Глава 19

Когда он лег рядом со мной на кровать, я не сказала ничего. Просто само молчание. И это странно. Он не трогал меня, ничего не говорил. Просто лежал рядом и… дышал. Теперь его дыхание было слышно. Оно было до того ярко выраженным, что я не могла уснуть от этого ужасного звука полночи. Потом усталость все же покорила меня, затаскивая в пучины кошмара.

Блэквуд умирает. Меня ужасала сама эта мысль. Я не могла постичь этого. Это было именно что непостижимо. Он не мог быть мертвым в моем сознании. Мой мозг отказывался принимать эту информацию.

Да, я его ненавидела. Да, он был моим главным врагом. Он был палачом, который нанесет вскоре этот решающий удар…

И все же что-то похожее на сострадание упорно рождалось в сердце. Как сорняк. Я его вырывала, безжалостно, с корнем. А он все равно прорастал, снова и снова.

Спала я ужасно. И проснулась рано. В шесть, после чего уже не могла заснуть.

Его дыхание убивало меня…

Я медленно и очень осторожно повернулась к мужчине, недовольно отмечая, что он лежит слишком близко ко мне.

Я не понимала, зачем. Зачем он так себя ведет? Так нежно, словно… что-то может ко мне чувствовать. Зачем, если в итоге все равно отречется от меня? Я бы сказала, что он играет и лжет… но это не про Блэквуда. Он не будет притворяться.

Возможно, я спрошу его когда-нибудь. Когда наберусь смелости и когда глаза цвета бури и шторма не будут смотреть на меня.

Мужчина спал. Его дыхание, в котором звучали страдание и скорая смерть, вырывалось из-за побелевших губ. Боже, этот мужчина так похудел… Теперь, не боясь его взгляда, я могла рассмотреть…

Поразительно, что все произошло так внезапно. Но на самом деле ведь так и должно быть… Очаг болезни появляется, он разгорается, постепенно, набирая силу, а потом человек сгорает изнутри, внезапно. Очень быстро. Буквально за пару дней, если пустить это на самотек. Если ничего не предпринимать. А Блэквуд ведь и не собирался. Он знал, что единственное, что его спасет — возвращение обратно, к своей сущности. Стать самим собой — вот его панацея.

Все мои мысли плавали на поверхности под грифом «жалость». Из-за чего я встала с кровати, ненавидя себя за то, что чувствую.

Мне должно быть все равно. Если не радостно, то хотя бы безразлично. А я? Идиотка!

Обреченно качая головой, я вышла из комнаты. Посмотрела вниз, в гостиную.

Я была уныла как осеннее утро. Уныла и грустна, словно хоронила кого-нибудь из родственников. Если так подумать, я могла быть злой и стервозной, циничной и ядовито-насмешливой… но только когда Блэквуд сверкал своей сволочной улыбкой. Теперь? Эта улыбка потухла, она была такой тусклой, что я тоже погасла, не решаясь теперь даже разбудить его.

Внизу зазвонил телефон. И вместо того, чтобы развернуться и безразлично уйти, я сбежала вниз, отключая его. Странное дело, но я сделала это так быстро и бесшумно, что потом еще долго стояла в гостиной, держа в руках трубку и слушая единственное слово, стучавшее в своей голове — «дура».

Простояв с десять минут посреди гостиной, рассуждая о своем чокнутом поведении, я в итоге поднялась наверх, идя в сторону кухни.

Блэквуд спал. И это было аномалией. Он всегда вставал раньше меня. Для меня встать рано (раньше восьми часов) было мукой. Испытанием. Он же был на ногах уже в шесть. Но не в этот раз.

На кухне я приготовила себе кофе. И еще долго пила его, медленными глотками, бесцельно шаря взглядом по комнате. Отмечая про себя, что уже привыкла к этому месту. И такая мысль рождала следующие. И они обязательно начинались с «а если бы».

И все эти «если» были глупыми и неуместными.

Потом я вновь сварила себе кофе, добавляя туда немного коньяка. Потом были тосты и масло. И сидела так, наверное, два часа к ряду, размышляя о всякой тяжелой и унылой ерунде. Странно, но солнце за окном, это яркое летнее беспощадное городское солнце не разгоняло тучи моей души. Я была угрюма, настроение варьировало от серого к тускло бежевому… а я ненавижу бежевый.

В конце концов, на пороге появился Блэквуд. Он застегивал манжеты своей темно-синей рубашки, проходя вперед. Я знала, что он смотрит на меня, а сама взгляд не поднимала. Словно не замечала его… пыталась не замечать.

— Хм. Это же ирландский кофе, моя эйки. — Проговорил мужчина, проходя к турке, что еще стояла на плите. Я слышала, как негромко звякнул стакан. Стареешь, Блэквуд… ранее он вообще не издавал ни звука. Он двигался бесшумно. Я не слышала его раньше… — Неплохо…

Он удовлетворенно рассмеялся. А я чуть было не попросила его прекратить. Он говорил, а в словах звучала смерть. И меня это заставляло вздрагивать.

В итоге я все же призналась, что боюсь его смерти… Боюсь, потому что его смерть аномальна. Мне казалось, если умрет Блэквуд, то вскоре та же участь постигнет и все человечество. Потому что если умирает такой как Блэквуд, то настолько слабые, как я, тоже долго не протянут.

Он сел напротив. Просто кофе… он вообще ничего не ел. Могу поспорить, что так продолжалось все это время, пока меня тут не было. Потому его ребра теперь так очевидно проступали.

Я сидела уже перед пустым стаканом, наклоняя кружку в разные стороны. Смотря, как кофейная гуща ползет по дну. Пока Блэквуд не взял мою левую ладонь в свою, положив ее на свою скулу, накрывая своей рукой сверху.

Я вздрогнула. Я не понимала, что с ним происходит. Хотя… наверное, это человеческое. Пусть он и не хочет этого признавать, больной человек в нем требует ласки и заботы. А тем более самовлюбленный мужчина.

— Холодная. Ты замерзла, эйки?

— Это у тебя… температура. — Когда повышается температура, это, обычно, последняя стадия, отметила я про себя. А он был горячим под моей ладонью. — И тебе… не мешало бы побриться.

Он тихо рассмеялся, легонько потеревшись своей щетиной об мою руку. Нет, он был слишком… слишком нежным. Он вел себя не по-блэквудовски.

Я подняла на него взгляд, отмечая, что такая легкая щетина ему все же идет. Пусть оставит так.

Я перевела взгляд на кольцо на своем пальце.

Странно все это… понятное дело, что Блэквуду наплевать на эту важность, сакральность ритуала, что он совершил. Это для него просто очередное средство манипуляции, способ держать меня близко. Рядом. Не давать мне убежать снова.

Он был умным сукиным сыном, воистину. Самым умным из тех, кого я знала.

Боже, и ведь он совсем не понимал, как важен для людей этот шаг. Как он важен для меня. Что пары обдумывают его годами. Что это союз закрепляется пожизненно. Перед людьми. Перед Богом.

Во всяком случае, я хотела чтобы со мной и моим избранником все было именно так. Я хотела… семью, хорошего мужа, детей… А теперь… Это кольцо на моем пальце и такое же на пальце Блэквуда. И ему наплевать на это. Просто цепи. Ничего лишнего.

А я, идиотка, не могу относиться к этому так же. Я не могу целовать человека и ничего к нему при этом не испытывать. И я не могу быть замужем и…

— Девочка, тебе нельзя пить алкоголь. Я уберу весь, клянусь. — Пробормотал Блэквуд, вытирая слезы с моих щек. — Не смей плакать.

Я отклонилась, начиная собирать слезы сама, поворачиваясь к мужчине боком. И я ненавидела себя за то, что позволяю ему это видеть.

— Так молчалива. — Проговорил он, обходя стол и садясь напротив. Ну вот какого черта ему нужно?! Почему нельзя просто оставить меня в покое? — Ну давай, милая Шерри. Расскажи мне. Все же в наших клятвах было прописано делить горе и радость.

— Рассказать? Охотно! Меня собирается продать один ублюдок. Убей этого сукиного сына, муж мой.

Он молчал недолго.

— Боюсь, он сам умрет раньше. — Он наклонился, а я даже не думала сопротивляться. Его губы коснулись щеки, а потом лба. — Он не достоин твоих слез, маленькая Шерри.

— Я оплакиваю себя, Блэквуд! А не тебя! Ты настолько прогнивший и гадкий, что я… я даже ненавидеть тебя не могу, понимаешь?! Мне тебя жаль! Просто чертовски жаль! Но эти слезы не по тебе. Я оплакиваю себя… я мертва… мертва…

— Шерри. Если бы я мог изменить… — Когда его руки притянули меня к нему на колени, так легко и просто, я не сопротивлялась. Какая жалость, но я тоже нуждалась в тепле.

— Заткнись, Блэквуд. Твои «если бы» никому не нужны. И они ничего не дают. Ты становишься слишком человечным…

— Похоже на то. — Спускает мне с рук оскорбления. Странный он… — Слишком человечный — это про меня. Прошлый бы «я» не стал сожалеть о том, что ценой его жизни и свободы будет человек. Прошлый бы «я» даже не задумался над этим… И забыл бы об этом уже через день. Боюсь, я не смогу забыть тебя. Я… действительно, боюсь этого, эйки.

— Знаешь, Блэквуд, тут ты прав. И ты будешь видеть сны. И в этих снах к тебе буду приходить я, в самых жутких кошмарах. И я разбужу твою совесть настолько, что ты захочешь смерти. Захочешь умереть, только бы избавиться от меня.

— Приходить ко мне? — Он улыбался, уткнувшись в мои волосы. — О да, и я тебя буду встречать каждый из этих разов простым вопросом: «ты так соскучилась по мне, девочка?». Что ты мне ответишь?

— Скажу, что соскучилась по твоему отчаянью и боли. — Бросила я, шмыгнув носом.

— Жестокая. Ты такая жестокая, моя маленькая женщина. — Его ладонь аккуратно, но настойчиво подняла мой подбородок, давая мужчине доступ к губам. И его поцелуй был ненавязчивым, не вызывающим и требовательным, а простым, ласкающим, бережным. — Но мне это нравится. В конце концов, кто еще может так яростно отбиваться от меня. Тебе не нравиться? Ну? — Он снова поцеловал, медленно и очень красиво. — Тебя можно целовать вечно, эйки.

Мне стало горько. Настолько, что я сходу выдала:

— Конечно. Твой повелитель будет именно этим и заниматься… пока у меня не кончиться срок годности. А может он найдет иное применение для моего рта.

В его взгляде что-то сломалось. Блэквуд задержал дыхание, а потом выпустил воздух с характерным хрипом. Он поставил меня на ноги, потом поднялся сам. И все это молча. Вот что нужно было сказать, чтобы оскорбить его достаточно сильно.

И я должна была быть счастлива, осознавая, что причинила ему пусть не боль, но неудобство точно. Но в моем сердце не было даже намека на торжество.

Я смотрела в спину мужчине, пока он на ходу допивал свой остывший кофе. А потом пошел к выходу…

И у меня создалось странное впечатление, что что-то ускользает из моих рук. Словно я теряю что-то…

— Эй, Блэквуд. — Позвала я, зная наверняка, что он никак не отреагирует, а просто проигнорирует меня. И все же, вопреки ожиданиям, он остановился. Остановился, но не обернулся. — Принеси мне карты, а? Игральные. Колоду из пятидесяти двух. Принесешь?

Чистое дитя. Выглядело это именно так. И я ждала, нахмуренно и сосредоточенно.

Мужчина обернулся, показывая проблеск веселья в глазах. Там не было и следа злости теперь. Я его забавляла.

— Да будет так, эйки.

* * *

У меня уже рябило в глазах.

Шел очередной тоскливый вечер в моей тюрьме. Я хотела потребовать у Блэквуда разрешение на прогулку, но понимала, что это будет выглядеть как услуга. Он будет самой снисходительностью… и меня бы точно стошнило от его самодовольного вида, вида эдакого благородного убийцы.

Но ведь мне осталось… все ничего. Мне нужно было пройти по людным улицам Манхеттена. И это бы было как в последний раз.

Я разложила новый пасьянс, от которого однако быстро устала. Так же как и от бесцельного брожения по дому. От телевизора. От еды… Я скучала. Потому я постоянно кидала взгляды наверх, на лестницу, ведущую на второй этаж. Туда, где уже полчаса как пропал этот чертов Блэквуд. С ним хотя бы было не так тоскливо. Глупо конечно, но он был единственным, с кем я могла поговорить. Единственным, кого из людей я видела. К тому же, он был довольно хорошим собеседником, даже при учете, что являлся отпетой сволочью.

Понимая, что в очередной раз захожу в тупик, я сгребла карты в кучу. И вновь начала раскладывать ряд по восемь. Когда же я услышала, как хлопает дверь наверху, то сразу подняла взгляд. А потом резко опустила. Не хотела я, чтобы он заметил это непозволительное ожидание в глазах. Еще подумает, что я его тут жду…

Блэквуд только вышел из душа. На нем не было ничего кроме льняных штанов, пояс которых достигал лишь тазовых косточек, давая рассмотреть два ряда твердых мышц пресса. Может он и добивался этого… в общем, когда он остановился напротив, я просто не могла не смотреть на его идеальный живот.

И как бы хорош он не был (в этом я могла себе признаться — его тело было эталоном скульпторов эпохи ренессанса), его болезненная худоба была очевидна. Он чудовищно похудел за эту неделю. Конечно, еще не так, что походил на скелет, но похоже он стремительно к этому шел.

Блэквуд сел напротив меня, скрещивая ноги по-турецки.

— Сыграем, эйки? — Предложил он, а я сейчас слишком скучала, чтобы отказываться.

— Во что? — Я сгребла карты, начиная их перемешивать. Он же следил за тем, как двигаются мои руки.

— Не знаю… разве есть варианты?

— Ты что смеешься? — Я была откровенно шокирована известием о том, что Блэквуд никогда не играл в карты. Хотя… похоже он был слишком занят последние два года своим выживанием.

— Покажи мне. Вот увидишь, я очень хороший ученик. — У него это получилось как-то… порочно, что ли. Либо это у меня воображение разыгралось.

— Тогда… покер? Техасский Холдем? — Предложила я, а ему оставалось лишь кивнуть. Минуту я думала над тем, как ему объяснить правила игры. Так уж получилось, что все с кем мне доводилось играть, прекрасно знали суть. Да и из меня учитель так себе. — Ты… хоть что-нибудь знаешь… о картах, Блэквуд?

— Конечно. В них играют. — Ну, очевидно, кэп. — Король. — Он показал мне одну. — Королева. — Показал другую. — Это… слуга?

— Валет. — Пробормотала я, отбирая у него карты. — А почему они… разноцветные? Знаешь, что означают эти… значки.

— Боги, женщина, ты считаешь меня последним идиотом? Я знаю, что такое масти. Объясни только правила.

Я была почти оскорблена.

— С чего бы… начать. — Я задумалась. — Тебе нужно собрать комбинацию, Блэквуд. Из пяти карт. Я даю тебе две. И беру себе две. — Я разложила по две на каждого, рубашкой вверх. — А еще пять… они общие. И я кладу их рубашкой вниз. Эти общие… они помогут тебе собрать комбинацию. Ты можешь использовать эти карты… любые три из этих пяти. Ты мне свои карты не показываешь. И я тебе свои — тоже. То есть мы не знаем, какие комбинации могут получиться у каждого из нас. Лишь частично можно судить по тем, что уже открыты. И чья комбинация выше… тот и победил. Легко, правда?

— Будет еще легче, если ты мне покажешь эти комбинации. — Согласился Блэквуд.

— Побольше терпения. — А что, мне нравилось осознавать, что Блэквуд не знает того, что знаю я почти в совершенстве. — Бери свои карты. Стоит сказать тебе, что покер — азартная игра. То есть играют… на деньги. — Я рассказала ему немного о каждом раунде и о том, что касается ставок, в конце добавляя: — Я говорю тебе это чисто для ознакомления, потому что мы не будем играть на деньги.

— Заманчиво. — Проурчал Блэквуд, словно в предвкушении.

Проигнорировав его (точнее делая вид), я объяснила до конца суть игры и показала все возможные комбинации.

— Я понял тебя, эйки. — В итоге сказал Блэквуд. — Но общие буду выкладывать я, если раздаешь и тасуешь ты. К тому же, если у нас нет раундов ставок, то будем выкладывать все пять сразу.

Я согласилась на это с легкостью. В конце концов, Блэквуду попросту некуда было прятать карты, если он все же решит сжулить. А еще я внимательно за ним слежу.

— Сразу хочу кое-что разъяснить, Блэквуд. — Я медленно мешала карты, поглядывая на мужчину перед собой. — Ты ведь не думаешь, что я тут тебе все это объясняла, потому что горела желанием поиграть с тобой в покер?

— Расчетлива как всегда?

— Если ты проиграешь, я выйду за эти стены на целый день. Целый день в моем распоряжении, ясно?

— Какая жалость, но у меня завтра назначен обед с консулом…

— Ничего страшного. Я ведь не настаиваю на твоем присутствии. Консул нуждается в тебе больше, можешь быть уверен.

— Если ты выиграешь, я согласен провести с тобой завтрашний день. Не в этих стенах.

Его великодушию не было предела. И было глупо убеждать его в том, что я вовсе не это имела в виду. Согласен он, больно надо. Отменять обед с такой шишкой из-за карточной игры со мной? Без комментариев.

— Но ты тоже должна понимать, маленькая эйки. — А вот этого я опасалась. — Что я потребую что-нибудь и у тебя, если ты проиграешь.

— Ну, мы же играем честно. — Я прищурилась, ожидая его условия.

— Я твой муж, эйки… — О, только не начинай, Блэквуд. Но он был неумолим. И до невозможности примитивен. — Ты наденешь то, что я принесу тебе. Если я одержу победу, ты завтра наденешь то, что я выберу для тебя.

— Ха? И что это будет?! Костюм зайца? Что-то хуже и извращеннее?

— Не стоит переживать, маленькая женщина. Но ты должна пообещать.

— Но для этого мне нужно сначала выиграть. — Бросила я, кидая ему и себе по две карты. — Твоя очередь, Блэквуд.

— Нет. Ты можешь проиграть, но все равно пойдешь со мной. Просто мы будем посещать те места, которые выберу я.

Он достал пять общих, раскладывая их между нами.

— А если я выиграю, мы пойдем в женский клуб. И ты там будешь выглядеть… жалко, Блэквуд.

— Переживу. — Он усмехнулся, смотря в свои карты. — К тому же, мне что-то подсказывает, что я туда не пойду. Да и ты тоже.

— Ага. Что-то? Воображение, которое у тебя необычайно богато? — Я была твердо уверена в своей победе.

Собрать комбинацию — уже задача не из легких. В конце концов, тебе могут выпасть карты, с которыми ты мог лишь выйти из-за стола, но уж точно не продолжать борьбу. Сейчас я могла собрать флеш — любые пять карт одной масти в любой последовательности. И вероятность побить мою комбинацию была… процентов пять.

— Ну что, эйки? Ты сейчас думаешь над тем, как мы будем замечательно проводить наше завтра? Я обещаю все устроить по высшему разряду, ты же знаешь…

— Не тебе это говорить. — Усмехнулась я коварно. — Но в одном ты прав — все будет по высшему разряду. Я даже великодушно спрошу у тебя, в какой из трех клубов предпочтительнее пойти сначала.

— Боюсь тебя разочаровать, но, кажется, мы все же пойдем туда, куда хочу я. — Он продемонстрировал свои карты. — Если верить тебе, то это — фул хаус, дамы над семерками.

Нет, это просто… невероятно. Я даже задумалась всерьез над его словами — дети фортуны. Этот мужчина был ее любимчиком, определенно. К черту всякие золотодобывающие фабрики, компании и недвижимость. Играй в казино, Блэквуд.

— Если верить мне? Помниться, ты мне никогда не верил, Блэквуд. Сейчас очень подходящий случай…

— Открывай, Шерри. Или просто прими поражение.

Я кинула карты. — Одеваться, как ты хочешь. Идти, куда ты хочешь. Ты распоряжаешься мной… хотя не имеешь на это прав!

— Тише. Мы это уже обсуждали. К тому же, я теперь еще и твой муж…

— Только еще повтори это! — Бросила я зло, сгребая карты.

— И что ты сделаешь, Шерри? В любом случае, чтобы ты ни задумала, тебе придется подойти. Ну давай, иди ко мне. О, разве ты не хочешь отыграться?

— Отыграться? Сомневаюсь, что это возможно с таким… жуликом как ты!

— Не нужно громких слов и обвинений. Ты видела меня. Я сидел перед тобой. Никакой лжи, эйки. Я выиграл честно, а ты просто не умеешь проигрывать… да и выигрывать, как выяснилось, тоже.

Я зарычала. Смотря на него исподлобья, я буквально швырнула в него эти две карты, и взяла себе еще две.

— Если я выиграю, Блэквуд, то ты… ты… — Нужно было придумать что-нибудь извращенное и унизительное, — станцуешь стриптиз в своем же клубе. Точно, так и сделаешь. В том, в котором… — Язык не поворачивался говорить конкретно. — Я была в тот раз. Ты выйдешь на эту гребаную сцену и всех поразишь своим талантом. А я буду сидеть в первом ряду…

— И наслаждаться.

— …с фотоаппаратом. И потом эти фотки ты увидишь во всех газетах и журналах Нью-Йорка. Во всех!

— Отличная реклама. Мой клуб будет пользоваться популярностью. Лучше и не придумаешь.

— Твоя самоуверенность имеет границы? — Прищурилась я, смотря в свои карты. — Можешь уже разминаться, Блэквуд. Я потребую у тебя выхода на «бис».

— В любое время, девочка. Тебе просто нужно захотеть, и я сделаю все это лично для тебя. В конце концов, если тебе нравиться наслаждаться видом моего тела, ты могла попросить меня об этом уже давно. Я бы не отказал.

— Я смотрю, ты собой восхищаешься, Блэквуд. Чертовски остроумно, но дело тут не во мне.

— Хочешь меня унизить? Но в этом нет ничего унизительного. Получение удовольствия от одного взгляда на мое тело? Это скорее поклонение…

— Посмотрим, как ты там запоешь. — Пробормотала я, зная, что у меня выходит две пары, а это довольно приличная комбинация.

— Я бы мог потребовать у тебя аналогичного… но смотреть на твое тело другим мужчинам не полагается. Так что ты просто подаришь своему мужу поцелуй.

— Ты примитивен. — Фыркнула я, думая, что чмокнуть его в щеку — не такая уж и трудная задача.

— Эйки, это будет настоящий поцелуй. Ты все же будешь целовать мужа. Своего мужчину. Понимаешь?

Блэквуд читает мои мысли?!

Я вспыхнула, но мечты о его полнейшем фиаско, заставили меня согласиться на эти условия. В конце концов, желание увидеть его капитуляцию, было больше страха проиграть.

— Каре. — Он вскрыл карты. — Что у тебя, Шерри?

Да чтоб тебя! Это не может быть правдой. Это же… нереально.

— Две пары, и ты идешь к черту. — Бросила я раздраженно, собирая карты в коробочку, обитую бархатом. Странное дело, что он покупает все вещи исключительно высокого качества и… стоимости.

— Но, насколько мне известно, каре выше, чем пары. — Он улыбался… сукин сын.

— Да. Но это не значит, что ты не должен катиться к черту, Блэквуд. Понимаешь?

— Конечно. Но сначала ты меня поцелуешь, не так ли, дорогая? — Я не ответила, продолжая укладывать в коробочку карты, а когда закончила, то встала, проходя к комоду. — Или ты отказываешься от своих слов? Маленькая обманщица.

— Я не отказываюсь! — Бросила я зло. Хотя мысль добровольно целовать Блэквуда мне совершенно претила. — Мы же не оговаривали сроки. Получишь свой поцелуй… завтра. Или послезавтра…

— Сегодня. Сейчас. — Ответил он спокойно. — Ведешь себя, как маленькая девочка, Шерри. Пытаешься увильнуть, отвертеться. Ты боишься меня, да? Или ты всегда кидаешь слова на ветер?

Чертов ублюдок банально взял меня на слабо.

— Боюсь тебя?! Не преувеличивай. Ты слишком самовлюблен, Блэквуд, мнишь себя богом. Но это не так… и я не разбрасываюсь словами! Нужен чертов поцелуй? Пожалуйста. — Я пошла к нему, к этому самоуверенному мужчине, который следил за мной со слабой улыбкой на лице, а у меня не было и сотой доли той уверенности, которая звучала в словах. — Если не хватает женского внимания, пошел бы к своей Джуди. Она бы тебе дала не только поцелуй.

— Ревнуй, милая. От этого я получаю удовольствие, близкое к сексуальному. — Промурлыкал Блэквуд, а я чуть было вместо поцелуя не влепила ему пощечину.

Он так и не поднялся, потому мне пришлось, встать на колени и, под пристальным взглядом мужчины, приблизить свое лицо. Все внутри меня искренне ненавидело все то, что сейчас происходило…

Потому я решила все сделать быстро. Обхватив его голову ладонями, я прижалась к чужим губам, которые сразу же открылись, отвечая мгновенно, хотя я не сделала и движения… Я почувствовала чужие руки на своей голове, они настойчиво сжали волосы, притягивая меня ближе. И когда прошла пара секунд, я хотела отклониться, понимая, что с Блэквуда и этого достаточно.

Ясное дело, он не отпустил меня, оттягивая голову, давая себе больше доступа к моему рту.

Эта мысль всегда посещала меня, стоило ему прикоснуться ко мне настолько чувственно и интимно, и этот момент не был исключением: «по части поцелуев Блэквуд лучший». Как же далеко до него было этим сопливым юнцам, с которыми у меня что-то было. Никто, еще раз никто, не мог целоваться так умело и красиво, страстно, настойчиво и в то же время с той грубостью, от которой женщина будет в восторге, как это делал Блэквуд. Этого у него не отнять.

И я заметила одну особенность — когда губы этого мужчины были на моих губах, мозг брал временный незапланированный отпуск. Вот так резко и неумолимо.

А тело мое — оно еще тот предатель. Это, наверное, в нас от животных. Какой-то странный инстинкт, но стоило чертовому Блэквуду начать ко мне прикасаться, все тело ждало чего-то большего от него. Именно ждало… продолжения, дальнейшего развития событий, от которого каждая клеточка, каждый нерв грешного тела будет кричать от восторга. И почему-то я знала, что это мужчина сделает все именно так… доведет до восторга. А потом… потом будет пустота и сожаление.

Но пока его губы и язык вытворяли все эти изумительные, эротичные вещи со мной, я вообще не задумывалась над тем, что будет. Я не думала над реальностью, над настоящим, если уж на то пошло. Все было таким несущественным в этот момент. Что настоящей мечтой стало просто растянуть эту секунду до вечности.

* * *

Он глупец.

Глупо было думать, что он может просто поцеловать ее и не почувствовать горячего желания зайти куда дальше. Поцелуи — далеко не все, что он так хотел осуществить с этой женщиной. Поцелуи — лишь намек, вызов, предложение. И ей нужно было лишь ответить ему. Без слов. Так как она делала сейчас.

Аарон заглушил все ее слабые попытки сопротивления своей настойчивостью, своим очевидным голодом и жаждой. И… какого же черта он делает?

Она же не его… не его… И все же это упорно, верно и настойчиво движется к обратному. Он должен присвоить ее. Казалось, в этом был заключен весь смысл его долгой жизни. Просто быть с этой женщиной. Прямо здесь и сейчас. Получить ее громкое «да», а потом свое имя, которое будет звучать как крик о помощи, о его милости, снисхождении, внимании. И он будет с ней, просто потому что сам не может удерживать себя вдали. Он отдаст ей себя полностью. Он покажет ей все преимущества быть именно его женщиной. Он направит все свое умение и страсть на ее желание, на удовлетворение этого желания. И в итоге она никогда больше не сможет произнести «нет». Она больше не сможет отказать ему, она больше никогда не посмотрит на него безразлично. И когда она вновь захочет его, он не сможет отказать ее просьбе. Потому что она скажет это с мольбой, нежно, требовательно и там обязательно будет его имя. А не какая-то чертова фальшивая фамилия.

Эта маленькая женщина была невероятно сильна… покорила его… разбила его волю… сломала… присвоила…

— Не отдам. — Пробормотал он на привычном для себя языке. Он просто озвучил свои мысли, отрываясь от ее губ. Ее глаза были прикрыты, блестящие от удовольствия и предвкушения.

И ему в данный момент было глубоко безразлично то, что он должен умереть через пару недель. И что уже через два дня гребаная церемония. И что ему нужна его свобода и сущность. Что девчонка для него — никто, а свобода — все. Что он знает девчонку всего чуть больше месяца, а свобода и его сущность были с ним всегда, с самого рождения.

Он такой глупец.

Возможно, их великая мать решила покарать его таким жестоким способом. Посмотреть, как он погибнет из-за глупого желания к женщине. А ведь он гибнет.

Так бестолково и нелепо.

Он еще никогда не старался настолько сильно и тщательно. Но целуя эту женщину, он хотел довести ее до такого состояния, где она сможет лишь принимать и желать большего. И вот он этот момент… Он видит этот слабый блеск в ее глазах, покрытых дымкой желания. И она ждет его, ждет большего… И все это так чертовски правильно.

Резкая боль в груди, как уже бывало многократно, взорвалась, разливаясь агонией по телу. Гребаному слабому человеческому телу.

Он отшатнулся от женщины, а в следующую секунду оставшаяся часть его легких попыталась покинуть бренное тело через горло. Привкус крови заменил собой этот божественный вкус женских губ, пока Аарон откашливался, стирая с губ кровь. Слишком много… слишком часто… в последнее время.

И на этот раз приступ не прошел быстро. Аарон заметил краем глаза, с каким ужасом на него смотрит Шерри, потому поторопился убраться подальше. Жалкий и умирающий — это не лучшая картина для ее глаз.

Оказавшись в ванной, он склонился над раковиной, не в состоянии остановить этот судорожный кашель, который разрывал изнутри. Кровь… почему же так много крови? Боги, как эти люди вообще живут? Покажите ему героя, что дожил до… восьмидесяти, хотя бы. Он ведь не продержался здесь дольше года. Болезни, случайности, враги — все это может стать причиной смерти. Как же здесь легко умереть… Один неосторожный шаг — и ты отправишься к праотцам.

Кажется, он начинает уважать людей. Может они и слабы, но они имеют достаточно сил, чтобы бороться с этими слабостями. Они живут вопреки. А он жил, потому что так было задумано Святой судьбой. У него не было выхода.

Было больно. Он не привык испытывать такую боль. Понятное дело, были ранения, были испытания огнем и сталью. Но та боль была мимолетной, а эта — постоянной. И если та боль делала его сильнее, то эта убивала, предзнаменуя его последние дни.

— Эй, Блэквуд… возможно стоит вызвать врача. — Она стояла здесь, прислонившись к косяку двери и поглядывая на него с таким очевидным опасением и сочувствием. Как бы она его ни ненавидела, она все же его жалела. Она привыкла к нему… А он к ней привязался.

— Не надо, Шерри. — Прохрипел Аарон, сплевывая. Включив кран, он сделал небольшой глоток, убирая жуткий привкус крови во рту. — Пойдем в постель. Я чертовски устал. Просто пойдем со мной.

Она молчала. Понятное дело, в его словах не было намека. Он действительно хотел просто заснуть рядом с ней — не больше. На большее он был попросту не способен. И все же она молчала, хотя в прошлом наверняка сказала что-нибудь оскорбительное и резкое.

Видимо он выглядел как помирающее животное, к которому даже подходить не хочется… брезгливо. Он попросту жалок…

И когда он взял ее за руку, ведя за собой в их спальню, она не сопротивлялась. И все так же молчала, думая о чем-то своем.

Когда он лег в кровать, она еще долго переодевалась, перемещаясь по комнате.

— Эй, Блэквуд… — Боги, как он привык к этому обращению. Ее звонкое «эй» и ненавистное «Блэквуд». — Тебе нужно хотя бы обезболивающее. Давай, я…

— Просто ляг со мной. — Пробормотал Аарон, проведя рукой по простыням. — И расскажи мне, куда ты завтра хочешь пойти.

Жалела его. Жалела, и наверняка сама себя за это ненавидела.

— Ты не сможешь никуда идти в таком состоянии, Блэквуд. — Пробормотала Шерриден, проходя к кровати и ныряя под одеяло.

— В каком состоянии? — Он улыбнулся, находя ее руку под одеялом своей, переплетая пальцы. И она вновь не сопротивлялась, хотя явно испытывала какую-то дозу неудобства. — Я дал тебе обещание, эйки. Мы сходим завтра… куда захочешь.

— К черту обещания. Ты… умираешь. — Она проговорила это так слабо, так тихо и глухо, что весь ужас этого слова перешел от нее к нему.

Аарон накрыл свои глаза предплечьем, тяжело вздыхая, ощущая при этом уже привычную боль.

— Я хочу сходить с тобой, эйки. Мы проведем завтрашний день не здесь. Просто подумай об этом. А завтра мне скажешь. — Потом он усмехнулся, не сдерживая улыбки. — Но не думаю, что меня хватит на женский клуб.

Она не ответила. И он был уверен, что даже не улыбнулась. Просто ее пальцы чуть сжались на его ладони. И это было лучше всех слов, которые она бы могла произнести. Слов поддержки, одобрения, нежности и сочувствия. Просто ее ладонь сжалась на его ладони, давая почувствовать чужое тепло, предназначенное для него. Ее тепло…

И она была для него самим покоем, тихая пристань, мир и пристанище, сейчас именно в данный момент. И Аарон знал, что когда этот момент закончиться, когда этот миг будет не более чем прошлым, он станет самым бедным из нищих. Самым бедным из людей.

Загрузка...