Водки летчикам не давать!

ВОТ ТАК БЫЛО (Чувство глубокого непатриотизма)

Весной 95 года, когда было небольшое затишье в красивом и спокойном городе Грозный, я на «борзом» коне подкатил к своему шефу и вытребовал себе неделю отпуска. Шеф меня мотивировал всякими нескучными словами, я мотивировал шефа и апеллировал к своей контузии и ранению, наконец наш полковник плюнул в мою сторону, но попал себе на ботинок и сказал: «Х…й с тобой, чтоб через неделю — как штык».

Проинструктировав всех кого можно и нельзя, я дернул в к себе на родину. По приезду я выслушал от предков кучу причитаний и наставлений, посидел за столом с родственниками и убыл на свою квартиру. Там, соответственно, обзвонил всех друзей-приятелей и вечером началась грандиознейшая пьянка. Народу было много, водки и закуски еще больше, произносились тосты, пелись песни, кто-то тихонько и интеллигентно, чисто по-граждански, блевал в туалете. В процессе пьянки раздавалось несколько телефонных звонков и чей-то бодрый мужской голос спрашивал:

— А ето квартира такого-то?

— Да, отвечал я.

— А вы завтра на месте будете?

— Да мля, з-заходите, похмелимся, — бравировал я, и бросал трубку.

И так несколько раз. Скоро мне это надоело и я послал звонившего на его далекую прародину.

Далеко за полночь, проводив всех, я бухнулся спать.

С утра встал сам, долго не мог понять, где нахожусь, истошно орал:

— Скамейкин, падла, хде кофе-е, грей душ!

Наконец я понял, что мой матрос Скамейкин остался в Грозном и душ не надо греть на солярке, а просто надо открыть кран. Кое-как поднявшись и одевшись, я поплелся на кухню. И тут в мозги ворвалась трель дверного звонка…

«Кого это прет?» — подумал я и открыл дверь.

На лестничной площадке топтались два интеллигентных милиционера и какой-то капитан с инженерными петлицами на новеньком камуфляже.

— Здрасте, — бодро произнес он.

— Здорово, — буркнул я. — Че хотел? Че не хотел?

Капитан хмыкнул, видно внешний вид мой доставил истинное наслаждение. Действительно: стоит полупьяное тело в трениках, майке, со свежим шрамом на морде и дерзит. Сдержав бившее его изнутри негодование, капитан весьма вежливо попросил меня проехаться с ними. Я подумал, что каким-то образом нашим городским властям стало известно, что доблестный герой чеченской войны приехал в родной город и хотят меня пригласит на какой-нибудь фуршет.

Капитан сказал, что, в принципе, они на машине, и я, накинув спортивную куртку и поменяв тапки на кроссовки, спустился с ними к подъезду. Дальше все напоминало дурной сон.

Возле подъезда стоял «воронок», и пока я стоял открыв рот, менты быстренько впихнули меня в обезьянник и захлопнули дверцу.

— Э-э-э-э-э, ур-роды, вы чё творите! — заорал я.

— Молчи, придурок, отбегался, — сказал саперный капитан, менты поддержали его ржанием.

Дальше все напоминало театр абсурда. Меня привезли в военкомат и засунули в актовый зал к куче полупьяных призывников, на дверях стоял какой-то мабутей и гордо гноил призывников.

Кому-то орать, что я старший лейтенант, представитель разведки ТОФА и тока что прибыл со штурма Грозного — было абсолютно бессмысленно.

Потом пришел тот самый капитан, который оказался начальником отдела призыва. Он начал читать списки команд и выслушивать все пожелания абсолютно не желавших служить призывников.

Я в прострации сидел на табуретке и молчал.

Тут зашел военком и капитан скомандовал: «Смирно!»

Надо ли говорить, что я по привычке вскочил и вытянул руки по швам. Остальные призывники, глядя на меня, лениво начали подыматься.

Военком сказал пару напутственных речей, потом представил мабутейного сержанта, который попытался рассказать, как клево служить в пехоте…

Рассказ сержанта я сдабривал своими замечаниями.

— Вы научитесь стрелять из всех видов стрелкового оружия, — верещал толстый сержант.

— А тебя не научили? — спрашивал я.

Военком хмыкал, капитан багровел, призывники ржали.

— Да я!.. — ерепенился мабутей.

— Да ты писарь видать, вон щеки какие, — бухтел я.

Сержант решил, что я точно попаду к ним в часть и тогда мне капец. Он мне исподтишка показывал кулаки, что-то гундосил, короче выступление я сорвал. Военком прикрикнул на нас, поднял меня и сказал такие слова:

— Вот Вы, товарищ призывник, несколько лет бегали от призыва, а теперь Вам придется отдать Родине долг. Я лично позабочусь о том, чтобы вы попали в одну часть с товарищем сержантом.

Мабутей довольно крякнул.

— А кто Вам сказал, товарищ подполковник, что я Родине что-то должен? А почему в мабуту? — я специально акцентировал слово «мабута». — Че, два года возле какой-нибудь БМПшки загибаться?

Военком открыл рот и сумел сказать:

— А Вы и знаете, что такое БМП, а?

Я не торопясь выдал ему расклады и про БМП-1, и БМП-2 и про БТР — все, что помнил с училища.

Мабутей притух, он попутал все на свете и не понимал, что творится. Столько умных военных слов про БМП он и в части-то наверняка не слышал. Военком удивленно хрюкнул и покосился на кэпа, а потом спросил меня:

— Вот ты же готовый сержант, и почему же не желаешь служить?

— Есть одна причина, товарищ подполковник, но для этого мне надо домой, кое-какие документы взять, а сержантом-то, вы меня зря обозвали.

Военком психанул, сказал, чтобы меня никуда не отпускали и вышел.

Кэп, злобно потирая руки, двинулся вместе с сержантом ко мне.

— Пойдемте побеседуем, тов-в-варищ призывник.

— Да пойдем, капитан, — весьма фривольно сказал я.

Мы двинулись в кабинет к капитану, а сержант-мабутей пытался толчками меня подбодрить.

Мы все втроем зашли в кабинет и я понял, что щас меня начнут воспитывать кулаками.

Так оно и было. Капитан сел за стол, а сержант попытался заехать мне в фанеру. Я добросовестно принял заряд.

Сержант хмыкнул и тока открыл рот. Я впечатал ему со всей ненавистью лоу-кик в левое бедро. М-да, четыре года занятий в училищной секции даром не прошли, сержант рухнул кулем на четыре кости и зашкреб руками, пытаясь обнять свою ушибленную ногу. Капитан попытался вскочить.

— Чё, капитан, неуставняком решил заняться? — злобно вопросил я его.

Он молча открывал рот.

Напоследок, дав волшебного пендаля сержанту, я гордо удалился из военкомата.

Дальше отсчет времени пошел уже на минуты. Понимая, что меня будут ловить, я подхватил такси и в спешном порядке ломанулся домой.

Дома я успел побриться, приколоть на погоны ещё училищного черного ПШ третью старлеевскую звезду, прицепил недавно полученную «отважную» медаль, отбил как полагается берет и засунул в карманы документы. И только я привел себя в надлежащий вид, раздались требовательные звонки в дверь и крики…

— Если не откроет — ломайте!

Я широко распахнул дверь. М-да, в группу захвата теперь входил и ушибленный мною сержант.

Немая сцена из «Ревизора» была ничто с той немой сценой, которую я увидел.

— Ну чё, поехали, имбецилы, — брякнул я и спокойно закрыв дверь, начал спускаться к «воронку».

Надо ли говорить, что сержант-мабутей ехал до военкомата в обезьяннике, со страхом посматривал на меня и тихо поскуливал. Капитан хранил героическое молчание.

— Ну извините, товарищ старший лейтенант, напутал начальник отдела-то, напутал. Вы когда поступали в училище-то, в отделе на призывниках другой сидел, и что-то не срослось там. Вас разыскивали как уклоняющегося. А по поступившим в военные учебные заведения не догадались глянуть. Мда-а-а...

Вечером капитан выставлял мне «кабак», а куча «моих» призывников, увидев меня в форме, надолго решилась дара речи. Все как один возжелали служить в доблестной МП.