В тылу врага

В третий рейс

Прошли зимние морозные месяцы. Анатолий уже давно вернулся из отпуска. Мариана в Москве отдохнула, набралась сил. Началась подготовка к новому заданию. На этот раз командование решило забросить Мариану с небольшой группой.

— Снова в Польшу. Понятно, в другую область! — сказал Мариане начальник. — Но не исключена возможность, что вам придется отступить на территорию Германии. Там группами действовать удобнее. Дадим тебе трех хлопцев и одну девушку.

— Они говорят по-немецки?

— Немного. А один из них переводчик.

— Им уже приходилось выполнять задания?

— Нет. Они — партизаны.

— О, тогда дело несколько осложняется. Это горячий народ. Как увидят немца, так и бросаются на него. А в нашей работе требуется сдержанность.

Начальник рассмеялся.

— Народные мстители, ничего не поделаешь. Зато при одном упоминании слова «партизан» немцев в дрожь бросает. Однако ты не тревожься. Понятие дисциплины знакомо и партизанам. Они будут хорошими разведчиками.

Все повторилось, как прежде: инструктаж, изучение района, где придется действовать, тренировка…

Незаметно наступила ночь вылета. Дают себя чувствовать ранние весенние заморозки.

Прижавшись друг к другу, Андрюша, Гриша и Ольга молча сидят на своих туго набитых рюкзаках. По их напряженным позам нетрудно догадаться, что им нелегко расставаться с родной землей. Впереди — тыл врага, где тебя никто не ждет. Они привыкли к тому, что партизаны встречают людей с «Большой земли». Обогреют, покормят, а иногда и спать положат в теплой, уютной землянке. Каково-то им придется на новой работе?

Ни о чем таком не думал Коля — самый молодой член группы. Этот веселый восемнадцатилетний паренек не знал ни партизанской действительности, ни суровой жизни разведчиков, и рвался поскорее, как он говорил, сразиться с врагом. Это желание — помочь своей Родине в дни тяжелых испытаний — привело его, студента института иностранных языков, в военкомат.

— Прошу отправить меня на какой-нибудь трудный участок, где бы я мог использовать мое пока единственное оружие — знание немецкого языка, — попросил он.

И вот Коля — на аэродроме. Он тормошит Гришу, требуя рассказать о партизанах, посвятить его в «секреты» работы разведчиков.

Мариана наблюдала за поведением своих новых спутников, старалась изучить особенности каждого из них.

Андрей, Гриша и Оля — старые друзья. Почти год воевали они вместе в партизанском отряде. Андрей и Гриша попали к партизанам после побега из плена.

У Оли своя история… Она застряла в оккупации в родном селе. Фашисты угнали ее в Германию, как и многих других юношей и девушек. Она попала на военный завод в Штеттине.

На заводе работали люди разных национальностей: итальянцы, французы, поляки. Больше всего было русских и украинцев. Как все советские люди, Оля всем сердцем ненавидела фашистов. Она подружилась с пленным французом Морисом и уговаривала его вместе бежать.

— Это очень рискованный шаг, — колебался Морис. — Поймают и будут судить, как партизан. А это — верная и страшная смерть.

— Ты трус, — не сдержалась как-то Оля.

Слово это больно ударило Мориса по сердцу:

— Зачем оскорбляешь? Ведь не о себе забочусь.

— Если обо мне заботишься, так помоги уйти отсюда.

…В ненастную темную ночь два человека, разных по национальности, по языку, по воспитанию, но объединенные ненавистью к фашистам, бежали из гитлеровской неволи.

Стояло лето, но ночи были прохладные.

— В лес, в лес, — лихорадочно шептала Оля. — Только бы до леса добраться.

Переждав в лесу сутки, они ночью двинулись на восток. Шли полями, избегая встреч с немецким населением.

Морис оказался смелым человеком, хорошим товарищем, и Оля раскаивалась в нанесенном ему оскорблении. Но тот понимал, что девушка не хотела его обидеть, и как мог заботился о ней.

Штеттин расположен неподалеку от польской границы. Оля и Морис скоро выбрались из ненавистной Германии и распрощались. Дальше Оля пошла одна.

«Может, удасться, встретить советских партизан илй польских», — думала она.

Минул день, как она рассталась с Морисом. Оля устала, изголодалась, но заходить в селения не осмеливалась. Ночью, вконец обессиленная, она присела отдохнуть и незаметно уснула. Разбудили ее мужские голоса. Оказалось, что уже утро.

— Смотри, кого я нашел.

Оля испуганно вскочила. Усталая, грязная, в изорванном полосатом платье — в такую одежду наряжали немцы русских пленниц — Оля, дрожа от страха, смотрела на человека с автоматом. Оружие было совсем не такое, как у тех, кто охранял их на заводе.

— Ты кто такая, чего здесь ищешь? — спросил парень с автоматом. Его румяное лицо, зеленоватые глаза светились добродушием. Девушка подняла глаза и заметила у него красную нашивку на шапке. Рядом с ним стоял другой высокий худощавый человек, больше похожий на. студента, чем на партизана.

— Советские? — осмелилась спросить Оля, показывая на красную ленточку.

— Нет, польские.

— Польские, — как-то жалко улыбнулась она. — А русских здесь нет?

— Кто ты такая? — сурово спросил веселый парень, вспомнив, что Ольга так и не ответила ему… — Руки вверх! — приказал он, — Гриша, обыщи, нет ли у нее оружия.

— Я — Оля. Украинка… Я… — почти плача, выговорила девушка, поднимая руки.

Партизаны внимательно выслушали сбивчивый, прерываемый слезами рассказ Оли и отвели ее в штаб.

Так она стала партизанкой. Вначале дежурила на кухне, обшивала, обстирывала партизан, а после ей стали поручать более серьезные дела.

Несколько раз Оля ходила в разведку, добывала важный материал. Но с парашютом еще ни разу не прыгала. Это беспокоило Мариану-радистку.

Тревожил ее и Коля — переводчик, самый молодой из разведчиков. Лицо у него ни дать ни взять девичье — нежное, белое, ресницы пушистые. Непокорные прямые волосы постоянно падают на высокий выпуклый лоб. Коля всегда улыбался. И Мариана, глядя на него, не знала, что подумать — веселый или просто легкомысленный.

Но видно было по всему, что Коля смелый юноша и никогда не унывает. А это очень важно в условиях жизни разведчиков. И так иногда на душе кошки скребут, а если еще хмурые спутники, тогда хоть волком вой.

Но тут Коля вдруг заявил:

— Братцы, учтите, я трусоват. Если не смогу прыгать, вы меня подтолкните. Иначе можете улететь без переводчика…

Мариана махнула рукой. Сразу не разберешь. Дело само покажет…

То один, то другой разведчик вглядывался в темноту, опасаясь, что рассвет наступит раньше, чем они окажутся над районом высадки.

— Нелетная погодка, — вздохнул Гриша.

— Тем лучше для нас, — ответила Мариана. — Опасности наткнуться на кого-нибудь меньше.

Ее прервал голос парашютиста-инструктора:

— Готово!

— Вы хорошо проверили парашюты? — спросила его Мариана.

— Как всегда, — ответил инструктор весело. — Ну, орлы, кто себя плохо чувствует?

— Все хорошо себя чувствуют, «трудиться» вам не придется, — ответила за всех Мариана. Она-то знала, что означает этот вопрос. Инструктор помогал тем, кто в самую последнюю минуту не решался прыгать. Не зря его прозвали «толкачом».

— В районе действия идут дожди, — сообщил инструктор.

— Ничего, нам, партизанам, не привыкать к дождю. Мы дружим с открытым небом. Лишь бы дождь не помешал самолету, — сказал Андрей.

Инструктор, присев возле разведчиков, стал рассказывать, как один парашютист, перед тем как прыгать, стал читать молитву в самолете. Все рассмеялись. Только Оля не откликнулась на смех.

— Бывают же такие трусливые люди. Я вот ничего не боюсь, — расхвастался Гриша.

— Знаем мы тебя, помолчи лучше, — разозлилась Оля, — терпеть не могу хвастунов…

Андрей тихо запел свою любимую «Сулико»:

Он нарочно затянул песню, чтобы замять готовую вспыхнуть между Олей и Гришей ссору. Но Гриша сказал со смехом, разгадав хитрость друга:

— Ты, Андрей, лучше про пташку спой.

Андрей не заставил себя просить, хотя и понял шутку.

запел он с сильным восточным акцентом.

Все рассмеялись.

— Я вижу, у нас целая самодеятельность, — заметила Мариана. — Андрей и впрямь неплохо поет.

— Коля — по конферансу, Андрей — по сольному пению, а Гриша с Ольгой по… ссоре вполне могут первенство занять, — подытожил весело инструктор.

— Да будет вам, — запротестовал Гриша. — Можно подумать, что мы в самом деле ссоримся. Мы как-нибудь с Ольгой не раз в разведку ходили и не подводили друг друга. Правда, Ольга?

— Ладно, не оправдывайся, — неохотно отозвалась Ольга.

«Суровая, видать с характером девушка», — подумала Мариана.

Инструктор взглянул на светящийся циферблат часов:

— Ну, хлопцы. Собирайтесь. Пора.

Ребята сразу посерьезнели. Они заботливо поправляли друг у друга мешки, подтягивали ремни. Мариана еще раз предупредила: не растерять главного — радиопитания.

В одном самолете с ними находилось еще несколько человек. Это партизаны летели к себе в отряд. Они оживленно разговаривали, то и дело смеялись. Через час после вылета им была подана команда, и партизаны спрыгнули. Самолет, вновь набрав высоту, продолжал курс дальше, на запад.

А сейчас наступал черед разведчиков.

Все приготовились к прыжку.

В этот момент самолет сильно встряхнуло.

— Будьте наготове! — послышался голос из кабины самолета. — Нас нащупывают зенитки…

Мариана положила руку на кольцо парашюта. Ей уже были знакомы подобные «встряски». Поэтому она не очень волновалась, а просто приготовилась к прыжку.

Самолет выровнялся и пошел спокойнее. Вскоре послышалось знакомое «Приготовиться».

— Ду-ду-у-у-у — прозвучала во второй раз сирена. Разведчики стали в очередь у дверей. По правилам радист прыгает первым. Мариана стояла у самой двери, за ней держался Гриша. Затем Андрей и Оля, замыкал строй Николай.

— Не мешкайте. Шагайте друг за другом, а то растеряемся. Не забывайте о ногах. Во время приземления не становитесь на пятки. Не забывайте сигналы, — напоминала Мариана, крича во весь голос и заслоняя рот ладонью.

На минуту ей показалось, что Гриша присел. Она повернулась к нему и не поверила глазам: он крестился.

«Бедняга, — подумала она, — трусит ведь, а на аэродроме гоголем ходил…»

Не успела Мариана сказать и слова, как загорелась сигнальная лампочка. По команде «Пошел» разведчики один за другим оторвались от самолета..

Пять зонтов раскрылось в небе, Мариана быстро пересчитала их, и, успокоившись, начала маневрировать стропами, стараясь повернуться спиной к ветру. Сейчас только одна мысль занимала ее: удачно приземлиться и быстрее собраться всем вместе… Но тут мимо нее с большой скоростью пролетел вниз чей-то парашют. Мариана не помнила — показалось ей или так на самом деле было, но парашют, как выражаются парашютисты, летел колбасой.

«Что могло случиться, — встревожилась Мариана. — Не может быть, чтобы кто-нибудь обогнал меня. У меня груз тяжелее, чем у остальных, да и спрыгнула я первой…»

Резким ветром разведчиков уносило в разные стороны, и проследить за всем было невозможно. Мариана опускалась прямо на село. Как она ни старалась свернуть на окраину, ничего не получалось. Вот парашют с треском зацепился за что-то около дома. Не успела Мариана отцепить ремни, как на пороге появилась закутанная в белое фигура. Хозяин дома, как выяснилось потом. В окне тоже показалось лицо, и в то же мгновенье дверь захлопнулась, щелкнула задвижка. Хозяйка с перепугу заперла дверь, оставив старика снаружи.

Было холодно. Старик забарабанил в дверь.

— Открой, Стефа, это я. Стефа, открой! — он то ли с испугу, то ли от холода подпрыгивал то на одной ноге, то на другой. Осмелев, он посмотрел на «чудо», свалившееся с неба, и перекрестился:

— Шесть десятков лет живу на земле, а ни разу не видел, чтобы с неба на парасольке кобеты[2] слетали. Откуда вас бог послал? — спросил он.

— Впустите меня в дом, там все расскажу.

— Разве не видишь: баба перелякалась, не отпирает. Он опять начал звать старуху, заглядывая в замочную скважину.

— Открывай, — говорю тебе, — это паненка, а не дьявол.

— Паненка, говоришь? — недоверчиво переспросила старуха.

— Паненка, паненка. Война ведь идет, всякое бывает, открывай, — повторил старик. — Да открывай, не ломать же дверь…

Как только старик и Мариана вошли в хату, девушка сказала старикам, что она партизанка, направленная польским войском.

— Смотрите, панове, — предупредила она стариков, — если об этом хоть словом обмолвитесь, дом будет подожжен… Я не одна, нас много, — предупредила Мариана.

— Матка боска ченстоховска! Зачем жечь? Мы не желаем зла партизанам… — заверил клятвенно хозяин.

— Немцы есть в селе?

— У нас нет, а у соседей есть.

— У каких соседей? — спросила парашютистка.

— У наших, у наших… В соседней хате, — пояснил старик, жестикулируя.

— Много их?

— Солдат полсотни, пожалуй, будет и всех их прокормить надо. Ничего уже у нас не осталось, — начал жаловаться старик.

— О, Езус, и когда эта напасть кончится, — подхватила старуха. — Прошу тебя, пани, не обижай нас, стариков, уходи от нас… Мы еще жить хотим.

— Ладно. Я тоже жить хочу, потерпите. Объясните лучше, что за немцы в селе.

— Немцы, как немцы… Фашисты, — уточнил старик.

— Что они делают в селе, спрашиваю?

— А-а-а, — протянул старик, стараясь уйти от прямого ответа.

— За продуктами они. Говорю же, что все позабирали, — вмешалась старуха. — Уходи, пани. Не смотри, что обозники. Они тоже умеют убивать и вешать. Пожалей ты нас, стариков…

— Да не бойтесь вы так, пани, — прикрикнула Мариана. — Лучше спрячте подальше парашют, да не вздумайте шить из него что-нибудь сейчас. А то вам несдобровать тогда. И повторяю: вы ничего не видели и не слышали. К вам никто не приходил. Ясно?

— Ясно, ясно, пани, да хранит вас матка боска, — сказали старики почти в один голос, крестясь по-своему.

Мариана вышла из дому.

«Как же приземлились остальные? Кто же это молнией пролетел мимо нее?» Выйдя в поле, Мариана несколько раз подала сигнал, но никто не откликнулся. Разведчица засвистела три раза. Молчание… Особенно тревожилась Мариана за Олю. Но вот вдали она заметила едва видневшееся белое пятно.

«Наконец-то, — обрадовалась разведчица. — Но почему не собран парашют? Неужели покалечился кто-нибудь?»

Мариана бросилась бежать прямо по мокрой пашне, увязая по щиколотки в грязи. Рация, батареи, рюкзак — все это давило плечи и затрудняло ходьбу.

— Колюшка, это ты? Что с тобой?

Мариана достала фонарик, накрыла его полой пальто и включила. Николай весь будто раздулся. Она взяла его за руку: пульс почти не прощупывался.

— Коля, Коленька, ты слышишь меня? — она прижалась губами к его щеке, поднесла фонарь к глазам. Они на мгновенье широко раскрылись.

— Коля. Скажи хоть слово! Коля…

В груди у него что-то странно зашуршало. Глаза закатились…

Все…

Девушка с трудом поднялась и подошла к парашюту. Стала щупать полотно. Вверху купола зияла дыра.

— Не выдержал динамического… А ведь утверждал, что проверил, — вспомнила Мариана инструктора-парашютиста. — Здесь, видимо, было отсыревшее пятно…

Мариана бессильно опустилась на землю у изголовья Николая. Что-то в ней словно оборвалось. От усталости и горя кружилась голова, слезы жгли глаза. Хотелось выплакать все, что наболело, просто по-человечески проститься с другом — товарищем по оружию. Но… это был глубокий тыл противника, где люди боятся громко разговаривать даже в собственной хате.

Надо было искать остальных, чтобы похоронить Николая и быстрее замести следы. Мариана через силу поднялась и пошла снова месить грязь в поисках своих.

Компас был единственным помощником, и Мариана старалась по нему определить, в какой стороне могли находиться ее товарищи.

В ушах у нее от волнения и усталости шумело, сердце стучало так громко, что, казалось, его было слышно на расстоянии. Ноги не повиновались. Слезы застилали глаза. Казалось, она вот-вот упадет и останется лежать здесь, как и Коля. Но воля твердила — иди, ночь на исходе…

«Да, да, — внушала себе девушка, — я должна быть сильной… Нас ждет работа, от которой, быть может, зависит жизнь сотен и тысяч людей!..»

Мариана подала сигнал-пароль. Прислушалась. Ничто не нарушало тишину. Она поглядела на компас — единственную светлую точечку в окружающем мраке.

«Иду, кажется, правильно, но почему их нет!» — в отчаянии подумала она. В ту же секунду, как из-под земли, выросли перед ней две тени.

— Наконец… — шепнул Гриша. — А где Коля, Андрей?

— И Андрея нет?

— Никого, — ответила Оля, и в ее голосе Мариана почувствовала смятение…

Девушка как-то подтянулась, внутренне собралась. Ведь она здесь старший, должна ободрять остальных. Нет, нельзя ей давать волю своим чувствам.

Послышались чьи-то шаги.

— Тут. Т-с-с-с, ложитесь, — твердым голосом скомандовала Мариана.

Разведчики припали к земле.

— Берегите батареи от влаги, — предупредила радистка.

Человек подошел ближе и свистнул три раза.

— Кацо? — вскочил на ноги Гриша. Он так называл Андрея потому, что тот постоянно напевал грузинские песенки.

— Ты один? — в свою очередь спросил Андрей.

Ребята радостно обнялись, как будто давно не видались. Только Мариана стояла неподвижно. Ей трудно было вымолвить хоть слово. Но она щадила нервы товарищей. Успеют еще узнать о постигшем их несчастье. Гриша вывел ее из этого состояния.

— Вот еще Коля подойдет и можно сказать, что половина работы сделана.

Он, видимо, только теперь почувствовал по-настоящему важность момента приземления.

— Не придет Коля, друзья, — сказала Мариана. Голос ее дрогнул.

— В чем дело? Что случилось? — посыпались тревожные вопросы.

— Случилось самое страшное. Коля разбился. Пойдемте попрощаемся с ним и… похороним.

Наступила тишина. Слова, произнесенные Марианой, ошеломили товарищей. Они молчали, не двигаясь с места.

— Очень тяжело, а нужно найти в себе силы пережить это, — сказала Мариана и первая двинулась с места.

Она шла впереди. Оля, всхлипывая, шагала рядом. Сзади двигались Андрей и Гриша.

Когда разведчики подошли к Коле, Оля упала на землю рядом с телом товарища и разрыдалась.

— Как же так, как же так? — повторяла она одно и то же.

— Прощайтесь без шума, — тихо сказала Мариана, кусая губы до крови. — Нам нужно до рассвета успеть похоронить его и самим укрыться. Нельзя терять ни минуты…

— Так и не успел, бедняжка, использовать свое оружие. А как он рвался в дело… — проговорил Андрей.

Они все вместе положили тело товарища на плащпалатку, выкопали яму. Николая хоронили скромно. Но каждый из живых поклялся в душе отомстить врагу и, если уцелеет, вернуться после войны и поставить памятник на могиле боевого друга…

Польское село спало, а на его окраине четыре советских разведчика стояли с опущенными головами у свежей могилы своего боевого товарища… Они не могли даже насыпать холм, не рискуя выдать себя и провалить всю операцию.

— Мы отомстим за твою молодую жизнь! — повторял каждый из них.

…Заголосили петухи. Начинался день.

— Пошли к моим знакомым, — предложила Мариана. — Другого выхода нет.

— Каким знакомым? — удивился Андрей.

— У меня сегодня ночью случилась необыкновенная встреча, потом расскажу…

Они подошли к дому. Оля и Андрей укрылись в бурьяне, а Мариана с Гришей незаметно подошли к окну.

— Постой у угла и посматривай, чтобы никто не вышел. Тут бывают дома с потайными выходами.

Мариана постучала. К окну подошла уже знакомая старуха. Она, видимо, еще не оправилась после первой встречи. Мариана шепнула:

— Открывайте. Нас день застает на дворе.

— Не, пани, я боюсь… И старик заболел.

— Откройте сейчас же! — потребовала девушка. В ее голосе звучала такая решимость, что старуха послушно открыла дверь.

Разведчики вошли в дом и задвинули за собой засов.

— Без разрешения не выходите, — предупредила Мариана хозяйку, — иначе погибнем и мы и вы…

Гриша вышел, снаружи повесил замок на дверь и вернулся в дом через окно.

— Так оно будет надежнее, — сказал он.

— Добже, пани, нех бензе так[3], — согласился хозяин. Разведчики взобрались на чердак.

Мариана воспользовалась случаем и развернула рацию. Связавшись с «Большой землей», она коротко сообщила о приземлении и гибели Николая. Радист с «Большой земли» предложил перейти на «прием». Но Мариана рывком выключила рацию. Кто-то открыл настежь дверь в сени. Было ясно, что их выдали. Старик, оказывается, улизнул из дома, как предполагала Мариана, через потайную дверь.

Андрей, Гриша и Оля с автоматами встали у чердачного люка. Мариана накрыла рацию и приготовила гранату.

На лестнице показался немецкий офицер. Дверь сразу же захлопнулась, загремел засов.

Хозяин, как потом выяснилось, был членом организации «Армии Крайовой» или, как ее просто называли, партией «АК», которая действовала под руководством польских министров — эмигрантов из Лондона.

— Хальт! — крикнул Андрей, наводя на офицера автомат.

— О, о, не штреляй, не штреляй, — быстро заговорил офицер, коверкая русские слова… — Мы свуи, мы свуи…

В сенях стояло еще три человека тоже в немецкой форме.

— Мы знаем, вы русские, — заявил офицер уже на чистом польском языке и представился, по-прежнему стоя на нижней ступеньке лестницы. Затем повернулся к стоящим внизу и приказал:

— Опустить карабины.

Ребята тоже опустили свои «ППШ», но от люка не отходили.

— Мы члены партии «АК», — представился вторично офицер и протянул руку Грише, который опустился на одно колено у самого края люка.

— Неля, иди побалакай ты с ними, — сказал Гриша по-украински, обращаясь к Мариане.

— Это пани напугала стариков ночью? — спросил, улыбаясь, офицер.

— Я, пан, — ответила коротко Мариана, которая носила здесь имя Неля.

— А пани добже муви по-польскому[4]. Кто здесь командир? — спросил офицер.

— А в чем дело? Ну, я командир.

— Кобета[5] командир? — удивился он, широко улыбаясь, — а сконд[6], Панове?

— Естем полька, пан, — ответила парашютистка.

— А-а-а, барзо добже, пани. — Он поклонился и поцеловал Мариане руку. Заметив на ее руке большие часы, он сказал:

— Это не для пани. Завтра у пани будут другие…

— Благодарю вас. У меня есть и другие. А сейчас хотелось бы поговорить с командиром.

— Проше. Я командир! — ответил офицер.

— Чем вы это можете доказать!?

Офицер протянул Мариане удостоверение… «Юзек Станкович Адуасковский. Поляк, родился в 1916 году, в городе Кузлов, офицер»… — прочла она.

— Пани, конечно, знает, что «Армия Крайова» воюет вместе с русскими против немцев. Мы сочли своим долгом предупредить, что вам опасно здесь оставаться. Немцам известно, что сброшены парашютисты, и они не замедлят сюда явиться…

Офицер сказал это дружественно и просто.

Мариане были известны повадки некоторых поляков в оккупации. Знавала она и многих партизан, была осведомлена о политике, проводимой различными польскими партиями на территории, оккупированной гитлеровцами. Главное то, что и у поляков и у русских была сейчас одна цель — изгнать фашистов.

Смущало Мариану только одно обстоятельство. Поляки из «Армии Крайовой» недолюбливали украинцев. Видно, это исходило от пресловутого Мйколайчика… А Гриша, Андрюша и Оля были украинцами. Мариана предупредила, чтобы они говорили в присутствии этих поляков поменьше.

Гриша обиделся:

— Не собираешься ли ты пойти на поводу у поляков и сделать нас немыми?

— Делайте, как говорят, — сказала ему Мариана серьезно.

У разведчиков другого выхода не было и они приняли предложение польского офицера. Они переоделись, спрятали автоматы под пальто и вышли в поле. Мариана и командир группы «АК» Юзек шагали впереди. Он рассказывал о том, как они действуют, знакомил с обстановкой в этом краю.

Через замаскированный ход в скирде сена он ввел разведчиков в землянку, а сам отлучился ненадолго, чтобы узнать обстановку.

— Мы так легко отдались в руки этому поляку. Теперь он может с нами делать, что ему захочется, — упрекнул Мариану Гриша.

— Не торопись с выводами. Поляки — не немцы, — ответила радистка.

Три года пребывания в гитлеровском тылу многому научили Мариану.

— Выбора у нас нет. Пока что нам от них не грозит опасность. Они попытаются завербовать нас. Нужно выгадать два-три дня и постараться привлечь их на свою сторону, — объяснила Мариана ребятам, которых настораживало гостеприимство аковцев.

— Аковцы подчиняются Лондону? — спросил Андрей.

— Да.

— Но ведь англичане наши союзники. Значит, и эти тоже должны нам содействовать, — вмешалась Оля.

— Ну, англичане такие союзники, что крест несут в руках, а камень держат за пазухой или, как гласит молдавская пословица, «Ку кручя’н мынэ ши пятра’н сын», — ответила Мариана. — Мне известно, что по приказу из Лондона на польской территории было уничтожено несколько наших групп. Сейчас, правда, положение круто изменилось и они стали с нами заигрывать…

— А почему на них немецкая форма? — спросила Оля.

— Это не немецкая. Материал только немецкий, а форма польская. Она у них легально существует. Их девиз — «За вильну Польску».

Часа через два прибежал Юзек.

— Сидите здесь и не вздумайте выходить, — предупредил он разведчиков, — началась невиданная облава. Немцы считают, что этой ночью здесь был сброшен десант.

— Но, пан Юзек, они с таким же успехом могут найти нас и здесь, — сказала Мариана.

— Нет, пани Неля. Они тут искать не будут. На сегодняшний день этот бункер надежнее дома ксендза, — возразил Юзек, улыбаясь. — Вы, наверное, голодны?

— Нет, спасибо. Нам бы поскорее выбраться отсюда.

— Надо дождаться наступления темноты. Тогда перейдем в более надежное место. — С этими словами Юзек прикрыл дверь землянки.

— С чего это он так заботится о нас? — удивился Гриша.

— Мне кажется, что он чем-то провинился перед нашими или перед люблинским правительством и теперь старается искупить вину. Чует, что скоро советские и польские войска будут здесь, — предположила Мариана.

Вечером опять пришел Юзек и рассказал, что облава была безуспешной. Немцы страшно злятся. Они обещали много денег за поимку русских.

— Они думают, что поляки продаются. Не знают, что мы от души симпатизируем русским. А немцев, поработивших нашу страну, поляки ненавидят, — сказал Юзек.

Он всячески старался убедить разведчиков в преданности своих соотечественников Советскому Союзу.

— Юзек, а как вы узнали о нас? — вдруг спросила Мариана.

— Хм. Пан Стась, хозяин дома, куда вы попали, аковец, пани. Он выполнил свой долг, сообщив нам о своих неожиданных гостях.

Когда окончательно стемнело, разведчики вышли из землянки. Шли вдоль большой просеки. Юзек шел впереди, рядом с Марианой, показывая дорогу. Чувствовалось, что он знает здесь все тропинки.

По дороге Юзек интересовался успехами Советской Армии на фронте, расспрашивал о жизни советских людей.

— Пани, а какова будет Польска после войны? Советская или самостийная? — этот вопрос, видимо, мучил его больше всего.

— Что значит советская? Поляки сами установят у себя такой строй, какой им будет по душе.

— Видите ли, пани, я спрашиваю потому, что поляки считают так: если русские освободят нас от немцев, то они останутся здесь.

— Это придумали немцы, чтобы запугать и держать в подчинении вашу страну, пан Юзек! — сказала Мариана. — Советская Армия не имеет целью оккупировать чужие территории. Ее священная цель — изгнать фашистов со своей земли и помочь в освобождении других народов. Кроме того, вам должно быть известно, что вместе с русской армией сюда идет и войско польское.

— Настоящее войско польское? — удивился Юзек. — Немцы говорят, что это русские, переодетые в польскую форму.

— Я знаю, что немцы так говорят. Эту ложь они распространяют из опасения, как бы поляки не взялись за оружие и не повернули его против оккупантов в их тылу.

— Они уже взялись, пани. Почти все мужчины ночью вооружаются и совершают нападение на немцев. Вся Польша воюет, — сказал Юзек. — Они это прекрасно знают и ночью очень осторожны. Войска их движутся, главным образом, днем. Знали бы поляки, что там вправду воюет польское войско, то двинулись бы ему навстречу, уверяю вас, пани.

— Верю, пан, верю. И все же мне непонятна ваша пассивность. Ваши действия не мешают немцам продвигаться по железным дорогам, взлетать их самолетам с аэродромов со смертоносным грузом, — сказала Мариана, шагая в ногу со своим новым знакомым.

— Понимаю, что пани хочет сказать, — оправдывался Юзек. — Но не забывайте, кто нами руководит. Лондонскому польскому правительству не очень-то хочется, чтобы русские войска вступили на польскую землю…

— А вы бы слушались не лондонского голоса, а люблинского. Это правительство по-настоящему заботится о судьбах всей Польши, а не только о верхушке, как ваш Миколайчик, — ответила Мариана. — Тогда бы люди знали правду.

— О! Я вижу пани разбирается в политике, — заметил Юзек.

— За Польшу мне больно так же, как и вам, я такая же полька, как и вы, — ответила Мариана, наблюдая за своим собеседником.

Юзек внимательно выслушал Мариану и неожиданно протянул руку.

— Предлагаю вам свою дружбу.

— А как же аковцы?

— Я их обведу вокруг пальца.

— Их или нас?

— Вот бог свидетель, — Юзек поднял глаза к небу, — я буду выполнять все ваши поручения. Я буду вам полезен, пани Неля…

— Юзек, вы слишком быстро согласились, — прервала его Мариана, останавливаясь, чтобы остальные могли их догнать. — Подумайте хорошенько. Есть вещи, с которыми нельзя торопиться. А вам действительно надо решиться: или мы или они. На двух стульях сидеть рискованно.

— Мне хочется, пани, сказать вам вот что. Уже три года как я хожу с карабином на плече, а зачем — не знаю. К немцам я не пристал, не терплю их. К Миколайчику не примкнул, потому что не доверяю ему. Я запутался. Одно время мне казалось, что большевики не одолеют, и я пробовал шагать в ногу с немцами. Совершил кое-какие глупости. Теперь вижу, что ошибся. Только с русскими мне по пути. Давно искал я возможности помочь русским партизанам или парашютистам, но не выпадало случая… Если хотите, мне не доверяли… А сейчас судьба мне вас послала. Прошу вас, пани Неля, не прогоняйте меня, я буду вам полезен.

— Хорошо, пан Юзек, мы посоветуемся. А сейчас надо избавиться от этой облавы…

— Спасибо, спасибо, — ответил Юзек и крепко пожал ей руку, прикасаясь к ней губами.

— Что он тебе крестным братом заделался? — удивленно спросил Андрей девушку, заметив оживление Юзека.

Прибыв на новое место, группа расположилась в доме знакомого Юзека. Стояла еще довольно ранняя весна, так что жить в лесу было слишком холодно. Удобным, а главное безопасным жильем группа была обязана польскому другу Юзеку.

Юзек старался быть полезным. Он употреблял всю свою смелость, свою энергию, которая, казалось, не иссякает.

— Я оправдаю доверие, друзья, — часто повторял Юзек. Поляк был неизменно любезен с девушками группы. Он удвоил свою заботу, когда понял, какую трудную и рискованную работу выполняют они.

— Ценить нужно наших девушек, — говорил он ребятам. — Немного все-таки таких.

Особую симпатию он питал к чернявой Ольге. Ее чуть вздернутый нос, теплые карие глаза, видно, крепко запали ему в сердце. К тому же Юзеку льстила дружба с советской девушкой из Молдавии.

— Пани Неля наша, полька, а вот как пани Ольга решилась выброситься с парашютом так далеко от родины?

Когда он говорил «пани Неля наша, полька, ей, мол, бы сам бог велел воевать за Польшу», ребята втихомолку посмеивались.

— Видал? Не колеблясь, принял Мариану за свою, — засмеялся Гриша.

Юзек окружал Олю трогательным вниманием. Это чувство было понятным. Человеку, которому дорога дружба с Советским Союзом, дорог каждый советский человек. А тут еще девушка решилась на такой подвиг. Он буквально не сводил с нее глаз и старался подчеркивать во всем свое уважение к советской отважной девушке. К Неле-Мариане он тоже относился с большой чуткостью, но повторяя каждый раз, что она, Неля, дома, на родной земле, а значит меньше нуждается в его поддержке.

Андрей с Гришей решили разыграть Ольгу.

Андрей как-то сказал:

— Влопался парень по уши…

— Не шути, Андрей, — оборвала его Мариана, беря Юзека под защиту и стараясь не обидеть Ольгу, помня о ее строгом характере.

— Разве ты не видишь, что он готов в огонь и в воду за одну ольгину улыбку. Какие могут быть шутки? — не сдавался Андрей.

— Скажешь ерунду такую, что противно слушать, — сердилась Ольга.

Мариана прислушалась к этому разговору и, подумав, спросила:

— Ты, правда, что-нибудь заметил?

— А ты будто нет? — ответил он с хитринкой.

— Если это в самом деле так, то его можно всерьез привлечь в нашу группу и окончательно оторвать от аковцев. А нам он был бы очень полезен — местный житель, хорошо знает немецкий. Переводчика-то мы потеряли.

— Это идея! — поддержал ее Гриша.

— Боюсь, что это твоя идея, Гриша, слишком дорого нам обойдется, — заметил Андрей, пряча улыбку и притворно вздыхая.

— Может быть ты обождешь? Отложишь свои переживания и вздохи до окончания войны, Андрей? — сказала Мариана. — Неужели тебе надо объяснять, как нам нужна любая поддержка в тылу у врага?

— Даже ценою сердца? — спросил он шутя.

— Андрей, ты не разыгривай комедию, не мути воду. Знаешь, что Ольга не любит таких шуточек, — предупредила Мариана Андрея.

Тот расхохотался от души.

— Марианка, дорогая, да пусть он хоть трижды влюбляется в нашу Олюшку. Лишь бы в тебя не втрескался. А то пропала тогда моя головушка, — сказал он полушутя, полусерьезно.

— Ну и болтун же ты неисправимый. Смотри, дождешься, что Ольга оттаскает тебя за чуприну, — шутя погрозила пальцем Мариана. Потом уже серьезно сказала:

— А вообще должна вас предупредить, ребята, шутите да знайте меру. Иной шуткой и обидеть человека недолго. А мы должны поддерживать друг друга и не допускать никаких недоразумений, обид и тем более любовных сцен. Таков закон разведки. Суров, конечно, но коль на такое дело пошли, будьте добры, соблюдайте его.

— Хм! Закон разведки! А закон сердца? Ему ведь не прикажешь, как в песне поется, — не сдавался Андрей.

— И сердцу надо уметь приказывать, если этого требуют интересы Родины.

— Тут, можно сказать, по острию ножа ходишь, а он — нате, пожалуйста, со своими любовными переживаниями суется… Тьфу, — Гриша сплюнул с досады.

— Ха-ха! — рассмеялся Андрей, — пошутил я, а они уж насели на человека. Влюбляйся, не влюбляйся, словно по расписанию.

— Хватит, хатит, ребята. Пошутили и будет, — вмешалась Мариана. — Не дай бог проговориться при Юзеке. Как бы шуточками дело не испортить. Да еще и неизвестно, не ошиблись ли вы, хотя я и сама почти влюблена в нашу Ольгу.

— В Ольгу, а не в Юзека? — опять не утерпел Андрей, но потом спохватился и поднял руку. — Ой, пробачте, будь ласка, забыл я, что про любовь — ни-ни. Извиняюсь.

Все рассмеялись, а Ольга погрозила пальцем.

— Смотри, кацо, еще раз проштрафишься, — пеняй на себя.

— Шутки-шутками, а я ему не совсем доверяю, хлопцы, нашему пану, — заметил Гриша. — И вообще у партизан это делается иначе. Человеку дается определенное задание, за ним наблюдают, проверяют… А здесь как-то по-иному.

— Да, Гриша. Здесь, действительно, по-иному, — подтвердила Мариана. — Бывает положение, когда на размышление, проверку и прочее, как у партизан, не остается времени. Далеко за примером не надо ходить. Возьми наше приземление. Разве у нас был выбор? Это одно. И другое. Если бы Юзек хотел нас предать, то сделал бы это в самом начале, когда все преимущества были на его стороне.

Ребята согласились с этими доводами, и уже все вместе стали обдумывать план дальнейших действий.

Юзек подтверждал мнение Марианы своим поведением. Он подружился с советскими парашютистами, стал их надежным агентом и связным. После тщательной проверки, о которой Юзек и не подозревал, группа стала поручать ему ответственные задания. Он переводил с немецкого языка содержание добытых документов. Правда, переводил по-польски, но польский уже хорошо знала Мариана.

Таким образом, разведчики выходили из положения, в которое их поставила гибель Николая.

А с фронта шли отрадные вести. Советские войска стремительно продвигались вперед на всех фронтах. Большие успехи были одержаны Украинским фронтом.

Вначале Мариана один раз в неделю выходила в эфир специально для того, чтобы послушать передачи «В последний час». Позже с разрешения командования она стала делать это через день, записывая подробно результаты боев войск, армиям которых предстояло освободить Польшу. Эти известия она диктовала Юзеку на польском языке, а затем в виде листовок их расклеивали в многолюдных местах.

Юзек делал это с большой охотой, каждый раз горячо комментируя новости:

— Так его, так его! Что, съел, фриц проклятый?

Уходя с листовками, Юзек не раз шутил в ответ на просьбу товарищей быть осторожней:

— Я наклею листовку какому-нибудь фашисту на спину. Пусть тогда разыскивают распространителя, — весело смеялся он своей выдумке.

Но однажды случилось так, что свою выдумку он осуществил.

— Подошел я к прилавку буфета, — рассказывал он впоследствии, — а там стоят три фашиста уже тепленькие. Я вплотную прильнул к одному, вроде хочу дотянуться до стойки, а когда отодвинулся — у немца на спине осталась листовка с сообщением Советского информбюро…

Ребята покатывались со смеху, слушая Юзека.

— Потом я издали наблюдал, как они вышли из буфета и, взявшись все трое под руки, подались в сторону вокзала. Но самое интересное было то, что за ним потянулись люди. Некоторые даже вслух читали, а другие, прочитав, сразу шарахались в сторону, видимо, боялись, как бы их не обвинили. Представляете картину? — радостно хохотал Юзек.

Разведчики от души посмеялись, но потом строго-настрого запретили Юзеку так рисковать.

Как-то Юзек вернулся с задания с тревожными новостями:

— Полиция сбилась с ног. Немцы уверены, что где-то поблизости сброшены советские парашютисты. Обыски производили почти во всех домах вокруг Кузлова, обшарили все чердаки и сараи, да только — вот! — Юзек показал кукиш, — придется им остаться с носом.

Но это была серьезная опасность, и группа ушла временно в подполье. Действовали, главным образом, по ночам.

Свободно ходили лишь Юзек и Неля-Мариана. Она даже решилась отправиться по знакомым местам.

Ребята опасались за нее, не хотели отпускать.

— Такой риск с лихвой окупится интересными материалами, которые можно добыть в этом районе, — убеждала друзей Мариана.

И она настояла на своем. Переодевшись и соорудив при помощи папильоток модную прическу, Мариана взяла корзиночку и снова превратилась в «хандляжку».

Выйдя поутру, она к обеду была уже в предместье Кракова. На черном рынке торговля была в самом разгаре. Смешавшись с потоком людей, Мариана затерялась в рыночной суматохе, но от ее внимательных глаз не ускользало ничего. У магазина с большой витриной она заметила двух офицеров. Они шли не торопясь сквозь поспешно расступившуюся толпу. За ними на расстоянии двух шагов следовали офицеры помоложе. Щеголеватые мундиры, начищенные до блеска сапоги. Несомненно, начальство в сопровождении адъютантов. Мариана старается определить звание и род войск… Она с озабоченным видом проходит мимо офицеров, опережая их.

Ага. Полковник. А другой? Тоже. Но петлицы рассмотреть не удалось. «Нельзя ли по адъютантам определить род войск», — думает разведчица. Но возвращаться нельзя, поворачивать голову тоже. Надо свернуть в сторону, обойти, чтобы опять оказаться сзади.

Она заходит в туалетную, быстро снимает шляпу, надевает платок и возвращается на прежнее место. Ее «добыча» не ушла далеко. Мариана краешком глаза рассматривает младших офицеров. Высокий — фельдфебель. Второй — старший вахмистр. Белый погон с тремя полосками посередине…

«Штабные работники, — догадывается она. — Но какой штаб, какой род войск? Это еще предстоит узнать».

Офицеры направляются к центру города. На почтительном расстоянии Мариана следует за ними. Вот они подходят к одноэтажному зданию. В дверях часовой козыряет и громко произносит: «Хайль Гитлер!»

Разведчица проходит мимо, «безразлично» глядя на телефонные провода. Затем заходит во двор дома напротив. Там частная лавочка. Пожилой поляк с красным от холода носом прыгает с ноги на ногу, потирает руки приговаривая:

— Все, что угодно для души, пани. Пуговицы, браслеты, серьги — все, что угодно молодой красивой паненке. А может, пани, курит? Проше, пани, сигареты, самые лучшие во всем Краковском воеводстве…

— Что же вы двери не закроете? — говорит Мариана, тоже потирая руки и глядя через окно на улицу.

«Прекрасный наблюдательный пункт, — думает разведчица. — За пять минут вышло и вошло четыре офицера. Патрульный вытягивается в струнку, значит, большие чины…»

— Хм! Закрыть дверь, значит, закрыть торговлю, дорогая пани, — говорит владелец магазина и снова начинает потирать руки. — Сюда нет-нет и заскочит офицер. Их много, а мой магазин прямо под носом. На них, господах офицерах, и держусь…

Мариане очень хочется расспросить этого словоохотливого поляка о его постоянных клиентах. Но она знает прием немецкой контрразведки — вербовать или сажать в таких лавочках своих агентов.

Она покупает цепочку для часов и, бросив «До видзения, пан», выходит.

Миновав штаб, Мариана идет дальше, по направлению проводов. Чутье бывалого разведчика подсказывает ей, что это штаб не полевой части.

…Чем он занимается, какой воинской единицей руководит? — оставалось пока неясным. Одно было несомненно — это штаб танковой части. И она не ошиблась. Провода привели ее к окраине города, где под деревьями и у домов, под разными укрытиями, маскировались танки — «тигры» и «пантеры».

Девушка проходит по этому знакомому ей кварталу, завязывая узелки на бахроме своего платка — по числу танков. Это ее старый метод счета. Сердце стучит учащенно. Шутка ли — такая удача! Она пересчитывает узелки — 44 танка. А вот и орудия. Калибр, кажется, 75 миллиметровый.

Больше ничего не удается узнать. Но и это большая удача — разведать, что здесь стоит запасной танковый полк…

Возможно, эта новая часть будет брошена на прорыв… С момента, когда советские войска перешли в наступление по всему фронту и стали изгонять врага с территории восточно-европейских государств, гитлеровцы начали перебрасывать к фронту запасные дивизии, находившиеся в непосредственном подчинении ставки Гитлера.

«Нельзя медлить с сообщением, — решает разведчица. — До вечера нужно вернуться в группу».

Когда она, наконец, добралась к себе, то застала только Гришу и Андрея.

— А где Ольга? — встревожилась Мариана.

— Пошла на вокзал, сразу после тебя, — ответил Гриша. — Ты не беспокойся. Она знает повадки немцев, не попадется. А как твой поход?

— Есть важные сведения.

— У нашей Марианы все сведения страшно важные, разве ты не знаешь? — весело сказал Андрей.

— Нет, ребята, сейчас не до шуток. Сведения, в самом деле, очень важные. На окраине Кракова расположился, по всем признакам, танковый полк.

Андрей протяжно свистнул:

— А нельзя его поднять в эфир, выражаясь на твоем языке, то есть на языке радиста?

— Сразу видно партизана, — улыбнулась Мариана. — Нет, дорогой Андрей, — посерьезнела она. — Здесь это оказалось бы серьезной ошибкой. А разведчик, как и минер, ошибается только раз.

— Понимаю, понимаю. Сейчас скажешь — мы глаза и уши армии, знаю, — Андрей сделал строгое лицо. — С вами и шутить нельзя.

Как только стемнело, ребята заняли свои посты в охране. Мариана зашифровала радиограмму, передала ее и перешла на прием. С «Большой земли» запросили дополнительно данные: цель полка, его направление, номер и в конце неизменное: «Действуйте осторожно».

Теперь сведения из тыла врага приобретали особую ценность — их использовали немедленно. Помимо постоянных указаний группа получала приказ за приказом. Советское командование интересовалось подробностями отступления гитлеровских войск. Чрезвычайно важно было знать направление, пути отступления, а также основные базы.

Время шло. Немцы лихорадочно строили укрепления, всячески старались сдержать натиск советских войск, идущих по направлению к Берлину.

Членам разведывательной группы с каждым днем прибавлялось работы. Мариана теперь выходила в эфир каждый день.

Но вот фронт на некоторое время приостановился. Немцы стали поднимать головы. Они лихорадочно сосредоточивали войска. К Варшаве беспрерывно двигались колонны автомашин с живой силой и боевым снаряжением.

Гриша, Андрей, Ольга и Юзек разделили между собой участки и ежедневно добывали ценные сведения. Мариана еле успевала их передавать. Однажды Гриша принес необычную информацию.

— Немцы что-то задумали. Уже второй день возят бетонные трубы не менее двух метров в диаметре и расставляют их вдоль главной трассы между населенными пунктами Зелена и Глуздовиши.

— Возможно, задумали строить укрепрайон наподобие знаменитых валов, чтобы преградить нашим дорогу на Берлин, — высказала свои соображения Мариана. — Эти трубы охраняются?

— Да. Прямо по-над дорогой дежурят солдаты.

Вечером собралась вся группа. Было принято решение: Мариана с Ольгой наполнят корзинки яйцами, маслом и еще чем-нибудь и направятся к городу якобы на базар. Продукты взялся достать Юзек.

По дороге они вступят в разговор с солдатами. Задача состояла в том, чтобы установить род войск и часть.

Нарядившись сельскими девчатами, разведчицы направились в город.

Около группы солдат, возившихся у громадных труб, девушки замедлили ход. Мариана кокетливо улыбнулась солдатам.

— Яйко, пан, масло не купите? — заговорила она по-польски, раскрывая корзину. — Вшистко едно до рынка несем.

— О-о-о. Яйко! — обрадовались солдаты. Они, как саранча, набросились на корзины и за несколько минут опустошили их, бормоча: Яйко, яйко, паненка, зер гут.

Пока Мариана заговаривала зубы солдатам, Оля внимательно рассмотрела необычные сооружения. Она успела приметить глубину вырытых котлованов, куда закапывали трубы, расположение труб и, конечно, постаралась запомнить знаки отличия и род войск.

Чувствуя, что их время истекло, Мариана посмотрела на Ольгу и протянула руку.

— Пенензы[7], Панове, пенензы. Пять злотых.

В ответ один из солдат подошел поближе к девушке и плюнул в ее раскрытую ладонь. Остальные солдаты загоготали.

Девушки подхватили свои корзины и, не сказав ни слова, удалились, радуясь тому, что их никто не задерживает.

— Ну что тебе удалось рассмотреть? — спросила Мариана Ольгу, когда солдаты остались далеко позади. Она все еще терла свою ладонь, гадливо морщась.

— Диаметр примерно около двух метров, Гриша прав. А работает здесь не одна часть. Я видела опознавательные знаки инженерных войск и войск связи.

Возвратившись на базу, Мариана сообщила командованию короткой радиограммой о том, что удалось установить, приняла приказ внимательно наблюдать за ходом строительства укрепрайона и регулярно сообщать об изменениях.

— Я кое-что придумал, — сказал Юзек, выслушав приказ центра. — Я переодеваюсь в форму офицера связи, а пани Неля нарядится важной паненкой, и мы попробуем выведать у солдат нужные сведения.

— А зачем вам Неля? — спросила Ольга. Она не любила, когда Мариана оставляла рацию. — Все может случиться, а без радистки вся наша работа ничего не стоит.

— А вот зачем, пани Ольга. Когда офицер с дамой, — объяснил Юзек, — к нему больше доверия.

Мариана нашла этот план дельным и принялась за приготовления.

…Черная вуаль прикрывала лицо, делая разведчицу неузнаваемой, а элегантный костюм придавал ей вид настоящей дамы.

После обеда, когда по их расчетам офицеры расходятся по квартирам, Юзек и пани Неля-Мариана направились к интересующему их объекту.

Подходя к месту, Юзек замедлил шаги и незаметно поднес к глазам миниатюрный бинокль.

— Сейчас установим, есть ли начальство. — Юзек уже привык к своей роли и держал себя, как заправский офицер армии фюрера. Ничто в нем не выдавало переодевшегося поляка-разведчика.

— Кажется, все в порядке. Не опасно, — заявил он, пряча в карман бинокль.

У машины, покрытой брезентом, Юзек остановился и сделал знак рукой.

Несколько солдат при виде офицера вытянули руки вперед и разом крикнули «Хайль Гитлер» и поклонились Мариане. Юзек ответил тем же напыщенным жестом и, бросив в сторону Марианы «Пардон, мадам», спросил строго:

— Как идут работы? Когда закончите? Генерал беспокоится.

— Все в порядке, господин офицер. Уложимся в срок, а может и к двадцать пятому числу.

Мариана не без удовольствия заметила среди солдат того, что вчера плюнул ей в ладонь. Сейчас он стоял, вытянувшись в струнку.

— Гут… Генерал будет доволен вами, — сказал Юзек. Крикнув «Хайль Гитлер», он взял под руку Мариану, и разведчики важно удалились.

Ночью Мариана передала советскому командованию дополнительные данные о сроках окончания строительства.

Советские войска освобождали село за селом, город за городом… Бои шли уже на территории Польши. Каждый стремился сделать для победы как можно больше.

Разведчики все чаще задумывались о будущем. Им хотелось дожить до победы. И в то же время они усиливали работу. Группа держала под наблюдением ряд военных объектов, передавая командованию сведения о дислокации немецких войск, об аэродромах, складах, о моральном состоянии гитлеровской армии.

Юзек стал настоящим советским разведчиком или, как он сам себя называл, — парашютистом. Но его частые отлучки вызывали недовольство в штабе аковцев. Там знали, что где-то поблизости находятся советские парашютисты, знали и о том, что Юзек встретился с ними, но полагали, что на этом связь и оборвалась.

Получая все новые указания лондонского эмигрантского правительства Миколайчика, аковцы изменили отношение к советским партизанам, разведчикам и другим группам. Тут-то они и спохватились относительно Юзека. Его заподозрили в предательстве.

Рассказав Мариане об этом, Юзек спросил совета, как ему быть.

— Воля ваша, — ответила Мариана. — Вы должны решиться раз и навсегда: или они или мы. Народ Польши еще скажет свое слово — кто предатели, а кто его верные сыны.

— Я же давно решил, разве вы не убедились в этом? — ответил Юзек.

Советская Армия одерживала победы на всех фронтах. Ее части вместе с польскими войсками уже вступили на территорию Польши и двигались дальше, очищая польскую землю от фашистских оккупантов.

Польский народ ликовал. Хотя фронт находился за десятки километров, а в некоторых направлениях и за сотни, но везде чувствовалась радость. Люди собирались группами, оживленно беседовали. Больше всего народ интересовало два вопроса: яка бенза Польска? (какой будет Польша) и правда ли, что вместе с Советской Армией идет войско польское. Более оборотистые искали связи с советскими партизанами. Каждый стремился заручиться свидетельством о том, что он как-то содействовал, сочувствовал партизанам или разведчикам-парашютистам или, на худой конец, был нейтрален. Те, кто знал хозяев дома, у которого приземлилась Мариана, возлагали большие надежды на пани Нелю.

— Все же, как ни есть, а полька она. К тому же, видно, главное лицо в группе.

Юзеку и всей группе хорошо были известны эти разговоры обывателей. Не будучи убеждены в победе Советского Союза, такие поляки колебались или, как сами говорили, «держали нейтралитет». А как только фронт на время останавливался или немцам где-то удавалось временно закрепиться, настроение моментально менялось: обыватели не прочь были услужить фашистам.

Но большинство поляков было другого мнения. И хотя они не выступали против гитлеровцев с оружием в руках, зато всегда молча спрячут советского партизана, накормят его. Настроений было много и все разные. Поэтому разведчикам пришлось уйти в глубокое подполье и соблюдать строгую конспирацию.

Народовцы, или, как они называли себя, «Партия народова», всю войну были заодно с немцами и свирепствовали с особой силой. У них на учете был каждый поляк, помогающий советским партизанам. Одетые в немецкие мундиры, вооруженные немецкими автоматами, народовцы врывались в дома и переворачивали все вверх дном.

— Где большевик? — орали они на перепуганных женщин.

Большинство мужчин, в какой-то мере связанные с советскими партизанами, прятались в тайниках или уходили в лес. Даже сложена была песня, призывающая мужчин идти в партизаны:

Зашевелились и фашисты. Они усилили антисоветскую пропаганду. Чего только не говорили они! Начиная с того, что большевики всех перебьют и заселят Польшу русскими, увезут поляков в Сибирь на каторгу, и, кончая тем, что Польша перестанет существовать как государство. Наряду с этой геббельсовской пропагандой, радио и газеты ежедневно передавали ложные сведения о положении на фронтах.

В последнее время, когда фашисты стягивали все свои силы к фронту, снимая воинские части с запада и перебрасывая их на восток, группа была перегружена разведывательной работой. Занимались разведкой все. Даже Мариана, которая была по горло занята работой на рации.

Но разведчики чувствовали, что они не имеют права молчать, что они обязаны разъяснять народу истинное положение на фронте, подлинную роль советских войск-освободителей. Но для этого требовалась санкция центра. Мариана передала основную радиограмму: «В Катовицах формируется пулеметная рота №. Командир — майор Фокке. Личный состав 500. Направление Краков. Пехотный полк № передислоцировался в направлении Перемышль (подробности дополнительно). В нашем районе дислоцируется отдельный гренадерский маршевый батальон (номер дополнительно). Моральное настроение солдат падает. Есть дезертиры». Затем передала еще одну коротенькую: «Немцы усилили антисоветскую пропаганду. Разрешите заняться разъяснительной работой среди населения».

Через несколько минут была получена ответная радиограмма из центра: «Благодарим. Продолжайте разведку. Подберите агитаторов из поляков, снабдите сводками информбюро. Соблюдайте строгую конспирацию».

После этого Юзек и Мариана работали всю ночь. В душном бункере горела карбидка, воздух был пропитан гарью.

Гриша с Андреем ушли на «акцию», так они называли свои вылазки. Это выражение перешло к разведчикам от польских партизан. Они вели постоянное наблюдение за движением по железной дороге.

Оля свернулась на сколоченной из досок кровати. Она целые сутки не спала, ходила в разведку, и теперь Юзек и Мариана разговаривали шепотом. Даже чихнуть или кашлянуть не решались, чтобы не спугнуть чуткий сон товарища.

Вначале Мариана диктует, а Юзек пишет. Потом оба переписывают текст вновь и вновь. Так рождаются листовки. Мариана отстает от Юзека. Она недостаточно знает польскую грамматику и боится выдать себя. Ведь она молдаванка, а не полька. Но Юзек и все, кто знает пани Нелю, убеждены, что она полька.

Уже выросла целая пачка листовок. В них кратко, но ясно сообщается положение на фронтах. В конце крупными буквами написано:

На следующий день Юзек нашел надежных людей. Они быстро распространили листовки среди населения. Позже разведчики с удовольствием узнали, что число листовок выросло почти в сто раз. Члены «Армии Людовой» размножили их и распространили в народе.

Немцы рассвирепели. Они устраивали облаву за облавой.

Активизировались и фашистские прислужники.

Выполняя приказ «правительства» Миколайчика, они стали охотиться за советскими парашютистами, находящимися на территории Польши, ловили и убивали польских партизан, коммунистов. Надеясь, что этот приказ является тайным, аковцы действовали скрытно. Они всячески старались разыскивать советские группы, но безуспешно. Тогда они решили для этой цели использовать Юзека.

Однажды в воскресенье Юзек отправился в костел. Несмотря на прогрессивные взгляды, молодой поляк, как ни странно, был очень религиозен. Его мучила совесть, что он больше двух воскресений не бывал в костеле. Он не раз удивлялся Мариане:

— Як пани Неля може? Костел обязателен для каждого поляка и полячки. Это наша клятва с детства, — говорил он Мариане и вспоминал польскую клятву, которую она так тщательно изучила еще год тому назад:

и так далее. Но она каждый раз отвечала коротко, стараясь не обидеть его религиозных чувств:

— Я, пан Юзек, верю в бога без ксендза. Сердцем верю.

И вот в этом-то костеле, святом, как верил Юзек, месте и схватили его аковцы.

— Парашютисты или смерть, — объявили ему прислужники Миколайчика. — Радистка вместе с рацией нам нужна.

Юзек сразу прикинул обстановку: откажись он сразу, его не выпустят, И он решил схитрить.

— Уже давно я о них ничего не знаю. Несколько месяцев, как они ушли из наших краев. Нужно время, чтобы найти их, — сказал он. Желая проверить, знают ли аковцы местонахождение группы разведчиков, он спросил:

— А может, панове, знают, где они? Может, подскажете?

— Знали бы, тебя не спрашивали. Ты один можешь указать их местопребывание. Это приказ нашего командования, — заявил офицер. На всякий случай он приказал арестовать Юзека.

Но не зря Юзек изучил повадки аковцев. Сейчас это ему пригодилось. Юзеку удалось бежать.

Он рассказал Мариане о приказе из Лондона и требованиях лже патриотов Польши.

— Идиоты! Они думают, что я продаюсь за деньги. Радиста подай им. Они не знают, какое место этот радист занимает в нашей жизни! — при этих словах он поцеловал руку Мариане.

— Вам, Юзек, придется сейчас законспирироваться строже, как и нам, — сказала Мариана. — В ближайшие дни переменим место. Есть приказ отойти дальше в тыл.

— Я самый счастливый человек, — сказал Юзек ночью Андрею, лежа рядом с ним в кювете около железнодорожного полотна. Они выжидали благоприятной минуты для перехода дороги.

— Вам, русским, наверно, трудно понять человека, который рвется на волю, а его держат в клетке, как узника. Сколько лет мы уже невольники. А теперь, может, даст бог, и поляк вздохнет свободно. Я могу сейчас горы сдвинуть, чудеса творить, — горячо шептал Юзек на ухо Андрею.

— Ш-ш-ш! — Андрей пожал ему руку. Невдалеке послышались шаги. Разведчики всмотрелись в темноту. Прямо на них двигались два солдата. Андрей дернул шнур, предупреждая Мариану, Гришу и Ольгу. Те лежали метров на сто правее, охраняя рацию. Все прижались к земле, пережидая, пока немцы обойдут свои участки и вернутся в сторожку. Тогда разведчики должны перебежать дорогу. Это было нелегким делом. Откос очень круто поднимался к полотну. Достаточно кому-нибудь из разведчиков сорваться с откоса, чихнуть или кашлянуть, как их тотчас обнаружат: при сторожке всегда дежурит взвод солдат.

Группа рассчитывала после перехода железной дороги заминировать полотно, а встреча с солдатами охраны может провалить все дело вообще.

Как только тройка получила второй сигнал, что означало «время перелезать» — Мариана, Ольга и Гриша тихо поднялись к полотну, ползком перебрались через линию и незаметно спустились в кювет. Потом поднялся Андрей и заложил мину под рельсы.

Юзек остался последним. Его задачей было прикрывать отход товарищей, отвлекая на себя огонь патрулей в случае тревоги.

Гриша, Мариана и Ольга ушли подальше и укрылись в условленном месте. Время тянулось томительно долго.

— Что-то мешкают наши, — шепнула Ольга. — Как-бы не обнаружили их.

— Не поднимай панику, — сердито зашептал Гриша. — Что-нибудь было бы слышно, а так тихо.

— Ой, боюсь, — прижалась Ольга к Мариане. — А ты?

— Тоже. Но не разговаривай.

— Сказано бабы, — сердился Гриша. — Не могут без разговоров.

Девушки замолчали. Кругом было тихо. Холод забирался под одежду, ноги окоченели моментально, руки тоже.

Все трое вглядывались в непроницаемую темноту. Вот, наконец, идут. Но не двое, а трое. Почему? Гриша взялся за автомат.

— Ольга, приготовь гранату, — приказал он. — Стрелять по моему сигналу.

…«Неужели все? Какой глупый конец», — подумала Мариана, снимая предохранитель. У нее на всякий случай была запасная граната-лимонка. Другие в безвыходном положении стреляются в висок. Мариана думает не только о себе.

«В висок значит — только себя. А рация? Им останется? Она же секретная. Дудки…» — Держа пистолет наготове, она нащупала в кармане лимонку. Те трое движутся к ним. Один из них идет как-то странно.

Слышится тихий троекратный свист. Это Андрей.

Только он умеет свистать по-всякому, подделываться под любую птицу.

Гриша догадывается первый:

— Они волокут немца.

— Зачем вы его взяли? — недовольно спрашивает Мариана.

— Другого выхода не было. Остановился, зараза, автомат направил прямо на меня. Решил наверное отличиться, крест заработать, — объяснил кратко Андрей. — Так я его цап. А тут и Юзек подоспел. Справились аккуратно, без шума.

Вот, оказывается, чем была вызвана задержка. Мариана в душе гордится другом. Не ошиблась она, когда в первую же встречу определила, что он самый смелый из всех.

Во рту у немца торчала Андреева шапка, руки связаны за спиной шарфом. На груди у Юзека два автомата.

— Ну, что теперь с ним делать? — спрашивает Мариана.

— Что, что? Отправить в гости к праотцам и дело с концом, — отвечает Андрей. — Небось, не одного нашего жизни лишил. Нечего с ним церемониться. Тем более, что из-за этого гада можем провалиться как пить дать…

Дальше они идут все вместе. Как всегда впереди Юзек, за ним Мариана-Неля, Андрей, Гриша и Ольга шагают рядом.

— Чем-то напоминает партизанский отряд, правда, Андрей? — спросил Гриша. — Вот бы сейчас в засаду. Аж руки чешутся, все-таки в отряде веселее.

— А здесь интереснее, — возражает Ольга.

— Ну да. Для девушек, конечно, а нам, здоровякам, автомат давай, гранаты.

— Хватит вам. Давайте тише. Как бы не проворонить чего-нибудь, — строго предупредила Мариана. Она не любила, когда разговаривали в пути.

А вообще ей тоже нравилось слушать про партизанские были.

— Вот это герои! — говорила она, слушая рассказы Гриши или Андрея. Но Ольга придерживалась другого мнения.

— Да что там. Ринутся в бой, повоюют, а потом снова в лес. И не чувствуешь, что ты в тылу у врага. У разведчиков — другое дело. Ходишь среди местных жителей, идешь рядом с немцем, смотрит он на тебя и не знает, что вот ты сейчас не просто взглянул на него, а узнала, в какого рода войсках он служит, да мало ли чего. Вот это интересно. А в партизанском отряде я была год, а немцев видала только пленных. Получалось, как в анекдоте: «Подай его сюда, я его убью». Нет, здесь интереснее, — закончила Ольга с таким видом, как будто бы ей сейчас предлагают выбирать между партизанами и разведкой.

Ребята от души хохотали.

— Ну и потешная ты, Ольга. Не зря француз влюбился в тебя, — пошутил Гриша.

— Не влюбился, а подружился, — поправила его Ольга.

— Ну, ладно подружился. А насчет «Подай его сюда, я его убью» то, милая ты моя, это только в анекдоте говорится, а я примерно нащелкал швабов не один десяток.

Такие разговоры начинались частенько, как только ребятам не терпелось броситься в открытый бой или, как они говорили, «чесались руки».

На новом месте разведчики действовали по новым документам. Это понадобилось для того, чтобы окончательно сбить со следа полицию и обезопасить себя от неприятных случайностей.

Как только подобрали место для рации, Мариана сразу связалась с центром, сообщила новую информацию о дислокации войск противника в районе «К» и приняла ответную радиограмму. Расшифровав ее, Мариана с радостью сообщила о новой благодарности командования.

— Мариана, — спросил, смущаясь, Юзек. — А обо мне знает Москва?

— Конечно, знает! Вот посмотрите, здесь упоминается и ваше имя. — Мариана показала Юзеку то место, где речь шла о нем, затем перевела содержание радиограммы на польский язык.

Растроганный до глубины души, Юзек всех обнимал и восклицал:

— Теперь я настоящий советский разведчик!..

Страшный арсенал

Война в тылу врага продолжалась…

«Севернее пункта X оборудуются новые аэродромы… В Н. прибыла дивизия «СС» под номером 86. С вокзала Z отправились пять составов с пехотой», — ежедневно передавались радиограммы на «Большую землю» из глубокого тыла противника.

— Здесь неподалеку строится подземный арсенал, — доложил однажды Юзек, возвратившись с задания.

— Где именно? — встревожилась Мариана.

— Отсюда километров девяносто, пожалуй, будет.

— Без гака? — спросил Андрей. Он помнил украинскую привычку определять все с «гаком». А этот гак иногда оказывался больше самого пути.

— Не удалось узнать. Известно только, что на работу мобилизуют поляков. Но оттуда никто не возвращается. Люди в этом страшном арсенале работают до тех пор, пока совсем не выбиваются из сил. А потом… их отравляют в душегубках.

Вечером Мариана передала радиограмму в центр и приняла приказ: «Узнайте немедленно назначение арсенала».

…Узнайте немедленно! Легко сказать. Что делать? — Мариана застыла над радиограммой. Одному из них придется пойти на верную смерть. Нет, нет! Пока есть возможность, надо искать другие пути. Узнать любой ценой, но только не ценой жизни товарища…

— Что случилось? — спросил Андрей, взглянув на ее побледневшее лицо. — Что случилось? Почему ты плачешь?

— Я не плачу, глаза у меня болят, — уклончиво ответила девушка, смахивая набежавшие слезы.

Но от Андрея не так-то просто скрыть что-нибудь.

— Что с тобой, Мариана?

— Ничего. Что говорил Юзек? — уже твердым голосом спросила она. — Немцы убивают всех, кто работает на стройке?

— Да, но что с тобой? — не отступал Андрей. — Почему ты плачешь? Разве всех оплачешь? Фашисты уничтожают людей на каждом шагу. Нужно не плакать, а мстить.

— Ты меня не так понял, Андрюша. Нервы разыгрались. Где ребята?

— Гриша спит, а Оля латает Юзеку брюки.

— А Юзек?

— Так я же тебе говорю. Оля латает ему брюки, а он ждет за перегородкой. Не выходить же ему сюда в кальсонах.

— Когда Оля кончит работу, позовешь всех.

Андрей вышел из бункера.

Через несколько минут группа была в сборе. Мариана прочла радиограмму из центра.

— Какие будут мнения?

— Я пойду узнать назначение арсенала! — сказал Андрей.

— Нет, я, — возразил Юзек.

— А вы хорошо подумали? Нравы фашистов вам ведь известны?

Андрей посмотрел многозначительно на всех и заявил:

— Именно поэтому я и предлагаю свою кандидатуру.

— Нет, я должен пойти, товарищи, — настаивал Юзек. — Я хорошо знаю немцев, говорю по-немецки…

— Спасибо, брат, но лучше мне пойти. Я знаком с химией, с медициной и тоже немного знаю немецкий язык, — перебил Юзека Андрей.

— У меня другой план, товарищи, — перебила Мариана. — Туда надо идти мне. Женщине легче вывернуться.

Ольга, видимо, задетая немного, сказала:

— Если уж женщине, то идти должна я. Тебе нельзя. Ты радистка. Если ты погибнешь, мы окажемся оторванными от всех, а я…

— Глупости болтаешь, — вмешался Гриша. — Скоро конец войне, мы все должны жить… Задание выполнить, но жить.

— Когда нужно идти? — спросил Андрей, давая понять, что вопрос решен. — Дай карандаш.

Мариана поняла его. Раз Андрей сказал, значит, хорошо подумал, и ответила, глядя в радиограмму, которую до сих пор держала в руке:

— Немедленно!

— Ну, друзья дорогие, до свиданья, — поднялся Андрей и поочередно стал прощаться со всеми. Он пожал руки Грише, Оле, Юзеку и остановился перед радисткой.

— До встречи, Мариана. До счастливой встречи. Вот прочтешь это, если… — Андрей протянул ей сложенный вчетверо листок бумаги.

— Не надо, Андрюша, мы будем тебя ждать, — она приподнялась на цыпочки, обняла его голову и поцеловала.

— Спасибо, Мариана, не забывай меня!

— Мы все ждем тебя. Знай, что кого ждут, того судьба бережет.

Андрей остановился, посмотрел Мариане в глаза, взял ее руки, поднес к губам, потом поцеловал в обе щеки Ольгу.

— Вернусь, родные, обязательно! — он протянул обе руки Юзеку, но тот мягко отстранил их.

— Я провожу тебя, брат…

Трудно передать, что переживает человек, провожающий друга на дело, из которого редко кто возвращается. Мариана, Оля, Гриша долго молча стояли и смотрели вслед Андрею и Юзеку.

— Итак, нас осталось трое. Вернется Юзек — будет четверо. Чего носы повесили? Оля, причешись, посмотри, на кого ты похожа?

— Мне тяжело так, что закричала бы. Сердце будто окаменело, — прошептала Оля, обнимая Мариану. — Вот уже виден конец войны, а дни такие длинные, хмурые.

— Не отчаивайся, родная. Это потому, что мы потеряли Колю и не знаем, что ожидает Андрея. Но будем надеяться на лучшее, — утешала подругу Мариана.

За годы войны, во время длительного пребывания в тылу врага, Мариана возмужала, закалилась, стала волевой и выносливой. Она никогда не теряла присутствия духа. И на сей раз, несмотря на то, что сердце ее разрывается от боли, она старалась приободрить других. Больше, чем когда-либо чувствовала сейчас Мариана, что Андрей ей не безразличен, что он дорог ее сердцу. Но она не должна, не имеет право показывать это.

…В марте 1944 года Советская Армия отбросила немецкие войска за Днестр. Радостно забилось сердце Марианы, и вместе с тем тревога не покидала ее. «Мама, мама, что с ней? Только бы увидеть тебя живой, маленькая, старенькая моя мама».

Вот уже сколько времени прошло с тех пор, как ее Родина освобождена, а Мариана не может послать весточку домой. Каждый день казался вечностью.

Советская Армия двигалась стремительно на запад. И как ни напрягались фашисты, бросая на поля сражений солдат тотальной мобилизации, было ясно, что крах гитлеровской Германии неизбежен.

«Польска партия народова» начала тоже искать связи с советскими партизанами. Поляки, убившие хотя бы одного немца, цепляли на шапку или рукав красную нашивку, что означало — партизан. Каждый честный человек с нетерпением ждал освобождения. Он понимал, что это освобождение идет с востока, что его несут коммунисты, советские люди.

Теряя последнюю выдержку, фашисты все больше лютовали. Свирепствовали и аковцы — прислужники Миколайчика.

Они рыскали по деревням в поисках советских парашютистов, а Юзека объявили предателем Польши. Они установили слежку за домами, хозяева которых поддерживали связь с польскими коммунистами, с «Армией Людовой», которая всячески помогала бежавшим из плена русским солдатам.

Но злобствование аковцев не производило впечатления. Польский народ ликовал.

«Освобождение не за горами» — говорили их взгляды, их действия. Даже старики Юзефовичи, которые до сих пор молча прятали Мариану и ее товарищей, теперь оживились, стали разговорчивей, вновь научились улыбаться.

— Вы, пани, оставьте нам какие-нибудь акты, свидетельство, как русские говорят. Придут советские, покажем — не сидели и мы сложа руки. Чем могли и как могли помогали, — сказал с гордостью старик Мариане.

— Спасибо, спасибо, дедушка. Вы много сделали для нас. — И написала от руки свидетельство о том, что семья Юзефовичей содействовала советской разведгруппе.

В это время в селении, недалеко от города, гитлеровцы поспешно заняли здание школы. В течение двух дней здание было полностью переоборудовано: навезли множество каких-то аппаратов, упакованных в ящики. А на третий день стали прибывать в закрытых машинах какие-то гражданские люди, и как установили разведчики, разных национальностей. Во дворе флигеля срочно оборудовалась кухня. По тому, что все работы делались немецкими солдатами, было очевидно, что здесь будет размещаться какое-то сугубо секретное учреждение.

Необходимо было как можно скорее разведать цель этого загадочного учреждения.

Такое задание мог лучше других выполнить Юзек. Он хорошо говорил по-немецки, а когда надевал форму, то даже самый проницательный немец не узнал бы в нем поляка.

Юзек охотно взялся за дело. Спустя два дня он возвратился с точными данными.

— Сюда переезжает дивизионная школа одной из армий. Готовить будут шпионов для заброски в советский тыл, — доложил Юзек. — Срок обучения — месяц. Потом неделя на сборы.

Разведчики решили не допустить ни одного выкормыша этой школы в советский тыл. Было решено взорвать здание школы вместе со всеми ее обитателями. Сообща выработали план операции. Требовалось кому-нибудь из членов группы проникнуть в здание.

— А если мне попробовать устроиться официанткой или уборщицей? Как думаете, товарищи? — спросила Мариана.

Разведчики тщательно взвесили все «за» и «против» и согласились с предложением Марианы. Вечером она связалась с «Большой землей». Центр одобрил выработанный группой план.

Для начала Мариана устроилась уборщицей в буфете, расположенном недалеко от школьного здания. Для этого Юзек предварительно познакомился с хозяйкой буфета пани Еленой и употребил все усилия, чтобы понравиться ей. Его старания не пропали даром. Миловидная полячка увлеклась Юзеком. Она охотно согласилась взять к себе уборщицей и судомойкой родственницу хозяина пана Рудольфа-Юзека.

— Вот и моя протеже, — отрекомендовал Юзек Мариану. — Такие, знаете ли, времена теперь, пани, что девушке лучше быть пристроенной. А приятнее хозяйки для нее, чем вы, пани Елена, не сыскать. Это я по себе чувствую.

Пани Елена зарделась от удовольствия и была рада угодить своему галантному кавалеру.

— Спасибо, пан Рудольф, — улыбалась хозяйка. — Мне в самом деле нужна помощница. Работы стало много, некогда и отдохнуть…

— О! — поторопился заверить Рудольф-Юзек. — Я не позволю пани Елене скучать или переутомляться…

Не прошло и недели, как Мариана-Неля стала своим человеком в буфете. Она часто заменяла пани Елену и вскоре приобрела знакомства среди офицеров, обслуживающих школу.

Так было положено начало выполнению задуманного плана.

Мариана следила за собой, модно причесывалась, носила кокетливые фартучки. И офицеры не остались равнодушны к молодой хорошенькой помощнице хозяйки буфета. Особенно настойчиво добивался внимания пани Нели белобрысый прыщеватый лейтенант. Он постоянно торчал у стойки и все приглашал пани Нелю посидеть с ним за рюмкой коктейля.

Группа поручила Юзеку «прощупать почву», и он выяснил, что лейтенант — не последняя спица в колесе. Тогда разведчица стала оказывать ему особое внимание, дарить улыбки. Это очень понравилось гитлеровскому офицеру, и он изо всех сил старался подчеркивать свое положение среди офицеров.

Занятия в школе уже начались, и Мариана приступила к главному. Как-то вечером, управившись с делами, она подсела к столику, за которым лениво потягивал пиво лейтенант.

— Не знаю, где бы мне лучше устроиться. Здесь я почти ничего не зарабатываю, — пожаловалась она. — Хорошо бы поступить в столовую какую-нибудь. Как вы мыслите, пан?

— М-да, неплохо было бы, чтобы пани Неля подавала мне кофе, коньяк, — самодовольно протянул лейтенант. Мариана ухватилась за сказанные лейтенантом слова.

— Я была бы очень благодарна пану…

— Что ж, я поговорю. Возможно, в нашу столовую требуется кельнерша, — сказал лейтенант.

— Я бы вас очень просила, если можно. Пан офицер будет доволен мной, — и Мариана многозначительно опустила глаза.

— Да, я могу это устроить, — сказал он, прищурив свои бесцветные глаза. — Начальник здесь — мой отец.

— Я была бы вам очень благодарна, пан, — повторяла все время Неля.

— Приходи завтра. Я прикажу, чтобы тебя пропустили во двор. Только… будь умницей, там много молодых красивых парней.

— Разве есть кто-нибудь интереснее пана лейтенанта, — лукаво улыбнулась Мариана.

Польщенный лейтенант заверил девушку, что все уладит и важно удалился.

Ночью Мариана связалась с центром и предупредила, что некоторое время не будет появляться в эфире.

Возвращение Андрея

На всех участках фронта гитлеровские войска неудержимо откатывались на запад. А здесь, в оккупированном городе, фашистские офицеры кутили, как будто ничего не изменилось. Но это только так казалось…

В легоньком платьице и белом фартуке, повязанная кружевной косынкой, Мариана проворно двигалась среди курсантов с большим подносом в руках, стараясь быстрее их накормить, чтобы перейти в комнату офицеров.

— Коньяк, кофе, бутерброды, прошу, прошу, господа, — предлагала она, обходя столики.

К стаканам и бутербродам протягивались волосатые руки и жадно хватали все с подноса.

Девушку сопровождали нахальные взгляды. Иные солдаты норовили обнять ее или ущипнуть. Мариана пригрозила, что пожалуется лейтенанту. Она чуть не плакала от омерзения.

…За окном спускалась ночь. Разведчица заканчивала работу, сбрасывала платье официантки, переодевалась и выходила на улицу. Ее одолевали тревожные мысли. Вот уже скоро месяц, как от Андрея ничего не было. Что с ним? — сердце девушки томили тревожные предчувствия. Неподалеку от столовой в каком-нибудь укромном уголке ее ожидал кто-нибудь из друзей. Они задавали ей один н тот же вопрос:

— Ну как, все в порядке?

Вместо ответа Мариана и на сей раз не выдержала:

— Что слышно об Андрее?

Они молчали, и она понимала, что новостей нет… Дни тянулись очень медленно. Мариана продолжала работать в столовой. Особую ненависть испытывала она к курсантам из числа «власовцев». «Продажные твари», — мысленно называла их разведчица. Она уже успела передать центру сведения о количественном составе курсантов, о районах, которые они изучают. Эти сведения были очень важны. Командование советовало как можно дольше продержаться на этой работе, сообщать обо всех изменениях и постараться добыть список курсантов.

Оля постоянно ездила в город, где можно было узнавать что-нибудь интересное. Гриша и Юзек установили наблюдение за железной дорогой. У Юзека нашлись даже помощники — его школьный друг, который теперь работал в депо. Все старались не упускать ничего, что могло интересовать советское командование.

Но вот минул месяц. Скоро отдельные группы диверсантов начнут готовиться к переброске в советский тыл. Мариана сообщила центру последние новости о школе и получила приказ:

«Взорвать школу прежде, чем хоть один фашистский подрывник будет переброшен».

Но как внести на территорию школы взрывчатку? Было решено, что в один день Мариана задержится в столовой, а Юзек в немецкой форме подойдет к пропускному бюро и вызовет ее. Она должна будет выйти с какой-нибудь глубокой посудой в руке и тотчас же вернуться обратно. Так и было сделано. Охранники и не подозревали, что в кастрюле официантка занесла на территорию школы мину с часовым механизмом.

Занятия в школе подходили к концу. Пора было приводить план в исполнение. Но Мариану останавливала мысль об Андрее. Неужели действовать, пока он не вернулся? После взрыва группе придется перебраться в другое место, если Андрей окажется жив, он не сможет их найти, а то и попадет в руки разъяренных гитлеровцев.

И Мариана медлила. Каждый день ее подмывало прочесть записку Андрея, но она вспоминала его последние слова «если…» и ждала.

Прошло еще два дня. Оля, Гриша и Юзек ежедневно выходили по очереди на условное место встречи, но Андрей не появлялся.

Началась пятая неделя. Разведчики ходили хмурые, молчаливые. Каждый знал, что благополучно вернуться с такого задания, значит, совершить чудо. Но наперекор всему продолжали ждать.

— В партизанском отряде куда лучше, — не выдержал, наконец, Гриша. — Убили ежели тебя, так похоронят, как человека, дадут салют над твоей могилой. А здесь и вздохнуть не имеешь права. Будь она проклята, эта жизнь…

Мариана за последние дни осунулась, побледнела. Как-то она пожаловалась на головную боль, отпросилась у начальника столовой с работы и отправилась в рощу. Там, возле старого дуба, они условились встретиться с Андреем, когда он вернется. Она сидела на опавших листьях и с грустью перебирала в памяти последние дни перед уходом Андрея. Вдруг послышался шорох. Девушка мгновенно повернулась и глазам своим не поверила.

Андрей! Неужели это он?

Андрей неподвижно стоял, прислонившись к дубу и, казалось, спал. Мариана инстинктивно огляделась вокруг — нет ли хвоста — и, прячась за деревьями, подбежала к нему.

— Андрюша, живой? — шептала она, задыхаясь от душивших ее слез.

— Марианка, моя Марианка, — Андрей сжал ее руки. — Я вернулся потому, что вы меня ждали. Я это чувствовал….

— Ждали, родной, ох, как ждали. Идем скорее к нашим…

Друзья чуть не задушили Андрея в объятиях. Нахмуренные лица расцвели улыбками. Каждый радовался возвращению товарища, словно сам вырвался из когтей смерти. Даже полутемный бункер, казалось, посветлел.

— Там крупный арсенал, много артиллерийских и авиационных боеприпасов, а главное, — рассказывал Андрей, — гитлеровцы держат этот объект в большом секрете, никто оттуда не возвращается…

— Как же тебе удалось вырваться?

— Медицина выручила. Первые три дня я работал наравне со всеми. Старался понравиться немцам. Потом сказал фельдфебелю, что я фельдшер. «Гут, — говорит он, — нам нужен врач для этих тварей, они слишком быстро слабеют. Я поговорю с начальником о тебе». Вот так я получил право лечить несчастных узников, которые были уже живыми трупами. Когда мне удалось узнать все, что меня интересовало, я начал искать способ вырваться из этого ада. И случай помог мне. Печальный случай…

Андрей говорил медленно, с трудом произнося слова. Куда девалось его неизменно хорошее настроение? Худой, небритый, он был слаб и изможден. Одни только глаза светились на измученном лице.

— Вечером, — продолжал он, — один грузчик в подземном складе упал с ящиком. Он тут же скончался. Из ящика полилась жидкость, распространявшая противный, одуряющий запах. Фельдфебель, заметив это, стремглав бросился вон, я — за ним. Мне казалось, что должен произойти взрыв.

— Что же это за жидкость была?

— Не знаю, что-то отравляющее. Так вот, фельдфебель побежал, а я за ним, значит.

— А остальные?

— В этот момент, кроме меня, фельдфебеля и того несчастного, что упал, близко никого не было. Я быстро обвязал нос и рот марлей, догнал фельдфебеля, силой втолкнул его снова в подземелье и запер дверь. Когда я открыл ее снова, он еле дышал. Ясно. Отравляющие газы. Я тут же решил: если не удастся вырваться, я подожгу ящик и устрою взрыв.

— Рискованное дело! — шепнула Мариана.

— Там можно было выбирать между таким риском и медленной смертью, — ответил Андрей. — Я достал ампулу с ядом, которую этот фельдфебель мне дал, чтобы отравить рабочих, ножом разжал ему зубы и влил содержимое в рот. Он захрапел, и все было кончено. Тогда я схватил его на руки и побежал в санчасть.

«Рабочий уронил ящик и газы, видимо, его отравили!» — крикнул я, сваливая труп на топчан.

«Где разбился ящик?» — вскричал, побледнев, как смерть, врач. Среди фашистов поднялась дикая паника. Им было не до меня. А я потихоньку выбрался и… вот здесь…

В тот же вечер Мариана передала радиограмму на «Большую землю»: «В районе «К» 51 градус южной широты, ориентир: чистая поляна между селами «Н» и «С», на расстоянии восьми километров — подземный арсенал отравляющих веществ».

Уничтожить этот арсенал можно было только с воздуха. Поэтому командование дало группе следующий приказ: «Удаляйтесь примерно на сто километров севернее объекта. Указанная территория будет подвергнута бомбардировке. О прибытии на новое место доложите».

Теперь, когда Андрей вернулся и все были в сборе, можно готовиться к отступлению на новое место.

— Ну, друзья, пора привести в действие мой аппарат, — сказала Мариана.

Мина с часовым механизмом все еще лежала на территории школы, спрятанная в надежном месте — в вентиляционной стенке под кухонным окном.

На следующее утро Мариана, как всегда опрятно одетая, вошла в зал столовой и стала накрывать столы. Через час должен начаться завтрак. Здесь завтракали и обедали одновременно все. Начальник курсов, полковник Кирнер, уже пожилой мужчина с двойным подбородком, прикрывавшим воротник пиджака и даже узел галстука, любит пунктуальность во всем.

— Вовремя принять пищу — значит продлить свою жизнь на десяток лет, — говорил он всякий раз, усаживаясь за стол и повязывая большую туго накрахмаленную салфетку. Начальник носил гражданский костюм, волосы обильно смазывал брильянтином и зачесывал их на прямой пробор. По середине головы шла ровная белая полоса. Мариану почему-то всегда смешила эта прическа. Подходя к столику полковника, стоявшему в углу отдельной комнаты, девушка старалась не смотреть на него. А полковник, видно, был красивым в молодости. Об этом свидетельствовал прямой нос, маленькие уши и высокий лоб.

Дверь комнаты всегда даже была настежь открыта. Начальник любил наблюдать за своими питомцами даже во время еды.

В это утро Мариана заметила некоторые отклонения от обычного порядка. Четверо курсантов, которые раньше сидели за разными столами, теперь расположились в комнате по соседству с той, в которой находился начальник. Заведующая залом — польская немка фрау Эльза — позвала Мариану на кухню и предупредила:

— Запомни, в нашей работе существуют тонкости. Нужно тебе их изучить. В маленькую комнатку подашь рому. С уборкой стола не спеши. Эти курсанты поставлены на особый стол на несколько дней. Смотри, будь внимательна к ним.

— Слушаюсь, пани, — покорно ответила Мариана. Но мозг ее сверлила мысль: «Что означает уединение этих четырех и усиленное питание. Может быть, перед вылетом? Как бы не опоздать».

Подойдя с полным подносом к столу, она медленно стала выкладывать рюмки, бутылку с французским ромом и закуски.

— С чего это фрау Эльза так расщедрилась? — спросил один из сидящих за столом и отбросил движением головы клок рыжих волос, падающий на лоб. Он говорил на чистом русском языке, показывая глазами на ром и как бы не замечая официантки.

— Это не фрау, а шеф раскошелился. Кормит собак перед охотой, как и наш батя Власов, черт бы его побрал, — ответил сидевший напротив. В его голосе Мариана уловила плохо скрытое раздражение.

— Ну их к черту. Все равно пропадать. Давай, ребята, тяпнем, как говорят русские, — отозвался третий и стал открывать бутылку с ромом.

Мариана не подавала виду, что понимает, о чем они говорят. На кухне она умышленно задержалась подольше.

«Пусть выпьют по две-три рюмки, язык у них развяжется», — думала она, готовя тарелки под бифштекс.

— Ну, что ты там возишься столько? — окликнул ее повар из своего окошка.

— Зараз, зараз, пан. Нужно, чтоб все было аккуратно. Так наказывала фрау Эльза, — ответила Мариана.

Она не ошиблась. Власовцы уже тяпнули, как они выражались, и беседовали в ожидании горячего.

— Барышня, видно, решила нас сегодня голодом заморить, — сказал курсант с рыжим чубом, падающим на узкий лоб.

— Не барышня, а товарищ. Привыкай, дружище, — поправил другой.

При слове «товарищ» Мариана вздрогнула и почувствовала, что в горле застрял комок: «Продажная шкура. Священное слово товарищ — не для твоей грязной пасти», — подумала она. Мариана поняла, что эта четверка уже готовится к вылету. Через несколько дней они должны приземлиться в тылу советских войск, везя с собой смертоносный груз. «Нет, не бывать этому, предатели, — поклялась в душе Мариана. — Завтра, и не позже, вы позавтракаете в последний раз».

Разведчица до мелочей продумала выполнение своей задачи. Мину она поставит в отверстие дымохода. Нужно рассчитывать так, чтобы она взорвалась в разгар завтрака. Но как уйти самой?

Вечером она еще раз посоветовалась с товарищами. Главная трудность заключалась в том, что все должно произойти днем. Было решено, что Мариана исчезнет незаметно за пятнадцать минут до взрыва. Пока ее хватятся, произойдет взрыв. Пользуясь паникой, группа успеет скрыться.

Так и сделали. Мариана завела часовой механизм мины на 8 часов 30 минут, когда в столовую собирается весь персонал школы. В 8 часов она накинула платок, пальто, схватила графин и побежала к буфету пани Елены, сказав часовому, что ее послали с поручением.

Как только Мариана скрылась с глаз патрулей, она свернула в сторону и побежала к тому месту, где ее ожидали друзья.

Ровно в 8.30 раздался страшной силы взрыв. В воздух поднялся столб черного дыма…

Разведчики облегченно вздохнули.

— Вот вам, гады, за все! — не сдержался Андрей.

На новом месте Мариана прежде всего развернула рацию. Антенну на сей раз растянули на ветках деревьев, и короткие волны понесли на Родину известие о новом подвиге советских разведчиков в тылу врага.

Простились с Юзеком навеки!

Последние события — взрыв диверсионной школы, уничтожение арсенала, бомбардировка эшелонов с военными грузами и многое другое — сильно обеспокоили гитлеровское командование. В этот район для борьбы с партизанами было направлено два батальона пехоты, поддержанных танками, тяжелой артиллерией и самолетами. Были взяты в кольцо город и окрестные села. Начались повальные обыски: подозрительных расстреливали на месте. Оказалось окруженным и село, в котором находились разведчики. Среди бела дня они бежали в лес. Другого выхода не оставалось. Вместе с ними двигались и местные жители с семьями, домашним скарбом. Заметив бегущих к лесу людей, немцы открыли по ним огонь. Над головами засвистели пули… Группе грозило окружение.

— Надо разойтись, — решили разведчики. До утра во что бы то ни стало нужно было выбраться из лесу. В отдельности это сделать легче. Встретиться условились у деда в Кемнице.

Товарищи обнялись на прощанье, и каждый пошел своей дорогой. Мариана осталась с Андреем. Натянув антенну, она передала: «Мы в опасности». В ответ поступил приказ: «Прекратите работу. Маскируйтесь».

Только благодаря сметке и находчивости, разведчикам удалось выбраться из окруженного немцами леса.

Дом старика в Кемнице стоял в трех километрах от леса. Старик приходился родственником Юзеку. Когда-то он бывал в России и с тех пор сохранил чувство симпатии к русским людям. Старик спрятал разведчиков, он стремился хоть чем-нибудь быть им полезным. Юзек ликовал. Он завоевал право называться честным польским гражданином. В короткие минуты отдыха он делился с разведчиками мечтами о будущем, заветным желанием побывать в Москве… Его чувства разделяли все. Девушки обнимались и плакали от радости.

— Значит, скоро, я увижу свою Украину.

— Скоро, скоро! — ответила Мариана и тоже представляла себя в родной Молдавии.

В условленный час радистка связалась с центром и приняла необыкновенную радиограмму: «Поздравляем высокой наградой Мариану Флоря орденом «Отечественной войны», Андрея Павленко — Орденом Красного Знамени, Григория Михалюка — Орденом Красной Звезды, Ольгу Слюсаренко — Орденом Славы, Юзека Станкевича — Орденом Красной Звезды».

Андрей от полноты чувств запел свой любимый марш, а Юзек вскочил на ноги и сорвал шапку с головы:

— Служу Советскому Союзу! Спасибо, товарищи, — отрапортовал он. Глаза у него заблестели. Непрошенные скупые мужские слезы покатились по его щекам.

— Как подойдут советские войска, я уйду с вами, не отстану от вас, друзья. Вот только схожу, попрощаюсь с матерью.

— Не знаю, Юзек, можно ли вам выходить, — выразила опасение Мариана. — Заметит кто-нибудь из недругов — беды не оберешься.

— Ничего, я буду осторожен. Надо успокоить старушку. Я ведь один у нее. Глаза, поди, все проплакала, ожидая меня. Через два-три дня вернусь.

К вечеру Юзек ушел. Но прошло пять суток, а он не возвращался.

Мариана послушала последние известия: советские войска вступили на территорию Германии.

— В нас, по-видимому, уже нужда отпала, сказала Мариана. — Но где Юзек? Что с ним?

Андрей и Гриша отправились на поиски: кое-что разузнать взялся и дед из Кемница. На следующий день разведчики вернулись с поникшими головами и поведали страшную историю.

…С тех пор, как Юзек ушел с русскими за ним установили слежку. Не успел Юзек переступить порог, как сидевшие в засаде схватили его, связали руки и выволок ли во двор. Там его привязали к дереву и начали избивать, требуя выдать русских партизан. Юзек молчал. Когда стало окончательно ясно, что ему живым не уйти, он плюнул в лицо одному из палачей. Его выволокли в лес и там расстреляли…

А через несколько дней в село вошли советские и польские войска. Как мало осталось Юзеку ждать, чтобы увидеть день освобождения своей Родины…

Разведчики отправились в лес, где был расстрелян Юзек, простились с ним. Затем выехали к месту приземления, отыскали могилу Коли и возложили на нее ранние подснежники.

Был светлый весенний день. Наши войска ушли далеко вперед, и впервые разведчики почувствовали: нет заданий, нет страха, нет голода…

Тут же Гриша заявил командованию о своем желании идти вместе с армией.

— Хочу своими глазами увидеть, как гитлеровские вояки будут драпать по своей же земле, как фашизму окончательно хребет перешибут, — сказал Гриша.

Все поняли его чувство.

Но не довелось Грише дожить до окончательной победы. В первом же бою он пал смертью храбрых — погиб еще один отважный партизан и разведчик.

Мариана, Оля и Андрей горько оплакивали друга, уже теперь не скрывая своего горя от окружающих.

Каждый представлял себе, как Гриша побежал первым в бой, дабы удовлетворить свою давнюю мечту: бить фашистов без оглядки, и шальная пуля скосила его.

Больно было сознавать, что возвращаются они только втроем. По обычаю Андрей, Оля и Мариана вышли в поле и троекратными выстрелами почтили память друга.

Но жизнь есть жизнь. Близкая победа окрыляла разведчиков.

В Ченстохове их ждало то, о чем они так долго мечтали — известия от родных.

Когда они сели в самолет, Мариана вспомнила, что у нее в кармане лежит письмо Андрея, которое он оставил, уходя на боевое задание.

— Теперь-то уж можно прочесть? — спросила Марианна Андрея.

— Лучше я все тебе сам расскажу!..

Весна в полном разгаре. На душе спокойно и непривычно радостно. Всем хочется петь во весь голос, поздравлять друг друга с победой. Но что-то сковывало друзей. У каждого в сердце были незабываемые образы боевых товарищей Николая, Юзека и Гриши.

— Как было бы хорошо, если б сейчас рядом сидели Гриша, Коля и Юзек, — сказала, вздохнув, Мариана.

— Да, война без жертв не бывает, — с грустью произнес Андрей.

А самолет летел, и казалось странным, что никто не командует «приготовиться», что они сидят без груза, только Мариана не может расстаться со своей рацией. Она за все эти годы работы в тылу врага настолько привыкла к закону радиста: «рацию не оставлять ни на минуту» что и теперь верна этой привычке.

— Это мой верный, неизменный друг, — говорила Мариана, ласково проводя рукой по маленькому портативному аппарату.

— Летим над советской землей, — объявляет бортрадист, и разведчики бросаются к маленьким окошкам. Каждому не терпится коснуться родной земли, прижаться к ней губами: «Здравствуй, Родина любимая».

— Идем на посадку, — передает бортрадист. Сердца разведчиков бьются учащенно и гулко. Мариане казалось, что она задохнется от счастья.

— Никогда я так не волновалась, — говорит она Оле. Вот самолет обо что-то легко ударился и остановился. Открылась дверь. Кто-то услужливо подставил трап.

На этот раз Мариана впервые выходит из самолета последней. Она останавливается на верхней ступеньке трапа, и какой-то туман застилает глаза. Это слезы. Неудержимые слезы потекли по ее щекам. Слезы радости, счастья.

— Неужели кончились все мученья? — говорит она вполголоса, все еще не веря, что уже дома, на свободной, советской родной земле.

Андрей бросился обнимать и целовать всех, кто оказался поблизости. Оля плакала и смеялась одновременно.

Этот день никогда не забудется. Кончилась война. Свершилось долгожданное. Грудь славных разведчиков украсили боевые ордена и медали — знак благодарности Родины за ратный труд.

— Поздравляю вас с благополучным возвращением на Родину, — говорит друзьям Мариана. — Пусть наша победа служит предостережением всем, кто когда-нибудь помыслит о новой войне… Пусть наши дети только из истории узнают то, что нам пришлось испытать…