Винни-Пух и люби друзи

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, В КОТОРОЙ ВИННИ-ПУХ, НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ОН МЕДВЕДЬ, ОБНАРУЖИВАЕТ В СЕБЕ ЗАДАТКИ НАСТОЯЩЕГО ЛЬВА

Услышав это сообщение, Пух очень взволновался и предложил немедленно устроить икспедицию к Восточному Полюсу, но Кристофер Робин был чем-то занят с Кенгой, так что Пух отправился открывать Восточный Полюс сам.

Прекрасно всё-таки, когда

Детей игривая орда

Весельем будоражит дом,

Даруя радостью при том.

Обременительно без слов

Иметь обилье кумовьёв,

Им бесконечно потакать

И всяко-разно помогать.

Когда вы просто рядовой

Зверёк из массы трудовой,

То кумовьёвское тиранство

Для вас, как бабушки жеманство,

До места, в общем, одного.

Но коль достигли вы чего,

То кумовья уж тут как тут -

Летят, как мухи на продукт,

Который каждый должен знать.

Его не будем поминать.

Пух кумовья имел вагон

С тележкой маленькой вдогон.

Им не умея отказать,

Стал их повсюду продвигать,

Чтоб не мешали мёд вкушать

И о горшочках рассуждать.

Но мало то, что кумовья

Возникли из утильсырья

Тарам-Парамского замеса,

Пух также за пределом леса

Их, наглых, взялся разводить.

Хотел он что ли их солить?

Ну, как известно, в голове

С умом опилки не в родстве.

Так вот, один из кумовьёв,

С восточных горных Медведёв

(Иль «МедведЕй»?) в своих горах

Устроил всем трах-тарарах:

Он на своих же земляков

Пошел с войной, как на врагов.

А был тот горный кум-Медведь

Труслив, что стыдно посмотреть, -

Он суетливо убегал

От каждого, кто пролетал

В пределах сотни метров над

Его главою невпопад.

Как трус, подлец и сумасброд

Сумел возглавить свой народ?

Он бесновался, говоря

Перед толпою из зверья,

Но в одиночестве дрожал

И галстуки свои сжирал.

Орлом, короче, среди кур

Смотрелся этот бедокур,

Но - курицей среди орлов

На деле был сей пустослов.

Что Пуха с этим бесноватым

Повязывало? Не понятно.

Пусть кум! Но принято считать,

Что войны гнусно начинать.

Преступно пыжиться войной,

Тем паче - пред своей страной.

С такими даже сам Шакал

И какать рядом бы не стал,

А Винни, стыдно то признать,

Решил паршивца поддержать.

Их крепко связывало то,

Что Миха горный - как никто -

Заморских Скунсов обожал.

И этим Пуху близок стал.

Ведь всем известно: Винни-Пух -

Знатнейший в мире Скунсодруг,

И рупор Скунсовой бреднИ,

Лапши, фигни и трескотни,

Готовый лес родной сгноить,

Чтоб только Скунсу угодить.

Вот Пух и думал: стоит знать

И знаться с теми, кто мог стать

Соратником в его любви

К заокеанским визави…

…И с теми, кто в Тарам-Парам

Поддерживал и здесь и там

Болезный Пухов интерес

К горшкам и пчёлам позарез.

…И с теми, кто что было сил

Во всю и нагло Винни льстил.

…И с теми, кто на все готов

За сладость денежных постов,

Готов и чаще даже рад

Лизать начальствующий зад.

Но отвлеклись… Вернём свой взор

Мы в сторону восточных гор.

Так вот. Воинствующий кум,

В войну ввязавшись наобум,

Вдруг получил с размаху в лоб.

Чего ж он ждал, народофоб?

Решили Михи земляки,

Кого пытался тот в штыки

С земли насиженной согнать,

К вселенской помощи воззвать.

Был призван северный Медведь.

А тот был рад подутереть

Лихому горному глупцу

Нос, как сопливому мальцу.

Ибо малец сей, Пухов кум,

Как недалёкий скородум

Разброд свой горный и развал

Медведям северным вменял.

И вот явились Жеребцы,

Каких не схватишь под уздцы,

И начали МихОву рать

Во всю и с радостью гонять.

Как Миха с войском побежал!

Как он в штаны свои наклал!

Иль «наложил»?! Как он дрожал!

И галстуки свои глодал.

На том бы сказ и завершить.

Какое дело может быть

Нам до трусливых МедведЕй,

Напавших на своих зверей?

Брезгливо только сплюнуть им

Под ноги и уйти к другим

Проблемам, темам и делам,

Наполнившим Тарам-Парам.

Но нет! Отвлёкшийся от пчёл,

Наш Винни, мыслями тяжёл,

Решил пережевать вопрос,

В который Миха горный врос.

Тем более заморский шеф,

Известный всем нам Скунс-аншеф,

Поднял за океаном гвалт,

Звеня как тысяча кувалд.

Для Скунса северный Медведь -

Заклятый друг, кого терпеть

Мог Скунс с большим-большим трудом,

Скрепя зубами, бья хвостом.

И раз уж Скунс - негласный шеф,

Понос словесный растерев,

Слюной забрызгал микрофон,

Давая северным разгон,

То Пух подумал, что и он

Сей гвалт раскручивать должОн.

Короче, начал Винни гнать

Волну словесную. Видать,

Надеялся он, если что

Поддержит Скунс его за то.

А тут и северный Медведь,

В ответ давай себе реветь,

Клыки ощерив напоказ,

Мол, им вонючки - не указ.

А Винни, раз их поддержал,

Для них - напыщенный нахал,

Тупой с опилками мешок,

Уж источающий душок,

Поскольку предал их союз,

Их братских и медвежьих уз.

Но Винни глупо продолжал

Влезать туда, куда не звал

Простой, обычный здравый смысл, -

Лез в эпицентр словесных грызл.

Старался, чтоб заморский шеф

Подумал, что не Пух он - Лев.

Ведь всё, что Скунс от Винни ждал,

Не сделал Пух и не создал,

Поэтому хоть в словесах

Хотелось Винни на весах

Истории остаться, чтоб

Его запомнил каждый жлоб.

Когда опилки в голове,

Ум с ними точно не в родстве.

Всё это глупости. Любой,

Кто обладал бы хоть какой,

Пусть и пустою головой,

Знал то, что гонит Пух отстой.

Нельзя поддерживать того,

Кто жжёт оружьем своего

Соседа или земляка,

Того, чья сущность жестока.

Даже соратники-друзья

На Пуха покосились: «Гля!!!

Куда медведя понесло?» -

Они вздыхали тяжело.

А Винни рыкал аки Лев,

Попавший с полупьяну в хлев.

И требовал от всех своих,

Чтоб поддержали скопом их,

Его и кума, что в горах

Наклал (иль «наложил») в штанах.

Или «в штаны»? Не в этом суть.

Когда начальник гонит муть,

То подчиненные порой

Стараются тот геморрой

Спустить на тихих тормозах,

Ждут, чтобы сей маразм зачах.

Вот так и Пуховая рать

Пыталась мимо пропускать

Ту ахинею, что развёл

Их Винни-Лев и Пух-Орёл.

Но Пух настойчиво взывал,

Чтоб каждый рьяно поддержал

Его и кума с дальних гор.

Такой вот вдохновенный вздор.

Овца молчала. Дикий Кот

Втянул разъеденный живот,

Гриф делал вид, что не вникал

В страстей сжигающий накал.

Лось тупо дёргал головой,

Шакал не брызгался слюной.

Поразбежались звери споро

По дальним рощам и по норам.

Притихли все. Но всё ж нашлись

Такие, что легко взялись

За Винни следом наезжать

На северных и тупо гнать

На них какую-то муру,

Что даже спьяну поутру

Не зародится в голове,

Когда с умом ты есть в родстве.

Махровый националист

Шипящий Гусь и аферист

По части липовых дипломов,

Юрист из Скунсовых доткомов

И Дятел Дятлом с юных лет, -

Вот эти двое Пухов бред

Взялись поддерживать с душой.

Но это всё - само собой.

И тот и этот так глупы,

Как и бетонные столбы.

Но кроме них ввязался в бой

И Пятачок - их рулевой.

Уж он то чётко понимал,

Что Винни глупости толкал.

Не говори, что ты не дюж,

Когда хватаешься за гуж.

А Пятачок по уши влез

В сумбур, что испоганил лес,

И потому-то отступать

Уже не мог, свиная мать!

А Винни продолжал давить

На всех своих, слюной душить.

Те ж упирались, говоря,

Что чтут его де как царя,

Но пить не будут. И кричать,

Что северный Медведь, как тать,

На горца мирного полез,

Отказывались наотрез.

Но Винни брал их на измор.

В полезном деле бы напор

Ему такой же проявлять,

Чтоб что хорошее свершать.

Овца, беря пример с Осла,

В чертополохе залегла.

Пытался так же Дикий Кот

За дубом спрятать свой живот,

Но нет ещё таких дубов,

Чтоб скрыть живот из животов.

Гриф - божий, тайный полицай,

Чтоб не светится через край,

Сильней, чем раньше, закорпел

Над массой компроматных дел,

Чтоб каждый видел ясно то,

Что Гриф, мол, занят как никто.

Лось убежал подальше, чтоб

Его рогато-умный лоб

Давленье Пуха не нашло,

Пока того с ума вело.

Известный глупостью Шакал

И тот на вид умнее стал.

Его такое реноме

Смешило, как раввин в чалме.

Шакал ведь - чтоб не измышлял,

И чтоб не делал - есть Шакал.

Но тут разумно поступил

И в дальний бор побег свершил.

Пусть, мол, страдают ерундой,

Он не при чём, само собой.

Маразм опилковый крепчал,

Но Пух того не замечал.

Ещё сильнее во сто крат

Он как известный демократ

Всхотел, чтоб каждый божий зверь

Лишь так, как Пух, хотел теперь.

Других желаний, чтоб не знал,

Пока б того не возжелал

Великий Винни - вождь зверей

И демократ планеты всей.

Ясна, понятна и проста -

Демократичная мечта.

Демократично то, что он

Считал и в чём был убеждён.

Всё остальное - чушь и бред

И пережиток давних лет.

И вот Овцу он обвинил

В предательстве их политсил.

Что ею, мол, похерен лес,

Национальный интерес.

Чушь несусветная. Любой

Малец иль самый зверь тупой

Прекрасно видел интерес,

Каков в Овце посеял бес.

Национальная беда

Овце, как с Гуся вон вода.

Ей, мягко говоря, плевать

На всю Тарам-Парама стать,

На всяких горных Медведёв,

Разнообразных кумовьёв.

Пусть всё сожжёт трагедий страсть,

Но лишь бы ей досталась власть.

Всё повторяется. Опять

Элита стала разделять

Песочницу напополам:

«В горшок ночной не писай нам.

Свои игрушки забирай

И с нами больше не играй».

Таким примерно общий тон

Был их речей. Как моветон

Считалось, чтоб не посылать

Своих друзей на чью-то мать.

Деленье «ржавых» началось.

Теперь Овце уж довелось

Себе придумать новый цвет,

От Винни отделя свой след.

Они теперь настоль чужды,

Что даже вместе под кусты

Не ходят. Винни и Овца -

Враги до смертного конца.

Чьего конца? - не ясно нам,

Нам этот шифр не по зубам.

Что на последок сей главы

Хотели бы услышать вы?

Как Кот Учёный для себя

Склассифицировал ребят

Из разных фракций всех цветов?

Кого и как судит готов?

Что он готов был предложить,

Чтоб все в лесу переменить?

О нет, наш Кот таки Учён

И от того не обречён

Судить кого-то и рядить,

Советовать о том, как быть.

Он просто автор, Он для вас

Как рупор, что даёт сейчас

Удачную возможность вам

Узнать судьбу Тарам-Парам.

Кот утверждать одно готов:

Любите ваших кумовьёв,

Но не давайте сим юнцам

Возможность сесть на шею вам.