в беседу. Очевидно, результат намеков ее устроил.

Барон и Софи не вернулись к ленчу, и после еды Виктория заскучала. Она выполнила все задуманное, прибрала комнату, подготовила материалы на завтра и проверила тетради Софи. Оставалось только сидеть у огня и читать, но когда солнце золотит высокие вершины и заставляет сверкать снег алмазным блеском, день слишком прекрасен, чтобы оставаться дома. Виктория опасалась спросить Густава, можно ли взять Фрица на прогулку. После последнего случая она стала осторожнее. Но ей хотелось выйти на воздух, хотелось какого-то физического движения.

Скрежет цепей на колесах вызвал ее к окну зала, и Виктория увидела вылезающего из универсала Конрада Циммермана. Доктор помахал ей и быстро зашагал к главной двери.

Виктория отпрянула, сомневаясь, следует ли принимать его в отсутствие барона. Но молодой врач, как обычно, вошел прямо в зал и добродушно улыбнулся.

Виктория ответила на приветствие и сказала:

— Боюсь, барон отсутствует.

— Знаю. Утром я видел его машину в Райхштейне. Он ехал на ленч к Бауманам. Они живут в долине за деревней.

— Понятно, — кивнула Виктория. — Почему же вы здесь?

— Чтобы покататься с вами на лыжах! — Он нагнулся погладить собак. — Я подумал вот что — Хорст и Софи уехали на весь день. Моей дорогой фройляйн Монро нечего делать. Я развлеку ее.

Виктория не могла сдержать улыбки.

— Пожалуй, мне нельзя уходить в отсутствие барона, — с сомнением воскликнула она.

— Почему?

Виктория обернулась. Из двери на кухню появилась Мария, вытирая фартуком руки. Она приветливо кивнула доктору и сказала:

— Почему нельзя, фройляйн? Если барон поехал к фрау Бауман, то вернется затемно. Что плохого в том, чтобы выйти и подышать свежим воздухом?

— В точности мои слова, — с энтузиазмом поддержал Конрад. — Давайте, фройляйн, разве вам не хочется оказаться там… на склонах?

Виктория улыбнулась. Именно этого она и хотела!

— Да, пожалуй, — медленно призналась она и повернулась к Марии. — А если в мое отсутствие вернется барон?

Мария тихо засмеялась.

— Я скажу, что вы ушли, фройляйн, не бойтесь. Без вас замок Райхштейн не развалится.

Виктория вздохнула:

— Тогда ладно. Вы подождете? У меня нет лыж.

Конрад покачал головой.

— У меня есть лишняя пара, — с удовлетворением заверил он. — А теперь поторопитесь! Нужно использовать светлое время.

День был замечательный. Конрад направил машину в верхнюю часть долины, где горы сформировали пологие склоны, идеальные для начинающих. Они оказались на некотором расстоянии от замка, в направлении, куда Виктория еще не ходила. Но с высоты перевала она видела внизу башенные дымовые трубы замка. Склоны поросли соснами, но только внизу их было достаточно много, чтобы представлять опасность. Конрад объяснил, что при приближении к ним Виктория должна развернуться и таким образом остановиться. Поскольку склоны были очень пологими, выполнить совет оказалось нетрудно, хотя сам Конрад, который забирался намного выше, едва избежал столкновения с особенно толстым стволом у внешних границ перелеска. Конечно, его скорость была больше, и несколько раз, видя, как он скатывается сверху, Виктория замирала от страха. Впрочем, при виде ее ужаса он только усмехнулся и сказал, что катается здесь с детства.

Виктория устала первой. Это было утомительно: долгое карабканье вверх и затем спуск за доли секунды. Раньше она каталась только в Сент-Морице, где на гору вел подъёмник. Кроме того, уже давно ничто не отнимало у нее столько сил.

Впрочем, когда она спросила, нельзя ли немного посидеть, Конрад предложил вернуться к машине, где извлек фляжку кофе и бутерброды с маслом, приготовленные, по его словам, для них мамой. Виктория с удовольствием приняла кофе, устроилась на заднем сиденье универсала, сжимая в руках чашку, и глядела на бесконечные снежные вершины. Конрад закурил. Было очень приятно сидеть в сумерках, молодой человек вел себя корректно, и она наслаждалась его беспечным обществом.

— Скажите, — спустя какое-то время проговорил Конрад, — вы счастливы здесь, в замке?

Виктория с улыбкой обернулась к нему:

— Конечно. Хотя работа с Софи очень трудна, но приносит большое удовлетворение.

Конрад кивнул.

— Она стала очень трудным ребенком, — согласился он. — За время болезни ее очень избаловали.

Виктория сморщила нос:

— Я так и подумала.

— Но паралич у ребенка — печальное зрелище. Взрослому меньше сочувствуешь. Слава Богу, Софи выздоровела, в немалой степени благодаря терпению Хорста. Он часами подбадривал ее… учил верить в упражнения, которые прописал ей физиотерапевт. Её конечности еще болезненно тонкие, но координация восстановилась.

— Софи никогда не упоминает о матери, — забросила крючок Виктория.

Доктор бросил на нее задумчивый взгляд.

— Да, — веско произнес он, — не сомневаюсь.

Виктория изучала кофе на дне чашки.

— Когда Софи заболела, ее лечили вы?

— Нет. Тогда здесь работал доктор Кляйн. Он наблюдал девочку. Естественно, ведь он и принимал ее при рождении. — Конрад стряхнул пепел сигареты за окно. — А что?

— Просто интересно, вот и все. — Виктория закусила губу. Было трудно найти способ завести разговор о баронессе. Очевидно, Конрад, как и все остальные, поклялся не обсуждать ее отсутствие. — Софи родилась в замке?

— Да. — Конрад смотрел на нее с опаской, как показалось Виктории.

— Вы тогда жили в Райхштейне?

— Кажется, я учился в университете. Десять лет назад мне было девятнадцать.

Виктория кивнула.

— Конечно. — Он поджала губы. — По-вашему, я слишком любопытна?

Конрад нахмурился:

— Думаю, вы хотите выяснить насчет Эльзы?

Виктория покраснела:

— Эльзы?

— Матери Софи.

— О! — Виктория пришла в замешательство. — Э… Да, возможно.

— Зачем?

Виктория подумала над ответом.

— Просто стараюсь свести концы с концами, — осторожно сказала она. — Думаю, своим поведением Софи в чем-то обязана отсутствию матери…

Конрад выбросил окурок в окно.

— Знаете, фройляйн, — сухо сказал он. — Думаю, вы правы. — Он наклонился вперед, вставил ключи в замок зажигания и завел мотор. Двигатель ожил, и Виктория быстро обернулась к нему:

— Мы уезжаем?

Конрад улыбнулся.

— Да, похоже на то, — сказал он.

— Вы на меня сердитесь?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет. Впрочем, этот разговор нас никуда не приведет, и, хотя мне хочется вам помочь, я не могу предать доверие.

— Что вы имеете в виду?

Конрад вздохнул.

— Не мне рассказывать вам об Эльзе, Виктория, — тихо ответил он. — В свое время, не сомневаюсь, Хорст сам расскажет.

Виктория разозлилась:

— Мне нельзя доверять?

Конрад накрыл ладонью ее руку:

— Виктория, если бы дело касалось меня, я бы не колебался. Но поймите мое положение…

Виктория выдавила слабую улыбку:

— Извини… Конрад.

Глаза молодого человека блеснули.

— Я ошибся, когда сказал, что разговор нас никуда не приведет, — весело заметил он. — Мы уже перешли на «ты». Это хорошо, ja?

Виктория тихо рассмеялась.

— Как скажешь, Конрад, — все так же смеясь, ответила она и выбросила из головы все тревожные мысли об Эльзе фон Райхштейн.

Когда они приехали в замок, стемнело, и Виктория ужаснулась, обнаружив, что уже седьмой час.

— Когда радуешься, время летит, — весело заметил Конрад. — Мы снова устроим вылазку, в следующий раз поговорим о нас. Ты умолчала о своей жизни в Лондоне, а я хочу все о тебе знать. Возможно, потом мы пообедаем с моими родителями, а?

Виктория вышла из автомобиля.

— Не стоит назначать точный срок. Я пока не знаю, когда буду свободна, — медлила она. — Ты обязательно приедешь в ближайшие несколько дней к барону. Возможно, тогда назначим время.

— Хорошо, Виктория. — Конрад добродушно воспринял отказ. — Но ты согласна, что следует повторить вылазку?

Виктория позволила ему поднести свою руку почти к губам.

— Надеюсь, — мягко согласилась она.

Вдруг двор будто разрезал пополам резкий луч света. Широкие двери большого зала распахнулись, и их силуэты стали хорошо заметны с порога. Виктория увидела в проеме барона в сопровождении волкодавов, и внезапно по спине у нее побежали мурашки.

— Здравствуй, Хорст, mein Freund![25] — добродушно позвал Конрад. — Ты беспокоился о нас?

Барон не шевельнулся.

— Вы опоздали, — холодно сказал он, Конрад не обратил внимания на тон:

— Мы развлекались, Хорст. На Глокенберге. Я учил Викторию кататься на лыжах.

Барон нахмурил брови.

— Глокенберг опасен, — все так же холодно заметил он. — Слишком много деревьев!

Конрад сделал гримасу:

— Я могу о себе позаботиться, Хорст. Что касается Виктории, то она не забиралась слишком высоко. Никакой опасности.

Виктория выдернула ладонь из руки Конрада и с легкой улыбкой сказала:

— Мне пора. Спасибо, что взял меня с собой, Конрад.

Конрад проводил ее взглядом и сказал:

— Хорст, я не останусь. Я обещал матери вернуться к ужину.

Так как хозяин ничего такого и не предлагал, Виктория подумала, что Конрад ухватился за шанс спастись. Но когда она уже оказалась в тепле зала, барон прошел мимо уже без псов с явным намерением поговорить с молодым врачом. Виктория было задержалась, но барон бросил на нее только беглый взгляд, и с легкой тревогой она быстро направилась к себе.

В комнате она переоделась в изумрудные вельветовые брюки и расшитый черный свитер из плотного джерси. Причесалась, перевязала волосы черной лентой и спустилась вниз. Она слышала отъезжающий автомобиль и понадеялась, что барон не стал отчитывать Конрада за прогулку на Глокенберг.

В кухне Софи примостилась на скамье у огня, разговаривая с Марией. Она была румяной и привлекательной, и только болтающееся коричневое шерстяное, платье портило ее внешность. Завтра, решительно подумала Виктория, она возьмется за одежду. Пока еще она не обсуждала ее с девочкой, но, возможно, доверительных отношений, которые она медленно налаживала, хватит, чтобы убедить Софи, что Виктория хочет только помочь.

— Здравствуй, Софи, — сказала она, подходя к камину, естественному центру всей жизни в этих огромных апартаментах. — Хорошо провела день?

Софи бросила на нее безразличный взгляд:

— Да, спасибо, фройляйн.

— Хорошо. — Виктория улыбнулась. — Нам обоим принесло пользу пребывание на воздухе. От твоих щек положительно веет здоровьем.

Софи опустила голову:

— Вы уезжали с доктором Циммерманом?

— Да. Он взял меня кататься на лыжах.

Софи разглядывала свои ногти.

— Папа рассердился, — многозначительно заметила она. — Он не давал вам разрешения покидать замок.

Виктория вздохнула.

— Знаешь, Софи, я не в тюрьме. Мне не нужен пропуск, чтобы входить и выходить, когда захочется. — Она подчеркнуто посмотрела на Марию. — Разве не так?

Мария пожала плечами:

— Как вам угодно, фройляйн.

— О, Боже мой, что же это такое! — Викторию накалил оказанный бароном прием и теперь она дошла до предела: — Вы сказали, что для меня совершенно уместным будет отправиться с доктором Циммерманом. Вы практически подтолкнули меня!

Мария сложила руки на груди:

— Я ничего и не отрицаю, фройляйн.

— Этого мало! — Виктория раздраженно дернулась. — Во всяком случае, что сделано, то сделано! Что у нас на ужин?

Софи посмотрела вверх:

— Вы боитесь папы, фройляйн?

Виктория сверкнула на нее взглядом:

— Глупости! Конечно, не боюсь.

Софи ухмыльнулась:

— Тогда почему вы так нервничаете? Только потому, что я сказала, что папа недоволен вашей прогулкой с доктором Циммерманом?

— Мне не нравится, когда со мной обращаются, как с ребенком! Если я решила идти, я пойду. Понятно? — Виктория тяжело дышала.

— Абсолютно, фройляйн, — ответил низкий, холодный голос, который она мгновенно узнала. — Однако должен напомнить, что вы на службе!

Виктория обернулась, зная, что Мария и Софи следят за ней. «Им это нравится», — сердито подумала она.

— Вы отсутствовали весь день, герр барон, — так же холодно ответила она. — Не вижу ничего плохого в прогулке с доктором Циммерманом на… на…

— Глокенберг, — подсказал барон.

— Да. — Виктория сжала кулаки. — Я собиралась вернуться до вашего приезда. Мария знала, куда я отправилась.

Барон поднял темные брови.

— Вы так хорошо знакомы с доктором Циммерманом, чтобы провести несколько часов наедине? — ледяным тоном осведомился он.

Виктория вздохнула:

— Не понимаю вас.

— Вы ничего не знаете о докторе Циммермане. Он случайный знакомый, не больше. Вряд ли это достаточное основание, чтобы на него полагаться!

— Ну, в самом деле! — Виктория уставилась на него. — Сейчас не средние века! Вы же не думаете, что я поверю, будто вас беспокоит моя мораль…

Барон поджал губы:

— Вы мне противоречите, фройляйн?

— Да. — Все в Виктории бурлило от возмущения. — Конрад Циммерман — ваш друг, и, кроме того, врач. Думаете, я поверю, что человек в его положении пойдет на риск погубить репутацию, воспользовавшись одной из ваших… ваших… служанок! — Слово застряло у нее в горле.

Барон пожевал нижнюю губу.

— Ладно, согласен, доктор Циммерман — достойный молодой человек. Однако это не делает его более ответственным. У него уже были приключения на Глокенберге. Однажды он сломал там ключицу. Он вам не рассказывал?

Виктория нахмурилась.

— Нет, — призналась она. — Но сегодня не было никакой опасности. Мы не забирались слишком высоко.

У барона вырвалось восклицание.

— Вы не можете утверждать с полной уверенностью, — бросил он. — В любом случае я запрещаю вам кататься с этим молодым человеком.

У Виктории глаза полезли на лоб от изумления:

— Запрещаете… мне?

— Да, фройляйн. Пока вы у меня на службе, будете подчиняться моим приказам!

Лицо Софи выражало восторг, и Виктория рассердилась.

— Вы не можете контролировать все мои передвижения, герр барон, — парировала она. — В свободное время я вольна делать все, что пожелаю.

Глаза барона сверкнули:

— Я не позволю обращаться с собой в такой манере, фройляйн. Нравится или нет, вы будете делать, как я скажу.

Виктория подняла голову.

— А если откажусь? Что тогда? — Она прошла мимо ошарашенной Марии и, высоко подняв голову, вышла. Но перед этим обернулась, пренебрежительно глядя на барона. — Наверное, если я не подчинюсь, то найду себя запертой в северной башне, — напряженно заметила она и с этим покинула комнату, прежде чем ее могли остановить.

Только в своей комнате она поняла всю чудовищность своего поступка. Она высмеяла барона перед Софи и Марией и к тому же поставила себя в глупое положение. Почему она поддалась своему и его раздражению? Барон прекрасно знал, что не сможет помешать ее походам с Конрадом, если она захочет, и следовало пропустить мимо ушей его приступ гнева. Получилось, что она создала тупиковую ситуацию и теперь не знает, как из нее выбраться…