Глава 39

Через три дня Римо Уильямс уже говорил по телефону с Харолдом В. Смитом из своей массачусетсской квартиры.

– Президент наконец успокоился, – сообщил Смит.

– Вы хотите сказать, Первая леди успокоилась, – поправил Римо.

– Кризис как будто предотвращен. Китайцы пытались обвинить Вашингтон во вмешательстве в их внутренние дела, но когда Президент указал, что Скуирелли Чикейн, которая формально была гостьей Пекина, погибла при весьма подозрительных обстоятельствах, они сразу же сбавили тон.

– Ну и что?

– Очаги тибетского сопротивления подавлены. Проведены массовые казни. Жертвой одной из них, к сожалению, пал наш доверенный человек в Лхасе – Бумба Фун.

– На родине у него много тезок.

– Хорошо, что этот инцидент не перерос в открытое восстание, – сказал Смит.

– Этого и не произошло бы, – пожал плечами Римо. – Убеждения не позволяют тибетцам сражаться. Пока их убеждения не изменятся, они так и останутся под китайским игом.

– А вы выяснили, почему Чиун вмешался в тибетские дела?

– Нет. Он на этот счет помалкивает. И всю вину за неудачу взваливает на меня.

– Дело обстоит как раз наоборот, – возразил Смит. – Ваше своевременное прибытие спасло нас от вероятности развития событий по одному из наихудших сценариев.

– Скажите об этом наследникам Скуирелли Чикейн.

– Как я понимаю, их наняли консультантами для постановки нового фильма, основанного на ее... довольно яркой жизни, – сухо отозвался Смит.

– Я подожду видеоварианта, – сказал Римо. – Да, кстати, я нашел на пленке тот эпизод из «Шоу Пупи Серебряной Рыбки», с которого и заварилась вся эта каша. Эпизод старый. Видимо, ожидая приезда Лобсанга, Чиун... – Вдруг резко переменив тему Римо спросил: – Вы не нашли ничего в своих компьютерах относительно имени, о котором я вас спрашивал?

– Гонпо Джигме?

– Да.

– К сожалению, нет. Имя тибетское. А в моей базе данных нет никаких сведений об этом экзотическом языке.

– Чиун обещал мне объяснить, что оно означает это имя, но до сих пор увиливает от ответа. И самое странное – почему Тибет показался мне таким знакомым? Ведь я никогда в жизни там не был.

– Дежа вю, – обронил Смит.

– Что?

– Обычная иллюзия. Люди, встретив нового человека или попав в новое место, иногда испытывают ложное чувство узнавания. Бихевиористы считают, например, что это явление могут вызывать определенные запахи, связанные с прошлым человека. Мозг вспоминает только запах, но в глубине души человек убежден, что вспоминает это место, где витал этот запах.

– Ну, что до Тибета, его запахи совершенно специфические, не похожие ни на какие другие, – мрачно хмыкнул Римо.

Внизу хлопнула дверь.

– Чиун вернулся, – бросил Уильямс. – Побегу встречу.

Положив телефонную трубку, Римо сбежал вниз по лестнице, чтобы встретить мастера Синанджу у самой двери. В руках старый кореец держал бумажный пакет – ошибки быть не могло: оттуда пахло свежей рыбой.

– Боже! – воскликнул Римо, принимая пакет.

– Пикши не было, – пожал плечами Чиун, закрывая дверь. – Насколько я помню, сегодня твоя очередь готовить.

– Но ведь я только что готовил! – возмутился Римо, когда они вошли на кухню.

– В прошлый раз твоя стряпня была неудачной. Утка получилась слишком жирной, а рис явно не доварился. Сегодня вечером тебе придется исправить былые ошибки.

– Ответь наконец на мои вопросы, и я с удовольствием приготовлю тебе ужин.

– Мне плевать, готовишь ты с удовольствием или неохотно, лишь бы ты готовил хорошо, – буркнул Чиун.

– Заметано?

– Если еда мне понравится, то да, – согласился Чиун.

* * *

Через час, сытые и довольные, они сидели в комнате для медитации. Во все ее четыре огромных окна лился угасающий свет дня.

– О'кей, – начал Римо, откладывая свои палочки для еды. – Пришло время получить ответы на все вопросы. Во-первых, почему ты поехал в Тибет один, без меня?

– К этому меня вынудили обстоятельства, – отозвался Чиун, отставляя в сторону тарелку с рисом.

– Но ведь у вас с Болдбатором Ханом был другой уговор! Ты должен был отыскать бунджи-ламу, а отнюдь не отвозить ее в Лхасу.

– Да, верно. Поездку в Лхасу я предпринял, чтобы расплатиться со старыми долгами.

– Слушаю, – решил поторопить учителя Римо.

– Я много рассказывал тебе о роде Синанджу, о принадлежавших к нему мастерах, об императорах и властителях, которым они служили. Единственной страной, которая очень редко пользовалась их услугами, был Тибет. А ведь, казалось бы, род Синанджу мог бы найти много выгодных заказов у здешних настоятелей, которые вечно плели интриги. Так, во всяком случае, считал мастер Поджи, получивший свой первый заказ от тибетского настоятеля. Правда, настоятель этот был не тибетцем, а китайцем, регентом некоего далай-ламы, отличавшегося несговорчивым нравом. Он не желая повиноваться своему челе, то есть наставнику. Решено было тихо убрать этого ламу и найти вместо него другого, более покладистого.

Чиун закрыл глаза, как бы воскрешая в своей памяти прошлое.

– В награду за убийство коварный настоятель обещал мастеру Поджи мешочек золота. Сговорились они тайно, в темном уголке Поталы. Глухой ночью Поджи прокрался во дворец и направился к опочивальне далай-ламы. Тот спал на своей кровати, закрывшись с головой, словно чего-то опасался. В глубине души Поджи несказанно обрадовался, ибо это сильно упрощало задачу. Взобравшись на кровать, мастер одним движением раскроил череп под одеялом. И все было хорошо. Так по крайней мере он думал.

На следующий день, когда тело покойного далай-ламы обрядили для похорон, мастер Поджи получил обещанное золото. Будучи еще новичком в своем деле, он поспешил посмотреть на лицо своей жертвы.

Глаза Чиуна помрачнели.

– Я, кажется, понял, что случилось, – тихо произнес Римо.

– Это был ребенок, Римо. Поджи убил ребенка. А это, ты знаешь, худший грех, который только может совершить мастер. И хотя Поджи не питал никакого злого умысла, именно его рука нанесла смертельный удар милому ребенку. В безудержном гневе мастер порешил настоятеля, являвшегося орудием Китая, который уже тогда стремился захватить Тибет. В глубоком раскаянии Поджи поклялся искупить свою великую вину перед Тибетом, но ему так и не представилось возможности. И вот долг переходил от мастера к мастеру, пока такая возможность не представилась. Я заплатил этот долг, отправившись на спасение бунджи.

– Но она умерла.

Чиун скорчил гримасу.

– Это не моя вина. Да и не в том дело: долг был заплачен. К тому же бунджи не умерла. Она просто перешла в новое, возможно, более достойное тело.

– Но ты же не веришь во всю эту чушь!

– Я не желаю обсуждать свои верования, – сухо отрезал Чиун.

– Хорошо. Тогда поговорим о Гонпо Джигме.

Чиун согласно кивнул.

– Ты мне уже сказал, что знаешь значение тибетского слова Джигме. Это означает «Не-Ведающий-Страха». Странно, не правда ли, что это имя довольно распространено среди такого мирного народа?

– Уже усек, – нетерпеливо перебил Римо. – А что значит Гонпо?

Чиун испытующе взглянул на своего ученика.

– Неужели не можешь угадать?

– Нет.

– Даже после того, как вдруг обнаружилось, что Тибет тебе хорошо знаком, хотя ты никогда и не бывал в этой величественной стране?

– Дежа вю.

Чиун погладил бороду.

– Я не знаю этого выражения.

– Смит мне все объяснил. Иногда чувствуешь, будто ты уже бывал в каком-то месте, хотя на самом деле никогда там не был. Именно такое ощущение я и испытывал. В этом нет ничего странного.

– Ничего подобного, – раздраженно перебил Чиун. – Смит не прав. Гонпо – хорошо известный в Тибете бог. Его так же называют Мазакалой.

– Кажется, я уже слышал это имя, – протянул Римо.

– Есть и еще одно имя для Гонпо. Гораздо более употребительное. Ты не можешь угадать его, Римо?

– Я не разбираюсь в тибетских богах.

– Забудь про Тибет Я говорю о Гонпо, которого порой называют Разрушителем. Гонпо-Разрушитель.

Только тут Уильямса осенило.

– Ты хочешь сказать, что Гонпо – одно из имен Шивы?

– Именно! Люди верят, что Разрушитель Шива живет на горе Кайласа. На эту гору взбираются многие паломники, но никто не смеет подняться на самую вершину. Что скажешь, Римо?

– Что ж, это доказывает, что я не Шива и не его воплощение. Я вырос в Ньюарке. И никогда не слышал о горе Кайласа.

– Вовсе это ничего не доказывает! Тибетцы признали в тебе Гонпо. А когда ты летел над горой Кайласой, то ты не мог оторвать глаз от ее ужасной вершины.

– Это была гора с ущельями, недалеко от Индии?

Чиун кивнул.

– Разве это не доказывает, что ты одержим духом Шивы?

– Одержим? То же самое мне сказала девушка-кочевница: «Ты одержим богом».

– Среди тибетцев есть мистики, которых называют «пово». Когда они впадают в транс, в их тела вселяются души тех или иных богов и говорят их устами. Без сомнения, эта женщина увидела, что в тебе проявляется дух Шивы.

– Бред какой-то! Как раз в такие офигенные чудеса и верила Скуирелли Чикейн.

– Если какой-нибудь болван верит, что солнце восходит каждый день, это еще не значит, что солнце будет пренебрегать своими обязанностями только ради того, чтобы позлить этого болвана, – сказал Чиун.

Римо, насупившись, скрестил руки на груди.

– Что бы ты там ни говорил, я все равно ни во что не верю. Ни в реинкарнацию, ни в бунджи-лам, ни в Шиву или Гонпо, ни во что!

– Имеешь право, – огрызнулся Чиун. – Разговор этот завел ты, а не я. А теперь сам злишься на меня за мои объяснения.

Римо надолго замолчал. В затянувшихся сумерках его суровое лицо постепенно смягчилось. Смягчилось и лицо Чиуна. Оба расслабились.

– Может, когда-нибудь я заберусь на Кайласу и осмотрю вершину, – задумчиво протянул Уильямс. – Чтобы окончательно разрешить этот вопрос.

– Конечно, ты можешь это сделать, сын мой, – медленно проговорил Чиун. – Но сперва хорошенько подумай. Если Шива и в самом деле там обитает, кто спустится с Кайласы в твоем облике?

Ученик не нашелся с ответом.

Он только сказал:

– Для меня лишь одно несомненно. Скуирелли Чикейн отнюдь не была реинкарнацией бунджи-ламы. Так, всего-навсего лучистоглазая любительница покайфовать, да к тому же еще и одержимая манией величия.

– Для человека, который заявляет, что не верит ни во что, кроме своей настырности, ты слишком самоуверен, – заявил мастер Синанджу.

– Если Скуирелли Чикейн все же вернется, – отозвался Римо, – пусть на этот раз она ищет нас, а не мы ее.

– Не призывай такой беды на наши головы, – предостерег Чиун. – В этой жизни одной такой, как Скуирелли Чикейн, больше чем достаточно.

И во все еще не сгустившихся сумерках они улыбнулись друг другу.

Загрузка...