Дрейк Мэнген стал главой огромной «Нэшнл автос компани» весьма старомодным способом: женился на наследнице.
Семья Крэнстонов стояла у истоков автомобильной индустрии – начиная с Джетро Крэнстона, который еще в 1898 году прицепил паровой двигатель к безлошадному экипажу. Когда старый Джетро умер, дело возглавил его сын Грант – и «Крэнстон» стала международной. А когда компания перешла к другому сыну, Бранту, стало понятно, что судьба «Крэнстон моторе» обеспечена, по крайней мере, еще на одно поколение. Все в момент переменилось, когда в 1959 году пьяный водитель «форда», проехав на красный свет светофора, врезался в лимузин Бранта Крэнстона.
Контроль над компанией перешел, таким образом, в нетвердые руки единственной наследницы Крэнстонов – Майры. Майра, которой тогда исполнилось двадцать два, была до крайности избалована и находилась на верном пути к получению черного пояса в таком виде спорта, как алкоголизм.
Дрейк Мэнген, считалось, за ней ухаживал.
Дурное известие настигло их, когда они сидели в ресторане с видом на Детройт-ривер. Дрейк Мэнген специально выбрал ресторан с самыми дорогими винами в городе, чтобы сообщить своей даме, что после восьми месяцев бесплодных свиданий собирается с ней расстаться. Прежде чем приступить к делу, он позволил Майре опорожнить две бутылки «бордо». Он надеялся, что она слишком пьяна, чтобы устроить скандал, а уж скандалы она умела устраивать оглушительные.
– Майра, я хочу сказать тебе что-то очень важное, – начал Мэнген, привлекательный тридцатилетний мужчина, хотя темные, под выпуклыми веками, глаза и нос с горбинкой старили его лет на десять. Он был главным управляющим компании «Крэнстон» и в Майре находил лишь одно достоинство она была дочкой босса. Однако даже эта приманка перестала действовать после восьми месяцев ухаживания за женщиной, которую в детройтских кругах именовали Железной Девственницей.
Майра, с мутным алкогольным блеском в глазах, хихикнула.
– Д-да, Дрейк.
– Мы с тобой вместе уже почти год...
– Восемь месяцев, – поправила Майра, поднимая бокал. – Восемь до-о-оо-лгих месяцев.
– Да. И знаешь, во взаимоотношениях всегда наступает момент, когда им следует либо вырасти во что-то большее, либо угаснуть. На мой взгляд, в нашем случае им пора...
В этот момент у их стола выросли с одеревенело-торжественным выражением лиц двое полицейских в форме.
– Мисс Крэнстон? – осведомился один из них. – С прискорбием вынужден сообщить, что в вашей семье произошла трагедия. Ваш брат... он покинул нас.
Майра на мгновение выглянула из алкогольного тумана.
– Уехал? – спросила она. – Куда?
Полицейские замялись.
– Я имел в виду, мисс Крэнстон, что он... скончался. Очень сожалею.
– Н-не понимаю, – правдиво призналась Майра и икнула.
Дрейк Мэнген понял. Понял как нельзя лучше. Он сунул каждому полицейскому по двадцатидолларовой банкноте и сказал:
– Я вам очень признателен. Пожалуй, дальше я сам управлюсь.
Полицейские охотно покинули ресторан.
– Что это они тут говорили? – спросила Майра, наполняя еще пару бокалов.
Слева у нее стояла бутылка с белым вином, справа – с красным. Ей нравилось пить попеременно из каждой.
Иногда она смешивала вина. Однажды смешала в блюдце и пила из него.
– Я тебе потом объясню, милая, – сказал Дрейк.
– Слушай, ты сейчас в первый раз за все время назвал меня милой! хихикнула Майра.
– Это потому, что я сделал открытие, – произнес Дрейк Мэнген, призвав на помощь все свое актерское мастерство. – Я люблю тебя, Майра!
– Честно? – икнула она.
– Страстно. И хочу, чтобы ты стала моей женой. – Он сжал ее влажную веснушчатую руку. – Ты выйдешь за меня, дорогая?
Его подташнивало, но бизнес есть бизнес.
– Это все так внезапно...
– Я не могу ждать. Давай поженимся сейчас же! Найдем мирового судью.
– Сейчас? Когда мой брат уехал? Он обидится, что мы без него!
– Он поймет. Ну же, собирайся.
– Вы уверены, что хотите жениться на ней? – с сомнением в голосе спросил мировой судья.
– Конечно, – сказал Мэнген, – а что?
– Невеста едва держится на ногах!
– Значит, мы проведем церемонию сидя. Вот кольцо. Приступайте.
– Вы уверены, что хотите выйти замуж за этого мужчину, мисс? – обратился судья к Майре.
Та хихикнула:
– Мой брат уехал, но он не обидится.
Судья только пожал плечами, и дело было сделано.
Медового месяца не было. Только похороны Бранта Крэнстона. Медовый месяц не состоялся и после похорон, так что теперь, почти тридцать лет спустя, Майра Крэнстон-Мэнген по-прежнему оставалась, во всяком случае, насколько это касалось ее супруга, девственницей.
Но Дрейку Мэнгену было наплевать. Теперь он имел контрольный пакет акций «Крэнстон моторе» и не спускал с него глаз, особенно в процессе всех перекупок, слияний и реорганизаций, в результате которых старая «Большая Тройка» сгинула, а новая – «Дженерал автос», «Америкэн автос» и «Нэшнл автос» – родилась.
Президент «Нэшнл автос». Годовое жалованье – миллион долларов. Только это и имело значение для Дрейка Мэнгена. Ну, еще, может быть, когда-нибудь забраться в трусы к жене. Просто на пробу.
После покушения на жизнь Лайла Лаваллета полиция предложила Дрейку охрану.
Он отказался. Не хотел посвящать ФБР в подробности своей личной жизни.
– Никому в голову не придет убить меня, – заявил он. Его жена, протрезвев ненадолго, предложила увеличить число телохранителей.
– У меня уже есть двое, и это больше, чем нужно, – отверг он и это.
Его телохранители были из бывших центровых «Детройтских львов». Дрейк Мэнген держал их по двум причинам: во-первых, они не облагались налогом, а во-вторых, он был большой поклонник футбола и за ленчем любил слушать байки про их боевые заслуги. Остальное рабочее время охранники проводили в прохладном холле первого этажа «Нэшнл автос», в то время как сам он варился в офисе на двенадцатом этаже.
Вот почему, когда Дрейк Мэнген услышал выстрелы, по шахте лифта донесшиеся до него из холла, он только слегка поднял бровь, не удивился и определенно – не испугался. Такое случалось, и даже, бывало, по несколько раз в неделю.
Тем не менее Мэнген приказал секретарше позвонить в холл.
– Спросите охрану, что там происходит.
Секретарша почти немедля с озабоченным видом вернулась в его кабинет.
– Мистер Мэнген, там, кажется, непорядки.
– Какого рода? Что, опять кто-то из этих ходячих бифштексов ранил себя в ногу?
– Нет, мистер Мэнген. Один из них застрелил охранника.
– Черт. Разве он не знает, как это обременительно для нашего страхового фонда? – Секретарша пожала плечами. – Ну ладно, пусть поднимутся сюда, и мы решим что делать.
– Не получится. Они тоже убиты. Другими охранниками.
– Что там, черт возьми, происходит? Сколько всего убитых? С кем вы разговаривали?
– Точно не знаю. У этого человека какой-то странный тоненький голос.
Квакающий. Как у китайцев. Он сказал, это в него они стреляли.
– Что еще?
– Он сказал, что поднимается наверх.
– Наверх? Сюда, что ли?
– Вы знаете еще какой-нибудь верх, мистер Мэнген?
– Ладно, не умничайте. Звоните лучше в полицию.
В этот момент приглушенный шум лифта достиг их этажа.
– Это он, – сказал Дрейк Мэнген, озираясь, куда бы смыться.
Лифт, урча, распахнул двери. Из недр его выплыла и очутилась на пороге кабинета фигура.
Дрейк Мэнген ткнул в нее обвиняющим перстом.
– Ты! Убийца!
Чиун, Мастер Синанджу, ответил улыбкой на этот редкий знак признания со стороны белого человека.
– Автографов не даю, – сказал он, ореховыми глазами по-птичьи оглядев помещение. Он был в персиковом кимоно, с большим вкусом отделанным черным шелком. – Если я здесь останусь, мне нужна комната. Эта подойдет.
– Это мой кабинет, – непреклонно сказал Мэнген.
– Для белого у тебя почти приемлемый вкус.
– Что ты сделал с моими охранниками?
– Ничего, – сказал Чиун, любуясь букетом на длинном столе для заседаний.
– Они это сами с собой сделали Я всего лишь информировал их о том, что являюсь личным эмиссаром их собственного правительства, но они отказались впустить меня. А потом принялись стрелять друг в друга. Очень нервные типы.
– Они что, перестреляли друг друга, стараясь попасть в тебя? недоверчиво переспросил Мэнген.
– Старанием я бы это не назвал, – выразительно пожал плечами Чиун.
Мэнген кивнул секретарше, которая скользнула в приемную, и тут же раздалось «би-бип» кнопочного телефона.
– Что это ты сказал о правительстве? – громко спросил Мэнген, надеясь заглушить свидетельство того, что секретарша зовет на помощь.
Чиун оторвался от цветов и решил не обращать на звонок внимания.
– Тебе очень повезло, – сказал он. – Как правило, меня нанимают защищать конституцию. Сегодня я защищаю тебя.
– Меня?! От чего?
– От неправедного убийства, конечно.
– А что, бывают другие?
Чиун сплюнул на восточный ковер, в котором признал иранский.
– Конечно. Убийство оружием – неправедное убийство. Убийство не за плату – неправедное убийство. Убийство...
– Кто тебя послал? – перебил Мэнген, когда секретарша сунула голову в дверь и подняла вверх большой палец.
Отлично. На подходе подмога. Надо только чем-то отвлечь старого идиота.
– Это секрет. – Чиун прижал к губам указательный палец. – Но тот, кто меня послал, втайне правит этой страной по поручению вашего президента.
Только никому не говори об этом, не то рухнет правительство.
– Понятно, – соврал Мэнген и как бы украдкой скользнул в кожаное кресло за массивным письменным столом. Стол был очень массивный и очень удобный для ныряния под него на случай перестрелки, которую Мэнген ожидал с минуты на минуту.
– Тогда, может, когда-нибудь объяснишь это мне, – сказал Чиун. – Теперь к делу. Скажи, были у тебя какие-нибудь контакты с человеком по имени Римо Уильямс?
– Нет. Кто это – Римо Уильямс?
– Римо Уильямс – это мой ученик. Он кореец, как я. На одну шестнадцатую кореец. Но дело в том, что появился самозванец, который называет себя Римо Уильямсом. Он хочет тебе зла, и я здесь, чтобы защитить тебя от него.
– И работаешь ты на президента?
– Я ни на кого не работаю! – возмутился Чиун. – У меня контракт с императором. Он работает на президента. – Чиун улыбнулся. – Но я уверен, президент знает, что я здесь.
Тут двери лифта распахнулись и в офис, держа оружие дулом вниз, вбежали четверо полицейских.
– Стреляйте! – закричал Мэнген. – Во всех, кроме меня!
Чиун обернулся, а Мэнген выскочил из кабинета в приемную и мимо стола секретарши кинулся в маленький альков, где схватился за телефонную трубку.
За его спиной кто-то из полицейских сказал:
– А теперь, старина, вот что: ты только не серди нас, и тебе не причинят вреда.
В трубке раздался ответный щелчок.
– Мне нужно поговорить с президентом, – сказал Мэнген.
– Это срочно, мистер Мэнген? – поинтересовался оператор Белого дома.
– Я личный друг президента. Я выложил семизначную сумму из доходов корпорации на его переизбрание!
Через несколько секунд до него донесся голос президента Соединенных Штатов:
– Рад тебя слышать, Дрейк. У тебя все в порядке?
– Есть один вопрос, господин президент. Знаю, что ли прозвучит дико, но не посылали ли вы, случайно, охранять меня одного китайца?
– Опишите его.
– Футов пяти ростом, лет восьмидесяти на вид. В каком-то розовом женском халате. Только что смел к черту всю мою охрану.
– Отлично. Значит, он действует, – сказал президент.
– Сэр? – переспросил Мэнген.
– Все хорошо, Дрейк. Можешь расслабиться. Ты в хороших руках.
– В хороших руках? Но, господин президент, он же древний старик!
– Это неважно, – сказал президент. – Я послал его тебе на защиту.
– От чего?
– От того психа, который подстрелил Лаваллета. Не можем же мы позволить, чтобы он разнес весь мозговой центр Детройта!
– И для защиты прибегаем к помощи китайца?
– Корейца. Смотри, не вздумай назвать его китайцем, – предостерег президент. – Я за последствия не отвечаю. А паренек его тоже там?
– Нет, старик один.
– Ну, одного из них вполне хватит, – сказал президент. – Так что держи меня в курсе. Привет жене. И, между прочим, не стоит об этом распространяться. Я, например, о нашем разговоре уже забыл.
– Все понял, господин президент.
Мэнген положил трубку и бегом кинулся назад. Черт, старый пень и впрямь от президента, а он натравил на него четверых верзил! Как оправдаться, если старика уже нет на свете?
Чиун был на этом свете. Он спокойно сидел за письменным столом Мэнгена.
Четверо полицейских лежали в центре ковра, скованные вместе собственными наручниками, и извивались, стараясь освободиться.
– Мистер Мэнген! – закричал один из них. – Пошлите за подкреплением!
Мэнген покачал головой:
– Нет необходимости, ребята. Дело в том, что я обознался. Пожилой джентльмен, как выяснилось, – один из моих охранников.
– Ну тогда выпустите нас отсюда, – попросил другой полицейский.
Мэнген залез каждому в карман, выудил ключи от наручников и освободил их, хотя прикасаться к пролетариям не любил.
– Уверены, что старик в норме? – спросил один, растирая кисти, чтобы восстановить кровообращение.
– Да. Это была моя ошибка.
– Нам, знаете ли, придется составить рапорт, – сообщил полицейский.
– Сейчас уладим, – улыбнулся Мэнген.
И уладил. Каждый полицейский получил возможность за полцены купить свою следующую машину. Взамен они обязались объявить мертвые тела в холле жертвами случайной перестрелки. И забыть о старике.
Дрейк проводил их к лифту и вернулся в свой кабинет.
– Итак, мистер...
– Чиун. Мастер Чиун, а не мистер.
– Мастер Чиун. Я навел о вас справки. Вы и в самом деле тот, за кого себя выдаете.
– Надо было сразу верить, не было бы столько лишней мороки, – проворчал Чиун.
– Ну, что сделано, то сделано. Итак, если вы здесь, чтобы защищать меня, что я должен делать?
– Стараться, чтоб тебя не убили, – сказал Чиун.
Вертолеты спасателей прибыли ночью. Римо первым услышал их приближение и разбудил Лорну.
– Летят, – сказал он.
– Я ничего не слышу.
– Скоро услышишь.
– Отлично. Я буду рада вернуться, – произнесла она.
– А я, сказать по правде, буду по вам всем скучать, – признался Римо.
– Что ты имеешь в виду?
– Что сейчас моя остановка. Я выхожу.
– Разве ты не вернешься с нами?
Она помолчала. Глухой рокот приближающихся вертолетов разнесся по пустыне.
– Нет. А то замучают расспросами.
– Куда же ты пойдешь? Вокруг один песок.
– Я сумею выбраться.
– Но почему?!
– Надо! Я хотел попрощаться с тобой. И попросить об одном одолжении.
– Каком?
– Никому не называй моего имени. Только ты одна его знаешь, и если кто-нибудь заговорит обо мне, скажи, что я ушел и заблудился.
– Ты уверен, что хочешь именно этого?
– Да.
Лорна обняла его.
– Я не стану мучить тебя расспросами, – сказала она. – Но, пожалуйста, побереги себя.
– Договорились. А ты побереги нашу девчушку.
Римо прижал ее к себе, отстранил, повернулся и ушел в ночь как раз в тот момент, когда в миле от них засветились прожектора вертолетов.
Римо бежал, пока не убедился, что его уже не увидят, затем снизил темп и шагом направился на север. Через несколько миль он взобрался на огрызок скалы и посмотрел назад. Чуть поодаль от сгоревшего лайнера на песке стояли два огромных вертолета. Он увидел, что людям помогают погрузиться, удовлетворенно кивнул и снова тронулся в путь.
Справа, окрашивая барханы в розовый цвет, поднялось солнце. К полудню, взобравшись выше, оно выбелило песок. Ближе к вечеру пустыня стала каменистей. А Римо все шел и шел, погруженный в свои мысли. Странным образом он уже скучал по собратьям-авиапассажирам. Сирота, он никогда не имел семьи; здесь же люди смотрели на него снизу вверх, как на старшего брата. Они нуждались в нем, надеялись на него. Это было непривычное, но приятное ощущение, и он снова пожалел себя за то, сколько он всего пропустил в своей жизни и еще пропустит.
Городской черты он достиг сразу после заката и в местной пивнушке нашел телефон. Как бы мал городок ни был, пивнушка всегда найдется, подумал он.
Может, это и есть ядро любого поселения: сначала кто-то строит пивную, она обрастает домами и улицами – и получается город?
Он набрал номер Чиуна в Нью-Йорке. Трубку никто не брал. Тогда он набрал специальный код. Сигнал пошел на номер в Ист-Молайн, Иллинойс, потом в Айолу, Висконсин, и наконец потревожил телефон на рабочем столе доктора Харолда У. Смита.
– Да? – услышал Римо кислый голос босса.
– Смитти, это я, – сказал Римо. – Я вернулся.
Молчание.
– Смитти! Что случилось?
– Римо? – медленно проговорил Смит. – Чиун с вами?
– Нет. Я только что ему звонил, но никто не ответил. Я думал, вы знаете, где он.
– Римо, я очень рад вас слышать.
– Тогда почему у вас такой голос, словно вы говорите не со мной, а со своей покойной бабушкой?
– Вы все еще в Детройте?
Римо так посмотрел на трубку в своей руке, будто личная ответственность за вздор, который она издает, лежала лично на ней.
– В каком Детройте? О чем вы? Я в Юте.
– Когда вы прибыли в Юту, Римо?
– Вчера, когда мой чертов самолет разбился в пустыне А что это за подозрительный тон, Смитти? Я вам не Джек Потрошитель!
В санатории «Фолкрофт» Смит набрал на клавиатуре своего терминала одно слово: ПЕЛЕНГ.
Зеленые буковки замерцали, и на экране появился номер телефона. Смит сразу понял, что звонок из Юты. Компьютер сообщил ему также, что Римо говорит из автомата.
– Эй, Смитти. Вы меня еще слышите?
– Да, Римо, слышу. Что вы сказали о крушении самолета?
– Самолет, которым я летел, упал в пустыне милях и восьмидесяти отсюда.
– Номер рейса?
– Да какая разница! Послушайте, я спас целый самолет с людьми! И сам выбрался живым. Почему вы так со мной разговариваете?
На компьютере Смита, по его команде, появились данные о вчерашнем исчезновении самолета, следовавшего рейсом «Лос-Анджелес – Солт-Лейксити».
– Вы летели из Лос-Анджелеса?
– Ну конечно. Я прикончил того парня, как вы велели, и выбрался оттуда ближайшим рейсом.
– И в Детройте вы не были?
– Что бы я, интересно, делал в Детройте? Машина у меня японская.
– Римо, я думаю, лучше всего будет, если вы направитесь сюда, в «Фолкрофт».
– У вас такой голос, словно там вы засадите меня в клетку.
– Я должен внести в картотеку данные о вашем отсутствии.
– Внесите следующее. Я был в пустыне. Там было жарко. Все, кто остался жив, – живы. Я посадил самолет в песок. Все. Конец передачи.
– Римо, пожалуйста, не нервничайте. Я просто хочу поговорить с вами.
– Где Чиун? Вот о чем следует говорить.
– Он уехал, – сказал Смит.
– Что, назад в Синанджу?
– Нет.
– Так где же он, Смитти, а?
– У него поручение.
– Поручение? У Чиуна? Чиун не примет поручений даже от иранского шаха, если тот снова придет к власти. Может, он на задании?
Смит замялся.
– Можно выразиться и так.
– Где он?
– Этого я и в самом деле не могу вам сказать. А сейчас, если вы...
– Смитти, – перебил его Римо. – Я сейчас вешаю трубку. Но прежде чем я это сделаю, я хочу, чтобы вы очень внимательно меня выслушали.
– Да? – сказал Смит, прижав трубку к уху.
И Римо в Юте с такой силой врезал ладонью по микрофону, что трубка разлетелась на куски.