Владимир Маяковский

БЫЛ И ОСТАЕТСЯ

Советская власть еще не рухнула, а только стала слегка шататься, когда началась массированная атака на Маяковского.

Переоценивать все ценности советской эпохи, сотрясая и низвергая ее кумиров, начали именно с него.

В этом была известная логика. Горький и Маяковский — это были два атланта, поддерживавшие фасад сталинской «империи зла». Но у Горького была большая и сложная судьба. Он стал классиком задолго до революции. Он ссорился с Лениным. Он даже одно время был эмигрантом. Маяковский же был в глазах многих не просто поэтом, безоговорочно признавшим советскую власть и ставшим ее преданным слугой. Многим казалось, что он — весь, от первой до последней строки «всех ста томов своих партийных книжек» — был порождением этой самой советской власти, любимым и самым преданным ее сыном.

Счет, предъявляемый Маяковскому, был велик. Ему ставили в вину и то, что Сталин назвал его лучшим, талантливейшим поэтом эпохи. И то, что он написал «Стихи о советском паспорте». И то, что он хотел, чтобы к штыку приравняли перо. Даже обращаясь к маленьким детям, призывал: «Возьмем винтовки новые, примкнем штыки», «Целься лучше!».

Его кляли за богохульство (как будто не богохульствовал Есенин!). И за то, что он мечтал о времени, когда люди будут «без Россий, без Латвий, жить единым человечьим общежитьем» (как будто Пушкин не мечтал о временах, «когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся»). Среди множества предъявленных Маяковскому обвинений были серьезные и справедливые. Но были и пошлые, и дурацкие, и совсем идиотические. Один из хулителей попрекнул Маяковского даже тем, что застрелился он не где-нибудь, а на Лубянке. В этом виделся ему какой-то жуткий символ. Как и в том, что музей Маяковского и поныне находится там же, «плечом к плечу, — как было сказано в той статье, — с надбавившим себе этажей многокомнатным и многокоридорным домом, овеянным ужасной славой».

Все глупости и пошлости, сказанные о Маяковском в последние годы, не хочется даже повторять, не то что полемизировать с ними.

Но оголтелое стремление кинуть за борт («с парохода современности») всех официально утвержденных и признанных корифеев советской словесности сейчас, кажется, уже пошло на убыль. На смену этой тенденции явилась другая, как говорят в таких случаях ученые люди, парадигма. Суть ее сводится к тому, что пришла наконец пора составить некий единый список, в который войдут, так сказать, на равных, все выдающиеся писатели и поэты советской эпохи. Михаил Булгаков и Александр Фадеев, Борис Пастернак и Константин Симонов, Анна Ахматова и Маргарита Алигер.

Лживость самой идеи этого единого списка — очевидна. Об авторах подобных концепций трудно сказать лучше и точнее, чем это сделал однажды Борис Пастернак:

Маяковский, в отличие от Блока, прославлен был — по программе. Он был современникам вот именно навязан. И хорошо известно — кем.

После того как были произнесены знаменитые сталинские слова («Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи»), его, как выразился тот же Пастернак, «стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине». Это было — тут же добавил Борис Леонидович — «его второй смертью».

Да, конечно, убить поэта можно разными способами. И официальная канонизация — едва ли не самый действенный из всех. Но что бы делали мы, чем питались на протяжении веков, не будь у нас этой самой принудительно навязанной нам картошки!

Нет, кто бы что ни говорил, а Маяковский — это тоже «иная, иная, по счастью, статья».

Знаменитые слова Сталина к истинной оценке места Маяковского в истории русской литературы отношения не имеют. Да и не тем совсем он был озабочен, когда начертал эту свою резолюцию на письме Л. Ю. Брик. Наверняка были у него при этом какие-то свои мелкие, политические соображения и расчеты. И тем не менее Маяковский действительно БЫЛ И ОСТАЕТСЯ. Но не «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». Потому что истинное место его не в том искусственно составляемом, а совсем в другом едином списке. Не в том, где Фадеев или Симонов, а где — Державин, Пушкин, Баратынский, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Блок, Мандельштам, Цветаева, Пастернак, Ахматова.

Чуть ли не со всеми своими соседями по бессмертию Маяковский при жизни ссорился. Пушкина сбрасывал «с парохода современности», Мандельштама называл «Мраморной мухой». Об Ахматовой и Цветаевой сострил, что они «одного поля ягодицы». Над Булгаковым откровенно глумился. Но сейчас им всем «стоять почти что рядом».

Мощью своего поэтического голоса Маяковский сравним разве что с одним Державиным. Он был гениальный лирик, великий реформатор русского стиха, блистательный драматург, перед которым на коленях стоял Мейерхольд, замечательный художник, рисунками которого восхищался Репин, наконец, король эстрады.

Но Маяковский юморист и сатирик — это особая статья. Все грани его творческой личности — даже лирика — изначально были пронизаны яростным пафосом сатиры или стихией юмора. (Недаром самые ранние его стихи печатались в журнале «Театр в карикатурах» и «Новом сатириконе».)

В самые интимные лирические стихи у него вдруг врываются резко сатирические, саркастические метафоры:

Или:

И в такие же интимные, лирические, любовные стихи то и дело вторгается юмор:

Или:

Или:

Или:

…………………………………………

В трагических стихах, написанных на смерть Есенина, — юмористически-сатирическое:

И там же:

Сатирические и юмористические мотивы вторгались даже в такие его поэмы, как «Про это», «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо».

Конечно, можно искусственно разделить Маяковского — на Маяковского-трагика, Маяковского-лирика, Маяковского-публициста, Маяковского — сатирика и юмориста. И тогда в этот том вошли бы в основном его «Окна Роста», плакаты, лозунги, частушки и издевательские стихи, в которых он глумился над попами, кулаками, помещиками и буржуями, разоблачал Вудро Вильсона, Керзона. Пуанкаре. Пилсудского, Стиннеса, Вандервельде, Гомперса и прочих, ныне уже давно и прочно позабытых политических деятелей далекого прошлого.

Такой том в лучшем случае имел бы чисто исторический интерес, то есть был бы, в сущности, устаревшим, — как принято говорить в таких случаях, не выдержавшим «испытания временем».

Да и с чисто эстетической точки зрения это было бы неправильно, потому что сатира и юмор были не просто еще одной ипостасью многогранной творческой личности поэта Маяковского. Это было органическое свойство его художественного дара.

И вот именно ТАКОГО Маяковского мы и хотим представить вам в этом томе.