- Орел ты наш родной! - сказал полковник.- Я заместитель командира артиллерийского корпуса. Держу здесь фронт, но снарядов осталось всего по несколько штук на орудие. Хорошо, что фрицы об этом не знают! Слушай, орел, срочно сообщи о нашем положении в штаб фронта. Срочно!
- Я, товарищ полковник, с воздуха линии фронта не обнаружил.
- А сплошной и нет. Существуют отдельные узлы сопротивления.
Быстро, профессионально нанес полковник на мою "двухкилометровку" расположение немецких войск и техники, пометил наши узлы сопротивления, указал цели, по которым следовало бы нанести удары с воздуха.
- Но как же вы без пехоты! - обводя взглядом курган и вырытые поблизости окопчики, спросил я.
- Э! Бог не выдаст, свинья не съест! - бодро ответил полковник. - Лети, майор! Пожалуйста, поскорее лети!
Я сообщил о встреченной колонне, о старшем лейтенанте в очках. Полковник обрадовался:
- Это же наши тылы! Мы ищем их, да без толку. Можете к ним завернуть?
- Могу. Даже обещал возвратиться.
- Тогда передайте, пусть обойдут Гюневку с востока и движутся сюда, к Белозерке. Навстречу им вышлем кого-нибудь из офицеров.
От кургана я полетел к оврагу, где остановленная мною колонна уже приступила к рытью окопов, передал старшему лейтенанту приказ заместителя командира арткорпуса. Старший лейтенант обрадовался, его бойцы тоже повеселели, сразу же стали строиться. На этот раз - с оружием...
Минут через десять я сел на ту самую полосу, с которой взлетал. Доложил комдиву обстановку, позвонил по его указанию в штаб 8-й воздушной армии, снова доложил результат полета, на этот раз дежурному по штарму. Тот предупредил, чтобы я надолго с КП дивизии не отлучался: могу понадобиться.
Примерно через тридцать - сорок минут из Мелитополя в направлении Большой Белозерки пошли штурмовики, В каждой группе по четыре-шесть машин. Всего на Большую Белозерку проследовали десять групп Ил-2. Видимо, ни одну из целей, указанных полковником-артиллеристом, "горбатые" вниманием не обошли.
Перед заходом солнца (а в январе оно и на юге садится рано, где-то около семнадцати часов) меня снова пригласили на КП дивизии, и начальник штаба полковник Андронов объявил, что нужно вторично вылететь на передовую и уточнить обстановку.
До знакомого кургана я долетел быстро, ни разу не подвергшись никакой опасности. Подходя к Большой Белозерке, увидел, как два "ила" заходят на цель южнее Новотроицкой, увидел следы разрывов от выпущенных штурмовиками снарядов, от сброшенных противотанковых бомб. Знакомый полковник, подбежав, потряс руку:
- Ну, спасибо, майор! Здорово помогли! Боеприпасы подвезли, стрелков подослали, восстанавливаем прежнее положение.
- А тылы ваши? Этот старший... в очках?
- Тут, добрались, воюют.
Я расстелил карту на крыле самолета, полковник так же уверенно и так же красиво внес изменения в обстановку и, возвращая мне цветной карандаш, посоветовал:
- Возвращайтесь к себе, товарищ майор. Солнце низко, вечер близко, а ночевать у нас, сами видите, негде.
Развернув УТ-1 для взлета по солнцу, чтобы не слепило, и осматриваясь, я заметил над курганом, на высоте около двух тысяч метров, пару Ме-109. Опасаясь, что гитлеровцы меня заметили и могут сжечь мой игрушечный самолет на земле, я немедленно взлетел.
Машину выдерживал на высоте не более десяти метров до тех пор, пока не развил скорость в сто восемьдесят километров в час. Только тогда стал ложиться на нужный курс с одновременным набором высоты, но, оглянувшись, увидел пикирующие сзади "мессеры" и набирать высоту перестал, а когда до атакующих вражеских истребителей оставалось не более шестисот метров, резко, с большим креном развернул УТ-1 на 180 градусов и нырнул под самолеты врага. Те проскочили мимо, не успев открыть огонь.
Уловив момент, когда "мессеры" стали выходить из пикирования и набирать высоту, я опять развернулся на 180 градусов и опять оказался под ними.
То ли УТ-1 показался "мессерам" незавидной добычей, то ли у них кончался бензин, то ли фашистские летчики поняли, что игра в "кошки-мышки" не принесет им успеха, но оба фашистских истребителя прекратили атаки и удалились на запад, а я ровно через семь минут произвел посадку в Новоукраинке.
Вскоре прорыв противника был ликвидирован. При этом решающее влияние на исход сражения оказала штурмовая авиация. Сам же я при ликвидации вражеского наступления с никопольского плацдарма лишний раз убедился, что легкомоторная авиация способна решать самые различные задачи, и не только ночью, но и днем.
В БОЯХ ЗА КРЫМ
Наступление против 6-й армии гитлеровцев, нависавшей над правым флангом 4-го Украинского фронта, мы начали 31 января 1944 года во взаимодействии с войсками 3-го Украинского фронта.
Погода наступлению не благоприятствовала: в первых числах февраля поля оголились, чернозем размяк, техника и люди вязли в нем, словно в густом растворе цемента, производить взлет и посадку самолетов на полевых аэродромах подчас было просто невозможно. Тем не менее к 8 февраля мы не только ликвидировали никопольский плацдарм врага, но и освободили город Никополь. Весь правый берег Днепра был покрыт трупами в шинелях мышиного цвета, брошенными грузовиками, орудиями, танками, бронетранспортерами противника. Большую роль в разгроме гитлеровцев на никопольском плацдарме сыграла авиация 8-й воздушной армии. Удары штурмовиков и бомбардировщиков по узлам сопротивления противника и местам скопления его. техники обладали огромной разрушительной силой. Повторилось то, что было на реке Миус: вражеская оборона оказалась перепаханной бомбами и реактивными снарядами.
Армии правого фланга 4-го Украинского фронта во взаимодействии с войсками 3-го Украинского фронта устремились на Николаев и Одессу, армии же левого фланга готовились к освобождению Крыма...
В середине февраля мне понадобилось слетать в 611-й истребительный. На аэродроме возле Акимовки приземлился в туманной дымке. Вылез из кабины, слышу плач. Неподалеку стоят сержант Надежда Махленкова и ефрейтор Евдокия Полякова. Полякова припала к плечу старшей подруги, та гладит ее по голове, у самой на ресницах слезы.
- Что случилось, товарищ сержант?
Махленкова попыталась принять положение, хотя бы отдаленно напоминающее то, какое следует принимать при встрече со старшим начальником:
- Ох, товарищ майор!.. Товарищ лейтенант!..
- "Майор", "лейтенант"! Говорите ясней.
- Товарищ лейтенант вернулся! Лодвиков! Вернулся, товарищ майор!
Сначала я решил, что ослышался - мертвые не воскресают, но по лицам и глазам девушек понял; ошибки в словах Махленковой нет.
- Чего ж вы ревете?! Где он?!
Махленкова махнула рукой в сторону землянки 2-й эскадрильи.
Побежал туда. Возле землянки толпились летчики. Среди шлемов, регланов, теплых мелюскиновых курток резко выделялись темно-серая солдатская шапка-ушанка и затрепанная шинель человека, фигурой напоминавшего Лодвикова. Я шагнул в расступившуюся группу летчиков, человек в шинели обернулся. Несомненна, это был Лодвиков: тот же рост, те же движения, та же посадка головы, но лицо... Ошеломленно смотрел я на стянутую рубцами, покрытую буграми глянцевитую кожу, на обгорелые веки и губы.
Человек в шинели встал по стойке "смирно", вскинул к шапке-ушанке коричневую, видимо, тоже обожженную кисть правой руки:
- Товарищ майор! Лейтенант Лодвиков для дальнейшего прохождения службы...
И голос был лодвиковский. Тот самый тенор, что прежде запевал в 611-м песни. Я сгреб лейтенанта в охапку:
- Здравствуй!
Взволнованно покашливали, о чем-то вразнобой говорили за моей спиной друзья Лодвикова по учебе в Сталинградской авиашколе Алексей Чурилин и Виктор Барахтин, однополчане Лодвикова, прибывшие на фронт вместе с ним,Батаров, Куксин, Волков и Оськин. Все они летали с Лодвиковым еще на "чайках", знали, что он сбил на "чайке" два вражеских самолета, и лучше других понимали, как нелегко это было сделать на "чайке"! Не раз ходили они с Лодвиковым на штурмовку противника, видели, как бесстрашно дерется Лодвиков, помнили, как лейтенанта сбили над Мысхако, в боях за легендарную Малую землю, как он, недолежав в госпитале, с еще большей ненавистью к врагу поднимал в воздух свой истребитель! Читатель не забыл, наверное, что поздней весной 1943 года 611-й ИАП "пересел" на Як-1. Пересел и Лодвиков. Он очень быстро овладел новой машиной под руководством капитана А. Машенкина, летчика из 3-го истребительного авиакорпуса генерала Е. Я. Савицкого, совершил с июля по 18 сентября 128 боевых вылетов, провел 40 воздушных боев, сбил еще три Ме-109! Тремя орденами отметило командование подвиги молодого летчика, а коммунисты полка приняли его в ряды партии. Спустились в землянку.
За сколоченным из горбыля столом лейтенант Лодвиков рассказал обо всем случившемся с ним.
...Возвращаясь из разведки, он заметил на хуторе Воскресенка вражеские бронетранспортеры. Уменьшив скорость, отодвинув фонарь кабины и накренив самолет, чтобы лучше видеть врага, Лодвиков начал считать фашистские машины. Настигающую истребитель трассу зенитных снарядов заметил, но отвернуть не успел: раздался удар в правую плоскость, в кабину хлынуло пламя. При открытом фонаре и думать не приходилось о том, чтобы сбить пламя скольжением. Лодвиков расстегнул привязные ремни, перевалился через левый борт машины, оттолкнулся ногами от фюзеляжа пылающего истребителя, вытянул кольцо парашюта. Рывок при раскрытии парашюта был таким, что у Лодвикова сорвало перчатки, а с перчатками и кожу с обеих кистей. Приземлился в открытом поле. Погасить парашют руками уже не мог, лейтенанта волокло по стерне, по бороздам, пока не удалось зацепить стропы парашюта ногой. Сгоряча он сумел стащить парашют, добежал до видневшейся неподалеку лесопосадки, пробежал ее насквозь, вломился в неубранный подсолнух, снова бежал, думая только о том, как уйти подальше от места приземления, скрыться от фашистов, но, вскоре обессилев, упал. Он слышал шум подъехавшей машины, голоса и шаги гитлеровцев, пытался встать, дотянуться до кобуры - и не сумел. Его взяли под мышки, поставили на ноги, сняли ремень с пистолетом, наскоро обшарили карманы летного комбинезона, поволокли к машине. Осмотреть карманы лодвиковской гимнастерки гитлеровцы не догадались...
В хуторе Воскресенка Лодвикову сделали сухую марганцевую перевязку лица, кистей рук и обожженной ноги. Из хутора снова куда-то повезли. Оказалось, в Мелитополь. На окраине города фашисты рассредоточили бронетранспортеры, а Лодвикова завели в полуподвал одного из домов. Началась бомбардировка. Немцы исчезли, лейтенант с трудом выбрался на улицу, увидел, как наши Пе-2 пикируют, бомбят, железнодорожную станцию. Лейтенант пытался спрятаться в подвале, но как только кончилась бомбардировка, за ним пришли... На этот раз Лодвикова увезли в село Веселое, за пятьдесят километров от Мелитополя, поместили под надзором солдата в доме местной жительницы. Хозяйка дома накормила Лодвикова, как маленького, с ложки молочной кашей, тихонько расспросила, кто он и откуда, как попал в плен.
- У меня есть документы, их надо спрятать,- сказал лейтенант.
- Дочку пришлю, как удобно будет. Доверьтесь ей. Вечером, когда Лодвиков лежал на полу за печкой, а охранявший его солдат беседовал с приятелями, в хату заглянула молоденькая девушка, дочь хозяйки. Лодвиков попросил взять из левого нагрудного кармана гимнастерки партийный билет, фотографии отца и матери, передать их, что бы ни случилось с ним самим, командованию советской части, которая первой войдет в Веселое. Девушка обещала надежно спрятать документы, ушла, не обысканная немцами. На душе лейтенанта стало посветлее.
Лодвикова трижды допрашивал на плохом русском языке офицер в обычной армейской форме. Лодвиков отвечал, что" призван из запаса, на фронте находится всего несколько дней, не знает ни номера своей части, ни фамилии ее командира. Свою подлинную фамилию и подлинное звание скрыл.
- Вы несговорчивы, вами займется гестапо! - пообещал офицер.
Однако лейтенанта отправили не в гестапо, а в тюрьму города Кривой Рог: у Лодвикова началось гноение ран, поднялась температура, он бредил. Из тюрьмы "безнадежного" переправили в лагерь для военнопленных. Это и спасло Аркадия. В лагере был лазарет с медицинским персоналом из военнопленных. Они вылечили пилота.
В лагере Лодвиков встретил еще двух летчиков. Одним из них оказался тот самый капитан Алексей Машенкин, что когда-то "вывозил" Лодвикова на Як-1. Вторым был Владимир Панажченко. И Машенкин, и Панажченко тоже были сбиты далеко за линией фронта, тоже сильно обгорели и ходили в лазарет на перевязки. 15 октября у всех троих сняли повязки с лиц, начали посылать их рыть окопы и траншеи. Тогда-то Лодвиков, Машенкин и Панажченко сговорились бежать, и 23 октября, ночью, побег совершили. Они выпросили в одном из домов гражданскую одежду, переоделись. Хотя и удалось летчикам целые сутки скрываться, но следующей ночью, уже вблизи переднего края, всего в какой-нибудь сотне метров от позиции советских войск, их окружили шестеро фашистских солдат, избили и вернули в лагерь. На следующий день пленных загнали в теплушки, повезли в Шепетовку, а из Шепетовки этапным порядком перегнали в город Славута. Оттуда в ночь на 4 января несколько групп военнопленных все же бежало. Группа, в которой находились три офицера из стрелковой части, а также А. Лодвиков, А. Машенкин, В. Панажченко, Ю. Осипов - штурман с Пе-2, ушла из лагеря первой. Ей повезло: на исходе ночи беглецы добрались до села Ногачевка, где их обсушили, накормили и отправили в партизанский отряд имени Ленина. В отряде Лодвиков стал вторым номером станкового пулемета, но пребывание в отряде не затянулось: 15 января партизанское командование переправило летчиков через линию фронта. Лодвиков и его спутники попали в расположение войск 1-го Украинского фронта, некоторое время находились в расположении штаба фронта, затем были направлены в запасной офицерский полк. Отсюда, получив обмундирование, разъехались по своим частям...
"Сколько же вынес ты, какие мучения вытерпел! Какой мерой можно измерить твою преданность Родине и партии?" - думал я, слушая тогда, в феврале, рассказ Лодвикова.
Так думал не я один. Так думали все товарищи Лодвикова. И точно также, как мы о Лодвикове, думал о летчике Машенкине командир 3-го ИАК генерал Е. Я. Савицкий. Когда Савицкому доложили о возвращении Машенкина из плена, генерал сказал:
- Это какой Машенкин? Алексей? Командир эскадрильи из восемьсот двенадцатого полка? Отличный летчик и прекрасный командир! Подготовьте ходатайство на имя командующего восьмой воздушной армией о зачислении Машенкина на прежнюю должность!
В последних числах февраля на Азовском море разразился небывалый шторм, в Сиваш нагнало много воды, сооруженные саперами переправы смыло, переброска войск на плацдарм за Сивашом приостановилась, а в марте начался небывалый для этой поры снегопад, снегу в Таврии навалило на метр, под ним скрылись окопы, траншеи, дороги, аэродромы.
Наступление в Крыму откладывалось. Мы же в это время начали получать новые "яки". Правда, перегонять их приходилось в непогодь, и это доставило много хлопот и волнений.
Пока я с группой товарищей из разных полков занимался перегоном новых машин, другие летчики дивизии вели разведку войск противника в Крыму, долетая до Джанкоя, до сел Раздольное и Первомайское, прикрывали железнодорожные станции, где разгружались свежие войска и прибывающая на фронт техника, охраняли восстановленные переправы через Сиваш.
Снова отличался капитан Батаров. Он безошибочно определял, где сосредотачивает и тщательно маскирует свои войска и технику противник, обучал искусству находить замаскированные цели других летчиков. Постепенно становились прекрасными разведчиками лейтенанты В. С. Королев, Ю. Н. Панин, И. А. Клепко, за ними тянулись остальные пилоты батаровской эскадрильи,
Не только Батаров, но и комэск капитан Волков, пользуясь относительным затишьем, старались как можно лучше обучить и поскорее ввести в строй молодых, прибывающих с пополнением летчиков. При этом применялся самый прогрессивный метод обучения - метод показа действий в бою, метод личного примера. Комэск капитан Чурилин, имевший на боевом счету 10 сбитых самолетов противника, признанный мастер воздушного боя, попеременно брал ведомыми разных молодых летчиков, учил их, как нужно сбивать "мессеры". На прикрытие войск в районе Погребы - Кашица Чурилин полетел сначала в паре с младшим лейтенантом Д. Г. Кириченко, в другом вылете взял ведомым младшего лейтенанта Н. И. Куценко. В обоих случаях капитан атаковал и сбивал "мессеры", увеличив счет сбитых самолетов до двенадцати и убедив молодежь, что фашистские истребители пасуют перед "яком".
Между тем теплело. Снег стаял окончательно. Земля просыхала, зеленела. И наступило, наконец, 8 апреля- день, назначенный для начала наступления.
Благодаря сведениям, полученным от крымских партизан, тщательной воздушной разведке с применением аэрофотосъемки, командование 4-го Украинского фронта сумело хорошо спланировать удары артиллерии, штурмовой и бомбардировочной авиации, что помогло стрелковым и танковым соединениям уже к исходу 9 апреля прорвать основные позиции врага на сивашском направлении, а к 11 апреля - и на перекопском. Отдельная Приморская армия, поддержанная Черноморским флотом, 13 апреля пробилась к Феодосии и в районе Карасубазар соединилась с войсками нашего фронта. 15 апреля начались бои за Севастополь.
Враг надеялся, что' мы истечем под Севастополем кровью. -Фашисты рассчитывали на железобетонные укрепления, на большую огневую мощь гарнизона, состоящего из 72 000 солдат и офицеров, на поддержку флота и бомбардировочной авиации. Но ничто уже не могло помочь им.
Я уже упоминал о первом налете бомбардировщиков Пе-2 на Севастопольский порт. Они нанесли удар страшной силы. Не менее мощные удары наносились и позже, в течение всего периода боев за город: сотни фашистских вояк, десятки их кораблей погибли под советскими бомбами. Штурмовики и бомбардировщики хорошо потрудились, и утром 7 мая, когда после боя на Мекензиевых высотах начался знаменитый штурм Сапун-горы. Вечером над Сапун-горой заполыхали алые флаги: путь на Севастополь был открыт! Во второй половине дня 8 мая в бой вступил второй эшелон советских войск, прорвался ко внутреннему оборонительному обводу Севастополя. Утром 9 мая наши бомбардировщики нанесли очередной сокрушительный удар по единственному аэродрому врага на Херсонесском мысу, по кораблям и войскам противника, и к вечеру 9 мая над зданием, где прежде размещалась Севастопольская панорама, взвилось красное знамя! Севастополь был освобожден!
Во время боев за Крым полки 236-й ИАД и само управление дивизии подтянулись ближе к наступающим войскам. Со второй половины апреля наши аэродромы находились в районе Новопокровки. Сюда и поступали последние партии новых "яков", которые начали выделять дивизии еще в марте.
Помню, как прибыла партия из двенадцати новеньких, пахнущих краской истребителей на аэродром в Новопокровке, где базировался 611-й полк.
Обычно на фронтовых аэродромах прибывающие самолеты немедленно рассредоточивали, а тут почему-то был отдан приказ поставить их в линейку. Впрочем, ветераны недоумевали недолго: приземлился самолет комдива, последовала команда на построение всего личтого состава полка.
После выноса знамени комдив произнес речь. Он говорил, что соединению оказана большая честь, что донецкие рабочие-металлурги передали летчикам-участникам освобождения Донбасса - эскадрилью самолетов, приобретенную на свои трудовые деньги, просили передать самолеты лучшей эскадрилье дивизии.
- Командование дивизий определило такую эскадрилью! - сказал Кудряшов.Митинг, посвященный передаче эскадрилье самолетов "МЕТАЛЛУРГ ДОНБАССА" лучшей эскадрилье дивизии, считаю открытым... Капитан Чурилин, ко мне!
Невысокий Чурилин, похожий на парнишку, только-только достигшего комсомольского возраста, развернул плечи и, четко печатая шаг, подошел к накрытому кумачом столу.
- Поздравляю вас и летчиков вашей эскадрильи, товарищ капитан! - сказал Кудряшов.- Вот список номеров новых машин. Воюйте на них так же доблестно, беззаветно и успешно, как воевали над Мысхако, как сражались на Кубани и в Таврии! Будьте всегда достойны подарка рабочих!
Приняв список самолетов, Чурилин повернулся лицом к строю. От волнения он сильно покраснел, говорил с трудом, словно слова нужно было экономить, как боеприпасы в нелегком бою:
- Дорогие товарищи! Товарищи по оружию!.. Товарищ командир дивизии!.. Мы, летчики третьей эскадрильи и технический состав, принимаем... Мы принимаем самолеты и заверяем, что не пожалеем сил в борьбе с фашистской нечистью, с гадами-шакалами, оправдаем доверие! Доверие командования, доверие рабочих Донбасса! Клянусь!
Оратором Алексей Чурилин, может, был неважным, но все его фразы были пронизаны силой, исполнены ненавистью к врагу и любовью к родной земле, к товарищам. Его земляки-казахи из далекого аула Ширяаский могли бы сейчас гордиться: большим джигитом, настоящим воином стал Чурилин, показал себя верным сыном социалистической Отчизны! В январе сорок третьего, сержантом, комсомольцем, он совершил первый боевой вылет, и вот сейчас, спустя всего год с небольшим, стоит перед родным полком уже коммунист, капитан, командир лучшей в дивизии эскадрильи!
На митинге выступали старший летчик лейтенант В. П. Рыжов, командир звена лейтенант П. А. Гришин и старший техник 3-й эскадрильи С. А. Сорокин. Вслед за своим командиром они поклялись бить врага без пощады. А вечером в 611-й полк прибыли представители рабочих города Сталине. Привез их заместитель командующего 8-й воздушной армией генерал А. В. Златоцветов. Делегаты Донбасса познакомились с летчиками 3-й эскадрильи, которым предстояло воевать на истребителях эскадрильи "МЕТАЛЛУРГ ДОНБАССА". Рабочие рассказали, с каким трудом приходится восстанавливать разрушенное фашистами, как самоотверженно трудятся шахтеры и металлурги Донецкого бассейна, повышая добычу угля и выплавку стали в помощь фронту. Эта очень теплая встреча положила начало тесной дружбе между нашими летчиками и донецкими металлургами.
Несколько позднее, в период подготовки к Ясско-Кишиневской операции, четыре экипажа - капитан А. П. Чурилин, старшие лейтенанты В. М. Барахтин, В. П.Рыжов и лейтенант А.М. Лодвиков-на самолетах Як-1, на бортах которых, нарушив для такого случая маскировку, четко написали "МЕТАЛЛУРГ ДОНБАССА", вылетали по просьбе рабочих Донбасса и областного комитета партии на встречу с рабочими города Сталине.
Митинг трудящихся состоялся на пригородном аэродроме. Собралось пять тысяч человек. Всем хотелось подойти поближе к истребителям, коснуться боевых машин. Чурилин для начала поднял "як" в воздух, продемонстрировал пилотаж на малой высоте. Потом произнес короткую речь и зачитал письмо летного и технического состава своей эскадрильи к металлургам Донбасса. На следующий день Чурилин и Лодвиков выступали в цехах металлургического завода, работавшего тогда круглосуточно. Впоследствии летчики постоянно сообщали рабочим о своих боевых действиях, а рабочие писали им о трудовых достижениях.
Одно из писем, полученных от коллектива завода, опубликовала газета 8-й воздушной армии "Защитник Отечества". Письмо рабочих было помещено под рубрикой "В эскадрилью пришла почта" под заголовком "Пущена новая домна". Вот его текст с небольшими сокращениями:
Дорогие товарищи летчики, соколы нашей Родины! Передаем вам свой пламенный привет из индустриального Донбасса. Письмо ваше получили, на которое даем ответ. Хотим с вами поделиться своими успехами по восстановлению нашего металлургического завода.
Вы были у нас в гостях на заводе в июне. Тогда еще доменную печь только начинали восстанавливать. Вы сами тогда видели раны, которые ей нанесли фашистские разбойники. Теперь с радостью можем вам сообщить, что домна восстановлена и дает уже стране тонны металла, которые вы обрушиваете на голову раненого фашистского зверя... Наказываем вам беспощадно бить фашистского зверя, не давайте ему уползать в свою берлогу. Передаем горячий привет капитану Чурилину, старшим лейтенантам Барахтину, Рыжову, лейтенанту Лодвикову, личному составу эскадрильи "МЕТАЛЛУРГ ДОНБАССА" и всему личному составу 611-го ИАП. По поручению коллектива работников металлургического завода парторг ЦК ВКП(б) Васняцкий.
На таких письмах партийная и комсомольская организации полка умело воспитывали воинов. В трудные дни эти письма поддерживали высокий боевой дух летчиков, укрепляли их мужество, звали в бой.
Днем 10 мая 1944 года во всех полках 236-й ИАД так же, как во всех других частях воздушных и наземных войск, проводились митинги. На митингах зачитывался приказ Верховного Главнокомандующего. В приказе объявлялась благодарность частям, освобождавшим Севастополь. Объявлялась она и 236-й истребительной авиационной дивизии. Это была шестая по счету благодарность Верховного Главнокомандующего, полученная нами.
К 10 мая Крым еще не был полностью очищен от фашистов, Прижатая на мысе Херсонес к морю довольно значительная группировка врага оказывала бешеное сопротивление: гитлеровцы ожидали подхода кораблей из королевской Румынии, надеялись эвакуироваться. Кораблей они не дождались: бомбардировщики 8-й армии топили все вражеские транспорты, пытавшиеся приблизиться к Херсонесу. А утром 12 мая наши бомбардировщики и штурмовики под прикрытием истребителей в последний раз вылетали на Херсонес.
К полудню на территории Крыма не осталось ни одного гитлеровца, кроме тех, которые брели под конвоем в плен.
"ПРИНИМАЙТЕ ПОЛК!"
Знойные стояли дни. Густой синевой были налиты море и небо под Одессой, куда перелетели полки 236-й ИАД,
Дивизию вывели из состава 8-й воздушной армии и включили в состав 17-й воздушной, обеспечивавшей действия 3-го Украинского фронта. Командовал 17-й воздушной армией генерал-майор В. А. Судец, ныне маршал авиации, один из самых ярких в истории советских ВВС военачальников. Владимир Александрович Судец - это у нас знали все - начинал службу авиационным механиком, работал техником, был рядовым летчиком, командовал звеном, отрядом, эскадрильей, бригадой, дивизией и корпусом, короче говоря, прошел всю служебную лестницу, испытал все тяготы авиаторской жизни. Человеком он был мужественным, летчиком искусным. Участвовал в боях с японскими захватчиками и белофиннами, был награжден орденами Ленина и Красного Знамени, с июня по октябрь 1941 года, в наиболее тяжкую для нашей авиации пору, совершил 66 боевых вылетов.
В. А. Судец принял 17-ю воздушную армию в марте 1943 года. Под его руководством она сражалась под Курском, громила танковые и моторизованные дивизии гитлеровцев под Прохоровкой и Понырями, под Мценском и Карачевым, сражалась крылом к крылу с 8-й воздушной армией в Донбассе, под Запорожьем, Никополем и Кривым Рогом, помогала освобождать Днепропетровск и Одессу. Кстати, В. А. Судец родом из Запорожья и по воле судьбы освобождал родной город.
Еще в середине апреля войска 3-го Украинского фронта, развивая наступление, вышли на реку Днестр. Здесь они встретили организованное сопротивление противника и, выполняя директиву Ставки Верховного Главнокомандования, с б мая перешли к временной обороне.
Известно, что по плану летне-осенней кампании 1944 года первый удар по гитлеровским армиям должны были нанести войска Ленинградского фронта. Затем должна была начаться решающая операция летней кампании - Белорусская наступательная. Предусматривались одновременные мощные удары на витебском, оршанском, могилевском и бобруйском направлениях. К Белоруссии на этом этапе стягивались главные стратегические резервы Красной Армии.
Подготовка к Белорусской наступательной операции проводилась скрытно. Противник до последнего момента был убежден, что главный удар будет нанесен летом на юге, силами Украинских фронтов. Ставка Верховного Главнокомандования поддержала врага в этом убеждении. Все Украинские фронты демонстрировали передвижение войск, концентрацию сил, подготовку к прорыву фронта. Фронтовая газета и газеты армий писали о скором освобождении Советской Молдавии, об изгнании гитлеровцев и их приспешников из Румынии, о том, что близок час, когда фашистская техника останется без румынской нефти. Войска фронта вели упорные бои по захвату плацдармов на правом берегу Днестра в районах Дубоссары и южнее Тирасполя. Кстати, этим достигалась и частная, но важная для нашего соседа справа - 2-го Украинского фронта цель: привлечь на себя силы противника; заставить гитлеровцев ослабить ясское направление.
Перебазировав полки на фронтовые аэродромы 17-й воздушной -армии, мы с ходу включились в боевые действия. Одновременно проводили учебно-тренировочные полеты с пилотами, прибывающими из училищ, совершенствовали боевые навыки молодых летчиков, имеющих недостаточный опыт. Штаб дивизии совместно со штабом 9-го ШАК, которым командовал генерал-лейтенант О. В. Толстиков, провел три летно-тактические конференции. Отработали порядок взаимодействия штабов по организации прикрытия штурмовиков истребителями.
Три дня подряд, с 17 по 20 мая, наши "яки" группами по шесть-восемь машин прикрывали мнимое сосредоточение советских войск в районе Дубоссары Григориополь - Ташлык. В каждую 'группу вводили трех-четырех молодых пилотов. Не встречая истребителей противника, "яки" штурмовали живую силу и технику врага на его переднем крае.
Противник поверил в намерение командования 3-го Украинского фронта немедленно форсировать Днестр. Гитлеровцы перебросили часть дивизий 8-й армии под Дубоссары, создали вблизи Кишинева танковый "кулак", подтянули к Днестру бомбардировочную и истребительную авиацию. Бои здесь приняли ожесточенный характер.
С утра 20 мая я находился на выездном пункте управления 8-й гвардейской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова. Командир дивизии приказал мне руководить действиями истребителей, прикрывающих наши войска на шерпенском плацдарме. Противник пытался во что бы то ни стало столкнуть армию Чуйкова в Днестр, ликвидировать плацдарм. Даже курган, где находился ВПУ 8-й гвардейской армии, подвергался обстрелу фашистских орудий. Я видел, как стоявшему в двух шагах от генерал-полковника Чуйкова командующему артиллерией армии осколком разорвавшегося снаряда перебило руку. Остальных генералов и офицеров то и дело обдавало каменистой землей, выброшенной взрывами снарядов. Случалось, курган бомбили. Передний же край ревел, сотрясаемый непрерывными разрывами снарядов и бомб.
Примерно в полдень над шерпенским плацдармом появилась восьмерка "яков", которую вел капитан Юрий Тихонович Антипов. Ведомой у него была младший лейтенант Мария Ивановна Кулькина. С ними летели еще три пары. Антипов установил со мной связь. Сообщил, что видит приближающуюся к населенному пункту Кошица группу из двенадцати "фоккеров", идет в атаку.
Мы наблюдали, как стремительно бросились на врага "яки". "Фоккеры" не дотянули до позиций наших войск, торопливо сбрасывали бомбы куда попало. Задымил один, окутался пламенем другой, развалился в воздухе третий гитлеровский самолет...
- Так! Отлично! Герои? - приговаривал, щурясь, генерал-полковник Чуйков.
Выскочившие из облаков два Ме-109 рыскнули к самолету Антипова. Я предупредил капитана о появлении врага. Меня услышал не только он. Услышала и Мария Кулькина. Не медля, не колеблясь, бросилась она на врагов, открыла огонь, и "мессеры" тотчас отвернули, взмыли. Антипов был спасен. А в хвост истребителя Марии Кулькиной вышла новая пара "мессеров", так же неожиданно выскочившая из облаков, как первая.
Прикрыть Марию никто из летчиков группы не мог: они только-только выходили из атаки на "фоккеров", находились ниже "мессеров", уступали им в скорости.
И гитлеровцы сделали свое черное дело: залпом из пушек и пулеметов ведущий Ме-109 поджег машину Марии.
Самое горькое, что можно испытать на войне, это ощущение полной беспомощности, полной невозможности помочь попавшему в беду другу.
До боли в пальцах стискивал я бесполезный микрофон. В моих наушниках слышался сначала тревожный, потом злой, потом отчаянный, повысившийся до крика голос Антипова:
- Маша, прыгай!.. Под тобой свои!.. Прыгай, Маша!
Мария не слышала. Может, была тяжело ранена, может убита наповал: ее самолет падал, совершенно неуправляемый. С ВПУ мы видели, как он врезался в землю.
- Не повезло парню! - сказал генерал-полковник Чуйков.
- Женщине, - поправил я.- Это была женщина, товарищ генерал.
Командующий гвардейской армией повернулся в ту сторону, где упал самолет Кулькиной, снял фуражку...
Разыскать самолет отважной летчицы мы не могли: он упал на территории, занимаемой врагом. Самолет был обнаружен в долине Тамашлык и поднят с глубины в двенадцать метров лишь много лет спустя, в 1972 году. Нашли "як" Марии "красные следопыты" Дубоссарского района. Прах Марии Ивановны Кулькиной захоронен на кургане Славы, на том самом кургане, откуда 20 мая 1944 года генерал-полковник Чуйков руководил боем.
Долина Тамашлык решением исполкома Дубоссарского районного Совета народных депутатов переименована в Долину Марии. Именем Кулькиной названа одна из школ в городе Дубоссары и школа в городе Вольске, где училась Маша. Перед этой школой установлен бюст летчицы. Глаза ее устремлены в небо высокое, светлое, прекрасное небо Родины, за которую Маша отдала жизнь...
В конце дня 20 мая генерал-полковник Чуйков приказал мне возвращаться в свой штаб. Аналогичного приказа от полковника Кудряшова не поступало, я посмотрел на командарма озадаченно.
- Все в порядке, никаких претензий к летчикам у меня нет,- сказал Чуйков.- Просто вы сделали свое дело, помогли сковать на нашем участке значительные силы врага, а теперь понадобитесь в ином месте. Счастливо, товарищ майор. Уж мы теперь сами...
Действительно, вскоре нашу дивизию перебросили на 1-й Украинский фронт, а войска Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина длительное время управлялись на Днестре и шерпенском плацдарме без поддержки значительных воздушных сил. Они не позволили врагу снять с кишиневского направления ни одной дивизии, чем обеспечили в июне - августе успешные действия войск 2-го Украинского фронта на ясском направлении.
В середине июня меня пригласил командир дивизии полковник Кудряшов.
- Командир шестьсот одиннадцатого полка переведен в другое соединение. Вместо него командиром полка назначены вы. Завтра же принимайте полк.
Я, можно сказать, только-только освоился с ролью штурмана дивизии, привык к ней, не предвидел перемен в военной судьбе, и вдруг такой крутой поворот!
Впрочем, еще со времен комсомольской юности я понимал, что комсомол и партия лучше знают, где я нужен больше всего.
- Слушаюсь! - ответил я комдиву.
Объявив приказ, полковник Кудряшов проинструктировал меня, дал характеристики офицерам 611-го полка, посоветовал обратить особое внимание на укрепление дисциплины, потребовал создать в 611-м атмосферу постоянной боевой готовности, глубокого взаимного доверия между людьми и взаимной высокой требовательности.
На следующий день мы с полковником Кудряшовым вылетели на аэродром Цебриково, где базировался 611-й ИАП. Личный состав полка к нашему прибытию был построен. Начальник штаба полка майор З. Я. Морозов отдал, как полагается, рапорт, командир дивизии поздоровался с людьми и представил меня как нового командира полка.
Стоя рядом с Кудряшовым, слушая его слова, вглядываясь в знакомые лица летчиков, механиков, оружейниц, встречая их ответные испытующие взгляды, я думал, что знаю именно летчиков, механиков и оружейниц, но почти совсем не знаю людей, являющихся этими летчиками, механиками и оружейницами. Как штурман дивизии я, конечно, не обязан был изучать черты их характеров, их биографии, их склонности и антипатии, их взаимоотношения в неслужебное время, но если бы я это делал, сколько бы времени и сил сберег теперь!
Еще думалось, что, исполняя должность штурмана дивизии, я был долгое время освобожден от обязанности повседневно воспитывать подчиненных. Нынче этот "отдых" предстояло прервать.
Мое обращение к личному составу было кратким. Я сказал, что рад оказанному доверию и назначению, предупредил, что раньше полком не командовал и попросил весь личный состав помочь в освоении новых, для меня обязанностей. Помочь прежде всего строгим соблюдением воинской дисциплины, организованностью и четким выполнением служебных обязанностей.
Сказал я также, что хорошо знаю боевой путь полка, убежден, что полк будет верен своим славным боевым традициям, станет бить врага еще сильней и беспощадней, что сам я не пожалею сил, а если понадобится - и жизни в борьбе с фашизмом.
Приказав личному составу приступить к работе по распорядку дня, подал команду "Разойдись!", проводил полковника Кудряшова и тут вдруг разволновался, словно впервые осознал, что именно на меня легла теперь вся ответственность за людей 611-го ИАП, за выполнение полком боевых задач.
Заместителя по политчасти майора А. Л. Фейгина и начальника штаба майора 3. Я. Морозова я первым делом попросил познакомить меня с офицерским, старшинским, сержантским и рядовым составом части.
Выяснилось, что оба неплохо знают личный состав полка, но имеют весьма туманное представление о летных качествах пилотов, и я пожалел, что заместитель командира полка по летной подготовке капитан Куксин находится в госпитале. Куксин, конечно, ответил бы на мои вопросы без затруднений. Ветераны 611-го-Чурилин, Батаров, Куксин, Волков, Оськин, Барахтин, Степанченко, Сорокин и многие другие - были, бесспорно, золотым фондом нашей дивизии, более того, всей нашей воздушной армии. Рядом с ними вырастали молодые, заступившие выбывших из строя летчики. Великолепными мастерами своего дела были в полку многие техники, механики и оружейники. Но я был информирован, что некоторые офицеры и сержанты замечены в злоупотреблении спиртным, что имеются случаи панибратского отношения между командирами и подчиненными, и в первые же дни убедился, что очень слаб штаб полка: майор Морозов прибыл в авиацию из артиллерии на конной тяге, после окончания курсов адъютантов эскадрилий, ему было трудно в новой должности, а помощники у Морозова не все оказались добросовестными.
Я не торопился с выводами: как бы ни поджимало время, с налету делать умозаключения, с ходу решать судьбы людей негоже. В первые дни я, главным образом, присматривался к жизни полка, к поведению подчиненных, не хотел давать повода говорить в свой адрес, что, мол, новая метла по-новому и метет.
Но все, что не отвечало моим представлениям о моральных нормах, все, связанное с явным нарушением уставов, немедленно пресекал, используя всю полноту предоставленной власти.
На следующий день после вступления в должность я проснулся от стука в дверь. На пороге - две девушки: сержант Н. М. Заречнева и ефрейтор А. М. Зеленина. Одна держит в руках судки с завтраком и полотенце, другая - чайник с горячей водой.
- Будете сразу бриться, или сначала подать завтрак? - спросила Зеленина.
- Разве вы официантки? Они удивились:
- Почему - "официантки"? Мы оружейницы, товарищ майор. Вот обслужим вас и поедем на аэродром.
Я объяснил, что меня обслуживать не надо, попросил впредь выполнять только те обязанности, какие предусмотрены штатным расписанием.
Пока разговаривали, к землянке подкатила побитая легковая машина иностранной марки, и на пороге появилась, вскинула руку к пилотке третья девушка:
- Младший сержант Политова. Машина подана, товарищ майор!
- Вы из батальона аэродромного обслуживания, товарищ младший сержант?
- Никак нет. Служу в полку. Я - авиамоторист.
- А машина?..
- Трофей, товарищ майор!
Пришлось и младшему сержанту М. В. Политовой объяснить, что выполнять она должна только обязанности авиационного моториста, а не обязанности личного шофера командира полка.
Озадаченный первыми впечатлениями, я решил проверить, как работают девушки, в каких условиях живут. Вечером, пригласив майора Морозова, отправился на вечернюю поверку в девичье общежитие.
Поверки, как таковой, не было. Жили девушки уютно, но по-домашнему, не соблюдая требований Устава внутренней службы. Старшины в общежитии не имелось. Четкий распорядок дня отсутствовал.
Назначили старшиной сержанта Е. Я. Борисову, показавшуюся наиболее собранной и серьезной, составили для обитателей общежития распорядок дня, предупредили, что за малейшее нарушение его будем взыскивать. Уходя, расслышали унылый голосок младшего сержанта Ткачевой:
- Ой, девочки, как не повезло! Какой он строгий, оказывается!..
Хуже обстояло дело в штабе полка. Добиться оперативности и четкости в деятельности штаба удалось не сразу, многому пришлось учить людей. Впрочем, и мы с майором З. Я. Морозовым учились управлять полком.
Недавно прибывшие в полк 17 молодых летчиков были встречены тепло, очень дружелюбно, чувствовали себя в среде ветеранов не чужаками, а как бы младшими братьями. Я проверил молодежь в воздухе. Летали они хорошо. Однако на войне нужно не просто хорошо летать, нужно умело воевать, а обучить умело воевать могут лишь опытные летчики, понимающие, как важно в первом же боевом вылете привить новичку уверенность в своих силах, в превосходстве над врагом. Расспрашивая молодежь, я узнал, что здесь дело обстоит не совсем благополучно. Младший лейтенант П. И. Мордовский признался, что ставит себе пока только одну задачу: не оторваться от ведущего. Мордовский опасался, что, оторвавшись от ведущего, не сможет вернуться на свой аэродром. Такой летчик в полете излишне напряжен, скован, не способен следить за воздушной обстановкой и не заметит заходящего в хвост противника. Другой младший лейтенант, М. Ф. Шувалов, хотя и оказался очень спокойным, наблюдательным летчиком, но едва не стал жертвой азарта своего ведущего старшего лейтенанта К. Л. Черногора. Прикрывая наземные войска в районе Дубоссар, старший лейтенант, человек бесстрашный и пылкий, бросился в атаку на врага, забыв, что его напарник не имеет боевого опыта. Между тем противник для наших десяти "яков" был серьезный: 16 самолетов ФВ-190 и 6 самолетов Ме-109. Атака Черногора увенчалась успехом. Он сразу же сбил один ФВ-190, но о ведомом не позаботился: при пикировании Шувалов намного отстал, на выходе из атаки боевым разворотом на большой скорости влетел в облако, потерял из виду и Черногора, и всю остальную группу. Шувалов признался, что в первый момент ощутил растерянность. Его привели в чувство мелькнувшие вдоль бортов желто-алые трассы огня вражеских пушек и пулеметов. Увернувшись от противника, младший лейтенант, к счастью, нашел своего ведущего и даже атаковал вместе с ним еще один ФВ-190, который так же был сбит Черногором. Но после посадки в лопастях винта шуваловского "яка" механики обнаружили две пробоины.
В дальнейшем молодых, прибывающих на пополнение летчиков вводили в строй, обучали в бою только командиры эскадрилий. Обучали, не забывая ни на минуту об их безопасности, вселяя в них с первого вылета чувство уверенности в себе и товарищах. Затем прикрепляли молодого летчика к опытному ведущему пары.
Поддерживать, пропагандировать хорошее, изживать ненужное, плохое мне с первого же дня помогали все коммунисты и комсомольцы полка, в первую очередь парторг капитан П. М. Греков, комсорг полка техник-лейтенант И. С. Филиппов и сменивший его старшина И. П. Зверев. Присутствуя на всех партийных и. комсомольских собраниях в эскадрильях и, разумеется, на всех партийных и комсомольских собраниях полка, я имел возможность выслушивать мнения, критику и предложения наших лучших солдат, сержантов и офицеров. Заинтересованное, горячее обсуждение волнующих вопросов сближало всех, сплачивало в одну семью. А участвуя в проведении политинформаций и бесед, делая доклады, я ближе знакомился с /людьми, начинал лучше понимать их. Думаю, и они начинали лучше понимать меня.
Нравственное здоровье всякого коллектива, тем более армейского, к тому же во время войны, зиждется на строжайшей дисциплине. В свою очередь, дисциплина зиждется на сознательности людей и требовательности командного состава. Требовательность же любого командира должна начинаться с предъявления строжайших требований к самому себе.
Я старался во всем действовать личным примером, строго спрашивал за упущения по службе, а в неслужебное время старался поддерживать со всеми людьми полка товарищеские отношения.
Ничто во время войны так не укрепляет авторитет командира, как личный пример в бою. Обязанности командира авиационного полка многогранны, требуют иной раз длительного пребывания на земле, но я стремился каждый день начинать с боевого вылета, чтобы учить подчиненных не только аккуратности, строевой выправке и уходу за техникой, но и действиям в воздушном бою. Надеюсь, это сыграло не последнюю роль в моем командирском становлении.
Вскоре командующий 17-й ВА генерал В. А. Судец издал, на основании распоряжения маршала авиации А. А. Новикова, приказ о включении 236-й ИАД в состав 2-й ВА генерала С. А. Красовского, действующей на 1-м Украинском фронте.
Перебазировать полки и службы дивизии на новое место предстояло через полосы 2-го и 4-го Украинских фронтов. Опыт подобного перебазирования у дивизии отсутствовал. Особенно беспокоило, как быстро пройдет перебазирование технического персонала, штабов и полевых ремонтных мастерских. Мы знали: едва прибыв к новому месту назначения, дивизия получит боевое задание и должна будет его выполнить. Однако боевую задачу без механиков и оружейников не выполнишь.
Я мало рассказывал о техническом персонале полков, в которых служил. Причиной этому - лишь невозможность говорить обо всем сразу и столь обстоятельно, как надлежало бы. Если бы даже во время учебы и службы в кадрах ВВС мне не привили уважение к техническому составу, что было бы просто дико, то один из боевых вылетов, чуть не закончившийся по вине механика катастрофой, раз и навсегда научил бы меня относиться к техническому персоналу чрезвычайно внимательно, постоянно изучать людей и высоко ценить каждого добросовестного, самоотверженного авиаспециалиста.
Случай, о котором я упомянул, произошел 12 марта 1943 года. Нам приказали тогда прикрыть группу из шести штурмовиков, наносивших удар по противнику в районе косы Чушка на Азовском море. Накануне заболел мой постоянный механик. Обслуживать самолет прислали только что прибывшего в полк техника-лейтенанта. Новичок не приглянулся, показался неряшливым, разболтанным, но как доверять первому впечатлению?
Взлетая, я лишь с большим трудом сумел приподнять хвост самолета, хотя ручку управления отдал до отказа от себя. Самолет оторвался от земли на необычно малой скорости, выказывая острую тенденцию к кабрированию.
- Уж не механик ли сидит на хвосте? - испугался я.
Случалось, что при вязком грунте механики истребительных полков "оседлывали" хвосты самолетов, чтобы те не встали на нос при выруливании на старт, и, случалось, не успевали вовремя спрыгнуть. Упоминавшийся мною командир эскадрильи в 117-м гвардейском ИАП капитан Ф. Черный однажды так и взлетел с механиком на хвосте.
Я отодвинул фонарь кабины, обернулся. На хвосте никого. Может, возвратиться? Но я отмел мысль о возвращении, решил лететь вместе со всеми, чтобы не сорвать вылет.
На косу Чушка, забитую живой силой и техникой противника, мы вышли совершенно неожиданно. Удар был мощным, результативным. Но я радовался не этому, а тому, что в воздухе нет истребителей врага: "лагг" слушался плохо, правая рука устала так, что дрожала.
На обратном пути, при подходе к хутору Красный Октябрь, обнаружил идущие встречным курсом два вражеских самолета Ю-52. Ведущий штурмовиков капитан Еременко сбил один, я, несмотря на нелады с машиной, атаковал второй. Когда расстояние между "лаггом" и Ю-52 сократилось до 200. метров, фашистский стрелок огонь прекратил. Возможно, заело пулеметную ленту. Тогда я подошел к гитлеровцу вплотную, открыл огонь в упор. Средний мотор Ю-52 сразу же сильно задымил. Я продолжал стрелять. Внезапно вражеский летчик сделал "горку", потерял скорость, завис перед "лаггом". Избегая столкновения, я резко взял ручку управления на себя. В глазах потемнело, уши заложило. Вдруг - сильный удар по фюзеляжу изнутри, ручка управления делает рывок. Пришел в себя. Что такое? "Лагг" перевернут на спину, я отделился от сидения, вишу на ремнях, мотор работает на самых малых...
Дав ему полные обороты, я сделал "полубочку", повернул машину вдоль продольной оси. Но едва истребитель принял нормальное положение - снова удар по фюзеляжу и снова рывок ручки управления! Внутри фюзеляжа находились или человек, или тяжелый предмет, ударявший по тяге рулей глубины!
Вскоре штурмовики принялись уничтожать обнаруженные на земле Ю-52, но я принять участие в действиях группы не смог: невероятно устал, еле-еле вел машину.
Время полета до своего аэродрома показалось вечностью. Выпустив шасси и посадочные щитки, подвел самолет к земле на полметра. Для придания машине трехточечного положения брать ручку управления на себя перед приземлением не пришлось. Наоборот, с уменьшением скорости пришлось дать ручку управления до отказа от себя и, тем не менее, "лагг" приземлился на .
Выбравшись из кабины, я увидел нового механика. Приказал ему открыть хвостовой люк. Крышку люка пружиной выбросило, ударив механика по подбородку. Внутри фюзеляжа лежал на ребре открытый деревянный сундук этого растяпы с окованными железом уголками. По всему фюзеляжу - инструменты. Машина была избита так, что ее оставалось только списать на запчасти.
В тот мартовский день я лишний раз убедился, что успех воздушного боя предопределяется задолго до его начала, еще на земле, механиками, мотористами и оружейниками, готовящими самолеты к боевым схваткам. От технического персонала зависит поведение машины в воздухе, надежная работа всех ее систем. Самый опытный, смелый и хладнокровный летчик окажется бессильным перед лицом врага, если технический состав проявит хотя бы малейшую небрежность в работе. Я всегда помнил и помню об этом, хотя с инженерами и младшими авиаспециалистами, за исключением одного-единственного, уже описанного случая, мне всегда везло.
Вспоминаю ли я старшего техника 1-й эскадрильи 611-го ИАП Николая Федоровича Степанченко, старшего техника 3-й эскадрильи Сергея Алексеевича Сорокина, техника звена техника-лейтенанта Ивана Дмитриевича Головина, механика самолета, а затем техника звена старшину Якова Алексеевича Шушуру, вспоминаю ли девушек-оружейниц, механиков самолетов старшину П. А. Ляпина, старшину Георгия Борисовича Дюбина, старшину Алексея Ивановича Воронецкого, старшину Ф. М. Першина и В. Я. Лысокобылина, сержанта Н. В. Молчанова, старшину Дмитрия Васильевича Мешкова, старшину Анатолия Ефимовича Каменчука, старшину Григория Лукьяновича Лужецкого, старшину А. Т. Чумака и других становится теплее на душе, испытываю радость: военная судьба сводила со столькими отличными, преданными народу людьми. О многих я еще скажу в последующих главах, а сейчас хочу отдельно упомянуть механика моего самолета в 611-м истребительном авиационном полку старшину Андрея Дмитриевича Павличенко.
Выходец из бедной крестьянской семьи, Павличенко в 1936 году вступил в комсомол, а в 1939-м закончил среднюю школу. Закончил с отличными оценками по математике и физике, сдав нормы на значки ГТО и "Ворошиловский стрелок". Андрея тянула авиация. Родители против желаний сына не возражали. После октябрьских праздников отец проводил Андрюшу за огород, показал дорогу на Кировоград, обнял и наказал:
- Не посрами наш род, выучись... и будь честным человеком!
Пятьдесят пять километров до Кировограда пришлось пройти пешком: никакого транспорта не подвернулось. Расстояние это юноша одолел за день и к вечеру увидел железную дорогу, поезд, трех- и четырехэтажные дома... В авиаучилище механиков его приняли без экзаменов. Учился он прилежно. Срок обучения сократила война. В 1941 году девятнадцатилетних и двадцатилетних юношей выпустили в действующую армию, началась их трудная фронтовая служба.
В моей памяти Андрей Дмитриевич Павличенко остался всегда подтянутым, собранным младшим командиром. После войны А. Д. Павличенко продолжал упорно учиться, закончил 1-е Харьковское военное авиационное техническое училище, был назначен на должность техника авиазвена реактивных самолетов, отслужил сначала в Белоруссии, затем - на Поволжье, а в 1949 году снова вернулся в Харьков и в 1954 году закончил 2-е Харьковское военное авиационное техническое училище имени Ленинского комсомола Украины по специальности инженер-механик, в звании инженер-капитана. Служба Андрея Дмитриевича, как и следовало ожидать, проходила успешно. Он оставил ее по болезни в 1965 году, будучи уже инженер-подполковником - старшим инженером.
Мысленно прикидываю путь, пройденный простым крестьянским пареньком, и восхищаюсь им снова, как восхищался в годы войны. Ведь не было случая, чтобы мой самолет оказался не в порядке, чтобы я не мог, как только понадобится, вылететь на боевое задание. Никогда, ни разу у меня не было повода хоть в чем-нибудь упрекнуть Павличенко.
В канун перебазирования на 1-й Украинский фронт мы издали приказ, определяющий порядок следования наземного и воздушного эшелонов полка к месту новой дислокации, провели партийное и комсомольское собрания, посвященные вопросам перебазирования, роли коммунистов и комсомольцев в четком выполнении приказа. С беспартийными товарищами и несоюзной молодежью провели беседы. Я обрел уверенность в том, что технический состав, штаб и службы полка прибудут к месту новой дислокации организованно. Что же касалось наших тревог о транспорте для наземного эшелона, то они оказались излишними. Перебазирование 236-й ИАД осуществлялось в соответствии с оперативными планами Ставки Верховного Главнокомандования, искать транспорт не пришлось. Ровно через двадцать часов после погрузки в Раздельной весь наземный эшелон 611-го ИАП прибыл на аэродром Ольховцы, успев к началу боевых действий.
Полк перелетал на 1-й Украинский фронт пятью группами, по 8 самолетов в каждой. Ведущими групп были капитаны Волков, Батаров, Чурилин, Оськин и я. На базовом аэродроме нас встречал командир 8-го ШАК генерал-лейтенант Владимир Варданович Нанейшвили, в подчинение которого поступала дивизия. Генерал познакомился со всеми летчиками, кратко объяснил предстоящие задачи. В частности, сообщил, что мы будем не только сопровождать штурмовиков, но и вести разведку с фотографированием.
Четкий и теплый прием порадовал, вселил твердую уверенность в будущих боевых успехах.
НА 1-М УКРАИНСКОМ
Летный состав и передовая команда механиков 611-го ИАП прибыли на аэродром Ольховец к 7 июля.
Аэродром находился вблизи бывшей границы СССР с панской Польшей. Контраст между местностью к востоку от бывшей границы и местностью к западу от нее оставался разительным. На восток уходили огромные массивы колхозных полей, на запад тянулись узкие полоски единоличных наделов. Они были пестрыми, как заплаты на бедняцкой свитке; там рожь, там овес, там просо...
Я разглядывал частнособственнические поля с тревогой, понимая, какой острой станет в наступлении проблема выбора новых аэродромов: под взлетно-посадочную полосу даже небольшого аэродрома придется приспосабливать минимум четыре рядом лежащих надела, а твердость грунта на каждом, конечно, будет разная. Кроме того, из-за здешней чересполосицы молодые летчики будут терять ориентировку!
Беспокоила и политическая атмосфера. Местное население, в большинстве своем, встречало нас приветливо: натерпелось от гитлеровцев, истосковалось по свободному труду, по человеческой жизни! Но богатей поглядывали недружелюбно. Помню, зажиточный крестьянин из села Мшанец в моем присутствии бросил:
- Германа прогналы, тэпэр нас примусыте иты до колгоспу!
- Никто не будет вас принуждать идти в колхоз,- ответил я.- Это -.дело добровольное.
- Ото було б файно! До колгоспу нэхай идуть злыдни, мэни вин ни до чого!
Наглость этого хорошо одетого, сытого селянина пробуждала гнев. Я знал, что недавно в Дулибах бандиты-бандеровцы убили советского летчика. Как знать, может, и разговорчивый противник колхозов приложил руку к этому черному делу?
Предполагая, что фашистская агентура из числа завербованного кулачья, бродящие в лесах шайки украинских буржуазных националистов и их пособники в селах не ограничатся злобным шипением, могут нападать на аэродромы, попытаются выводить из строя самолеты, мы с майором А, Л. Фейгиным и майором З. Я. Морозовым приняли меры к тщательной охране боевых машин и мест расположения личного состава. Возможно, только поэтому враги не нападали на нас на земле. Но во время полетов наши самолеты не раз подвергались обстрелу трассирующими пулями, даже пушкой "эрликон" из лесов, находившихся на уже освобожденной территории.
Сознание, что дивизия и полк примут участие в исторических сражениях за полное освобождение Украины, радовало и приятно волновало. Нужно сказать, что в составе 611-го ИАП было немало украинцев как среди летного, так и среди технического состава, и все страстно хотели внести вклад в дело полного изгнания с родной земли ненавистных захватчиков.
К боям готовились тщательно. В предстоящей операции полку надлежало выполнять две основные задачи: сопровождать штурмовики 8-го ШАК и производить разведку противника с фотографированием. Нас предупредили, что штурмовая авиация будет применяться массированно, в основном группами по 20-30 и более экипажей "илов". Из этого вытекало, что на прикрытие каждой группы штурмовиков придется выделять в среднем по 10 "яков".
Беспокоило, какой будет погода. При низкой облачности фотографирование позиций противника придется вести с малых высот, под прицельным огнем всех видов вражеского оружия, не имея возможности производить противозенитный маневр: ведь при фотографировании летчик обязан вести самолет строго по курсу не меняя скорости и высоты полета.
Я решил возложить ведение разведки и фотографирование на 2-ю эскадрилью: и командир эскадрильи Батаров, и воспитанные им летчики отличались не только мужеством, но и зоркостью, настойчивостью в разведывательных полетах.
Накануне Львовско-Сандомирской операции в полк вернулся подлечившийся лейтенант А. М. Лодвиков. Докладывая о прибытии, он волновался. Я крепко пожал ему руку, поздравил с возвращением в боевую семью, приказал ввести лейтенанта в строй. Я искренне радовался тому, что накануне серьезных испытаний в полку станет одним отважным воздушным бойцом больше. Радовался и Лодвиков, убедившийся, что его не забыли, ждали.
Боевые действия 611-й ИАП начал 13 июля. Мы осуществляли прикрытие штурмовиков 8-го ШАК, действовавших на раварусском направлении.
Как известно, на 1-м Украинском фронте к началу Львовско-Сандомирской операции Верховное Главнокомандование сосредоточило 80 дивизий, 10 танковых и механизированных корпусов, 4 отдельные танковые и самоходно-артиллерийские бригады, 16 100 орудий и минометов калибра 76 миллиметров и выше, 2050 танков и самоходных орудий и 3250 самолетов.
Разумеется, артподготовка 13 июля оказалась мощной, удары бомбардировочной и штурмовой авиации обладали сокрушительной силой, огонь и маневр танковых соединений были ошеломляющими. Наступление на рава-русском направлении сразу же стало развиваться по плану; оказать упорное сопротивление нашим войскам на этом направлении гитлеровцы не смогли.
Попытки фашистской авиации противодействовать нашим штурмовикам успехом не увенчались. И скажу сразу: за все время боевых действий на 1-м Украинском фронте 611-й ИАП не позволил истребителям врага сбить ни одного "ила". Ни одного! Хотя ситуации порой возникали критические.
На следующий день, 14 июля, 8-й ШАК и наш 611-й ИАП были перенацелены для воздействия на войска противника на львовском направлении. Советским войскам не удалось, как известно, сразу прорвать здесь вражескую оборону. Кроме того, гитлеровцы нанесли сильный ответный танковый удар из района Золочев - Зборов. Этот удар пришелся по 38-й армии генерала К. С. Москаленко (ныне - Маршал Советского Союза).
Завязались очень тяжелые бои. Помощь 38-й армии в отражении вражеского удара оказала авиация всех родов. Принимал участие в оказании этой помощи и 611-й ИАП.
Авиация наносила удар по танкам противника и его живой силе севернее Заложцев.
Никогда прежде я не видел, чтобы в воздухе находилось одновременно такое количество наших самолетов! Никогда не видел, чтобы удар такой мощи наносился в течении многих часов подряд!
Местность, где находились танки и живая сила врага, заволокло плотной, долго не оседающей земляной завесой, вздыбленной разрывами бомб и снарядов. Высота бурой завесы достигала полукилометра.
А вскоре на выручку 38-й армии подошла 3-я гвардейская танковая армия П. С. Рыбалко. Совместно с нею и частями 4-й танковой армии Д. Д. Лелюшенко 38-я армия 17 июля начала теснить врага.
После прорыва обороны противника на раварусском направлении и в ходе перелома на львовском направлении первостепенное значение стала приобретать воздушная разведка. Требовалось своевременно обнаруживать тщательно маскируемые, предназначаемые для контрударов вражеские танки, находить, а затем добивать не сдающиеся в плен группы офицеров и солдат из окруженных фашистских дивизий.
Ранним утром 16 июля в полк прилетел командир 8-го ШАК генерал В. В. Нанейшвили. Он сообщил, что после прорыва обороны противника восточнее Золочева - Зборова некоторые подразделения танков противника сумели оторваться от наших войск.
- Надо их найти, майор! - напористо сказал Нанейшвили. - Кто в полку лучше всего произведет разведку?
- Капитан Батаров, товарищ генерал!
- Пригласите его, пожалуйста!
Командир 8-го ШАК поставил перед эскадрильей Батарова задачу обнаружить танки противника, предположительно находящиеся южнее и западнее города Золочева, с борта самолета доложить об обнаружении танков по радио, а после посадки доложить по телефону и письменно.
- Ошибки быть не должно! - предупредил генерал. Облачность в тот день достигала 10 баллов, клубилась на высоте 500 метров, видимость по горизонту не превышала 5 километров. Лететь ведущим группы при столь сложных погодных условиях решил сам командир эскадрильи. В паре с Батаровым полетел его постоянный ведомый, надежный щит и меч комэска, младший лейтенант М. Ф. Шувалов, а прикрыть Батарова с Шуваловым полетели старший лейтенант Черного и младший лейтенант Мордовский.
Надо было обладать огромным мужеством, полным презрением к смерти, высоким сознанием воинского долга и желанием во что бы то ни стало настичь, обнаружить врага, чтобы лететь на высоте 50-150 метров: самолеты подвергались реальной опасности попасть под губительный огонь всех видов оружия противника.
Скопление фашистских танков, самоходных установок, автомашин с грузами и пехотой, с пушками на прицепах капитан Батаров обнаружил после часа полета между холмами и в оврагах юго-западнее с. Ясеновцы. Чтобы точнее определить количество обнаруженных танков и самолетных установок, разведчики некоторое время вынуждены были ходить над врагом на бреющем полете. Гитлеровцы открыли бешеный огонь из "эрликонов" и пулеметов. Батаров и Шувалов умело применяли противозенитный маневр, но все-таки один снаряд угодил в центроплан батаровского истребителя около правого борта, пробил отверстие площадью примерно 25 квадратных сантиметров. К счастью, Батаров ранен не был, благополучно привел группу на аэродром Ольховец.
- Почему докладываете по телефону? Почему ваш Батаров не доложил по радио?! - выслушав мое сообщение, рассердился Нанейшвили.
- Батаров по радио докладывал, но у него была малая высота,- сказал я, и Нанейшвили понял, что на КП просто не могли слышать Батарова.
- Поблагодари своих орлов! - отрывисто сказал генерал. - От моего имени поблагодари!
День 16 июля памятен также подвигом лейтенанта Юрия Никифоровича Панина. Во второй половине дня четверка Як-1 под командованием лейтенанта И. А. Клепко прикрывала группу из двадцати "илов", наносящих удар по вражеским танкам в районе села Дунясов.
Лейтенант Панин был в полку на хорошем счету. Прибыл он в 611-й ИАП еще в ноябре 1943 года, сразу зарекомендовал себя дисциплинированным, чрезвычайно аккуратным офицером, хорошо знающим материальную часть самолета, грамотно эксплуатирующим мотор, четко выполняющим все указания. В январе 1944-го командование полка назначило его старшим летчиком, ведущим пары. В этой должности ярко проявилась еще одна черта характера лейтенанта: в бою он больше заботился о ведомом, чем о себе.
В районе Дунясов на "илы", которые прикрывала группа Клепко, напали три четверки Ме-109, Противник имел трехкратное превосходство в силах, но "яки" приняли бой. Лейтенант Панин с ведомым и пара лейтенанта Клепко не позволяли "мессерам" приблизиться к штурмовикам, непрерывно атаковали гитлеровцев. В разгар схватки самолет Панина получил серьезное повреждение. Лейтенант имел полное право выйти из боя, но убедился, что машиной еще можно управлять, и остался с товарищами. Панин рассудил, видимо, так: уйдет он, значит, уйдет и его ведомый, прикрывать "илы" останется только пара Клепко, тогда ей несдобровать.
Отражая на плохо управляемом самолете очередную атаку "мессеров", Панин был ранен в грудь, но продержался до той минуты, когда истребители врага оставили поле боя.
Самостоятельно придти на аэродром Ольховец Панин не мог. Он сообщил о ранении напарнику и Клепко, попросил "вести" себя. То и дело теряя горизонт, окровавленный Панин пилотировал непослушный "як" по самолету вышедшего вперед младшего лейтенанта И. И. Алешкевича. Напрягая волю, он посадил поврежденную машину почти нормально, но отрулить со взлетно-посадочной полосы уже не сумел.
Подбежавшим товарищам Панин, приоткрыв глаза, чуть слышно сказал:
- Самолет подлежит ремонту, штурмовиков не поте...
Юрия Никифоровича немедленно отправили в госпиталь. К сожалению, было поздно: летчик-герой потерял слишком много крови, спасти его не удалось.
Отличился младший лейтенант П. И. Мордовский. Возможно, читатель помнит, что в полк Мордовский пришел недавно и, летая ведомым, первое время опасался "потерять" свой аэродром. Однако, благодаря помощи старших товарищей и собственной настойчивости, младший лейтенант быстро набирал опыт. В боях на 3-м Украинском фронте он показал себя зрелым воином. Поэтому я, по ходатайству капитана Батарова, назначил младшего лейтенанта старшим летчиком. В качестве ведущего пары Мордовский совершил первый вылет как раз 18 июля. Со своим ведомым младшим лейтенантом А. В. Бабковым прикрывал пару Батарова и Шувалова, которые фотографировали в районе Великий Любень войска отходящего противника.
Свою задачу Мордовский и Бабков выполнили безупречно.
Во второй половине дня возвратился с боевого задания командир 3-й эскадрильи капитан Чурилин. Летал он во главе группы, сопровождавшей штурмовики. Доложил, что наблюдал выдвижение танковой колонны противника на восток от Львова.
Сообщение капитана Чурилина передали в штаб 8-го ШАК, оттуда оно немедленно пошло к командующему 2-й ВА генералу Степану Акимовичу Красовскому.
- Проследить, куда идут вражеские танки и сфотографировать колонну! приказал Красовский.
Приказ командарма мы получили, когда до захода солнца оставалось немногим более полутора часов. Произвести необходимый разведывательный полет должны были летчики эскадрильи Батарова. Капитан Батаров решил, что полетят младший лейтенант Мордовский и его ведомый младший лейтенант Бабков. Два Як-9 поднялись в воздух и исчезли, а через пять-десять минут с ними прервалась связь. Напрасно мы с КП полка вызывали Мордовского. Он молчал. Прошло десять минут. Еще десять. Пять. Еще пять. Мордовскому и Бабкову пора было возвращаться, солнечный диск уже наполовину скрылся за горизонтом.
Помрачнел даже неунывающий Батаров. Все до боли в глазах всматривались в горизонт.
- Глядите, глядите! - крикнул кто-то.
Плохо различимые в солнечной пыли заката показались на горизонте две точки. Наши или не наши?
Постепенно верхняя точка преобразовалась в нормальный силуэт истребителя Як-9, а нижняя - в силуэт самолета типа "летающее крыло". В свое время мне довелось видеть опытные образцы таких машин, но на вооружение они не поступали, откуда же взялась такая?!
Як-9 и странный аппарат с ходу пошли на посадку. Только тогда мы признали в "летающем крыле" машину младшего лейтенанта Мордовского: лонжероны и подкосы ее фюзеляжа не имели обшивки, в стабилизаторе зияли отверстия, лонжерон и каркас левого руля глубины были оголены.
Мордовский сумел посадить ограниченно управляемую машину на довольно короткую взлетно-посадочную полосу нашего аэродрома только после третьего захода, буквально прижав "як" к земле на колеса с поднятым хвостом в самом начале полосы и закончив пробег все-таки за ее пределами, в неубранных подсолнухах: воздушная проводка к посадочным щиткам и тормозам "яка" была перебита осколками снарядов.
Пока мы добежали до врезавшегося в подсолнухи "яка", младший лейтенант уже выбрался из кабины, сидел на земле. Он был ранен, но сохранял присутствие духа.
- Задание выполнено, товарищ майор! - доложил Мордовский.
Несколько позже оба разведчика рассказали, как происходил их полет.
...Углубившись на 60 километров на территорию, еще занятую противником, они встретились на попутно-пересекающихся курсах с восьмью ФВ-190. Мордовский не скрыл, что поначалу растерялся: всего второй вылет ведущим, а тут такое превосходство врага! Секундного замешательства было достаточно, чтобы "фоккерьг" навязали нашей паре бой на виражах. Мордовский, а следом за ним и Бабков "закрутились" было в навязанной "карусели", но тут Мордовский вспомнил, что на разборах полетов все опытные летчики твердили: "вести бой с "фоккерами" только на вертикальном маневре!", опомнился, разогнал "як" и боевым разворотом полез на высоту, на солнечную сторону. Пара "фоккеров" потянулась следом, но отстала, оказалась метров на 500 ниже.
Младшего лейтенанта Бабкова в это мгновение настигала другая пара ФВ-190.
- Саша! Тяни на вертикаль! - крикнул Мордовский, бросая "як" вниз, на атакующий Бабкова "фоккер".
С первой же атаки Мордовский сбил ведущего ФВ-190 и уже в паре с Бабковым снова боевым разворотом пошел на высоту. Гитлеровцы отстали, Мордовский же и Бабков в наилучшем расположении духа полетели дальше.
Разведчики дошли до Львова, просмотрели дорогу на Куровичи, где следовало находиться увиденным Чурилиным танкам, возвратились от Куровичей ко Львову, но танков нигде не было. Полет длился уже целый час, горючего оставалось в обрез, а задание еще не выполнено.
Тогда Мордовский снизился до бреющего полета. Стал "прочесывать" придорожные лесные массивы на малой высоте. И, наконец, заметил примятую гусеницами траву, рубчатые следы танковых траков на луговых проплешинах, а под кронами деревьев - тщательно замаскированные ветками танки!
Дважды пройдя над скоплением фашистской техники, младший лейтенант сфотографировал ее и, не обнаружив воздушного противника, решил хотя бы один танк уничтожить. Снарядами из пушки калибра 37 миллиметров, установленной на его Як-9, он вполне мог сделать это.
Разворот, атака, огонь!
Но и вокруг "яков" забушевал огонь: гитлеровцы, убедившись, что их засекли, пытались уничтожить самолеты-разведчики. "Як" Мордовского был подбит, его радиостанция вышла из строя, сам младший лейтенант ранен осколком снаряда в левую ногу.
Подвиг младшего лейтенанта Мордовского, не покинувшего в критической ситуации почти неуправляемую машину и доставившего ценные разведданные, в полку оценили по достоинству. О нем вспомнили и во время приема Мордовского в члены партии, и во время представления летчиков полка к награждению боевыми орденами за Львовско-Сандомирскую операцию.
Подобно Мордовскому на малой высоте искал в тот же день, 18 июля, вражеские танки младший лейтенант И. В. Мамайкин. Происходило это в районе села Урмань.
Мамайкин обнаружил цель, успел сообщить о ней по радио, но так же был подбит и, возможно, тяжело ранен. До своей "территории он дотянул, но возвратиться в Ольховец оказался не в силах. Его самолет рухнул на землю около села Бзовице. Там и похоронили мы останки боевого товарища, отдав ему последние воинские почести.
По скоплениям танков, обнаруженным Мордовским и Мамайкиным, штурмовики 8-го ШАК нанесли сокрушительные удары. Чадящий железный хлам остался от попавших под их удары "тигров", "фердинандов" и "пантер".
Следует сказать, что действия штурмовиков 8-го ШАК в период Львовско-Сандомирской операций вообще были чрезвычайно эффективными. Уж кто-кто, а мы, летчики-истребители, сопровождавшие "илы", своими глазами видели, как пылали и плавились от ПТАБов и огня реактивных снарядов фашистские танки, самоходки и грузовики, как взрывались склады вражеских боеприпасов, сотнями гибли фашистские пехотинцы!
Тем более досадно было, когда командиры групп штурмовиков проявляли ничем не оправданную беспечность. Происходило это отчасти из-за того, что прямые контакты между ведущими групп штурмовиков и групп истребителей на земле не осуществлялись.
Помню, после перебазирования 611-го ИАП на аэродром Мшанец, уже в последних числах июля, нам приказали прикрыть группу "илов" из тридцати двух экипажей, вылетающую на штурмовку противника в район южнее Комарно. Для прикрытия штурмовиков мы выделили 12 самолетов Як-1. Ведущим группы полетел я сам. Вырулили на старт, чтобы подняться, как только штурмовики приблизятся к аэродрому. Дождались их, я готов был подать команду на взлет, как заметил несущийся на пятиметровой высоте "ил". Он пронесся над нами и приземлился на узкой взлетно-посадочной полосе, не выпустив шасси. Все было ясно: подбит, еле уцелел, еле добрался до родного аэродрома. Нам-то как быть? Ведь подбитый самолет перегородил полосу, группа не сможет взлетать, пока его не уберут с дороги!
Связь с ведущим группы штурмовиков, которую предстояло сопровождать в район Комарно, имелась. Я сообщил ему о случившемся:
- Сделайте круг над аэродромом! Сейчас подойдет трактор, оттащит "горбатого", и мы взлетим!
- Вас понял! Все в порядке! Пошли! - прозвучало в ответ.
Видимо, приемник у ведущего штурмовиков работал отвратительно, а он уверял, что понял меня и уводил группу к цели без прикрытия!
Рискуя столкнуться с подбитым "илом", я взлетел в одиночку, попытался эволюциями машины показать штурмовикам, что нужно задержаться. При этом, не переставая, взывал по радио:
- Сделайте круг! Обождите прикрытие! Не знаю, какие мысли и чувства вызвали эволюции истребителя у ведущего группы штурмовиков и что он услышал, знаю одно: он продолжал благодушно твердить, что все понял, но следовал к цели. Что делать?
Мы шли на обычной для "илов" небольшой высоте, из-за этого я не мог связаться по радио со своим полком, а маршрут штурмовиков загодя нам не сообщили, и надеяться, что остальные истребители догонят меня, не приходилось,
Чувствовал я себя неважно. Встреча даже с парой "мессеров" добра не сулила. В бою же с группой "мессеров" я мог уцелеть только в одном случае немедленно скрывшись. Но это означало бы, что командир полка, коммунист, наставник молодежи, покинул на произвол судьбы тридцать два экипажа штурмовиков, оставил беззащитными шестьдесят четыре человеческие жизни! Нет, отход от штурмовиков при любых условиях исключался.
Оказавшись несколько южнее Комарно, сопровождаемые мною штурмовики вытянулись в правый пеленг четверок. Наверняка они даже не замечали, что их прикрывает всего один истребитель! И пошли в атаку: в первом заходе все восемь четверок сбросили бомби на склады гитлеровцев, вызвав взрывы и пожар, во втором заходе принялись обстреливать снарядами РС, поливать огнем из пушек и пулеметов колонну машин с грузами, повозки, артиллерийские упряжки и открывшие было огонь зенитные установки фашистов.
Я не успел оценить эффективность удара: с юга, на высоте около 2000 метров показалась быстро приближавшаяся четверка Ме-109, а выше этой четверки, на высоте примерно 2500 метров, - еще пара Ме-109. Началось....
- Вижу шесть истребителей противника! Соберите группу,- предупредил я ведущего штурмовиков.
Впоследствии выяснилось, что он и на этот раз меня не расслышал. Зато остальные экипажи "илов" услышали и немедленно собрались в плотную, трудноуязвимую колонну восьмерок.
Первая пара Ме-109 атаковала правофланговый Ил-2, замыкающий колонну восьмерки штурмовиков. Я, в свою очередь, атаковал ведущего пары Ме-109 слева, на одной с ним высоте. Огнем отсек "мессеры", они ушли вправо.
Разворачиваясь с набором высоты на 180 градусов, я увидел идущую в атаку на штурмовиков вторую пару Ме-109. Ведущего этой пары я заставил уйти влево вверх. Однако ведомый гитлеровец оказался азартным и упорным. Он продолжал атаку выбранного "ила". Удалось зайти фашисту в хвост, сбить его.
Вести в одиночку бой с пятью Ме-109 было безумием. Но ведь был-то я не один! Со мной были тридцать два экипажа "илов"!
Сообразив это, я сразу же после успешной атаки сделал резкий разворот вправо и стал носиться в хвосте замыкающей восьмерки штурмовиков, прикрываясь от противника огнем стрелков-радистов "илов". Сам же не прекращал отсекать огнем все попытки "мессеров" приблизиться к нашим самолетам.
И вот что значит взаимная выручка! Гитлеровцы, как ни ухищрялись, не могли сбить ни "як", ни хотя бы один штурмовик! В бою, как выяснилось после посадки, погиб лишь стрелок-радист правофлангового "ила" замыкающей восьмерки.
О случившемся доложил генералу Нанейшвили. Командиры, не обеспечившие взаимодействие с истребителями, и ведущий группы "илов", проявивший полную беспечность при вылете на Комарно, были наказаны. Вмешательство командира штурмового авиакорпуса заметно улучшило положение дел. Никаких недоразумений и недоработок в вопросах взаимодействия истребителей и штурмовиков после описанного эпизода до самого конца Львовско-Сандомирской операции не происходило.
Из личных боевых вылетов на 1-м Украинском фронте хорошо помнится еще один, совершенный 20 июля. К этому времени войска 3-й гвардейской танковой армии соединились в районе Деревляны с правой ударной группировкой фронта 2-й кавдивизией и завершили окружение шести дивизий противника; 4-я танковая армия вышла на реку Западный Буг и захватила плацдарм в районе Добрачин; были освобождены Владимир-Волынский, Рава-Русская, Глиняны и Перемышляны. Начались бои за Львов. Засевшие во Львове гитлеровцы были обречены. Врагу предложили капитулировать, но он продолжал сопротивление.
Командир 8-го ШАК генерал Нанейшвили приказал группе из шестнадцати "илов" нанести удар по гитлеровцам, засевшим в Университетском городке. Я повел группу из четырех истребителей, чтобы прикрыть штурмовики и помочь в нанесении штурмового удара. Кстати сказать, летчики нашего полка всегда следовали правилу: "Нет противника в воздухе - бей его на земле!"
Читатель, конечно, поймет душевное состояние участников полета, вынужденных обрушивать бомбы на старинные здания Львовского университета, вести по ним огонь из пушек и пулеметов. Поймет читатель и то, как обострилась наша ненависть к врагу.
Выполнив задание, возвращались домой. Внезапно в наушниках шлемофона прозвучал требовательный, с характерными интонациями голос:
- Шестой, атакуй! Я прикрою!
Где-то неподалеку шел воздушный бой. Я не видел никаких истребителей, кроме собственных, но узнал услышанный голос, и показалось, что вижу, воочию вижу фигуру обладателя голоса, и его лицо! Ведь голос-то принадлежал не кому-нибудь, а моему товарищу по Роганьской школе военлетов, бывшему криворожскому рудокопу Владимиру Степановичу Василяке!
Нарушая радиодисциплину, я закричал в эфир:
- Володя! Земляк! Здоров! Конечно, и Василяка узнал меня:
- Мыкола?! Здравствуй! Ты где?! Прием!
- Иду с работы на Мшанец!
- От бис! Так мы ж соседи! Я живу севернее! Приходи!
Обстановка не позволила слетать в гости к старому другу ни в тот день, ни в последующие. Узнал только, обратившись в штаб 2-й ВА, что Владимир Василяка уже подполковник, командует истребительным авиационным полком, имеет на боевом счету более десяти сбитых самолетов врага. Я порадовался за товарища, верил, что еще свидимся. Увы! Спустя всего два месяца Володя погиб. Он повел на Братиславу группу истребителей, прикрывая наши штурмовики. Фашистская зенитная артиллерия открыла плотный огонь. Василяка скомандовал подавить вражеские зенитки, сам устремился на них, но в третьем заходе прямым попаданием снаряда его самолет разнесло на куски.
На фронтовых "перекрестках" встречал я и других товарищей по учебе и службе в мирное время. Не раз виделся с упоминавшимся ранее подполковником Л. Житным - комиссаром истребительного авиационного полка, с подполковником Д. А. Голубом, бывшим слесарем, впоследствии - тоже комиссаром истребительного авиационного полка, с полковником И. Тараненко - в прошлом рабочим из Днепропетровска, выросшим до командира истребительной авиационной дивизии, с бывшим моим командиром авиаотряда в Харькове полковником Ф. С. Шаталиным, командовавшим в годы войны истребительной авиационной дивизией, с бывшим командиром 3-й эскадрильи в Рогани, принимавшим у меня экзамены на самолете Р-1, А. В. Утиным-генералом, командиром авиационного истребительного корпуса.
Радостно было сознавать, что мои товарищи по учебе и службе стали не только замечательными воздушными бойцами, но и способными руководителями авиационных частей и соединений. Но, признаюсь, каждая встреча вызывала тревогу за их судьбу. Ведь буквально все, подобно Василяке, самые трудные задачи брались выполнять сами, каждая наша встреча могла оказаться последней. К счастью, боевая удача большинству не изменила. Тем более тяжело думать о тех, кто не вернулся.
Развивая успешно начатое наступление, войска 1-го Украинского фронта продолжали быстро продвигаться на запад. Позади остались Западный Буг, реки Сан и Гнилая Липа, были освобождены Львов, Станислав, Перемышль, Рудник, Лежайск, Соколув и Радымно. 29 июля в районе Сандомира солдаты и офицеры войск фронта увидели воды Вислы, с ходу форсировали ее, захватили на западном берегу плацдарм глубиной до двадцати пяти километров, а к 4 августа отбросили контратакующего противника от переправ в районе Баранува и освободили город Мелец.
Для оружейницы младшего сержанта Ванды Степановны Кутой новости об этих успехах наших войск были особенно радостны - свободными стали ее родной край и город Станислав.
Полки 236-й ИАД принимали участие во всех боях фронта. Не знал передышки и 611-й истребительный. Всего за период с 13 июля по 6 августа 1944 года он произвел 728 боевых вылетов, в том числе 227 - на разведку с фотографированием. Потеряв 6 самолетов, сбил 17 вражеских. Собранные разведданные и фотопланшеты своевременно передавал в штаб 8-го ШАК, за что генерал-майор В. В. Нанейшвили объявил нам благодарность.
За освобождение города Львова, Станислава и Дрогобыча личному составу 611-го ИАП в приказах Верховного Главнокомандующего были объявлены благодарности, а за боевые заслуги и овладение городом Перемышлем приказом Верховного Главнокомандующего полку присвоили наименование Перемышльского.
Думаю, излишне говорить, какой душевный подъем испытывали в те дни наши воины. Украина освобождена, мы не посрамили чести советского оружия. Близка окончательная Победа!
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ АВГУСТ
Утром 6 августа 1944 года в штаб полка, располагавшийся в селе Дулибы, поступил приказ командира 236-й ИАД полковника Кудряшова о перебазировании на 3-й Украинский фронт. Нас возвращали в 17-ю ВА генерал-лейтенанта В. А. Судца. Полку предстояло участие в Ясско-Кишиневской операции.
В Дулибы, впервые за время действий полка на 1-м Украинском фронте, По-2 доставил почту. Не было никого, кто бы остался равнодушным к этому событию. Летчики, техники, механики, оружейники, связисты, которые соскучились по газетам и трепетно ждали весточек от родных и близких с разных уголков Отчизны, тут же обступили почтальона. Послышались возгласы:
- Не тяни, тихоход!
- Давай, старина, "расквартировывай" гостей!..
Не помню, кто из ветеранов метко назвал такие послания "неиссякаемыми боеприпасами для ума и сердца". Конечно, письма приходили не всем и не сразу. Именно это обстоятельство и породило в боевой семье традицию читать получаемые письма вслух, сообща. Характерно, что ни один адресат не крылся перед друзьями даже в сокровенном, а друзья воспринимали сказанное так, словно оно предназначалось каждому слушателю в отдельности.
Разбежалось по ячейкам подразделений несколько мешков писем, но ни одного на мое имя не оказалось.
Взгрустнул я наедине. Пошел на коллективную читку в эскадрилью капитана А. П. Чурилина.
"Здравствуй, дорогой Виктор! - читал механик Миганов "треугольник" от жены своего брата. - Шлю тебе пламенный привет и желаю подвигов в боевых делах. Нас постигло большое несчастье: как только ворвались фашисты, они тут же убили маму, а сестричку Реню увезли в лагерь города Люблин... Все деревни вблизи железной дороги оккупанты сожгли. Я живу теперь в Клагишине, в чужой пустой хате, хозяева которой тоже погибли от рук злодеев. Витя, прошу тебя и Чеслава, он сейчас на фронте, отомстите лиходеям за маму, за Реню, за многострадальную Белоруссию, за горе всей Родины! До встречи после Победы. Зина".
Тяжелой печалью легло на плечи воинов известие о гибели матери Миганова, о мученической судьбе его сестры, о злодеяниях гитлеровских головорезов на временно оккупированной ими советской земле. В тот день зачитали десять писем. Каждое из них усиливало нашу ненависть к врагу, звало к мужеству и отваге, к безукоризненному выполнению воинского долга.
Этим эпизодом и завершилось наше пребывание в Дулибах. К утру 9 августа весь летный состав и передовая команда техсостава 611-го ИАП приземлились на аэродроме Цебриково, на том самом аэродроме вблизи Одессы, откуда мы вылетали на 1-й Украинский фронт.
По замыслу Ставки Верховного Главнокомандования к осуществлению Ясско-Кишиневской операции привлекались войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, Черноморский флот и Дунайская военная флотилия. В ходе операции советским войскам надлежало окружить и разгромить в районе Яссы - Кишинев группу вражеских армий "Южная Украина", вывести из войны на стороне фашистской Германии королевскую Румынию и царскую Болгарию.
Группа фашистских армий "Южная Украина" к августу 1944-года упорно удерживала так называемый ясско-кишиневский выступ, прикрывающий путь в глубь Румынии и далее на Балканы. Левый фланг противника упирался в горный массив Карпат, правый - в Черное море. Противник оборудовал три оборонительных полосы, их заняли 47 пехотных и артиллерийских дивизий и 5 пехотных бригад. Наземные войска врага прикрывали соединения 4-го воздушного флота люфтваффе и румынский авиационный корпус. Взломать такую оборону, окружить и разгромить столь сильного врага было очень непростым делом. Поэтому подготовка к Ясско-Кишиневской операции проходила в обстановке глубокой секретности. Даже мы, летчики, непрерывно выполнявшие с 10 августа разведывательные полеты, не могли определить, где будет нанесен решительный удар.
Мы наблюдали с воздуха большие контингенты собственных войск южнее Тирасполя и в районе озера Ботно, то есть там, где их не было до нашего отлета на 1-й Украинский, видели, что в районах Рымаровки, Григориополя и Ташлыка с утра до вечера пылят грузовые автомобили, передвигаются войска, возникают новые макеты танков и артиллерийских орудий, видели много такого, что, несомненно, могли видеть и вражеские летчики, и... ничего не могли определить.
Лишь один пилот нашего полка точно определил в середине августа одно из направлений главного удара советских войск. Но ведь этим пилотом был Батаров! Помню, возвратясь из очередного разведывательного Полета в районы Чимишлии, Тараклии и Каушан и оставшись наедине со мной, Батаров обвел острием карандаша район западнее Слободзеи:
- Начнется здесь, товарищ майор.
- Как вы оказались в районе Слободзеи? Кто вас посылал на тамошний плацдарм?
- Никто не посылал. При возвращении пересек там линию фронта. Я встревожился:
- Говорили кому-нибудь об увиденном?
- Никому, товарищ майор!
- А ваш ведомый?
- Он ничего не заметил.
Я предупредил Батарова о необходимости молчать об увиденном, запретил ему впредь пересекать линию фронта вблизи Слободзеи, сообщил о наблюдениях Батарова командиру дивизии: мало ли что, а вдруг наш разведчик не ошибся? Ведь увидеть то, что увидел он, могли и гитлеровцы.
Батаров не ошибся, но вражеские летчики не сумели заметить то, что заметил он. Во всяком случае, удар с плацдарма западнее Слободзеи враг прозевал. Противник вообще ошибся в определении замыслов советского командования: ожидал наступления на Кишинев, а фашистская оборона была прорвана северо-западнее Ясс и южнее Бендер.
...Приземлившись в Цебриково, полк получил от командира дивизии задачу быть готовым к 18 августа сопровождать штурмовики 305-й ШАД, входящей в состав 9-го ШАК, а также проводить разведку войск и техники противника.
Для этого требовалось срочно восстановить и отремонтировать материальную часть.
В боях на 1-м Украинском фронте из-за сильного зенитного огня противника, крайне тяжелых условий эксплуатации самолетов на полевых аэродромах, а также из-за сложности с материально-техническим обеспечением частей, временно приданных 2-й ВА, материальная часть полка изрядно поизносилась. Случалось, к концу боевого дня' в строю оставалось всего 15-16 истребителей.
Звонит, бывало, командир дивизии:
- Доложите боеготовность!
А что докладывать, если 12 самолетов стоят без хвостовых колес, поскольку камер для них нет; если на двух самолетах необходимо менять моторы, один стоит без обшивки фюзеляжа, у другого поврежден -центроплан, а у третьего пробиты кок и лопасть винта?!
Кудряшов недоволен, а ты приглашаешь инженера полка майора Д. Д. Перминова, старших техников эскадрилий старших лейтенантов Н. Ф. Степанченко, С. А. Сорокина и В. Ф. Богатырева и объясняешь, что нужно совершить невозможное: отремонтировать за ночь минимум 15 истребителей, иначе полк не выполнит боевую задачу, а впереди - Перемышль!
- Сделаете, товарищи?
- Сделаем, товарищ майор.
Ночь спишь плохо. Обещали техники, что к утру будет у полка минимум тридцать самолетов, да одно дело - обещать, а другое - выполнить обещанное. И шагаешь ни свет, ни заря в эскадрильи. И наблюдаешь, как техники звеньев лейтенанты К. И. Прыгун, М. О. Титов, Г. Н. Чехов, Д. Д. Гурьев, И. Д. Головин, Ф. М. Латышев, старшие авиационные механики И. А. Воронецкий, Я. Е. Шушура, П. А. Дяпин, А. Д, Павличенко и Г. Б. Дюбин работают во главе созданных бригад. И видишь, что на двух самолетах стоят новые моторы, на третьем заменена пробитая лопасть винта и заклепан кок винта, на батаровском заделана пробоина, обшивку фюзеляжа на самолете Мордовского заменили и покрасили, только хвостовые колеса многих истребителей, на языке техников "дутики", остаются в прежнем безнадежном состоянии.
- Как будете выходить из положения, орлы?
- Выйдем, товарищ майор.
И, действительно, выходят: набивают покрышки "дутиков" тряпьем, ветошью, кусочками мелко изрезанных резиновых шлангов, делают хвостовое колесо вполне годным на два-три вылета.
Утром докладывают, что выполнять боевые задания могут не тридцать, а Тридцать два истребителя!
Какой ценой добивались люди этого чуда, знают лишь они сами! Но пара за парой "яки" взмывали в небо, уходили на разведку, на прикрытие штурмовиков, и в нужный момент их пушки и пулеметы открывали губительный для врага огонь!
Самоотверженность и изобретательность техсостава полка поражали. Однако нехватку запчастей ими не компенсируешь, время, необходимое для серьезного ремонта, не растянешь.
Вечером 16 августа прибыл долгожданный железнодорожный эшелон с техсоставом. Мы было обрадовались: наконец-то спадет "ремонтное" напряжение! Но радость оказалась кратковременной. Буквально через час на аэродроме Цебриково приземлился самолет командира дивизии. До захода солнца оставалось минут десять. Направляясь к УТ-1 полковника Кудряшова, я прикидывал, где лучше устроить комдива на ночь, но комдив вылез из кабины, не заглушив мотор. Нетерпеливо выслушав доклад, потребовал:
- Дайте вашу карту.
Я раскрыл планшет. Должен отметить, что аэродром Цебриково находился в шестидесяти километрах от линии фронта. На таком расстоянии от нее базируются лишь штурмовики. Истребителям необходимо быть намного ближе.
Кудряшов указал на карте полевой аэродром возле хутора Важный:
- Завтра к двенадцати ноль-ноль полк должен быть перебазирован сюда. Для передовой команды техников выделяются на один рейс транспортный самолет и три грузовика. Есть вопросы?
Вопросов имелось множество, тем более, что в последнее время мы виделись с командиром дивизии крайне редко, но, уловив нетерпение Кудряшова, я ответил, что вопросов нет.
- Тогда выполняйте приказ,- сказал комдив.- И учтите, что на разведку с аэродрома Важный придется делать по десять - двенадцать вылетов в день.
Спустя несколько минут самолет Кудряшова скрылся из виду. Я медленно вернулся на КП. Что такое один рейс Ли-2 и один рейс трех грузовиков? Капли в море! Большинству авиаспециалистов опять придется добираться до нового аэродрома на "попутных" или на своих двоих! А Важный не под боком, до него по дорогам 70 километров. Значит, в начале боевых действий рискуем остаться без многих механиков, мотористов и оружейниц! Справимся ли?
На КП находились майоры Морозов, Куксин, Фейгин, капитаны Чурилин, Волков, Батаров, инженер-майор Перминов.
- Срочно готовьтесь к перебазированию,- сказал я. - Учтите, новое место необжито. Посадочная полоса минимальных размеров с препятствиями на границах.
Утром 17 августа провели митинг, разъяснили людям задачи полка в предстоящих боях за освобождение Измаильской области Украины и Советской Молдавии.
Парторг полка капитан Греков говорил, что в ходе предстоящей операции наши войска начнут освобождение народов Восточной Европы от гитлеризма и продажных буржуазных правительств, пошедших на сговор с фашистской Германией.
Комсорг полка техник-лейтенант Филиппов призвал личный состав точно выполнять требования командования, отдать все силы делу разгрома гитлеровцев и их сообщников. Выступавшие на митинге летчики клялись, что будут сражаться беззаветно, не уронят чести полка и дивизии, чести воинов Красной Армии.
Времени для подготовки митинга у нас, по существу, не было, тем не менее он прошел организованно и эмоционально, вдохновил людей.
После митинга я отдал приказ на перебазирование, и к 12.00 все самолеты полка и механики, прибывшие на Ли-2, находились па травяном поле близ хутора Важный, приспособленном под полевой аэродром. Несколько позже прибыла сюда передовая команда технического состава на двух "зисах".
В 22 часа 19 августа поступил приказ на ведение боевых действий в течение следующего дня. Полку предстояло прикрывать вылеты штурмовиков. И столь велико было количество этих вылетов, что сомнений не осталось: начинаем!
Шесть часов утра. Яркое солнце, полное безветрие, обещающие зной. И глубокая тишина.
Вот-вот содрогнется от залпа тысяч орудий земля, вот-вот докатится до аэродрома артиллерийский гром передовой, вот-вот покажутся штурмовики, майор Морозов выстрелит в небо зеленой ракетой, взревут моторы наших истребителей, и пара за парой, четверка за четверкой самолеты эскадрилий начнут выруливать на старт и уноситься ввысь... Вот-вот. Но пока тихо. Только жаворонок, набрав "горками" высоту, зависает и начинает звонкую трель, да чего-то пугается и, спикировав, прячется в неподвижной, еще мокрой от росы траве.
Глубокая тишина. Мы стоим на аэродроме и чутко вслушиваемся в нее: капитан Батаров - без привычной улыбки; капитан Чурилин - крепко сжав губы и сведя к переносице черные брови; капитан Волков - щуря глаза. Как струна натянут экспансивный лейтенант Липо Маркарьян. Широко развел плечи, набычился с высоты двухметрового роста лейтенант Павел Беляев. Не рассуждают многословно, вопреки привычке, старший лейтенант Королев и его механик Анатолий Каменчук.
Мы вслушиваемся в тишину. Глядим на запад. Ждем артподготовки. Последние минуты перед боем, в котором может случиться непредвиденное.
Внезапно до слуха доходит слабый, еле различимый гул. Он доносится с востока. Поворачиваю голову в ту сторону. Как по команде, поворачивают головы и другие летчики. А гул все слышней, все явственней, все мощней, теперь это даже не гул, а оглушительный рев многих сотен моторов.
Первыми показываются армады бомбардировщиков. За последней, с минутным интервалом, появляются штурмовики. Зеленая ракета над КП полка взметывается как-то торопливо, словно боясь опоздать. Она не успевает догореть, еще брызжет сноп искр, как на старт выруливают шесть "яков". Шестерку поведет командир 1-й эскадрильи Волков.
Через десять секунд слышим по радио голос ведущего группы штурмовиков:
- "Ласточки", я "дрозд"-восемнадцать! Дайте "крышу"!
Еще через двадцать секунд "илы" проносятся над нашим аэродромом. Ведущий повторяет просьбу, покачивая машину с крыла на крыло. Группа Волкова взлетает, с ходу занимая свое место в общем боевом порядке. Обычного круга над аэродромом "илы", как обусловлено, не делают. Они прямиком следуют к цели. А цель у них - передний край противника южнее Бендер, в районе Хаджимус- Киркенешти.
Мы еще видим штурмовики и истребители, но рев их моторов вдруг исчезает, потонув в другом, давящем реве - в реве начавшейся артподготовки, слившимся с ревом -бомбового удара. Все дальнейшее происходит на фоне неослабевающего грохота. Вздрагивает почва. Группа за группой проходят над нашим аэродромом "илы". За ними взлетают сначала четверка "яков" замечательного мастера воздушного боя Чурилина, затем - группы истребителей под командованием Клепко, Королева, Черногора, Маркарьяна, Рыжова... Все идет, словно по отработанному сценарию. Бомбардировщики, штурмовики и истребители действуют, как единый, хорошо собранный и на совесть отрегулированный механизм. Волна за волной накатываются они на передний край врага.
Около 10 часов звонок из штаба армии.
- Пошлите группу разведчиков в район Григорьевки, Салкуца, Каушан.
- Слушаюсь. Можно узнать, как на переднем?
- Прорвали!
Поднимаются разведчики. Первый вылет, в паре с Шуваловым, производит Батаров. От его-то глаз не укроется ни одно скопление передвигающихся войск противника!
На часах- 12.00. Эскадрильи начали повторные вылеты. Напряжение не спадает. И вдруг - "осечка". Очередная группа штурмовиков приближается к Важнодму, с КП взлетела ракета, а два самолета из четырех, которым следует идти на прикрытие, еще заправляются горючим.
Решение приходит мгновенно: "Лететь самому!"
Бегу к "яку", запускаю мотор. Краем глаза вижу: мой ведомый, штурман полка капитан Оськин, все понял, он тоже в кабине и уже запустил мотор.
- Клепко! - окликаю по радио командира звена.- Выруливай со мной и Оськиным.
Клепко и его ведомый младший лейтенант Бабков четко выполняют приказ.
Показываются штурмовики. Их восемь. Взлетаем. Клепко с ведомым идут в группе непосредственного прикрытия, мы с Оськиным поднимаемся на 600 метров выше, чтобы прикрыть "илы", Клепко и Бабкова. От сердца отлегло: не сорвали вылет!
Штурмовики пересекают Днестр в районе населенного пункта Глинное на высоте всего 200 метров, и, точно в стену, врезаются в бурое месиво из земли и отходов взрывчатки, висящее над полем боя. Дым поднимается так высоко, что даже в кабинах истребителей ощущается удушливый, кислый запах. Каково же стрелкам, танкистам, артиллеристам?!
Нам понадобилось почти две минуты, чтобы пробить бурое месиво. Вышли из него только вблизи Каушан. Здесь встретили заградительный огонь зенитной артиллерии врага. Прошли и сквозь разрывы зенитных снарядов. Цель находилась западнее Каушан, в лесопосадке и русле высохшей речушки, Штурмовики быстро обнаружили рассредоточенные там фашистские танки и бронетранспортеры, построились на высоте 500 метров в круг и деловито, без спешки и без промаха, словно птицы, обнаружившие личинки вредоносных жуков, принялись "клевать" стальные коробки с крестами на бортах и башнях.
Я внимательно осматривался, чтобы не пропустить момент появления вражеских истребителей, но видел только наши самолеты. И там, и тут плыли, стаи бомбардировщиков и штурмовиков, стрижами проносились "яки" и "лавочкины". Фашистских самолетов не было. Их словно корова языком слизнула! Невольно подумалось: предполагал ли враг, что на его голову обрушится удар такой силы? Предполагал ли, что каждая капля крови, пролитая нашими солдатами в сорок первом, каждая слеза, пролитая нашими женщинами и детьми, около 15 часов. В запыленных, небритых, согнувшихся под вещмешками людях трудно было признать обычно аккуратных, щеголявших выправкой механиков и мотористов.
- Товарищ майор, группа прибыла из Цебриково без происшествий! доложил техник-лейтенант И. С. Филиппов.
- Это хорошо, а у нас, кажется, без происшествия не обойдется! громко, чтобы все слышали, ответил я.- Вылет срываем!
Подошел ко вновь прибывшим, поздоровался. Ответили дружно, громко.
- Больных нет?
- Нет, товарищ майор! - за всех ответил Филипппов.- Просим разрешения приступить к работе!
Люди очень устали, даже умыться не успели, но краем глаза каждый тревожно поглядывал на летное поле, отыскивал свой самолет и своего летчика.
- Спасибо за то, что просите работу! - сказал я.- Спасибо, товарищи! Я распоряжусь, обед привезут прямо на аэродром. А сейчас- к самолетам!
Появление основной группы технического состава полка на новом аэродроме в самый напряженный; критический момент не было случайностью. Позже, на досуге И. С. Филиппов, Н. В. Калюжный, А. И. Никишин и другие механики рассказывали, что на марше предельно сокращали время отдыха, старались поддерживать постоянный, достаточно высокий темп ходьбы, чтобы прийти на хутор Важный как можно скорее. Они догадывались, что начало Ясско-Кишиневской операции не за горами, хотели поспеть к ее началу.
Нужно ли говорить, как выручили они полк в первый же день боев?
Утром 21 августа боевое напряжение не уменьшилось, а возросло. Количество групп штурмовиков, направляемых на уничтожение живой силы и техники врага, увеличилось. При этом, естественно, увеличилось количество вылетов истребителей сопровождения.
Основной удар штурмовики наносили по танкам и другой технике противника, действующего в районе Каушан. Тамошнюю группировку гитлеровцев эскадрилья Батарова обнаружила накануне, во время ее выдвижения из района Чимишлии. Удар по этой группировке, нанесенный штурмовиками в первый день операции, желаемых результатов не принес: группировка уцелела, теперь ее приходилось добивать в ходе начавшегося встречного боя восточнее Каушан. Штурмовикам и истребителям сопровождения "работать" стало намного трудней; следовало исключить возможность удара по своим войскам.
Хорошо еще, что в тот день не увеличилось количество вылетов на разведку, и мы смогли привлекать 2-ю эскадрилью к сопровождению штурмовиков чаще, чем это было 20 числа.
На поддержку частей, попытавшихся контратаковать советские войска из района Каушаны - Ермоклия, фашистское командование бросило 21 августа самолеты ФВ-190, прикрытые немногочисленными группами Ме-109. Следует сказать, что на участке южнее Бендер противник в ходе операции так и не сумел нарастить силы истребителей Ме-109. Основная масса их оказалась скованной в районе Ясс, где с "мессерами" вели беспощадную борьбу летчики 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта. Тем не менее, летчики "мессеров" и в районе южнее Бендер попытались действовать в привычном для них "ключе": нападать на "илы" в момент отхода штурмовиков от цели и вступать в схватки с нашими истребителями. Мы быстро отбили у гитлеровцев охоту "активничать", заставили их поджать хвост.
Во второй половине дня четверо истребителей 611-го ИАП сопровождали группу штурмовиков, уничтожавших танки врага вблизи Ермоклии. Ведущим четверки был старший лейтенант К. Л. Черногор. Ведомым у него летел младший лейтенант Г. П. Черевко. Ведущим второй пары был младший лейтенант А. В. Бабков, а ведомым - младший лейтенант П. Я. Дымов.
Возвращаясь с задания, истребители встретили на пересекающихся курсах 14 "фоккеров". Самолеты противника шли выше наших штурмовиков, летевших на бреющем, но ниже "яков".
Младший лейтенант Черевко с комсомольским задором атаковал левофланговый ФВ-190 и сбил его в первой же атаке. Следом за Черевко пошел в атаку Черногор. Он поджег второй ФВ-190. В этот самый момент младший лейтенант Бабков снизу атаковал замыкающий ФВ-190. От длинной очереди пулеметов "яка" замыкающий "фоккер" взорвался в воздухе.
Действия группы Черногора облегчались отсутствием "мессершмиттов", а вот группа капитана Чурилина вступила в бой с ФВ-190 и с Ме-109 и, как всегда, вышла победительницей. Чурилин обладал твердым характером и боевым мастерством. Я уже писал о нем, но не могу не вспомнить снова. Молчаливый, легковоспламеняющийся, он ненавидел гитлеровцев ненавистью, которой хватило бы на десятерых бойцов. Чурилин постоянно рвался в бой. Пребывание на земле было для него мучением. Лишь огромная сила воли позволяла капитану при сопровождении штурмовиков удерживаться от немедленной атаки обнаруженных истребителей врага. Но уж если противник лез на рожон - минуты его жизни были сочтены. Верный принципу: "Ищи противника, первым замечай и первым атакуй!", Чурилин нападал молниеносно, неожиданно и неотвратимо.
В тот день группа, ведомая Чурилиным, встретила 16 ФВ-190, прикрытых четырьмя Ме-109. Четверка Чурилина сначала сбила два "мессера", затем уничтожила три "фоккера", а остальные обратила в бегство. У Чурилина не получил повреждения ни Один "як"!
21 августа удалось выполнить два боевых полета и мне. Первый - утром, на сопровождение штурмовиков, второй - к вечеру, на разведку. О втором вылете хочется рассказать подробней.
Командир дивизии поставил задачу разведать движение войск противника на дорогах Лесное - Тарутино и Лесное - Комрат. Все летчики полка ко времени получения приказа уже сделали по два "боевых вылета, один вылет был только у меня и моего постоянного ведомого капитана Оськина. С ним и пошли мы на задание.
Глазам открылась картина беспорядочного отступления и отчаянного метания врага.
Ошеломленные нашим наступлением, находившиеся явно в состоянии шока, наверняка утратившие связь и реальное представление о происходящем, отступающие войска противника двигались навстречу друг другу: одни - из Лесного в направлении на Тарутино, другие - из Комрата, тоже в направлении на Тарутино. Легковые и грузовые автомашины, штабные автобусы, танки, бронетранспортеры с пехотой, конные упряжки, артиллерия, пехотинцы - все это в беспорядке текло где дорогами, а где по бездорожью, по полям и оврагам, в глубину мешка, который собиралось затянуть советское командование.
Передав данные разведки на КП 17-й ВА и пользуясь отсутствием воздушного противника, мы с капитаном Оськиным решили в ходе полета штурмовать технику противника. Выбор был большой! Восточнее высоты 194,0 пытался одолеть крутой склон оврага штабной автобус гитлеровцев. Солдат и ефрейторов в таких не возили.
- Прикрой, атакую! - сказал я Оськину, Первые пушечные снаряды легли у передних колес автобуса, следующие врезались в салон. Задымив, автобус покатился вниз, столкнулся с идущим грузовиком, опрокинулся, грузовик загорелся...
- Разрешите атаковать бензовоз? - спросил Оськин.
- Добро, прикрою!
Оськин атаковал бензовоз, пытавшийся укрыться в овраге. Сначала снаряды и пули угодили в мотор машины, и та развернулась поперек дороги, а следующая очередь пуль и снарядов пришлась точно в цистерну. В момент взрыва Оськина угораздило оказаться строго над бензовозом. "Як" капитана подбросило, самолет "клюнул" носом, потерял скорость, стал плохо слушаться рулей, однако Оськину удалось справиться с машиной. Следуя вдоль шоссе, мы уничтожили еще по одному вражескому автомобилю.
Удар по целям, обнаруженным нами с Оськиным, наносили две группы "илов" 136-й ШАД. Сопровождали их две четверки Як-1 нашего полка. По самым скромным данным, штурмовики уничтожили и сожгли 10 танков, 12 бронетранспортеров, 8 грузовых и легковых автомобилей противника, до 15 повозок, уничтожили до 200 гитлеровских пехотинцев, рассеяли полк королевских румынских войск.
Кульминационным днем в ходе Ясско-Кишиневской операции стало 22 августа. В этот день 611-й ИАП совершил свыше 100 боевых вылетов и в каждом вел бои с истребителями врага.
Ведущий группы лейтенант В. П. Рыжов с ведомым младшим лейтенантом А. А. Алешкиным и ведущий пары лейтенант П. А. Гришин с ведомым младшим лейтенантом Н. В. Пахомовым, сопровождая 8 "илов" в район Малул-Маре, обнаружили при подходе к цели десять ФВ-190. Самолеты противника находились выше наших истребителей, маскировались облачностью и, как только штурмовики начали обрабатывать войска врага, попытались прорваться к "илам". Четыре попытки "фоккеров" отбили Рыжов и Алешкин, но в пятой попытке паре ФВ-190 удалось прорваться к штурмовикам. Однако здесь их атаковали Гришин с Пахомовым. Гришин тремя снарядами сбил ведущего ФВ-190. Противник немедленно покинул поле боя, исчез в западном направлении. Кстати сказать, летали гитлеровцы 22 августа исключительно с аэродромов, расположенных на территории Румынии: на молдавской земле места для фашистских аэродромов уже не оставалось.
Наше господство в воздухе было безраздельным. Но не все проходило гладко. Противник огрызался, использовал каждую нашу ошибку. Поэтому 22 августа мы потеряли двух летчиков. Случилось это так.
Во втором вылете на сопровождение штурмовиков ведущий четверки наших истребителей старший лейтенант Черного в азарте боя забыл, что его Як-9Т развивает при пикировании скорость гораздо больше, чем самолет его ведомого Як-1. Старший лейтенант резко спикировал в "окно", в котором заметил "мессер", и ведомый младший лейтенант Бабков отстал от Як-9Т еще за облаками. Больше Бабкова никто не видел. Нет сомнений, что младшего лейтенанта сбили "мессеры". А ведь на счету Бабкова было уже несколько сбитых вражеских самолетов, боевую летную жизнь он начинал хорошо, ярко!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги