ГЛАВА 22

Два дня конного перехода начали утомлять харийского воеводу. Сонно озираясь по сторонам, Маврод размышлял над происходящим. Тысячелетняя легенда, передаваемая из уст в уста от деда к внуку, ожила в один день, заставив харийцев печально склонить головы. Снова война. Последние сотни лет люди устали от кровопролитных междоусобиц в поисках лучших земель. И вот, когда харийцы наконец-то доказали свое право на жизнь, урезонив своих кровожадных соседей, вновь пришла война. Правитель воззвал к клятве, данной их предками, требуя воинов для подавления бунта. Маврод грустно вздохнул, взглянув на заснеженную вершину горы Ара. Целый день конного перехода он смотрел на эту вершину, а она, будто насмехаясь над маленькими людьми, никак не хотела приближаться. Огромные холмы раскинулись у подножия горы, словно подчеркивая ее одиночество и величие. Обернувшись назад, Маврод взглянул на свою могучую десятитысячную армию. Сильны харийские воины, сильны и бесстрашны в бою. Стегнув хлыстом жеребца, воевода громко крикнул, пытаясь отогнать сонливость:

— Веселей! Перейти на рысь! До захода солнца мы должны через реку переправиться! Веселей, вои харийские!

К подножию горы воинство добралось, едва лишь солнце коснулось кромки земли. Купеческий тракт, которым шли харийцы, был узким и каменистым, и кони, спотыкаясь, перешли на медленный шаг. Маврод, подняв голову, с любопытством разглядывал огромную гору, о которой слагали небывалые легенды.

Раздобревший от возраста тысяцкий, проследив за его взглядом, спросил:

— Слышь, Маврод? А правду народ болтает, что на горе этой род амазонок поселился? Будто убивают они всех, кто на гору их ногою ступит?

— Может, и правду. Только кто это точно знает, коли, они всех убивают. Любят люди небылицы всякие слагать.

Он задумчиво склонил голову, глядя коню под ноги.

— А с другой стороны, в клятву пращуров наших тоже мало кто верил. Много воды утекло с тех пор. А ведь едем мы с тобой долг перед Правителем исполнять. Вот те и легенды!

Неторопливо ступая по каменистой дороге, его конь вдруг остановился будто вкопанный, всхрапнув и испуганно прижимая уши. Маврод настороженно поднял руку, давая команду воинам остановиться. В десятке шагов на громадном валуне сидел оборванец, невесть откуда здесь взявшийся. Его спутанные длинные волосы, будто старая солома, ниспадали на грудь, скрывая половину лица. Рваная, повидавшая жизнь рубаха висела на худом костлявом теле словно на чучеле. Весело хихикая себе под нос, оборванец болтал ногами, гулко постукивая осиновой культей о вековой валун.

— Чего ты стал, воевода харийский? Аль дорогу я тебе загораживаю?

Маврод, скривившись от его неприятного скрипучего голоса, поддал коню пятками, пытаясь сдвинуть того с места.

— Но!

Конь вновь всхрапнул, уперто переступая с ноги на ногу.

— Не желает конь идти, надо на руках нести! — Оборванец ухмыльнулся, подражая лошадиному ржанию.

— Ты кто таков будешь? Может, тебе язык укоротить?

Осерчавший не на шутку Маврод положил ладонь на рукоять меча, угрожающе сдвинув брови. Калека, хрипло расхохотавшись, отмахнулся рукой, будто мух прогоняя:

— Ой, не пугай меня, воевода. Лучше помоги калеке, чем можешь. Видишь, ногу я потерял, да и глаза лишился. Ни жены у меня, ни детишек, ни дома родного. Кинь мне горсть монет, добрый дам тебе совет! Кинь-кинь, не скупись, от недоли откупись.

Маврод насмешливо прокричал, оборачиваясь к своим воинам:

— Поглядите, какой мерзавец попался? Кинь ему горсть монет! Я те сейчас камень кину, коли ловкий, может, вторым глазом поймаешь?!

Быстро спрыгнув наземь, воевода подхватил камень, метнув его в наглого калеку. Воины расхохотались, видя, как булыжник попал тому в голову, заставив вскрикнуть от боли.

— Прочь с дороги, хромой оборванец! Руки об тебя марать не хочется! И не распускай впредь язык, когда с воином разговариваешь!

Вновь вскочив на жеребца, Маврод пнул его под ребра и в сердцах стегнул по крупу хлыстом. Конь резво рванул вперед, опасливо косясь глазом на странного незнакомца.

— Злой ты, Маврод, — прошептало обиженно Лихо Одноглазое, злобно сверкнув подбитым глазом, в спину удаляющемуся воеводе. — Тебе калеку обидеть, что с горы скатиться.

Воины проезжали мимо, насмешливо скалясь побитому оборванцу.

— Чего смотрите? Чего уставились? — рассерженно шептало Лихо. — Нога моя веселит? Над калекой насмехаетесь? Много вас, как я погляжу. Надо бы пересчитать вас всех, чтобы никого не забыть. Эй, Маврод! Большое у тебя воинство, дай посчитаю?! Один, два, три… колено подверни. Четыре, пять, шесть… сбегут, теряя честь. Семь, восемь, девять… мечом вас будут резать. Десять…

Воины, прекратив ухмыляться, отвернулись от сумасшедшего калеки, боязливо пряча взгляды. Безумное божество продолжало бубнить себе под нос, тыча пальцем в каждого воина. Долго забавлялось Лихо Одноглазое, сочиняя свои злые прибаутки. Лишь сосчитав всех, до последнего воина, оно спрыгнуло наземь, насмешливо глядя вслед удаляющимся харийцам.

— Эх, Маврод, лучше бы ты дал калеке горсть монет сосчитать. Так нет ведь, пожадничал. Да еще и камнем ударил! — Лихо задрало голову вверх, весело подмигнув заснеженной вершине горы, и оглушительно прокричало: — Ему калеку обидеть, что с горы скатиться-я-я!!!

И рассерженно притопнуло осиновой ногой, заставляя гору содрогнуться. Огромная каменная глыба, с грохотом сорвавшись с горы, покатилась вниз. Грохот лавины стал нарастать, приближаясь к подножию горы. Харийцы закричали, пытаясь обуздать испуганных жеребцов. Будто грянувший с небес гром, каменная лавина обрушилась на хвост конной колоны, похоронив под собой сотни искалеченных воинов. Громко расхохотавшись, Лихо развернулось и пошло прочь, прокричав напоследок:

— Ты это, в гости заходи, не обижу! Повеселил ты меня на славу. Хе-хе! Одиннадцать, двенадцать… головам вашим кататься. Хе-хе! Давно я так не веселился.

Испуганный Лиходей трусливо выглянул из-за камня, глядя вслед удаляющемуся божеству несчастий.

— Спасибо за приглашение. Приду, коли жив останусь.

Покачав головой, Лихо крикнуло, не оборачиваясь:

— А чего тебе станется, хромому калеке? Это сильные телом в бою погибают, а мы долго живем, — до старости.

…Подъехав к узкому горному ущелью, харийцы остановились, повинуясь приказу воеводы. Потеряв под обвалом более тысячи воинов, Маврод был чернее тучи. Мысли о безумном оборванце не покидали его голову, заставляя угрюмо озираться назад. Всю дорогу воины тихо перешептывались меж собой, обсуждая гибель товарищей.

— Ох неспроста сошла лавина. Видал, как этот калека на нас косился? Ох неспроста.

— Точно, неспроста. Негоже воевода с ним обошелся. Кабы еще какая беда не приключилась.

Маврод молча вглядывался в глубь ущелья, будто не замечая недовольства воинов. Крутые скалистые стены пугали его своей тишиной. Казалось, будто все живое покинуло это ущелье, лишь одинокий сокол парил над головой в поисках добычи. Словно отвечая его мыслям, птица, тоскливо вскрикнув, улетела прочь.

— Мечи наголо! Щиты поднять! — Маврод тронул повод, зорко оглядывая окрестности. — Не нравится мне эта тишина. Ох не нравится. Готовность к бою!

Воины как один потянули из ножен клинки, тихо бранясь для храбрости. Испуганно всхрапывая, кони тронулись в путь, то и дело спотыкаясь на каменистой дороге.

Сидя на краю ущелья, Безобраз вытянул руку, подставляя предплечье острым когтям любимца. Хищно приоткрыв клюв, сокол вскрикнул, приземлившись на руку хозяина.

— Тихо, тихо! Раскричался! Всех врагов распугаешь.

Птица раскинула крылья, возмущенно заглядывая в глаза ведьмаку.

— Да знаю я, знаю, что они вошли в ущелье. Лиходей молодец, теперь им нет обратной дороги, завал на конях им не преодолеть. Да что же тебе так неймется?

Безобраз вздохнул, вглядываясь в око назойливого сокола. Через мгновенье, удивленно моргнув, он прошептал:

— Вот оно что! Они все отмечены смертью? Ай да Лихо! Ну коли так, пора и нам за мечи браться.

Поднявшись, Безобраз стал быстро спускаться крутым склоном вниз ущелья, где за камнями притаились сотни его воинов. Неторопливо косолапя, широкоплечий волчий вожак вышел на тракт и, остановившись, гордо скрестил руки на груди в ожидании врага. Предательское эхо донесло звук лошадиных копыт, и спустя несколько мгновений показалась огромная армия харийцев. Завидев незнакомца с соколом на плече, Маврод поднял руку, давая воинам команду остановиться.

— Кто таков? — звонкое эхо вторило ему, отражаясь от скал.

Безобраз громко рассмеялся, заставив птицу испуганно встрепенуться.

— Врагу имя не называют. Уходи, хариец, не искушай судьбу, она у тебя и так короткая. Убирайся домой подобру-поздорову. Дома дети, жена заждалась, а ты смерти в чужих землях ищешь. Уходи.

Безобраз коротко свистнул, и сотни воинов поднялись из-за камней, повинуясь его приказу.

Безумно заиграв желваками, Маврод дернул повод, пуская коня в галоп. Многоголосый клич разлетелся по ущелью, и харийские воины бросились в бой, высоко приподнимая круглые щиты.

Безобраз, покачав головой, повернулся к ним спиной и неторопливо пошел прочь, слыша, как засвистели сотни стрел, срываясь с тугих волчьих луков. Конское ржание смешалось с криками боли и ярости, битва началась. Быстро опустошив тугие колчаны, волки бросились в самую гущу врагов, обнажив свои короткие мечи. Павшие от стрел в авангарде кони закрыли харийцам дорогу, вынуждая воинов топтаться на месте. Волки накатывались живой волной, сверкая одурманенными зельем глазами. Началась кровавая резня, в которой смешались люди и кони.

Сев на жеребца, Безобраз обернулся через плечо, глядя, как обезумевшие от его зелья воины яростно бьются насмерть. Утром, опоив пять сотен воинов отваром мухомора, он превратил их в безумных берсеркеров. И теперь, одну за другой забирая жизни харийцев, они сами догорали, обреченные ядовитым зельем на верную смерть. Безобраз ухмыльнулся, видя, как попятились некогда храбрые харийцы, поддавшись панике. Резво орудуя короткими мечами, волки ворвались в их строй, ныряя под коней и вспарывая им брюха.

Дернув повод, Безобраз поскакал прочь, готовить новую западню для врага. Сегодня он выторговал у судьбы время до рассвета.

…Маврод безумствовал, глядя на последствия жестокого столкновения с волками. Перетянув куском холщовой рубахи рассеченную ногу, он, прихрамывая, пошел по ущелью, вглядываясь в лица павших воинов. Переступая через груды тел, устлавших горную дорогу, Маврод тихо ругался:

— Что же вы за люди такие? Тысяча моих лучших воинов полегла. Безумие!

Спотыкающийся за его спиной тысяцкий кивнул:

— Точно, Маврод. Безумие оно и есть. Ты глаза их видел? А как на мечи шли? Никого не боятся, ни Богов, ни людей. Ты его клинком протыкаешь, а он в лицо тебе смеется, и колет, колет тебя! Нескольких смогли живьем взять, еле связали, до того буйные оказались. Пытать?

Маврод кивнул, стиснув челюсти и горько осматриваясь по сторонам.

— Будем пытать! Все скажут! Одного я не пойму, как же они пешие смяли нас? Сколько воинов положили!

Тысяцкий кивнул, переходя на шепот:

— Ох, Маврод, без колдовства тут не обошлось. Я и сам-то бью их мечом, а промахиваюсь! Это когда я маху давал? То-то! Никак, нечисть им в бою помогала. Чур меня! — старый воин трижды сплюнул через левое плечо, испуганно озираясь по сторонам. — Маврод, может, воротимся, покуда не поздно? Чужая то война, нет харийскому народу до нее дела.

Воевода, резко обернувшись, схватил воина за ворот рубахи, прошипев в лицо:

— Воротимся? Я тебе ворочусь! Долг свой мы обязаны исполнить, не то снесет царь головы, и упокоения нам не будет! Веди к пленникам, говорить с ними буду.

…Наконец-то солнце ушло за горизонт, оставляя позади кровавый день. Сидя у костра и перебирая травы, Безобраз еще долго прислушивался к крикам соплеменников, доносящимся из ущелья. Почувствовав за спиной присутствие Лиходея, он лишь недовольно пожал плечами, пробурчав, не оборачиваясь:

— И чего их мучить. Они же даже имени своего не помнят. Садись, брат, согрейся у огня. Совсем продрог.

Лиходей молча присел к костру, вытягивая мокрые после переправы через реку ноги. Зябко поведя плечами, он подбросил хвороста, поглядывая искоса на Безобраза.

— Сколько воинов положил?

Безобраз вздохнув, поднял раскрытую ладонь, показывая пять пальцев.

— Три тысячи волков супротив их воинства осталось. Выстоим ли?

— Выстоим, Безобраз, обязательно выстоим. Покуда тропами крался, поглядел, чего у них да как. Тысяч восемь, не более. Не зря полегли волки, ох не зря.

Отложив в сторону походный мешок, Безобраз бросил в огонь пучок трав, жадно ловя ноздрями едкий белый дым. Глаза его укрыла поволока, и, ухмыльнувшись, он толкнул брата.

— Восемь, значит, восемь. Завтра и того не останется. Да чего там горевать — перед смертью не надышишься. Будешь?

Лиходей пододвинулся ближе к огню, присоединившись к дурному веселью. Вскоре одурманенные травой ведьмаки хохотали на весь лагерь, наперебой предлагая планы, как победить харийцев.

Отмахиваясь от брата рукой, Безобраз прокричал:

— Да ну тебя с твоим Лихом. Ох и парень, скажу тебе! Сокол мой видел, ну и умора! Рубаха рваная, нога осиновая, а он ему камнем в морду! Кому?! Лиху Одноглазому!

— Зря смеешься, брат. Кабы не оно, полегли бы наши вои вмиг под копытами. Лихо их всех смертью пометило, только, кто его знает, когда им пасть суждено, от нашей руки али нет. Тут судить не берусь.

Безобраз утер кулаком накатившуюся от веселья слезу.

— Да ты не серчай, брат, я же не против твоей ворожбы. Чего только завтра делать станем? Переправиться они лишь на мелководье смогут, река-то бурная. Ну а дальше?

— Чего дальше? — Лиходей моргнул, пытаясь согнать с лица дурную улыбку. — Хватаем первого и топим. Потом второго, третьего… Так всех харийцев по течению и пустим. Харийцы, они же в степях живут, они и плавать-то не умеют. А ниже по течению бобры из них плотину построят. Друг на дружку, харийца к харийцу…

Лиходей расхохотался, ткнув пальцем в лицо Безобраза, вмиг ставшее серьезным.

— А вот тут ты прав, брат. Плавать-то то они и вправду не горазды. Слышь, Лиходей, ты ведь с духами всякими ворожить мастак? А если мы…

Безобраз пододвинулся ближе к брату, тихо зашептав тому на ухо. Вскоре одурманенные травой ведьмаки поднялись и, заливаясь от смеха, побежали к реке.

…Осеннее утро было холодным и туманным, пробирая прохладой до самых костей. Выехав из ущелья, отряд харийцев неторопливо повернул к реке, направившись к мелководью. Маврод послал вперед десяток воинов на разведку. Опасаясь вновь попасть в засаду, харийский воевода не торопился, вглядываясь в каждый куст и пригорок. Выехав к берегу бурной горной реки, Маврод остановился, внимательно осматривая противоположный берег. Огромный лес, раскинувшийся по ту сторону реки, был усеян густым кустарником. Недовольно поморщившись, Маврод обернулся к тысяцкому, пытаясь перекричать шум горной реки:

— Отправь десятка два вброд. Надо бы берег проверить, вдруг западня.

Старый воин ткнул пальцем, показывая на вышедших из кустарника оленей:

— Какая там западня, Маврод? Где это видано, чтобы олени человека не учуяли? Вишь, на водопой пришли, родимые. Сейчас я его…

Тысяцкий достал лук, неторопливо потянув из колчана стрелу.

— Побереги стрелы, — воевода махнул рукой, — почто животину губить. У нас солонины вдосталь, да и далеко до нее, не попадешь. Ладно, твоя правда, дикий зверь человека боится. Переправляемся!

Воины тронули коней, неторопливо входя в бурное течение реки…

Лиходей хлопнул в ладоши, освобождая испуганных оленей от ворожбы. Сорвавшись с места, животные опрометью бросились прочь, через мгновенье скрывшись в густой чаще леса. Дождавшись, покуда переправится первая тысяча воинов, Лиходей схватил ведро с речной водой. Баламутя противосолонь рукою воду, ведьмак зашептал, обращаясь к духам реки:

— Как вода бурлит, так река кружит. Нету тебе брода, нету перехода. Выйди, горная река, накрывая берега. Берегини — ведьмы рек, укротят ваш долгий век. Рек владыка, Водяной, обернись лихой волной! Враг ступил в твой дом родной, насмехаясь над Судьбой!

Вода в ведре закружилась в водовороте, начав выплескиваться через край. Легкое деревянное ведро затрещало, силясь сдержать маленькую стихию, и через мгновенье разлетелось на щепки. Бурная горная река встрепенулась, словно разбившись о крутые валуны. Огромная волна ударила харийцев, опрокидывая навзничь коней и стремительно унося взывающих о помощи воинов вниз по течению. Маврод, затаив дыхание, молчал, наблюдая за тонущими соплеменниками, которых одного за другим затягивало под воду. Над рекой пронесся многоголосый женский хохот, и огромный рыбий хвост, плеснув брызгами, показался над водой. Маврод испуганно съежился, чувствуя, как по телу прошел смертельный озноб:

— Берегини! Русалки проклятые…

Из лесу раздался пронзительный свист, и тысячи стрел взмыли в небо, молниеносно приближаясь, словно рой диких ос. С опозданием прикрываясь шитом, Маврод беззвучно выругался, почувствовав острую боль в плече. Раненые кони заржали, вставая на дыбы и роняя всадников наземь, крики боли и отчаяния слились с руганью. Лишь несколько мгновений в отряде харийцев царила паника. Обломав оперение торчащей из плеча стрелы, Маврод заорал, пытаясь перекричать шум реки:

— Строй держать! Щиты выше! Мечи наголо!

Из лесу вновь дали залп из луков, и, ломая густой кустарник, бесстрашные волки плотной шеренгой бросились в атаку. Широкоплечий коренастый вожак бежал впереди своих воинов, бежал быстро и легко, будто ноги его едва касались земли. Маврод вздрогнул, вглядываясь в его лицо. Размахивая длинным темным клинком, Безобраз улыбался, уставившись прямо в его глаза.

— Да будет на все воля Богов, — прошептал Маврод, беспомощно озираясь на воинов, оставшихся по ту сторону реки. — Ура-а-а!!!

Конный строй харийцев, вновь поредевший после второго залпа, перешел в галоп, словно торопясь умереть. Из лесу, отстав от своих соплеменников, хромая, бежал Лиходей. Что есть сил бранясь на Морану, наградившую его хромотой, демон рвался в бой. Туда, где должны схлестнуться мечи Безобраза и харийского воеводы.

— Я скоро, брат… Я сейчас…

Оставшиеся по ту сторону реки воины не могли обуздать испуганных лошадей, отказывающихся входить в воду. Река продолжала бушевать, все выше поднимаясь в берегах. Стиснув от бессилия кулаки, харийцы наблюдали, как один за другим гибнут их соплеменники, попавшие в западню.

Словно голодный волк, ворвавшийся в стадо овец, Безобраз беспощадно разил врагов своим длинным мечом. Обладая нечеловеческой силой, демон, будто играючи, отбрасывал в стороны коней вместе с воинами. Все живое, с чем соприкасался его отравленный магией клинок, тут же умирало на месте. Каждый раз, выдергивая из мертвых тел окровавленный меч, он вновь искал взглядом воеводу. Запах крови будоражил демона, пробуждая в нем давно забытый облик. С каждым новым убийством Безобраз стал меняться, обретая свои истинные черты. Ужаснувшись его облику, харийцы бежали прочь, боясь вступать с демоном в бой. Ноги Маврода задрожали, когда он вновь встретился с демоном взглядом. Испуганный конь встал на дыбы, сбрасывая своего хозяина наземь. Лицо Безобраза, изувеченное язвами и шрамами прошлых битв, растянулось в кривой улыбке, обнажая острые звериные клыки.

— Вот и все, хариец! Ступай к своим праотцам!

Маврод поднял меч, пытаясь защититься от удара. Харийская сталь со стоном преломилась, и в следующее мгновенье мир закружился в гаснущих глазах воеводы. Кровожадно зарычав, Безобраз схватил за волосы отсеченную голову врага и закричал, поднимая ее высоко вверх:

— Победа!!!

— Победа-а-а!!!

Дружно подхватив его клич, волки завыли, усиливая натиск. Наконец-то подоспевший Лиходей, взмахнув клинком, забрал жизнь своего первого врага. Он расхохотался, когда алые капли крови оросили его бледное лицо. Откинув с лица грязную прядь волос, ведьмак бросился в гущу сражения, выбрав себе в противники самого большого харийца, лишившегося коня. Выписывая в воздухе клинком замысловатые восьмерки, враг с криком бросился на тщедушного ведьмака. Лиходей хохотал, ловко уклоняясь от его ударов, и шептал:

— Вот так! Не достал! Не споткнись о змею!

Оступившись, воин на мгновенье опустил глаза, стараясь не наступить на яростно шипящего гада. В тот же миг черный клинок пронзил харийца, завершая их поединок. Брошенное Лиходеем заклятье, извиваясь, поползло к следующему врагу, опережая хромого злодея. Демон ухмылялся, прокладывая себе дорогу мечом. Он знал, что благодаря своему увечью многим кажется легкой добычей.

— Подвернись нога… ослабей рука…

Один за другим вокруг него падали сраженные враги.

— Не смей девицу рубить!

Воин на миг задержал удар, вдруг увидев перед собой белокурую девицу. Личико ее всколыхнулось, словно горячий воздух, вновь обращаясь ведьмаком, и хариец вздрогнул, пронзенный клинком.

Вскоре все было кончено. Тяжело дыша, Лиходей сел на землю, потирая рукой больное колено и поднимая глаза к небу. Десятки стервятников кружили над полем битвы в ожидании своего часа. Ведьмак покачал головой, будто споря с ними:

— Нет, клятые… Не пришло еще наше время… Не пришло…

Надев на меч голову харийского предводителя, Безобраз долго стоял на берегу реки, вглядываясь в лица оставшихся в живых врагов. Сотни стрел, яростно выпущенных с той стороны реки, будто обходили его стороной, не причиняя вреда. Демон долго смеялся над ними, размахивая головой Маврода и выкрикивая ругательства. Никто из харийцев так и не решился вновь вступить в воду. Развернув коней, воины отправились в родные края. В сердце каждого из них жила надежда, что харийский царь смилостивится и оставит их в живых. Один лишь Лиходей знал правду, задумчиво провожая их взглядом. Не минует кара отступников, клятву пращуров предавших. С плеча Безобраза сорвался сокол, устремившись к голубым небесам. Он нес Стояну долгожданную весть о победе над харийцами.

Загрузка...