Вагрия. Варяги Руси Яра: очерк деполитизированной историографии

В данной части мы проследим влияние существования Вагрии, прежде всего, на русские летописи, затем рассмотрим так называемую норманнскую теорию и завершим исследование предполагаемой историей возникновения германских языков.

СТРАНИЦЫ РУССКИХ ЛЕТОПИСЕЙ

Поскольку существовала русская земля поклонников Яра, варягов, которые даже после их завоевания германцами никуда не исчезли, их взаимодействие с германцами должно было привести к определенным результатам. К числу этих результатов относится постепенное завоевание Вагрии германцами, приведшее к очень медленному, но постоянному онемечиванию населения, которое завершилось только к началу XIX в. Но именно потому, что русская земля со временем стала немецкой, в историографии произошел определенный сдвиг в представлениях, заключавшийся в том, что эта земля якобы искони была немецкой. Поэтому есть смысл обратиться к русским летописям и понять, как они смотрели на данную проблему, и как эти же положения стали интерпретироваться в последующей русской исторической науке.

Летопись о Яфетовом колене. Рассмотрим Радзивилловскую летопись. На втором листе там говорится: «Афетово бо колено то: варязи, всеи (А – сви), урамане, галичане, немцы, (на обороте) корлязи, венедици, фрягове и прочии, причедят к полуденью, соединять(ся) со племенем Хамовым» [110, с. 17]. Здесь перечисляются варяги (уже частично онемеченные), шведы (то же самое), жители Галиции (славяне), немцы (германцы, когда-то говорившие по-славянски), карелы, жители Венеции (венеды, которые были славянами, но позже перешли на итальянский язык), фряги – итальянцы (тоже ставшие итальянцами славяне, но гораздо раньше).

Иными словами – либо славяне настоящие, либо славяне бывшие, либо лица, говорившие когда-то по-славянски.

№ 88. Дань, взимаемая варягами. На листе 8 летописи мы читаем такие строки: «В лето 6367. Имаху дань варязи из замория в чюди, на словенех, на мерях и на всех кривичех. А козаре имаху на полех, и на севере, и на вятичах, имаху по беле и девеци (А – веверици) от дыма» [110, с. 23]. Иными словами, «В году 859. Имели дань варяги из-за моря у чуди, у словен, у мери и у всех кривичей. А хазары имели у полян, и у северян, и у вятичей, имели по белке и веверицы от дыма».

Таким образом, варяги обложили данью чудь, славян, мерю и поголовно всех кривичей. В качестве иллюстрации служит миниатюра № 13, где написано «Имаху варязи дань». В современном пояснении написано, что художник нарисовал миниатюру на неточный текст данного списка летописи [110, с. 306]. Чем не понравилась миниатюра современным исследователям, совершенно неясно. На миниатюре в центре изображена некая делегация, которая раздает подарки направо и налево. Поскольку варяги упомянуты первыми, можно понять, что слева изображен князь варягов, а справа – хан хазар. Варягам в виде дани отдаются мед (в баночке) и меха, тогда как хазарам – только меха. Поскольку мед в качестве дани не упоминается, можно предположить, что художник изобразил не менее, а более того, о чем говорится в тексте.

Впрочем, академическая наука не умеет читать скрытые в рисунках надписи и потому ограничивается только внешней трактовкой сюжета. А у меня было уже несколько случаев рассмотрения миниатюр Радзивилловской летописи, и на каждом рисунке обязательно содержался врисованный в него текст. Полагаю, что никаких исключений не будет представлять собой и миниатюра № 13. Таким образом, я перехожу к ее рассмотрению, разделив на две части, левую и правую. Сначала я рассматриваю левую часть (рис. 182).

Естественно, что наиболее информативна голова персонажа. Я начинаю с головы князя Вагрии. Читая с трудом различимые линии от трона за шапочкой, а затем и завитки волос, получаю текст: ХАН ВАГРИИ МИКОЛАЙ КРОДО. Итак, в Вагрии был не князь, но ХАН! Более того – это наш хороший знакомый Николай Кродо! Вот, оказывается, кто собирал дань со славян в 859 г. н. э.! Так что теперь мы получаем представление о годах его правления: середина IX в. н. э.

На уровне глаз можно прочитать надпись КТО ЯРА, нос, рот и борода дают текст: НАМ И МИРУ ЯВЛЯЛ КАК ПОМОРА. Из этого текста становится ясным, что Николай Кродо пропагандировал Яра не как бога войны и не как бога любви, а как бога всех поморов. Судя по надписям из самой Вагрии, в этом нет ничего удивительного.

Далее рассматриваем бочонок с медом. Надпись на нем читается сначала сверху вниз по левой стенке, затем – по правой, и только потом – в центре. Она гласит: ВАРЯГУ – ДАНЬ. Заметим, с каким почтением передается этот бочонок; видимо, дающий дань человек не испытывает никакой враждебности к тому, кто ее берет. А на его волосах тоже можно прочитать много интересных слов. Например: КНЯЗЬ РУРИК РУСИ ЯРИЛОВОЙ. Иными словами, Рюрик уже является князем, но не у нас (а мы помним, что на карте Евсевия нынешняя Россия называлась Русью Славян), а на Руси Яриловой. Из этого можно сделать вывод о том, что Вагрия и Варяжская Русь в IX в. н. э. представляли собой не одно, а два государства. Но если положение Вагрии мы определили, то с географией Руси Яра еще следует разобраться. Насколько можно себе представить, север Вагрии (остров Руян и приморскую часть страны) занимала Варяжская Русь, где жили пираты и князь Рюрик, тогда как к югу от нее простиралась Вагрия. И здесь уже правил не князь Рюрик, но хан. На первый взгляд не совсем ясно, почему-то Рюрик платил дань своему единоверцу и такому же русскому человеку Николаю Кродо. Однако все становится на свои места, если предположить, что дань была собрана именно варягами с ряда племен Восточной Европы и теперь передавалась князем Рюриком своим подданным в качестве княжеской поддержки.

На кольце со связкой шкурок пушных зверьков можно прочитать: наверху – слова ЯРА ПРОВОДНИК, внизу – МОРЯК ЯРА МОРЯ. Таким, действительно, был Рюрик. Однако о том, что перед приглашением в Русь Славян он возглавлял Ярилову Русь я прежде ничего не читал. Так что здесь мы познакомились с весьма важным новым историческим фактом.

Наконец, внизу бороды можно прочитать цифры. Если бы там было написано 6367, то было бы понятно, что проставлен год «от сотворения мира», а само сотворение мира приходится на неолит. И там, читая снизу вверх, действительно написано В 6367 ГОД ЯРА, что крайне удивительно. Получается, во-первых, что существовало некое летосчисление ГОДАМИ ЯРА, во-вторых, что это летосчисление как раз совпадает с датой от «сотворения мира», и, в-третьих, Ярово «сотворение мира» пришлось на эпоху неолита. Правда, пока это единичная дата и на нее не следует обращать большого внимания до ее подтверждения какими-то другими данными. Но вместе с тем «годы Яра» могут означать, что дата «от сотворения мира» когда-то до христианства была весьма важной и имела объяснение именно в русском ведизме.

Теперь рассмотрим спутников князя Рюрика (рис. 183). Человек, стоящий за его спиной, характеризуется как МОРЯК КРОДОВ, если прочитать завитки волос над его левым глазом, а чуть ниже – ЯРА МОРЯ МУЖ. Иными словами, дань платит подданный своему хану, и не более того. Но тогда получается, что и пиратская вольница, будучи в определенном смысле самостоятельной Яриловой Русью, входила в состав Вагрии. В таком случае сбор дани Вагрией превращался в обычный сбор налогов, которые платились в натуральной форме. И никакого завоевания Вагрией Варяжской или Яриловой Руси на самом деле не было. Возможно, что то же самое было и между Вагрией и Хазарией.

Сосед слева от моряка Кродо имеет надпись на линии верха головы и на бороде, где читаются слова МОРЯК МОРЯ ЯРА.

Наконец, у последнего персонажа, что слева, на линии рта написано одно краткое слово: МОРЯК. Как видим, ни одного персонажа РУСИ СЛАВЯН, то есть страны на месте нынешней России, на миниатюре нет.

Наконец, рассмотрим правую половину миниатюры (рис. 184), где кто-то передает дань хану хазар. На линии трона и на верхней части шапки у хазарского хана можно прочитать слова: КАЛИФ ИУСИА. Тем самым, вычитывается имя правителя Хазарии, возглавлявшего ее в 859 г. Однако одно чтение может быть недостоверным. К счастью, это имя повторяется еще раз на шапке в верхней части, но чуть ниже, а в центре шапки встречается слово КАК. Остальные слова читаются под шапкой как кончики выбивающихся волос: ИУСИА КАК КОЗАРИИ ХАН. Таким образом, чтение имени подтверждается новой надписью; и в Хазарии правитель имел также титул хана.

Поперек бороды и на том же уровне справа от шеи имеются два штриха, которые можно разложить на буквы надписи: ХАН РУССКИЙ. Это означает, что хан по своему этническому происхождению является не тюрком, а русским. Но тут же возникает вопрос: из какой Руси? Из Яриловой или из Руси Славян? Полагаю, что на миниатюре будет дан однозначный ответ и на этот вопрос.

Верх рубашки занимает пространная надпись, начинающаяся красными буквами, а кончающаяся черными. Тут начертано: РУНЫ СКИФСКИЯ ИЛИ РУССКИЯ ЯВНЫЯ. Как известно, в Хазарии использовалось еврейское квадратное письмо. Однако в рассматриваемый период, при калифе ИУСИИ, хазары, надо полагать, перешли на русскую графику. Что же касалось скифской графики, то, как мне удалось выяснить в 2006 г., она происходила от русской, но носила угловатый характер и впоследствии, будучи перенесенной скифами в Грецию, дала начало греческому алфавиту. Указывая на то, что в Хазарии руны были явными, художник-миниатюрист подчеркивал тем самым, что в свои рисунки хазары тексты не вписывают, то есть что у них неявных, или тайных, рун нет. Так что кроме основного текста никакого параллельного рисунчатого текста у них не найти. Для художника такая особенность выглядела странностью.

Наконец, последняя диагональная надпись, упирающаяся в левое плечо калифа, гласит РУССКИЙ ХАН, что подтверждает предыдущую надпись того же содержания. Тем самым в сферу влияния Руси в данный период попала и Хазария.

Любопытно также прочитать надписи, нанесенные на меч калифа. Они гласят: МИР РУСИ С ЯРА, а также ВОИН ЯРОВА МОРЯ. И опять-таки становится ясным, что никакого отношения этот калиф к Руси Славян не имеет, а является ставленником варягов. В таком случае оказывается вполне понятным, что остальные варяги его поддерживают материально, платя ему дань. Причем слова С ЯРА можно понимать в смысле времени, как СО ВРЕМЕН ЯРА, то есть РУСЬ ЯРА существует к моменту описываемых событий 6367 лет.

Ну, а кто же платит дань? На голове человека с мехами, начиная с макушки стоящего за ним человека, можно прочитать слова: НА ЯРУ РУСИ. Иными словами, это жители той же страны, что и хан Хазарии, которая тогда единственная и носила имя Русь. А на бороде у дающего дань человека можно прочитать слова: ЯРА МОРЯК. Так что опять мы видим одного из спутников Рюрика.

Обсуждение. Тексты, вписанные в миниатюру № 13 Радзивилловской летописи, дают существенное пояснение сложившейся ситуации. А именно: страной № 1 на северо-западе Европы является Русь (Яра или Ярилова), наиболее сильную часть которой, Вагрию, поддерживают данью, собираемой варяжскими пиратами (Рюриком и его моряками), чудь, меря, кривичи и новгородские словене. Однако Вагрии удалось поставить во главе Хазарии своего человека, этнического русского калифа Иусию, который перешел с еврейской письменности на русскую или ее разновидность, скифскую. Его уже поддерживали данью поляне Киева, северяне Чернигова и вятичи Москвы.

Удачливых пиратов возглавлял Рюрик, который к тому моменту имел титул князя. Захватить Вагрию или Хазарию в военном отношении ему вряд ли составляло проблему, но ему это не было нужно, поскольку они уже входили в Русь Яра. Да и на миниатюре он нарисован в почтительной позе и с приветливым лицом, то есть платит он добровольно. А вообще говоря, и не платит вовсе, а передает уплаченное. Равно как его моряк не имеет ничего против и хазарского хана. Полагаю, что в рассматриваемый момент и Вагрия, и Хазария переживали не лучшие времена в смысле экономики, и их необходимо было поддержать. Так что сборы налогов осуществлялись со всей Руси Славян. А кто мог бы лучше собрать налоги, кроме пиратов? Вероятно, именно поэтому сбор мехов для Яровой Руси и дружественной Хазарии воспринимался населением как сбор дани. Выражаясь современным экономическим языком, это были прямые поставки товаров в натуральной форме.

Однако кроме некоторых налоговых тягот Русь Славян никакого ущерба от возвышения Вагрии и от создания дружественной ей Хазарии не имела. В летописи не говорится о том, что Русь Славян входила в Хазарию или в Вагрию, хотя именно так считают некоторые отечественные историки.

Бунт против варягов. Два следующих года, 860 и 861, в летописи обозначены, но под ними нет никаких сообщений. Зато далее говорится: «В лето 6370. Бывша (А – выгнаша) выряги из заморья (за море) и не да (А – Даша) им дани, и почаша сами собе володети, и не бе у них правды, и восташа род на род, и быша у них усобици, воевати почаша сами на ся, и реша сами в себе: “Поищем себе князя, иже бы володел нами и рядил по праву”. И идоша за море к варягомъ, к Руси» [110, с. 23]. Итак, три года (859–861) жители Руси Славян исправно платили дань, однако на четвертый год таким поборам возмутились. Можно предположить, что к тому времени обе страны-потребители восстановили свою экономику, и дальнейшая их поддержка уже становилась себе в ущерб. Вместе с тем местной сильной власти здесь не было. Поэтому, прогнав варягов в качестве сборщиков налогов и тем самом объединившись против общей внешней угрозы, местные князьки далее вместо сохранения единения перешли к междоусобицам. А мудрый Рюрик не стал сопротивляться, а позволил своим морякам спокойно уйти восвояси. После ухода варягов за море выяснилось, что усобицы требуют много больших средств, чем взимали варяги, так что жизнь при них показалась жителям Руси Славян более спокойной и гарантированной, чем без них. Хотя варяги и взимали дань, но она была регулярной и не столь великой, как на поддержание усобиц. Так что обращение к варягам явилось не сиюминутным капризом Руси Славян, а единственно возможным выходом из сложившейся ситуации, что прекрасно понимал и Рюрик, просчитавший такой ход событий вперед и выжидавший время, чтобы быть приглашенным князем. Ибо хотя он мог и завоевать Русь Славян, но в ответ получил бы сопротивление.

Так можно предполагать. Но можно понять этот текст и иначе: славяне перестали платить дань варягам, и именно варяги начали сами собой владеть, и именно они захотели избрать себе более сильного князя. А вовсе не кривичи и словене. Но такой версии летописи я пока ни у кого не встретил.

Призвание Рюрика. Так что ожидания Рюрика оправдались. «Сице бо тии звахуся варязи рус(и), яко се друзии зовуться свие, друзии же урьмяне, инъгляне, друзии же готи. Тако и си» [110, с. 23]. Обычный перевод этого места таков: «Те варяги назывались Русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, и еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались». Замечу, что летописец тут абсолютно прав, варяги были русскими людьми, и это нам известно не только из чтения других источников, но и из чтения миниатюры № 13 Радзивилловской летописи.

«Реша руси чюдь, и словене, и кривичи, и вси: “Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да поидете у нас княжити и володети”, что в переводе означает: «Сказали Руси чудь, славяне, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”». Замечу, что перечисление составных частей Руси Славян не заставляет летописца употребить это словосочетание, как если бы оно уже забылось. А под словом «наряд», как отмечают многие исследователи, понималось «предписание» о несении определенных видов деятельности, например «договор» с воинами об охране города от врагов. До сих пор существует выражение: «наряд» милиции. Так что во времена усобицы прекратилась юридическая деятельность, были отменены «наряды». Таким образом, и у варягов, и у славян одновременно появилась потребность в «сильной руке».

«И избрашася 3-е братья з роды своими, и пояша собе всю Русь, и приидоша словенам перьвое, и срубиша город Ладогу, и Сиде в Ладозе старей Рюрикъ, а другий Сиде у нас (А – Синеусъ) на Белеозере, а третий Труворъ въ Изборьску. И о (А – отъ) тех вярягъ (А – варягъ) прозвася Рускаа земля. Новгород, тии суть людие новгородци от рода варяжеска, преже бо беша словене» [110, с. 23], то есть «И избрались трое братьев со своими родами, и взяли себе всю Русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгород, его люди есть новгородцы от рода варяжского, но прежде были словенами». И опять я вынужден признать справедливость слов летописи. Но «избрание братьев» состоялось еще до обращения к ним конфедерации словен, чуди, кривичей и веси, и, как видно из миниатюры, Рюрик уже был князем в 859 г. Когда говорится о том, что три брата взяли себе «всю Русь», то, как я понимаю, они себе взяли всю Ярову Русь, но не всю Русь Славян. А после присоединения к Яровой Руси еще и Руси Славян появилось новое образование – Русская земля.

В некоторых переводах слова и пояша собе всю Русь передаются как и взяли с собой всю Русь. Все население с собой взять нереально, к тому же речь идет о том, что было еще до обращения конфедерации народов Руси Славян к Руси Яровой. Иными словами, до обращения к Руси Славян там уже всей Русью (Яровой) владел Рюрик. Но если за счет сбора дани он владел фактически не только Руяном (частью Яровой Руси), но и всей Вагрией (которая тоже была Яровой Русью), а также Хазарией, то предложение стать князем еще и Северной Руси Славян ему было не только лестно, но и давно просчитано. А поскольку часть народов конфедерации Руси Славян говорило по-русски, а именно новгородцы и кривичи (о некотором различии в их диалектах мы сейчас говорить не будем), то было вполне логичным вернуть старое имя Руси Славян и этим народам. Но чудь и весь относились к угро-финнам, и в таком случае Русь Славян должна была бы получить название Русь Славян и Неславян – длинно и неточно, поскольку наверняка происходила славянизация неславянского населения. Гораздо проще было восстановить начальное слово этого имени – Русь, что Рюрик и сделал.

Иными словами, он объединил Русь Ярову (Руян и Вагрию, а также, возможно, и еще что-то) с Русью Славян в единое административное образование с общим названием Русь. Оно еще не было единым государством, поскольку слишком сильна была местная власть (усилившаяся за счет усобиц), поэтому летописец совершенно справедливо называет ее Русской землей. И правильно указывает на то, что именно от варяг это образование стало называться Русью. Все последующие недоразумения русской историографии основаны на двух вещах: 1) наши историки не смогли прочитать на карте Евсевия старое название конфедерации вятичей, кривичей, словен и других славянских племен как Руси Славян, поскольку не знали руницу, и 2) не отождествляли Вагрию с Яровой Русью именно в качестве русского государства, поскольку на гербе Пруссии не читали неявные надписи в силу неумения их читать, хотя они были написаны кириллицей. Таким образом, они не подозревали, что а) варяги – это русские люди, к тому же московиты (вятичи), и именно она, Ярова Русь, и понималась в начальных строках летописи как Русь и что б) название Русь по отношению к Руси Славян – это просто восстановление старого имени (хотя и в расширительном смысле). Так что начало повествования посвящено Руси в смысле Яровой Руси; затем Руси как объединению Яровой Руси и Руси Славян и, наконец, Руси как только Руси Славян. Ярова Русь к тому времени уже была утрачена из-за завоевания ее германцами.

№ 89. Миниатюра № 14. В Радзивилловской летописи существует еще миниатюра № 14 (рис. 185). На ней изображен момент обращения людей к некому правителю (слева) и въезд правителя (справа); миниатюра подписана: И ЯША СОБЕ ОТ ВАРЯГ КНЯЗЬ.

В современном описании сказано: «Посольство славян к варягам; поход варяжских князей в славянские земли» [110, с. 306]. Иными словами, слева якобы призвание варягов к словенам и кривичам, а справа поход к ним варягов.

Посмотрим теперь, к кому именно было обращение представителей Руси Славян. Для этого рассмотрим в увеличенном изображении человека, сидящего на троне (рис. 186). Прядь волос возле уха может быть прочитана как слово РУСИ, а самая крупная надпись под шапочкой черной краской – как ЯРА. Слева под шапочкой читается слово ВОЖЬ, правее – ЖУПАН. Справа – ВАГРИИ ХАН. Таким образом, мы получаем полный титул сидящего человека как РУСИ ЯРА, ЖУПАН, ВАГРИИ ХАН. Понятно, что ВОЖЬ – это ВОЖДЬ, но не по-старославянски, а по-русски. А кто такой жупан? Словарь В. Д. Гладкого поясняет: «Главой жупы был жупан (первоначально родовой старейшина, позднее феодал)» [31, с. 220].

Сверху на шапочке также читаются слова РУСИ ЖУПАН, на лице в качестве глаз и носа – слово РУСЬ, в качестве правого уса – ЯРА, в качестве бороды и воротничка – ИМИР И ХАН. Справа коричневым, как бы передавая возглас самого хана, написано: АЗ КРАЯ ЯРА МОРЯК, а на левой линии кисти руки – КРОДО. Таким образом, посланцы Руси Славян вроде бы обратились к Николаю Кродо затем, чтобы он прислал им князя.

Теперь попробуем прочитать надписи на посланцах Руси Славян. Если это те самые словене новгородские, чудь, кривичи и весь, то мы и должны прочитать соответствующие названия племен на головах персонажей, обращающихся к Николаю Кродо. Однако когда мы смотрим на рис. 187, где представлены головы и руки членов делегации, мы с удивлением читаем на голове первого слова МИР ЯРА, МОРЯ ЯРА МОРЯК, на голове другого посланца, чуть левее, МОРЯКИ ЯРА, наконец, на голове правого персонажа ПИРАТ, МИР ЯРА. Таким образом, призывали на княжение вовсе не посланцы Руси Славян и вовсе не кривичи, смоляне, новгородцы, весь и чудь, а те же самые варяги. Иными словами, призвание князя Рюрика на княжение осуществляли его же собственные пираты, и на княжение в Руси Яра, а не в Руси Славян! Это можно понять так: князь по происхождению или по социальному статусу, глава пиратов Рюрик вовсе не был правителем Яровой Руси, и когда жители Руси Славян избавились от ежегодной выплаты дани (она собиралась Рюриком и передавалась им хану Вагрии Кродо и хану Хазарии калифу Иусии), слава Рюрика несколько померкла. И вот тут его моряки и пираты стали требовать от Николая Кродо признания Рюрика в качестве правителя Яровой Руси, то есть не только носимого им титула князя, но и реальной княжеской власти надо всей Яровой Русью. Иными словами, призвание варягов – это дело сугубо западноевропейское, касающееся Яровой Руси, а не восточноевропейское, хотя и имевшее последствия для Руси Славян. Речь вдет о призвании наиболее ловкого пирата Яровой Руси, собиравшего в течение трех лет дань на территории Восточной Европы, в качестве правителя этой самой Яровой Руси! И призвали его из-за моря, то есть, вероятно, какое-то время после прекращения взимания дани он мог переселиться, например, на берега Северного моря (моря Макоши). Но это означает чисто внутрирусское дело, вообще никак не связанное с Восточной Европой.

Дочитаем, однако, надписи на персонажах, теперь уже на простертых ими руках. На верхней читается: ЯРА ТРОН; на нижней – ЯРА ПОСОХ! Вот чего требовали от Николая Кродо для Рюрика: Яров (то есть царский всея Руси) трон и Яров посох (царский скипетр). Как известно, в восточнославянской Руси культ Яра после Рюрика не существовал, а Владимир, видимо в противовес, ввел на восемь лет культ Перуна, а затем и вовсе перешел к христианству. Полагаю, что так, на религиозной почве, была показана независимость Руси Славян от Яровой Руси.

Перейдем теперь к рассмотрению человека, сидящего на коне, который по всем признакам должен быть Рюриком. На копьях справа от него действительно можно прочитать его имя – РЮРИК (рис. 188). Он сидит в королевской короне, на которой и в кудрях под которой читаются слова: РУСИ ЯРА КНЯЗЬ. Итак, его позвали в самом деле княжить на Ярову Русь, а не на Русь Славян!

Теперь прочитаем надписи на лице князя: сначала на правом глазу, затем на носу и далее на левом глазу. Они гласят: КНЯЖИ НА ЯРА РУСИ! Опять мы видим призыв княжить в Яровой Руси, а не в Новгороде или Смоленске!

На бороде читаются слова ПРИХОДИ САМ, на линии правого плеча – В МАКОЖИ ХРАМАХ, на линии от середины плеча до уха – ВАГРИИ ЯРА РУСИ. Еще раз уточняю призыв: Рюрика позвали не просто в Ярову Русь, но именно в Вагрию, на место Николая Кродо, но уже в статусе не хана Вагрии, но князя всея Яровой Руси. Обращаю также внимание на то, что именно в этой правой части миниатюры показан не поход варяжских князей в славянские земли, а призвание Рюрика варягами в Вагрию! Этот вывод звучит как научная сенсация: миниатюра № 14 Радзивилловской летописи говорит о том, что князь Рюрик был призван, прежде всего, в Вагрию, а не к славянам!

Но читаем дальше. На пересечении линий правого плеча написано: МАКОЖИ И МАРЫ ХРАМА, на нижней кромке воротника: ХРАМА МОРСКИХ ВОИНОВ ЯРА, на передней кромке рукава правой руки возле плеча: ЯРА МОРЯК. Это – характеристика Рюрика с точки зрения русского ведизма: он не просто моряк, но и то ли посетитель, то ли благотворитель храмов Макоши, Мары и моряков Яра, что, конечно, характеризует его с положительной стороны. Замечу, что хотя миниатюры Радзивилловской летописи, несомненно, рисовал христианский монах, но и 13-я, и 14-я миниатюры составлены с позиций не христианских, а ведических ценностей. Христианин вряд ли бы стал упоминать эти храмы, а тем более – принадлежность к ним Рюрика.

Далее я рассматриваю надписи на щите Рюрика, весьма маленьком (если Рюрик моряк, то вряд ли он уверенно чувствовал себя как всадник). Сначала – под рукой, где написано слово МОРЯК, затем – в центре, где добавлено: И ПИРАТ, потом – наверху и внизу щита, где можно прочитать В ЯРА ХРАМЕ ХРАМА ЯРА МОРЯК. О том, что Рюрик был пиратом, нам известно и из других источников.

На вертикальных линиях под поясом я читаю: ОН ЯРОВ ВОИН ЯРА РУСИ. Автор миниатюр настойчиво подчеркивает, что, поскольку в Руси Яра существовал весьма сильный культ бога Яра, именно Рюрик в наибольшей степени соответствовал идеалам этого бога-воина, так что он, а не Николай Кродо воплощал мечты варягов о князе-воине.

Слева от Рюрика изображены, вероятно, его люди. Кто они? Надпись на шапке ближайшего человека гласит: ЯРА МУЖИ. И еще раз: ЯРА МУЖИ. На линии воротника этих мужей можно прочитать: ЯРА МОРЯК. Следовательно, дружину князя Рюрика составляли не пехотинцы и не кавалеристы, а моряки.

Наконец, над седлом Рюрика можно прочитать слово МОРЯК, а на самом седле – слова ЯРА МОРЯК и МАКОЖИ ХРАМ. Эту характеристику Рюрика мы уже читали выше, и теперь мы получаем еще одно подтверждение этим словам.

Осталось прочитать менее существенные надписи. Я выбрал двух персонажей – самого правого из обращающихся к Кродо и самого маленького слева из свиты Рюрика (рис. 189). На первом я читаю такие слова: ВИКИНГ С МОРЯ ЯРА И МОРЯ МАКАЖИ, МОРЯК ЯРА. Это означает, что среди варягов иногда попадались и викинги, однако если все варяги действовали на море Яра, то есть на Балтийском, то у викингов был другой ареал действия, море Макаши, то есть Северное море. Полагаю, что это предложение очень ценно для того, чтобы впредь различать варягов и викингов.

А на маленьком человеке и около него можно прочитать: ЯРА МИР, РОДА МИМ, РОДОВ МИМ, МИМ РОДА и МАГ (последнее слово я привожу в обращенном цвете и с белой окантовкой, выполненной мною). Мим Рода изображен без маски. Его маленькое тело с большой головой очень напоминает тело средневекового шута. Не возник ли культ шута, которому было позволено очень многое, из культа мима языческого бога, где мим одновременно являлся и магом? Миниатюра № 14 Радзивилловской летописи наталкивает именно на такое предположение.

Родственные отношения Рюрика. В летописи они переданы как очень обобщенные – братья. Однако, как я выяснил, читая надписи на одном этрусском саркофаге, братьями были Рюрик и Трувор, тогда как Синеус являлся им отцом. Это абсолютно ничего не меняет в русской истории, но позволяет понять, почему он вскоре умер – вероятно, был уже в возрасте. Мог не перенести и смерть отца на чужбине младший брат, Трувор. Ибо, как говорит летопись: «По двою же лету умре Синеусъ и брать его Труворъ, и прия всю власть Рюрикъ один» [110, с. 23]. Иными словами: «Через два же года умер Синеус и брат его Трувор, и принял всю власть Рюрик один». Таким образом, в 864 г. умерли и Синеус, и его сын Трувор. О такой мелочи, как места их захоронений, не говорится ничего; однако можно понять, что за два года правления, к тому же, возможно, и неполных, оба правителя вряд ли могли успеть получить какую-то надежную опору среди местного населения. А оставить могилу среди людей, которые два года назад бунтовали против варягов, было небезопасно. Похороны в Вагрии, конечно, прошли бы с почетом, и место считалось бы надежным, однако возвращение праха властителя из завоеванной земли было бы сочтено за то, что его правление не удалось. Поэтому захоронение было произведено в надежном месте, не менее надежном, чем Вагрия, но весьма удаленном и от Руси Славян, и от Яровой Руси. Этим местом стала Этрурия.

Обсуждение. Миниатюра № 13 из Радзивилловской летописи помогла понять, что именно имелось в виду, когда шла речь о Вагрии и Руси – не земля славян, а та самая Варяжская или Ярова Русь, которая была в середине IX в. намного более известна, чем Русь Славян. Летописец же, для которого события данного периода отстояли на несколько веков, не заглядывает глубже и, возможно, не знает, что когда-то конфедерация народов словен, кривичей, чуди и веси называлась Русью Славян, так что новое название просто Русь было лишь частичным восстановлением древнего имени. Но он правильно отмечает, что этим мы были обязаны варягам, или также Руси. Опять-таки летописец не отмечает, что та, вторая для нас, но первая для современников Русь имела название Руси Яра, поскольку именно это название фигурирует в миниатюре, равно как имена хана Вагрии Николая Кродо, хана Хазарии калифа Иусиа из той же Вагрии и князя Рюрика как сборщика дани у славянских и неславянских народов и поставщика дани в Вагрию и Хазарию. Возникает вполне обоснованное предположение, что основная конкретика летописи сообщалась именно в миниатюрах как основном историческом повествовании, тогда как нарративный текст служил только для связи текста миниатюр между собой.

Миниатюра № 14 не только подтверждает содержание предыдущей акварели, но и дает существенно новое понимание сюжета о призвании варягов: Ивана Рюрика варяги призвали именно как своего князя вместо Николая Кродо в Вагрию, но возвели его не в статус жупана Яровой Руси, а в гораздо более высокий статус князя Яровой Руси, ибо Ярова Русь не ограничивалась только Вагрией, а простиралась на гораздо более обширную территорию, контуры которой нам еще предстоит выяснить.

Как же теперь согласовать это новое понимание призвания варягов со словами летописи о том, что так же призвали Рюрика кривичи, словене, чудь и весь? Да очень просто: Русь Славян являлась далекой периферией Руси Яра, и если уж центральный регион Яровой Руси, Вагрия, просил Рюрика стать князем всея Яровой Руси, то и ее периферия, восточная Русь Славян, желала того же, просто вплетаясь в стройный хор других голосов. А даже если бы и не желала, то вряд ли это сыграло какую-то роль в избрании варягами их собственного князя. Разве что тогда он мог бы после своего избрания переехать в какую-то иную провинцию Яровой Руси.

А князь, судя по всему, не любил жить в Вагрии, и этим не был похож на Кродо. То он на пару лет уезжает жить «за море», потом возвращается с триумфом в Вагрию в качестве князя, то, воспользовавшись приглашением новгородских словен, переезжает и в эту далекую провинцию. Но его целью была именно Вагрия, а вовсе не далекая от центра земля восточных славян, где все его действия носили вспомогательный характер и лишь с позиций современной историографии стали пониматься как нечто значительное. Но только – в связи с последующими событиями, предвидеть которые он не мог. По сути дела, его биография еще не написана, и его действия исторической наукой не осмыслены. Пока можно лишь предполагать, что если он привез на Русь Славян отца и брата, то есть свою семью, то, видимо, просто решил увезти ее из слишком бурной Вагрии в тихое и спокойное место. Отдав им Русь Славян, он хотел было заняться именно Яровой Русью, однако внезапная смерть отца и брата разрушила все его планы.

Так что центром повествования летописи, которая, возможно, заимствовала начальные страницы из других источников, была Вагрия. Она-το и называлась Русью, а подразумевалась Ярова Русь. Последующие страницы уже отталкиваются от объединенной Руси, Руси Яра и Руси Славян, которая именуется Русской землей. Однако историки отталкиваются от иного понимания Руси как союза Новгородской и Киевской Руси. Вагрия им просто неизвестна. Точнее, когда-то была известна, например в XVII в. И даже в XVI в., как о том писал Сигизмунд Герберштейн. «По моему мнению, русским было естественным призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них верой, и обычаями, и языком» [26, с. 60]. Правда, страну Вагрию он тоже не знал, полагая, что «с Любеком и Голштингским герцогством граничила когда-то область вандалов со знаменитым городом Вагрия» [26, с. 60], однако правильно утверждал, что вагры, или варяги, имеют с русскими и одну веру, и одни обычаи, и один язык. Однако позже, в XVIII в., когда русская наука оказалась в руках немецких ученых, воспоминания о русской Вагрии были вытравлены каленым железом. «Первым указал на необоснованность отождествления варягов и вагров “по созвучию” и об искусственности выведения Руси из Пруссии еще Г. 3. Байер» [62, т. 6, с. 86], – не без некоторой гордости за науку сообщает В. Я. Петрухин [103, с. 299]. Возможно, что по созвучию отождествлять варягов и вагров действительно не следует, однако миниатюры № 13 и № 14 указывают на Вагрию как на страну варягов совершенно однозначно. И потому приходится признать, что именно немецкий ученый Г. 3. Байер в качестве представителя западной науки был тем самым стрелочником, который увел поезд русской историографии прочь от Руси Яра вообще и от Вагрии как ее составной части в частности. Это обеспечило превратное понимание истории Руси в момент призвания Рюрика по крайней мере на два века.

Независимое подтверждение. Конечно, две миниатюры Радзивилловской летописи проливают новый свет на раннюю историю Руси Славян. Но имеются ли какие-то иные подтверждения в отношении Ивана Рюрика и Николая Кродо, желательно не русского происхождения? На этот вопрос можно ответить положительно. Такие подтверждения есть, и находятся они в Италии (рис. 190).

№ 90. Барельеф саркофага из Вульчи. Это изображение я заимствовал из работы, где оно дано с подписью «Женщина, едущая в колеснице в подземный мир. Барельеф на саркофаге из Вульчи. Музей изящных искусств, Бостон». А в самом тексте ссылка на этот рисунок дается при таком предложении: «К VII в. до н. э. уже известны четырехколесные повозки, но наиболее часто встречаются двухколесные». Здесь мне непонятно, о ком идет речь в подписи: за возницей мужчиной расположены два пассажира, пол которых не вполне ясен; так что единственной женщиной здесь является крылатое существо; однако оно никуда не едет, а скорее, встречает души у врат загробного мира. Поэтому название рисунка загадочно.

Над головами пассажиров повозки мы видим как бы крылья; на левом крыле в прямом цвете можно прочитать слова С МОРЯ ЯРА, а в обращенном цвете – МАРЯКИ (слово написано с аканьем, что характерно для этрусского языка) (рис. 191). Таким образом, в повозке едут не женщины, а мужчины. Копна волос левого персонажа в обращенном цвете содержит слова ЯРА МОРЯК. На его шее можно прочитать слово МОРЯК, тогда как на шее у его соседа справа – подпись ПИРАТ. Таким образом, едут души умерших, но вовсе не этрусков, а моряка и пирата моря Яра, то есть Балтийского моря, которое фигурировало и в первом сюжете.

На правом крыле читаются слова МОРЕ ЯРА, ЛИКИ, а чуть ниже – НИКОЛАЙ, КУМ… и далее неразборчиво. Таким образом, мы сталкиваемся еще с одним свидетельством захоронения варягов в Этрурии.

Попробуем прочитать надписи на головах двух оставшихся персонажей (рис. 192). На голове слева я сначала читаю надпись из редких волос, повернув данный фрагмент вправо на 90°. Здесь видны слова ЯРА МАРЫ МУЖ, а правее, перед профилем его лица, при повороте фрагмента на 90° влево, ЯКО СЛУШКА ЛИК. Иными словами: ЯРА МАРЫ МУЖЧИНА КАК СЛУЖКА И ЛИК. Так что возница, как бы мы сейчас сказали, – ВОДИТЕЛЬ КАТАФАЛКА.

Дама с крыльями держит в руке очковую змею. Слева от руки со змеей – надпись в столбец, гласящая МОРЯК ЯРА МОРЯ, что подтверждает чтение на изображении двух персонажей, рассмотренных выше. Нос, губы и глаза (возможно, в черных очках) дамы могут быть прочитаны как слова ЛИК МАРЫ ЯРА, а пряди волос, выбивающиеся из-под косынки, как слова, обращенные к душам умерших: ИШ, КАК ИХ ЗАДЕЛО! Таким образом, здесь мы видим Мару при исполнении ее непосредственных обязанностей, чего никогда не было прежде.

Надписи на крыльях Мары оказались неожиданно настолько информативными, что я сначала даже себе не поверил; читать их было крайне сложно (рис. 193). Сначала я рассмотрел правое крыло, читая строчку за строчкой. Верх справа оказался повтором; тут было написано ЛИКИ С РУСИ ЯРА. Слева вроде бы особой надписи не было; однако при внимательном сопоставлении знаков удалось выявить слова КУМ СОКОЛА. Это могло быть намеком, если бы последовало продолжение, которое полностью подтвердило бы намек. А намек был на Рюрика, ибо его имя на западнославянских языках и есть Сокол.

Но наберемся терпения и прочитаем линии крыльев. Получим такой текст: МИМ Е (МИМ ЕСТЬ) КОНУНГ МИКУЛАЙ (НИКОЛАЙ) КРОДО С ПЛЕМЯНИКОМ ИВАНОМ, О ЧЕМ МИМ ИВАНУ ИММАНУИЛОВИЧУ, МИЛУ РЮРИКУ, СКАЗЫВАЕТ. МАРА ИММАНУИЛОВИЧАМ ЗАКРЫВАЛА ОЧИ, И МИМ ИХ МАЗАЛ. Этот непрерывный текст из 24 слов повествует об очень многом. Во-первых, информация, полученная от саркофага Трувора с именами Акакия Трувора, Ивана Рюрика и Иммануила Синеуса, подтвержденная на одной карикатурной фигурке мима храма Ретры, теперь подтверждается в третий раз, правда, в отношении Ивана Иммануиловича Рюрика. Это очень важно: после моей первой статьи в 2005 г. об опознании саркофага князя Трувора, где я приводил названные имена, многие читатели и слушатели отнеслись ко мне с недоверием. Теперь, после данного второго подтверждения, я считаю наличие имени Ивана и отчества Иммануилович у Рюрика доказанным.

Далее выясняются интересные отношения между конунгом Вагрии Николаем Кродо и Иваном Рюриком. Что последний был пиратом, мне было известно и ранее, но о том, что Кродо в юности был моряком, прежде не знал. А он к тому же еще был и мимом Мары, что тоже было для меня новостью. И тем более не представлял себе, что Иван Рюрик приходился Николаю Кродо племянником. Но эта последняя подробность помогает понять, почему Кродо, будучи конунгом Вагрии, согласился признать над собой власть Ивана Рюрика, который стал князем всей Яровой Руси, куда входила, по меньшей мере, еще и Скандия.

Что еще интереснее, Николай Кродо пережил двух Иммануиловичей, то есть не только Акакия Трувора, но и Ивана Рюрика, поскольку он им мазал очи. Кстати, попутно выясняется, что по ведическому обычаю покойнику следовало помазать очи, чего я прежде, естественно, тоже не знал. Таким образом, выяснились не только династические подробности Рюрика, но и детали ведического ритуала в отношении покойника.

Закончу чтение надписей, прочитав их на правом крыле Мары и на теле воина (рис. 194). Так, на правом крыле Мары, видимом не полностью, можно прочитать слова ЛИК МАРЫ. МАРА ЯРОВЫХ ВОЯК И РУСИ ЯРА. Это означает, что Мара принимала в свои объятия не только всех жителей Яровой Руси, но и павших в бою воинов Яровой Руси. Если первая функция осталась за ней и в последующее время, то прием воинов в загробном мире позже взял на себя Перун. Удивляет, что этруски так подробно расписывают ее функции, словно это была одновременно и их богиня. Уж не входила ли Этрурия в Ярову Русь?

На груди воина в обращенном цвете можно прочитать слова РУСИ, а МИКЛОШ ЯРА – на кисти руки при повороте влево на 90° (в три строки). А на теле воина имеются большие буквы, которые я читаю в обращенном и прямом цвете. Они гласят: ВОИН ЯРА. ТО МИМ ЯРА. А на сидящем перед ним пирате начертано в столбик: ЛИК РУСИ ЯРА. Надпись в две строки написана также на сиденье: ВОИНОВ НАВКА СЛАВЯНСКАЯ. Иными словами, ВОИНСКАЯ СЛАВЯНСКАЯ ПОВОЗКА (КАТАФАЛК). Слово НАВКА нам встретилось впервые. Наконец, на челках лошадей (я их показал без увеличения из-за большой величины букв) можно прочитать слова МИМ ЯРА РУСИ И ЭТРУСКИ ЯРОВОЙ РУСИ. Эта последняя фраза может обладать весьма важным смыслом.

На самой нижней кромке саркофага (рис. 195) можно прочитать такие слова: МИМУ ЯРА: МАРЫ ТО ПОМИНКИ НА МИМА, ВОИНА – И НИКОЛАЯ КРОДЫ. Полагаю, что данные слова можно считать заглавием изображения, они позволяют понять, что Иван Рюрик был похоронен по высшему разряду, но не потому что он князь, а потому что мим и, следовательно, воин. Хоронил его сам Николай Кродо (в русском языке того времени фамилия на О склонялась, как в современном украинском, что, конечно же, является архаической чертой), которому якобы выпала великая честь проводить похороны вместе с Марой (скорее всего, с ее жрицей), тогда как принимал похороны мим Яра. То, что тут опять фигурируют те же лица, что и на миниатюрах Радзивилловской летописи, подтверждает истинность ее миниатюр.

Обсуждение. Теперь смысл барельефа раскрывается полностью. На нем представлена не какая-то общая сцена, а изображение мифических похорон Ивана Рюрика. Слева на повозке (навке) в профиль сидит Николай Кродо, каган (по русским летописям) или конунг (по германским скандинавским названиям) Вагрии, бывший моряк и мим, который доставляет тело Ивана Рюрика, которое повернуто к зрителю анфас, на кладбище. Возница имеет, видимо, прозвище Миклош; а встречает погибшего Рюрика как воина сама богиня Мара, которая на этом изображении не только обладает птичьими крыльями, но и машет ими. У возницы в руках – палка и кнут; упряжь лошадей отсутствует. Сцена передает не только весьма теплые, но и родственные отношения между дядей Николаем и его племянником Иваном Иммануиловичем. Вряд ли Николай Кродо имел римский нос, так что лица на барельефе передают скорее не портретное сходство, а лишь условное изображение двух уважаемых людей.

Повествование в виде прочитанных мной 87 слов (а их тут намного больше) поставило вопрос: не входила ли Этрурия в состав Яровой Руси? Думается, что последняя прочитанная фраза дает однозначный ответ в пользу этого предположения. А именно: Ярова Русь, первоначально состоявшая из Вагрии и Скандии, но, возможно, также из северных территорий, включавших и Новгород, и Полоцк, и Смоленск, постепенно распространяла свое влияние все более на юг, расширяя тем самым Ярову Русь на часть Южной Европы (Италию, отчасти Испанию и Палестину) вплоть до Африки. Пока все эти географические владения видятся весьма туманно; однако из последней фразы становится ясным, что часть этрусков принадлежала Яровой Руси.

Тогда получает свое объяснение поначалу загадочный факт: зачем России (а бывшей Руси Славян) на самом начальном отрезке своей государственной истории хоронить своих князей в далекой Этрурии. И становится понятным, что Этрурия была просто южной оконечностью не Руси Славян, а Яровой Руси, и ее князья помещались в отведенные им усыпальницы той же самой страны. Как и легендарный Таргитай, страж Киева и узник Корсики, похороненный в Ветулонии.

Промежуточный итог. Таким образом, летописные миниатюры оказались не просто историческим источником, как о том писали А. В. Арциховский [10] и Б. А. Рыбаков [117], но источником более полным и точным, чем сама летопись. Собственно говоря, так было не только в Средние века, но и прежде. Основная ткань повествования и колорит эпохи передавались все-таки не явным текстом, а текстом внутри рисунков. Это я знал и прежде, о чем писал в своих книгах, в этом убедился вновь.

ИЗЫСКАНИЯ СКАНДИНАВСКОЙ АРХЕОЛОГИИ ПО ГУЛЬДГУББЕРАМ

Многие исследователи противопоставляют варягам скандинавов как представителей якобы совершенно другой культуры. Попробуем в этом разобраться.

В сборнике статей, подготовленных к 60-летнему юбилею Елены Александровны Мельниковой, имеется любопытное исследование, подготовленное Рудольфом Зимеком из Бонна на английском языке: «Боги, короли, жрецы или верующие? Статус фигур скандинавских “гульдгуббер” эпохи миграции» [234]. Статья небольшая; имеет смысл ее перевести и прокомментировать (перевод с английского мой. – В. Ч.). В ней говорится о находках фигурок из золотой фольги, гульдгубберов, которые рассматриваются как артефакты ранней скандинавской (германской) культуры.

«В два последних десятилетия на острове Борнхольм было открыто примерно 2500 крошечных фигурок, выдавленных на золотой фольге, что поставило материал иконографического источника в центр внимания как археологов, так и специалистов по сравнительному религиоведению. “Гулъдгубберы” (по-датски “золотые человечки”), как их обычно называют, в действительности известны в течение последних 200 лет, однако находки были относительно разрозненными и можно было полагать, что они несут особенности эпохи Переселения датчан. Дополнительные находки на складе в Джере в Юго-Восточной Норвегии восьми губберов (как считалось во время их открытия в 1899 г., они имели норвежские особенности), более 90 при раскопках в Гудме и Лундеборге на востоке острова Фюна и несколько находок в Южной Швеции, среди них 56 из Слёинга в Галланде, вместе с огромным количеством, откопанным в Борнхольме, значительно изменили некогда периферийную роль губберов как материальных источников для ранних исторических эпох.

Благодаря размещению находок в одном крупном центре, Борнхольме, и в другом крупнейшем религиозно-экономическом центре, в Гудме-Лундеборге, и 19 норвежским находкам, открытым под полом Мариинской церкви (как полагают, она стояла на месте разрушенного храма), а также погребенным в отверстии большого зала для пиров в Борге на Лофотенских островах, вскоре становится ясно, что все эти артефакты имели религиозное значение. Они не находили практического применения в качестве денежных знаков, поскольку были крайне тонки и легки и их реальная стоимость в золоте минимальна. Тот факт, что эти фигурки были тщательно отпечатаны на тонкой золотой фольге, должен, следовательно, обозначать их символическую ценность, а не исходить из дорогого материала, и было предположено, что они должны были представлять собой некий сорт сакральных денег, или символическую плату в более широком контексте хорошо организованного культа. На мой взгляд, пока еще никто не исследовал равновероятные возможности того, что они были или вотивными дарами, или даже юбилейными декоративными пластинами, произведенными для празднования определенных официальных или религиозных дат.

Однако целью данной статьи является не выяснение функций губберов в культе и, следовательно, не выявление их религиозной роли, а скорее исследование идентичности, или ранга, фигур, которые на них представлены. Ответ на этот вопрос принесет с собой и выяснение функций гульдгубберов, однако я оставлю его для последующего исследования.

Что же касается статистики, то мы знаем в настоящее время более 2800 сюжетов, однако точные копии того же самого снижают это число примерно до 600 различных отпечатков. Кроме того, существует более 85 фигур, вырезанных из золотой фольги, но не выдавленных и, следовательно, с лакунами в некоторых деталях, хотя они и подобны гульдгубберам по размеру и материалу, однако образуют отдельную группу. Существенно, что в эту группу входят пять животных, а большинство человеческих фигур не могут быть с определенностью приписаны к какому-либо полу.

В отношении собственно гульдгубберов 80% образуют одиночные фигуры, а 20% – парные. У одиночных губберов фигуры обычно показаны в профиль и редко фронтально, тогда как двойные губберы показывают в профиль мужчину и женщину с лицами, развернутыми друг к другу и в касании. Все гульдгубберы изображают одетые, в полный рост стоящие фигуры. Из 600 различных оттисков примерно 120 являются двойными губберами, 50–55 показывают одиночных женщин и 215–229 – одиночных мужчин. Остальные либо слишком фрагментарны, либо слишком повреждены для точной атрибуции и различения, однако тоже могут принадлежать к группе одиночных фигур, изображенных в танцующей позе в профиль. Они не могут быть атрибутированы по их полу с полной определенностью, но обычно рассматриваются как танцующие мужчины.

Региональное распределение внутри этих групп очень неравномерно: видимо, все находки из Норвегии являются двойными губберами, из них примерно 430 – различные отпечатки, Борнхольм насчитывает лишь 15 двойных губберов, 30 женских фигурок и более 200 мужских. Находки в Южной Швеции представляют все эти типы с сильным преобладанием двойных губберов и женских фигур, тогда как в Гудме-Линдеборге двойные губберы образуют большинство. В Скандинавии имеется лишь около 20 локализованных мест находок.

Что касается производства, то были найдены шесть бронзовых или металлических моделей, две – в Уппакре (Швеция), представлявших одиночные мужские и женские фигуры, две – в Борнхольме (Меллегард и Сюльтен), обе мужские, и еще две – в Вест-Зиланде, обе женские (Нибле). В этих находках не представлена Норвегия и двойные фигуры. Никакие из найденных в Гудме-Ландеборге фигур не были изготовлены в тех местах. Большинство гульдгубберов, которые были созданы с помощью бронзовых моделей, прямоугольны, хотя некоторые из них закруглены сверху позже, чтобы создать эффект арки, обрамляющей фигуры. Большинство из этих прямоугольных изделий имеют от 7 до 20 мм в длину и от 3 до 10 мм в ширину и, несмотря на свои миниатюрные размеры, обладают достаточным пространством для своеобразной рамки, окаймляющей фигуры в большинстве случаев, что делает общий вид более оформленным. Когда такая рамка, сделанная индивидуальным пунктиром, совпадает с округленным верхом, это приводит к округлой арке псевдоархитектурного типа, тесно примыкая к aediculum’y, известному по классической и христианской иконографии, “что сигнализирует августейшее положение фигуры к ее окружению” [234, с. 177].

Одиночные мужские фигуры, образуя большинство всех известных гульдгубберов, и массив находок Борнхольма изображают одетого в униформу мужчину, показанного в профиль, обычно держащего посох, рис. 196, но не менее часто и стеклянный бокал, рис. 197». Здесь я прерву повествование, чтобы проанализировать изображение, в котором я подозреваю не германское, а русское изделие. Для этого я, как обычно, увеличиваю изображение и читаю последовательно одну надпись за другой. Итак, я беру изображение на фиг. 1, а Зимека [234, с. 138], подписанное «Гульдгуббер с мужчиной в позиции принца из Сорте Мулд, Борнхольм», и читаю надписи на нем (рис. 196).

№ 91. Гульдгуббер из Борнхольма. Вначале я читаю верхнюю часть рамочки, которую обращаю в цвете. Сначала верх, где читаются слова ЯРА МОРЯКИ И МИМЫ ХРАМА ЯРА И МАКАЖИ. Затем я читаю внутреннюю часть рамочки в обращенном цвете, и тут написано примерно то же: ЯРА МОРЯ МОРЯКАМ. Существует еще линия раздела между внешней и внутренней рамочками, где можно прочитать в прямом цвете текст: МИМ ЯРА ХРАМА, МИМ ХРАМА ЯРА. Если внешняя часть рамочки передает название серии пластин, то есть того, что скандинавы называют гульдгубберами, то линия раздела дает название именно данной пластине: на ней изображен мим храма Яра. Тем самым мы получаем ответ на вопрос Зимека, вынесенный в заголовок: перед нами не король, не бог, не верующий, но и не жрец, а лицо, занимающее чуть более низкую ступень в духовной иерархии ведизма: мим. И именно мим храма Яра, который имеет роскошное и дорогое облачение.

Рассмотрим теперь лицо персонажа. В левом верхнем углу находится вязь букв, в которой можно разобрать слова ЯРА МОРЯК. Мог ли мим храма Яра быть одновременно и моряком моря Яра? Разумеется! На промежуточной полосе, отделяющей верхнюю прядь волос от средней, можно прочитать: ЯРА МОРЯКИ, а на следующей разделительной линии – слово И МАКАЖИ. Имеются в виду моря Яра (Балтийское) и Макоши (Северное). Меня также заинтересовала внутренняя прядь волос, которую я повернул на 90° вправо и обратил в цвете. На ней я прочитал слова МОРЯК ЯРА МОРЯ. Таким образом, сомнений не остается: мим храма Яра являлся одновременно и моряком моря Яра. Наконец, я решил посмотреть надпись на посохе мима. Она вполне соответствовала всем остальным, глася: МОРЯКИ МОРЯ ЯРА И МАКАЖИ.

Дальнейшие надписи можно не читать, поскольку они должны повторять уже приведенный небольшой репертуар. Таким образом, мое предположение о том, что перед нами находится русское изделие, написанное русскими буквами и передающее слова русской речи, полностью подтвердилось. В который раз приходится с сожалением констатировать, что русское наследие атрибутировано по месту позднейшей находки как чужое, в данном случае как скандинавское. Но из этого следует, что вся Скандинавия до ее заселения германцами была русской.

Правда, одного изделия для такого вывода явно недостаточно, поэтому позже я приведу исследования надписей на других артефактах, данных в качестве иллюстраций к статье Зимека. А пока продолжу перевод его статьи.

«Тип бокала археологически хорошо известен как штуцбехер франконского происхождения и производства. Этот тип изготовления стеклянного бокала (шпицбехера) имеет либо круглое, либо с углубленным вместо ножки дном и, следовательно, после опустошения может быть поставлен только в опрокинутом вверх дном виде. В Скандинавии, даже в эпоху викингов, бокалы этого типа были очень ценными импортными изделиями и, несомненно, маркировали высокий социальный статус. Однако, по сравнению с показанной на рис. 196 другой чеканкой – мужчина с посохом, мужчины с бокалом представлены в меньшинстве».

№ 92. Гульдгуббер в виде человека с бокалом. Здесь я также прерву повествование Зимека, чтобы проанализировать гульдгуббер в виде человека с бокалом (рис. 197).

Хочу обратить внимание на то, что в данном случае представлено несколько аксессуаров пьющего человека. Помимо бокала у него имеются дубина, а также кольцо и некий плоский предмет под локтем руки. Полагаю, что все эти предметы на рисунке будут подписаны.

Вначале я читаю надпись на верхней части рамочки. Она гласит: ЯРА МОРЯ МОРЯКИ. Название не отличается от предыдущего и означает название серии изображений этого типа. Я бы сказал, что это и есть точный перевод датского словосочетания «гульдгуббер» на русский язык – не формальное, а смысловое.

А на надписи, образующей внутреннюю часть верхней рамочки, можно прочитать слова: ХРАМА МАРЫ ХРАНИТЕЛЬ, МОРЯК МОРЯ ЯРА ЯКО МОРЯК МАРЫ ХРАМА. Тем самым дано пояснение бокалу: это символ богини болезни и смерти Мары, поскольку этот моряк одновременно выполняет функции охранника храма Мары.

Линия носа и губ образована буквами, слагающимися в слова: ЮРКИЙ МАРЫ ХРАМА МОРЯК. Здесь воздается хвала проворству этого моряка. А на внутренней пряди волос, на линии, отделяющей ее от лица, можно прочитать: ЯРА С КАБАКА И МАРЫ ХРАМА. Иными словами, моряк не прочь выпить в кабаке Яра. А низ волос дает подтверждение данному чтению, ибо тут написано: МИМ ЯРА КАБАКА. Таким образом, моряк успевает и охранять храм Мары, и выпивать в кабаке Яра, он ЮРКИЙ. На шее висит некое украшение из букв, которое читается как МИМ ЯРА, МИМ.

Теперь посмотрим, что означает кольцо. Я обращаю его в цвете и поворачиваю влево на 90°. Внутренняя часть кольца образует лигатуру, которую можно прочитать как слово КОЛЬЦЕ, то есть КОЛЬЦО. Однако неясно, символику какого бога оно выражает. Но верх и низ кольца дают пояснение: ВОИНА КОЛЬЦЕ НА ХРАМАХ. Вероятно, изображение кольца на храмах означает, что храм охраняется воинами.

Далее можно прочитать надпись внизу плоского предмета, который персонаж, мим, держит под правой рукой. Подпись гласит: МАСКА МИМА. А низ дубины содержит пояснение и этого атрибута: МАКАЖИ ЖРЕЦА И ХРАМА МИМ. Таким образом, становятся понятными все атрибуты: бокал – символ Мары, дубина – символ Макоши, кольцо – символ воинской охраны храма (видимо, оно укреплялось на стене храма) и, наконец, плоский предмет – маска Яра, поскольку перед нами мим Яра.

Замечу, что опять все надписи выполнены протокириллицей на русском языке. Продолжим чтение статьи.

«Небольшая группа настоящих гульдгубберов (как противоположность к не выдавленным обрезанным фигурам, упомянутым выше) представляет танцоров и более вероятно мужские фигуры, поскольку созданы без каких-либо характеристик женского пола. Из-за их осанки и форменного одеяния фигуры многих из гульдгубберов были первоначально атрибутированы как сановники или короли, образуя тип “принцев” или “парадный” тип (термин, предложенный М. Уаттом, – германская “княжеская группа”).

Некоторые из находок могут быть датированы: 64 губбера из Гудме-Лундеборга были отнесены примерно к 600-м гг. или десятилетиям после них [239, с. 123]; три из 19 предметов, найденных под церковью Мэр в норвежском Тронделаге, идентичны с одним из Гудме, поэтому я датирую эти губберы тем же самым периодом; шведские находки из Слёинге содержат восемь различных двойных губберов, с помощью дендрологии их можно было бы датировать примерно 710-ми гг. [215, с. 17, рис. 10, a–h]. Трудность датирования большого числа гульдгубберов из Борнхольма состоит в том, что места находок не передают исходных мест залегания, а скорее отражают уйму предметов, позже перемещенных, из земли поселений до эпохи викингов, где пепел, кости животных, обломки керамики, домашние предметы из дерева, железа и бронзы найдены перемешанными с небольшими вещами из золота, римскими монетами, грузилами, стеклянными бусинами, стеклянными шарами, а гульдгубберы формируют типичные остатки поселения, настоящую груду площадью примерно в 100 м². Более удивительными являются случайные находки рукояток копий, дротиков и наконечников стрел, многие из которых умышленно согнуты, и это напоминает жертвы грабителей железного века на других датских островах и в Ютландии. Даже без тщательной стратиграфии можно датировать большинство объектов поздним периодом переселения народов и ранним периодом Меровингов, что соответствует другим находкам. В таком случае гульдгубберы представляются феноменом главным образом VII в.

Результаты этих незначительных фактов могут привести нас к следующим предварительным выводам.

1. Центром производства гульдгубберов, видимо, является пространство между датскими островами Борнхольмом и Фюном и Скане в Ютландии.

2. Мужские одиночные губберы образуют подавляющее большинство находок на Борнхольме.

3. Танцоры найдены преимущественно на Борнхольме.

4. Двойные губберы чаще встречаются западнее, от острова Фюн до Норвегии.

5. Женские одиночные губберы менее привычны, но достаточно широко представлены примерно 20 находками.

Не пытаясь проследить слишком глубоко гипотетическое использование гульдгубберов в культе VII столетия, я попытаюсь проанализировать насколько можно иконографическое воплощение человеческих фигур в гульдгубберах, подобно тому, как я уже прежде писал о женских гульдгубберах [235, с. 468–479], здесь я сконцентрируюсь на мужских фигурах.

Группа наиболее часто встречающихся гульдгубберов является воплощением одиночных мужчин, но и они показывают большое разнообразие. Техника, используемая для их создания, может быть подразделена на две группы: группу гульдгубберов из прессованного металла, подобно остальным губберам, и более узкую группу вырезанных фигур с применением или отсутствием прессования. Некоторые из последних имеют либо пояс, либо закрутку вокруг шеи, показанную выгравированной линией или в виде петли из тонкой полоски металлической фольги, рис. 198. Это выглядит как декоративный орнамент или ожерелье, а не как орудие пытки».

№ 93. Гульдгуббер с обмоткой вокруг шеи. Рассмотрим теперь этот гульдгуббер (рис. 198). У меня возникло впечатление, что на нем изображен человек, повернутый к зрителю спиной, одетый в комбинезон и имеющий маску льва; голова персонажа повернута вправо. На комбинезоне имеется также небольшой хвостик, который, однако, не заканчивается обычной для льва кисточкой. Надписи гласят: на верхней части головы при повороте вправо на 90°: ЯРА ЛИК. Следовательно, перед нами – зооморфный лик Яра в виде льва, наиболее древний (позже Яр изображался в виде тура или сокола). Зооморфное изображение не предполагает никакого человеческого костюма. Чуть ниже в виде орнамента: МИР ЯРА.

Далее я читаю часть надписей на обмотке вокруг шеи в обращенном цвете. Тут написано: ЯРА МИМ и ЯРА МИРА МИМ. Таким образом, теперь мим передает зооморфный лик бога Яра. А в прямом цвете на нижней линии обмотки можно прочитать слова: МОРЯК ЯРА, и снова МОРЯК ЯРА на проеме между левой рукой и туловищем мима, то есть традиция рекрутировать мимов из моряков не нарушена и в данном случае.

Справа на морде льва написано снизу вверх: ЛЕВ, что подтверждает мою атрибуцию. А на правом плече написано пояснение: МАСКА МИМА. На правой штанине слева имеется еще одна надпись: МИМ ЯРА. На правом ботинке вблизи подметки можно прочитать нечто новое, МАРЫ МИМ. Иными словами, мим Яра одновременно является и мимом Мары. Наконец, на левом ботинке читается надпись МИР ЯРА.

Итак, еще один гульдгуббер имеет чисто русское происхождение.

№ 94. Гульдгуббер типа принца. Этот гульдгуббер я также хотел бы рассмотреть весьма тщательно. Для удобства описания я пронумеровал надписи (рис. 199).

Надписи № 1-4: ОТ СЛАВЯН СТРАНЫ ЯРА СКАНДИНАВОВ, надписи № 5-7: К СЛАВЯНАМ СТРАНЫ ЯРА К ВАРЯГАМ. Это – весьма интересное название послания, говорящее о том, что в страну Яра или в Русь Яра, что одно и то же, поскольку слово Русь в таких контекстах как раз и означает СТРАНА, одинаково входила как страна варягов, или Вагрия, так и страна скандинавов, или Скандия. Поэтому Рюрик, получив в управление всю Ярову Русь, становился правителем не только Вагрии, но и Скандии.

Надпись № 8 гласит: ХРАМА ЯРА ЯРА МАЯК. Несмотря на свою краткость, эта надпись имеет особую ценность, ибо передает назначение гульдгубберов, которые являлись указателями на близость храма Яра. Поскольку моряки как Вагрии, так и Скандии занимались морским пиратством и грабили корабли других народов, денег у них было очень много, так что они могли себе позволить изготавливать маяки не из камня, а из чистого золота. Но небольшие, и только из тонкой фольги.

Надпись № 9 тоже важна, ибо не оставляет сомнения в источнике производства гульдгубберов: МАСТЕРСКАЯ ЯРА. Таким образом, в отличие от храмов Арконы, которые производили изображения богов, богослужебные предметы, а также карикатуры на местную светскую власть, храмы Яра Скандии штамповали маяки Яра из золота.

Надписи № 10, 11 отражают девиз: ОТ ЯРА РУСИ КА МИРУ ЯРА НА МОРЕ ЯРА. Я его понимаю так: на Балтийском море Русью Яра покрывалось не все пространство суши, поскольку существовали еще и другие народы, например германцы. Желанием русских было превратить этот уголок планеты в русскую часть света, верящую в бога Яра. Реальная история, однако, пошла в противоположном направлении.

Весьма интересны надписи № 12, 13: К ЯРУ УПЛЫЛИ ПОМОРЫ, ОНИ СКАНДИИ СКАНДИНАВЫ. Из них мы узнаем, что в Скандии издавна жили поморы – русские, заселявшие эти берега. Они-το, видимо, и были «сканды». Употребление термина «скандинавы» указывает на то, что в данный период уже появляются и иные народы. Современной параллелью этим словам являются слова: «русские», предполагающее единый этнос, и «россияне» – любые жители территории Руси. Следовательно, «скандинавы» – любые жители территории Скандии. Замечание, что поморы уплыли к Яру, свидетельствует о том, что они переместились на юг, поближе к Арконе и острову Яра. Так что по мере германского продвижения на север русские сканды уходили на юг, к территории Вагрии.

Надписи № 14, 15: МАКОЖЬ РУСИ ИМ МИЛА ЛИКОМ. Из этой фразы можно понять, что когда-то поморы Скандии не очень-то жаловали русскую ведическую религию, особенно в отношении Макоши. Теперь, по мере натиска германцев, даже Макошь им стала «мила ликом». Однако, возможно, тут имеет место иносказание, и под Макошью в действительности понимается «море Макоши», то есть Северное море, которое им теперь тоже стало родным.

Надписи № 16-19: ПАРНИ НАШИ ЯКО МИМЫ МАКОЖИ ЯНЫЯ, МОЛОДЫЯ ЯРА МОРЯ МЕЖИ ЖИТЕЛИ. Из них можно понять, что наибольшим почетом и уважением пользовались мимы, на которых во всех гульдгубберах равняются моряки, иногда становясь мимами. Заметим, что наиболее юными (ЯНЫМИ) были мимы храма Макоши. Нынешняя Дания понимается как «межа моря Яра», ибо морской пролив действительно отделяет море Яра (Балтийское) от моря Макоши (Северного).

Все надписи, которые я желал прочитать, справа от изображения на полях не уместились, поэтому я вынес их на рис. 200.

Надписи № 20-23: МОРЯ ЯРА МОРЯКИ, ЯРА МАЯКИ, ВЛАДЕЮТЬ МОРЯМИ У ХРАМА ЯРА НА СКАЛАХ И ХРАМАМИ НА МОРЯХ ХРАМЪЯНЫХЪ. Весьма важные сведения: они показывают, что на период создания гульдгубберов, в VII–VIII вв. н. э., русские поморы полностью владели Северным и Балтийским морями. Им же принадлежали и основной храм Яра, и все прочие храмы Яра на побережье. У германцев, следовательно, в этот период никакой крупной морской силы не было.

Надписи № 24, 25: МАКАЖИ И МАРЫ ХРАМА МОРЯ МИМ РОДА. Эти надписи называют персонажа, изображенного на гульдгуббере: это мим бога Рода. Но принадлежит он объединенному храму Макоши и Мары.

Надписи № 26, 27: ЯР НОНЕ МИМ И РУНОВА МИРА И МОРЯ. Пожалуй, с точки зрения автора данного текста на гульдгуббере, он написал наиболее гордое заключение: моряки моря Яра, поморы, достигли теперь берегов нынешней Франции (во времена палеолита она называлась Рунова Русь) и овладели не только морем, но и территорией Франции. Вероятно, это были как раз те «даны», которые высадились на севере Франции, в Нормандии, и позже получили имя норманнов. Если это предположение верно, то и норманны по происхождению – русские.

Таковы исключительно интересные надписи на этом золотом миме Рода.

Обсуждение. Рассмотрев четыре изображения гульдгубберов, принадлежавших датчанам и южным скандинавам, можно понять, что все они являются изделиями русских мастеров и принадлежат русским морякам Руси Яра. Никакого отношения к германцам: немцам, голландцам, датчанам, шведам или норвежцам – они не имеют. И это понятно, поскольку двумя составными частями Руси Яра были Вагрия и Скандия. А Русь Яра представляла собой, вероятно, конфедерацию этих государств.

Наиболее активными, видимо, были русские поморы на территории современной Дании (МЕЖИ МОРЯ ЯРОВА), которые в VII в. смогли овладеть Северным морем вплоть до самого его юга, современной Северной Франции.

Самой почетной храмовой должностью, скорее всего, являлась должность мима. Именно поэтому гульдгубберы изображают различных мимов, а германские исследователи отмечают, что одежды на них – явно королевские. Но в мимы шли не монахи, а моряки, которые одновременно исполняли функции хранителей храмов. Именно поэтому современные исследователи никак не поймут характер изображенных на гульдгубберах персонажей – считать ли их королями, принцами, богами или верующими. Смущает весьма нарядная одежда персонажей, а также материал гульдгубберов – золото. Однако моряки являлись пиратами, и отсюда – их богатая одежда.

Теперь становится ясным, что Рюрик, став князем Руси Яра, то есть Вагрии и Скандии, оказался наиболее могущественным из монархов, поскольку в его распоряжении оказался весь пиратский флот этих двух стран, приносящий баснословные богатства. Ясно и то, что его вполне могли сопровождать дружины не только варягов, но и скандов, также говорящих на русском языке. Правда, это случилось не в победоносном VII в., а чуть позже, в IX в., когда германцы, возможно, уже заняли какую-то часть русской территории, но и тогда Ярова Русь оставалась весьма могущественной.

И только по сравнению с богатой, процветающей Яровой Русью новгородцы, кривичи, чудь и весь могли считаться тихой провинцией с племенным строем. Заметим, что скромность местных чертогов настолько не устроила Рюрика, что он сразу велел срубить (построить) для себя новый город – Ладогу.

Продолжение статьи Зимека и комментария к ней. «Наибольшее число, по крайней мере с открытия находок в Сорте-Мулд на острове Борнхольм, принадлежит типам “парада” и “принца”. Они обычно показывают богато одетого мужчину в плаще, с волосами до плеч, изображенного в профиль, который иногда держит своего рода посох, см. рис. 195, и/или стеклянный бокал, см. рис. 191».

Гульдгуббер с бокалом мы уже рассматривали, теперь попытаемся прочитать надписи на изображении с посохом.

№ 95. Гульдгуббер в виде человека с посохом. На рис. 201, видимо, изображен моряк. На нем надета шапочка, на которой я читаю слова: наверху – ЯРА МОРЯКИ, на поперечных складках – МИМЫ, МОРСКИЯ АСЫ, РАБЫ ИЗ МАВРОВ, и на нижней кромке – ХРАМОВ ЯРА. Очевидно, что на этом гульдгуббере перечисляются все лица, которых было принято изображать на данной серии золотых пластин. Примечательно, что русскому языку было известно немецкое слово АС и что в русских храмах бывали и рабы ИЗ МАВРОВ, то есть арабы. Если речь идет о VII–VIII вв., то это были века крупных арабских завоеваний, так что арабы представляли собой весьма внушительную силу. Но лишь на юге. И их труд использовался русскими не в быту, а в храмах Яра.

На промежутках, отделяющих пряди волос персонажа друг от друга, можно прочитать ряд одинаковых надписей МОРЯКИ ЯРА, из которых я воспроизвожу только одну. На нижней кромке волос мы видим некоторое отличие: ЯРА МОРЯ КОРСАРЫ. И еще некоторое отличие возникает при чтении фрагмента между лицом и посохом персонажа в обращенном цвете: ЯРА МОРЯ КОРАБЛИ. А на складке между плечом и левой рукой можно прочитать слова: МОРЯ ЯРА ХРАМОВЫЯ ЯРА МОРЯ МОРЯКИ, то есть моряки моря Яра охраняли храмы Яра.

Внизу левой руки и вверху правой можно прочитать одно слово: СКАНДИЯ, а на верхней части левой руки – слова СМЕЛЫЯ МОРЯКИ (приятно видеть воспевание смелости русских моряков). На верхней части правой руки от локтя до кисти написано: А ИМ СКАЛЫ ЯРА НУЖНЫ. Слова СКАЛЫ ЯРА повторяются дважды и на нижней части правой руки выше локтя, тогда как ниже локтя читается текст: НА СКАЛАХ И СТОЯТЬ ИХ ХРАМЫ. Между прочим, это пояснение помогает понять, почему храм Арконы стоял на таком месте, где его постепенно поглотило море. Это была, видимо, тоже скала, которую за много веков смог подточить морской прибой.

А надписи за правой ногой и между левой и правой ногами гласят: ЯНЫЯ КМЕТЫ ЯРА, ЯРА МОРЯКИ, то есть ЮНЫЕ ВОИНЫ ЯРА, ЯРА МОРЯКИ. Так что здесь мы видим еще один маяк Яра, воспевающий доблесть юных русских моряков моря Яра.

№ 96. Гульдгуббер с женщиной. В связи со сказанным было бы крайне любопытно рассмотреть гульдгуббер с одиночной женщиной: уж женщина-то никак не могла быть моряком! Для этого рассмотрим изображение на рис. 202.

Здесь мы видим женщину в профиль с крупной головой и пучком волос в качестве прически. Надпись над пучком в прямом и обращенном цвете гласит: МАРЫ МИМА, между пучком и головой – МАРЫ МИМА, на правом глазу – МИМА МАРЫ. Итак, перед нами изображен мим женского рода – мима, носящая маску Мары. Таких надписей здесь еще несколько, они многократно повторяются.

На нижней кромке изображения в обращенном цвете можно прочитать слова: МАРЫ И МАКАЖИ ХРАМА. Следовательно, местом обитания данной мимы служил объединенный храм Мары и Макоши.

Наконец, на левой боковине внизу в прямом и обращенном цвете читаются слова: МАСКА МИМЫ, МАСКА. Тоже понятно: так выглядит мима, когда она изображает богиню болезни и смерти Мару.

№ 97. Гульдгуббер с двумя персонажами. Наконец, попробуем рассмотреть также гульдгуббер с двумя персонажами (рис. 203).

Можно почти безошибочно предположить, что тут мы встретим изображения двух мимов: Яра и Мары, или Яра и Макоши.

Обратив в цвете верхнюю часть рамочки, можно прочитать надпись: МАРЫ И МАКАЖИ ЯРА В МОРЕ, то есть МАРЫ И МАКОШИ В МОРЕ ЯРА. Здесь перечисляются храмы моря Яра, среди которых, разумеется, существовал и объединенный храм Мары-Макоши. Чуть ниже, слева, под самым верхом рамочки можно прочитать слово ХРАМ. Речь идет о храмах Мары и Макоши.

Далее информация содержится под пучком в прическе женщины, в виде столбца, идущего вертикально вниз. Первое слово тут – МАЯКИ. Нам оно уже встречалось; оно означает, что каждый гульдгуббер привлекает внимание зрителей. Чуть ниже можно прочитать слова ЯРА ХРАМА. Иначе говоря, по ним узнавали близость храма Яра.

На правой части рамочки при повороте ее на 90° влево и обращении в цвете читаются слова МОРЯ ЯРА. А под пучком мимы Мары, левее от темного столбца, находится светлый, при обращении которого в цвете можно прочитать слова ЯРА МОРЯ ХРАМЫ. В необращенном цвете здесь можно прочесть то же самое: ЯРА МОРЯ.

На диагональных полосах в месте соединения мужчины и женщины видны слова МАРЫ-МАКАЖИ, а чуть выше нижней рамочки, слева, можно прочитать слова, которые характеризуют персонажей: ЯРА МИМ, МАРЫ МИМ. Это именно то, что мы надеялись прочитать. На самой нижней рамочке опять написано: МОРЯ ЯРА.

Таким образом, на гульдгубберах с двумя персонажами представлены два мима: мим Яра и мима Мары.

Однако продолжим цитирование статьи Р. Зимека: «… или своеобразный продолговатый трубчатый объект, рис. 191, шпагу или резак, рис. 198. На некоторых выдавливаниях вроде бы показано кольцо, которое не носят, однако оно интегрировано с рисунком, рис 191. Большинство из этих объектов хорошо известно из археологических находок: стеклянные бокалы типа штуцбехеров, которые были импортированы из Франконии в Скандинавию, начиная с эпохи переселения народов и до эпохи викингов; особенно много образцов найдено в Швеции. Шпаги относятся к хорошо известному типу шпаг с кольцом, отметим и широкое использование резака с одной кромкой. Являлось ли кольцо перстнем или обмоткой, решить невозможно, поскольку многие фигуры показаны с тем и другим». Замечу, что надпись на кольце была прочитана мною, как КОЛЬЦО ВОИНА НА ХРАМЕ, то есть оно служило неким символом, удостоверяющим, что данный храм охраняется, причем охрана состоит из воинов, моряков Яра. Естественно, поскольку исследователи даже не предполагают существование поясняющих надписей, они не могут догадаться и о назначении кольца.

«Сложнее для объяснения такой предмет, как посох, традиционно интерпретируемый как “длинный скипетр” или “трубчатый объект с выступом у низкого конца”». Замечу, что и здесь объяснение было дано: «скипетр» – это символ моряков моря Яра, охраняющих храм Макоши, а трубчатый объект с выступом у низкого конца – это маска мима.

№ 98. Гульдгубберы из Сорте-Мулд. Поскольку более подробного обсуждения этих двух изображений Рудольф Зимек не приводит, постараемся прочитать на них надписи.

На рис. 204 изображен персонаж в зооморфной маске, отдаленно напоминающей голову льва, повернутую в профиль вправо. Если изображение волос повернуть вправо на 90°, можно прочитать надпись: ЯРА МОРЯ МИМ. В обращенном цвете чтение будет таким же: ЯРА МОРЯ МИМ, ЯРА МИМ, МИМ. Зато на строке, отделяющей голову от шеи, при ее повороте на 90° влево можно прочитать несколько иные слова: СЕ Я, МОРЯК ЯКО МИМ, то есть ВОТ Я, МОРЯК КАК МИМ. Таким образом данный гульдгуббер по своему содержанию ничем не отличается от предыдущих.

На нижней строке руки возле пояса написано: МОРЯК МОРЯ ЯРА, МИМ, на нижнем канте камзола: МОРЯК, а в обращенном цвете – МИМ, МОРЯК. Наконец, на правой руке между плечом и локтем можно прочитать немного новых слов: ПОМОРЬЯ ЯРА МИМ. Иными словами, поморья Скандии.

№ 99. Второй гульдгуббер из Сорте-Мулд. Еще один гульдгуббер (рис. 205) изображает мужчину с непонятным предметом. Надпись на его глазе гласит: МАКАЖИ МИМ, МОРЯК. Так что в данном случае перед нами не мим Яра и не мим Мары, но мим Макоши. Слова МИМ, МОРЯК читаются на некой дуге перед носом персонажа. А на верхней правой стороне непонятного предмета можно прочитать почти аналогичные слова: ЯРА КРАЯ МОРЯК.

Строка внизу камзола слева, перед сапогом, при повороте ее на 90° влево содержит текст: МОРЯКИ ХРАМА МАКАЖИ. Из такого рода текстов возникает впечатление, что храмы русских богов были не только религиозными центрами, но и военно-административными пунктами, обладавшими собственными военно-морскими силами.

На подошве сапога слева я читаю: ЯРА ХРАМА МАКАЖИ МИМ, а на строках между пальцами мима: МАКАЖИ ЯРА ХРАМ. РУНА ЯРА. Иными словами, храм Макоши входил в святилище Яра, как обычно, а надписи делались рунами Рода, которые позже стали называться рунами Яра. На передней кромке другого сапога можно прочитать слова: ЯРА МОРЯ МОРЯК ЯРА. Наконец, на перетяжке неизвестного инструмента написаны слова МОРЯК ЯРА МАКАЖИ ХРАМА.

Если верх неизвестного инструмента обратить в цвете (рис. 206), получится надпись А В ПЛЯС. Так что не исключено, что неизвестный инструмент может быть музыкальным.

Окончание статьи Р. Зимека. «Посох обычно такой же высоты или выше, чем его держатель, заканчивается не острием, а скорее тупым концом, поясняющим, что это не означает копье или дротик. Однако не существует деталей, показывающих на то, что могло бы облегчить решение, является ли он действительно некоторым типом длинного скипетра, который указывает на определенный вид украшений, или он мог бы быть некоторым типом предшественника металлического посоха времен эпохи переселения, известного по тем или иным находкам эпохи викингов и обычно интерпретируемого как магический зонд. И все же ряд экземпляров эпохи викингов значительно короче (менее 1 м, обычно 70 см), и, следовательно, подобная атрибуция не вполне точна. Также можно было бы спросить, есть ли некая связь его с другими упоминавшимися предметами, а именно с возможным плоским продолговатым предметом, который держат диагонально те же самые фигуры типа принцев, поскольку иногда кажется, что он имеет утолщенную часть, а иногда – что нет.

Видимо, трубчатый и часто с утолщением предмет на нескольких борнхольмских губберах очень сложно интерпретировать. Если предмет интерпретировать как трубчатый, он, должно быть, изображает короткий пульт (он слишком короток для весла), хотя это не имеет смысла для случая, когда внизу отсутствует расширение, и то же самое справедливо для восприятия его как деревянной доски, которая никак не вяжется с тем, что ее держит фигура принца. Предмет отдаленно напоминает гобой или даже английский рожок, однако не существует абсолютно никаких указаний на то, что перед нами находится музыкальный инструмент. Довольно интересно, что этот предмет обычно держат диагонально (в этом измерении он превышает 1 м) и, как показано, в соединении с сосудом. В моем сознании не хранится никакой предмет, чтобы понять это, и единственным объяснением, которое я могу дать, так это принять его за некий инструмент для разливания вина (или чего-то жидкого) из бака. Обычно он изображен в сопровождении полного бокала, который держит другая рука фигуры, однако до тех пор, пока такой предмет не будет извлечен из земли, это, конечно, невозможно доказать.

Следует отметить, что сосуд, рис. 191, и более длинный контейнер, показанный на рис. 198, имеют один или два “язычка”, тянущиеся от них в виде брызг. Хаук интерпретировал протуберанцы от длинного контейнера как арку корабля “скизблазнир”, давая нечто вроде далекого объяснения, которое зависит от атрибуции мужской фигуры в качестве бога Фрейра, и полностью игнорируя “брызги” на стеклянном кубке, к несчастью, не являющемся закругленным кораблем (я же вовсе не могу выявить “символ волн” Хаука, которым он подкрепляет данную интерпретацию). Более вероятно, что “язычки” или “брызги” на обоих типах контейнеров помещены для одного и того же сообщения, а именно: контейнер полон или даже переполнен жидкостью.

Можно также принять, что мы не знаем, какая жидкость была действительно налита в бокалы и контейнеры. Доказательства из литературных параллелей к держащим горны женщинам на гульдгубберах и аналогичные представления заставляют нас думать, что в контейнерах находится мед. Хотя пиво и эль также разливались в горны, вероятно, именно вино наливалось в бокалы; вино импортировалось из Франконии, так что и бокалы, и вино были предметами роскоши и не только использовались по прямому назначению, но также обладали связанным с ними социальным престижем. Мы избежали отсутствия упоминаний в прежних интерпретациях того, что гульдгубберы, которые были найдены в Халланде и Борге на Лофотене (центральная колонна большого зала) вместе с некоторым количеством стеклянных изделий, могли служить той же функции, что и бокалы, изображенные на губберах. Источник большинства находок гульдгубберов – Сорте-Мульд на Борнхольме – содержал также наиболее важную находку из всех стеклянных предметов эпохи миграции в Северной Европе, так что как в Хельге, так и в Экеторпе на Еланде высокая концентрация импортных стеклянных вещей сопровождала гульдгубберы. В Лундеборге стеклянные бусы и масса других стеклянных предметов были найдены на месте 1 (датировано как 200–400 гг.) так же, как на месте 2, восходящих к эпохе переселения народов [240, с. 333, 335]. Следовательно, мы можем предположить, что во многих случаях мужская фигура держит стеклянный бокал, а не горн, и этот факт исключительно важен, даже если мы не имеем ключа для выяснения роли стеклянных предметов в данном культовом контексте. (Выше я дал возможную интерпретацию предметов, находящихся в руках у персонажей, и она не совпадает с трактовкой Р. Зимека. – В. Ч.)

Была ли фигура, держащая бокал, человеческой или божественной, наполненный стеклянный сосуд приводит к выводу о том, что ею передавалась идея полноты жизни и богатства. Соответствующее чувство передано в 23-м псалме: “Вы готовите для меня стол на глазах у врагов; вы умащиваете мою голову маслом; мой сосуд переполнен”.

Это чувство определенно может быть сохранено посредством идеи о неком защитнике, но оно не отвечает на вопрос, является ли изображенное существо защищающим, подающим богом, или же стороной, принимающей эти дары. Богатые одежды предполагают, что в любом случае перед нами – не простой верующий, как можно было бы подумать, но, возможно, король или высокопоставленный священник. Не следует забывать, хотя это не тема данной статьи, что большинство одиночных мужских гульдгубберов происходит из фактического или предполагаемого культового центра в Борнхольме, тогда как двойные гульдгубберы и даже одиночные, но женские губберы разбросаны гораздо сильнее.

На сегодня все три интерпретации положения и действительных имен мужских фигур на гульдгубберах предложены Карлом Хауком. В одной из ранних статей он предположил, что одиночные мужские фигуры гульдгубберов были изображениями Одина; основана эта теория была на действительно поразительном соответствии между “зовущим” жестом двух губберов из Сорте-Мулд, Борнхольм [206, с. 543], с рядом золотых брактеатов, персонаж которых давно был идентифицирован им как Один. Эти фигуры, у которых левая рука поднята ко рту во время зова или крика, поразительно отличаются от других мужских губберов, изображающих обнаженных (или полуобнаженных) мужчин в некой динамичной позе, как бы идущих вперед, крича и поднимая правую руку либо до уровня груди, либо до уровня посоха. Кажется, что эти фигуры вплотную примыкают к “танцующему” типу одиночных губберов и таким образом, несмотря на разительное сходство с брактеатами, по моему мнению, изображают простых верующих (или их представителей – священников), вовлеченных в танец, чтобы умилостивить богов; в этом случае зовущий жест следует интерпретировать как имитацию мифологического воздействия на бога (в данном случае – исцеляющего). Также можно предположить, что жест означает приветствие или принесение клятвы, хотя я думаю, что найденная Хауком связь с подобным жестом на брактеате безупречна.

В той же самой статье Хаук предложил идентификацию мужчины на двойном губбере как Фрейра, далеко идущую теорию, с которой я имел дело в другом месте и которую он позже распространил в другой статье до такой степени, что бог с горизонтально расположенным сосудом для питья у него стал упомянутым Фрейром, а сосуд в качестве контейнера питья – кораблем “скизблазниром”. Как идентификация сомнительной фигуры в качестве Фрейра, так и расширительные свойства корабля “скизблазнира” – литературное дополнение XIII в. – полностью неприемлемы.

Третья интерпретация, предложенная Хауком, имеет дело с одиночным губбером типа “принца”, обычно держащего посох. Используя свидетельства Адама Бременского, описывавшего храм предположительно в Уппсале (написано около 1070 г.), он идентифицировал фигуру со скипетром как Тора, поскольку Адам приравнивает Тора к Юпитеру и описывает его как держащего скипетр. Идентификация в качестве Тора держателя посоха на первый взгляд кажется наиболее правдоподобной из всех трех атрибуций Хаука, сделанных до сих пор, однако даже здесь мы должны спросить, можно ли описание XI столетия так легко переносить на гульдгуббер, использовавшийся в VII столетии, и это предполагает, что посох не обязательно был скипетром, а мог быть чем-то иным. Кроме того, Тор во всей иконографии эпохи викингов показан с молотком, а не с посохом, что делает всю последующую атрибуцию только по Адаму весьма нежелательной.

Таким образом, Хаук приходит к нескольким богам, изображенным на гульдгубберах, а именно к Фрейру на двойных губберах и некоторых одиночных губберах, Одину на двух редких одиночных губберах и Тору на большинстве одиночных губберов в “парадном” виде. Смысл, лежащий в основе его попыток увидеть на фигурах богов, заключен в гипотезе, которую я отказываюсь принять: “Только боги и обожествленные аристократы были достойны воплощения во времена переселения народов и времена Меровингов”. Я считаю полностью неприемлемым положение, что только боги и обожествленные аристократы были достойными отображения, поскольку другие иконографические источники, такие, как камни с рисунками Готланда и даже чуть более поздние ковры эпохи викингов, рунические камни и произвольные предметы (подобные Франкскому контейнеру) служат доказательством этого. По крайней мере, каждый должен отдавать себе отчет в том, что мифологические сцены даже тогда достойны иконографии, когда они содержат иные фигуры, кроме богов и полубогов, например, посвященных, его последователей и, возможно, даже представителей тех или иных ролей (включая фигур героической поэзии).

Однако Хаук правильно указывает на один из аспектов культа в VII столетии, который выявляется в основной области распространения гульдгубберов: в Гудме-Лундеборге власть (что отразилось в необычно длинных (до 47 м) домах поселения гавани) и богатство (представленное в огромной массе золота и других драгоценностей, найденных в этой области) указывают вместе с именами мест (Gudme < *gudheimr, Gudbjerg < *gudberg, Albjerg < *alƀerg, Galdbjerg < *gjaldberg, Gurann < *gudrann, Guaaker < *gudakr) [186, с. 41–55] вокруг комплекса Гудме и Лундеборга на двойные религиозно-политические функции правителей Фюна. Чтобы описать их как “королей-магов в качестве господ, приносящих жертвы”, должно прозвучать нечто грандиозное, однако то, что эти господа исполняли двойные функции правителей и священников (или, по крайней мере, организаторов и наблюдателей культа, предшественников богов, godar), представляется вполне допустимым. Открытие огромного зала в Борге на острове Лофотен длиной в 74 м указывает на подобную социальную структуру. Мелкие правители, кажется, должны были править независимо также и на Борнхольме (согласно англо-саксонской хронике Вульфстана IX столетия), и в религиозном центре вокруг Гудхайма, который с 300 по 900 г. был доминирующим поселением Борнхольма. Правители Хельге так же, как и руководители Слеинге на Халланде (аттестованные терминами “ферма магната и культовые места”), вероятно, должны были наслаждаться независимостью внутри Шведского королевства. Из находок в этих поселениях становится ясно, что они были богаты, а гульдгубберы и брактеаты говорят о том, что их правители принимали участие в культе и были заинтересованы в этом.

Эти правители-священники определенно не обладали таким самомнением, чтобы изображать себя в роли богов, или в роли пропагандистов культа на гульдгубберах типа “принца”, или как людей верующих, просящих помощи в их божественной роли, как показано в свадебных сценах на двойных губберах (покоившихся как в Борге, так и в Слеинге), или взывающих о нынешней защите их предшественниц-женщин, которых иногда называют матронами. Таким образом, вопрос о том, отражают ли гульдгубберы богов, королей, священников или верующих, вероятно, несостоятелен. Правителей-священников, чьи реальные имена в действительности не так важны, изображали как богов, созданных по их собственному имиджу, поскольку они брали на себя роли этих богов для защиты практических культов в пределах их юрисдикции. Не приходится сомневаться в том, что, поскольку они были верующими в этих богов, им была гарантирована непрерывность власти и богатство.

Следовательно, у нас нет необходимости проводить различие между богами, королями, священниками и верующими: возможно, что фигуры, изображенные на гульдгубберах, представляют собой все четыре группы одновременно. Или, другими словами, вожди, эти могучие представители богов на земле, использовали изображения современных им правителей и священников, также как и их предшественников, чтобы выразить их единство. Если это так, то это так же существенно и для предметов, изображенных на золотых губберах, так что, соответственно, мы не должны искать эквивалентов атрибутов богов эпохи викингов в рисунках эпохи переселения народов. Поскольку сами фигуры показывают одновременно и правителей, и богов, указанные предметы, скорее всего, являются публичными, характерными для культа VII в., который находился, согласно гульдгубберам, в руках божьих, а также их земных представителей. Мы не можем сделать выводов из иконографии VII столетия о состоянии религии эпохи викингов, но можем принять то, что они отражали реальность религии эпохи переселения».

Обсуждение. Статью Рудольфа Зимека я привел целиком. Из нее видно, что, хотя немецкие исследователи и не единодушны в принятии персонажей гульдгубберов в качестве германских богов, однако они не сомневаются в том, что перед нами германские древности. И хотя Р. Зимек правильно призывает не смешивать древности VII в. с реалиями XI в., он все же не видит возможности иной атрибуции губберов, кроме германской. Поэтому я постарался проанализировать ВСЕ приведенные им иллюстрации, и ВСЕ они без исключения подписаны по-русски.

Что же касается понимания Р. Зимеком персонажей как сложных для рассмотрения и совмещающих в себе черты и богов, и королей, и жрецов, и верующих, тот тут он прав. Мимы храмов – это наиболее почитаемые после жрецов священнослужители, так что они одновременно и изображают богов (как бы боги), и являются священниками, и оказываются в качестве пиратов очень богатыми (как бы короли), и являются в качестве моряков верующими. Поэтому здесь я целиком на стороне Зимека.

Вместе с тем понимание изображений только как картинок, где интерес представляют предметы в руках персонажей, для меня недостаточно научен. Тексты, вписанные в данные изображения, археологи, к сожалению, не читают. Именно это и повлекло за собой ошибку в весьма профессиональной статье Р. Зимека – ошибку в этнической атрибуции находок. Да, они принадлежат скандинавам, но скандинавам русского происхождения. И это – самый главный вывод из всего нами рассмотренного.

Выводы из исследования пусть большой, но однородной группы гульдгубберов хотелось бы подтвердить хотя бы одной находкой предметов иного рода, и желательно XI в. Такая возможность имеется.

Ножны мечей XI в. Здесь мы перейдем к статье В. Н. Зоценко из Киева. В ней говорится: «Среди наконечников ножен мечей, обнаруженных на территории между Черным и Балтийским морями, выделяется немногочисленная, но довольно выразительная серия. Эти наконечники объединяют близкая техника изготовления и оформление венца и нижней части изделия. Их корпус изготовлен из листового серебра. Высота наконечников от 181 до 226 мм. Нижние их части представляют собой напаянные колпачки. По венцу идет также напаянная орнаментальная полоска [54, с. 35]. Из шести рассмотренных в статье наконечников особый интерес представляет № 6: «Окксарве, приход Хемсе, Швеция (о. Готланд), изогнутый, но с полностью восстанавливаемой высотой образец в кладе самого начала XI в. [205, с. 23–25]» [54, с. 35–36].

Далее следует описание ножен из других мест, и завершается описанием ножен из Окксарве: «Орнаментика наконечника из Окксарве выполнена в иной манере. Его нижний колпачок имеет подромбическое очертание, боковые кромки обрамлены широким рантом с двумя восходящими линиями. Такой же рант, но с одной центральной бороздчатой линией, имеется и на конце. Вершины накладных деталей завершались зооморфными масками с выраженными ушными и челюстными складками, глазными яблоками, широким округлым носом с подчеркнутыми ноздревыми углублениями. При этом верхняя маска напаивалась отдельно. На одной из сторон корпуса имелось граффити в виде перекрещивающихся мечей с четко означенным трехчастным навершием рукояти. По очертаниям навершия изображенные мечи могут быть отнесены к типам Т, V, W по Я. Петерсону» [54, с. 37].

№ 100. Ножны из клада в Окксарве. Теперь рассмотрим изображение ножен (рис. 207) [54, с. 37, рис. 2] и попытаемся прочитать надписи.

Сначала рассмотрим вершину накладной детали в виде зооморфной маски. На правом ухе в обращенном цвете можно прочитать мелкую надпись: МОРЯКА ЯРА МОРЯ, то есть как раз те слова, которые мы ранее читали на золотых гульдгубберах. На лбу маски читаются слова: МЕЧ РОДА. Таким образом, в начале XI в. моряки моря Яра носили не короткие кинжалы (кортики), а длинные мечи, посвященные богу Роду. На левом ухе в обращенном цвете читается слово ЗАСОЛЕНЫЙ, выполненное одиночными буквами, и слово ХРАМА, читаемое в перевернутом на 180 виде и выполненное жирным шрифтом. Ниже на лбу можно прочитать слово ЯРА. Такова первая смысловая группа надписей.

Далее можно прочитать над правым глазом и вокруг него: МИМ, РУКА ЯРА. Таким образом, моряк опять по совместительству оказывается мимом бога Яра. На левой каемке (второй сверху) написаны слова: МИМА ЛИК У МИМА, тогда как на волнистом продолжении этой надписи в обращенном цвете можно найти завершение фразы: ЯННА У МУЖА МАКАЖИ. Это означает: МИМА ЛИЦО У ЮНОГО МИМА, МУЖЧИНЫ МАКОШИ. Таким образом, мы узнаем, что данный меч давался юным мимам храма Макоши.

На нижнем колпачке в обращенном цвете можно прочитать слова РОДА МЕЧ ДЛЯ ЯРА. Внизу повторяется слово РОД. Таким образом, надписи на нижнем колпачке дублируют сообщения на зооморфной маске.

Пожалуй, самые интересные надписи находятся на завернутой нижней части ножен. Слева в обращенном цвете можно прочитать слова МОРЯК ХРАМА РОДА, то есть она уточняет, к какому именно храму из святилища Яра относится данный мим и моряк. А в самом низу читается текст ДОБУДЕТ ЯРУ РОД МЕЧОМ ОСТРЫМ МИР СВОЕЙ ЯРА СТРАНЕ. Великолепный девиз, хотя выявить его из хитросплетения линий было очень сложно. Наконец, читаются слова МАСТЕРСКАЯ ЯРА – обозначение места, где был изготовлен меч Рода и его ножны.

Я также читаю надпись в виде граффити на ножнах (рис. 208). Она гласит: ПО ВОЛЕ И РАДИ ЯРА, и написана отчасти руницей.

Таким образом и этот меч, найденный в нынешней германской Скандинавии, на шведском острове Готланд, оказался русским как с точки зрения его производителя (надписи на самих ножнах), так и с точки зрения его пользователя (граффити на ножнах). Никаких следов германской письменной традиции тут нет. Таким образом, и в XI в. так называемые скандинавские изделия были русскими.

Этот вывод подтверждает и автор статьи В. Н. Зоценко: «На основании изложенного материала становится вполне вероятным предположение, что высокие наконечники ножен мечей во второй половине X–XI в. изготовлялись мастерами двух восточноевропейских центров оружейного производства. Один из них находился в Среднем Поднепровье, скорее всего, в Киеве. Второй – в Юго-Восточной Балтии, вероятно, на Нижнем Немане в скалово-прусском (самбийском) пограничье» [54, с. 47].

Промежуточный итог. Рассмотрев скандинавские гульдгубберы, относящиеся к VII – началу VIII в. н. э., а также ножны меча начала XI в. с о. Готланд, можно однозначно сказать, что эти изделия были изготовлены русскими и для русских. Все они предназначались для моряков моря Яра (нынешнего Балтийского) и отчасти для моряков моря Макоши (нынешнего Северного). Гульдгубберы дают понять, что Русь Яра помимо Вагрии включала в себя еще и Скандию, то есть нынешние Данию, Норвегию и Швецию в их наиболее заселенных южных частях.

Сами гульдгубберы были сделаны из золотой фольги, иногда с последующим теснением, и изображали весьма состоятельных моряков, которые одновременно являлись и мимами соответствующих храмов – Яра, Мары или Макоши. Отсюда их роскошные одеяния, их дорогая стеклянная посуда и другие признаки далеко не бедной жизни. А меч считался наследием Рода, хотя был изготовлен в мастерской храма Яра.

Из этого рассмотрения 10 изделий скандинавов однозначно следует, что Рюрик как князь Киевской Руси, взяв в свою дружину помимо варягов еще и скандинавов, окружил себя исключительно русскими. Поместить наряду с ними еще и скандинавов германского происхождения он не мог чисто физически – их в IX в. просто не было.

Таким образом, весьма многочисленные рассуждения нынешних исследователей о том, что вместе с варягами и скандинавами на Русь Славян проникли совершенно иные, западноевропейские веяния и чуждая культура, лишены основания. Археология и эпиграфика свидетельствуют об обратном – о полном господстве русских как в Вагрии, так и в Скандии, то есть во всей Яровой Руси.

ПОДТВЕРЖДЕНИЯ РУССКОЙ АРХЕОЛОГИИ

На первый взгляд противоречат сказанному данные русской археологии, а именно: находки в северных русских городах скандинавских древностей, которые считались принадлежащими скандинавам германского происхождения и чуждыми русским. Особенно много их было найдено в Новгородском Рюриковом городище (монографию о его раскопках написал Е. Н. Носов [95]). В данном разделе я постараюсь проанализировать древности, опубликованные в его книге. К большому сожалению, в ней не приведены хорошие фотографии древностей, вместо них сделаны прориси, которые наиболее информативные части изображений передают штриховкой. Из-за этого достоверность чтений несколько снижается.

История вопроса. В 1922 г. А. А. Спицын отметил наличие на Городище «норманнских древностей», никак их не комментируя [127, с. 7]. В 1965 г. Г. Ф. Корзухина детально рассмотрела отливку фибулы, найденную на Рюриковом городище С. Н. Орловым [66, с. 45, 46, рис. 22]. От фибулы сохранилась часть, представляющая собой голову мужчины, ниже которой располагалась другая, меньшая голова, по-видимому, животного. Отливка получилась неудачной и была выброшена. Аналогия фибуле имеется в материалах Гнёздова. Стилистически и по своему сюжету: животное, пожирающее человека, – фибула близка кругу памятников Скандинавии X в., но застежек подобной формы там найдено не было. Г. Ф. Корзухина предположила, что данный тип фибул сформировался в Восточной Европе. Она также поставила вопрос: кем была сделана эта фибула нордического типа – скандинавским литейщиком, поселившимся в Приильменье, или местным жителем, усвоившим стиль заморских украшений? Позднее, упоминая вновь городищенскую находку, Г. Ф. Корзухина прямо писала, что изготовление скандинавообразных фибул было налажено на Рюриковом городище, а в Гнёздове оказалась отливка этой мастерской» [67, с. 40].

Рассмотрение рада находок. Е. Н. Носов приводит в качестве примера ряд находок на Городище. Пока рассмотрим три из них. Изображения заимствованы из [95, с. 157, рис. 62], где имеется подрисуночная подпись: «Городище. Украшения скандинавских типов IX–X вв. (коллекция подъемного материала)».

№ 101. Первое украшение. Украшение 1 представляет собой целое изделие с маской животного слева (рис. 209).

E. Н. Носов характеризует его так: «Необходимо упомянуть имеющуюся в коллекции подъемного материала бронзовую позолоченную застежку размерами 3,1 × 3,3 см, выполненную в довольно глубоком рельефе в виде фигуры зверя с головой, повернутой в профиль, и двумя связанными или переплетенными конечностями (рис. 62, 1). На ее обратной стороне имеется стерженек для закрепления иглы и приемник, а также ушкодержатель для цепочки. Точно такая же застежка, но чуть меньших размеров (2,9 × 2,9 см), известна нам из погребения № 857 могильника Бирки» [184, с. 353; рис. 304, б]. Ухо животного содержит надпись ВАРЯГ, выполненную как тень от выпуклого предмета. За головой видна поднятая вверх правая лапа, на которой (после поворота на 90° влево) также в виде тени можно прочитать слова: МОРЯК ЯРА. На фрагменте за лапой, также в качестве тени, начертан текст: НА ЯРА МОРЕ. Наконец, тень на центральной нижней части тела может быть прочитана как слова: МИМ ЯРА ХРАМА. Таким образом, по характеру надписей данная находка ничем не отличается от скандинавских гульдгубберов, однако в ней речь идет не о скандинаве, а о варяге. Следовательно, варяги действительно пребывали на этом месте именно в век призвания Рюрика на Ярову Русь. К сожалению, археологи не различают норманнов, скандинавов и варягов. Указание на находку аналогичного предмета в Бирке говорит о том, что и в Бирке жили русские скандинавы, которые охотно покупали изделия варягов.

№ 102. Второе украшение. Украшение 2 (рис. 210) представляет собой маску животного, которое можно атрибутировать как корову. Корова являлась одной из зооморфных ипостасей богини Мары, так что уже по внешнему виду это украшение можно было бы отнести к русским. Попытаемся подтвердить нашу атрибуцию эпиграфическими данными. Так, тень на правом роге коровы гласит: МИМА ЯРА. А над левым глазом маски правее отверстия можно прочитать слова МИМА МАРЫ. Таким образом, данное украшение принадлежало женщине, миме богини Мары, чей храм входил в святилище Яра. Поэтому мима считается служительницей и Яра, и Мары одновременно.

На лбу у маски над отверстием можно прочитать слово ПИРАТ, а на обратной стороне отверстия на тыльной стороне украшения имеется дополнение: ЯРА МОРЯ. Таким образом, женщины в то время также занимались морским разбоем.

№ 103. Третье украшение. На украшении 3 (рис. 211), представляющем собой ромбический фрагмент какого-то более крупного предмета, можно прочитать на правой «заклепке» слова ЯРА МОРЕ, а на обведенном рамочкой участке после его поворота на 90° вправо – слово МАРА. Возможно, что такое украшение полагалось служительнице богини Мары – миме.

Все три находки скандинавского типа однозначно говорят о том, что они принадлежали русским, причем одна из них – не скандам, а варягам.

Продолжение исследования Е. Н. Носова. «В 1972 г. М. Д. Полубояринова опубликовала еще одну находку скандинавского типа из подъемного материала с Городища – свинцовую голову дракона с открытой пастью и закрученным языком [106, с. 222, 223, рис. 2]. Изображение плоское, двустороннее, с петлей у шеи и коническим углублением в основании (рис. 62, 5). Находка не привлекла внимания ни советских, ни скандинавских исследователей. Почти такая же, как на Городище, морда дракона, только отлитая из бронзы, происходит из поселения в Бирке. Дракон из Бирки, являвшийся оковкой ларца, выполнен в младшем еллингском стиле и не имеет аналогии в памятниках Скандинавии [188, с. 167, 172 – 174, рис. 56]» [95, с. 156].

№ 104. Четвертое украшение (фрагмент). Здесь мы рассмотрим еще один сохранившийся фрагмент украшения [95, с. 157, рис. 62, 4] (рис. 212). На верхних «заклепках» и между ними можно прочитать слова РОДА ХРАМ, РУСЬ ЯРА и БЕРЕГ РОДА. Последнее словосочетание встречено нами впервые.

№ 105. Пятое украшение. На рис. 213 как раз изображена найденная М. Д. Полубояриновой свинцовая голова дракона. По русской иконографии любая голова дракона представляет собой зооморфный лик Перуна, который часто помечался надписью ГАД. Подобная надпись, именно: ГАД, скрывается в штриховке нижней части шеи, что подтверждает нашу атрибуцию. Блики на шее при повороте на 90° вправо и обращении в цвете образуют надпись ЯРИН МИМ, тогда как на гребне в штриховке можно дважды прочитать слова ХРАМ ЯРА. За все время исследований нам ни разу не встретилось упоминание храма Перуна. Нет его и на данном изделии. Приходится сделать вывод о том, что почитание Перуна происходило в рамках святилища Яра без выделения Перуну отдельного храма.

«Приведенными материалами вплоть до первых публикаций последних раскопок и исчерпывались данные о следах скандинавской культуры на Рюриковом городище. Сейчас целесообразно суммировать все новые сведения» [95, с. 156], заканчивает Е. Н. Носов свою историю вопроса. Как мы видели, все пять украшений скандинавского типа принадлежали русским из Скандии, причем одно из них – русским варягам.

Подвески с руническими надписями. Неоспоримым доказательством присутствия на Рюриковом городище скандинавов германского происхождения явилось бы обнаружение там изделий с руническими германскими надписями. Такие предметы на первый взгляд действительно были найдены (рис. 214). Вот что говорит об этом Е. Н. Носов: «Одними из самых значительных находок последних лет являются две бронзовые подвески с идентичными руническими надписями (рис. 47). Одна из них происходит из заполнения комплекса № 45, вторая обнаружена рядом с ним в культурном слое ([95], с. 124, рис. 47. – В. Ч.). Очень важно, что подвески встречены хотя и в различных стратиграфических условиях, но в одном месте раскопа. Указанный факт неоспоримо свидетельствует, что обе они были утеряны одновременно и, вероятно, одним человеком.

Стратиграфия залегания подвески, обнаруженной при разборке культурного слоя, ничего не дает для ее датировки, поскольку слой здесь сильно перемешан вплоть до материка. Гораздо больший интерес в этом плане представляет подвеска из заполненного комплекса № 45. Наряду с ней в заполнении найдены 64 фрагмента раннегончарной керамики и три обломка лепной. Подобное соотношение лепной и раннегончарной посуды, судя по раскопкам в Новгороде, Ладоге, на Городище, характерно для второй половины X – рубежа X–XI вв. Этим временем и следует датировать городищенские подвески.

Знаки на обеих подвесках процарапаны от верхнего до нижнего края и занимают всю поверхность. Они исполнены четко и уверенно, резы глубоки и отчетливо видны. По своему начертанию знаки, бесспорно, принадлежат к скандинавскому младшеруническому алфавиту, хотя их графика значительно усложнена по сравнению с обычными рунами.

По форме подвески аналогичны металлическим амулетам, происходящим из скандинавских стран: из Роскильде (Дания, о. Зеландия, XI в.), Сигтуны (Швеция, Упланд, середина XI в.), Хёгстны (Швеция, Вестеръётланд, XII в.), и с территории СССР: Старая Ладога (вторая половина X в.) [83, с. 210–222]. Поэтому есть все основания полагать, что подвески, найденные на Городище, также являются амулетами, а надпись содержит магическую форму [95, с. 156-157].

Заметим, что прорись здесь передает только качество знаков надписи, но совершенно не отражает характер поверхности пластины. Однако даже при таком воспроизведении амулетов отчетливо видно, что они относятся к совершенно другой культуре изготовления металлических украшений: на них отсутствуют «заклепки», ромбики, переплетения кривых линий, обрамляющих изображение, и т. д. Данное изделие строго функционально и просто бедно в эстетическом отношении. Однако это несоответствие подвесок стилю других находок ускользнуло от исследователя, и Е. Н. Носов не написал об этом ни строчки.

«Знаки на подвесках отчетливо распадаются на две группы. 1–11 знаки (нумерация на рис. 47 слева направо) представляют усложненный вариант обычных рун, 12-й знак по своей графике идентичен знакам, широко употреблявшимся в рунической тайнописи (так называемые ветвистые руны). Детальное описание каждого знака, их интерпретация и аналогии приводятся в моей совместной с Е. А. Мельниковой статье. Вариант перевода надписи, предложенный Е. А. Мельниковой, следующий: ДА НЕ БУДЕШЬ ТЫ ЛИШЕН МУЖСКОЙ СИЛЫ! Здесь необходимо сделать одно пояснение. В публикации при описании подвески из ямы мы отмечали наличие знаков на внешней и внутренней ее сторонах, но полагали, что поскольку “обратная сторона подвески сильно повреждена коррозией”, то “идентифицировать знаки не представляется возможным” [83, с. 210, 211]. В дальнейшем, однако, реставраторам Эрмитажа удалось расчистить и обратную сторону, на которой проступила целая руническая надпись.

Находка подвесок интересна и в рунологическом, и в культурно-историческом, и собственно в историческом отношениях. Особые, не встречающиеся ранее способы усложнения (зашифровки) надписи с использованием магических знаков указывают не только на активное владение письмом человека, процарапавшего надпись, но и на внутренние возможности развития самого письма, его динамичность.

Подобные амулеты могли использоваться лишь скандинавами. Находки парных амулетов – случай, не имеющий аналогий, – позволяет высказать предположение, что надпись на одной из подвесок была скопирована с другой. Скорее всего, именно об этом говорят незначительные различия в самих надписях: на первой подвеске все знаки выполнены очень четко, без каких-либо отклонений и ошибок; на второй в знаке 8 недостает одной нижней ветви (слева); в знаке 1 левая петля, удваивающая руну, прочерчена дважды. В целом же на второй подвеске надпись выполнена менее тщательно: почти все левые ветви пересекают стволы, правые – начинаются чуть правее стволов, руны 4 и 5 почти сливаются, расстояние между их ветвями исчисляется долями миллиметра. Эти отличия не влияют на чтение надписи, но показывают, что человек, вырезавший надпись на второй подвеске, либо был менее опытен в рунописи, либо спешил. Но в любом случае этот человек владел руническим письмом и находился на самом Городище. Если место изготовления первой подвески неизвестно (она могла быть сделана и в Скандинавии, и в Старой Ладоге, и на самом Городище), то вряд ли можно сомневаться, что вторая была изготовлена прямо на месте, причем, видимо, к заказчику не попала, так как вместе с ней оказался утерянным и оригинал, с которого она сделана» [95, с. 157–158].

На первый взгляд Е. Н. Носов прав, и находки подвесок однозначно свидетельствуют о наличии на Городище скандинавов германского происхождения. Однако не будем торопиться с выводами и рассмотрим подвески более внимательно. Это сделать вполне возможно, если привести подлинную фотографию хотя бы левого фрагмента первой подвески [86, с. 440, рис. 29, Б] (рис. 215).

№ 106. Первая подвеска. Теперь рассмотрим более мелкие фрагменты. На фрагменте 1 можно прочитать слова МОРЯК ЯРА МОРЯ, что сразу роднит данную надпись с надписями на гульдгубберах. Надпись на фрагменте 2: МОРЯК ИЗ ЯРА (МОРЯ). Текст надписи на фрагменте 3: МОРЯКИ. Четвертый фрагмент весьма обширен, и я читаю только часть его слов: ХРАМ ЯРА, РУСЬ ЯРА, МОРЕ ЯРА. Прочитанного уже вполне достаточно, чтобы понять, что если данная подвеска и принадлежала скандинаву, то только русского происхождения.

Наиболее впечатляющими оказываются два последних фрагмента. На пятом фрагменте можно прочитать слова: МАСТЕРСКАЯ ЯРА. Эта надпись снимает последние сомнения в русском происхождении подвески. Последняя надпись, на фрагменте 6, оказывается неожиданной удачей. Этот фрагмент – часть вертикальной строки, идущей вдоль возможной линии и сгиба подвески. Он гласит: МИМ РЮРИКОВЪ. В данном случае буквы Ю и В с Ъ выписаны настолько четко, что не оставляют ни малейшего сомнения в правильности чтения. Из надписи мы узнаем три важные вещи: 1) у Рюрика имелся собственный мим (обычно мимы служили в храме); 2) этот мим какое-то время находился в Городище и 3) подвеска принадлежала именно ему. Таким образом, данная подвеска оказывается не просто русской, но и принадлежащей не скандинаву, а варягу Рюрика.

Еще раз отметим, что шестой фрагмент содержит сенсационные слова; к тому же притяжательное прилагательное РЮРИКОВЪ написано с твердым знаком. Это означает, что традиция написания твердого знака в конце слова восходит к X в. н. э. Но данная надпись означает и другое: основная надпись на подвеске якобы германскими рунами могла быть атрибутирована неверно, реально мы имеем надпись русскими рунами, которых археологи не только не знают, но и знать не хотят.

Сравнение двух чтений. Для того чтобы решить проблему основной надписи, необходимо сравнить два чтения: Е. А. Мельниковой, относящей надпись к германской, и мое, считающего ее русской. Начать целесообразно со стороны А. Вот что пишет об этом Е. А. Мельникова: «Бронзовая подвеска трапециевидной формы с закругленным верхним краем, где пробито отверстие для подвешивания диаметром 2 мм, в которое продето бронзовое колечко (диаметр – 1,2 см) с завязанными концами. Ширина подвески от 1,6 см (в верхней части) до 2,15 см (в нижней), длина 5,8 см. При находке подвеска была согнута в середине и расправлена при реставрационных работах в Государственном Эрмитаже.

Подвеска найдена в 1983 г. при многолетних археологических исследованиях под руководством Е. Н. Носова Городища под Новгородом (ныне в черте г. Новгород), вошедшего в литературу под именем “Рюрикова городища”. Она обнаружена одновременно с амулетом 2 во время раскопок центральной, возвышенной части памятника в 45 м к югу от церкви Благовещения. Подвеска 1 находилась в заполненной, округлой в плане хозяйственной ямы (диаметр – 1,2–1,4 м, глубина – 0,5 м), вырытой в материке (кв. 121, 122). Наряду с подвеской в заполнении хозяйственной ямы встречены железный ледоходный шип, 64 фрагмента раннегончарной керамики и 3 обломка лепной. Подобное соотношение лепной и раннегончарной посуды, судя по раскопкам в Новгороде, на Городище и на других поселениях Поволховья, характерно для второй половины X – рубежа X–XI вв. Этим временем и следует датировать попадание в землю городищенских подвесок.

На вогнутой, сильно поврежденной коррозией стороне А при первоначальном просмотре с трудом можно увидеть стволы нескольких рун. После реставрации, когда пластинка была разогнута, а патина удалена, значительная часть поверхности стала доступна для исследования, и на ней была выявлена надпись, состоящая, вероятно, из 12 знаков. Надпись на стороне А содержит по крайней мере четыре старшие руны (1, 2, 3, 11) и один своеобразный знак, вероятно, ветвистую руну (12). Остальные знаки являются коротковетвистыми рунами.

Сочетание старших и младших рунических знаков в одной надписи встречается в памятниках переходного периода и вплоть до IX в., когда на Рекском камне часть текста выполнена старшими рунами, и несколько старших рун вкраплены в младшерунический текст. В надписях X и более позднего времени старшерунические знаки употребляются крайне редко и в функции идеограмм, а не графем. Поэтому можно предполагать, что мастер, изготовивший амулет с надписью А, следовал традиции, существовавшей в раннюю эпоху викингов, причем по преимуществу в восточном Эстеръётланде, ареале “рёкских” рун» [86, с. 180–181].

Далее идет описание всех 12 рун и говорится: «Таким образом, чтение надписи имеет два равно вероятных варианта: g varr I farland t – “g защищенный [на пути] в опасную землю (или в опасной земле) t” и g varr I farland t – “g защищенный во время морского путешествия t” или “g защищенный [на пути] в отдаленную землю (или: в отдаленной земле) t”. Надпись состоит из инвокации, обрамляющей текст: g… t “Бог (или боги)… Тюр” и самого заклинания. Обе его интерпретации позволяют считать, что амулет был предназначен для путешественников, собравшихся в дальний путь.

Мне неизвестны амулеты, специально предназначенные для отвращения опасностей пути, как и специальные магические формулы для странствующих. Однако далекие поездки и морские плавания были повседневной реальностью для скандинавов эпохи викингов и не могли поэтому не являться одним из объектов приложения магических сил» [86, с. 184]. Таким образом, подобная надпись встречена впервые и не вписывается в привычные магические формулы.

Теперь обратимся к самой дешифровке (рис. 216). Мы видим, что вместо слова «varr» в подстрочнике написано «waR», вместо слова «farland» – слово «farlad»; последний знак вообще не определен и не имеет ни малейшего сходства с руной «t» в виде . Таким образом, из 12 рун три (v, r и t) написаны исследователем не в соответствии с подстрочником, а руна п отсутствует и добавлена исследователем, то есть на 1/3 дешифровка неверна. Заметим также, что «руны 6–8 допускают несколько интерпретаций» [86, с. 183].

Обращаю также внимание на то, что в заштрихованной части подвески просматриваются буквы Я, Р и А, оставшиеся Е. А. Мельниковой незамеченными. Словом, у меня как профессионального рунолога качество чтения и общий результат чтения этого эпиграфиста оставляют большие сомнения. На мой взгляд, надпись вообще не германская, а выполнена в основном русскими рунами Макоши, то есть слоговым письмом, руницей с добавлением протокириллицы. И знаков на подвеске изображено не 12, а примерно вдвое больше – 23. Если нумерация Е. А. Мельниковой дана внизу, то моя нумерация размещена как над рунами, так и рядом с ними, поскольку в одном столбце иногда помещается до 3–4 знаков.

Я читаю надпись существенно иначе: ЗА РУРИКА МИМА, ТА ЯРА, ТА ВОИНИ, ЗА ХРАМ МИМА! Хотя содержание надписи понятно, все же лучше передать ее словами современного русского языка: ЗА МИМА РЮРИКА, ДА ЯРА, ДА ВОИНОВ, ЗА ХРАМ МИМА! Как видим, в данной надписи имеется девиз борьбы, но нет никакой зашиты в пути со стороны бога Тюра. Надпись звучит как письменная мотивация какого-либо наступления или атаки против врагов.

Замечу, что в нашем чтении задействованы абсолютно все знаки, включая даже заштрихованную область. Не остался не прочитанным ни один знак, и ни один знак не был прочитан дважды. Мне не пришлось заменять звучание или графику букв или слоговых знаков, дописывать якобы отсутствующие знаки, не был я вынужден и вводить якобы опущенные слова, от которых остались только начальные буквы (типа Г или Т в тексте Мельниковой). Короче говоря, текст получился не только логически оправданным, но еще и связанным с теми словами, которые были выявлены при чтении фона, включая упоминание мима Рюрика! Такой связи фона и основного текста у Е. А. Мельниковой в дешифровке нет.

№ 107. Чтение надписей на обороте первой подвески. Конечно, надпись на одной стороне дает только половину текста. Рассмотрим надпись на другой стороне (стороне Б), чтобы иметь возможность судить обо всем документе (рис. 217).

«На стороне Б ясно различимы 12 знаков, процарапанных острым предметом. Знаки отчетливо распадаются на две группы. Знаки 1–11 принадлежат к скандинавскому младшеруническому алфавиту, хотя их графика крайне своеобразна: во-первых, среди них представлены зеркальные руны (1, 3, 6, 10), во-вторых, количество ветвей у подавляющего большинства рун значительно превосходит допустимые возможности чтения. Число ветвей в знаке 1, например, достигает восьми, в знаке 10 – шести, при том, что в обычных рунах число ветвей не превышает двух. Знак 12 идентичен ветвистым рунам.

Ко времени первой публикации надписи, в 1987 г., подобная систематичность умножения ветвей не имела аналогий, хотя были известны надписи, в которых часть рун имела слишком много ветвей, чтобы их можно было прочитать. Находки последних десятилетий показали, что не всегда избыточное количество ветвей случайно или бессмысленно» [86, с. 184–185].

Итак, очень дипломатичным языком Е. А. Мельникова отмечает совершенно убийственный с точки зрения эпиграфики факт: многочисленность ветвей 1) делает руны нечитаемыми и 2) это не всегда, то есть иногда, не случайно или не бессмысленно. В подавляющем же числе случаев много ветвей бессмысленны и случайны с точки зрения рунологии германских рун. На мой взгляд, в завуалированной форме мы имеем от Е. А. Мельниковой признание в том, что на самом деле эти руны не являются германскими. Более того, и найденные в Скандинавии руны свидетельствуют о том же. Иными словами, в качестве германских рун как западные, так и отечественные исследователи пытаются читать русскую руницу!

Рассмотрим теперь само чтение: «Вся надпись читается следующим образом: þarnisk þæR eigi u. Перевод: “Да не будешь ты лишен мужской силы!” Надпись на амулетах с Городища представляет, как видим, благопожелательное заклинание. Эта формула неизвестна по другим памятникам» [86, с. 188]. При этом надпись «þaR» читается как «þæR», «третье слово aki наиболее уверенно объясняется как отрицание eigi “не”» (неясно, почему нельзя было просто написать eigi), а последний символ вообще, оказывается, следует не читать, а «интерпретировать в данном заклинании как идеограмму: название руны и – urr “зубр”, ее символическое значение – “мужская сила”» [86, с. 188]. Как видим, опять какие-то руны читаются, какие-то интерпретируются, а еще какие-то заменяются (a на œ, ak на eig). Не слишком ли много произвола? Становится понятным, почему «эта формула неизвестна по другим памятникам»: потому что она сочинена самой исследовательницей, как и предыдущая.

Теперь попробуем сопоставить понимание Е. А. Мельниковой надписей на двух сторонах подвески. На стороне А: «Бог Тюр, защищенный [на пути] в опасную землю», на стороне Б: «Да не будешь ты лишен мужской силы!» Просто превосходно! Итак, бог Тюр якобы путешествует в опасную землю (хотя какая опасность может существовать для бессмертного бога?), но опасается потерять там, на опасной земле, свою мужскую силу. Возникает пустяковый вопрос: а для чего вообще нужна БОГУ мужская сила? Разве он не в состоянии сделать все, что захочет, опираясь лишь на свои божественные способности? И КТО может защитить БОГА, если он сам себя не в состоянии защитить? Другой бог? Но кто могущественнее Тюра? И если эта мужская сила все же есть у бога Тюра, то каким хитрым способом он может ЕЕ ПОТЕРЯТЬ? Может ли в принципе БОГ потерять хотя бы одну из своих многочисленных функций? Вся божественная природа противоречит такому нелепому предположению. Кроме того, ни в одной мифологии мира никогда не говорилось о больных богах, а уж тем более о богах-импотентах, то есть изувеченных богов не может быть по самой сущности бога. Ну, а если БОГ в принципе не может потерять ни одну из своих функций, то подобное предостережение абсолютно бессмысленно. Да и во все времена люди боялись за свою судьбу, а не за судьбу бога. Так что данное чтение (и перевод) не выдерживают критики. Перед нами – изощренная подгонка неверного чтения под какой-то простейший смысл на уровне понимания отдельных слов, но не целого предложения.

Иного и быть не могло, ибо уже в который раз исследовательница германских рун пытается читать русское слоговое письмо, руницу, как скандинавские руны. И даже спустившись с уровня эпиграфиста на уровень эриля, занимающегося практикой рунического гадания и дающего не лингвистическое, а магическое значение руны u как «мужской силы», она все равно получает в итоге чепуху. Невозможно читать шрифт, не имеющий отношения к германцам, как германский!

Но если данный текст не германский, а русский, то его и следует читать по-русски. Сразу замечу, что в таком случае перед нами не 12 знаков, а 38 (они пронумерованы на самой подвеске), причем некоторые из них буквы (знаки 9, 10, 11). Чтение их дает достаточно пространный текст: ХОДИ, РУСЬ, ХОДИ, РУСЬ ЯРА, РАДИ ЗОЛОТИШЬКА СЪ СУШИ! ЖИРУЙ, КОРЯ ЗОЛОТИШЬКО И ВОЖА СЪЗАДИ ЖЬ! Эту фразу сегодня можно было передать такими словами: ХОДИ, РУСЬ, ХОДИ, РУСЬ ЯРА, РАДИ ЗОЛОТИШКА, (ДОБЫВАЕМОГО) НА СУШЕ! ЖИРУЙ, УПРЕКАЯ И ЗОЛОТИШКО, И ВОЖДЯ ПОЗЖЕ!

Как видим, данный текст согласуется с предыдущим, но если на внутренней стороне подвески текст призывал воинов Руси Яра к походам, то на внешней стороне написана истинная мотивация грабежа.

Разумеется, и в моем чтении имеются определенные особенности. Так, первое слово написано дважды (второй раз в зеркальном начертании), слово ЯРА, изображенное буквами, вписано в лигатуру со словом РУСЬ, начертанным руницей, первый раз слово ЗОЛОТИШКО начертано через слоговой знак ЖЕ, который к тому же дан не с горизонтальными перекладинами, а с наклонными, знак ШЬ не имеет горизонтальной соединительной линии, знак И вставлен в знак ВО. Однако тут все в пределах обычного чтения, никакой существенной новизны не наблюдается.

Из всего сказанного вытекает такой же вывод, который я уже неоднократно делал во многих других публикациях: чтение надписей, написанных то ли германскими, то ли русскими рунами, замыкается в академических структурах только на опыте одного-единственного человека: рунолога Елены Александровны Мельниковой. У меня возникло такое впечатление, что она подсознательно чувствует, что с данными ей на прочтение текстами творится нечто странное, и они могут быть прочитаны только после массы ухищрений, однако признать то, что она читает графику совершенно другой страны и системы письма (слоговую), было бы выше ее сил. Это означало бы признание того, что основное дело ее жизни – чтение скандинавских надписей (а на самом деле надписей русских) – было выполнено из ложного предположения об их германском характере, а потому и неверно.

№ 108. Чтение надписей на второй подвеске. «Городище под Новгородом. Место хранения – Новгородский исторический музей, инв. № 1643/3. Бронзовая прямоугольная подвеска шириной 1,2–1,3 см, длиной 4,8 см. На одном из концов углы срезаны. Здесь же пробито отверстие для подвешивания. Подвеска найдена в 1983 г. на Городище («Рюриковом городище») под Новгородом (ныне в черте г. Новгород) одновременно с амулетом 1 во время раскопок под руководством Е. Н. Носова в центральной, возвышенной части памятника, в 45 м к югу от церкви Благовещения в культурном слое на глубине 0,6–0,8 м. Стратиграфия залегания подвески, обнаруженной при разборе культурного слоя, ничего не дает для ее датировки, поскольку слой здесь сильно перемешан вплоть до материка. Более показательно заполнение ямы, в которой найдена подвеска 1, которое дало возможность датировать ее попадание в землю второй половиной X – рубежом X–XI вв. Такая же дата может быть принята и для подвески 2.

На одной из сторон подвески тонким острым предметом вырезано 12 знаков, практически идентичных надписи на стороне Б городищенского амулета. Графическими отличиями от надписи на стороне Б городищенского амулета 1 является, во-первых, двойная левая петля руны 1 þ и, во-вторых, отсутствие второй ветви у руны 8. Ни одно из этих отличий не влияет на чтение рун и интерпретацию надписи. Почти все наклонные резы (ветви) сдвинуты вправо от вертикального ствола. По мнению сотрудников криминалистической лаборатории, в которую я обращалась в 1983 г., регулярное смещение рез вправо свидетельствует о том, что человек, вырезавший руны, был левшой» [86, с. 188–189].

Представляет интерес рассмотреть не основную надпись (она идентична надписи на подвеске 1), а фоновые неявные надписи (рис. 218). На первом фрагменте в обращенном цвете я читаю слова: МОРЯК ВТАЙНЕ ОТ РЮРИКА В МОРСКОМ, на втором в прямом цвете – ХРАМЕ. Как я понимаю, надпись означает, что миму Рюрика его господин не разрешал участвовать в морских (пиратских) экспедициях, и мим это делал тайно, без разрешения, сильно рискуя прогневить свое начальство. На фрагменте 3 можно прочитать надпись, разлагая лигатуру: РЮРИКА МИМ ЯРА. Следовательно, одним из мимов Рюрика был мим храма Яра. А на фрагменте 4 читается надпись РЮРИКА ХРАМ. Из этой надписи становится понятным, что мим у Рюрика появился именно потому, что он построил святилище Яра. Иными словами, существовал именной комплекс храмов, созданный лично Рюриком.

Надпись 5 дополняет картину словами: МИМ РОДА. Понятно, что если первая подвеска принадлежала миму храма Яра, то вторая, сделанная в подражание, – миму храма Рода. По старшинству в святилище Яра более высокое положение занимал мим Яра. А надпись 6 гласит: МОРЯКИ. Следовательно, и мим Рода также тайно принимал участие в качестве моряка в морских экспедициях. Наконец, надпись 7 МАСКА РОДА подтверждает, что вторая подвеска принадлежала миму храма Рода. Таким образом, на второй подвеске мы получаем дополнительные сведения, поясняющие данные первой подвески.

Продолжим чтение на правой части второй подвески (рис. 219). На фрагменте 1 читаем слова МИМА РОДА, которые требуют продолжения. Для этого я смещаюсь вниз на фрагмент 2, но его левая часть находится в левой половине подвески, и я ее также привожу. Здесь читаются очень интересные слова: ПОДВЕСКА ЯРА. Тем самым мы получили название номенклатуры данного изделия того времени, X в. Таким образом, перед нами находятся две ПОДВЕСКИ ЯРА, но первая принадлежала миму храма Яра, тогда как вторая – миму храма Рода. До сих пор я не знал, что атрибутом мима была его личная подвеска, на которой он мог бы писать различные девизы. Очевидно, подвески изготавливались у ремесленников на заказ.

Фрагмент 3 уточняет: ДВА ХРАМА У РЮРИКА (слово «Рюрика» начертано едва заметно в лигатуру с более крупными буквами двух начальных слов). Какие это храмы, можно догадаться, однако, можно и прочитать. Это пояснение дают фрагмент 4 – СЕ МАСКА МИМА ХРАМА РОДА И. РЮРИКА и фрагмент 5 – ХРАМОВ РОДА И ЯРА. Таким образом, Рюрик владеет храмами Яра и Рода, а подвеска оказывается деталью маски, в данном случае – маски Рода. Интересно, что в прочитанном тексте имеется инициал имени Рюрика, и он более всего напоминает букву И, хотя и выписан не вполне четко. В таком случае мы находим подтверждение нашему чтению имени Рюрика, начертанному на одном из этрусских саркофагов, – ИВАН. Иными словами, Рюрик – это фамилия (возможно, возникшая из прозвища, а прозвище «сокол», в свою очередь, появилось из служения Рюрика богу Яру, чья орнитоморфная ипостась как раз и есть сокол).

Фрагменты 6 и 7 не доставляют новой информации: здесь читаются уже известные слова: ЯРА ХРАМ и МИМА МАСКА РОДА. Тем не менее все надписи второй подвески выполнены на русском языке и русским шрифтом – протокириллицей. Так что ни малейших сомнений в их русской принадлежности не возникает.

Заканчивая рассмотрение подвесок, можно констатировать, что никакого отношения к скандинавам германского происхождения – датчанам, норвежцам или шведам – они не имеют. Эти подвески Яра принадлежат маскам мимов двух храмов: храма Яра (подвеска 1) и храма Рода (подвеска 2). Мим храма Яра, более высокий по статусу, начертал на подвеске свои девизы, в том числе и девиз обогащения в морских походах, а мим храма Рода переписал их, хотя Рюрик запретил и тому и другому выход в море. Оба мима являлись подчиненными И. Рюрика, поскольку ему принадлежали оба храма. Таким образом, к мотиву русского языка и русского шрифта добавляется и третий мотив – мотив службы у самого Рюрика.

Однако вряд ли можно согласиться с тем, что обе подвески были утеряны владельцами – они отстоят от времени Рюрика более чем на век и, вероятно, были либо выброшены за ненадобностью, либо хранились вместе с другими вещами мимов их потомками, видимо внуками.

«Находка двух амулетов с идентичными текстами – случай, по существу не имеющий аналогий, – позволяет высказать предположение, что надпись на одной из подвесок была скопирована с другой» [86, с. 189]. С этим положением Е. А. Мельниковой вполне можно согласиться.

Чтение надписей на других скандинавских изделиях. Решение проблемы этнической принадлежности скандинавских подвесок как произведений русского мастера, предназначенных для ношения русскими мимами, дает ключ к пониманию и всей остальной серии скандинавских находок. Хотя они действительно относились к варягам и скандинавам, ничего германского в них не было. Поэтому осталось удостовериться в том, что и другие образцы скандинавских изделий были сугубо русскими.

«Из раскопа на мысу Городища происходит замкнутое кольцо от скандинавской, так называемой кольцевидной фибулы, а если быть точным в функциональном определении украшения – от своеобразной длинной булавки с кольцом. Кольцо украшено ленточным и звериным орнаментами в стиле Борре (рис. 44, 1). Сегмент круга, расположенный напротив держателя иглы, заполнен перевитыми лентами. Этот орнамент завершается двумя звериными мордами, направленными в разные стороны: большая смотрит вниз, меньшая – вверх, на держатель иглы. Кольцо принадлежит к булавкам типа V, по классификации Л. Тунмарк-Нилен, разработанной для подобных украшений Бирки, оно ближе всего кольцу булавки № 873 [184, Taf. 85:2; 241, с. 9–10]. Булавки с кольцами, у которых в нижней части сегмента имеются две звериные морды, направленные в противоположные стороны, картированы П.-Л. Лехтосало-Хиландер. Они известны на территории Центральной Швеции, на Готланде, в Финляндии и Литве» [213, с. 109–111, рис. 32:3] [95, с. 159]. А теперь посмотрим, что написано на этой якобы скандинавской булавке (рис. 220).

№ 107, 108. Надписи на фибулах. На верхней голове изображения можно прочитать слово ЯРА, тогда как прямо под ней в лигатуру написаны буквы ХР, слева – А, а справа, прямо под буквой Р, в перевернутом на 180 виде, написана буква М. Эти буквы образуют слово ХРАМ. Полагаю, что ХРАМ ЯРА был местом ее изготовления.

Левее нижней головы на дужке изображена штриховка, знаки которой образуют слова: ТРИ ХРАМИНЫ ЯРА. Имеются в виду, видимо, храмы самого Яра, а также Мары и Рода (храм Макоши на этих изделиях упоминается крайне редко). Справа от нижней головы, также в тонких линиях штриховки, можно выявить надпись МИМА МАСКА, тогда как толстые части этой же штриховки, но при повороте на 180, образуют слово ЖИВАЯ. Из этого следует, что данная булавка являлась средством крепления на маске мима, возможно, с ее помощью маска прикреплялась к одежде.

Таким образом, ничего германского в данном изделии нет. Оно целиком русское, и по словам, и по шрифту, и по своему культовому назначению.

Другим русским изделием является другая фибула в виде женщины. «Только скандинавом могла быть утеряна серебряная фигурка женщины – валькирии, ничего не значащая для иноплеменника (рис. 44, 2)», – пишет Е. Н. Носов [95, с. 159]. Опять он атрибутирует фигурку только по внешнему виду. А мы помним, что именно так выглядел женский вариант гульдгуббера, который представлял миму богини Мары. Так что для русского человека это никакая не валькирия, а мима Мары. И действительно, на воротнике фигурки в обращенном цвете можно прочитать слова, написанные в виде лигатур: ХРАМ МАРЫ, МИМА, а в прямом цвете – ЯРУ ЯНИЦА (ЯНИЦА – это ЮНИЦА, ДЕВИЦА). Таким образом, наше предположение полностью подтверждается русским чтением.

«Перечисленными предметами не исчерпываются все находки, характеризующие вклад скандинавской и общебалтийской культуры в материальную культуру Городища. Еще предстоит детальное изучение вещей, полученных во время многолетних сборов на берегах Сиверсова канала. Среди них есть предметы и их обломки, выполненные в северном стиле, в том числе такие, интерпретация которых затруднена (рис. 62, 7–8). Пока я использовал материалы этой коллекции лишь частично» [95, с. 162].

№ 111, 112. Надписи на двух фрагментах. По внешнему виду данные фрагменты напоминают булавки, однако я не хотел бы атрибутировать их по функциональному назначению, предоставляя подобную атрибуцию первооткрывателю. А по языковой принадлежности оба предмета у меня сомнений не вызывают. Первый фрагмент (рис. 221), на мой взгляд, помещен развернутым на 180. Его крупные надписи можно прочитать как ТО РУСЬ ЯРА, тогда как небольшая надпись возле цифры 7 может быть прочитана как лигатура букв, развернутых на 180 по отношению друг к другу. Я читаю ее как МОРЯК ЯРА.

На втором фрагменте, расположенном правильно, плетение рун Макоши образует слова РУСЬ ЯРА и СЕ РУНА (ВОТ РУНА). Правая часть верхнего украшения может быть прочитана как слова МОРЯКИ (в столбец) и ЯРА. Как видим, оба украшения принадлежали хотя и скандинавам, но русским – морякам моря Яра Руси Яра.

№ 113. Неизвестное изделие. Сообщений о следующем изделии [95, с. 161, рис. 64, 1, а) я у Е. Н. Носова не нашел. Зато мог прочитать переплетения рун одного из секторов изделия (рис. 222), надпись которого гласит: РОДА ХРАМ РУСИ ЯРА.

Следовательно, и в данном случае скандинавское изделие сделано не германцами, а русскими.

№ 114. Подвеска из Гнёздово. Здесь я хотел бы рассмотреть хотя бы одно изделие скандинавского типа из другого русского города, например из Смоленска, точнее, из Гнёздово. Исследовательница Т. А. Пушкина отмечает: «Плоско-выпуклые зерненые подвески известны в составе нескольких древнерусских и скандинавских кладов XI–XII вв., но наиболее близки гнёздовской находки подвески из Скандинавского клада, зарытого после 1075 г., и Елецкого клада, а также находки из Бюрге на о. Готланд, датированного временем около 1000 г. [236, с. 132, рис. 151-153]. Подобные, но немного меньшего размера плоско-выпуклые подвески происходят из Владимирских курганов и одного из Киевских кладов, вероятно, середины X в. [128, рис. 186] [107, с. 179]. Таким образом, она усматривает по меньшей мере скандинавское заимствование.

Летом 1993 г. в Гнёздове под Смоленском был обнаружен клад домонгольского времени, куда входили 389 предметов, и среди них монетовидная литая подвеска. Т. А. Пушкина пишет, что ее диаметр составляет 27 мм и на ней «изображен изогнутый, с резко вывернутой назад головой шагающий влево зверь. Лентообразный язык, выпущенный из открытой пасти, оплетает заднюю часть его туловища. Двупалые лапы упираются в рамку подвески. Изображение дополнено несколькими завитками, расположенными внизу между туловищем зверя и рамкой и напротив его морды слева вверху. Ушко отлито вместе с подвеской» [107, с. 179].

На мой взгляд, на подвеске имеются надписи (рис. 223). Основную надпись составляют лапы зверя, где можно прочитать слова СЬМОЛЕНЪСЬКЪ РУСЬ, то есть СМОЛЕНСКАЯ РУСЬ. За ухом зверя находится слоговой знак ЖЕ, низ туловища образует слоговой знак СЬ, наконец, звер «кусает» слоговой знак ТЬ. Эти знаки составляют слово ЖЕСЬТЬ, то есть УКРАШЕНИЕ. На нижней части туловища зверя нанесены знаки руницы и кириллицы, которые я отдельно показываю крупным планом. Они представляют лигатуру, которую можно разложить на составляющие по едва заметным чертам. В целом этот фрагмент надписи читается ВЪ СЬМОЛЕНЪСЬКОЙ РУСИ, то есть В СМОЛЕНСКОЙ РУСИ. Обращаю внимание на то, что самостоятельные княжества и области Руси тоже назывались Русью, но с определенным прилагательным – Вазузина Русь, Смоленская Русь. Понятно, что здесь вообще не идет речь ни о варягах, ни о скандинавах.

Обсуждение. «Яркие скандинавские черты, выявленные в материальной культуре Городища, в наши дни уже не кажутся неожиданными на фоне раскопок Старой Ладоги. Благодаря кропотливому изучению вещевого комплекса поселения Г. Ф. Корзухина, а особенно в последние годы О. И. Давидан убедительно показали, что скандинавы присутствовали в Ладоге с самого начала ее возникновения, и среди них были как мужчины, так и женщины. Как и на Городище, в Ладогу предметы северных типов попадали разными путями: вместе с самими норманнами, в результате торговли, частично их производство было налажено на месте» [95, с. 163].

Это не удивляет, ибо уже Нестор отмечал, что Рюрик поселился в Ладоге. Однако скандинавы понимались и понимаются отечественными исследователями именно как германцы. Абзацем выше тот же Е. Н. Носов пишет: «Скандинавские исследователи А. Стальсберг и И. Янсон, авторы специальных статей о контактах Скандинавии и Руси по материалам археологии, отмечают, что те вещи и детали погребального обряда на территории Руси, происхождение которых можно установить, связаны в первую очередь со Средней Швецией [129, с. 74; 179, с. 120–121]. Находки с Рюрикова городища, имеющие много аналогий в материалах Бирки, полностью подтверждают этот вывод» [95, с. 163]. Иными словами, для Е. Н. Носова скандинавы – это шведы. Хотя, если делать правильные выводы, то следовало сказать, что население и Бирки, и Бюрге, и Готланда, и, вероятно, всей Швеции того времени еще, видимо, было русским.

Примерно того же мнения оказываются и другие отечественные исследователи. «По мнению Л. Н. Кирпичникова, в низовьях Волхова образовалось русско-норманнское ярлство, задачей которого было оборонить северные рубежи страны от подымавшихся к самостоятельности финских племен. В приведенном утверждении несколько озадачивает определение Ладожского ярлства как “русско-норманнского”. В переводе на юридический язык оно должно означать совместный русско-шведский суверенитет над Ладожской землей. Ярлство в таком случае оказывается сродни современному совместному предприятию с ограниченной ответственностью, в котором акции сторон поделены 50 на 50» [138, с. 218–219]. Иными словами, удивление П. П. Толочко вызывает не появление шведов германского происхождения в то время, когда их еще не было, а пропорции между русскими и шведами.

«Таким образом, имеющиеся находки с Городища свидетельствуют о том, что в составе его жителей в IX–X вв. были славяне и скандинавы», – делает вывод из своей главы Е. Н. Носов [95, с. 166]. На самом же деле и новгородцы, и смоляне, и варяги, и скандинавы были не кем иным, как русскими.

Промежуточный итог. Рассмотрение скандинавских, якобы шведских украшений из Рюрикова городища под Новгородом (11), двух подвесок с якобы руническими надписями и одной подвески из Гнёздова под Смоленском показало, что все они принадлежали варягам или скандинавам русского происхождения. Ни о каких германцах тут речи нет.

К ЧЕМУ ПРИВЕЛА ДИСКУССИЯ ПО НОРМАННСКОМУ ВОПРОСУ

Рассмотрев предыдущие совершенно однозначные доказательства отсутствия германских варягов и скандинавов до XI в., а также совершенно русское происхождение князя Рюрика, обратимся к материалам дискуссии по норманнскому вопросу. Сначала рассмотрим самые общие выводы ряда исследователей.

Германцы в далекой древности. По этой теме высказывается польский исследователь Л. Лечеевич из Вроцлава. Он пишет: «Позволим себе начать с норманнов на Скандинавском полуострове, Ютландии и ближайших островах. Как и вся германская раса, они принадлежат к индоевропейскому населению, которое возделывало землю и разводило животных со времени неолитической революции» [212, с. 124]. При такой конструкции фразы возникает представление, что и германцы как индоевропейцы жили в Скандинавии и на Ютландском полуострове со времен палеолита. Но это вовсе не так. Мы уже рассматривали соответствующие надписи из Германии, и сейчас я о них только напомню.

Неолитическая надпись из Германии. Отмечено, что «на фляге из Вестеренгеля обычные спиральные фигуры выполнены исключительно асимметрично» [73, с. 72, рис. 37] (см. рис. 30). На наш взгляд, речь идет о надписи, схожей с трипольскими, которую мы читаем: ВЛЕЙ! И СЬЛЕЙ ВОДОЮ! Вероятно, в этом узкогорлом сосуде хранилось вино. Как видим, надпись читается по-русски.

Чуть позже, в эпоху бронзы можно было обнаружить другую надпись. В. А. Семенов [125, с. 5 рис. 2] атрибутировал один из наскальных рисунков Фенноскандии из монографии М. Молмера [219] как «Тор и Хюмир ловят рыбу» (см. рис. 29). На наш взгляд, ряд деталей рисунка (а–е, кроме ж) не могут быть объяснены изображениями фрагментов снастей, а являются знаками слогового письма, которое мы читаем: НА ЛОВЪ РЪБЪ. НЕРЕСЬТЪ. Мифологические персонажи тут не упомянуты, и, судя по надписи, писали в этом регионе Фенноскандии славяне, а не германцы. Собственно говоря, ничего другого здесь и не могло находиться.

Взаимоотношение славян и скандинавов. Л. Лечеевич продолжает: «Контакты с наследием Рима здесь проявились раньше и были более плодотворными во многих областях культуры, чем это произошло с их соседями по Балтике. Это было, вероятно, благоприятное воздействие на этносы, возникающие с германским народом в Средиземноморском регионе, но дело не только в этом. Особенные жизненные условия должны были привести к большей, чем где бы то ни было, открытости к иноземным воздействиям.

Славянские общества, занимавшие центральную и западную часть Европы, отличались во многих отношениях. Они также принадлежали к индоевропейской группе и занимались земледелием и животноводством со времени неолитической революции. Однако, в противоположность норманнам, они были целиком внутриконтинентальными общинами» [212, с. 124]. Прерву цитирование, чтобы показать, насколько ложно это мнение, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, этруски, посланные Русью на завоевание Северной Италии, основали Рим и римскую культуру, так что славянское воздействие на Рим было неизмеримо большим, чем воздействие Рима на германцев и, в свою очередь, опять на славян. Во-вторых, приведенные в этой книге тексты, встречающиеся на археологических артефактах из Вагрии и Скандинавии, подтверждают, что варяги и скандинавы были моряками, пиратами, но никак не представителями внутриконтинентальных общин. Я просто показываю, насколько академическая точка зрения расходится с реальными фактами.

Продолжим цитирование: «Фактом является то, что отношение длины прибрежной линии к площади занятой территории у западных славян было почти в 30 раз меньше, чем это было у скандинавов» [212, с. 124]. Но ведь скандинавами и были славяне, точнее – русские, так что Лечеевич сравнивает одних славян с другими, но вовсе не славян с германцами! «Плодородная земля у подножия центральноевропейских гор ограничивает, а в низинах создает различные препятствия для развития зерновых культур. Возделывание земли было основой славянской экономической структуры, отличавшей их от других обитателей варварской Европы» [212, с. 124]. Опять мы видим желание принизить славян: именно они создали античную цивилизацию и вовсе не были варварами!

«С другой стороны, имеется растущее число археологических доказательств того, что ремесленники вели подвижный образ жизни. Это может объяснить, среди прочего, поразительное сходство техники исполнения и форм орнаментации гребней и других изделий из рога от Ирландии до современной России. Петрографический анализ показал, что значительное число славянского типа глиняной керамики было сделано в Швеции из местного сырья. Определенная часть оборонительных сооружений открытых на севере русских поселений также указывает на присутствие строителей из Померании» [212, с. 125]. Опять-таки речь идет об общеславянском рынке изделий и рабочей силы.

«Могилы членов социальной элиты скандинавского происхождения были открыты на многих кладбищах с VIII по X в. на южном и западном побережье Балтийского моря (Мензлин, Эльбиг, Гробин и т. д.)» [212, с. 124]. И это понятно, славяне предпочитали хоронить славян на своих кладбищах, в славянских странах.

Можно было бы и дальше цитировать названного автора, однако ясно одно: показывая сходство культур славян и якобы чуждых им скандинавов, он по сути имеет дело с близкими культурами западных славян и скандинавов-русских.

Современное понимание варяжской проблемы. Здесь мы будем исходить из весьма любопытной статьи Е. Н. Носова о современных археологических данных по варяжской проблеме [97].

Вначале освещается история вопроса: «Проблема была поднята еще в середине XVIII в. в трудах работавших в Академии наук в Санкт-Петербурге немецких ученых Г.-З. Байера и Г.-Ф. Миллера, с критикой построений которых выступил М. В. Ломоносов. В дальнейшем этот вопрос постоянно фигурировал в отечественной историографии, то затухая, то вспыхивая с новой силой, отражая, в конечном счете, сложный путь движения общественной и научной мысли в России. Освещению данной проблемы в русской науке посвящено множество работ и сейчас вряд ли имеет смысл их повторять [79, 120, 147, 165, 171 и др.]» [97].

Далее излагаются две различные точки зрения: «В определенной степени, то явно, а то и завуалированно, подход к рассмотрению этого вопроса подпитывается двумя тенденциями. Одну из них можно назвать “российской”. За ней стояла приверженность к национальному самоутверждению, отстаивание национального самосознания, признание самобытности русско-славянской культуры, отрицание всякого рода иноземных влияний. Тенденция вполне понятная, если следовать течению русской общественной мысли, и в истории России отнюдь не новая, а в иных проявлениях и формах живущая и сейчас. Вторая тенденция – “скандинавская”. Она основывается на романтической идеализации викингов и их эпохи, “золотого периода” скандинавской истории [244]. Эта тенденция особенно ярко проявилась во второй половине XIX в. “Викинги” – образ националъной гордости скандинавов. Они предстают как бесстрашные путешественники и доблестные воины, опытные мореходы и искусные ремесленники, торговцы и колонисты-землепашцы, основатели городов и государств, посланники и князья, телохранители византийских императоров, носители цивилизаторских тенденций и всего самого прогрессивного.

Обе названные тенденции взаимно исключают друг друга, отталкиваясь от разной национальной почвы. Стоящий за ними наивный патриотизм (естественный для любой массовой культуры), периодически подогреваемый политически, ощутимо чувствовался на протяжении всего XX в. Достаточно вспомнить широкое использование викингских символов в нацистской пропаганде [244, с. 76–78], достаточно взглянуть на десятки современных популярных книг и множество так называемых документальных фильмов о викингах, потоком появляющихся на Западе, как достаточно, с другой стороны, обратить внимание на статьи типа “Рюрик – солевар из Старой Русы” [6], публикуемые в российской массовой литературе и наполненные наивной гордостью за славные дела древних новгородцев, чтобы убедиться в справедливости сказанного» [97, с. 151–152]. В данном случае я полностью согласен с исследователем, который демонстрирует нам две крайности в споре, две ложные точки зрения. Но то – популизм. А что говорит в данном случает академическая наука?

«Однако нас в данном случае будут интересовать не эти популярные издания, рассчитанные на массовую публику и коммерческий успех, а движение мысли в академической сфере. Здесь же наблюдается определенная закономерность. Суть ее заключается в том, что в начале нашего столетия подход к вопросу о варягах на Руси в академической науке, под которой я понимаю науку, основанную на всестороннем критическом источниковедении, по существу, стал достаточно однозначен, и позиции наиболее крупных отечественных исследователей русской истории сближались. Именно это позволило Ф. А. Брауну в 1925 г. заключить, что “дни варягоборчества, к счастью, прошли” (цитирую по [165, с. 12]). Подобная ситуация в историографии объясняется тем, что этап формирования академической базы основных научных дисциплин, питающих историю, к этому времени завершился» [97, с. 152]. Обращаю внимание читателя на слова о «всестороннем критическом источниковедении», куда, к сожалению, совершенно не входила и не входит микроэпиграфика, образцы которой я демонстрирую едва ли не на каждом рисунке. Поэтому считать, что современное источниковедение является всесторонним, у меня нет оснований. А что касается того, что «этап формирования академической базы основных научных дисциплин, питающих историю, к этому времени завершился», то могу лишь сожалеть о поспешности данного вывода. Именно он и является ахиллесовой пятой современной археологии.

Дореволюционная историография. «Трудами А. А. Шахматова была заложена фундаментальная основа русского летописания, остающаяся таковой и в наши дни. Развитие либеральной русской исторической науки достигло своих вершин в сочинениях В. О. Ключевского и его школы. В числе блестящих представителей исторической мысли нельзя не упомянуть С. Ф. Платонова и А. Е. Преснякова. В области исторической географии появился прекрасный труд С. М. Середонина. Кропотливые сборы А. А. Спицына привели к формированию достоверной фактологической базы археологических источников древнейшего периода истории Руси» [97, с. 152]. Ни один эпиграфист тут не упомянут, как если бы эпиграфика вообще не была историческим источником.

«Если отрешиться от частностей, то, в традиционном понимании предшествующей историографии, все названные исследователи, а они представляют не только себя, а направления в науке, – норманисты. Это совсем не значит, что норманизм победил. В своей крайней форме он также проиграл. Суть заключалась в том, что не зыбкое “национальное” своеобразие и анализ выборочных сведений определяли теперь научную мысль, а реальный исторический факт, устанавливаемый на основе комплексного источниковедения. Были или нет варяги на Руси, сыграли или не сыграли они значительную роль в ранней русской истории, являлись ли первые князья скандинавами и т. д. – подобные вопросы стали достоянием прошлого. Требование времени заключалось в оценке роли скандинавов на Руси в различные хронологические периоды и в различных сферах жизни древнерусского общества в свете установленных достоверных фактов» [97, с. 152]. Я не имею ничего против такого подхода, если только под варягами и скандинавами понимать русских Руси Яра, стоявших на более высокой ступени развития культуры, чем русские Руси Славян, и потому имевших отличные от них изделия. Однако Е. Н. Носов, несомненно, имеет в виду под варягами и скандинавами германцев, которые стали таковыми, видимо, не ранее XI в.

«Весьма показательными в этой связи представляются рассуждения В. О. Ключевского в его “набросках по варяжскому вопросу”. “Я, собственно, равнодушен к обеим теориям, и норманнской, и славянской, – писал В. О. Ключевский, – и это равнодушие выходит из научного интереса. В тумане ранних известий о наших предках я вижу несколько основных фактов, составляющих начало нашей истории, и больше их ничего не вижу. Эти факты, которые приводят меня к колыбели нашего народа, остаются те же, с тем же значением и цветом, признаю ли я теорию норманистов или роксоланистов. Поэтому, когда норманист или роксоланист начинают уверять, что только та или другая теория освещает верным светом начало русской национальности, я перестаю понимать того и другого, то есть становлюсь совершенно равнодушен к обоим” [61, с. 113]» [97, с. 152–153]. Здесь я вовсе не могу согласиться с тем, что с приходом варягов и скандинавов начинается история русского народа, хотя именно так казалось историографам XIX в. Что же касается «фактов», то они, как было выяснено выше, могут быть плоскостными, а могут быть объемными. Так, археология в XX в. действительно подтвердила приход скандинавов и варягов с территории современных Скандинавии и Германии, создав «факты» плоскостные, передающие географические перемещения части населения. Но эти же «факты» не показывают этнической составляющей данного населения, которое было русским и по графике надписей, и по языку, и по пантеону богов. Иными словами, археология, которая в XIX в. еще не давала нынешнего подтверждения присутствия скандинавских и варяжских изделий в Северной Руси в силу своей неразвитости, а тем более изучение летописания не позволили установить этническую составляющую терминов «варяг» и «скандинав». Поэтому, приветствуя с общеметодологических позиций переход историографии от исторических гипотез к историческим фактам, все же хочу отметить, что сами факты отражали тогда лишь физическую, пространственную составляющую, но не социальную, этническую компоненту, образуя только поверхностную фактологию. Понятно, что с позиции даже плоскостной фактологии можно оставаться равнодушным к достижениям историографии гипотетической; однако с позиции глубинной, объемной фактологии эти же факты оказываются лишь одной из проекций истины, в которой гипотеза норманизма (прихода варягов и скандинавов из Западной Европы) сплавляется с гипотезой антинорманизма, славянизма (славяно-русской этнической принадлежности варягов и скандинавов) в нерасторжимое целое. Так в физике когда-то полностью исключающие друг друга корпускулярная и волновая точки зрения слились в единую квантовую механику, изучающую поведение микрочастиц.

«Мне думается, что при нормальном (естественном) развитии исторической науки пресловутый “норманнский вопрос” был бы закрыт к тридцатым годам, а позиции отечественных и западных исследователей значительно бы сблизились, и различия определялись бы различиями научных школ, а не границами политических систем» [97, с. 153]. Мысль интересная, но под «границами политических систем», как можно будет убедиться в рассмотрении дальнейшего текста Е. Н. Носова, он понимает только позиции советской историографии, которая якобы в чисто политических целях отстаивала славянскую позицию, но не позиции германских стран (Германии, Дании, Швеции, Норвегии), которые с не меньшим упорством считали варягов и скандинавов до XI в. германцами. Если уж оставаться равнодушным (по В. О. Ключевскому) к норманистам и славянистам, то подобное равнодушие следует проявлять как к советской, так и к германской историографии. Но тогда ни о каком сближении позиций советских и западных исследователей не может быть и речи до тех пор, пока и западные исследователи не освоят технику микроэпиграфики и не начнут читать на собственных находках русские надписи.

Отношение к ранней советской историографии. «К сожалению, случилось иное. В Советском Союзе насильственным внедрением всеобщей социологизации, примитивного марксизма, всепоглощающих понятий классовой борьбы, феодализма, формационности, как обязательной стадии развития общества история (и археология как историческая наука) были поставлены на службу идеологии. Исконность, национальное своеобразие и экономический детерминизм были положены во главу угла исторических концепций. Все стало объясняться развитием аграрных обществ, накоплением прибавочного продукта, возникновением городов как центров сельских округ, пунктов концентрации дани и размещения феодалов и т. д. Места дальней торговле, торгово-военным путям, иноземным влияниям при таких построениях не оставалось. В такой ситуации вполне естественно варяги оказались не у дел» [97, с. 153]. Согласен ли я с такой резкой критикой советской историографии? Вполне. Однако по принципу «клин клином вышибают» могу отметить не меньшее шараханье нынешней историографии из одной крайности в другую. Выйдя из одной историографической идеологии, в данном случае советской, академическая наука тут же попала в объятия другой историографической идеологии, в данном случае германской. И я точно так же могу предъявить претензии нынешней академической науке истории в том, что она совершенно не занимается исследованием славянского ведизма. Со времен В. В. Седова, И. П. Русановой и Б. А. Тимощука не обследовано ни одно славянское святилище, миниатюры летописей и иконы церквей рассматриваются чисто по-детски, как картинки, вписанные в них тексты не читаются, и точно такое же отношение к найденному археологическому материалу: фиксируется лишь место находки, а этническая принадлежность артефактов не определяется или за основу берется титульная нация сегодняшнего расселения. Если артефакты найдены в Германии, то, стало быть, их сделали предки современных немцев, в Скандинавии – предки скандинавов, на Кольском полуострове – предки саамов, в районе Геленджика – предки нынешних адыгов. Хотя на всех изделиях совершенно явно читаются слова ЯРОВА РУСЬ и большое количество других русских текстов. Но археологи эти слова читать не только не умеют, но и не хотят, а когда я им на это указываю, считают мои построения «патриотическими бреднями, лежащими вне науки». Ибо наука – это только то, что разрешено строить им, небожителям. Именно поэтому сетования Е. Н. Носова на идеологическое засилье в советское время я считаю полуправдой. На самом деле вне государственной идеологии ни одна наука не существует, ни один коллектив историков и тем более археологов не действует на общественных началах, а работает в государственных НИИ, ибо особенно археология оказывается весьма затратной по финансам отраслью знания.

«В новые концепции Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова и других историков взгляды В. О. Ключевского не вписывались. Роль географического фактора в истории Руси, а он играл немалое место в концепциях многих маститых отечественных исследователей первой четверти века, замалчивалась. Обусловленность природной средой уступила место социологическим объяснениям.

Результаты сказались очень скоро. Если репрессии и гонения порой и обходили стороной тех или иных представителей академической науки, то чувство самосохранения и стремление защититься от полной конъюнктурности заставляли их уходить в замкнутое источниковедение. Возникли две науки – официальная, до предела подчиненная идеологии тоталитарного государства и воплощавшаяся в обобщающих трудах, вузовских и школьных учебниках, и конкретная. Именно последняя и была той отдушиной, при которой можно было писать и заниматься “собственно” наукой, оставаясь максимально искренним. Эта работа в области изучения ранней русской истории не прерывалась» [97, с. 153]. И опять речь идет о полуправде. Влияние природной среды нельзя недоучитывать, что показал еще Шарль Монтескьё, однако в обществе, безусловно, сильны и социальные причины. В этом смысле учение Карла Маркса явилось определенной подвижкой в понимании исторического процесса. Однако делом самих историков было понимать географический и экономический детерминизм либо как важные факторы, определяющие исторический процесс в совокупности, либо как единственную причину исторического процесса, отменяющую все прочие причинные обусловленности. И если они стали усердствовать, разбивая лоб, и молиться на Маркса, то мне очень трудно поверить в то, что это было лишь желанием избежать репрессий. Не менее сильной была и иная мотивация: утереть нос «буржуазным историкам», показать, что, опираясь на Маркса, можно продвинуться в понимании истории значительно дальше. На самом деле перед историками в этом направлении открылось огромное поле для творческой деятельности в исследовании влияния социальных факторов, чем они и воспользовались. А то, что археологи вскрывали меньшие площади раскопов по сравнению с зарубежными коллегами, годами не успевали обрабатывать полученный в полевых условиях материал, делали весьма куцые выводы из полученных археологических данных, в этом идеологический отдел ЦК КПСС абсолютно не виноват. Присутствие варяжских или скандинавских изделий на местах их находок никакими Пленумами ЦК КПСС не порицалось. Так что, не отрицая гонений на историографию (а гонениям в советское время подвергались многие науки), все же хочу заметить, что сваливать отставание нынешней отечественной историографии от западной только на идеологию, не вскрывая собственных промахов, не следует, это как раз и передает позицию неискренности.

Но помимо социальных факторов существуют и политические, влияние той или иной страны в определенный исторический период. А вот тут-то современная академическая историография и получила максимальный пробел. По сути дела, до моих исследований абсолютно ничего не было известно ни о Яровой Руси, ни о хане варягов Николае Кродо, ни о существовании Руси Славян. Хотя достаточно было всего лишь рассмотреть пару миниатюр Радзивилловской летописи с большим увеличением. Тут уж идеология абсолютно ни при чем. Это – пробел академической историографии в методике исследований. И он обусловлен ее собственным консерватизмом.

Довоенные исследования советских археологов. Но вернемся к статье Е. Н. Носова: «Перед самой войной экспедиция В. И. Равдоникаса провела значительные раскопки скандинавского могильника в урочище Плакун в Старой Ладоге, а в 1945 г. в печати появилась первая информация о результатах этих работ [108, с. 40–41]. Тогда же А. Н. Юзефович провел антропологические определения костных останков из могильника у церкви Климента в Старой Ладоге и пришел к выводу, что значительная часть погребенных принадлежала германскому (скандинавскому) типу (работа, написанная для Кратких сообщений Института антропологии и этнографии, к сожалению, не была издана, но сохранилась в архиве и была известна исследователям, занимавшимся Ладогой) [178]» [97, с. 153–154]. И опять полуправда: не указана датировка скелетов. Скорее всего, были захоронены германские воины XI–XII вв. А эти данные автоматически переносятся на более ранних варягов и скандинавов.

«Е. А. Рыдзевская, как историк и филолог работавшая в центральном археологическом учреждении страны ГАИМК – ИИМК АН СССР, в 1930–1940 гг. вела активное изучение скандинавских источников по истории Древней Руси и русско-скандинавским связям [119]. Примечательно, что ее сводка по Старой Ладоге в древнесеверной литературе, остающаяся ценнейшим источником вплоть до наших дней, была опубликована в том же номере Кратких сообщений, что и статья В. И. Равдоникаса о плакунском могильнике [120, с. 51–65]. Конкретные примеры постоянного накопления в 1930–1940 гг. археологических материалов о скандинавских древностях на Руси нетрудно продолжать» [97, с. 154]. К сожалению, опять под скандинавами тут понимаются германцы, а не русские.

«Можно было заставить замолчать исследователей, но нельзя было остановить саму мысль и появление все новых свидетельств интенсивных русско-скандинавских контактов. Заложенная школа русской истории, традиции анализа источника, критического отношения к факту и интерпретации, воспитываемые в стенах дореволюционных университетов, не исчезали при идеологическом окрике» [97, с. 154]. Иными словами, люди, не умеющие читать надписи на артефактах, мнили себя учеными, продолжающими «традиции анализа источника, воспитываемые в стенах дореволюционных университетов», тогда как их противники, продолжающие линию М. В. Ломоносова и русских преданий, очевидно, занимались только «идеологическим окриком». И мысль, очевидно, была присуща только норманистам, тогда как их противники, вероятно, были совершенно безмозглыми идеологами и полными неучами, не получившими университетского образования. Странная логика!

«Однако в целом разгром, учиненный за железным занавесом на Востоке, отбросил отечественную историю назад» [97, с. 154]. А тут мы с удивлением читаем перл Е. Н. Носова. Итак, из данной фразы можно понять, что железный занавес существовал в нашем отечестве (говорится только о нем) лишь на Востоке, но не на Западе; стало быть, по мнению данного исследователя, с немцами и скандинавами мы могли встречаться, сколько душа пожелает и обсуждать любые проблемы. Далее археолог всерьез полагает, что отбросить можно не историографию, а саму историю, которая спокойно может перемешаться вспять по времени. Понятно, что такого рода откровения допускает только академическая наука; университетские ученые меньшего ранга о существовании некой «машины времени» истории даже не подозревают.

«Утрачивались традиции, утрачивалась способность мыслить и критически оценивать источник. Присутствие “правильной идеи” и начальные ссылки на классиков марксизма и “направляющие” статьи оправдывали вольное обращение с материалом в угоду идеологическим догмам. Прямым образом это касалось и археологии, где общие исторические или социологические выводы отнюдь не следуют прямым образом из археологических данных» [97, с. 154]. Опять неясно, какое все это имеет отношение к рассматриваемой проблеме. Если на территории Руси обнаружено присутствие скандинавских изделий, то это – факт (хотя, как мы выше показали, еще не полный, поскольку сами скандинавы были русскими), а потому и вывод (при любом идеологическом давлении) будет однозначным, а именно: Русь была как-то связана (то ли торговлей, то ли переселением людей, то ли трофеями русских воинов) со Скандинавией. Никаких идеологических догм по поводу русско-скандинавских связей в раннем Средневековье в марксизме-ленинизме не существовало, и это я хорошо знаю, поскольку преподавал марксистско-ленинскую философию в советское время в течение 16 лет. Точно так же марксизм абсолютно нигде не призывал вольно обращаться с историческим материалом и ломать историографию применительно к варягам и скандинавам. Похоже, что филиппика Е. Н. Носова направлена не против марксизма-ленинизма как такового, а против попыток его применения к археологии. Но этим как раз и не занимались ни философы марксизма, ни идеологический отдел ЦК КПСС, а исключительно руководство археологическими НИИ. Иными словами, все эти идеологические клише нафантазировали сами же археологи, стараясь быть святее папы и бежать впереди паровоза. А теперь, когда их старое руководство ушло (кто на пенсию, кто в мир иной), виноватыми оказались не археологи, а идеологи. Точь-в-точь как в отношении кибернетики, которую наш первый академик в этой области и разработчик отечественных ЭВМ Аксель Берг в «Философском словаре» назвал «продажной девкой капитализма, призванной оглуплять трудящихся», а позже на этом основании клеймили советскую философию. Но ни у Маркса, ни у Ленина мы не найдем никакого намека на атрибуцию кибернетики как какой-либо отрасли знания – ее тогда не было и никаких предпосылок ее появления также не прослеживалось. Да и трудящиеся ничего не знали ни о какой кибернетике. Просто Берг решил перестраховаться от возможных конкурентов среди своих же отечественных ученых. Так что идеология в советское время выступала сильным оружием для сведения счетов с другими такими же советскими учеными.

Сочувствие зарубежным коллегам. «Занавес нанес непоправимый урон и западной археологической науке. Помимо того что и она, особенно в середине столетия, была отнюдь не без идеологических шор, исследователи оказались оторванными от источников, от новых фактов (еще в начале 1960-х гг. официальными властями не поощрялись визиты в СССР скандинавских археологов для изучения в музеях и архивах конкретных материалов эпохи викингов (см. [130, с. 192])» [97, с. 154]. Еще одно удивительное утверждение: оказывается, западная наука, в которой не было никакого марксизма-ленинизма, тоже развивалась отнюдь не без идеологических шор! Но причем тогда марксизм-ленинизм? Не проще ли сказать, что сами отечественные археологи пытались получить, опираясь на марксизм-ленинизм, некие преимущества для развития именно своей школы и именно своего направления исследования? Сходное использование идеологии, хотя и другой, наблюдалось и у скандинавских исследователей. Далее, непонятно, в чем суть «железного занавеса», который обычно приписывался СССР, если «в начале 1960-х гг. официальными властями не поощрялись визиты в СССР скандинавских археологов»? Речь-то идет о скандинавских властях, отнюдь не о советских!

«Настольными книгами (своего рода первоисточниками) западных археологов и историков, занимавшихся этим периодом русской истории, до самого недавнего времени оставался (а зачастую остается и сейчас) труд Т. Арне, опубликованный в 1914 г., который, проехав по России и посетив многие музеи, смог издать каталог известных тогда здесь находок скандинавского облика, и книга В. И. Равдоникаса, увидевшая свет в Стокгольме на немецком языке в 1930 г. [185, 223]. Характерно, что даже в солидных исследованиях самого последнего времени многих ведущих западных историков и археологов мы не найдем упоминания о могильнике Плакун, о германских чертах в антропологии Ладоги и Шестовиц, а обнаружим весьма поверхностное знакомство с материалами раскопок древнерусских городов и т. д. [193], хотя многие из имеющихся фактов, казалось бы, находятся в русле их построений. Объяснение лишь одно – эта информация, вполне доступная советским исследователям, на западе долгое время просто не была известна [97, с. 154–155]. Тут Е. Н. Носов явно противоречит сам себе. Только что он сокрушался насчет отставания советской археологической науки от западной в силу влияния марксистской идеологии, как вдруг он полагает, что фактический материал, накопленный отечественной археологией, вполне мог бы пригодиться западной археологии, которая о его существовании даже не подозревает. Говоря без обиняков, это означает, что база данных, накопленная отечественными археологами, существенно опережает западные ожидания – и это вопреки «тлетворному» влиянию марксизма-ленинизма. Иными словами, марксизм был совершенно ни при чем.

Успехи советской археологии в 1950-е гг. «Со второй половины 1950-х гг., с ходом хрущевской либерализации жизни страны, начинает ослабевать и идеологический прессинг на общественные науки, что ощутимо проявилось не сразу, а к началу 1960-х гг. Наряду с этим 1950-е гг. явились годами интенсивных раскопок поселений и могильников, которые имеют принципиальное значение для понимания роли варягов в Восточной Европе. Продолжалось систематическое археологическое изучение Ладоги, гнёздовского могильника, крупных курганных комплексов на Верхней Волге и т. д. (обзор работ по этим памятникам с упором на скандинавскую тематику – см. [60, с. 227–230]). Все это давало новый материал, который постепенно входил в научный оборот независимо от характера его общей оценки исследователями непосредственно при публикации» [97, с. 155]. Заметим, что теперь Е. Н. Носов переходит к рассмотрению достижений археологии по десятилетиям в чисто количественном отношении – археологи стали копать курганные комплексы на Верхней Волге, как если бы без хрущевской оттепели их лопаты и метелочки были не в состоянии совершать привычные археологические движения.

Исследования 1960-х гг. «Начало 1960-х гг. ознаменовалось появлением целой серии работ, посвященных изучению археологических материалов, дающих информацию о связях Скандинавии и Руси, что свидетельствовало о явном оживлении интереса к “варяжскому” вопросу. Не стремясь к представлению новой библиографической сводки, назову лишь некоторые исследования, характеризующие, на мой взгляд, существующую тенденцию. Несомненно, следует подчеркнуть роль Г. Ф. Корзухиной в области критического осмысления археологических материалов, отражающих скандинавское влияние на Руси. Особенно это хотелось бы отметить, учитывая ее теплое и критическое участие в становлении как исследователей многих молодых археологов-медиевистов Ленинграда. В 1963 г. Г. Ф. Корзухиной была опубликована статья об истории игр на Руси, в которой она доказала, что игра в шашки была занесена на Русь с севера [63, с. 89, 100], в 1964 г. – работа о находках скандинавских вещей близ Торопца [68, с. 297–312]. В следующем году увидела свет публикация об обнаруженной на Рюриковом городище под Новгородом отливке фибулы, принадлежащей скандинавскому кругу древностей [66, с. 45–46], а в 1966 г. – блестящая заметка о ладожском топорике, найденном Н. И. Репниковым в 1910 г. Г. Ф. Корзухина пришла к заключению, что мастер, сделавший топорик, был выходцем из Швеции [65, с. 94]. Эти статьи, иногда просто этюды, отличались отточенностью конкретного анализа и указываемых аналогий, не оставляя сомнений в убедительности выводов, которые как бы не претендовали на всеобщность, а констатировали неоспоримые факты. В 1961 и 1966 гг. появились работы Г. Ф. Корзухиной, имеющие принципиальное значение для понимания ключевых моментов хронологии и стратиграфии древнейшего поселения и его ранней истории [64, с. 61–63; 69, с. 76–84], а в 1968 г. под ее руководством проведены новые раскопки скандинавского могильника в урочище Плакун в Старой Ладоге [70, с. 16–17]» [97, с. 155–156]. Как видим, в указанное десятилетие действительно появилась некоторая тенденция публиковать информацию о новых находках на двух-трех, максимум шести страничках археологических информационных бюллетеней. Сказать, что снятие идеологического прессинга привело к появлению монографии о связях Скандинавии и Руси, не приходится. Тем самым дезавуируются сетования Е. Н. Носова на то, что археологам в советское время постоянно мешали идеологические окрики.

«В самом начале 1960-х гг. увидели свет исследования о ладожских глиняных дисках [170, с. 109–115), о резной кости и гребнях из Ладоги [37, с. 95–108; 38, с. 16–18]. В них отчетливо проглядывали северные черты представленной в Ладоге материальной культуры. В 1963 г. появилась коллективная публикация Тимеревского, Михайловского и Петровского могильников (невольно обращаю внимание читателя на странное построение Е. Н. Носовым данной фразы; оказывается, могильники могут публиковать свои статьи, написанные, видимо, скелетами лежащих там покойников. Это – явное пренебрежение к великому и могучему русскому языку. – В. Ч.), содержащая обширные данные для изучения русско-скандинавских отношений по материалам археологии (ссылка на работу о Ярославском Поволжье 1963 г. в библиографии к статье Е. Н. Носова отсутствует. Еще одна небрежность автора. – В. Ч.).

E. А. Шмидт в 1963 г. издал интереснейшие результаты раскопок могильника Новоселки поблизости от Гнёздова [168, с. 114 – 127], которые, хотя сам автор был крайне осторожен в оценках, позволяли поставить вопрос о скандинавских древностях конца IX в. в этом районе. В начале 1960-х гг. сотрудниками Государственного исторического музея В. С. Дедюхиной, М. В. Фехнер, В. П. Левашовой готовились, а в 1967 г. были опубликованы сводки различных украшений X–XIII вв., найденных на территории Древней Руси, в числе которых были учтены и скандинавские вещи – фибулы, гривны, браслеты (ссылка на работу «Древности» или на фамилию Дедюхиной, указанные в тексте статьи Е. Н. Носова, в его библиографии отсутствуют. К тому же отмечу, что впервые Е. Н. Носов к числу достижений археологов отнес сбор материалов для сводки – это ему показалось настолько важным, что саму сводку в библиографию он счел возможным не вносить. Если следовать такой логике, то самыми главными достижениями археологов по варяжской проблеме следует считать составление сводок по чужим работам, а вовсе не выявление этнического состава варягов и скандинавов в определенный исторический период. – В. Ч.).

В статье 1966 г. М. В. Фехнер рассматривала вопросы происхождения и датировки железных гривен, а в публикации следующего года – археологические данные по торговле Руси со странами Северной Европы [142, с. 33–41; 143, с. 101–104]. В 1967–1968 гг. под руководством И. И. Ляпушкина проводились раскопки гнёздовского поселения [78, с. 33–37), реально положившие начало изучению поселенческих частей этого уникального комплекса, имеющих принципиальное значение для понимания его общего характера. В 1967 г. в историографическом обзоре М. И. Артамонов, рассматривая вопросы расселения славян в освещении советских археологов, отмечал, что “новая хронология заселения славянами северо-западной области заставляет пересмотреть старый вопрос о славяно-варяжских (норманнских) отношениях”. В частности, он полагал, что варяги появились в Приладожье раньше славян (Как это? Варяги, как мы видели, также были и славянами, и русскими. – В. Ч.), и нельзя исключать проникновение варягов на Днепр ранее конца IX в. [7, с. 68]. В статье 1968 г. Н. В. Тухтина заключила, что “волховские сопки” оставлены скандинавами, жившими в Старой Ладоге» [140, с. 192].

Как мы видим, в 1960-е гг., как результат идеологических послаблений в исторической науке, наблюдался стихийный ответ на долгий запрет свободного обсуждения варяжской темы на археологическом материале. Подчеркну, что приведенные многочисленные даты публикаций работ – это именно даты их выхода в свет, предполагающие предшествующие годы исследований и размышлений. К середине десятилетия стало совершенно очевидно, что роль археологии в разработке проблемы русско-скандинавских отношений постоянно растет» [97, с. 156].

Насчет «стихийного ответа», как мне кажется, Е. Н. Носов погорячился. Если действительно кто-то из руководства НИИ или выше, в АН СССР, перестраховываясь, просил не упоминать о присутствии варягов и скандинавов на территории России, то тем самым он закладывал совершенно однозначно пронорманнскую позицию последующих исследователей. Если раньше тема присутствия скандинавов и варягов на Руси считалась деликатной и требовавшей взвешенного, осторожного обсуждения, то теперь, когда предметы, находимые археологами на Руси, весьма походили на предметы, найденные в Скандинавии, у археологов не оставалось и тени сомнения: все варяги и скандинавы – германцы, поскольку таковыми являются жители, проживающие ныне в этих местах. Иными словами, вместо установления подлинной этнической принадлежности изделий выяснялось их географическое происхождение, но под маркой изучения этнической принадлежности. Видимость заменила сущность. И именно успехи в распространении этой видимости на все новые регионы Руси составляет предмет особенной гордости археолога Е. Н. Носова. Так что из его очерка о достижениях советской археологии следует, что дезинформация научной общественности о природе варягов и скандинавов как германцев приняла откровенный характер именно в 1960-х гг. Сложилась новая парадигма, не менее нетерпимая к оппонентам, чем советская.

Проблема монополизации знания археологией и просчеты археологов. В статье об археологических данных по варяжскому вопросу А. В. Арциховский в 1966 г. справедливо заметил, что эта проблема «чем дальше, тем больше становится проблемой ведения археологии», и «археологические материалы по этой теме уже многочисленны и, что самое главное, число их из года в год возрастает» [9, с. 40]. Весьма любопытное признание. Конечно, в отличие от бывшей до этого историографии, строившей свои конструкции на нарративных источниках древних авторов, археология представляет собой огромный шаг вперед, поскольку достает из земли доказательства существовавших на данном месте образцов материальной культуры. Это ее непосредственное и, так сказать, наиболее впечатляющее достижение – конкретизировать исторический процесс. Однако далее следует процесс обработки полученных данных, позволяющий переходить к устойчивым комплексам материальных предметов, которые получили в археологии название «археологическая культура». Чаще всего культуры называются по месту находки, например, черняховская, трипольская, дьяковская и т. д., и затем, в течение многих лет или десятилетий, происходит отождествление данной культуры с тем или иным этносом. Полагаю, что это тоже замечательная методологическая находка археологии – оставлять себе время на обдумывание полученных археологических конструкций, доказывая их объективность и, как правило, выявляя сложный и переменный по времени этнический компонент, стоящий за этими комплексами изделий определенной эпохи.

В случае с варягами и скандинавами археологов как будто бы подменили. Вместо введения в научный оборот таких понятий, как «ладожская археологическая культура» или «нёздовская археологическая культура», они сразу же, без кропотливого изучения находок, объявили найденные артефакты принадлежащими к культуре варягов и скандинавов германского происхождения. Именно это и заставило ряд руководящих лиц дистанцироваться от таких поспешных заявлений, а вовсе не «идеологический прессинг». Удивительно, что, пропевая гимн советской археологии позднего периода, Е. Н. Носов не обратил внимания на такой элементарный просчет собственной науки, свалив все на господствующую идеологию. Сейчас идеология сменилась, а данный просчет остался.

Но можно ли упрекнуть в том же недостатке и зарубежных археологов? Полагаю, что нет. Мы многократно читали их терминологию: «культура эпохи переселения» и «культура эпохи викингов». И никаких «варягов» и «скандинавов». Правда, и они считают эти культуры стопроцентно германскими, однако оставляют свободу для исследования, ибо обе культуры могут оказаться и германского, и славянского, и славяно-германского происхождения.

Получается, что именно в варяго-скандинавском вопросе отечественная археология с самого начала допустила грубый методологический просчет, который по мере накопления фактического материала стал лишь разрастаться. А поскольку голос археологии звучит все авторитетнее, суть ошибки становится все заметнее. И когда археологи полностью монополизируют все суждения по поводу варягов и скандинавов, данное ложное утверждение получит статус закона, непререкаемой научной истины.

Появление монографии. «В атмосфере новых веяний в исторической науке, в 1965 г. была издана монография И. П. Шаскольского “Норманнская теория в современной буржуазной науке” [165], которой предшествовали несколько авторских статей по этой тематике. Всегда осторожный в жизни и в научных заключениях, что вполне понятно, учитывая годы творчества И. П. Шаскольского и затрагиваемую им тематику, историк построил свою книгу на критической оценке современного норманизма, норманистской литературы о Начальной летописи, теории норманнского завоевания, норманнской колонизации в работах археологов и историков. Книга оказалась чрезвычайно ценной для советской исторической аудитории. Дело в том, что И. П. Шаскольский детально излагал концепции западных исследователей по варяжской проблеме и истории Древней Руси, обильно цитировал их труды, привел огромное количество литературы, в том числе почти недоступной в СССР. Он, если так можно выразиться, “просвещал” отечественную историческую среду, не знакомую или знакомую весьма поверхностно со взглядами западных коллег. Критические суждения и оценки, в конце концов, каждый делает сам» [97, с. 157]. Как видим, под видом критики норманизма в отечественной литературе появилась завуалированная его апологетика, а сама монография сыграла роль троянского коня. По сути дела была издана большая работа, подробно излагавшая германскую точку зрения на варягов и скандинавов. При отсутствии большого обобщающего отечественного исследования такая работа оказалась вне конкуренции по сравнению с отдельными трехстраничными сообщениями наших ученых. Так что коварный план был прекрасно продуман и блестяще осуществлен.

«В этой мозаике стихийного возрождения интереса к варяжской проблеме, в стенах Ленинградского университета на кафедре археологии, на “Проблемном семинаре”, руководимом Л. С. Клейном, в 1965 г. была проведена “Норманнская дискуссия”, которая заключалась в публичном обсуждении участниками семинара указанной выше монографии И. П. Шаскольского. Через несколько лет итоговый результат дискуссии был опубликован в виде обширной статьи “Норманнские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения” [60, с. 226–252]. Г. С. Лебедев справедливо заметил, что ее публикация стимулировала дальнейшее изучение археологического аспекта “норманнской” проблемы [76, с. 68]» [97]. Естественно, что Г. С. Лебедев мог заметить только справедливо, поскольку сам был одним из авторов статьи, которой он давал оценку. По принципу: сам себе являюсь лучшим рецензентом. Как в одном из советских фильмов-сказок, где король был одновременно и судьей, и прокурором, и адвокатом обвиняемого, и в каждой из этих функций подтверждал высказанную им однажды точку зрения. К тому же, как можно судить по многочисленным публикациям Л. С. Клейна, и этот историк Руси отрицает всякую русскую самобытность, наличие в ранней русской истории единой и системной русской дохристианской религии и пытается доказать отсутствие многих божеств, выявленных другими исследователями. Понятно, что с таких позиций вся история Северной Руси выглядит как непрерывное заимствование германской культуры, представленной варягами и скандинавами. И понятно также, почему книга И. П. Шаскольского не только рекомендовалась для изучения, но даже стала предметом специальной дискуссии. Антинорманнская по виду и проповедующая германскую точку зрения монография И. П. Шаскольского была сознательно доведена до сведения всех участников дискуссии. Иными словами, коварный план по германизации русской историографии смог быть осуществленным еще на одном этапе.

Общие проблемы русской историографии. «Однако “варяжский” вопрос не существует сам по себе, он существует только в рамках общих концепций истории Древней Руси. Если меняется отношение к оценке роли скандинавов в той или иной сфере жизни древнерусского общества, это значит, что меняются в целом научные ориентиры.

Эту связь варяжского вопроса и общих представлений о ранней истории древнерусского государства прекрасно иллюстрирует пример со статьей В. А. Булкина и Г. С. Лебедева «Гнёздово и Бирка» [18, с. 11–17], которая, по существу, открыла новую страницу в послевоенной историографии, посвященной проблеме происхождения городов на Руси [96, с. 66–67]. Непоследовательность ряда заключений и некоторая декларативность выдвинутых тезисов не снимает значимости отстаиваемых в статье взглядов. Во-первых, в ней впервые в советской историографии за многие годы было четко заявлено о значительной (иногда даже определяющей) роли международной торговли в процессе становления первых городов, во-вторых, выделен на территории Восточной Европы особый тип торгово-ремесленных предгородских поселений, аналогичных по типу североевропейским викам, а в-третьих, процесс становления городов на Руси, по крайней мере, располагавшихся на крупнейших международных путях, был сопоставлен и увязан с аналогичным процессом в Скандинавии» [97, с. 157–158]. Сама по себе тема происхождения городов и на Руси, и в Скандинавии весьма важна, и то, что археологи обнаружили между ними большое сходство, является, несомненно, удачей авторов статьи. Вместе с тем, разумеется, русскому читателю было бы интересно видеть, что градостроительные решения принадлежали именно русским, как в Гнёздово, так и в Бирке, поскольку в этот период никакой германизации еще не было.

Дальнейшая часть статьи Е. Н. Носова посвящена именно происхождению городов, что хотя и интересно само по себе, но уводит в сторону одной из наиболее частных проблем.

Факты, установленные к настоящему времени археологией. На основе проведенного исследования Е. Н. Носов перечисляет следующие позиции, надежно подтвержденные археологически.

1. «Скандинавы впервые появились на территории Руси в середине VIII в. в Ладоге, с самого начала существования поселения» [97, с. 160]. Что ж, вещь вполне понятная, Ярова Русь расширяла свои владения и включала в них русских, живущих на территории Руси Славян.

2. «Со второй половины – последней четверти VIII в. начал активно функционировать “восточный” путь, основные направления которого четко высвечиваются находками кладок куфических монет. Путь пролегал вверх по Волхову, далее по рекам Ильменского бассейна с переходом волоками в верховья Волги и через Волго-Окское междуречье уходил на Дон и в низовья Волги [97, с. 160]. И опять данная информация очень хорошо согласуется с тем, что варяги, обладая большими деньгами, охотно покупали восточные товары и, в свою очередь, продавали награбленное.

3. «Пласт ранних скандинавских находок VIII–IX вв. прослеживается именно в зоне балтийско-волжского пути (Поволховье, Волго-Окское междуречье)» [97, с. 160]. Этот пункт подтверждает предыдущий.

4. «Варяги на Руси были представлены воинами, торговцами, ремесленниками. В ряде центров они жили постоянно, семьями, и составляли довольно значительную и влиятельную группу общества» [97, с. 160]. Эта информация в общем согласуется с прочитанными нами надписями. Правда, там уточняется, что воины были моряками, но одновременно они являлись и мимами русских храмов, о чем Е. Н. Носов ничего не говорит. Что же касается ремесленников и торговцев, то их существование предполагается наличием ремесленных изделий, находящихся на большом удалении от места их изготовления.

5. «Иногда скандинавское влияние прослеживается по антропологическим материалам (грунтовые захоронения у церкви Климента в Старой Ладоге, курганы в Шестовицах под Черниговом, могильник Куреваниха в бассейне реки Мологи)» [97, с. 160]. К сожалению, датировка останков германцев не приводится.

6. «Одним из вариантов становления городов на Руси был путь через торгово-ремесленные поселения, аналогичный варианту формирования городов в центральной части Балтийского региона (Скандинавия, западнославянские земли)» [97, с. 160]. Тоже понятно: единый народ имел единые типы поселения.

7. «Восточный путь и система водных коммуникаций в лесной зоне Восточной Европы сыграли важнейшую роль в формировании структур расселения, образования городов и тянущих к ним территорий» [97, с. 160]. Удивление археологов по этому поводу понять можно. В силу того, что IX в. ими был принят за век сложения древнерусского протогосударства, дальше племенного строя и городов как центров сельскохозяйственной округи их мысли не выходили, хотя теперь этот тезис они связывают с идеологическим давлением. Теперь археологи с удивлением отмечают роль международной торговли, причем германцы, варяги и скандинавы оказываются источниками градообразующих концепций. Очевидно, должно пройти еще довольно большое время, прежде чем ученые окажутся в состоянии понять, что подлинной, то есть активной, влияющей на соседние народы и страны, была именно Ярова Русь, которая и порождала как нужные ей города, так и интересные для нее изделия, тогда как Русь Славян к этому моменту представляла собой более провинциальные, но тоже русские территории. И шло русское культурное освоение провинции из центра, Вагрии и Скандинавии, которые были на тот период русскими.

«Все перечисленные факты, установленные на археологических материалах, при учете новейших наблюдений и выводов, сделанных историками и филологами, занимающимися русско-скандинавскими отношениями, создают совершенно иную базу для решения многих ключевых проблем русской истории, нежели та, на которую можно было опираться несколько десятилетий назад. Проступающие контуры новой концепции истории Руси во многом восходят не к построениям ведущих советских историков середины века – Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова, а к русской исторической мысли начала столетия – В. О. Ключевскому, С. Ф. Платонову, А. Е. Преснякову. Путь вперед в наши дни должен аккумулировать лучшие достижения либеральной отечественной историографии, незаслуженно отброшенные в 30-е – начале 50-х гг. нашего столетия (то есть в XX в. – В. Ч.). Варяжский вопрос, как вопрос о роли скандинавов в начальной русской истории, в новых построениях займет совершенно определенное заметное место и должен решаться на основе строгого анализа фактического материала, а не заданных идеологических установок» [97, с. 160–161]. Теперь можно ответить на вопрос, почему чтение надписей на подвесках из Рюрикова городища было доверено всего одному скандинависту (им оказалась Е. А. Мельникова, хотя мог быть и кто-то иной, дело не в конкретной личности) и позже не было никем проверено и подтверждено: потому что сложилась новая парадигма о германской принадлежности пришедших на Русь Славян варягов и скандинавов. И эта парадигма давит на выводы современных академических археологов не слабее, чем прежде давила неверно понятая руководством идея о том, что из Скандинавии на Русь якобы никто не приходил. Одна идеологическая зависимость сменилась другой, создавая иллюзию свободы научного исследования.

Заключение Е. Н. Носова. «Кажется сейчас несомненным и то, что вопрос о варягах на востоке должен постоянно анализироваться на фоне глобальной проблемы движения викингов, а явления, происходившие в разных частях мира викингов, необходимо рассматривать в сравнении. Хотя это представляется вполне очевидным, в советской и уже в новой русской историографии рассмотрение варяжского вопроса зачастую замыкается в границах Древней Руси, а в результате многим общим явлениям истории придается (в подлинном тексте говорится «предается», то есть, по мысли Е. Н. Носова, речь идет о предательстве. – В. Ч.) излишняя исключительность и своеобразие» [97, с. 161]. Здесь, как ни странно, я с этим археологом полностью согласен. Зачем, например, позднюю и малозаселенную Русь Славян называть Древней Русью, когда и она, и тем более Ярова Русь были гораздо древнее? Этот кабинетный плод деятельности реально придает историографии якобы Древней Руси излишнюю исключительность и своеобразие. Согласен я и с тем, что требуется непрерывный анализ проблемы движения викингов, чтобы понять, где и как началась и крепла германизация этих русских поначалу поселений и способов жизни народов Яровой Руси. Наконец, я полностью за то, чтобы от Руси Славян перейти к Яровой Руси и заняться написанием ее истории.

«Что же касается определения “норманизм” или “антинорманизм”, то, стремясь избегать недопонимания или двусмысленности, я бы считал целесообразным не использовать их при современной оценке роли скандинавов в истории Руси, поскольку эти термины отягощены богатым наследием и, строго говоря, к академической науке отношения не имеют» [97, с. 161]. Замечу, что в самом тексте статьи Е. Н. Носов признался в том, что вся академическая наука стоит на позициях чистого норманизма, так что заключение дано лишь для тех читателей, которые обычно просматривают лишь начало и конец статьи. Полагаю, что статья достаточно интересна, поскольку показывает процесс германизации если не скандинавов и варягов, то уж точно отечественных историков-скандинавистов. Получив очередное крупное достижение науки за счет археологии и применения археологического сравнительного анализа, данный промежуточный результат они сочли окончательной истиной в последней инстанции, похоронив все надежды читателей на исконно русский характер северных русских поселений первого тысячелетия н. э. Иными словами, они восторжествовали над антинорманизмом, и последнее замечание Е. Н. Носова – это разумное предостережение своим сторонникам не устраивать пляски на его костях.

Разумеется, с тем, что варяги и скандинавы в описываемый период являлись русскими ни Е. Н. Носов, ни его сторонники ни за что не согласятся. Для них археология, решив важную научную проблему в сторону норманизма, только-только стала научным методом, а микроэпиграфика пока не обладает никакой научной ценностью. Так что торжество антинорманизма как раз на основе добытых археологами материалов они просто не в состоянии признать. Это означало бы полную ломку всех их построений.

Промежуточный итог. Мы видим, что современную академическую историографию устраивает правдоподобие, полуправда, а не истина.

ДАННЫЕ КОМПРАТИВИСТИКИ

Воздействием Варяжской Руси на Русь Славян влияние Вагрии на окружающие страны не исчерпывается. Если Вагрия была самым мощным русским государством периода поздней античности и раннего Средневековья в Западной Европе, то она должна была иметь и мощнейшее культурное влияние, в чем мы убедились, анализируя находки археологов. То, что считалось остатками кельтской и германской культуры, на поверку оказалось фигурками русского ведического культа.

Но одной из наиболее важных областей культуры является язык. Влияла ли Вагрия на язык ее ближайших соседей – германцев? На мой взгляд – да, несомненно. Поскольку я предлагаю данный раздел монографии по влиянию Вагрии и Скандии на язык германских народов, которые постепенно заняли обе эти территории, я просто обязан сказать что-то и о языковом воздействии русских на тюрков, становящихся германцами. Конечно, я могу предложить только небольшой очерк, поскольку глубокое исследование требует монографии, да и вряд ли одной.

Общее представление. Если в истории Рима сохранились воспоминания как о поражении, так и о победе над германцами, то каких-то свидетельств о крупных сражениях между германскими войсками и воинами Яровой Руси нет. Из этого можно сделать предположение, что завоевание носило мирный характер, так сказать, не Krieg nach Norden, a Drang nach Norden. Иными словами, поначалу тюрки, становящиеся германцами и пришедшие с юга Руси Славян, выступали как русские этнические меньшинства, вкрапленные в полиэтническое население Руси Славян и просто переселившиеся в Ярову Русь на более удобные земли. Полагаю также, что, подобно современным тюркам России (татарам, башкирам, многочисленным тюркским народам Кавказа), новые пришельцы обладали двуязычием, то есть, сохраняя свой язык внутри своего этноса, говорили с местным населением по-русски. Но, разумеется, с тюркским произношением. Постепенно, однако, они перешли на русский целиком, однако из сплава русской лексики и грамматики и тюркской фонетики возник новый язык – общегерманский, который начал быстро развиваться, все более приспосабливаясь к тюркским традициям и все сильнее отличаясь от русского языка местного населения. В дальнейшем в этом общегерманском языке возникли местные диалекты, которые привели со временем к современным германским языкам.

Лексические заимствования. Проще всего обозначить некоторые лексические заимствования, хотя в языковом плане они не очень доказательны.

Как можно предположить, существование Руси Яра сказалось на германских языках внедрением самого имени Яра и производных от него слов. К числу таких важных слов относится имя военачальника как у русских, так и у германцев, и это имя – ЯРЛ. С точки зрения русского словообразования подобное имя нарицательное представляет собой корень ЯР и притяжательный суффикс Л, так что слово ЯРЛ означает просто ЯРОВ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЙ ЯРУ. Одной из функций бога Яра была военная, это был бог-воин, отсюда и воинские руководители стали называться ярлами. Подобные же названия: «Jarl», «yarl» – мы встречаем и в германских средневековых текстах.

Другое слово связано с Яром как прародителем белой расы – европейцев. Южнорусское произношение имени ЯР будет АР, отсюда потомки АРА называются АРИЙЦАМИ. Отсюда же и русское название северного мыса острова Руяна (Рюгена) – Аркона, то есть КОН ЯРА.

Первый месяц по русскому календарю назывался Белояр и начинался с весеннего равноденствия. Позже греки стали называть АРА APEC, а римляне – МАРС, и Белояр у них был переименован в месяц март. Поэтому все посевы, которые сеяли весной, стали называться ЯРОВЫМИ (в отличие от ОЗИМЫХ, которые сеют осенью), а время от одного ЯРА (марта) до другого у германцев стало называться ЯР (das Jahr, year).

Существуют и другие заимствования. Так, имеется русский глагол марать, то есть мазать, чернить, темнить. Если о ткани говорят, что она маркая, это означает, что ее легко измазать. Поэтому марка – это любая метка, нечто помеченное. Полагаю, что немецкое слово «die Marke» в его историческом смысле – это помеченная область, иными словами, область договорных отношений. Возникает впечатление, что именно эти области Яровой Руси были зоной разрешенного компактного проживания тюркского населения, которое постепенно стало распространяться из них на другие территории.

Еще одно русское слово, вошедшее в немецкий язык, – слово граница (как производное от слова грань, то есть как бы маленькая грань). Оно стало произноситься немцами сначала как «Grenize» (есть свидетельства, что в некоторых областях Германии – вплоть до первой половины XX в.), затем – как «Grenze».

Некоторые слова вошли в германские языки с фонетическим сдвигом. Так, поскольку звук «П» произносился часто с придыханием (что на письме часто обозначалось как «PH»), он перешел в германские языки как «Ф», например, плот – flot, die Flotte, пакля – die Fackel, пир (огонь, откуда слово «пирог» – буквально «огонек») – fire, Feuer. Поэтому, когда мы вблизи Англии обнаруживаем название Фоморские острова, мы понимаем, что когда-то по-русски они назывались Поморскими.

Встречаются и более сложные заимствования, например, русского слова ключ, которое означает «маленький закругленный (согнутый под углом) предмет». В английском языке мы находим слово «key», в котором трудно узнать слово «ключ». Но зато в немецком языке мы имеем слово «Schlüssel», в котором узнается слово «ключ» с добавкой, суффиксом -ЕЛЬ. Иными словами, переход «ключ – Schlüs» связан с пониманием «К» как «Ш», и «Ч» как «С». Этот переход есть заимствование. Отсюда начинается переход от «Schlüs» к «schliessen», деривация, связанная с глаголом «запирать» и одновременно «завершать», так что затем появляется слово «Schlüss» – «конец» и «Schlüssel» – новая форма для слова «ключ». От того же глагола появляется и слово «Schloss» – «замок» и слово «Schlosser» – «слесарь», буквально – человек, делающий замки и ключи.

Другой смысл слова ключ – водный источник, нечто, идущее к лучу (струе). В немецком языке мы находим слово «Quelle» – ключ, родник, источник, что можно понимать как К (Zu) «Welle», то есть к волне. В данном случае мы имеем не заимствование, а кальку, которая подтверждает предлагаемое здесь происхождение слова ключ.

Достаточно сложно и заимствование слова вода. Замечу, что оно было заимствовано именно в «акающем» произношении, что свидетельствует о весьма позднем его заимствовании германскими языками. Поскольку ударение падало на последний слог, германскому уху казалось, что там имеется какой-то дополнительный призвук, который был ими воспринят как R. Так что слово трансформировалось: wata – watar – water, а в немецком языке звук Т был заменен на SS: Wasser. Замечу, что русское слово вода образовалось из глагола водить», то есть вода – это естественный речной путь в Европе. Иными словами, русское слово вода имеет совершенно понятную этимологизацию от другого русского слова, тогда как в германских языках этимологизировать его как производное от какого-то германского слова невозможно.

Вообще-то заимствований – огромное число, но они не очень доказательны, поскольку все языки мира заимствуют какие-то слова из языка своих соседей. Поэтому степень влияния одного языка на другой в области лексикологии выявить сложно. Чаще всего историки при этом показывают заимствование одним языком слов из другого языка. На наш взгляд, такого рода исследование доказывает нечто меньшее – просто наличие языкового контакта. Все народы заимствуют какую-то часть лексического фонда у своих соседей, однако произносят эти слова со своей фонетикой, так что эти заимствованные слова этнизируются и становятся частью родного языка. Конечно, процент заимствованной лексики может оказаться значительным, так что иногда можно говорить о сильном воздействии соседнего народа, однако в этих случаях грамматика языка обычно никак не меняется, так что такого рода воздействие может оказать только временный и проходящий со временем эффект.

Грамматическое воздействие. Совершенно иной оказывается ситуация, когда меняется вся грамматическая структура, например, язык из агглютинативного становится флектирующим, а из флектирующего – изолирующим. Тут уже речь идет о коренной перестройке языка, а по сути дела, о рождении нового языка на базе двух составляющих: старой фонетики и новой грамматики. Применяя биологическую терминологию ботаников, можно сказать, что речь идет о вегетативной гибридизации: на фонетическом привое прививается совершенно иной грамматический (и, разумеется, лексический) подвой. Полагаю, что именно такой была ситуация с германскими языками. Попав в русскоязычную среду, тюркский язык германцев стал не только усваивать чуждую ему лексику и грамматику, но и вырабатывать свое фонетическое осмысление этих новых для него языковых реалий, что и привело к рождению германских языков. К сожалению, этот период не зафиксирован соответствующими текстами. Как было показано выше, если взять для сравнения только немецкий и английский языки (поскольку учет остальных германских языков неимоверно увеличил бы объем книги), то оказывается, что английский язык испытал эти воздействия наиболее явно и непосредственно, тогда как немецкий язык уже развивался на базе произошедших с английским языком изменений.

Постараемся показать наиболее значительные изменения, вызванные воздействием тюркской фонетики на грамматику и лексику русского языка.

Отсутствие звука Ы. Хотя в названии страны «Дышт и кыпчак» звук Ы присутствовал, и, вероятно, ранние тюрки вполне спокойно произносили этот звук в русских словах, постепенно он утратился, так что можно говорить о падении звука Ы в раннегерманском языке. Последствия этого падения оказались весьма значительными.

Инфинитив глагола «быть». После падения Ы слово «быть» стало произноситься как «бит^Х». Это, однако, еще не создало основы для непонимания русскими русскоязычных тюрков. Дальнейший шаг сделал такое понимание невозможным: тюрки переставили два слога, поставив суффикс инфинитива ТЬ в форме Т^Х перед глаголом. Получилось «т^Х би». А редуцированный звук после придыхательного Т, едва слышный (нечто вроде «т^Хъ») превратился в звук полного образования, сначала О (до сих пор пишется to), затем У (произносится «ту»). В немецком языке частица «ту» превратилась в «цу». Что же касается корня «би», то в графике ранних германцев звук И стал передаваться буквой Е, и, соответственно, слово «бит^Х» стало выглядеть как to be. В немецком языке инфинитив был образован от другой формы (sein), однако в спряжении глагола присутствовал корень «би» (bi-n, bi-st).

Изменение формы самого главного глагола в языке создало прецедент новой словообразовательной модели, которая стала применяться ко всем глаголам: теперь их инфинитив лишался формы русского глагола на ТЬ, но добавлял перед глаголом частицу «to». Глагол в такой форме на слух перестал восприниматься как знакомое слово русскими людьми, несмотря на знакомые корни. Скажем, бить – to beat, дремать – to dream, слепить (склеивать сном глаза) – to sleep, стоять – to stay, лежать – to lie, кричать – to cry (второй слог исчез), мочь (могти) – to might и т. д.

Конечно, не каждый глагол заимствовался по правилам, существовали и исключения. Например, когда современный англичанин спрашивает «How do you spell your name?», он не подозревает, что глагол to spell передает прошедшее время от русского глагола спеть, так что по-русски фраза звучит так: «Как ты спел свое имя?» Ибо произнесение по слогам (to spell) и есть как бы пропевание имени.

Спряжение глагола. Глагол настоящего времени в русском языке изменяется по лицам, например, в единственном числе: я иду, ты идешь, он идет. В немецком языке лучше всего, без искажений, сохранилось окончание Т в третьем лице (er geht), тогда как во втором лице звук окончания Ш стал передаваться как СТ (du gehst); наибольшее искажение получил конечный звук У в немецком языке, перешедший в Е (ich gehe). Во множественном числе искажений больше, но все-таки наименьшие искажения сохранились во втором лице: вы идете, ihr geht. В английском языке спряжение по сути дела исчезло, а звук Т в третьем лице единственного числа был заменен на S.

Суффиксы существительных. В русском языке имеется весьма распространенный суффикс -СТЬ, например промышленность, видимость, зависимость и т. д. В английском языке этот суффикс произносится как -ship, например, friedship, в немецком языке аналогичный суффикс имеет форму -schaft, например: Wissenschaft, Bruderschaft. Легко увидеть, что в германских суффиксах переставлены звуки, и из суффикса -СТЬ получился суффикс -СЬТ/-СИТ. Позже звук С с придыханием дал SH, а ИТ перешел в ИП/ИТ. В немецком языке звук П с придыханием дал PH = F, но восстановился и звук Т, так что суффикс -ship стал произноситься сначала как -schift, а затем и как -schaft.

Склонение существительных. Нет сомнения в том, что вначале германские языки заимствовали все падежи русского склонения. Однако немецкий язык удержал только четыре, тогда как английский – всего один (притяжательный), помимо именительного. При этом именительный и винительный падежи в древнем русском языке совпадали; то же самое мы видим и в немецком языке. В английском языке система склонения исчезла совсем.

Окончание прилагательных -ЫЙ. Тюркские языки не имеют родов, поэтому им было все равно, какого рода окончания прилагательных брать за основу. Но был взят мужской род с окончанием -ЫЙ. До сих пор у ряда тюрков, говорящих по-русски, можно услышать выражение «Какой хороший девушка!». При этом интересно, что прилагательное «ладный», возникшее из наречия «ладно», в свою очередь, восходит к существительному «лад» («гармония» «порядок» – обычно в семье), а оно – к имени богини Лады, отвечающей, в частности, за гармонию семьи. Вероятно, тюрки, желая воздать хвалу девушкам благородного происхождения, говорили: «Какой ладный девушка!» При этом слово «ладный» потеряло «лишний» звук Н, превративший в «ладый». Но затем оно потеряло и окончание, а эпитет «ладный» стал пониматься как существительное lady. Так что в данном случае звук Ы стал отображаться в германской графике как ВАЙ.

Таким образом, появился еще один прецедент создания новой словообразовательной модели: русские прилагательные с окончанием -ЫЙ стали оканчиваться в английском языке на -Υ (игрек, вай) и пониматься уже не только как прилагательные.

Суффикс прилагательных -СК. Этот суффикс весьма продуктивен в русском языке, образует множество прилагательных: сельский, городской, марксистский, польский, краковская и т. д. То же самое мы видим и в ряде славянских языков, например в польском, где название самой страны является именем прилагательным, Польская (Polska), поскольку предшествует существительному республика (Polska rzeczepospolita ludova). Но и в шведском языке мы встречаем тот же суффикс прилагательного для обозначения государства: Svenska (Шведская), или прилагательного археологический, arkeologisk. В немецком языке суффикс -СК превратился в суффикс -SCH, поскольку звук К стал произноситься как -CH (X), например russisch, schvedisch и т. д. При этом наблюдается перестановка звуков: русскИй – russisch, то есть по-русски суффикс -СК предшествует звуку И, по-немецки – наоборот.

Указательные местоимения. Совершенно очевидно происхождение английских указательных местоимений из русских: тот – that, те – the, где первый звук Т произносился с придыханием. Позже из местоимений «тот, та (тя), те» возникли артикли that и the, а путем озвончения в немецком языке – «der, die, das» (из «dat», а последний – из «that»), «die» (артикль множественного числа).

Промежуточный итог. Представлен очень краткий очерк заимствований, но он показывает, что многие элементы германской грамматики возникли на основе грамматики русской. Однако германские языки изменялись намного быстрее, чем русский язык, поскольку вначале это был совершенно чужой для германцев язык. И лишь постепенно, по мере оформления каждого диалекта в самостоятельный язык скорость изменения замедлилась. Но для понимания этой эволюции нужны более детальные исследования.

ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

На основании приведенных в этой части данных можно сделать несколько выводов.

Прежде всего, скандинавы, с которыми часто отождествляют варягов, – это тоже русские, проживавшие в Скандинавии. И варяги, и скандинавы входили в единство, называемое Ярова Русь. Тем самым они вовсе не отличались основной культурой от варягов (хотя у них, возможно, существовали небольшие отличия типа диалектных, то есть была своя территориальная субкультура). Так что когда Рюрик брал в свою дружину скандинавов, он брал людей своей культуры и своего, русского языка.

Далее, варяги в год призвания Рюрика уже имели своего хана, который одновременно был и племенным вождем – жупаном. Им являлся Николай Кродо, хан Вагрии, о котором мы более подробно говорили выше. Таким образом, Рюрик не мог быть призван в качестве хана Вагрии на уже занятое место. Поэтому его призвали как князя всей Яровой Руси, так что Николай Кродо становился его наместником в Вагрии.

Новым в нашем рассмотрении оказалось то, что Рюрик был призван на княжение не в Русь Славян, то есть не на территорию нынешней России, о чем обычно повествуют учебники истории, а в Ярову Русь, что существенно меняет понимание всего начального эпизода с призванием князя. В Яровой Руси Рюрика прекрасно знали сначала как удачливого пирата, позже – как сборщика дани в пользу Вагрии и зависящей от нее Хазарии, так что это не было, как гласит русская поговорка, «призванием варягов» (заморских чужаков). Сами варяги, отчасти его же собственные моряки, и попросили его принять руководство Яровой Русью, имея на то все основания. А на Руси Славян он оказался в определенном смысле слова случайно, его сюда никто не звал, но, судя по раскопкам Ладоги, у него тут и до призвания было созданное скандинавами жилище, которым можно было вполне воспользоваться для отсидки. Согласно летописям, Рюрик имел обыкновение после некоторых известных всем публичных дел, например после сбора дани, отдыхать в каких-то малоизвестных местах.

Путаница в историографии произошла по двум причинам: в летописях Русь Славян и Ярова Русь не различались, называясь одним словом «Русь», а современные исследователи под варягами и скандинавами понимали не жителей этих стран IX–XI вв., а более поздних поселенцев – германцев. Усугубили путаницу и отечественные археологи, которые не стали относить найденные ими в Ладоге и Гнёздове изделия, напоминавшие скандинавские, к ладожской или гнёздовской культурам, а сразу же стали утверждать, что данные изделия являются германскими, хотя на поверку они оказались русскими.

Археология, когда-то бывшая вспомогательной исторической дисциплиной, теперь заслуженно претендует на то, чтобы решать многие запутанные проблемы историографии. Однако она берет на себя слишком много, не подозревая, что вместо этнической атрибуции находок часто дает только географическую. Этническую может дать микроэпиграфика, однако она для археологии слишком нова и непонятна, а потому пока археология ее просто не замечает.

Наконец, германские языки показывают слишком большое сходство со славянскими (из-за чего лингвисты в XIX в. даже признавали некий общий германо-славянский праязык), что нельзя объяснить иначе, как проживанием народов – носителей этих языков – на единой территории. Но поскольку надписи на археологических находках в Вагрии, Скандинавии и на севере России сделаны протокириллицей и по-русски, а не германскими рунами по-германски, приходится заключить, что именно немцы пришли на русские территории, а не наоборот. Поэтому тюркам, чтобы стать немцами, пришлось перейти на русский язык, пока эти территории оставались русскими. Позже их завоевали германцы, а усвоенный тюрками русский язык стал новым, общегерманским. Так что русские помогли тюркам стать германцами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Эта книга посвящена Вагрии – русской земле на севере Германии, которая существовала уже на карте Евсевия (начало IV в. н. э.) и прекратила свое существование не ранее XI в. н. э., а в некоторых местах – и веком позже. Шесть, а возможно, и семь сотен лет – срок для государства немалый. Как выяснилось, русским же принадлежала и Скандинавия, так что вместе взятые Вагрия и Скандинавия образовывали весьма большую территорию – Русь Яра. Именно те, кто проживал в Руси Яра и верил в Яра, и назывались яроками, варяками, позже – варягами, а от них получила название и их земля – Вагрия.

Не исключено, что Русь Яра существовала и на несколько веков ранее. Полагаю, что сначала русские послали передовые отряды в Северную Италию, и Те Русские постепенно стали называться Этрусками, они основали город Мир, который в обратном чтении (тогда было принято читать справа налево) превратился в название Рим. Хотя в Риме несколько веков звучала русская речь, к сожалению, процесс наполнения города чужим этносом, латинами, шел довольно быстро, а через четыре века Рим завоевал Этрурию, и Италийская Русь прекратила свое существование. Подобная неудача вынудила оставшуюся на востоке Русь Славян предпринять еще одну попытку создания могучего государства, и она была реализована на нынешнем Балтийском море (море Яра) и частично на нынешнем Северном море (море Макоши), где уже в поздней античности возникает новая, не средиземноморская Ярова Русь в память об утраченной (занимавшей Аравию, Египет, Палестину, Грецию и ряд других средиземноморских территорий).

Эта Ярова Русь состояла из трех или даже четырех частей. Первая, наиболее важная в функциональном плане, сердце всей Яровой Руси – остров Руян (Рюген; впрочем, Пушкин называл его Буяном, а в славянских сказках рассказывается, что на острове Буяне растет большой дуб, на дубе висит сундук, в сундуке находится заяц, в зайце – утка, а в утке спрятано Мировое Яйцо – ключ к жизни всего Мира). Столицей Руяна был город Яра (Ара) Аркона (кон Яра), расположенный на отвесном мысе, ныне, к сожалению, подмытом волнами и упавшем в воду вместе со своими храмами. Вторая часть – от Ростока на севере до Шверина (Зверина) на юго-западе – это собственно Вагрия, она, видимо, являлась тыловой базой Руяна. Со временем Вагрия по имени ее последнего хана, Николая (Микулы) Кродо, стала называться Микулиным Бором, а после прихода германцев – Мекленбургом. С запада к Вагрии примыкали, но не входили в Вагрию такие города, как Хан-бург (Гамбург) и Любек. Это – третья часть. На севере Вагрия переходила в острова и Скандинавский полуостров, где жили тоже русские, но назывались они скандинавами. Так что вся Скандинавия – это четвертая часть Яровой Руси.

Ярова Русь была окружена Порусьем, располагавшимся к востоку, югу и западу от Руси. В нее входило множество различных регионов, от нынешних земель Германии или Финляндии и пограничных земель – марок, до далекой Южной Гаскони. Название Порусье со временем трансформировалось в Пруссию, а сама Пруссия понималась уже как гораздо меньшее по размерам территориальное образование. Что же касается Яровой Руси, то это имя было из истории изъято и восстановлено только в данной монографии. Таким образом, желая восстановить название страны варягов, Вагрии, я оказался в состоянии реконструировать и название того целого, в которое она входила, – Русь Яра. Тем самым поставленную задачу: описать в целом страну варягов – я не только выполнил, но и перевыполнил. Более того, попутно я выяснил и название той местности, которая явилась ядром современной России, – Русь Славян.

Наиболее интересный период существования Вагрии – IX в., когда над ханом Вагрии Николаем Кродо был поставлен богатый пират, князь Рюрик.

Второй основной моей задачей стало доказательство того, что германцы – немцы, датчане, шведы, норвежцы – не были автохтонами данных мест, а пришли с юга. В данной книге я пытался дать обоснование тому, что этими пришлыми народами были тюрки, точнее – их западная ветвь, огузо-кыпчакские племена. Правда, существует весьма большой хронологический разрыв между первым боем тевтонов с римлянами во II в. до н. э. и временем Великого переселения народов, когда появились основные германцы. Однако уже по работе об этрусках я понял, что дата основания Рима (VIII в. до н. э.) сдвинута примерно на тысячу лет вглубь истории и должна приходиться где-то на II–III вв. н. э. Тогда встреча с тевтонами, произошедшая шесть веков спустя, попадает на VIII–IX вв. н. э., что хорошо согласуется с полученными результатами, согласно которым в IX в. в Яровой Руси никаких германцев еще не было, а основным событием оказалось призвание варягами князя Ивана Рюрика, главы пиратов, на место хана и жупана Руси Николая Кродо.

Так что если на севере Римской империи германцы в виде тевтонов появились в IX в., то освоение севера Германии, а затем и Скандинавии происходило, скорее всего, в XI–XII вв. – с юга на север. Косвенным подтверждением этого является «Песнь о нибелунгах», возникшая в XII в. и воспевающая южные немецкие земли именно как германские владения. Обычно героический эпос складывается с небольшим отставанием во времени от самих событий. Другое подтверждение – наличие на территории Германии зданий XII–XIV вв. с русскими надписями. Это было вполне возможно в первые века германских завоеваний, когда завоеванные славяне еще продолжали какое-то время жить по традиционному славянскому укладу и строить собственные храмы.

В мою задачу не входило подробное исследование границ Яровой Руси в разные исторические эпохи, а тем более наполнение времени существования этого государства историческими подробностями. Во-первых, такая задача вряд ли может быть решена в рамках одного исследования, во-вторых, едва ли мы сейчас располагаем достаточными историческими сведениями, извлеченными из исторических источников, чтобы решить ее. Полагаю, что сама по себе констатация такой исторической реалии, как Ярова Русь, состоящей из Вагрии и Скандинавии, уже оправдывает появление этого труда.

Естественно, что всякое новое, в данном случае провозглашение такой исторической реальности, как Ярова Русь, входит в противоречие с существующим и уже устоявшимся знанием. Но такова судьба всего нового. При этом я хотел бы обратить внимание не на то, что отличает мое исследование от историографической традиции последних двух веков, а на то, что оно с ней сближает.

Прежде всего, предложенная концепция объединяет взгляды норманизма и антинорманизма. С норманизмом ее сближает то, что она признает, что варяги и скандинавы сыграли большую роль в становлении северных земель на территории нынешней России. В этом большие заслуги имеются у советской и русской археологии XX в., показавшей наличие одинаковых артефактов на территории России, Швеции и Дании. С антинорманизмом ее объединяет то, что все эти изделия VII, X–XI вв. – русские, то есть отношения между Русью Яра и Русью Славян являлись отношениями внутри единого этноса, а изделия принадлежали продуктам одной культуры. Таким образом, в рамках предложенной исторической концепции правыми оказались представители как одной, так и другой точек зрения. Полагаю, что объединение взаимно исключающих точек зрения – косвенный критерий истинности предложенных построений.

Далее, в рамках рассмотренных материалов стала понятной и точка зрения ученых XVIII в., отрицавших отождествление Вагрии и варягов: тогда для такого отождествления не было надежно установленных фактов. Теперь они появились в виде прочитанных текстов, из которых прямо следует, что Вагрия – это страна варягов. Из других надписей можно понять, что и Скандия – это страна русских скандинавов. Становится понятным и то, что германские и скандинавские исследователи не смогли нужным образом интерпретировать гульдгубберы и другие артефакты эпохи Великого переселения народов и эпохи викингов: надписи на них не только чрезвычайно малы, но написаны на русском языке, русской протокириллицей (рунами Рода) и передают круг сюжетов, связанных со славянским пантеоном богов (Макошью, Марой, Родом, Яром). Но, что уже выходит за рамки обсуждавшихся понятий, так это выявление понятия «Ярова Русь». С точки зрения этого вновь открывшегося названия объединенной русской территории становятся понятными не только многие исторические факты, но сами эти факты оказываются вплетенными в контекст дохристианской славянской религии, где верховным божеством являлся Яр – воин, доблестный муж и прообраз Солнца. Таким образом, данное исследование совершенно не опровергает достижений предшествующей исторической и археологической мысли отечественных, немецких и скандинавских ученых, а, напротив, дополняя и развивая ее, позволяет понять суть эпохи переселения и эпохи викингов: расцвет Яровой Руси и появление тюркских народов на ее юге в первом случае и становление германского этноса посредством контакта тюрков с русскими и медленным завоеванием северных территорий с их последующей германизацией и ликвидацией Яровой Руси во втором случае.

Помимо этих основных выводов имеется и ряд менее крупных, но также довольно значимых. Прежде всего, из анализа карты Евсевия, опубликованной в конце XIX в. (1895) в Германии Конрадом Миллером, стало ясно, что как Вагрия, так и Русь Славян были северными противниками Рима, соперничая с ним в могуществе. Это позволяет понять, почему позже, после завоевания Вагрии и Скандинавии германцами в XI–XII вв., упоминание о них как о составных частях Руси Яра, равно как и о самой Руси Яра, постепенно исчезает из историографии Западной Европы. Хотя Западная Римская империя была разрушена объединенными германо-славянскими силами, однако прежде всего Германия (как Священная Римская империя германской нации), а также ряд других германских народов (в том числе и скандинавы) считали себя духовными наследниками именно Рима, а не славян. Поэтому и в Средние века, и в Новое время разработке истории Древнего Рима были отданы творческие силы лучших германских историков, тогда как славянское присутствие в Западной Европе периода античности было постепенно изъято из всех исторических исследований как истории противников Рима и в определенном смысле его разрушителей.

Далее выясняется, что готы не обладали той письменной культурой, которую им приписывали; все надписи, принимаемые за готские, на поверку оказались русскими. Хотя этот вывод отнюдь не ставит под вопрос сам факт существования готских племен, однако он ослабляет нынешнее положение историографии о значительной роли готского воздействия в частности и германского в целом на этногенез и культуру народов Европы. Более того, значительная часть этих якобы готских надписей оказалась варяжской, происходящей из русской Арконы, что дало ряд дополнительных сведений по истории Вагрии, в частности – план расположения храмов Арконы. Тем самым включение раздела по готским надписям стало не только оправданным, но и весьма плодотворным.

В данной монографии пришлось столкнуться и с научным творчеством коллег-археологов. Поэтому, к сожалению, нельзя также не отметить и определенные методологические просчеты нынешней археологии, к которой я в целом отношусь весьма положительно, ибо она не просто дает конкретные доказательства существования тех или иных артефактов в данной местности, но и предлагает некоторую хронологию событий (чаще относительную, которую археологи все-таки дотягивают до абсолютной). Вместе с тем она часто подменяет этническую атрибуцию изделий чисто географической. И этот факт вполне объясним, ибо сознательное игнорирование руницы и отказ от чтения микронадписей делает «науку о прошлом» беспомощной при решении вопроса об этнической принадлежности, например, каждого скандинавского изделия. Целью данного замечания является отнюдь не принижение роли археологии в решении исторических проблем, а лишь демонстрация ее нынешних ограничений, носящих чисто субъективный характер, вытекающий из особого положения академической науки.

Поэтому особого порицания заслуживает факт научного монополизма в чтении надписей. Уже сложился такой стиль академического эпиграфического исследования, при котором эпиграфист дает избыточную археологическую информацию и упоминает о всех случаях публикации каких-то знаков, имеющих отдаленное сходство с исследуемыми при описании артефакта, тогда как собственно эпиграфическая часть оказывается совершенно беспомощной: часть знаков на историческом памятнике не воспроизводится, другая прорисовывается с искажениями, любым древним знакам априори приписывается статус скандинавских рун, а невозможность прочитать надпись считается вполне нормальным эпиграфическим результатом, из которого можно сделать нужный исследователю вывод. И при этом подобный эпиграфический брак не встречает никакой критики или хотя бы слабого недоумения со стороны коллег. Получается, что из всего научного коллектива российских историков буквально два-три человека, а иногда и один, имеют право давать авторитетные заключения, порой совершенно фантастического свойства.

Конечно, представленные факты лишь демонстрируют наличие земель в Германии и Скандинавии, в древности заселенных русскими, но не дают их истории. Написание подобной истории – дело будущего. Оно потребует многих усилий, вероятно, целого коллектива исследователей. Пока что положено только начало подобной историографии.

В заключение следует вернуться к проблеме прироста исторических сведений по рассматриваемым трем этносам. Замечу, что при показанном в книге решении вопроса не идет и речи о каком-то ущемлении национального самосознания всех трех участников исторического процесса. Русские, наконец, получают весьма позитивное решение норманнской проблемы: Ярова Русь в период ее расцвета весьма благотворно воздействует на развитие северных территорий Руси Славян и возвращает ей имя Руси, общее как для Яровой Руси, так и для Руси Славян; Иван Рюрик оказывается этническим русским и не приносит с собой чуждой для славян германской культуры. Кроме того, для русской историографии открывается целая область еще не исследованной истории Яровой Руси как предшественницы Руси Киевской, русская история удлиняется по меньшей мере еще на семь веков и начинается с поздней античности. Все это должно быть встречено русскими историками весьма позитивно.

Но не в меньшем выигрыше оказывается и германская историография. Вместо сомнительной теории автохтонности, усиленно разрабатывавшейся в Германии в XIX в., приходит иная: происхождения германцев от наиболее сильных завоевателей первого тысячелетия – тюрков, которые смогли постепенно победить самое сильное государство Северной Европы – Ярову Русь, взять себе ее земли и германизировать ее славянское население, образовав Священную Римскую империю германской нации (примерно тысячу лет спустя другие тюркские племена, сельджуки и османы, смогли победить самое сильное государство Южной Европы – Византию, создав на ее обломках Османскую империю). Впитав в себя генетические черты местного населения: славян на севере и кельтов на юге, германцы стали подлинными индоевропейцами, создав такие мощные государства, как Англия, Франция, Германия, Голландия, Дания, Швеция, Норвегия. Перед германской историографией открывается не менее интересная перспектива поисков азиатской прародины тех тюркских племен, которые внедрились в Европу, а также выявления последовательности завоевания русских и кельтских земель, их освоения, собственной германизации и германизации местного населения.

Наконец, новым участником исторического процесса оказываются тюрки, которые получают замечательное историческое прошлое в качестве завоевателей Северо-Западной Европы. Если учесть еще и завоевание Юго-Восточной Европы, закончившееся созданием Османской империи, то перед тюркской историографией стоят поистине грандиозные задачи конкретизации всего этого исторического массива перемещений и завоеваний.

Таким образом, возвращение русским Вагрии и Скандии как составных частей Яровой Руси не только решает ряд трудных проблем отечественной истории, но и дает импульс для развития историографии России, а также германских и тюркских народов.