Вампиры – дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев

Глава 14 Волчья шкура

Вильям сидел в кресле и прислушивался к шепоту, доносившемуся с другого конца коридора, где располагалась комната Кати.

«Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее».

Едва ли чье-то цитирование Евангелие от Луки могло показаться романтичным. Но только не в случае, если проповедник говорил голосом Лайонела. Этот монолог стоил многих самых красочных признаний в нежных чувствах от прочих мужчин. Его голосу, словно сотканному из чистейшего куска льда, разбитого на мириады перезвонов, хотелось подчиняться как ладони, направляющей в любовной игре.

Брат мог говорить о чем угодно, даже зачитывать на память Библию, и при этом слушатель боялся лишь одного — что наступит тишина.

На улице светало, Вильям ждал уже второй час, но Лайонел не сильно спешил. А его сотовый телефон на столе между тем каждые десять минут оживал, настойчиво взывая к своему хозяину.

Вильям взял золотую печать в форме Ягуара и повертел в руках. Звуки доносившегося голоса не давали ему сосредоточиться. Перед глазами стояла залитая лунным светом постель, а на ней двое: брат и рыжеволосая девушка. Образы из прошлого перемешались с фантазией и мучили, болезненно сжимая сердце в груди.

Когда же шепот стих, молодой человек поставил печать на место и затаил дыхание, прислушиваясь. Золотая ручка повернулась, дверь отворилась, и вошел Лайонел, на ходу застегивающий рубашку.

Вильям окинул его быстрым взглядом, задержался на обнаженной груди и, ощутив толчок в сердце, в смятении отвел глаза. А брат перестал застегиваться, оставив ворот распахнутым на три пуговицы, и поинтересовался:

— Чем обязан?

Вильям нервно вцепился в подлокотники кресла и, стараясь не смотреть на брата, промолвил:

— Я был у Бесс и видел альбом с ее фотографиями. Принес тебе. — Он указал на стол.

Лайонел раскрыл альбом, пролистал его и, видно, не найдя его интересным, сел в кресло и принялся просматривать пропущенные звонки, порекомендовав:

— Продолжай.

— Я видел ее раньше множество раз и помню об этом.

Брат поощрительно кивнул.

— Разве это не странно? Сколько девочек жило и живет на нашей улице, почему же именно она?

— Метку нашел?

— Нет. — Вильям вздохнул. — Нет у нее никакой метки!

Лайонел вскинул брови.

— Это все?

Вильям замялся и нехотя признал:

— Есть еще кое-что…

— Да?

— Волк.

— Йоро?

— Нет, то чучело, которое Бесс притащила в день, когда ты встретил ее возле дома.

— И что?

Молодой человек коротко рассмеялся.

— Тут такое дело… Я хотел его немного развернуть, а его с места не сдвинуть!

— Как это? — наконец заинтересовался брат, подняв глаза от телефона.

Вильям развел руками.

— Он как будто прирос к полу, а его глаза… Все время, пока я там находился, меня не оставляло чувство, словно они наблюдают за мной. Так странно. Бесс — она иногда смотрит на него как на… как на…

— Живого? — подсказал Лайонел.

— Точно, — с облегчением покачал головой Вильям. Помолчал и нерешительно прибавил: — Я рассказал ей. О нас.

— Ну да, конечно, — презрительно скривился брат. — Разве ты мог иначе, ведь в глазах каждой смазливой девчонки ты должен выглядеть несчастной жертвой.

Молодой человек покосился на него.

— О, вижу, в своих воспоминаниях ты перевел Катю из разряда серых молей в разряд смазливых девчонок. Большая честь.

Лайонел швырнул в него альбом, проворчав:

— Ладно, не важно. Это твоя Бесс по каким-то непонятным причинам вошла в нашу жизнь…

— В нашу, — повторил Вильям с дразнящей улыбкой.

Брат не оценил его юмора и сухо продолжил:

— Девица непростая, все указывает на то, что она из Отмеченных. Бесстрашна, не болеет, у нее потрясающая память, девчонка хороша собой, ее представления о морали кощунственны, она задыхается в церкви, свечи от одного ее появления гаснут и превращаются в руках в воск. Однако метку ты не нашел.

Вильям подхватил:

— Еще ей нравится боль, риск, скорость, черный и красный цвета, вкусная еда, беспорядочные связи, деньги. Она равнодушна к мужской красоте, не испытывает обид, привязанностей, ей не бывает неловко. И она ничего не боится, кроме нежности и ласки.

— Просто душка, — криво усмехнулся Лайонел. — А невинности ее лишил в двенадцать лет какой-то уголовник.

Надолго в кабинете повисла тишина.

— Ну а что ее окружение? — полюбопытствовал брат. — Кого-нибудь особенно заметил?

— Нет. — Вильям откинул голову на спинку кресла. — Разве что этот парень…

— Какой?

— Максан, ее дружок детства.

— Что в нем особенного?

— Ничего, просто… мы виделись всего лишь пару раз, мне показалось, он не чувствует меня. Вернее чувствует, но иначе. Люди нас сторонятся, а этот сперва проявил дружелюбие, а потом агрессию.

— Стоп, — взмахнул рукой Лайонел, — вот тут поподробнее.

Вильям вкратце рассказал случай в баре и, видя, что брат задумался, предположил:

— Может, он был в состоянии аффекта, поэтому не среагировал сразу?

— Слишком много совпадений вокруг тебя! Я проверю парня.

— Не убивай его!

Ледяные глаза уставились на него.

— Это еще почему?

— Он дорог Бесс!

А это уже что-то новенькое. Сынам и дочерям дьявола никто не дорог.

Вильям провел ладонью по волосам.

— Ты можешь ошибаться. Не трогай парня, Лиза и так не хочет иметь со мной ничего общего.

От пристального взгляда брата ему стало не по себе, и он отвернулся. А Лайонел спросил:

— Ты испытываешь к ней нечто большее, чем похоть?

— Не знаю.

Брат посмотрел в потолок и задумчиво промолвил:

— А с Катей ты сразу определился в своих чувствах.

Да, — отрывисто согласился Вильямс — и ошибся.

Лайонел рассмеялся.

— Ты ошибся, но дьявол не ошибается никогда. Он уже трижды приходил к Кате.

Перед глазами возникла картина, увиденная в каморке слепой предсказательницы Даримы. Вильям моргнул, прогоняя этот образ, и спешно поднялся.

— Думаешь, старейшины правы? Катя бес?

На прекрасном лице брата между бровями возникла морщинка.

— Я не знаю, как иначе объяснить интерес к ней самого Люцифера! — признался он. — Вопрос остается открытым. Многие другие тоже…

— С Фарнезе что-нибудь прояснилось?

Лайонел взял телефон.

Георгий звонил, видимо, нашел того, кто готов снять блок с части сознания Фарнезе, где хранится нужная мне информация. — Брат поднес телефон к уху и, указав на дверь, бросил: — На днях Джонсон устраивает бал-маскарад, пригласи свою подружку.

— Это еще зачем? — взвился Вильям. — Она же… Лайонел отмахнулся, вновь указав на дверь, и, прежде чем заговорить с Георгием, прорычал:

— Приведи ее! Если Люцифер положил глаз на мою девочку, я хочу быть ближе к его.

Он лучезарно улыбнулся.

— Клянусь, без интима.

Сегодняшнее утро чем-то сильно отличалось от всех предыдущих в ее жизни. Бесс сидела на кровати, прижав к себе колени, и смотрела на серый туман, видневшийся в щелку приоткрытой балконной двери.

В комнату проникала утренняя сырость, а вместе с влажным воздухом тонкой струйкой в ноздри входила непонятная грусть и, проходя по горлу, тяжестью оседала где-то в области сердца.

Девушка посмотрела на соседнюю примятую подушку, на которой совсем недавно покоилась голова ее любовника. Она позволила ему остаться, уснула в его объятиях и не слышала, как ближе к рассвету тот ушел.

Бесс обхватила себя руками за плечи. С той минуты, как она выскочила из храма и ее охватила дрожь, у девушки возникло да так и осталось чувство, будто она не может согреться. Кожа оставалась прохладной, сколько бы ни растирала ее. По спине пробегали мурашки, к щекам приливал жар, и внутри творилось что-то необъяснимое. Казалось, произошло непоправимое, нечто страшное, похожее на смерть. Вот только смерть никогда раньше не пугала. Да что там — совсем не вызывала никаких эмоций, принималась как данность, и все.

Девушка взглянула на волка и вздрогнула, увидев, что тот лежит на боку возле камина.

Она вылезла из-под одеяла, приблизилась к чучелу и застыла на месте, потрясенно взирая на него. На полу лежала только шкура, как если бы кто-то освежевал настоящего волка. На ковре остались капли крови.

Девушка дотронулась до морды с пустыми дырами, где каких-то несколько часов назад сияли желтые глаза.

— Что же это?.. Черт, — пробормотала Бесс, отступая. Откуда в чучеле кровь?

Она притронулась к засохшей ранке на шее.

Мог ли вампир так подшутить? Почему бы и нет? Судя по вчерашнему концерту, шутки ему нравились.

Бесс прокрутила в голове услышанную ночью историю жизни парня, с которым согласилась встречаться — впервые в жизни встречаться, как другие люди, — и у нее возникли сомнения.

Он не был он похож на того, кто захотел бы попугать девушку окровавленной шкурой. А являлся как раз тем самым рыцарем, воспетым в дамских романах, готовым сражаться за женскую честь, дарить розы и целовать ручку. Такие давно вымерли.

Девушке стало смешно, но улыбка быстро исчезла с ее лица.

Все-таки перед ней лежала шкура с чучела. И если не отец пришел ночью и подбросил ее сюда, то это сделал вампир.

Бесс поплелась на кухню, достала из холодильника пакет с китайской едой, заказанной вчера. Но аппетита совсем не было, и, посидев над пакетом, она убрала его и пошла в ванную. Затем быстро собралась и вышла из дома.

На улице оказалось тепло, но сыро и туманно.

Девушка доехала до центра города, но вместо того, чтобы держаться курса на институт, прокатила вдоль канала Грибоедова и вскоре оказалась перед Казанским собором.

Около десяти минут сидела и смотрела на пустынные ступени, ведущие к входу в храм. Впервые в жизни она не знала, что и почему делает. Поэтому, когда ноги повели ее к лестнице, ей вдруг показалось — она не в себе. Самым поразительным являлось то, что сейчас, не в пример своему обычному началу дня, она была абсолютно трезва — ни капли алкоголя, ни грамма травки.

Девушка остановилась возле одной из четырех колонн у входа, нерешительно глядя на дверь.

«Зачем я тут?» — крутился в голове один и тот же вопрос. Ответа на него Бесс не находила. Было холодно, сырость, точно живая, пробиралась в рукава, и мурашки ползли и ползли по спине, вызывая дрожь. Голова сделалось ватной, сердце билось учащенно, ступни отяжелели, не давая сдвинуться с места.

Мимо прошла старушка, она обернулась и ласково спросила:

— Милая, вам нехорошо?

Бесс сумела лишь мотнуть головой.

Старушка смотрела с участием.

— Тогда почему же ты плачешь?

— Что делаю? — прохрипела девушка и, притронувшись к щеке, ощутила под пальцами влагу. Бесс подняла глаза к сводам, ища откуда на нее могло капнуть.

А бабушка в старом пальто шагнула к ней и вложила в руку небольшую деревянную иконку.

— Возьми, это святой Иоанн Новгородский. У меня только он остался, других быстро разобрали.

Бесс испуганно глядела на небольшой прямоугольник, лежащий у нее на ладони, и не могла вымолвить ни слова.

— Ему молятся об изгнании бесов, — негромко сказала бабушка и, заметив потрясенный взгляд девушки, тихо добавила, коснувшись груди: — В час нелегкий они в каждом из нас.

Бесс положила икону в карман. Старушка мягко улыбнулась, но в следующий миг лицо ее исказилось, словно от сильной боли, она обе руки прижала к груди и начала падать вперед — прямо на девушку. Та подхватила ее и опустила возле колонны.

Поблизости никого не было. Бесс рванула к дверям храма, но, уже схватившись за ручку, замешкалась. Обернулась, глядя на обмякшее тело старухи, и, глубоко вдохнув, распахнула дверь, одну, вторую, и крикнула: «Женщине плохо!»

После чего выбежала. Возле старухи она остановилась, пару секунд постояла над мертвой, затем побежала прочь.

Он осторожно открыл балконную дверь, впуская свет в темную комнату, и вошел. Насыщенно пахло кровью, как будто хозяйка покинула помещение буквально несколько минут назад. А вместе с тем воздух был начинен животной кровью.

Молодой человек прошел к камину и остановился над бурыми каплями на ковре. Позади раздался шорох, откинулось одеяло и вылезла лохматая девушка с лихорадочным румянцем на щеках и темно-темно-синими глазами.

— За шкурой пришел? — выкрикнула она и, вытянув дрожащую руку, швырнула в него чем-то.

Лайонел ловко поймал иконку и, удивленно приподняв бровь, обронил:

— Изгоняешь бесов?

— Что тебе тут надо? — хищно прищурилась девица. — Шкуру ищешь?

Лайонел прицокнул языком и бросил икону на постель.

— Шкуру? Ну что ты, я никогда бы не подумал так о девушке моего родного брата!

Бесс вполголоса выругалась, а он внимательно оглядел ее. Девица была лишь в нижнем белье — лучшего шанса рассмотреть ее на предмет наличия метки еще не выпадало. Брат не солгал, родинок на теле девушки не наблюдалось, только татуировка в виде колючей проволоки на бедрах, чуть выше кружевной резинки трусов. Очень светлая кожа, отливающая снежным блеском, красивая высокая грудь.

Заметив на шее свежий укус, Лайонел облизнулся. Крушение чьих-то, казалось бы, нерушимых идеалов всегда вызывало в нем удовлетворение, но отчего не сейчас? Перед глазами сидело живое доказательство того, что Вильям сломался. Он перестал цепляться за свои убеждения, поддавшись соблазну. Раньше, конечно, тоже поддавался, только иначе. Каждый раз пытался оправдать себя, оправдать свои поступки, искренне веря, что совершал их во имя добра.

А тут, с какой стороны ни посмотри на искусанную девчонку, найти в том Божий промысел являлось задачей непосильной. Брат не оставил себе путей для отступления — ничем, кроме как эгоизма, назвать его поступок или как-то оправдать его было нельзя.

— Чего ты уставился? — разозлилась Бесс. — Зачем пришел?

Лайонел пошарил в кармане и, к собственной удаче, нашел небольшую прямоугольную карточку. Бросил на кровать, возле иконы.

— Хотел передать лично.

Пока девушка читала текст приглашения на бал-маскарад, молодой человек окинул взглядом комнату. На самом же деле цель визита была другой — его интересовал некто Максан. Информацию о нем он хотел поискать в отсутствие девушки. Меньше всего он ожидал застать Бесс, спрятавшуюся с головой под одеялом, в разгар дня.

— И что же, — помахала девица приглашением, — там будут только вампиры? Закрытая вечеринка?

— Ты заболела? — проигнорировал ее вопрос Лайонел и кивнул на одеяло. Никак у него не вязался ее образ с тем, что он сейчас видел. Девчонка дрожала, щеки ее горели ярким румянцем, дыхание прерывалось.

— Да, но: «Если болезнь не определена, невозможно и лечить ее». — Она гневно вскинула на него темно-синие глаза, прошипев: — Это все ты! Из-за тебя со мной что-то творится!

Молодой человек, настороженно глядя на нее, отступил на шаг и предупредил:

— Не надо меня приплетать! — И насмешливо процитировал: — «Роды — болезненный процесс, в особенности если человек рождает сам себя, да еще в зрелые годы».

Бесс укуталась в одеяло и долго смотрела на икону, прежде чем сказать:

— Я сегодня вместо института поехала к Казанскому собору… Я не знаю, почему так поступила. Одна старуха у входа дала мне иконку и буквально сразу умерла у меня на руках. Я вернулась домой, и мне… мне… — Так и не найдя слов, она умолкла.

— Тебе плохо? — предположил Лайонел.

— Да, и еще… так странно, странно, как еще никогда прежде! «Ветру перемен нужны люди-флюгеры». Но я не из них!

— Уверен — ты многого еще о себе не знаешь! — Молодой человек через плечо посмотрел на окровавленный ковер. — Где волк?

— Это ты с ним сделал?

— Что сделал?

— Шкуру снял!

Лайонел расхохотался.

— Шутишь? Ты в самом деле думаешь, мне заняться больше нечем, как только с чучела снимать шкуру?

— Но кто-то же это сделал! Утром вместо чучела я нашла только окровавленную шкуру! А когда вернулась, ее уже не было!

Лайонел вздохнул, в кармане завибрировал телефон, ему давно следовало заняться более важными делами, чем разбираться с исчезнувшей шкурой чучела в квартире новой подружки брата. Однако что-то заставляло его медлить.

— «Я ее не хочу», — заверил себя молодой человек, а заметив, как расширились глаза Бесс и плотнее сомкнулись губы, пояснил:

— Это я так, о своем.

— Угу, — скривилась девчонка, — Вильям меня просветил на твой счет.

— Счастлив знать, — промурлыкал Лайонел и, указав на приглашение, многозначительно добавил: — Тогда ты уже в курсе, что я не приемлю отказов.

Он направился к балконной двери, на ходу вынимая телефон.

Бесс досадливо бросила вслед:

— «Парламент может заставить народ подчиниться, но не согласиться».

Молодой человек обернулся.

— И парламенту этого вполне достаточно. Если парламент станет копаться у каждого в душе, то его быстро переименуют в прачечную, а того хуже — и в церковь! — Лайонел подмигнул. — Купи маскарадный костюм и, бог с тобой, выкинь икону. У каждого свои святые, девочка. Как бы твой личный святой не спустил с тебя шкуру за измену.

Уже спустя несколько секунд молодой человек сидел за рулем своего золотистого автомобиля, мчавшегося по улице, освещенной лучами солнца, пробивающимися сквозь затянутое серое небо.

Дороги, поребрики, мосты, ограды, каналы — все казалось однотонно-серым. Но стоило только золотистым лучам, играя с ветром, расшевелить разноцветные, пока еще пышные, кроны деревьев, осветить холодный гранит парапетов, блеснуть на пыльных куполах и в глади каналов, как город преображался. Желтые листья летели в лобовое стекло из-под колес, двигающихся в потоке машин. Из колонок лились звуки скрипок. На табло мигала строка: Вивальди «Времена года. Осень».

Лайонел проехал по Синему мосту, оставил машину возле гостинцы и двинулся через Исаакиевскую площадь. Вошел в подъезд четырехэтажного дома, поднялся на последний этаж. Дверь открыл Георгий, с ходу сообщивший:

— Он ждет тебя.

За двойными стеклянными дверьми в гостиной, выполненной в бледно-персиковых тонах, на кожаном диване сидел юноша восемнадцати лет. Его миловидное лицо обрамляли светлые вьющиеся волосы. Одет тот был в светло-бежевый элегантный костюм.

— Познакомься… — начал Георгий.

Но Лайонел оборвал:

— Мы знакомы. Стигандр, кажется?

— Стиан. — Мальчик застенчиво взглянул на него, взмахнув длинным пушистыми ресницами.

Впервые они встретились в Москве в опере — тот пел на сцене. Позже познакомились ближе на одном из приемов, где талантливый швед предложил приватно исполнить для Лайонела любую оперу.

В комнате в углу приятно журчал водопад. Лайонел взглянул на бывшего друга и поинтересовался:

— Что ты пообещал ему за работу?

Георгий пожал плечами.

— Он сказал, вы сами договоритесь.

Молодой человек усмехнулся, пристально глядя в хитрые карие глаза юноши.

— Ну что ж, тогда оставь нас.

Георгий хмыкнул, но больше ничем не выказал своего сомнения и удалился.

Спустя пять минут Лайонел вышел из гостиной. Хозяин квартиры проводил его до двери.

— Я не знал, что вы были… гм… знакомы, — признал Георгий.

Их взгляды встретились, бывший друг потупился, а Лайонел плотоядно ухмыльнулся:

— Всегда было любопытно! Ты опускаешь глаза при упоминании моих любовников, потому что осуждаешь, или потому, что хочешь быть на их месте?

Георгий глаз не поднял, но ответил абсолютно ровно:

— Судя по слухам, ты не особо нежный любовник, и о смене ролей, видимо, речи не идет. Но если бы мне вдруг захотелось, чтобы меня кто-нибудь жестоко унизил, ты возглавил бы список подходящих претендентов.

Они шли по каменной дорожке зимнего сада в замке Бриана Джонсона. В голове звучала прелюдия Вагнера к первому акту оперы «Лоэнгрин» — медленная и безмятежная.

Мимо, беззаботно смеясь, пронеслись сестры Кондратьевы в красных народах, кудрявых рыжих париках и изящных черно-красных масках. В руке у каждой было по золотистому яблоку.

— Какой смысл наряжаться в костюмы, если все равно никто не понимает, кто есть кто? — не выдержала Катя.

Лайонел засмеялся:

— Сестры в образе гесперид. Они дочери Ночи, живущие на краю мира и охраняющие золотые яблоки вечной молодости.

Девушка окинула его скептическим взглядом. Блестящие доспехи, меч и щит ему чрезвычайно шли. Шлем лучше всякой маски закрывал большую часть лица. Но глаза его все равно бы выдали — в любом костюме.

Катя сомневалась, что кто-нибудь рассмотрит в ней прекрасную Елену, виновницу Троянской войны. Выбор Лайонела, явившегося в образе Париса, похитившего чужую жену, немало удивил и позабавил девушку. Она полагала, тот выберет более подходящий по статусу персонаж. Парис всегда виделся ей изнеженным и несколько женственным. А Лайонел, несмотря на свою потрясающую ледяную красоту, любовь к драгоценностям и ярким одеждам, изнеженным не был. Скорее холеным, и во что бы он ни оделся, от его блистательности захватывало дух. Его мужественность у ангельской миловидности оспаривали глаза с ледяным оскалом айсбергов, дрейфующих в прозрачной бесконечности.

— Над чем ты смеешься? — поинтересовался молодой человек.

— Не просто представить тебя воином.

— Почему же? — оскорбился тот. — В умении владеть мечом мне здесь нет равных!

— Я знаю, — мягко улыбнулась Катя. — Просто в серьезных боях тебя могли бы запачкать.

Он так на нее взглянул, что она пожалела о своих словах.

К счастью, они вошли в зал. Разряженные гости собрались вокруг кровавого фонтана.

Девушка не сразу поняла, что же всех так заинтересовало. А когда увидела, наконец, тихо ахнула. Бриан Джонсон в женском парике, с накладной женской грудью, прикрытый лишь лавровым листком, стоял возле мраморного бассейна на возвышенности. А у его босых ног, опутывая фонтан, свернулся гигантских размеров змей, голова его покоилась на плече Бриана. В пасти рептилии лежало огромное красное яблоко.

— Он что же… Ева? — еле слышно пробормотала Катя, замедляя шаг.

Лайонел ничего не сказал, а подойдя к хозяину вечера, поаплодировав, заметил:

— Только истинный мужчина способен взять на себя грех первой женщины.

Гости в масках и костюмах засмеялись.

Анжелика, не мудрствуя, явилась в образе Афродиты, а Даймонд в образе ее любовника — юного охотника Адониса, вооруженного луком. Платье девушки — длинное и шелковистое — поражало воображение, оно состояло из красных лепестков анемона. По преданию, слезы Афродиты по убитому на охоте Адонису превратились именно в лепестки этого цветка.

Великан Никита прохаживался по залу в образе русского богатыря.

В Порфирио Фарнезе с трезубцем и плавниками на запястьях легко узнавался владыка вод — Нептун.

Лицо Георгия скрывала голова слона, увенчанная короной. Голый по пояс, молодой человек был одет в широкие желтые штаны, его шею и живот укрывали золотые цепи, какие-то зеленые гирлянды. Катя лишь с подсказки Лайонела признала в нем Ганешу — слоноголового бога мудрости, составляющего свиту Шивы.

Среди гостей находились ангелы, эльфы, принцессы, благородные звери вроде льва, быка, тигра, лисы, волка.

— А кто та красивая девушка? — спросила Катя, следя за передвижениями светловолосой незнакомки в изящных сандалиях на ремешках, одетой в тонкую свободную тунику, открывающую одно плечо. Голову обхватывал серебряный обруч.

Парис переглянулся со слоноголовым богом Генешей и сухо сказал:

— Его зовут Стиан, он мой гость.

— Его? — опешила девушка, разглядывая прекрасного гостя с еще большим интересом.

А Стиан между тем взмахнул рукой и легкой походкой направился к ним. Многие мужчины и женщины в зале с интересом следили за его передвижением. Особенно Бриану Джонсону юноша пришелся по вкусу, он буквально пожирал его глазами, поглаживая свое голое бедро.

Мальчишка приблизился к Лайонелу, по-женски протянув руку для поцелуя. Но тот передал ее Георгию с таким видом, будто отдает недопитый бокал крови, и слоновоголовый бог ткнулся в запястье хоботом. Стиан был разочарован, но попытался это скрыть за соблазнительной и кроткой улыбкой, подаренной Лайонелу.

Катя все ждала, когда карие глаза, обрамленные пухом светлых ресниц, посмотрят на нее, но тщетно. Гость полностью отдался во власть красоты правителя и откровенно им любовался, не замечая никого вокруг.

Лайонел чуть приподнял бровь, предлагая тому начать разговор. И лишь тогда юноша перевел взгляд на Катю. Он оглядел ее с едва сдерживаемым бешенством, скулы его напряглись, губы искривились. А девушка вдруг отчетливо услышала голос Лайонела:

— Мой любовник.

— Прости? — в ужасе посмотрела на него Катя.

Молодой человек выглядел так, словно секундой ранее ничего не произносил. Она в панике огляделась и увидела, как от нее отступила тень, а потом к выходу из зала двинулся кто-то, одетый в костюм ангела с большими белыми крыльями.

— Стой! — крикнула Катя. Ангел ее как будто не услышал, а Лайонел схватил за локоть.

— С кем ты говоришь?

Вон с тем, в костюме ангела с крыльями! — Она сделала попытку высвободиться из пальцев Лайонела, но тот не опустил, едва слышно заметив:

— В зале нет никого в костюме ангела.

— Но как же?.. — Девушка осеклась.

— Он что-то тебе сказал?

Катя бросила из-под ресниц взгляд на Стиана и придушенно солгала:

— Нет.

Молодой человек не поверил и, не глядя на юношу, приказал ему:

— Займись делом! — Кивнул Георгию: — Проконтролируй.

Белокрылый достиг выхода из зала и столкнулся с Кирой, одетой в костюм ведьмы, и Йоро, изображавшего ее черного кота. На плече у мальчика сидела Орми. Он прошел мимо, никого не заметив, а девочка остановилась как вкопанная и повернула голову в сторону ангела.

Они несколько секунд стояли друг против друга, затем тот протянул к ней руку, Кира резко отшатнулась. А Катя услышала смех и слова:

— Даже в самых чистых сердцах есть место для маленькой мечты обо мне.

Лайонел заметил странное поведение Киры и жестом подозвал ее.

Та послушно засеменила к нему, придерживая подол своего черного платья с пышными юбками. Голову ее украшал длинный черный колпак, из-под него в разные стороны торчали черные растрепанные волосы парика. Метлу нес кот. Катя не сумела сдержать улыбку и дотронулась до накладных треугольных ушек на голове мальчика.

Кира остановилась в шаге от Лайонела.

— Здравствуй, я… — начала она, тот грубо оборвал:

— Ты видела сейчас кого-то в костюме ангела?

Она замешкалась. Молодой человек разозлился и тряхнул ее за плечи:

— Отвечай!

Йоро встрепенулся, Орми зашипела на него. Лайонел вытянул в их сторону руку с поднятым указательным пальцем, предупредив:

— Не лезьте.

Кира подняла фиалковые глаза.

— Я никого не видела. Почувствовала.

— Он сказал тебе что-нибудь?

— Нет, — поспешно качнула она искусственными волосами.

Катя нахмурилась. По какой-то причине девочка лгала. Ангел не стал бы ничего произносить, не будь уверен, что его слышат. Но уличать ее в обмане девушка не стала. Ведь чуть ранее сама солгала Лайонелу, не желая признаваться, что именно ей открыл дьявол.

«Странный наряд», — подумала Катя, но вслух мысль не озвучила. Ей не давало покоя услышанное. И отнюдь не мальчик Стиан занимал ее сейчас, а слова, сказанные белокрылым Кире. На какую маленькую мечту намекал дьявол? Что за темную тайну хранила эта невинная, настрадавшаяся девочка?

Лайонел обвел зал взглядом ледяных глаз, словно искал кого-то. Не нашел.