Валерия Вербинина Мышеловка для кошки

Глава 1 Отчаяние и железный ужас

Однажды весенним вечером в начале 1890-х годов некий молодой человек вышел из особняка на Елисейских Полях и направился в сторону Сены. Окажись поблизости какой-нибудь наблюдательный гражданин из числа тех, которым всегда есть дело до своих ближних, он не преминул бы отметить странную, развинченную походку юноши и страдание, искажавшее его приятное лицо. Кроме того, мимо внимания безвестного наблюдателя не прошло бы, что при молодом человеке нет ни шляпы, ни перчаток, ни трости, хотя его костюм почти удовлетворял требованиям моды (правда, прошлогодней). Но Веничка Корзухин трость вообще не носил, а шляпу вместе с перчатками он благополучно забыл в передней того самого особняка, откуда вышел пять минут назад. Особняк был известен парижанам тем, что его снимала богатая русская, госпожа Светлицкая, которая и жила там вместе с дюжиной кошек, десятком слуг и одной-единственной внучкой Лизой. Собственно, именно последняя и была причиной того, почему Веничка покинул особняк с таким лицом и почему сейчас он двигался к реке, хотя его гостиница располагалась совершенно в другом направлении. Дело в том, что Веничка шел к Сене с вполне определенной целью: утопиться.

Его разбитое сердце вместе со шляпой и перчатками осталось в том же постылом особняке, и Веничка не видел никакого иного выхода из сложившейся ситуации. С того самого мгновения, как Лизонька, опустив ресницы, сказала, что надеется на его дружбу, он понял: все кончено, а раз все кончено, незачем больше жить. Лизонька еще говорила о каком-то вечере, о том, как она будет рада его там встретить, щебетала об Андре, у которого такие выразительные черные глаза, а Веничка смотрел на нее и думал, что видит ее в последний раз и что так и надо: она будет счастлива, а он… он просто уйдет и не станет ей мешать. Видеть ее с этим Андре, который, конечно, оказался обыкновенным русским Андреем, было бы невыносимо. Лизонька же, словно не понимая, как ему тяжело, все говорила и говорила о том, какой Андрей Иванович замечательный и как ей совестно, что она не отвечала на письма Венички. Просто ей трудно было подобрать слова, чтобы объяснить ему, что происходит, но она уверена, Веничка на нее не сердится. Ведь не сердится же? И Веничка вяло кивнул – он всегда был слишком добр для того, чтобы рассердиться по-настоящему. Все предельно просто – он оказался недостоин такой чудесной девушки, как Лизонька. Однако без нее он не мыслил себе жизни – совсем.

Веничка обогнал карету, которая медленно двигалась вдоль тротуара, и в нерешительности стал озираться. Он впервые находился в Париже – где оказался потому лишь, что Лизонька не отвечала на его письма. У нее были слабые легкие, и врачи послали ее на юг Франции, где она прожила полгода, а потом вместе с бабушкой перебралась в столицу. Не имея вестей от девушки, Веничка встревожился, стал рисовать себе всякие ужасы и в конце концов, спешно собрав вещи, поехал к ней. Тетушка Марфа Егоровна, которая с детства воспитывала его, была против того, чтобы он ехал «к этой вертихвостке», но кроткий Веничка впервые в жизни оказался непреклонен. И вот он прибыл сюда – лишь для того, чтобы узнать, что Лизонька совершенно выздоровела и забыла о нем ради какого-то инженера с черными глазами, откликавшегося на имя Андрей Иванович. Лизонька уверяла, что у Андрея Ивановича бархатный голос, обворожительные манеры и несколько тысяч годового дохода, доставшихся ему от богатого родственника. Веничка слушал ее и страдал, отчего у него самого нет бархатного голоса и обворожительных манер. По доходам, впрочем, он тоже никак не мог тягаться с ненавистным соперником, но непрактичный Веничка меньше всего в жизни думал о деньгах.

«Умру, – обреченно решил он. – Брошусь с моста, и все. Ни к чему мне мешать ее счастью».

И он направился прямиком к реке. Но недалеко от Лоншанской улицы попал в толчею и едва не сбился с пути. Потоптавшись на месте, Веничка заприметил впереди уродливую железную раскоряку и сообразил, что надо идти именно в ту сторону, чтобы добраться до реки. Все парижане единодушно презирали раскоряку, это кошмарное творение больного сознания, и все в один голос клеймили инженера Эйфеля, обезобразившего их уютную столицу своим металлическим монстром. Писатели, поэты, общественные деятели, включая Мопассана и Дюма-сына, писали протест за протестом, журналисты намекали на мировой заговор, имевший целью опорочить и опозорить милый их сердцу Париж, а обыватели попросту ругали автора башни на чем свет стоит. Впрочем, в последнее время страсти несколько поутихли – пошли слухи, что за те несколько лет, что железная раскоряка стояла на Марсовом поле, ее основательно подточила ржавчина, а стало быть, ненавистного монстра скоро снесут. Пока, судя по всему, Эйфелева башня доживала свои последние дни, и с тяжким вздохом Веничка направил стопы в ее сторону.

Зеленая, как абсент, Сена таяла в сиреневых сумерках, когда Веничка наконец оказался на Иенском мосту. Однако разочарованному влюбленному не удалось исполнить свое намерение, потому что через мост катил поток экипажей, и туда-сюда фланировали толпы гуляющих, которые смеялись, перебрасывались фривольными шутками и вообще вовсю радовались жизни. Атмосфера для самоубийства выдалась, прямо скажем, не самая подходящая. К тому же Веничке показалось обидным умирать на фоне железной раскоряки, ставшей притчей во языцех, и он решил подыскать себе более пристойное местечко. Отвернувшись от долговязой башни, которая нависала над ним, словно глумясь над его несчастьем, он двинулся вдоль набережной. Ветер, доносившийся с реки, ерошил его светлые волосы, и молодой человек пригладил их машинальным жестом.

На мосту Альма движение было гораздо спокойнее, и Веничка уже стал примеряться к перилам, но тут некстати вспомнил, что мост выстроен в честь победы над русскими войсками в Крымской войне. Было бы, прямо скажем, непатриотично русскому дворянину бросаться с моста, который напоминал о позоре наших войск, и поэтому Веничка зашагал дальше. В конце концов, уж чего-чего, а мостов в Париже более чем достаточно.

Следующий мост – мост Инвалидов – вполне подошел бы Веничке, не маячь на нем фигура полицейского, который обернулся и смерил нашего героя цепким и (как показалось юноше) чрезвычайно проницательным взглядом. Взгляд этот словно говорил: «Ага! Знаем, знаем, чего ты ищешь! Только попробуй сигануть отсюда, ужо я достану тебя из воды и потащу в участок, а там – протокол, огласка, международный скандал и сплетни в газетах, которые точно дойдут до твоей тетки. Ух, и задаст же она тебе трепку!»

Облившись холодным потом, Веничка ускорил шаг и вскоре оказался возле моста Согласия[1]. Но интенсивное движение и тут не оставляло ему ни малейшего шанса тихо-мирно утопиться, не привлекая внимания. Пришлось скрепя сердце искать другой мост.

Чугунный мост Сольферино[2] понравился Веничке куда больше. Здесь в этот час было гораздо меньше экипажей, и в поле зрения не виднелось ни одного полицейского. Юноша подошел к перилам, но, увы, они были слишком мощные и широкие, чтобы их можно было перескочить одним махом. Как ни желал Веничка как можно скорее покончить с собой, ему поневоле приходилось считаться с обстоятельствами.

«Как-нибудь перебраться за перила и прыгнуть вниз… – размышлял он, косясь на зеленую Сену, которая лениво ползла под мостом. – А может быть, перила где-нибудь будут потоньше?»

И он двинулся вдоль моста. В самом деле, посередине его с одной стороны перила оказались тоньше, но вот беда – там уже стоял какой-то молодой человек и, судя по его виду, в ближайшее время не собирался никуда уходить. Веничка похолодел.

«И этот тоже!» – неприязненно помыслил он, косясь на невесть откуда взявшегося конкурента.

Однако незнакомец, казалось, вовсе не помышлял о том, чтобы свести счеты с жизнью. Напротив, он грезил о чем-то, и, судя по всему, его мечты были чрезвычайно приятны, потому что легкая улыбка то и дело пробегала по его губам. На всякий случай Веничка посмотрел туда, куда был устремлен взор неизвестного, но не увидел там ничего, кроме медленно темнеющего неба и облаков.

– Не правда ли, это чудесно? – внезапно спросил незнакомец, указывая на облака. – И это тоже, – добавил он, указывая на отражение облаков в воде.

Веничка пробормотал что-то неразборчивое и поспешил удалиться. Ему было ясно, что незнакомец – сумасшедший, если стоит на мосту столько времени, чтобы глазеть на облака.

Будь Веничка честолюбив, он бы не преминул когда-нибудь вставить в свои мемуары главу «Как месье Клод Дебюсси[3] задумал написать ноктюрн «Облака». Будь Веничка очень честолюбив, глава сия называлась бы так: «Как я подал моему другу Клоду Дебюсси идею написать ноктюрн «Облака». Но именно честолюбие было качеством, которое у Венички отсутствовало напрочь, и он удалился с моста, так никогда и не узнав, с кем именно разговаривал.

Он дошел до Королевского моста, что недалеко от Лувра, и в нерешительности остановился. Тут на въезде в мост стоял уже не один полицейский, а двое, и оба (как показалось Веничке) довольно злобно уставились на него. Решив не искушать судьбу, молодой человек побрел дальше, но на следующем мосту история повторилась, и Веничка решил, что ему надо удалиться от центра города, чтобы привести свое намерение в исполнение.

Он миновал заодно и металлический мост Искусств, приведший его в трепет некоторым сходством с Эйфелевой башней, и оказался возле Нового моста, который, как известно каждому, на самом деле самый старый в Париже. Возле моста стояла черная статуя короля Генриха верхом на черном же коне. На ногах короля были шпоры, на боку висела шпага, рукой он придерживал уздечку. На плече Генриха сидел маленький парижский голубь – настоящий гаврош среди голубей, сорванец с почти вчистую оборванным хвостом. Он шевельнулся, устраиваясь поудобнее, покосился на редких пешеходов, которые пересекали мост, и заметил юношу без шляпы, который появился со стороны Луврской набережной. Голубь очень внимательно следил за тем, как тот, пугливо озираясь по сторонам, забрался на мост.

Убедившись, что никто вроде бы не обращает на него внимания, Веничка оперся о парапет и попытался принять вид обычного прохожего, которому для чего-то понадобилось остановиться на Новом мосту именно в этом месте именно в это время. Про себя, впрочем, он уже прикидывал последовательность своих действий. «Перепрыгнуть не получится – значит, надо подождать, когда пройдут те двое господ, вскочить на парапет и броситься вниз». С некоторой гордостью Веничка отметил, что его сердце бьется ровно, как обычно, хотя сам он, несмотря на не самый жаркий вечер, весь вспотел.

В следующее мгновение его сердце сделало настоящий кульбит, потому что бронзовый конь встряхнул головой, переступил на месте и недовольно заржал. Король Генрих поднял руку, пригладил усы, повернул голову и милостиво улыбнулся.

– Так что, сударь, – спросил он, – вы наконец будете прыгать или нет?

Глава 2 Государственные тайны

Для того чтобы объяснить столь странное поведение бронзового всадника, нам потребуется вернуться немного назад, а именно – к карете, которую незадачливый Веничка обогнал на своем пути к Иенскому мосту.

Эта же карета по случайному стечению обстоятельств проезжала по Елисейским Полям незадолго до того, как Веничка с непокрытой головой выскочил из особняка госпожи Светлицкой. Внутри кареты сидела очаровательная молодая дама в платье цвета зеленоватого аквамарина, который оттенял блеск ее карих глаз. На Иенской улице карета приостановилась возле тротуара, и в нее как-то очень быстро – нет, даже не сел, а ввинтился господин средних лет и внешности на первый взгляд столь неприметной, что сам великий криминалист месье Бертильон пришел бы в отчаяние, пытаясь найти хоть какую-нибудь отличительную черту для описания этого индивидуума.

Когда в карете господин снял цилиндр, оказалось, что у него темные волосы с проседью, причем седина сильнее всего проступает на висках. Под глазами у него были морщины, которые становились резче, когда он смеялся, что случалось, надо сказать, довольно редко. Вблизи было видно, что у седоватого господина очень умное лицо и иронические, скажем даже – лукавые глаза с прищуром, которые, однако же, заметно теплели, если он позволял себе улыбнуться или был чем-то тронут. Чтобы завершить портрет, скажем еще, что друзья и враги господина знали его под именем Осетров, а некоторые друзья (равно как и некоторые враги) знали также, что он является резидентом российской разведки во Франции.

Что же до дамы, ожидавшей его в карете, то ее все знали под именем баронессы Амалии Корф. О ней было известно, что после замужества она могла позволить себе жить совершенно беззаботно, но вместо того предпочла развод. По всем законам бульварного романа общество должно было от нее отвернуться, но не посмело, потому что баронесса была вхожа в очень высокие круги и даже – в императорскую семью. Шепотом, однако же, о ней говорили, что она авантюристка, ведет неподобающий образ жизни и что у нее странные родственники и еще более странные знакомые. Громко жалели ее мужа, вполголоса – удивлялись, отчего она от года к году выглядит все лучше и лучше, и поневоле приходили к мысли, что баронесса плохо кончит. Только несколько человек, кои тоже, подобно Амалии, были вхожи в очень высокие круги, имели представление об услугах, оказанных ею отечеству, и о роли, которую молодая женщина сыграла в неких событиях, имеющих значение для истории. Несколько лет назад из-за досадной размолвки с начальством[4] баронесса Корф удалилась от дел, поклявшись, что ноги ее больше не будет в секретной службе. С тех пор, впрочем, ее решимость ослабла, и несколько раз она все же оказала своим бывшим коллегам существенную помощь. Теперь Осетрову, который прекрасно знал Амалию, предстояло уговорить ее еще раз помочь им, и нельзя сказать, чтобы резидент считал стоявшую перед ним задачу легкой. Впрочем, он рассчитывал на то, что важность предстоящего дела будет говорить сама за себя.

– Что на сей раз? – спросила Амалия, когда с обменом обычными любезностями было покончено.

– Секретное дополнение к австро-германскому договору, – ответил Осетров. – Возможно, в нем речь идет о прямом нападении на Россию, а возможно, и нет. Поэтому нам во что бы то ни стало нужен его текст.

Амалия поморщилась.

– В Германию я не поеду, – отрезала она. – Мой ребенок болеет, он в Париже, и я нужна ему здесь. Нет!

И она отвернулась к окну, показывая, что разговор окончен.

– Дополнение тоже в Париже, – ответил Осетров.

– Каким образом… – удивленно начала Амалия.

– Князь Г., немецкий посол, должен показать договор и дополнение маркизу Алмейде, представителю португальского короля, – пояснил Осетров. – В Германии рассчитывают привлечь португальцев к союзу против нас.

– А почему не гренландцев? – проворчала баронесса, у которой, судя по всему, опять возобладало дурное настроение. – Или австралийцев?

– Амалия Константиновна, – предостерегающе заметил Осетров, – я не узнаю вас. В конце концов, Португальское королевство тоже часть Европы. Возможно, что, убедив португальцев, немцы перетянут на свою сторону и испанцев. Вы должны помнить, что в политике нет ничего несущественного.

Амалии не хуже, чем ему, было известно, что Европа вот-вот расколется на два лагеря и их противостояние со временем непременно выльется в кровопролитную войну. С одной стороны – Франция, Россия и Англия, с другой – Германия и Австро-Венгерская империя. Но ее сердила неизбежность готовящегося столкновения, с мыслью о котором все уже давно свыклись. Баронесса слишком любила жизнь, чтобы примириться с войной – даже с призраком войны, маячившим где-то в отдаленном будущем. О том, что призрак сей сотрясет Европу и уничтожит Российскую империю, сметет большинство правящих монархий и породит кровавый котел еще одной мировой войны, не догадывались тогда даже самые смелые провидцы.

– Текст дополнения находится у князя Г.? – спросила Амалия.

– Да, и в это воскресенье он устраивает в своем особняке бал. В честь дня рождения мадемуазель Лежандр, своей… хм… хорошей знакомой.

Баронесса отлично знала, что мадемуазель Лежандр, известная актриса, является любовницей немецкого посла, который души в ней не чает, и поэтому не стала задавать ненужных вопросов.

– Документ, – продолжал Осетров, – находится в шкатулке в его кабинете. Сама шкатулка, как нам стало известно, из красного дерева, с перламутровой инкрустацией в виде вееров и драконов на крышке. Китайский стиль. – Тут он все же позволил себе улыбку. – Ключ от кабинета только у князя Г. и его личного секретаря Карла фон Лиденхофа. Сам кабинет в отсутствие хозяина охраняют две свирепые собаки, но я верю, что вам удастся что-нибудь придумать.

– Нет, – с сожалением покачала головой Амалия, – придумывать придется вам. Князю Г. отлично известно обо всех моих проделках, и он не пустит меня на порог своего дома. А что касается секретаря… Фон Лиденхоф просто ненавидит меня, и у него есть на то причины. Лучше подкупите чиновника в берлинском министерстве, пусть он принесет вам копию дополнения за деньги.

– Это уже было сделано, – усмехнулся Осетров. – Но наших людей обвели вокруг пальца. Мы проанализировали текст, который нам доставили, и поняли, что он – фальшивка. Кроме того, похоже, что нашего человека в Берлине разоблачили, и ему спешно пришлось уехать. Во что бы то ни стало нам нужен настоящий документ.

– Тогда подкупите мадемуазель Лежандр.

– Уже пытались множество раз, и не только мы, – заметил Осетров. – Но актриса тверда, как кремень. На все предложения отвечает одно: ей нравится князь, который, кстати сказать, очень хорошо с ней обращается, и ей нет дела, немец тот или папуас, а потому она не станет делать ничего, чтобы ему навредить.

Глаза Амалии сверкнули.

– В самом деле? Любопытная дама эта мадемуазель Лежандр! Надо будет как-нибудь сходить на ее представление.

– Фон Лиденхофа тоже подкупить невозможно, – продолжал Осетров. – А слуг и посторонних в кабинет просто не пускают.

– А маркиз Алмейда? – спросила Амалия. – Ведь он увидит текст дополнения. Может быть, удастся привлечь на нашу сторону его?

– Вряд ли у нас будет время. Маркиз приезжает в Париж на один день, как раз тот самый, когда состоится бал, и к тому же остановится в особняке князя. После бала маркиз Алмейда сразу же вернется на родину.

– Надо же, как интересно… – пробормотала баронесса. – А князь Г. знает маркиза в лицо?

Осетров с укоризной покосился на нее.

– Амалия Константиновна, конечно, мы об этом уже подумали. Увы, князь и маркиз знакомы лично, так что ваш план – украсть или задержать маркиза и послать вместо него нашего агента – не удастся.

– Кто вам сказал, что таков мой план? – вскинула брови баронесса. Но Осетров не был расположен тратить время на споры.

– В данной ситуации мы можем рассчитывать только на себя, – твердо сказал он. – Все, что мы смогли сделать, так только узнать описание шкатулки от одного из лакеев, и то за большие деньги. Кроме того, у нас есть описание предстоящего бала, список гостей и план особняка и сада. Так что теперь, Амалия Константиновна, дело за вами.

– И как же вы себе это представляете? – уже сердито спросила баронесса. – Что я залезу в особняк посла, который охраняет чуть ли не полк пруссаков, и никто меня не заметит? Или что я приду на бал в числе гостей, неузнанная, утащу сверхсекретную бумагу, и никто ни о чем не догадается?

– А вы проверьте вашу почту, – мягко предложил Осетров. – Уверен, что найдете в ней приглашение на вечер в особняк князя Г.

Амалия вздохнула.

– Ваша работа? – без обиняков спросила она.

– Конечно, – усмехнулся ее собеседник. – Я намекнул мадемуазель Лежандр, что вы гораздо красивее, чем она, но в обществе застать вас почти невозможно, потому что вы все время путешествуете. Разумеется, ее начало мучить любопытство, она стала сомневаться, расспрашивать ваших знакомых и в конце концов захотела увидеть вас лично. Не исключаю, что в особняке князя за каждым вашим шагом будут следить, но ведь вам же не впервой справляться с такими вещами. И потом, там окажется столько гостей, что уследить за всеми будет просто невозможно.

– И вы полагаете, что во время бала я смогу украсть дополнение к договору? И ни князь Г., ни Карл фон Лиденхоф, который чертовски сообразителен, даром что мерзавец, – словом, никто из них не сумеет меня перехватить?

– А это уже ваша забота, Амалия Константиновна, – отозвался Осетров. – Если вам нужна помощь, поверьте, мы сделаем все, что в наших силах. Потом, никто же не говорит, что нам нужен непременно сам документ. Будет достаточно, если вы прочитаете его, запомните и положите на место, а текст потом перескажете нам.

Он заметил, что Амалия вновь смотрит в окно, и, проследив за направлением ее взгляда, увидел молодого человека без шляпы, который двигался по набережной в направлении Лувра. У Осетрова была прекрасная память, и он сразу же вспомнил, где уже видел его лицо. Конечно, на Иенской улице!

– Un espion?[5] – пробормотал он. – Интересно, как он нас нагнал?

– Мы долго стояли на перекрестке, когда впереди опрокинулся фиакр, – отозвалась Амалия. – Нет, это не соглядатай. Соглядатай – тот бодрый старичок с собакой, который идет и делает вид, что ни на что не обращает внимания. А юноша просто обманутый влюбленный.

– Откуда вы знаете? – с любопытством спросил Осетров.

– Если молодой человек входит в дом, где живет красивая девушка, со шляпой на голове и с букетом в руках, а выходит через несколько минут без букета и шляпы, которую явно забыл, да еще с таким лицом, – можете не сомневаться, что он получил отставку. – Амалия вздохнула. – По-моему, – будничным тоном добавила баронесса, – он идет топиться.

– Амалия Константиновна!

– Конечно, я права. Он обходит все мосты, которые попадаются ему по пути, но где-то много людей, где-то стоят полицейские, а где-то ему просто не нравится. Однако в любом случае то, что юноша задумал, не слишком умно.

– А о какой красивой девушке идет речь? – поинтересовался Осетров.

– О внучке госпожи Светлицкой, ее зовут Лиза. По крайней мере, вышел он именно из их дома.

– А, госпожа Светлицкая! – усмехнулся Осетров. – Невыносимая особа, должен вам сказать. Из тех, которые считают, что мир должен вращаться вокруг них только потому, что так им хочется. Внучка ее довольно мила, но я бы не назвал ее красавицей. И уж, во всяком случае, не думаю, чтобы кто-то пожелал из-за нее топиться.

– Вы все-таки считаете моего бедного влюбленного шпионом?

– Конечно, Амалия Константиновна. Посмотрите, какая у него располагающая к себе внешность, какой положительный вид. Такие обычно и являются мошенниками.

– В самом деле? – протянула Амалия, и интонации ее голоса заставили Осетрова взглянуть на нее внимательнее. – Ну, мы еще посмотрим!

– Вы что-то задумали, баронесса? – Осетров невольно встревожился. Мысли собеседницы, судя по всему, были заняты вовсе не тем, что ему надо, и он попытался вернуть ее на землю. – Убедительно прошу вас, если это не имеет прямого отношения к нашему делу, отложить задуманное до другого раза.

Амалия улыбнулась.

– Боюсь, что это как раз не терпит отлагательства, – ответила она и, постучав в стекло, велела кучеру остановить карету у следующего моста.

Глава 3 Невероятный разговор на Новом мосту

– Так что, сударь, – капризно спросил король, – вы наконец будете прыгать или нет?

Веничка Корзухин с трепетом покосился на статую и убедился, что ему померещилось. Разумеется, конь не сдвинулся с места, равно как и всадник, однако в сумерках Веничке показалось, что Генрих улыбается.

Тут парижский ветер донес до Венички аромат флердоранжа, и наш герой все-таки догадался посмотреть в другую сторону. В нескольких шагах от него стояла дама в бледно-зеленом платье, нетерпеливо постукивая ножкой. Веничка смутился. Он еще готов был примириться с тем, что статуя двигалась и вела себя как живая, но у него не укладывалось в голове, отчего молодая и красивая дама вдруг пожелала с ним заговорить. С точки зрения Венички, его личность не могла представлять для нее совершенно никакого интереса.

– Ну же, – продолжала дама, – я жду!

Веничка так растерялся, что мог только пролепетать:

– Чего же, сударыня?

– Раз вы первый тут оказались, значит, имеете право быть первым, – снисходительно объяснила дама. – А я уж за вами.

Веничка заморгал глазами, пытаясь сообразить, на каком свете он находится, и в конце концов смог только выдавить из себя:

– Право же, сударыня… Я не понимаю вас…

– Вы же собираетесь прыгнуть с моста, – сказала дама, и Веничке показалось, что глаза ее в свете фонарей сверкнули золотом. – Нет-нет, не тушуйтесь. Я совершенно вас понимаю! В конце концов, я пришла сюда для того же.

– Вы? – изумился Веничка. Насколько он мог судить, странная собеседница была последней, у кого могли быть причины следовать его примеру.

– Я разочаровалась в жизни, – вздохнула дама. – Вернее, в одном человеке. Но он не стоит того, чтобы о нем упоминать. – Она осмотрелась. – А у вас хороший вкус! Не каждому дано выбрать Новый мост для того, чтобы умереть. Я подумывала было о мосте Нотр-Дам, он тоже ничего, но, оказывается, в народе его зовут Дьявольским мостом, потому что с кораблями под ним все время что-нибудь происходит. А с Аустерлицкого моста не такой красивый вид. Кстати, когда будете прыгать вниз, сначала посмотрите, не проходит ли под мостом баржа. А то упадете на кучу щебня, сломаете ногу, и никакого удовольствия.

– Я, право же, очень благодарен вам за ваши советы, – в некотором смущении начал Веничка, – но…

– Лодочников тоже надо опасаться, – продолжала дама. – Они ведь за каждого спасенного самоубийцу получают деньги, о них даже в газетах пишут. Министр, опять же, медаль может дать. Вот лодочники и стараются. Не успеете вы толком пойти ко дну, а они вас уже и вытащили. А если сопротивляться будете, могут и поколотить. Да-да. Никакого сочувствия к чаяниям ближних!

Веничка посмотрел на Сену и, как назло, увидел баржу, которая плыла к мосту. С противоположной стороны двигались две лодки, и Веничка поспешно отступил от парапета.

– В Сене хорошо топиться, – не отставала странная собеседница. – У вас это первый раз?

Бедный Веничка только и мог, что кивнуть.

– Я так и подумала: новичок, – с торжеством объявила дама. – Я, собственно, тоже, потому что в Париже еще не топилась. Вот в Италии – да, бывало.

Веничка открыл рот, и незнакомка энергично закивала.

– Конечно же, меня спасли, но я совершенно не в обиде на того милого человека. Знаете, он оказался настоящий итальянский граф, и мы… – Дама элегически вздохнула. – Словом, я передумала топиться. Да и вообще, Тибр совершенно для такого непригоден – он грязный, мелкий и илистый. Во Флоренции топиться куда удобнее, Арно все-таки больше походит на реку. Когда я рассталась с графом, хотела броситься с Понте Веккио[6]. Было бы так романтично! Но оказалось, что оттуда и прыгнуть невозможно, потому что весь мост застроен домами. Нет, вы представляете себе? – Дама возмущенно повела плечами. – Что же мне теперь, прикажете взбираться на крышу и с нее прыгать? А другие мосты во Флоренции уже не такие, да и впечатление не то. Я, конечно, походила там и как раз на мосту познакомилась с одним художником. Правда, он был не граф, и вообще с ним оказалось довольно скучно. Художники же все время рисуют, и больше их ничто не занимает.

Веничка уже понял, что парижские мосты наводнены сумасшедшими, и боялся даже вставить слово. Вообще он испытывал в эти мгновения очень сложную смесь чувств – ему было совестно, что его поймали, так сказать, с намерением и раскусили, было неловко слушать странную даму, у которой, судя по всему, явно не все дома, и в то же время он чувствовал облегчение, что хоть кто-то его понимает и, более того, делится с ним опытом, вне всякого сомнения – ценным и полезным. Кроме того, молодой человек успел хорошенько рассмотреть свою собеседницу, и то, что он рассмотрел, ему очень понравилось. Он по-прежнему не мог взять в толк, какие причины могли заставить столь интересную женщину раз за разом кончать с собой, и поневоле пришел к выводу, что окружающие ее люди были очень жестоки.

– Так вот, в Венеции я уж была уверена, что утоплюсь без всяких сложностей, – щебетала дама тем временем. – Там же дома стоят на каналах, и перемещаться приходится в основном на лодках. Но оказалось, что это совсем неинтересно. И вообще, какой смысл топиться там, где и так сплошная вода?

И она с торжеством поглядела на Веничку.

– Вы надо мной смеетесь, – с опаской пробормотал он.

Но дама, как оказалось, вовсе не слушала его, смотрела на реку.

– Кажется, лодочник что-то выудил из воды, – задумчиво проговорила она. – Не уверена, но, по-моему, это дохлая собака.

Веничка содрогнулся и отступил от парапета еще дальше.

– Да, да, – подтвердила собеседница, – река тем и плоха, что вы, так сказать, не можете выбирать общество… и неизвестно, с чем там придется столкнуться. Если хотите, могу рассказать, как я пыталась утопиться в Петербурге, – оживилась незнакомка. – О, там у меня было целое приключение! Представьте себе…

– Благодарю, сударыня, – еле слышно ответил Веничка, – но я… мне… Словом, мне кажется…

Он покосился через плечо на статую короля, которая теперь казалась сплошной глыбой тьмы. Про себя Веничка прикидывал, не будет ли невежливо сбежать от странной дамы сразу же, без всяких околичностей, но тут увидел, что она стоит совсем близко от него и улыбается, оживленно блестя глазами. И, увидев глаза, Веничка оробел, растерялся, но одновременно и обиделся.

Потому что человек, у которого такие глаза, никогда не станет прыгать с моста. Ни-ког-да.

– Вы меня обманули, – пролепетал юноша. – Вы никогда… даже и не помышляли…

А странная дама меж тем уже взяла его за руку и повела за собой – так уверенно, словно они были знакомы тысячу лет.

– Вы надо мной смеялись! – просипел возмущенный Веничка.

– Ну, если бы я стала вам доказывать, что кончать с собой нехорошо и что ваши родные будут безутешны, вы бы ведь не стали меня слушать, – возразила дама. – Если хочешь, чтобы человек что-то сделал, вели ему поступить иначе, и из духа противоречия он обязательно поступит так, как тебе нужно. Я и попросила вас прыгать поскорее, чтобы заставить одуматься, а мой красочный рассказ наверняка навел вас на мысль, что самоубийство не такая хорошая вещь, как вы считали.

– Всякий человек имеет право распорядиться своей жизнью, как сочтет нужным, – сердито повторил Веничка звучную фразу из Очень Умной Книжки. И увидел устремленные на него блестящие глаза, отчего фраза сразу же показалась трескучей, напыщенной и, в сущности, донельзя глупой.

– Какой вы ребенок, – вздохнула дама и еще крепче сжала его руку. – Сколько вам лет?

– Восемнадцать. Но это никого не касается, – надулся Веничка.

– Предположим, – не стала спорить дама. – А вы уверены, что она не передумает?

– Кто?

– Лиза, конечно, кто же еще?

– Вы знаете Светлицких? – обрадовался Веничка. – Думаете, у меня есть шанс?

– Конечно, – протянула дама. – И, пожалуй, я вам помогу. Если вы поможете мне.

– Для вас – все что угодно! – объявил Веничка, воспрянув духом. Но тут же сник, вспомнив об Андрее Ивановиче, а заодно кое-какие слова Лизиной бабушки.

– Нет, – простонал юноша, – ничего не получится! Она влюблена в инженера с черными глазами. А ее бабушка считает, что я… что я… Что я недостаточно для нее богат!

– Ужасно, – серьезно сказала Амалия. – А у вас, случаем, нет тетки-миллионщицы?

– Нет, – признался Веничка, хлопая глазами.

– Как же так? В современной жизни это самая нужная вещь, после дядюшки-миллионера.

Веничка объяснил, что у него есть только одна тетка, которая его воспитала. И хотя их доходов хватает на все насущные нужды, богачами их все же назвать нельзя.

– Ах ладно, пустяки, – вздохнула Амалия. – Мне бы хотелось взглянуть на вашу Лизу. И, желательно, с тем самым Андреем Ивановичем. Где их можно найти? Может быть, на каком-нибудь вечере?

– Лиза говорила, что их пригласили на бал к немецкому послу, – ответил Веничка, подумав. – Сказала, что будет рада меня там видеть, и вообще… Правда, я не знаю, как туда попасть, – жалобно добавил молодой человек.

– Я знаю, – ответила Амалия, и ее глаза сверкнули. – Решено: вы пойдете туда со мной!

Глава 4 Бал разбитых сердец

– Герцогиня д’Эперне! Граф де Бри! Герр Кунст! Мадам Светлицкая! Мадемуазель Светлицкая! Месье Ретарден!

Лизонька млела от восторга. Ах, как чудесно было в особняке немецкого посла! Экзотические цветы, птицы в клетках, в холле – настоящий фонтан, из которого била вода, в большой зале – оркестр, и хрусталь, и серебряные приборы, и…

– Бабушка, – пролепетала Лизонька, не веря своим глазам, – тебе не кажется, что там, у колонны, – Веничка?

– Оставь, дорогая, – отмахнулась госпожа Светлицкая. – Твой Веничка – растяпа, я всегда тебе говорила. Он никак не мог попасть на этот бал, потому что сюда пригласили только тех, кто что-то собой представляет. – И она мило кивнула головой какому-то итальянскому дворянину (который на самом деле был обыкновенным карточным шулером).

Однако Лизонька настаивала. Конечно же, это Веничка! С какой-то светловолосой дамой, а на даме столько бриллиантов, что они наверняка стоят дороже их особняка на Елисейских Полях.

С некоторым неудовольствием госпожа Светлицкая всмотрелась в фигуру между колонной и отягощенной бриллиантами особой – и вынуждена была признать, что действительно видит Веничку Корзухина. Однако с тех пор, как он покинул их особняк (как в глубине души надеялась Лизина бабушка, навсегда), в облике Венички произошла разительная перемена. Во-первых, он был одет, как денди лондонский, и даже лучше. Во-вторых, в особе рядом с ним госпожа Светлицкая признала баронессу Корф и невольно забеспокоилась. Всем было известно, что баронесса Корф удостаивала своим вниманием даже не каждого принца крови, а Веничка уж точно к ним не принадлежал. Невольно госпожа Светлицкая заволновалась: неужели она допустила просчет и недооценила племянника Марфы Егоровны? Лавируя между гостями, мадам направилась к баронессе, но тут ее обогнал белокурый молодой господин, кудрявый, румяный и пухлогубый. С первого взгляда господин производил самое выгодное впечатление, но уже на второй становилось ясно, что с ним лучше лишний раз не связываться. Это был Карл фон Лиденхоф, секретарь немецкого посла.

– Ах, баронесса! Вы все-таки удостоили нас своим вниманием!

Он поцеловал гостье руку и окинул юношу рядом с ней небрежным, однако же чрезвычайно острым, как шпага, взором.

– Венедикт Корзухин, мой дальний родственник, – представила своего спутника Амалия, и госпожа Светлицкая погрузилась в пучину тихого сладкого ужаса.

Как! Она сделала все, чтобы разлучить внучку с недотепой Веничкой, даже придумала девушке легочную болезнь, чтобы увезти ее подальше, а теперь оказалось, что Веничка ни много ни мало родственник самой баронессы Корф! И как же ловко плутишка все скрывал! А его тетушка тоже хороша… «Мы совсем одни, только я и Веничка, никого у нас нет». Да-с… Вот и верь после этого людям!

Госпожа Светлицкая посмотрела на Веничку и решила, что у поклонника внучки необыкновенно пронырливый вид. Конечно, с виду такой положительный, а на самом деле – скрытное, двуличное, коварное существо!

Что касается Лизоньки, то та тоже переживала, но по другому поводу. Ее тоже беспокоило присутствие Амалии, но, так сказать, в совершенно ином аспекте. Во-первых, баронесса была красавицей, во-вторых, совершенно свободна, а раз так… Раз так, не исключено, что ее с Веничкой могли связывать вовсе не родственные отношения. Более того, судя по его сияющему виду, он и думать забыл о ней, Лизе! И девушка дулась на бабушку, которая посоветовала ей объясниться с Веничкой, не подавать ему больше напрасных надежд, и кусала губки.

Госпожа Светлицкая была решительно настроена познакомиться с Амалией и потребовать у Венички объяснений по поводу его новоиспеченной родственницы, но ей пришлось подождать, потому что появился хозяин дома под руку с мадемуазель Лежандр, и оба они первым делом направились к баронессе.

Веничка заметил взгляд, каким актриса окинула его спутницу, и даже малость испугался. Ему представлялось, что такие взгляды должны уж точно убивать на месте, однако Амалия, судя по ее безмятежному лицу, ничего не заметила.

– Давненько мы с вами не виделись, госпожа баронесса, – с тонкой улыбкой сказал посол Амалии.

– О, дорогой князь, с вами я готова видеться хоть каждый день! – заверила его гостья.

Веничке показалось, что в этих простых словах скрывалось нечто большее, чем банальный обмен любезностями, но тут он заметил красную и сердитую госпожу Светлицкую, увидел Лизоньку, к которой только что подошел статный черноглазый брюнет, и забыл обо всем на свете.

– Ах, Андре, и вы здесь! – сказала брюнету бабушка, энергично обмахиваясь веером. – Вы знакомы с баронессой Корф? Может быть, вы нас представите?

Андрей Иванович дипломатично ответил, что не имеет чести знать госпожу баронессу, однако тут Амалия в сопровождении Венички сама подошла к ним, и юноша, краснея, представил своей спутнице госпожу Светлицкую и Лизоньку, которая упорно не поднимала глаз.

– А это… Простите, сударь, не знаю вашего имени… – Собственно, Веничка ни имени брюнета знать не хотел, ни его видеть.

– Андрей Иванович Салтыков, инженер. – Чуть склонив голову, брюнет представился сам. – Кажется, я видел вас на гулянии в Булонском лесу, госпожа баронесса. Вы еще ехали в открытой коляске.

– Возможно, – рассеянно ответила Амалия. – Андрей Иванович, да? Кажется, я тоже вас видела, вот только не помню где.

– Может быть, на приеме у российского посла? – предположил инженер.

– Ах, нет! – встрепенулась Амалия. – Боже, какая я глупая! Простите, я спутала вас с господином, о котором писали в газетах.

– Что еще за господин? – полюбопытствовал Веничка.

– Да так, пустое, один растратчик, который бежал за границу с казенными деньгами. – Баронесса послала побледневшему инженеру милый взгляд. – Кажется, его тоже звали Андрей… Или Иван? Не помню, честное слово!

И она увлекла Веничку танцевать.

– Поразительная особа! – пробормотал инженер, нервным движением ослабляя узел галстука.

– Интересно, а ее бриллианты настоящие? – робко подала голос Лизонька. – Такие крупные! И… – Девушка запнулась, ее голос дрогнул. – И Веничка так переменился!

Бабушка не отвечала. «Интересно, почему баронесса упомянула о растратчике? – размышляла госпожа Светлицкая. – И почему Андрей Иванович при ее словах так переменился в лице?»

Князь Г. и секретарь, стоя возле колонны, не отрывали взгляда от Амалии, которая незаметно вела в танце Веничку, уверенно пресекая его попытки наступить ей на ногу.

– Интересно, кто же ее спутник на самом деле? – спросил князь. – Вы навели справки, Карл? Ведь не могла баронесса привести его сюда просто так!

– Наши люди ничего о нем не знают, ваша светлость, – с сожалением ответил секретарь. – Нам известно лишь, что молодой человек несколько дней живет в ее особняке, но его паспорт совершенно чист, и сам он не был замечен ни в чем подозрительном.

– Вот чего я и опасался, – со вздохом промолвил князь. – С таким детским лицом он просто обязан быть каким-нибудь взломщиком, а то и похуже. Следите за кабинетом, Карл. Если что-то случится, мне будет очень жаль моих собак. Это настоящие друзья, других таких сейчас не сыщешь!

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – отозвался фон Лиденхоф, неприятно улыбаясь. – Ручаюсь вам, все будет хорошо.

Веничке очень хотелось вернуться к Лизоньке, но он пообещал Амалии, что будет выполнять все ее указания, а баронесса велела ему не смотреть на девушку и, по возможности, с ней не разговаривать. Веничка не понимал, каким образом подобное его поведение поможет ему вернуть Лизоньку, но он был по природе покладист и не стал возражать. К тому же юноше понравилось, как Амалия представляла его своим знакомым. Венедикт Корзухин – звучало солидно. Обычно все люди с первого же дня знакомства начинали величать его Веничкой, и никак иначе.

Поэтому он покорился судьбе, когда после танца Амалия повела его знакомиться с какими-то графинями, герцогами и принцами. Те почти все были носатые, страшные и навевали тоску. Потом появился кудрявый секретарь и начал с самым любезным видом обмениваться с Амалией колкостями. Потом было шампанское, показавшееся Веничке очень вкусным. Он выпил несколько бокалов, немножко захмелел и неведомо как оказался возле фонтана в холле, украшенного стилизованными фигурами муз и инициалами мадемуазель Лежандр. Появилась Амалия, на сей раз в сопровождении актрисы и весьма услужливого слуги, и увела его наверх.

А потом случилось нечто ужасное.

Глава 5 Шкатулка с драконами

– Потоп!

– Вода!

– Боже мой, какой ужас!

– Спасайся кто может! – героически выкрикнул чей-то захлебывающийся фальцет и угас.

Как потом выяснилось, князь Г. перемудрил с фонтаном в холле, а проще говоря – те, кто сооружал фонтан, что-то напутали с трубами. В результате вода хлынула на первый этаж, затопила кухню, подвал, комнаты слуг и стала подниматься по лестнице.

– Перекройте воду! – ревел князь, который, топая ногами, стоял на площадке лестницы. Вода волновалась всего десятком ступеней ниже. – Людвиг! Вильгельм! Черт бы вас всех побрал!

Посол добавил к вышесказанному несколько энергичных немецких выражений, которые, судя по всему, вселили храбрость в его людей. Кто-то догадался распахнуть двери, и вода широким потоком хлынула на улицу. Несколько слуг поспешили в подвал, через который пролегали трубы, и сумели-таки ценой нешуточных усилий перекрыть их.

– Ну? – крикнул князь в нетерпении, когда Карл фон Лиденхоф, грязный и уставший, поднимался по лестнице. – Что там случилось?

– Проклятый фонтан… – устало выдохнул тот. – Я говорил вашей светлости, что он тут лишний, но…

И оба, застыв на месте, уставились друг на друга.

– Кабинет! – крикнул князь и с прытью, весьма мало приличествующей его возрасту, бросился наверх. – Это был отвлекающий маневр!

– Если и так, то он вряд ли удался, – насмешливо откликнулся Карл.

Уже издалека князь расслышал яростный лай собак и несколько успокоился. Два огромных дога насели на дверь кабинета, царапая ее когтями. Князю пришлось прикрикнуть на них, чтобы псы стихли.

– Держу пари, что сейчас мы увидим вора, – объявил Карл и извлек из-за отворота сюртука небольшой револьвер. – И, честное слово, ему не поздоровится.

Князь достал ключ и открыл дверь. Псы залаяли еще яростнее, и посол отогнал их. Очень осторожно фон Лиденхоф заглянул внутрь и увидел ковер на полу, несколько крошечных шкафчиков со множеством ящиков, кресло, пару стульев, а посреди комнаты – круглый стол на фигурной ножке в виде сфинкса. Еще утром на этом столе стояла шкатулка, украшенная миниатюрными веерами и фигурками драконов. Теперь никакой шкатулки там не было, зато сидела пестрая кошечка и вылизывала лапку. Заметив вошедших, кошечка вся подобралась.

Посол кайзера и его секретарь озадаченно уставились друг на друга.

– Она издевается над нами, – мрачно обронил Карл.

На всякий случай фон Лиденхоф осмотрел кабинет, но прятаться там было явно негде. Убрав револьвер в карман, секретарь вышел из комнаты. Князь захлопнул дверь и запер ее на ключ.

– Хотел бы я узнать, – с расстановкой промолвил посол, – как ей удалось это провернуть.

– Весьма ловкий фокус, – согласился Карл. – Думаю, подробности мы узнаем от слуг, которые за ней следили. Утешает лишь одно: она ничего этим не добилась.

В коридоре мужчины увидели мадемуазель Лежандр.

– Баронесса Корф давно ушла? – на всякий случай спросил князь.

– Ушла? – воскликнула актриса. – Да она сидит наверху, не отходит от своего спутника. По-моему, ему стало нехорошо, он перепил шампанского.

– Ему что, и в самом деле стало плохо? – поразился князь. – А я был уверен… – Посол растерянно умолк.

– Мадемуазель, вы уверены, что они никуда не выходили? – вмешался Карл. – Ни он, ни она?

– Все время были у меня на глазах. – Актриса переводила взгляд с князя на его секретаря. – Что-нибудь не так?

Князь потер лоб. Получается, что баронесса Корф ловко отвлекла их внимание, а вместо нее действовал ее сообщник. Причем, если мадемуазель Лежандр сказала правду, сообщником никак не мог быть спутник баронессы, тот милый юноша с застенчивым лицом.

– Вот прохвосты, – проворчал Карл.

– Да уж, провели все-таки нас, – с тяжелым вздохом промолвил князь. – Карл, возвращаемся к господину маркизу. А вы, Мари, идите к гостям. Думаю, они переволновались из-за… неприятности с фонтаном.

Хмурясь, князь миновал несколько комнат и вошел в небольшую гостиную, обитую желтым шелком. Карл следовал за ним по пятам. При появлении обоих мужчин человек, сидевший в кресле, слегка приподнялся.

– Сидите, маркиз, сидите, – сказал князь.

– Потоп уже кончился? – несмело спросил представитель португальского короля.

– О да, – со смешком ответил князь. – Просто некая особа устроила его, чтобы добиться своего. Однако вернемся к нашим… м-м-м… делам. – Он вздохнул. – Вы запомнили содержание бумаг, которые я вам показывал? Или, может быть, хотите взглянуть на них еще раз?

– Если вас не затруднит, ваша светлость.

– Принесите бумаги, – велел Карлу посол, и секретарь, поклонившись, скрылся в секретном кабинете за потайной дверью.

Когда через минуту он показался оттуда, князь сразу же по выражению его лица понял: что-то неладно.

– Ваша светлость, – хрипло промолвил Карл, – я прошу прощения, но… Вы должны сами увидеть…

Извинившись перед маркизом, князь прошел в секретный кабинет и почти сразу же увидел знакомую шкатулку с драконами и веерами, которая стояла на столе… открытая.

– Но… но… – пролепетал князь, не веря своим глазам. – Где же договор? Где дополнение? О боже!

Со всех ног Карл бросился обратно в гостиную.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоился маркиз.

– Случилось, – бросил секретарь. – Договор исчез. Послушайте, в ту комнату есть только один вход – отсюда, из гостиной… Вы были там? Вы трогали бумаги?

Португалец надулся:

– Вы смеете меня подозревать? Это смешно! Ваш слуга унес бумаги, вы же сами ему приказали…

– Слуга? – в один голос вскричали князь и его секретарь.

– Ну да! Когда вы услышали крики и побежали вниз… через несколько минут пришел слуга, сказал, что прорвало трубы и что вы велели ему спасать бумаги. Он спросил у меня, в кабинете ли они, и я ответил, что да… У него еще в руках была шкатулка… очаровательная вещица в китайском стиле… А что? Что-то не так?

– Как он выглядел? – простонал Карл. – На кого был похож тот слуга?

Тут португалец и вовсе смертельно обиделся:

– Вы хотите, чтобы я запоминал в лицо всяких лакеев? Право же, господа, это уже не смешно! Немолодой слуга, в ливрее вашего особняка… Да откуда мне знать, в конце концов? Если он у вас служит, вы и сами должны знать, о ком идет речь!

– Кажется, он вовсе у меня не служит, – мрачно проговорил князь. – И служит даже не на меня, а… Карл! Вы куда?

Не слушая его, секретарь пулей выскочил за дверь и не остановился, пока не добежал до охраняемого кабинета. Собаки радостно залаяли при его появлении, но он отогнал их досадливым жестом и распахнул дверь.

Кошка, сидевшая на столе, бесследно исчезла.

Глава 6 Мышеловка

– Амалия Константиновна, – тоном умирающего простонал Осетров, – вынужден вам напомнить, что я немолодой человек. А вы, сударыня… Вы заставили меня переодеваться… лазить по крышам, пугая котов… вводить в заблуждение людей…

Тут он, однако, не выдержал и рассмеялся. Баронесса, сидевшая в карете напротив, очаровательно улыбнулась.

– Однако я оказалась права, признайтесь. Кабинет, охраняемый свирепыми собаками, шкатулка с драконами и прочее – просто мышеловка. Рассчитанная, надо сказать, именно на меня.

– Думаете, Карл и старый князь решили таким образом свести с вами счеты? – проворчал Осетров.

– Уверена. Ведь в Берлине они уже использовали дополнение к договору как приманку, чтобы поймать нашего агента, и им это удалось. Нет ничего удивительного, что и в Париже они решили провернуть тот же трюк. Через якобы подкупленного лакея они дали вам знать, где именно находится интересующий нас документ. Мадемуазель Лежандр будто бы выхлопотала для меня приглашение, чтобы увидеть меня вблизи. Но чтобы наживка не вызывала сомнений, им пришлось примешать ко лжи часть правды. Потому что маркиз Алмейда в самом деле приехал в Париж, чтобы ознакомиться с договором и секретным дополнением. Значит, бумаги действительно находились где-то в особняке, но явно не в кабинете, охраняемом собаками. И тогда я начала понимать, как именно нам стоит действовать.

– Фонтан… – вздохнул Осетров. – Сначала вы решили устроить пожар, но это было бы слишком опасно. Залить дом водой оказалось проще. Пока люди метались туда-сюда, я проник в дом под видом слуги и…

Амалия укоризненно посмотрела на него.

– И вы забрались в кабинет, хотя я вам ясно дала понять, что это ловушка, – проворчала она. – Зачем?

– Затем, что я верю только собственным глазам, – парировал Осетров. – И я решил начать с кабинета, но мне не хотелось убивать собак. План особняка у меня был, и я просто забрался на крышу, а оттуда перелез в окно. Шкатулка стояла на столе, но она оказалась пустой – как вы и говорили.

– А кошка? – спросила Амалия. – Зачем вы ее туда принесли?

Осетров насупился.

– И вовсе не кошка, а кот, – объявил он. – Причем мартовский! Он сидел на крыше и вопил во все горло, а когда я появился, побежал за мной. Не успел я опомниться, как он заскочил в окно. Потом я сбежал и понятия не имею, что с ним стало.

– Похоже, кот тоже сбежал через окно, – отозвалась Амалия. – Но из-за него князь считает меня теперь чуть ли не исчадием ада. Он уверен, что таким образом я предерзко бросила ему вызов. Словно он ставил мышеловку, думая поймать мышь, но не подозревал, что этим зверем оказалась кошка.

– Словом, я убедился, что вы были совершенно правы, – вздохнул Осетров. – Ну а потом я просто отыскал Алмейду, как вы и велели, и объявил, что князь поручил мне спасать бумаги. У маркиза не возникло даже тени сомнения, ведь так естественно спасать секретные документы в чрезвычайной ситуации.

– И пока вы действовали, я изо всех сил отвлекала на себя внимание, – усмехнулась Амалия. – И, конечно, мой спутник тоже не давал немцам покоя. У него такая положительная внешность, что они, подобно вам, решили: за ним нужен глаз да глаз. Зато слуги, которые следили за нами по приказу хозяина, равно как и мадемуазель Лежандр, могут с чистой совестью засвидетельствовать, что ни Корзухин, ни я даже не приближались к кабинету, где в заветной шкатулке будто бы лежали важные бумаги.

– В общем, все получилось замечательно, – задумчиво промолвил Осетров, – но, признаться, я не понимаю, каким образом вы догадались насчет Андрея Ивановича.

– Какого еще Андрея Ивановича? – удивилась баронесса.

– Госпожа Светлицкая рассказала одному из служащих посольства, что вы вроде бы признали в нем растратчика, который бежал от суда за границу, а он всерьез занервничал, когда вы сказали об этом, – напомнил Осетров. – Госпожа Светлицкая не на шутку встревожилась, потому что прочила молодого человека в женихи внучке, и я велел на всякий случай навести справки.

– Только не говорите мне, что он действительно оказался растратчиком, – проворчала Амалия.

– Нет, – с удивительной покладистостью согласился Осетров. – Он всего лишь брачный аферист, который специализируется на богатых невестах. Как мы полагаем, в Европе у него уже есть не то пять, не то шесть жен. Впрочем, французская полиция с ним разберется.

– Однако! – вырвалось у баронессы. – Но я ничего такого не имела в виду.

– В смысле?

– Хотела бы я посмотреть, как вы будете выглядеть, если в вашем присутствии кто-то начнет ронять намеки, что вы были под судом… – усмехнулась Амалия. – Конечно же, любой человек стал бы бледнеть и нервничать, даже если совершенно чист. И Андрей Иванович не явился исключением… Но мне никакого дела до него не было, просто я обещала Веничке, что верну ему невесту. Я пришла с ним на бал, чтобы Лиза стала его ревновать, ну и когда представился случай, сказала нелицеприятную вещь о ее новом поклоннике, которая должна была посеять сомнения у девушки и ее бабушки. Но я даже не предполагала, что окажусь почти права.

– Вы всегда правы, Амалия Константиновна, – заметил Осетров. – Ну и что там с вашим протеже? У него все хорошо?

– О, замечательно! – отозвалась баронесса. – Лиза горько раскаивалась, что дала ему отставку, и они уже отличнейшим образом помирились. Стоило ей почувствовать, что она может его потерять, как девушка сразу же решила, что Веничка непременно ей нужен.

– И все благодаря вам, Амалия Константиновна, – улыбнулся Осетров. – Потому что вы всегда все знаете наперед… и потому что в сердцах человеческих для вас нет тайн. Именно поэтому мы не можем без вас обойтись.

– Вы опять станете мне предлагать вернуться в особую службу? – подняла брови его собеседница. – Не надо, прошу вас. Все равно вы услышите не тот ответ, который мог бы вам понравиться.

– Ах, Амалия Константиновна, Амалия Константиновна… – покачал головой Осетров. – Только не говорите, что мы нужны вам меньше, чем вы нам. Обычная жизнь, госпожа баронесса, может устроить только обычных людей. У нас с вами – другой удел. Если вы снова будете с нами…

Он хотел сказать еще что-то, но тут заметил, что Амалия со встревоженным видом смотрит в окно. Карета медленно плыла вдоль набережной.

– Нет, этого не может быть! – сердито сказала баронесса. – Честное слово, он опять стоит на мосту. На том же самом. Кучер, поворачивай!

И в самом деле, когда карета обогнула статую короля Генриха, оказалось, что нарядный господин, стоящий возле парапета, не кто иной, как Веничка Корзухин. Видя, как юноша мечтательно смотрит на реку, Осетров сразу же заподозрил самое худшее. У ног Венички важно расхаживал маленький парижский голубь, настоящий боевой голубь с ободранным вчистую хвостом.

– Веничка! – позвала Амалия, выходя из кареты. – Что с вами? Где Лиза? Вы же собирались поехать с ней на ипподром в Шантийи и заодно поговорить с ее бабушкой о… о вашем предложении. Так что случилось? Или вас опять опередил какой-нибудь инженер? – уже сердито добавила баронесса.

– Он не инженер, а мошенник и плут, – печально ответствовал Веничка. – Лизонька сказала, что Андрей Иванович ей никогда не нравился, она всегда чувствовала, что с ним что-то не так. Но он нравился бабушке, а Лизонька боялась ей перечить.

– Вот и прекрасно, что все так сложилось и вам никто больше не мешает, – по-отечески одобрил Осетров. – Вы и Лиза – прелестная пара. Уверен, что вы поженитесь и будете совершенно счастливы… пусть даже сегодня и разошлись во мнениях о том, на какую лошадь надо ставить.

Веничка озадаченно заморгал глазами.

– Кто вам сказал, что мы поженимся? – наконец спросил он.

– А вы разве не хотите? – удивился Осетров.

– Да, конечно, Лизонька очень милая девушка, – промямлил Веничка, избегая его взглядом. – Но, если уж на то пошло… куда ей до… до некоторых… Да вот хотя бы до Амалии Константиновны, вот!

И, вымолвив последнюю фразу, молодой человек густо покраснел.

– Веничка, – баронесса подалась вперед, – друг мой, уж не хотите ли вы сказать, что вы и Лиза больше не…

– Ну конечно! – обрадованно вскричал Веничка. – Еще моя тетушка про нее говорила: вертихвостка… А я не верил… А моя тетушка – добрейшей души человек! Уверен, вы ей понравитесь, Амалия Константиновна… А если нет… ну я как-нибудь переживу.

Амалия и Осетров обменялись взглядами.

– Да… – вздохнул резидент, не скрывая улыбки. – Этого вы никак не могли предусмотреть!

Маленький голубь взлетел на парапет и согласно курлыкнул. Над Парижем плыли облака, отражаясь в зеленой Сене. Бронзовый король Генрих, летевший над рекой в бессмертие и воздушную синеву, приосанился в седле и послал обескураженной баронессе Корф воздушный поцелуй.

Загрузка...