Вертолет-Апостол

Часть 2. ГЕНЕРАЛ УХОДИТ В АУТ

Когда Макар демобилизовался из рядов доблестной Советской Армии, он долго не мог устроиться на работу. Наконец, тернистый путь поисков привел его в агентство «Союзпечать». Там к нему отнеслись достаточно тепло и приветливо и сообщили, что у них имеется на сегодняшний день две вакансии киоскеров. Одна в палатке около метро, другая — опять-таки в палатке, но которая находится в больнице. Разница между ними следующая: возле метро работы, конечно, значительно больше, просыпаться нужно часика так в четыре утра, а закрывать киоск часиков в девять вечера, зато всегда будет выполняться ежемесячный план выручки и за это к положенному окладу в восемьдесят рублей будет также прибавляться премия — двадцать рубликов. А в больнице план выполнить невозможно, но объемы меньше и, если он продаст ежедневные газеты до обеда, никто особо не будет следить за тем, сидит он в киоске или еще какими-нибудь делами занимается... И Макар, не раздумывая, выбрал стационар. И не прогадал, а план он все равно сделал, правда, не на основной продукции, а на сопутствующих товарах. Он заказал на базе побольше сигарет, мыло и туалетную бумагу. Впоследствии Макар заметил, что когда в его киоске появилась туалетная бумага, то газеты стали покупать в гораздо меньшем объеме, но на ежемесячную выручку этот нонсенс особенно не повлиял.

Торговая жилка присутствовала у нашего генерала чуть ли не с малолетства. Свой путь в бизнес он начал, когда ему еще не было десяти лет от роду. Это случилось летом, потому что летом, как правило, всегда заняться нечем. Однажды Макар с самого утра томился дома, занимая себя очередным прочтением всемирного детского бестселлера «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». Эта книжка, написанная когда-то великой скандинавской писательницей Астрид Линдгрен, была любимой сказкой маленького Генерала. Макар был глубоко увлечен чтением, когда к нему приехал в гости его брат Сережа. Сергей, не церемонясь особо, выхватил у Макара книжку, раскрыл на первой странице и принялся читать вслух:

— В городе Стокгольме на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная... шведская семья! Что за порнуху ты читаешь? Давай лучше делом заниматься.

Братья уже давно планировали акцию по сбору стеклотары. Их замысел был предельно прост и гениален и изначально состоял в следующем: первым делом нужно было доехать на электричке до подмосковного Звенигорода. Там на месте собрать или, точнее говоря, связать плот и спуститься на нем по Москва-реке до столицы нашей родины, по ходу заходя во все заливчики, являющиеся излюбленным местом «культурного» отдыха туристов и просто горожан, собирая там пустые бутылки. После чего, доплыв до Москвы, они планировали сдать все бутылки в первом же ближайшем пункте приема стеклопосуды. Братья хорошо понимали, что вся кампания займет дней десять. Поэтому они запаслись основательно провиантом, палаткой, удочками, большим количеством всевозможных сумок, теплой одеждой, спальными мешками, ну и необходимые в походе вещи они на всякий случай с собой тоже прихватили. Все это они разместили в мешке на тележке и в двух рюкзаках и отправились в путь-дорогу. Прибыв в Звенигород, братья добрались кратчайшим путем до реки, установили палатку и сразу начали собирать плот. Плот вязали большой, рассчитывая на большое количество предполагаемого груза. На другой день с рассветом Макар и Сергей быстро собрали манатки на свой «Ноев ковчег» и тронулись в первое плавание.

Схема движения была предельно проста. Они пересекали реку с одного берега на другой, в процессе чего течением их сносило на полкилометра вниз. Причалив, братья неторопливо обшаривали побережье на довольно большом участке слева и справа от стоянки плота и снова отчаливали к противоположному берегу. Результаты сбора стеклопосуды довольно быстро превзошли ожидаемые. Уже на третий день путешествия все сумки, мешки и рюкзаки были переполнены пустыми бутылками, а плот был перегружен настолько, что братьям приходилось постоянно балансировать, дабы он не перевернулся. Кроме того, в процессе движения по воде, плот издавал мелодичный стеклянный перезвон, привлекающий внимание обескураженных отдыхающих. На счастье на их пути оказался какой-то небольшой поселок, и Сережа отправился туда на разведку искать пункт приема стеклотары. На удачу братьев таковой в поселке имелся и даже функционировал, причем на его двери висело следующее, весьма странное объявление:

ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ПРИНИМАЕМ ТОЛЬКО НЕЙРОБУТЫЛКИ (ЧЕБУРАШКИ)

Старший брат нашего будущего Генерала сильно удивился, почему нельзя было просто написать — «из-под пива». Все это было не страшно, потому что именно таких бутылок в коллекции братьев было большинство. Поэтому они быстренько набили пивными бутылками мешок на тележке и «сумку инкассатора» и отправились в этот самый пункт. «Сумка инкассатора» именовалась так потому, что имела форму огромного кошелька с железными планочками и с кодовым замком, который, правда, не работал. Откуда она появилась на чердаке мансарды их любимой квартиры, где они ее и нашли, так и осталось нераскрытой тайной.

Освободившись от большей части поклажи, братья готовились к продолжению своего путешествия. Сережа оттолкнулся длинным шестом от берега и плот медленно отчалил. Это было последнее пересечение реки на сегодня, по завершении которого братья собирались разбить очередной лагерь для ночлега. Собственно, спать они сегодня не собирались совсем, а просто приготовились скоротать время до рассвета и на утро порыбачить. А потому братья разожгли костер, приготовили снасти, подвесили над огнем старенький, черный от нагара, котелок и, глядя на красные языки пламени, строили какие-то несусветные планы и просто мечтали.

— Сереж, а если на нашем пути попадется какая-нибудь непреодолимая для плота преграда, типа плотины, то, что мы будем делать тогда?

— Да просто разберем плот, перенесем его по бревнышку по берегу, а потом опять соберем.

У Сережи всегда все было просто. Он так и остался на всю жизнь неперевоспитуемым романтиком и оптимистом, сохранив и до сего дня в себе какой-то неописуемый детский колорит.

— Подсыпь лучше заварку в воду, она уже закипела, — сказал старший брат младшему. Уже слегка осоловевший, к тому времени, Макарка щедро сыпанул в котелок полпачки крепкой заварки, в результате чего вместо чая получилось некое легкое подобие чефиря.

— Ну и ладно, — сказал Сережа, — теперь уж точно не уснем. Варево получилось предельно горькое, но и бодрящее, и братья-рыболовы дождались своего часа. Когда на горизонте слегка забрезжила первая слабая полоска света, они отчалили от берега на несколько метров и, привязавшись к выступающему из воды кустарнику, начали рыбную охоту. Охота была на хищника. Макар подъемником натаскал целую банку мальков, и далее пошла ловля «на живца». Окунь в тот день шел на живца как сумасшедший, и Макар так увлекся ловлей, что даже не заметил, как посинели его ноги, нерасчетливо опущенные в воду, по колено, слишком захватывающей была поклевка. Все это приключение омрачало только одно то обстоятельство, что окунь заглатывал наживку вместе с крючком очень глубоко и потом приходилось с большим трудом вытаскивать крючок вместе с окровавленными кишками бедных рыбок. Макар с жалостью смотрел, как судорожно открывали они свои огромные рты и думал, что если бы у рыб был голос, то они с Сергеем, наверное, уже давно бы оглохли.

К полудню клев утих, и братья заснули прямо на бревнах своего непотопляемого ковчега. А вечером у братьев была царская уха, и все неприятные обстоятельства как- то сразу забылись, отошли на второй план. Но уже в те ранние свои годы у Макара жалость к живым существам переборола в конце концов все остальное, и потом он в течение долгих лет не мог ловить рыбу вообще, по причине такой вот своей своеобразной сердобольности. А потом братья вновь тронулись в путь и, в конце концов, добрались-таки до Москвы, где сдали всю свою собранную стеклотару. Впрочем, был еще один интересный момент в их увлекательном путешествии. В одном месте река широко разливалась на равнине и, видимо, в тот год уровень воды был ниже, чем в прошлые годы, вследствие чего открылись ранее находившиеся под водой поверхности. В одном таком месте братья собрали большой урожай позеленевших от воды и времени бутылок, которые потом замучились отмывать от грязи. Но результат оказался превосходным.

Вообще в те времена на деньги, вырученные от сдачи одной бутылки, можно было купить, например, батон хлеба или сто грамм колбасы. В наше время покупательная способность стеклянной валюты несоизмеримо упала. А тогда недельная кампания братьев принесла им прибыль, равную ежемесячной зарплате инженера, на каждого, что было совсем-совсем неплохо для первого раза.

Таким был первый опыт нашего Генерала в бизнесе. Следующие два были также непосредственно связаны с братом Сергеем.

Чтобы узнать о первом из них, нам придется переместиться ненадолго в «горбачевское» время, в период действия некоего подобия пресловутого «сухого» закона. Тогда Сережин друг, работник такси, предложил братьям заняться сбытом пива в таксомоторном парке, в котором он работал. Дело в том, что в то время пиво не продавалось на каждом углу, как сейчас, а приобрести его в магазине можно было только в обмен на пустую аналогичную тару.

Схема работы была следующая: сначала братьям нужно было где-то раздобыть пустую пивную посуду, а затем обменять ее в магазине, со своей доплатой, на полную. Вечером приезжал Дима и забирал пиво, набивая им полный багажник служебной Волги, и затем ночью, в пересменок, сам его и реализовывал в своем таксопарке.

Дело это было для братьев близким по духу и знакомым по содержанию, и поэтому они с рвением и с успехом за него принялись. Собирать пустые бутылки они на этот раз не планировали ввиду явно низкого КПД, а также суровых зимних условий. У них было два основных направления, два способа закупки пустой пивной тары. Либо они, зарядив за плечи два огромных рюкзака, отправлялись на какой-либо из московских вокзалов и, проходя вдоль только что прибывшего поезда, покупали пустые бутылки у проводников. Либо располагались возле какого-нибудь популярного пункта приема стеклопосуды и начинали сами ее принимать, но только пивную, за ту же цену, но без очереди. Вся эта деятельность была прибыльна в течение действия сухого закона. Когда же буквально в один день пивом стали торговать на каждом углу по приемлемой цене, выгодное предприятие накрылось медным тазом.

Следующий рыночный опыт братьев был связан с продажей одежды. Макар нашел поставщика-челночника, и они с Сергеем на пару стали успешно торговать шмотками с рук. Однако через некоторое время сезонный товар потерял спрос, и вскоре уже Сергей нашел другого поставщика, но к несказанному удивлению Макара, не позвал его в подельники.

Разочарование Генерала не знало границ. Роль Иуды сыграл тот, от кого меньше всего это ожидалось, тот, кому он верил больше, чем кому-бы то ни было, его «родной двоюродный брат».

О старшем брате нашего доблестного Генерала можно было бы написать отдельную книгу. Сергей внешне представлял собой что-то среднее между Пьером Ришаром и популярным когда-то футболистом Алексеем Михайличенко. Между двоюродными братьями было много общего, но и много различного. Они выросли вместе, и воспитал их, по сути, один человек. Макарка так и называл Сергея — мой родной двоюродный брат. Их мамы были сестрами, на сей раз по-настоящему родными. Между их папами не было, даже близко, ничего общего. Сережин папа вообще немец, и фамилия у него была Мюллер. Когда у маленького Сережи кто-либо спрашивал:

— Мальчик, как твоя фамилия?

Он гордо отвечал:

— Моя фамилия — Мюллер…, но я за Ленина!

Уже в детстве Сережа проявил незаурядный талант сочинительства. В тринадцатилетнем возрасте он писал такие вот письма домой из пионерского лагеря, приводятся без купюр:

— Здравствуй, дорогая бабушка!

Пишу тебе свое первое письмо. У меня не все в порядке. Сильный вывих руки. Почти все время болит голова. И еще на нас напали деревенские и многих побили. Когда я стоял на воротах, кто-то стукнул мне бутсом по челюсти и расшатал два зуба. У меня на обеих ногах по семь мозолей. Сейчас уже вечер, через полтора часа придут деревенские и будет драка. Пришли мне три конверта, а то мои уже кончились. Как там у тебя дома? Передай всем своим привет. Возьмите меня отсюда скорее, а то я повешусь. У меня уже свистнули ручку, ракетку и фляжку. Очень часто воруют гостинцы. Пришли мне, если сможешь, спички, а из еды — соломку, сгущенное молоко, шашлыки, ирисок, печенье, миндальных пирожных и конфеты. У меня осталось только четыре конфеты. Все, уже горнист прогорнил отбой. До свиданья. Забери меня отсюда.

Твой внук, Сергей.

— Здравствуй, мамочка!

Вот я и в лагере. Устроился я неплохо, спать буду около окошка. Мы уже несколько раз купались, кажется девять. Мы ходим гулять в лес. Скоро начнем ловить белок. У нас очень хороший вожатый Володя. Он хороший комик. Он выступал по телевизору. С ним очень интересно. У нас был вечер в клубе, на котором он также выступал. У меня все в порядке, правда живется плохо. Сегодня подняли весь отряд в три часа ночи, и мы пошли на рыбалку, а мне не хотелось. Если ты меня не заберешь двадцать второго, я утоплюсь. У меня сильно болит плечо, по- моему, трещина в кости. Когда приедешь, я тебе все объясню. Я, мама, по тебе очень скучаю. Приезжай скорее, а то я умру. Напиши мне о том, как сыграли в футбол команды высшей лиги. Если приедешь, привези мне лимонад (любой) — четыре бутылки, ирисок, леденцов, овсяное печенье, мороженое — два по сорок восемь, конфеты: коровку, му-му, раковую шейку и еще сахар и спички для костра. У меня некрасиво написано письмо, но я писал плохой ручкой, да еще и в мертвый час, то есть лежа. Мамочка, я нашел фляжку и ракетку, осталось найти ручку. Приезжай и забери меня отсюда двадцатого или двадцать второго, только не двадцать первого, потому что мы идем в поход. Целую тебя тысячу раз.

Твой любящий сын.

Еще через пару лет Сереге удался новый исторический перл. Тогда маленький Макар, которому едва стукнуло восемь лет, открывая в себе поэтический дар, начитавшись какой-то бредни о производстве фарфора, воспылав одухотворением, сочинил свой первый более или менее осмысленный стих:

— Фарфор, какое это чудо!

И европейцы, все в причудах,

На родину его съезжались

В миролюбивейший Китай...

...господь бога мать нехай, —

приписал Сережа последнюю строчку, являющуюся излюбленным выражением дедушки Бори, придав творению, одновременно, рифму и философский смысл. Кроме того, радостно сообщил, что образ европейца, увешенного причудами, ему явно по душе.

Когда Сергей закончил обучение в ВУЗе, он сразу пошел работать в НИИ. Из его рассказов о своей работе можно было сделать вывод, что этот научно-исследовательский институт является большим увеселительным заведением, в котором работают исключительно клоуны и юмористы. Однажды летом к ним в институт пришла телеграмма с запросом с большой стройки на Урале. Это была просьба выслать на строительство государственного масштаба нескольких инженеров-сварщиков. Но лето — пора отпусков во все времена, и в тот момент в Москве, в их НИИ, на своих рабочих местах оказались только два инженера по сварке. Причем, у одного из них фамилия была — Татарин, а у другого — Пеший. Обычные и весьма распространенные фамилии, но в результате всех вышеизложенных обстоятельств на свет родилась нижепредложенная телеграмма:

ОТВЕЧАЯ ВАШ ЗАПРОС ПОВОДУ ИНЖЕНЕРОВ СВАРЩИКОВ ВЫСЫЛАЕМ ВАМ ПЕШЕГО ТАТАРИНА

А еще у них на работе был мужчина, носящий простую украинскую фамилию — Бать, и молодая симпатичная женщина с обычной армянской фамилией — Анхачикян. То ли они работали в одном секторе, то ли в одном отделе, но однажды случился не совсем простой и далеко не обычный диалог по телефону:

— Алло, позовите, пожалуйста, к аппарату Анхачикян.

— Ой, вы знаете, к сожалению, Анхачикян и Бать увезли на машине...

А еще у них там был общественный работник. Очень активный. Как-то раз он подошел к Сергею и сказал:

— Слушай, такое дело, ты вот человек одаренный, стихи даже, говорят, сочиняешь. Скоро у нашей Анны Ивановны — юбилей, надо что-нибудь присочинить, а у меня проблемы с рифмами. Давай так сделаем: я буду сочинять первую строчку, а ты вторую, ну в рифму значит. Я уже и начало придумал — Анну Ивановну мы знаем давно...

С тех пор у неразлучных братьев появилась новая увлекательная игра. Они сочиняли только нечетные строчки бесконечной поэмы про Анну Ивановну. Например: Анна Ивановна нам мать и отец... Или, наоборот, тоже хорошо: Анна Ивановна — отец нам и мать... Еще сильный был вариант: Анна Ивановна, ты нас не балуй... Или вот, лирическое отступление: без Анны Ивановны рутина и скука...

Великий Русский язык. Прости меня убогого, что я так издеваюсь над тобой. Ты — красивый и многогранный, а я уродливый и ограниченный. Я не знаю тебя, как хотелось бы мне, и потому боюсь тебя и уподобляюсь прыщавому юнцу, дергающему за косичку приглянувшуюся девицу.