Вампиры – дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев

Глава 4 Кофе с шоколадом

Они шли от высокой белокаменной ограды по гладким камням, кое-где поросшим бархатистым мхом, к трехэтажному особняку.

Дорожку, усыпанную красными и желтыми листочками, освещали сотни разноцветных огоньков.

В голове звучала «Эстреллита» Мануэль Понсе — чарующе-нежная мелодия, точно голос самой природы.

Огромный лунный шар взирал с черного неба на зелено-золотистый сад, где повсюду пахло яблоками. Ветер разносил сладостно-свежий аромат, мелодично шелестя в листве и легко срывая с деревьев листочки.

Йоро, одетый в сшитый на заказ серый костюм, бежал спереди, высоко подкидывая небольшое яблоко и ловя его ртом. Темные босые пятки оборотня сверкали в свете фонариков, раздавалось сочное чавканье, а затем очередной огрызок летел в кусты.

Лайонел, понаблюдав, заметил:

— Кира, тебе стоило бы заняться манерами дикаря! Девочка откинула за спину длинные белые волосы и, выразительно взглянув на молодого человека по-детски наивными фиалковыми глазами, сказала:

— Я люблю в нем эту свободу.

Катя улыбнулась ее ответу, разглядывая белое платье девочки с подолом в оборочку, лакированные сандалии и гольфики.

«Не пора ли ей одеваться как-то более взросло?» — подумала девушка, усмехаясь. Со стороны они вчетвером, пятером — если считать плетущегося позади Вильяма, наверняка выглядели презабавно. Этакая благовоспитанная чета: отец — глава семейства, облаченный в костюм цвета перламутрового жемчуга, мать в дорогом вечернем туалете, прилежная умница-дочь и непоседа сын.

Катя обернулась, чтобы посмотреть, следует ли за ними Вильям. Он шел шагах пяти от них, глядя себе под ноги. Последние дни он выглядел чем-то озабоченным, нервным и замкнутым.

Девушка вздохнула. Она беспокоилась о нем, но сказать об этом Лайонелу не решалась. Того все еще приводили в бешенство разговоры о брате. А сейчас, перед встречей с правителем Венеции, нарваться на резкость было проще простого. Даже бесстрашная Орми старалась держаться подальше. Охотилась где-то в саду.

Йоро набрал яблок, обтер каждое рукавом пиджака и заботливо сложил их в карманы.

— Что ты, черт возьми, делаешь?! — тут же разозлился Лайонел, вцепившись мальчику в плечо. — Вечно голодный!

Оборотень передернул плечами, пытаясь избавиться от его руки.

— На всех ваших приемах столы ломятся от бокалов с кровью, а мне что делать?

— Ну уж не набивать карманы костюма от Талилу гнилыми яблоками!

— Отстань от него, — вмешалась Катя, сталкивая руку Лайонела с хрупкого плеча и обнимая мальчика за шею.

Лайонел наградил ее ледяным взглядом. Девушка выдержала его и пробормотала:

— Мы уже поняли, что при Фарнезе нам нельзя даже дышать. Чего уж там, Лайонел, может, прикажешь нам остаться тут?

Он взял ее за локоть и повел за собой по лесенке с круглыми ступенями. Его раздражение грохотало у нее в голове — звучала «Сарабанда» Генделя.

В розовом зале с колонами, увитыми белыми цветами, собрался весь высший цвет. Только хозяйки нигде не было видно.

Катя помахала Бриану Джонсону с Анчиком и хотела остановиться, чтобы поболтать с владельцем знаменитой газеты «Питерское Зазеркалье», с которым недавно нашла общий язык, но Лайонел не позволил. Он вел ее в конец зала, где в окружении самых хорошеньких женщин стоял правитель Венеции.

Тот оказался куда красивее, чем Катя себе представляла: элегантный, темноволосый, с идеальными чертами лица.

Она покосилась на своего спутника, сама того не желая сравнивая их. Они оба были правителями с потрясающей внешностью, примерно одного роста, одной комплекции, но на этом сходство заканчивалось.

Лайонел обладал ледяной неприступной красотой айсберга, величественного и неповторимого, созданного самой природой без единого изъяна.

У Фарнезе внешность была более приземленной. Его карие глаза с золотинками игриво манили, в них улавливалось обещание удовольствия. Очаровательная улыбка ловеласа ясно говорила — будет весело и легко. Казалось, лишь по велению его руки пузырьки из бутылок шампанского по всему миру способны вылететь и воспарить.

Черные вихры, разметавшиеся по широким плечам, дарили ему ту необходимую долю романтики, которая помогала без всякого труда красть женские сердца и забирать их себе.

А вот холод до прозрачности голубых глаз Лайонела не давал никаких обещаний. Разве что предостерегал о том, каким беспощадно острым может быть лед. Однако ни одну жертву его красоты это предостережение еще не спасло.

Катя видела, гость рассматривает ее с головы до ног, оценивает и как будто взвешивает какие-то неведомые «за» и «против».

Собственное платье — тонкое, облегающее, серебристое, полностью открывающее спину, — виделось ей слишком откровенным. Но Лайонел настоял именно на нем.

Фарнезе взял ее руку и, дружественно сжав в своих ладонях, поднес к губам. От него пахло как от воды во время прогулок вдоль каналов. Необыкновенная туалетная вода.

Когда молодой человек поднял голову, в глазах его плясали золотистые точки, а губы растянулись в очаровательной улыбке. Их представили по всем правилам, Лайонел выглядел при этом точно приговоренный к казни. Девушке хотелось поскорее вырвать у незваного гостя свою руку — он и так уже слишком задержал ее в своих ладонях, но не решалась. Поэтому вопросительно посмотрела на Лайонела.

Просить о помощи его и не требовалось, фамильярность Фарнезе его разозлила, и он протянул руку для рукопожатия. Тому не осталось ничего иного, как пожать ее хозяину города.

— Чем обязаны такому неожиданному визиту? — напрямик спросил Лайонел.

Порфирио усмехнулся, пристально глядя на Катю и, — к всеобщему ужасу проигнорировав вопрос, задал своей:

— Екатерина, вы бывали в Венеции?

— Нет, — придушенно ответила она.

Повисло неловкое молчание, а затем гость задал новый вопрос:

— А хотелось бы?

От еще большей неловкости ее спас Йоро. Он встал чуть впереди нее и выпалил:

— А ведь Вивальди учился играть в венецианском соборе… — Он обернулся к подруге: — Кира, как он там называется?

— Святого Марка, — подсказала девочка.

Оборотень кивнул и, уставившись на Порфирио, поинтересовался:

— Вы, конечно, были знакомы с Вивальди? Катя любит музыку!

— Не довелось, — сухо ответил Фарнезе.

— А я был, — неожиданно заявил Лайонел.

Катя изумленно перевела на него взгляд, пораженно воскликнув:

— Правда?

— Мы познакомились в Вене, незадолго до его смерти.

Они неотрывно смотрели друг на друга. Она несмело улыбнулась ему, сожалея, что они сейчас не одни и нельзя прикоснуться к нему, обнять, поцеловать.

— Значит, вам нравится музыка, Екатерина? — ворвался в их идиллию Фарнезе.

Девушка, не отрывая глаз от Лайонела, задумчиво промолвила:

— Музыка — это голос души. Разве он может не нравиться?

Звучала «Прелюдия и фуга» Баха — точно невидимые пальцы, мелодично перебирали струны печали.

— Души? — несколько обескураженно переспросил Порфирио и кашлянул, будто у него запершило в горле. А потом его осенило, он понимающе покачал головой. — Ну конечно, я совсем позабыл, что вы недавно с нами и ваши воспоминания о душе еще достаточно сильны.

Катя хотела возразить, но не успела, рядом появилась Анжелика, обдав всех ароматом сладких духов. С ней Георгий. Оба выглядели так, словно только что вместе вылезли из постели. Ворот рубашки молодого человека был небрежно расстегнут, волосы взъерошены, зелено-карие глаза довольные-довольные, как у налакавшегося сметаны кота. А на припухших от поцелуев губах первой красавицы блуждала улыбка по имени «Сделка века».

— Осторожнее, Порфирио, — насмешливо предупредила Анжелика. — Беседы с Екатериной о душе приводят к страшным… — она перевела взгляд на Лайонела, — последствиям.

— Не вижу смысла обсуждать то, чего ни у одного из нас нет, — засмеялся вампир и обратился к Кате: — Могу я пригласить вас завтра на прогулку?

От такой бесцеремонности и неуважения к ее мужчине девушка потеряла дар речи.

Порфирио почувствовал заминку и поэтому спешно добавил:

— Очень интересно пообщаться с недавно созданным вампиром, еще не позабывшим то человеческое, что и в нас когда-то было.

— Прошу прощения, но… — начала Катя.

Тот посмотрел на правителя города и насмешливо прервал:

— Если Лайонел, конечно, не станет ревновать.

Девушка беспомощно посмотрела на своего внешне невозмутимого спутника, он бесстрастно произнес:

— Увы, Екатерина вынуждена отказаться, завтра у нас планы. Но если вы перенесете свое приглашение на один день, она его, несомненно, примет.

Катя недоверчиво моргнула.

«Да как он смеет решать за меня?! — яростно думала она, глядя в ледяную голубизну глаз и ощущая, как в животе разрастается огненный шар. — Отдал меня, как надоевшую игрушку! Никуда я не пойду с этим…»

— Я подожду сколько будет нужно, — заверил Порфирио.

В его глазах промелькнуло хищное выражение, и шар у нее в животе вдруг уменьшился до размера маленького винтика. Такое с ней всегда случалось рядом с Цимаон Ницхи. Его колоссальные силы легко подавляли ее внутренний огонь, контролировали его, когда она сама не могла.

«Какой же дар у этого Фарнезе?» — Катя смотрела в красивое лицо, надевшее прежнюю маску любезности, и досадовала на себя. Ей следовало расспросить Лайонела о госте заранее. А она струсила, зная, что разговор о правителе Венеции может привести к ссоре. Теперь оставалось только ждать конца приема.

Наконец Лайонел увел ее подальше от Фарнезе к распахнутым дверям, ведущим на террасу. И она увидела, как Йоро с Кирой выскользнули в сад — общественные мероприятия не очень-то их занимали.

Молодой человек хотел привлечь девушку к себе, но Катя оттолкнула его, едва слышно промолвив:

— В следующий раз, когда соберешься отдать меня одному из своих недругов, — предупреди!

— Послушай… — вкрадчиво начал он, но она не желала ничего слушать и заявила:

— Иди, приветствуй своих подданных, а я пойду, подышу воздухом.

На террасе она присела за пустой столик в самом углу и лишь когда устремила взгляд в сад, заметила тень за колонной. Из-за нее выступил Вильям. Изумрудные глаза сверкали в полумраке, он улыбнулся.

— Посиди со мной, — подавшись порыву, предложила девушка.

Тот опустился на железный стул, откинул голову назад, глядя в своды навеса.

— Не сошлась с Фарнезе темпераментами?

— Почему ты так решил?

— Вода огню не товарищ.

— Какой у него дар?

— Управление водной стихией. — Вильям задумчиво хмыкнул. — Он что-то вроде Нептуна. Его венецианский дворец находится под водой, где он и живет со своими приближенными. Кажется, в его челядь входят даже русалки.

— Он и питается под водой?

— Видимо, — пожал плечами молодой человек.

Катя уперлась локтями в стол.

— А он опасен?

— Да, — без раздумий кивнул Вильям и внимательно взглянул на девушку. — Очень. Он способен заполнить тело врага водой, и хлынувший поток разорвет его на части. Фарнезе один из сильнейших вампиров мира.

— Лайонел его боится? — задала она особенно мучавший ее вопрос.

Молодой человек удивленно вскинул брови.

— Лайонел не ведает страха даже перед нашим Создателем. Мне так всегда казалось — к Порфирио он испытывал симпатию.

— Симпатию? — испуганно переспросила Катя. Мозг, уже привыкший ко всякому в извращенном вампирском мире, тут же нарисовал ей двух красивых мужчин вместе, и ей сделалось нехорошо.

Вильям не заметил ее смятения и развил мысль:

— Им нравится их соперничество, если быть точным.

— А-а-а, ты про это…

Они надолго умолкли.

Ветер шуршал, в листве, из сада донесся смех Киры.

Катя прислушалась. Ей редко доводилось слышать, как эта девочка смеется. Чаще всего она ходила грустной и погруженной в себя. Но наедине с Йоро иногда менялась…

— Вильям, — нерешительна начала девушка, — у тебя все хорошо? Мне показалось, ты какой-то…

Она не нашла подходящего слова, чтобы объяснить свои подозрения, и замолчала.

— Я встретил девушку, — неожиданно признался он, глядя куда-то в сторону.

— Девушку? Ты с ней… ну вы…

— Да… но, кажется, я все испортил. Слишком пытался произвести впечатление.

— Это как? — хихикнула Катя, вспомнив период его ухаживаний за ней. — Промахнулся, прыгая на подоконник?

Увидев, что ему отнюдь не смешно, спросила:

— Она тебе сильно нравится?

— Не-е-ет… другое.

Катя подождала, когда он объяснит, но тот не спешил, поэтому она нетерпеливо уточнила:

— Ну, может секс?

— Да, — облегченно кивнул Вильям.

Она тяжело вздохнула, сочувствуя той девушке, которая будет вынуждена на аркане тащить его в постель. Ведь сам он едва ли посмел бы, в отличие от своего наглеца брата, предложить кому-то отношения без обязательств.

— Вильям, — решительно сказала Катя, — самое главное — сократи период ухаживаний.

— Благодарю за ценный совет, — обиженно буркнул он, скользнув по ней оценивающим взглядом. — Мне, конечно, стоило при первой же нашей встрече в парке, когда ты прыснула мне газом в глаза, запустить руки тебе в трусики без всяких предисловий.

Девушка опешила от его откровенности и все что смогла — это пробормотать:

— Ну не так сразу…

Они рассмеялись, и она предложила:

— Поцелуй ее, девушку, хотя бы!

Вильям поднялся, изумрудные глаза лукаво блеснули.

— Она не такая.

Катя озабоченно нахмурилась.

— Мне кажется, Вильям, ты обо всех слишком хорошего мнения.

— Только не о ней.

Девушка хотела еще расспросить про объект вожделения Вильяма, но тот, не прощаясь, развернулся и зашагал прочь, а она заметила в нескольких шагах от себя Лайонела. Он стоял, прислонившись к стене.

— Мы просто разговаривали, — сама не зная зачем, попыталась оправдаться Катя.

Уголки его губ дрогнули — ее объяснение его развеселило.

— Хочешь пойти в зал или принести тебе бокал крови сюда? — спросил он. — Потанцуем или поедем домой?

— Лайонел, вот ты где! — На террасу выскочила разъяренная Анжелика. — Если ты не примешь меры касательно Давыдова, я сама их приму. Меры по устранению!

Катя поднялась, не без удовольствия обронив:

— Давыдов не пишет ничего криминального.

Первая красавица задохнулась от возмущения и если бы не Лайонел, наверняка применила бы силу.

— Я займусь этим, Анжелика, — с самым серьезным видом пообещал он. Затем обнял Катю за плечи и вывел с террасы на круглую каменную площадку.

Когда они двинулись по аллее в сад, а хозяйка скрылась за дверьми особняка, Катя пожурила:

— Как нехорошо обманывать!

Он удивленно покосился на нее.

— Я вовсе не обманывал. С Давыдовом разберусь. Давно пора.

— Ты серьезно? — напряглась девушка.

— Вполне.

— Хочешь вступиться за честь бывшей любовницы?

— Нет, за жительницу своего города, чье имя Давыдов треплет как хочет.

— А по-моему, он смешно пишет! — фыркнула Катя.

— Эти выпады в ее сторону давно вышли за всякие рамки и стали оскорбительными, — спокойно возразил Лайонел.

— Ты защищаешь ее! — крикнула девушка, ощущая, как теряет контроль над разрастающимся внутри огнем. — Ты не остыл к ней и теперь…

Он заставил ее замолчать поцелуем и уволок с дорожки в густые заросли сада.

Катя попыталась высвободиться из сильных объятий.

— Ты нарочно уходишь от темы, — между его настырными поцелуями заявила она.

— Говорить не о чем.

— Я так не думаю!

Лайонел резко отстранился, удерживая ее голову за затылок.

— Я сам решу вопрос с цензурой. Когда мы обсуждали бордель, который не давал тебе спокойно спать, я предупреждал: он останется единственной уступкой.

Катя отвернулась, ощущая, как жгут подкатившие к глазам слезы.

— Хочешь стать для нее героем!

— Проклятие, — выругался он и, схватив ее за подбородок, развернул к себе. — И кому только в голову взбрело говорить, будто счастливый человек великодушен и способен простить своих врагов?

— Наверное тому, кто не знает, какое оно зыбкое — счастье с бессердечным вампиром!

— Знаешь, я не обладаю множеством прекрасных качеств, но добивать лежачего мне просто не интересно!

— Это Анжелика-то лежачая? Ну-ну! Похоже, в твоей памяти она навсегда останется девушкой горизонтального положения. Напомни, какая там у вас была любимая поза?

Лайонел утомленно закатил глаза. Молчание длилось невероятно долго, Катя десять раз успела пожалеть о своей вспышке ревности и вновь разозлиться.

Когда Лайонел заговорил, в голосе его звучал лед:

— Поведение Давыдова мне надоело, он из номера в номер поносит Тьеполо, и все это на первых полосах. Непрофессионально. Я не намерен участвовать.

— Тебя никто и не просит!

— Власть, которая смотрит на преступление сквозь пальцы, зовется соучастником. Анжелика растоптана, и продолжать ее унижать — глупо и опасно.

— Что-то я по ней не заметила.

Он рассеянно улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Растоптанная гордыня даже на смертном одре вымученно улыбается. — Он коснулся своей груди, — Если чьей-то боли не видно, это не значит, что ее нет.

Катя устало вздохнула, огненный шар внутри точно сдулся. Она знала, что Морган Нориш ушел от Анжелики. Слышала, будто красавица сильно переживает разрыв со скульптором, но с трудом верила. Сегодня, увидев госпожу Тьеполо во всей красе, как всегда великолепную и надменную, Катя не заметила даже намека на огорчение. Кажется, та нашла утешение в объятиях Георгия и была весьма довольна. Однако Лайонел заставил девушку засомневаться — стоило ли судить о том, чего не видно?

В голове звучала щемяще волнующая мелодия «К Элизе» Бетховена. В воздухе витал свежий холодный аромат яблок. Сквозь кроны едва пробивался тусклый лунный свет, золотивший изогнутые стволы старых яблонь.

Девушка прижалась щекой к груди Лайонела и тихо спросила:

— Ты правда собираешься отправить меня на свидание с Фарнезе?

Он погладил ее по волосам, его руки спустились ниже по спине.

— Мы это с тобой обсудим позже, — целуя ее в ухо, шепнул молодой человек.

Сверху, на ветке яблони, послышался шорох, затем ядовитый голосок Орми известил: «Куда ни посмотрю — там вы со своими противными поцелуями!»

Лайонел нагнулся, взял с земли гнилое яблоко и запустил в нее. Но то сразу же полетело назад и угодило в Катю — прямо в голову. Летучая мышь злорадно заявила: «Один ноль, подкаблучник», — и, взмахнув крыльями, улетела прежде, чем последует расправа.

Девушка обреченно сняла с макушки мягкий плод. Лайонел, глядя на нее, улыбался. В пробивающемся сквозь листву лунном свете его глаза напоминали два замерших озера, точно с голубым сиянием подо льдом.

Она провела ладонями по рельефной груди, медленно вдыхая морозный аромат, исходивший от него.

— Почему ты не хочешь объяснить, что Фарнезе от меня нужно?

Молодой человек приподнял ее, усадил на изогнутую ветку и, будто не услышав вопроса, запустил руки под платье. Ее всегда ужасно злило, когда он таким образом уходил от ответа. А делал он это все чаще.

— «Можно подумать, меня вообще не касается, что происходит в нашей жизни!», — Катя агрессивно запутала пальцы в его волосах и пробормотала:

— А он чертовски красив…

Движения рук у нее на бедрах стали резче и грубее, тогда девушка приподняла его голову за волосы, потребовав:

— Понежнее!

— Хватит комментировать, — оборвал он, впиваясь поцелуем ей в шею. Она ощутила, как его зубы проткнули ей кожу. Мертвое сердце в груди испуганно сжалось, легонько-легонько, но ей показалось, словно оно попало между двух наковален. После того раза — зимой на кладбище — он больше никогда ее не кусал, иногда доходило до более агрессивных ласк, но Лайонел всегда держал себя в руках.

Девушка сама не заметила, как в панике вцепилась ему в плечи. Давно ей не приходилось испытывать перед ним страха. Он оторвался от ее шеи и, холодно взглянув, облизнул кровавый блеск с губ. Его тихий голос в тишине сада прозвучал точно карающий бич, взметнувшийся в воздухе:

— Я убью тебя, если ты позволишь ему или кому-то другому прикоснуться к себе.

Катя попыталась отодвинуться от него, но Лайонел удержал.

— Может, тогда не стоит насильно отправлять меня с ним на прогулку? — Голос ее дрогнул от обиды.

— Наивная девочка, а кто тебе сказал, что на прогулку пойдешь именно ты? — Молодой человек провел пальцем по ее шее, испачкав в крови, и, поднеся к губам, прибавил: — Неужели ты в самом деле решила, будто я позволю тебе встретиться с другим мужчиной?

Она опустила глаза. Сейчас сама толком не понимала, почему поверила. Стоило только вспомнить, в какую ярость тот приходил при упоминании Вильяма или как из ревности не позволил в подземном Петербурге танцевать с другим.

Девушка потерла шею, прошептав:

— Не делай так больше.

— Испугалась? — Золотистая бровь приподнялась.

— Я думала, ты изнасилуешь и убьешь меня на этом ужасном дереве.

Он расхохотался.

— Нет, первое я сделаю дома, как ты любишь — нежно, а со вторым, надеюсь, мы договорились. — Лайонел одной рукой бережно снял ее с ветки, другой пригладил разметавшиеся кудри. — Твоя огненная кровь будоражит мою.

Она перевернула страничку в книге, взяла стоящий на каменных парапетах бумажный стакан с кофе и отпила из трубочки. Затем отломила от шоколадки в розовой обертке кусочек и отправила в рот. Из наушников неслось: «Eins — Hier kommt die Sonne, Zwei — Hier kommt die Sonne, Drei — Sie ist der hellste Stern von alien…»[9]

Бесс закинула ногу на ногу, вновь отламывая плитку шоколада. Перед глазами простиралась темная широкая Нева; сидя лицом к водной площади, девушка видела на другой стороне реки Зимний дворец, Медного всадника, угол здания президентской библиотеки, освещенный подсветкой купол Исаакиевского собора.

Она могла сидеть тут часами, попивая кофе, читая, глядя на то, как темнеет вода, а город переходит в режим «нон-стоп». Огней становилось больше, машины разноцветной чередой выстраивались друг за другом вдоль набережной, раздраженно сигналя. На улицах резко увеличивалось количество людей, они как муравьи быстро перемещались в хаотичном порядке.

Бесс опустила взгляд в книгу. Любое движение ее всегда успокаивало. Она ловила особый кайф, глядя на толчею, очереди, пробки, массовые столкновения. Отец называл ее за это энергетическим вампиром, питающимся отрицательной энергией людей.

Когда ей было пять лет и она с друзьями разукрасила отцовское белое авто черной краской, он кричал как сумасшедший, даже ударил ее по лицу. А маленькая Бесс просто стояла перед ним, спокойно глядя в глаза, и ей казалось, что она летит на аттракционе. Она не чувствовала ни боли от удара, ни обиды, лишь восторг, заставляющий биться сердце сильно-сильно. Бесконечно волнующе чувство. С годами по отношению ко многим вещам оно притупилось. А к некоторым стало еще сильнее.

Правда, отец с тех пор понял, что кричать и бить в случае с дочерью бесполезно. Какое-то время он пытался воздействовать на нее уговорами, затем подарками, после был период угроз отправить в закрытую школу, еще позже он лишил ее карманных денег.

Тогда она заработала их сама. Пришла к отцу и бросила ему увесистую пачку денег.

Сумма привела его в ужас. Он не осмелился спросить, откуда деньги, а на следующий день купил ей первый мотоцикл, который она выпрашивала полтора года. И каждый день стал оставлять суммы на карманные расходы.

В конце концов она была предоставлена самой себе.

Девушка ощутила прикосновение к своему плечу, резко выдернула из ушей наушники и обернулась.

Позади стоял Вильям, а у поребрика новый мотоцикл — спортивный, из дорогих, но ничем не примечательный, особенно в сравнение с прежним золотым чоппером.

— Сменил байк, — хмыкнула Бесс.

Он скользнул взглядом хищных глаз по внушительной стопке шоколадок возле нее.

— Налет на фабрику?

— Прошлась по любимым преподавателям.

Вильям перемахнул через ограждение и уселся рядом с ней.

— А я думал, ученики дарят подарки преподавателям, а не наоборот.

Она добродушно посмеялась и процитировала:

Девушка похлопала по стопке шоколадок и глубокомысленно изрекла:

— Нелюбимые ученики дарят подарки преподавателям, а те передаривают их любимым ученикам. Вот такой круговорот шоколада и прочего дерьма в доме знаний. — Она сжевала плитку и предложила: — Угощайся.

Парень мотнул головой.

— Спасибо, я сыт.

— Чем?

Он растерялся и на удивление испуганно взглянул на нее.

— А что?

Она пожала плечами.

— Да ничего, просто интересуюсь, что ты жрал сегодня. Ведь так принято? Ну как про погоду, разговор ни о чем. Или я не поняла и ты совсем не это пытаешься изобразить тут?

— A-а… я пил… пи-и-ил со-ок. Как же он называется? — нахмурился Вильям, и радостно улыбнувшись, воскликнул: — Ну, этот, томатный!

— Тебе интересно, что сегодня ела я? — уточнила она.

— Да, конечно, — поспешно заверил он.

— На завтрак курицу гриль, жареный картофель и пила пиво. На обед был салат из морепродуктов и пара легких коктейлей, а на ужин у меня кофе с шоколадом.

Она умолкла. Повисло молчание.

Из наушников, висящих на шее, доносилась песня группы Rammstein «Mutter».

— Чем собираешься сегодня заняться? — нерешительно посмотрел Вильям.

Она постучала ноготками по книжке, лежащей на коленях:

— А я, по-твоему, ничем не занимаюсь?

— Занимаешься… ну а после? Читать уже темно. Да и холодно сидеть на камне, заболеешь.

— Я никогда не болею. И у меня есть фонарик. — Она вынула из кармана куртки ручку и, нажав на кнопочку сбоку, посветила тонким лучом ему в лицо.

Взгляд зеленых глаз вновь переместился на книгу.

— И что же, — он замялся, — тебе интересно?

— Да, — девушка погладила потрепанную страничку, — хочу понять…

— Что именно?

Она долго не отвечала, задумчиво глядя вниз, на темные гребешки волн.

— Логику, — наконец заявила Бесс. — Хочу понять женскую логику.

Парень взял у нее книгу, посмотрел на обложку, где было написано «Капитал», и удивленно спросил:

— Думаешь, Маркс тут писал об этом? О женской логике?

Девушка забрала у него увесистый томик и усмехнулась.

— Большинство никогда не читали Маркса, а потому понятия не имеют, какого объема его книга. Иначе бы кто-нибудь заметил, что эта намного толще.

Молодой человек с любопытством наклонил голову.

Так это не «Капитал»?

— Почему же, он… и не только он. — Бесс пролистнула книгу.

Вильям заложил пальцы между страницами и, прищуриваясь, прочел:

— «Леди Маргарет с придыханием зашептала: — Лорд Ордиш, вы подлец, моя репутация в ваших руках, но мое тело не будет принадлежать вам…» — Парень осекся и недоуменно уставился на девушку.

Бесс пожала плечами.

— Эта леди Маргарет только и делает, что мечтает, как бы лорд Ордиш вместе со своим нефритовым стержнем в штанах предпринял уже что-нибудь.

Вильям хмыкнул, уточнив:

— А что ты пытаешься тут, собственно, понять?

— В каждой второй книжке герой вынужден брать героиню силой. Почему они говорят «нет», когда хотят ответить «да»? Как упростился бы мир, если бы женщины перестали лгать относительно своих истинных желаний. Разве нет?

— Ви-идимо, — промолвил парень, чья шея сильно изогнулась, а глаза, пробегающие строчку за строчкой, расширились.

Прочитав страничку, страшно смущенный, он выдохнул:

— Женщины это читают?

Бесс с аппетитом грызла шоколад, насмешливо глядя на парня. Затем запила кофе, открыла книгу — на одной странице был «Капитал», на другой вклеен лист с романом, и сказала:

— Когда читаю Маркса, я понимаю каждое слово, а когда читаю роман, не верю ни единому слову. Но если столько женщин их читают, значит, они верят?

Вильям поморщился.

— Я не очень-то разбираюсь в женщинах, увы.

— Да ну? — не поверила Бесс.

Он грустно улыбнулся.

— Точно говорю. — И, смеясь, добавил: — Но я знаю того, кто разбирается. Могу передать твой вопрос.

Бесс тряхнула хвостом.

— А давай. Спроси у своего умника: почему женщины лгут, что не хотят, когда на самом деле хотят!

Вильям посмотрел на нее долгим взглядом и, как ей показалось, собирался что-то сказать, но смолчал, потупился.

Тогда она вздохнула, проворчав:

— Ей-богу, ты как эта долбаная невинная леди Маргарет.

Он застенчиво спросил:

— Пойдем?

Девушка зевнула.

— Полагаю, по всем правилам я должна захлопать ресницами и спросить: «Куда»? и «Будет ли это угрожать моей репутации?».