Верность

Цель

Около двух лет провел Дмитрий Михайлович во Владивостоке. Портовый город. Его ворота в океан гостеприимно распахнуты, точно руки богатыря перед дружеским объятием. Такова бухта Золотой рог. От нее вверх по склонам Тигровой горы и Орлиного гнезда разбегаются улицы. Они достают до самого поднебесья — гигантский амфитеатр. На каждой улице теснятся дома. Их обитатели — моряки и воины, корабелы и грузчики, рыбаки и переселенцы из голодных губерний, иностранные шпионы и бродяги. Круглые сутки заполнены рестораны и харчевни. В гавань приходят торговые суда со всех континентов.

Именно здесь острее и раньше, чем где бы то ни было, дали о себе знать тяжкие последствия чуждой народу войны. Много раненых, больных, искалеченных. Почти все казенные здания превращены в госпитали. Не хватает врачей, санитаров, сестер милосердия.

Город неспокоен. Наводнен жандармами, полицией, войсками. Но ищут не японских резидентов, а русских революционеров. На каждом шагу встречаешь подозрительный взгляд шпиков. Нельзя заговорить с незнакомыми, встретиться троим на улице — это уже толпа, свисток полицейского — разойдись!

А куда деваться запасному Дмитрию Карбышеву? Попытаемся представить себе его намерения, переживания. Ему двадцать пять. Офицерская карьера, превосходно начатая, резко оборвалась.

Куда же ему податься? Домой в Омск? Матери нет в живых. С братьями и сестрами связь потеряна. А тут еще удерживает его во Владивостоке вспыхнувшее сильное чувство любви. Дмитрий Михайлович ищет и не находит себе применения. На службу в государственные учреждения или к частным предпринимателям его не берут. Он вынужден пробавляться случайными заказами на разного рода чертежи. Ему трудно и морально, и материально. Роман в самое неподходящее время. Но любви все возрасты покорны, и никакие обстоятельства не могут ей помешать.

Быть может, именно она — молодая и пылкая любовь— подтолкнула энергичней готовиться в Военно-инженерную академию. А поступить туда не так-то просто, если не вернешься в армию.

В начале 1907 года царское правительство решило превратить Владивосток в неприступную крепость. Старые крепостные сооружения следовало основательно перестроить. Руководить предстоявшими работами могли только опытные офицеры. Их не хватало. Карбышев предложил свои услуги. Снова он командир роты саперного батальона.

Краевед А. Чукарев рассказывает об этом периоде жизни Карбышева: «Работы было много, крепость реконструировалась. Возводили бетонные форты вокруг Владивостока, на вершинах сопок расчищали площадки для орудий, строили укрытия для стрелков, пулеметные гнезда… Целыми днями Карбышева можно было видеть на строительных объектах, а в остальное свое время он упорно готовился в академию».

Весной 1908 года Дмитрий Михайлович ушел из батальона, выдержал предварительные испытания в округе и уехал из Владивостока в Петербург.

Солнце одолевает этот путь за семь часов. Скорому поезду одиннадцати суток было мало. Прильнув к окну, задумчиво смотрел Карбышев на проносившиеся мимо горы и долы, леса и реки, унылые деревеньки, закопченные заводские и фабричные поселки. Сбегались к железнодорожным рельсам немощеные тракты, перепоясанные полосатыми шлагбаумами.

Стояли в ожидании по обеим сторонам от шлагбаумов подводы, телеги, пролетки, просто пеший люд, иногда толпились цыгане. Брели по дорогам под усиленным конвоем ссыльные и каторжане. Их гнали в обратном направлении. Из центра в таежную глухомань. Глядя на лица окруженных конвоем людей, Дмитрий невольно вспоминал старшего брата…

Пока продолжается путешествие Карбышева, не мешает бегло обозреть происходящее в стране. Лето 1908-го на исходе. Больше года прошло с момента третьеиюньского государственного переворота. Помещик Столыпин председательствует в царском правительстве, черносотенцы зверски расправляются с участниками подавленной революции. Днем и ночью, без перерыва, заседают военно-полевые суды. Палачи вершат казни. По всей России вырос лес виселиц, прозванных народом «столыпинскими галстуками».

Тысячи революционеров погибли. Десятки тысяч— за решетками тюрем и острогов, сосланы в Сибирь. Ряды большевиков сильно поредели. Уцелевшие партийные организации — в глубоком подполье. Невмоготу тяжко, но борьба продолжается.

Дмитрий Михайлович, безусловно, знал о казнях, о бесчинствах черносотенцев — об этом сообщалось не только в большевистских листовках, нелегальных газетах, но и в правительственной печати с целью устрашения народа.

Поведение Дмитрия Карбышева в недавнем прошлом не оставляет сомнений в том, как он реагировал на происходящее. Его возмущало насилие, разнузданность реакции. Но на людях — сдержан. Об этом свидетельствуют воспоминания полковника Владимира Максимовича Догадина, товарища Карбышева по академии, сослуживца по Брестской крепости.

«В августе 1908 года в Петербург съехались со всех концов России сто офицеров разных родов оружия с целью держать вступительный экзамен в Военно-инженерную академию. Среди них было семь артиллеристов, один моряк и один из гвардейской пехоты; остальные — офицеры инженерных войск: саперы, понтонеры, минеры, воздухоплаватели и железнодорожники… Поручик Карбышев при сдаче экзаменов показал серьезную и тщательную подготовку. Как сейчас вижу его небольшую стройную фигуру у классной доски со слегка наклоненной головой и серьезным лицом. Он спокойно и уверенно отвечал на вопросы своего билета, чуть помахивая утвердительно правой рукой с мелком в такт своим словам…»

Экзамены закончены. За 25 дней сдано 23 предмета. Несмотря на то что все абитуриенты прошли довольно строгие предварительные испытания в военных округах, из ста офицеров экзамены выдержали только 30. На первом месте по баллам оказался моряк Ларинцев, избранный старостой младшего класса. Рядом с ним занял место в первом ряду посреди аудитории Карбышев. Пока еще он по успеваемости второй.

Слушатели не знакомы друг с другом. Видятся только на лекциях. Живут в разных районах столицы на частных квартирах. Гостей к себе не зовут: напряженная учебная программа — не передохнуть, да и мала стипендия. «Поэтому у меня, — объясняет Догадин, — не было возможностей ближе присмотреться к Карбышеву. Он был таким же, как и все остальные товарищи, только отличался большей сдержанностью и как бы настороженностью, которая казалась нам сухостью.

Зато после весенних экзаменов, на практике по геодезии, проводившейся в районе Парголово — Бело-остров, к северу от Петербурга, мы несколько сблизились, — все офицеры жили во время съемок в деревне Юкки.

Жизнь у нас была напряженной и трудной. За один месяц каждому предстояло выполнить большой объем мензуальной, глазомерной, инженерной и геодезической съемок.

И вот здесь-то всех поразил Карбышев. Он обладал особым умением выполнять чертежи, артистически работал чертежным перышком.

В то время как мы наводили на план горизонтали очень осторожно специальным кривым рейсфедером, вращающимся по оси, Дмитрий Михайлович обходился обыкновенным чертежным пером. В его руке оно оживало и безошибочно бегало по листу ватмана.

В ответ на наше единодушное восхищение он, будто обмолвившись, заметил:

— Что ж тут удивительного? Ведь я около года зарабатывал себе хлеб этим делом.

Но он нам тогда не сказал, почему это так случилось. А мы, конечно, не стали его расспрашивать.

Только теперь мне стала понятна его замкнутость и занятие черчением, когда в его биографии я прочитал о том, что он вынужден был уйти с военной службы в запас из-за обвинения в агитации среди солдат…»

Догадин приводит характерный эпизод. В старшем классе профессор дал задание на дом — составить и на следующий день принести проект свода. При выполнении этого задания Карбышев «показал удивительную работоспособность и явную склонность к детализации. Да еще какую-то вдумчивую обстоятельность при решении технической задачи.

Я навсегда запомнил тот день, когда мы принесли профессору показать чертежи сводов. У каждого из нас проект занимал половину ватманского листа, не больше, а то и меньше.

Карбышев подготовил столько вариантов свода, что чертежи его едва поместились на двух ватманских листах. Если бы мы не готовили этот проект одновременно, я бы никогда не поверил тому, что можно одному человеку столько успеть за одну ночь.

Нас изумила такая работоспособность. А он в ответ на наше изумление тихонько посмеивался и бросал в наш адрес в равной мере острые и добродушные реплики.

Готовность Карбышева выполнять задания педагогов тщательно, обстоятельно и быстро была исключительной…»

При поступлении и в младшем классе первенство по успеваемости, как уже было упомянуто, удерживал моряк Ларинцев. В старшем классе вырвался вперед Карбышев. На третьем, дополнительном курсе, предназначенном готовить офицеров корпуса военных инженеров, он уже никому лидерства не уступал, и его единодушно избрали старостой.

Оценивая по достоинству успехи своего товарища, Догадин приходит к выводу: «Быть лучшим из лучших, занять первое место по успеваемости среди тех, кто прошел через все труднейшие барьеры и испытания… на такое был способен только человек, обладающий недюжинными способностями и характером бойца».

Весна 1911 года. Рассматриваются проекты выпускников. Председатель комиссии по фортификации— генерал Константин Иванович Величко, профессор, помощник начальника Главного инженерного управления, по проекту которого была построена крепость Порт-Артур.

Проект крепости Владивосток, разработанный Карбышевым, признается лучшим. Автор получает за него премию в 276 рублей. Сумма, безусловно, солидная. Но лауреату еще дороже то, что она установлена в честь генерал-лейтенанта Романа Исидоровича Кондратенко и его сподвижников — офицеров инженерного корпуса Порт-Артура.

Вакансии на инженерные должности в армии выпускникам академии предоставляют в соответствии с суммой баллов, набранных на выпускных экзаменах, не считаясь с чинами. Первым право выбора получил инженер-капитан Карбышев. Он мог бы пойти на строевую должность командира батальона. Однако, уверяет Догадин, «возвращаться в строй, учитывая его биографию, было не в расчетах Дмитрия Михайловича». Он выбрал должность производителя работ в Брест-Литовской крепости. Догадин, будучи вторым, последовал за товарищем — туда же и на такую же должность.