Глава 8

Черная машина подъехала так бесшумно, что он не слышал ее приближения.

Тонированное стекло со стороны водителя сдвинулось, образовав щелочку, в которую водителя было не разглядеть.

Стрелок со шрамом на правой скуле, выйдя из своей машины, подошел к прибывшей. Все стекла в ней, даже ветровое, были такими темными, что в тусклом свете подземного гаража на канадской стороне Детройт-ривер он видел на месте водителя только темную тень.

– Уильямс? – спросил невидимый водитель.

– Зовите меня Римо, – поправил стрелок. – Славная у вас машинка.

Никогда такой не видел.

– Еще бы. Это тот самый большой сюрприз Лаваллета, «дайнакар». Я выкрал ее.

В оконной щели появился конверт.

– Возьмите. Это за Лаваллета. Следующий – Мэнген. В конверте адрес. Он принадлежит женщине, у которой Мэнген бывает каждую ночь по средам. Можете достать его там.

– Я еще не кончил Лаваллета.

– Все было как надо. Действуйте по плану в указанном мной порядке. Добить Лаваллета времени еще хватит. Пусть немного понервничает.

– Я мог бы прикончить его на том сборище журналистов. Возможности были.

– Вы все сделали правильно. Я вам сказал, никаких выстрелов в голову, и вы следовали инструкции. Кто мог знать, что он окажется в пуленепробиваемом жилете.

– Мне надо беречь репутацию, – сказал стрелок. – Если я в кого-то стреляю, мне не нравится, что он потом проводит пресс-конференции.

– Действуйте по плану. В порядке очереди. И никаких выстрелов в голову.

Стрелок пересчитал банкноты и пожал плечами:

– Как хотите. А это письмо в газету – ваша идея?

– Да, – тихо произнес невидимый водитель. – Я решил устроить что-то вроде дымовой завесы. Впрочем, вам это несколько осложнит жизнь.

– Чем это?

– Ну, они будут наготове. Усилят охрану.

Стрелок покачал головой:

– Мне без разницы.

– Люблю профессионалов, – одобрительно кивнул водитель.

Тонированное стекло плавно закрылось, и черный автомобиль, как призрак, абсолютно бесшумно выскользнул из гаража.

Стрелок, называвший себя Римо Уильямс, сел в свою машину и, как было приказано, некоторое время выждал.

Что и говорить, дельце было с придурью, он не любил такие. Игры какие-то: письма, туда стреляй, сюда не стреляй. Профессиональней – чистый удар, желательно под покровом ночи. И дело с концом. От этого же слишком несло вендеттой.

Он посмотрел на часы. Условленные пять минут истекли. Он завел машину и выехал из гаража. Шпионить за клиентом смысла не было. Во-первых, за это время он укатил далеко. А во-вторых, хороший профессионал внимательно следит за деталями. Детали – это все. Выехать сразу за ним и через пять минут оказаться бок о бок у светофора – глупость. Клиенты от таких вещей нервничают.

Стрелка ничуть не интересовало имя человека, который нанял его проколоть четыре ведущих детройтских колеса. Ни на одну секунду не поверил он в то, что клиент и впрямь псих, съехавший на охране окружающей среды, и жаждет крови автопромышленников только потому, что автомобили, видите ли, загрязняют воздух. Но какая ему разница? Лишь бы платили.

Если его что и беспокоило, так это требование не стрелять жертвам в голову. Клиенту следовало бы знать, что стопроцентно надежны как раз только такие выстрелы. Ты можешь весь вечер палить парню в грудь, а он все равно останется жив-живехонек.

Видал он такие случаи, что называется, своими глазами. Взять, к примеру, его первое задание. Жертву звали Энтони Сенаро-Носатый, мастодонт был, а не человек, и вклинился невпопад в дела дона с подпольной лотереей в Бруклине.

Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.

Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался перерыва на обед, подошел вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл, как бык, и кинулся на обидчика.

Он выпустил в Носатого всю обойму. Все вокруг было залито кровью, но Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.

Стрелок, не выдержав, побежал, и Сенаро целый час гонял его по всему складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как раз в тот миг, когда белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.

Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак в его намертво сжатых руках. А Сенаро потом очухался и со временем даже сделал себе в Чикаго имя.

Дон проявил полное понимание.

– Это всегда трудно, – сказал он, – в первый-то раз, а? Первый блин комом, так всегда и бывает.

– В другой раз я его достану, – пообещал стрелок дону Педро, хотя желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.

– Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого. Вы оба счастливчики, вам повезло выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.

С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.

Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его беспокоило. Как непрофессиональное.

Однако клиент всегда прав.

По крайней мере, пока.

Дрейк Мэнген совещался по телефону с Джеймсом Ривеллом, президентом «Дженерал автос компани», и Хьюбертом Миллисом, главой «Америкэн автос».

– Что будем делать? – спрашивал Ривелл. – Этот наглец Лаваллет перенес свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?

– Куда денешься, – сказал Миллис. – Не можем же мы показать всему свету, что боимся Лаваллета и этой его ублюдочной сверхсекретной машины.

Надеюсь, она даже не заведется.

– Ох, не знаю, – сказал Мэнген. – Как бы нас там не перестреляли.

– А охрана для чего? Пусть поработают, – сказал Миллис. – Но знаете, что застряло у меня, как кость в горле?

– Что? – спросил Мэнген.

– Что в свое время Лаваллет работал на каждого из нас, и все мы его выперли.

– Еще бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с «кадиллака»!

– вспомнил Ривелл. – Недоумок!

– Нет, – сказал Миллис, – не увольнять надо было сукина сына. Убить. И не было б у нас сейчас этой головной боли.

– Может, еще не поздно, – хмыкнул Мэнген. – Ну, значит, договорились.

Завтра на пресс-конференции.

Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца. Сам президент Соединенных Штатов сказал, что старый пень сумеет защитить Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как его там... а, да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.

Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.

Что ни говори, а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк Мэнген не мог этого не признать.

После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на двери что-то нарисовать. Он велел секретарше послать за заведующим отделом покраски автомобильных корпусов.

Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь разговор, сидя у стола секретарши.

– Нарисуешь на двери новую надпись, – распорядился Чиун.

– Я не разрисовываю дверей, – ответил заведующий отделом.

– Погоди. Ты художник или нет?

– Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.

– Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!

– Нет, ни за что! Красить двери не входит в мои обязанности, – вконец разгневался заведующий отделом.

– Кто тебе это сказал? – поинтересовался Чиун.

– Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.

– Это указание отныне теряет свою силу, – сказал Чиун. – С сегодняшнего дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.

– С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?

– Я Чиун.

– Ну хватит, я ухожу, – сказал заведующий отделом. – И в профсоюзе немедленно об этом узнают.

Со своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал заведующему ухо.

– Я хочу, чтобы краска была золотой.

– Да, сэр, да, – бормотал заведующий. – Я уже иду за краской.

– Даю тебе пять минут, – сказал Чиун. – Через пять минут не вернешься, приду за тобой сам. И вряд ли тебе это понравится.

Заведующего отделом как ветром сдуло. Лифт не торопился явиться на зов, и он пешком рванул вниз по лестнице.

На Дрейка Мэнгена это произвело большое впечатление. Надо же, выкручивание ушей как метод улаживания трудовых отношений! А ему и в голову не приходило прибегнуть к нему в своих многотрудных борениях с профессиональным союзом.

Говорят же, век живи – век учись.

Теперь дверь, из-за которой разгорелся сыр-бор, была закрыта. Заведующий отделом, стоя перед ней на коленях, выводил последние буквы надписи, сочиненной Чиуном.

Она гласила: «ЕГО ВНУШАЮЩЕЕ СТРАХ ВЕЛИКОЛЕПИЕ».

Мэнген рассудил, что Чиун, пока художник не закончит, из кабинета не выйдет, и, прытко подойдя к лифту, нажал кнопку вызова.

– Уходите, мистер Мэнген? Я предупрежу Мастера Чиуна.

– Нет! Не делайте этого!

– Но он – ваш телохранитель!

– Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча. Передайте ему – увидимся утром.

Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась с Чиуном по интеркому:

– Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать об этом.

Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и снисходительно потрепал художника по голове.

– Что ж, неплохо, – сказал он, – конечно, учитывая, что ты белый. Я буду иметь тебя в виду, если потребуется еще что-нибудь сделать.

– Ладно-ладно. Только без рукоприкладства, идет?

– Это будет зависеть от твоего поведения, – сказал Чиун. – И не забудь про звезды под надписью. Мне нравятся звезды.

– Будут, будут вам звезды, не сомневайтесь.

Дрейк Мэнген припарковался перед высотным многоквартирным домом поблизости от набережной Сен-Клер, что проделывал почти каждую среду с тех пор, как женился.

Он поднялся на лифте в роскошную квартиру – пентхаус, которую снимал для своих любовниц. Они время от времени менялись, но квартира всегда была одна и та же. Поселять там любовниц стало у него как бы традицией. Ему нравилось втайне думать, что по натуре он традиционалист.

Он ногой закрыл за собой дверь и крикнул:

– Агата!

Интерьер был решен в наидурнейшем вкусе, вплоть до мебели в зебровидную черно-белую полоску и картин с клоунами по черному бархату на стенах, но залитое мягким светом пространство благоухало любимыми духами Агаты, терпким ароматом порока. Одного вдоха было достаточно, чтобы заботы дня забылись как дурной сон, и Мэнген почувствовал, как забродили в нем соки.

– Агата! Папочка дома!

Молчание.

– Детка! Ты где?

Он скинул пальто на одно из отвратительно полосатых кресел. Дверь в спальню была чуть приоткрыта, и теплый свет, слабее, чем от свечи, сочился оттуда.

Значит, она в спальне. Отлично. Не придется терять полвечера на болтовню.

Болтовни ему хватает и дома. Болтовня – это единственное, что ему там перепадает.

– Что, детка, греешь мне местечко?

Он распахнул дверь.

– Вот умница. Ну, иди к папочке.

Но Агата не подняла головы. Она лежала на спине в шелковой красной пижаме и смотрела в потолок. Закинутая за голову рука спрятана под светловолосой гривой. С края кровати свисает нога.

Казалось, она следит за мухой, которая кружила над ее непомерным бюстом.

Ничего подобного. Мэнген видел, как муха приземлилась на кончик длинного носа Агаты, а та даже не поморщилась. Даже не моргнула.

Он шагнул к ней и тихо позвал:

– Агата?

Позади него захлопнулась дверь. Прежде чем повернуться, Мэнген наконец заметил дыру в красном шелке пижамной рубашки. Дыра выглядела так, будто ее прожгли сигаретой, однако с сердцевиной тошнотворного цвета сырого мяса, а вокруг по красному шелку расползлось пятно еще краснее, чем щелк.

Тот, кто захлопнул дверь у него за спиной, был высок, сухощав, с длинным шрамом, рассекшим правую скулу, и в перчатках. В руке он держал черный длинноствольный пистолет, нацеленный прямо в грудь Мэнгену. Сердце автопромышленника подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он почувствовал, что сейчас задохнется, но, пересилив себя, рявкнул:

– Кто вы, черт побери, такой? Что тут происходит?

Человек со шрамом холодно улыбнулся:

– Можешь звать меня Римо. Сожалею, но пришлось утихомирить твою подружку: не согласилась сотрудничать. Все рвалась вызвать полицию.

– Да я вас даже не знаю... Почему вы... за что...

Убийца пожал плечами:

– Я против тебя ничего не имею, Мэнген. Ты всего лишь пункт в списке.

Палец его понемногу усилил давление на курок. Мэнген, не в силах оторвать взгляд от дырки в стволе, пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука.

Внезапно раздался скрежет, столь пронзительный, что его мог бы издать только станок с алмазным сверлом, затем звук бьющегося стекла заставил и Мэнгена, и его убийцу одновременно повернуть головы, точно обе они управлялись одной веревочкой.

Через идеально круглую дыру в оконном стекле, вырезанную длинным ногтем, в комнату вступил, с ледяным блеском в очах, Чиун, Мастер Синанджу.

– Это он, Чиун! – вскричал Дрейк Мэнген. – Наемный убийца Римо Уильямс!

– Ошибаешься, – сказал Чиун и посмотрел на человека со шрамом:

– Положи оружие, и тогда, возможно смерть твоя будет легкой и безболезненной.

Тот, что со шрамом, засмеялся, направил пистолет на хрупкого корейца и дважды выстрелил.

Это доконало остатки оконного стекла позади Чиуна. Казалось, он даже не шевельнулся, однако пули его не задели.

Человек со шрамом двумя руками взялся за пистолет, стал в стойку, как на стрельбище, и тщательно прицелился. Старикашка даже не моргнул. Грохнул выстрел.

Штукатурка позади покрылась трещинами, а старик стоял как ни в чем не бывало.

Еще один выстрел – результат тот же. Но на этот раз стрелявшему показалось, что он засек какое-то зыбкое движение: как будто, тень старика отступила в сторону, а потом неуловимо быстро вернулась на место – и все это в ту долю секунды, в какую пуля вырвалась из ствола, долетела до стены и погребла себя в ней.

– Черт знает что! – воскликнул стрелявший.

И тут старикашка двинулся на него. Словно история с Носатым Сенаро повторялась один к одному.

Дрейк Мэнген, который, лежа на кровати, смотрел, чем все это кончится, сейчас, когда Чиун перешел в наступление, понял вдруг, что ему подворачивается редкая возможность прогреметь на всю страну заголовками вроде: «АВТОМАГНАТ БЕРЕТ В ПЛЕН ТЕРРОРИСТА. ДРЕЙК МЭНГЕН ОБЕЗОРУЖИВАЕТ НАЕМНОГО УБИЙЦУ».

Потрясающий материал для нового издания его биографии!

Видя, что глаза стрелка прикованы к Чиуну, он вскочил на ноги и в прыжке наискось кинулся на человека с пистолетом.

– Нет! – вскричал Чиун, но было уже поздно.

Стрелок развернулся навстречу Мэнгену и нажал на курок прежде, чем Чиун успел встать между ним и его жертвой.

Президента «Нэшнл автос» с силой отбросило назад на кровать. Но раны в его груди не было. Он стонал.

Черт, опять пуленепробиваемый жилет, подумал стрелок и направил свой пистолет на приближающегося китайца. Но китаец больше не приближался. Он лежал на полу лицом вниз.

Стрелок увидел струйку крови, выбежавшую из-под седых прядей над ухом.

Надо же, рикошет. Один случай на миллион. Пуля отскочила от Мэнгена и попала прямо в голову старику.

Стрелок с облегчением рассмеялся.

Мэнген на кровати громко стонал, лежа поверх тела своей мертвой любовницы.

– Так, теперь разберемся с тобой, – стрелок схватил Мэнгена за лацкан пиджака. Ткань холодила пальцы.

Костюм из кевлара. Ну вот все и объяснилось. Мэнген на всякий случай надел костюм из пуленепробиваемой ткани. В наши дни костюмы из кевлара популярны среди бизнесменов и политиков, потому что легки, сравнительно удобны и поддаются не всякой пуле.

– Что вы делаете? – спросил Мэнген, когда стрелок принялся стягивать его галстук.

– То, что было принято в старые добрые времена. Приговоренного доставляли куда-нибудь побезлюдней, и прежде чем хлопнуть, распахивали ему на груди рубашку. Это была такая традиция, и сейчас я ее возобновлю.

Стрелок рванул сначала сорочку – да так, что пуговицы полетели, потом исподнее, левой рукой пригвоздил сопротивляющуюся жертву, приставил пистолет к обнаженной груди Мэнгена и одним выстрелом попал в сердце.

Дрейк Мэнген дернулся, будто от удара током, и тело его обмякло.

Выпрямившись, стрелок произнес, обращаясь к трупу:

– Нет, на мой вкус, лучше бы в голову!

Он тихо вышел из квартиры, помедлил, чтобы убрать пистолет и стянуть перчатки. Он не торопился. Спуск вниз занял много времени, но куда ему было спешить?

Интересно, приплатят ли ему за китайца?

Скорей всего нет. Наверно, дзюдоист какой-нибудь, которому Мэнген переплатил, взяв в телохранители. Таких сейчас пучок на пятачок.

Загрузка...