Восхождение к власти: город "бога"

Глава третья. По дорогам мертвецов в «Град» священный

Следующий день. Около семнадцати часов.

Дорога пустынна, словно тут пронеслись четыре всадника апокалипсиса, выкашивая любого, кто попадётся на пути и выжигая всё: землю, растительность, пиренейские ландшафты – ничто не избежало жуткой участи погибели.

На небе медленно собираются тучи, подгоняемые прохладным западным ветром, сейчас это светло-серые тучки, но явно через пару часов над этими местами нависнут свинцовые тяжёлые небесные пелена.

- Как же тут… всё опустошено, - пробежала средь пейзажей скорби реплика, наполненная скорее печалью, чем удивлением. – Я как будто оказался дома, в те дни.

Упала она с уст одного из двух человек, что уподобившись странникам древности, истаптывают тысячи дорог «в поисках истины». И каждый из них одет одинаково – лёгкие, свободные одежды практически чёрного цвета – короткие сапоги из кожи прикрывают тканевые штаны, чем-то похожие на шаровары, закрывая поясом одежду торса, который прикрыт шёлковой объёмистой рубахой, накрытой лёгким пластинчатым бронежилетом, и всё это венчается маской на лицах, скрывающей личность.

- Да, брат, - резким голосом отвечает парню второй «странник», - ты уже говорил об этом.

- Яго, ты только посмотри… если бы не сухие кусты и трава, я бы подумал, что попал на Марс. А ведь раньше тут были целые поля зелени и изумрудным покрытием обладали даже эти горы.

- Данте, лучше давай подумаем об операции, - сурово к нему обратился брат, почесав короткостриженую голову, потерев чёрный волос. – Мы сейчас не набережной, чтобы говорить на философские темы.

- Да, знаю. Мы сейчас «на территории потенциального и стопроцентного врага и с должным вниманием обязаны сохранять бдительность», как говорил нам Консул. Но разве нельзя ни подметить, то, что этот край сильно напоминает наш дом.

- Я видел это, когда мы сюда спускались на вертолёте и этого вполне достаточно. И как нас только ПВО не заметили…

- Яго, тут нельзя говорить и регулярных армиях, а про систему ПВО вообще стоит забыть. Может страны побогаче и крупнее могут себе позволить пару полков с ЗРК, а у Теократии так пара штук вообще в столице… если я не ошибаюсь.

- Ну да, а мы высаживались на границе. Что ж, Орден будет рад узнать, что тут нет противовоздушной обороны.

«Орден» - усмехнулся в мыслях Данте. – «Он-то будет». Данте, не зная о чём говорить сейчас с братом, вспомнил про то, чему поклялся в верности. Конечно, идеал служения в Рейхе — это Бог, Канцлер и родина, со всеми ценностями, которые они порождают – веру, беспрекословное служение церкви и государству, верность отечеству и нет места в Империи тем, кто не разделяет эти идеалы. Богослужение и служба государству до смерти – вот тотальная идея Рейха, подаваемая, как антипод кризису и разрухе, которую переменяют слуги Канцлера. Но ведь должны быть и те, кто поддерживает примером и словом идейную основу Империи, те, кто несёт неугасаемый свет веры в земли постапокалиптического варварства, развеивая новые тёмные века, скидывая прогнившие элиты и вселяя в угнетаемый люд надежду, что разгорится подобно пламени и выжжет из сердец и умов пресловутую верность местным царькам и лордам, обещающие под своим крылом процветание и могущество. Однако этого не дают, продолжая пировать средь чумы и бедствий. И по мудрой воле Канцлера были созданы Ордена, на базе элитных отрядов из армий Первоначальных крестоносцев, которым вверили самую важную и священную миссию – идти впереди всей армии, с зажжённым факелом света новых истин и по мере сил проповедовать и убеждать население в своей правоте и силе причастности к общему делу Рейха, а если народ настолько впал в ереси духовно-либеральные, что отвергает тёплый ласковый огонёк Империи, способный его обогреть в тяжёлый час, то свечи в руках воителей и капелланов орденов обращаются в факелы, которыми они обрекают на пожарище непокорные земли, отчищая их от скверны.

Сначала Император задумывался о создании одного-единственного ордена, но потом пришёл к мысли, что несколько элитных подразделений будет иметь куда лучше.

Данте, вспоминая об орденах, находит их авангардом механизма прогресса, имя которому Рейх. Парень искренне рад, что есть те, кто готовы показать людям, что можно спасти души и продлить жизнь земную следуя духовным ориентирам, «звёздам морального просвещения», которые сходят с фолиантов и уст капелланов и священников орденов. Они – первые, кто заставляет людей усомниться в прошлом, первые, кто может их заставить отречься от промозглых путей былого существования, они единственные, кто готов жертвовать собой ради людей, выступая на передовую бесконечных воин.

И каждый орден имеет свой неповторимый характер и манеру поведения – «Пурпурные сердца» - милосердные проповедники, подкупающие милостью и готовностью всегда помочь обездоленным всем, чем могут; «Алмазные щиты» - всегда встают на защиту угнетаемых и рабов, с ревностью повергая угнетателей и втаптывая их в грязь; «Палачи» - устрашающие и бесстрашные, атакующие без предупреждения, заранее выносящие приговор и исполняющие его с устрашающей педантичностью, и только потом, приступая к общению с простыми людьми; «Железные ангелы» - холодные и безжалостные – один раз заявляют о намерениях, и коли люди отказались от вступления в Рейх на них опускают жестокую кару; и «Крылья ветра» - стремительные и порывистые, наступают без предупреждения, но с агитацией и пропагандой, что становится хорошим подспорьем при наступлении.

Пять орденов – сияющие бриллианты, которые всегда готовы броситься в центр любой битвы, руководствуясь девизом - «Коль не приняли крест и слово праведное, так познают пусть меч и огонь».

Однако рассуждение об орденах неожиданно привело парня к мысли «А где – мы?»

- Брат, а мы правильно идём? – забеспокоился Данте. – Давай сверимся с картами, а то за этими нагорьями и холмами ничего не видно.

Яго усмехнулся и его строгое, будто отёсанное из камня, лицо с квадратными чертами, обрело ноту добродушия. Брат поднял руку вверх и указала на высоченное строение, сияющее золотым блеском и став ярким маяком для каждой заблудшей души, как видят строение люди этих земель.

- Вон, пирамида. Идём строго на неё и выйдем вскоре к Граду.

- Слишком огромная. Как я мог её упустить из виду? Я думал, идя по дороге, сможем ориентироваться.

- По дороге, - удивился Яго и топнул сапогом по земле, подняв клубы светло-коричневой пыли. – Где ты тут видишь дороги? Их тут сотней войн и химическим противостоянием просто сдуло.

Данте ухмыльнулся и продолжил идти. Возвышение за возвышением, холм за холмом, по малым нагорьям по протоптанной дороге они идут вперёд, в сторону Града, который удаётся увидеть изредка, когда братья оказываются на достаточных высотах, и то он представляется маленькими частями, не достаточными, чтобы выстроить образ столицы Теократии. Но больше всего взгляд Данте приковывает не мимолётные виды Града, а образ дороги, по которой они топают. Асфальт тут если и попадается, то в виде редких кусков пыльного камня, валяющегося где-то у краёв дороги. Выгоревшие и разрушенные автомобили, ставшие грудами мусора, растаскиваемые бедняками и мусорщиками, но люди часто пытаются преодолеть дроги на машинах… некоторые глохнут, другие подвергаются атаке мародёров, а третьи «случайно» загораются от рук самих ездоков, которые решились обобрать и покончить с пассажирами, друзьями или вообще семьёй, а поэтому поток металлолома на тысячах путях Иберийского Полуострова не уменьшается. Какие-то растаскиваются, а какие-то остаются зловещим напоминанием человеческой сущности. Парни идут возле самых настоящих призраков, которые отвратительным видом показывают, до чего докатился разделённый народ на этих землях, впав в дикарство и безумие, и ступая мимо обгоревшего металла. У Данте копится скорбь на душе, ибо во всём этом он видит прошлое своей родины – юга бывшей Италии. Дорога, помимо машин, усеяна мелким, но не незначительным, мусором – разбитая посуда, стёкла, бутылки, выцветшие детские игрушки. Парень, бегая взглядом по тому, что под ногами, понимает, что игрушками когда-то играли дети, а если они тут, то сами их владельцы похоронены где-то у дороги или ещё хуже – на рынках Южного Халифата ценятся молодые рабы, а остальные страны, алчущие дешёвой рабочей или и развлечений только и рады покупать невольников. Вещи быта, почерневшие и россыпью, лежащие на пыли говорят о том, какое множество простых людей – мужчин и девушек, взрослых и детей тут сгинуло – их либо убили, скинув на края печальной стези или продав за несколько песо в лапы работорговцам или богатым извращенцам.

Гнетущая атмосфера дороги, ставшей последним путем для тысяч людей, не даёт Данте покой. «Столько смертей и ради чего?» - спрашивает себя парень. Свобода и независимость новых стран вылилась в долгую войну, наплодившую армии мародёров и бандитов, живущих только для себя, убивающих и грабящих, насилующих и ворующих. А национальные армии настолько ослабели, обнищали и оскотинились, что могут удерживать только область столиц, а остальные земли, если повезёт, контролируют наёмники, или никто. Оттого дороги и становятся не путями живых, но стезями мертвецов, воющими слабыми голосами проклинающие роковые ошибки прошлого.

- Тише, - заговорил Яго, развеяв мысли брата. – Слышишь?

- Нет, - стал оборачиваться по сторонам Данте. – А хотя… вон там.

Братья увидели, как средь груд металлолома, покачиваясь, волочит ноги странный силуэт. Бормоча под нос, цепляясь за каждую помятую крышу, человек медленно продвигается вперёд. В рваной майке и джинсах, поджарый смуглый светловолосый парень, потирая впавшие щёки, сонным взглядом карих глаз, пытается сфокусироваться на тех, кто идёт к нему.

- Он что?! – приложил ладонь к пистолету на поясе, вопрошает парень.

- Да, Данте, пьяный в мясо.

Два парня подошли к мужчине, который рухнул у борта машины, облокотившись на неё, приложившись головой об ржавую дверь.

- Ты кто? – на «общеиберийском» с вопросом наклонился Данте, отмахиваясь от жуткого перегара. – Откуда путь держишь?

- Я г-ул-г-яю по до-р-рогам солн-нчных степей, - пьяным бормотанием ответил мужчина.

- Брат, ты же видишь, что он не вменяем, - почти рассердился Яго.

- Подожди, - отмахнулся Данте и обратился к пьянчуге. – А как тебя зовут?

- Ве-рхф-рф-оль.

- Верфель?

В ответ мужчина глубоко кивнул.

- Славно, а почему ты напился?

- Всё пр-пропало. Фер-р-рма сг-орела, ден-нег нет. За дол-л-гхи.

Данте поднялся.

- Вот видишь, Яго, это просто бедный человек, который напился какой-то дряни от того, что всё сгорело. И видимо его ферму подожгли в отместку за неуплату долга. Вот дикое место.

- Как информативно, - поёрзал Яго. – А теперь давай идти… от него мы ничего не получим.

Данте подумывает дать ему денег. «Но зачем? Чтобы он всё пропил, когда очухается?» Пусть сначала протрезвиться» - пораскинул в уме парень и пошёл за братом дальше.

Два брата идут дальше, оставив позади мужчину, который видимо заснул, но их встреча не была единственной и уже через пару минут молчаливой ходьбы к ним навстречу выходят уже два силуэта, которые шли сравнительно ровнее и спокойнее, прежнего ходока. Драная юбка, изорванные лоскуты ткани, обмотанные верёвками и какие-то шлёпки – такова одежда темноволосой дамы, с большими глазами «на выкат», на фоне исхудалого анорексичного лица. На мужчине, который плетётся рядом с ней, вообще только оборванные штаны, из которых сделаны шорты, со старыми туфлями, а спичечное тело закрывается накидкой из кусков различных полотен ткани.

- День добрый, уважаемые, - обратился Данте, ощущая, как вместе с ними стало навеивать смрадом тухлятины и экскрементов.

Два человека опешили от встречи. Кажется, что они не ожидали, что к ним обратится один из братьев и хотели пройти дальше, оставаясь тенями на дороге.

-Здравствуй, говорю, - вновь обратился Данте.

- А вы не из этих краёв, - высказался мужчина слабым практически шепчущим голосом.

- А как вы угадали?

- У вас, несмотря на отточенный общеиберийский, проглядывается холод… топорность в словах, - договорил мужчина и тут же опечаленно добавил. – Простите, нам пора.

- А куда путь держите?

- В…

- Тише, Марта…

- Вы нам не доверяете? – вопросил Данте.

Истощённый до ужаса мужчина поднял ослабевший взор бурых глаз и заглянул в очи Данте, дёрнув парня за душу.

- Нам некому доверять. Сейчас такое время, что любое слово, любой взгляд может стать виной твоей кончины… и я не хочу умереть.

Из уст, где мелькают коричневые и гнилые зубы, исходит страшная вонь, открытые участки тела покрыты незаживающими язвами и ранами. Смотря на нищего, коммандеру становится не по себе, нисколько от вида, столько от того, насколько может опуститься народ, на какие глубины нищеты. Удивления на душе Дане нет, ибо он видел это, неисчислимое множество раз у себя на родине, а рождается скорее негодование, озлобленность. А тем временем мужчина продолжает:

- Это время, когда у нас нет иного места чем, под подошвой сапога хозяина. Как мы можем кому-то доверять, если нас любой богатей может раздавить, как тараканов? Как мы может доверять вам, если видели вчера, как человека, сказавшего, что идёт домой, избили у порога?

- Понимаю…

- Нет, ты не понимаешь ничего! – обессиленно выкрикнул мужчина, но его горло перехватило, он обхватил шею двумя руками, прошептав. – Ни-че-го.

Данте залез пальцами в кисет на поясе и вынул оттуда две стальные монеты, блеснувшие серебристым блеском, и положил их в ладонь мужчины.

- Вот. Не умри с голоду.

- Спасибо, мил человек.

Братья и пара разошлись и Данте уловил краем уха еле слышимую слабую реплику, сказанную женским слабым голосом:

- Нет, я не могу так.

- Ну, Марта, это не наше дело.

- Господа! – крик девушки больше похож на печальное воззвание.

- Да? – отреагировал коммандер и вместе с Яго остановился.

- Вы же идёте в Град?

- А как вы догадались?

- Хм, это просто – вы на дороге, которая ведёт именно туда.

- И?

- Вы помогли нам, я помогу вам. Будьте осторожны, при подходе к городу, вас могут ограбить.

- Кто?!

- Банда «Чёрный глаз»… они ходят под Приходом, а потому их никто и не трогает. Обирают честной народ. Я вас прошу, мальчики, только осторожнее. Не хочу, чтобы такие люди сгинули на пустошах.

- Спасибо тебе… Марта.

Двое парней продолжили путь по разбитой дороге. Яго посматривает в стороны, в поисках возможной угрозы, и вместе с этим рассуждает о поступке брата, находя его опрометчивым. Он любит брата, но излишняя мягкость Данте к обычным оборванцам, отвлечение от главной цели ни к чему хорошему не приведёт, а скорее затуманит рассудок, отвлечёт от основной цели. Хладность Яго ко всему миру умеряется теплотой к брату, но порой он ведёт себя, будто не знает, что попал в мир, где, если не съешь ты, съедят тебя. Десятки загубленных душ для Валерона не более чем чья-то дальняя история, или рассказ, которым можно развеять скуку, но никак не способ руководства или элемент мира, который заставит его растрогаться. «Не моё – меня не касается» - таково жизненное кредо Яго. Если обидят его друзей или брата, он готов за них заступиться, если даже на кону будет стоять его жизнь, но если дело касается незнакомых людей Яго даже и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Кто-то называет это хладнокровием, бессердечием, но сам Яго привык нарекать это «рациональным использованием моральных и физических сил».

Тем временем голова Данте всё так же забита сожалением о тех людях, которые ему повстречались. Он помнит слова клятвы, данной им перед первым военным наставником, имя которому Джузеппе Проксим. Данте искренне поклялся, что будет сражаться против нечисти и во избавление мира от преступников-угнетателей, которые точно паразит убивающий живое тело. Он – офицер «Утренних теней», ставших потом «Палачами» и спустившись на пару должностей ниже только рад, что он сам может на передовой невидимых войн стать предтечей грядущих изменений и лично бросить многоликому противнику. Банды, секты, «новая аристократия» - вот те лица, за которыми прячется алчный и жалкий человек, за которого дёргают его слабости и похоти, разжигаемые «потусторонним огнём».

Неожиданно мысли обоих парней развеялись, а сами они потянулись к пистолетам на поясах. Впереди идёт мрачная процессия – люди в капюшонах, а над ними штандарты с сияющими ромбами. Человек шесть, не больше – три спереди и три позади, которые и несут хоругви. От них не исходит перегара или вони, только лишь отчётливо слышимый молитвенный гул и дурманящие ароматы благовоний. Они медленной походкой приблизились к «путникам» плавно остановившись, встав багряной стеной между двух покорёженных автомобилей, заблокировав путь.

- Эй, вы чего? – возмутился Данте.

- Вы не местные? – ответила вопросом одна из фигур.

- По акценту понятно?

- Да нет. Местные бы вели себя по-другому при встрече с нами. Вы откуда?

Всех капюшоны опущены настолько низко, что не видно даже их ртов, не говоря о носах и глазах, а поэтому братья даже не могут определить, кто говорит. «Как огни видят куда идут?» - спросил Данте у себя и, увидев на багряных капюшонах чёрные вставки из лёгкой ткани, прозрачной изнутри, понял, как они разбирают дорогу.

- Мы идём с запада, - в разговор ввязался Яго. – С Окситании.

- Ох, а что вы ищите в священной земле нашего Кумира? Просвещения благими истинами о нашей вере? Или ищите духовный покой? Вы вообще правоверные?

- Конечно, - произнёс Данте, пытаясь подобрать наиболее общий комфортный ответ. – Всё что вы назвали. Так же хотим повидать родню.

- Что ж, тогда у вас есть минутка поговорить о боге нашем – великом Кумире? – спросил один из сектантов и с ревностью добавил. – Это непременно необходимо.

Из материалов, прочитанных перед операцией, Данте помнит, что в землях этих всем владеет тоталитарная секта, имя которой Приход, поклоняющаяся некому Кумиру – вестнику высших сил, который сам является божеством. Так как она главная и единственная сила в этом регионе, то лучше всего будет до поры до времени потакать их просьбам.

- Хорошо, - как-то нехотя ответил лейтенант-коммандер, - у нас есть минутка, чтобы вас послушать.

- Ага! – обрадовался кто-то из культистов. – Мы знали, что ты согласишься… с нами сам Кумир говорил и предрёк, что «наступит век, когда нам даже иноземцы не откажут в святом слове!»

Один сектант из-под балахона достал книжку, обтянутую тёмно-бардовой кожей и протянул её на двух ладонях братьям. Данте узрел на ней символ, выжженный видимо паяльником – шесть ромбов, сплетённых меж собой.

- Мы, «дорожные служители-проповедники», - начал заворожённо говорить кто-то из толпы, - несём слово о Кумире. Так держите его священный труд, обнажите ваши грешные души для нового знания, позвольте истине заполнить ваши разумы и исторгните прочую ересь. Забудьте ваших родных и отечество оставьте, ибо как только вы переступите порог Града святого, вы сами захотите оставить все цепи и скинете кандалы с души, взлетев к новому познанию мира.

Рука Данте легла на книжку, и он взял её, собираясь положить в тканевую простенькую сумку за пазухой, но тут отшелушилась частичка краски, которую Данте не заметил и потёр губы. Как только краска коснулась кожи, он инстинктивно облизнулся и тут же почувствовал металлический привкус на языке. Данте ещё раз спешно бросил взгляд на чёртову книгу и понял, что её обложку вымочили в крови. «Проклятые культисты!» - выругался парень. – «Только бы не человеческая».

- А теперь давайте замолвим слово о Кумире нашем, - продолжает незнамо кто из толпы. – Он та яркая звезда, что освещает наш путь, он великое сияние и слава нашего края, в свете которого греются наши души. Вы, жалкие существа, черви по сравнению с ним, должны знать, что при встрече с ним – падайте на колени, а об его приходе возвестит яркий божий свет. Если он вам даст священный указ, то исполните его и не важна его суть, ибо в бесконечной мудрости его мыслей и планов, даже ваша нелепая гибель есть величайшее творение его разума. Он альфа и омега всего сущего, посланец шести духов этого мира, а посему его власть на земле не ограничена, а поэтому, покоритесь ему.

Слушая это, Данте лишь улавливает речь, мало похожую на структурную мысль, это скорее хвалебная песнь, сотканная из кусков мимолётных помышлений о Кумире. «Неужто настолько их разум повредился, что они рыскают по дорогам в поисках любой паствы и обливают речевым мусором каждого встречного?» - спросил у себя Данте.

- И, в конце концов, - снова заговорила «стена дорожных служителей», - когда достигнете Града, приклоните колена перед Приоратом гостей и занесите имена свои, да место положение во Граде, дабы люд просвещённый смог вас по мере проповедей обратить вас в веру нашу… не отказывайтесь от этого, дайте своим душам пищу из истины Кумирова!

Стена из жрецов Прихода расступилась, давая пройти Данте и Яго, которые мельком проскочили мимо них. Два брата поспешили прочь от сектантов, сделав шаг в два раза быстрее, снова взбираясь на какое-то непонятно возвышение, заваленное древними авто.

- Как тебе, Яго?

- Кто? Эти клоуны? Да так себе, шоу на любителя, но я читал в рапорте разведки, что именно такие простенькие россказни да байке позволили тут всё взять под крышу тем шутам.

- Не думаю, что байки, Яго. Только все их проповеди и речевой понос упали на благодатную почву.

- Ты про надежду?

- Про неё самую… то, что даёт силы человеку, в правильных руках, превращается в оружие рабства.

- И как же это работает тут? Я пока ничего кроме безнадёги ничего не вижу.

- А ты получше оглянись и вспомни, что нам говорили на планёрке. Приход им даёт надежду, что их души будут спасены, и что возможно завтра будет житься лучше. Они говорят, что без Прихода тут всему бы пришёл конец, что плохая власть лучше хорошей анархии. Их надежда, что поклоняясь Кумиру, они смогут протянуть ещё пару месяцев жизни без террора Прихода, а затем ещё пару, понимая, что это единственная власть, способна удержать эти земли от голимого кровопролития.

- Может и так, брат, - хладно буркнул Яго, - может и так. Я пока вижу, что люди запуганы и не хотят лить свою кровь за то, чтобы стать свободными или обрести лучшую жизнь, так что я бы добавил ещё один элемент рабства – страх перед хозяином.

- Страх и надежда… поистине великие мотиваторы. Надежда даёт им утешительные мысли, что завтра может быть лучше, что без устоявшихся рамок и гнилых устоев мир бы рухнул, став полем бесконечной войны, а страх заставляет людей верить во всю эту чушь и устрашает народ даже от инакомыслия, не говоря уже о выступлении.

«Но что есть страх и надежда без религиозного опиума?» - промелькнула мысль у Данте в голове, и парень мгновенно смекнул, что причастие к единому, безоговорочная вера в силу Прихода и разделение его веры в Кумира, стянуло людей единой цепью и передало её в руки хозяев. Они служат, подчиняются и слушают Приход не только потому, что боятся его или испытывают надежду в завтра, а оттого что верят в каждое слово иерархов культа и готовы исполнить его с маниакальной ревностью. Данте осознал, что в этом краю есть ещё и третья скрепляющая сила, а цепи от этого становятся только сильнее и Данте увидел, что эти места ждёт только очищение огнём. Никаких переговоров или попыток переубедить население не будет – практически всех выкосят подчистую, так как сектантов невозможно убедить в своей неправоте.

Что-то шелохнулась за трёхметровой кучей машин, и имперец запустил руку в задний карман, вытащив шарообразный предмет размером с небольшое яблоко, блеснувший металликом, попутно вынимая пистолет. Яго проделал такое же действо и вот у братьев в руках оружие, похожее на револьвер, только вместо барабана с патронами такого же размера батарейка.

Они стали идти медленно, постоянно осматриваясь, но всё равно зашли в мешок, который моментально захлопнулся. За машинами возле дороги оказались люди во всяком рванье с арбалетами, луками и самодельным помойным огнестрелом, а из-за кучи авто подалось полдюжины таких же оборванцев с примитивным оружием.

- А ну стоять! – кто-то крикнул. – Стойте смирно, а не выпотрошим!

Италиец осмотрелся. Двенадцать человек – восемь мужчин, две женщины и два объекта непонятной наружности – крашенные, малёванные фрики, в блестящих пурпурных одеждах, в отличие остальных, которые в каком-то рванье. Только у троих есть огнестрельное оружие, у двоих луки, а у четверных арбалет, а остальные с палками, с гвоздями.

- И что вам понадобилось? – вопросил Данте. – Наверное, грабить нас?

- А ты это…, как его… во, догадливый, - кто-то ответил.

- Так! – среди толпы выделился седовласый мужчина чёрном плаще, оборванных штанах и сланцах, обветренным и морщинистым лицом, став сверлить взглядом искусственного практически потухшего алого ока парней. – Вы, сучьи дети, сейчас нам всё отдаёте и можете идти отсюда с миром.

- А если не захотим?

- Что ж… сейчас у вас есть два варианта. Вы нам отдаёте все пожитки и спокойно проваливаете к мамочке. Второй путь – мы вас тут положим и с ваших трупов всё возьмём. И не думайте, куда-либо обращаться с нытьём. Мы ходим под Приходом, а значит, неприкосновенные.

- Мы, пожалуй, выберем третий вариант, - хладно и тяжело сказал Яго, резко вздёрнув пистолет, тут же нажал на спусковой крючок.

Сухой треск раздался на всю округу, и луч жёлтой энергии ударил в лоб старику-разбойнику, сделав в голове дырку, заставив бандита рухнуть наземь. Коммандер кинул гранату в сторону туда, где столпилась кучка мародёров, приложившись к борту машины. Одним оглушительным взрывом шестеро преступников разбросало в сторону, вспоров осколками их тела. По крыше машины, где засел коммандер, прозвенела дробь, затем ещё один её пучок отскочил от металла, и лейтенант встал, но не успел выстрелить. Два луча промелькнули возле него и прожгли дыры в стрелках. Ровно вставший Яго отстреливает мародёров как цели в тире. Тем временем Данте перекатился к другому укрытию, откуда расстрелял грудь незадачливого арбалетчика. Ещё перебежка и ещё один лучник с пробитым горлом валяется на земле, а последнего добил брат, прострелив ему глаз и затылок.

- Перебили как мясо…

- Они и были им, Данте, - сурово заговорил Яго, убирая пистолет, - они не более чем жалкие существа, не достойными жизни. Душегубцы.

- Пойдём уже.

Два брата миновали возвышение, и вышли напрямую к Граду, который явился им во всей красе – в ложе гор устроен город, а из самой высокой горы торчит пирамида. Данте и Яго остановились, чтобы осмотреться. По одним преданиям, его построили ещё во времена становления Теократии, для того, чтобы Кумир, посланец небесный, получил дом на земле не хуже небесного, а вокруг образовался тот самый Град, как город божий, поселение вокруг сонма духов. По другим мифам он был домом для всех религий объятого огнём полуострова, без всякого Кумира.

Жемчужные ворота главной стены, идущей от начала хребта до квартала Чисагуэс и золотистая дорога – отсылки к библейским повествованиям, где говорится, что в «Небесном Иерусалиме» есть дорога из начищенного золота и ворота из жемчуга. Всё это создано, чтобы подчеркнуть сходство, заставить ещё больше людей поверить в истинность слов Прихода. У ворот и стены Данте и Яго видят огромные, разбухшие от всё новых и новых людей, кварталы из трущоб.

- Интересно, сколько же тут людей?

- Миллиона четыре… может три, - прохладно дал ответ Яго, - а теперь пойдём.

Данте не переводит взгляд с пирамиды. Трёхгранная и золотая, двухступенчатая, от вершины горы возвышается на девять сотен метров вышину, подсвечиваемая множеством огромных прожекторов она сияет ещё сильнее. Италиец читал, что она была построена не Приходом, а в стародавние времена, когда тут ещё не было Теократии, не существовало секты, когда в мире и согласии пребывали тысячи людей, и пирамида не место Кумира, а «Храм всех религий». Люди тут собирались, чтобы откреститься от распада и хаоса, которое накрыли Иберийский полуостров, но губительные силы добрались и сюда. Некий «Изафет» давным-давно собрал возле себя единомышленников и объявил, что ему явился посланник шести духов и приказал тут возвести царство «Нового порядка». Через год под его крылом оказалось больше миллиона человек и по его указке все остальные религии в этих краях были утоплены в крови, а сам Изафет пропал в глубинах пирамиды, но появился Кумир, во славу которого и стали служить люди, отдавая себя едва ли не в рабство секте. Но сухой материал, собранный агентами и изложенный в отчётах не передаст духа этого места, который ощущается дурно пахнущей помесью ароматов наркотических благовоний и смрада помоек и разлагающихся продуктов на пару с запахами сожжённых тел.

«И какими же стезями мы сюда пришли?» - спросил у себя Данте. Для коммандера пройденная дорога стала олицетворением всего того, что творится на территории бывших Испании и Португалии – пьяницы да нищие, под руку с господами полусгнившего бытия и их псами. Разбойники пляшут средь тотальной разрухи и упадка, на фоне нескончаемых молитв во славу жалких божков. И всюду наблюдается такая картина, как на дороге – от Южного Халифата и Португальского Содружества вплоть до Национального Государства Басков и Княжества Астурия, всюду пьянь да нищие, подгоняемые хозяевами, и бандами ходят по «дорогам мертвецов», ото дня в день, погибая и присоединяясь к армии призраков, к их скорбной песне про ужас и бардак, про славу прошлого и про ошибки далёких предков.

Но прошло время размышлений и мысли о дороге пропадают, ибо братья подошли к Граду вплотную. Данте и не заметил, как небо из светло-серого стало синюшно-свинцовым, а яркий свет небесного светила практически угас и город впереди вспыхнул тысячами, сотнями тысяч огоньков. Тут зажигается всё – факелы и костры, разводятся кострища в бочках. Те, кто позажиточнее и может себе позволить примитивные генераторы или накопители солнечной, ветровой энергии, могут зажечь эпохальные лампы накаливания. Но любой источник света служителями Прихода тут трактуется как милость Кумира, что от него исходить благодать, которая позволяет зажечься свету. Из донесений Валероны знают, что тут нет ни школ, ни детсадов, кроме приходских, ни говоря о ВУЗах, семьи пытаются по мере сил дать образование своим чадам, а поэтому такая ерунда, как «свет от Кумира» спокойно тут принимается, а люди только и рады воздать хвалу ему.

Парни оказались в квартале трущоб, откуда и берёт главная дорога, идущая вплоть до пристанища «Кумира». Всюду их окружают косые и кривые, осевшие и раздолбанные, склеенные из брезента и пластика, гнилого дерева и кусков ржавого метала дома. Среди них возвышаются гиганты – трёхэтажные пирамидальные здания, выстроенные из белого кирпича. Три окна и один вход у каждого.

- Что это? – спросил Яго, идя с братом по главной дороге, временами расступаясь перед машинами.

- Это? Местные «центры жизни». Храмы Прихода, одновременно и места культа, и центры управления Градом, за одно и финансовые штабы.

Смотря на эти пирамиды, у Данте возникает желание под каждую заложить пластид, да взорвать их к чертям. Конечно, им рассказывали, что сюда в обязательном порядке люди несут половину заработка, что тут свершаются жестокие ритуалы. Но реальность оказалась куда страшнее. Смешавшись с толпой, он может с горечью наблюдать за тем, как фигуры в багряных одеждах плетями побивают до крови, рассекая плоть, тех, кто не принёс достаточно денег, как кровь брызгами марает подножья храмов. А фанатики только и рады наблюдать за зрелищем – улюлюкают да верещат, сами себя истязая плётками на радость жрецам. Глаза Данте устремляют взор к другому храму, и зреет мерзкую картину, как народ в наркотическом угаре, напополам с религиозным экстазом пляшет до упадка, издавая дикие возгласы, а тех, кто упал, давят, нещадно бьют головы ногами. С одной стороны, у ступеней храма жирный служитель жрёт на ходу мясистую куриную ножку, а с другой люди просят дать им хотя бы опилок или отбросов пожевать. К жирному человеку в капюшоне подбежали исхудалые в обносках детишки и стали клянчить еду, а один, самый дерзкий, попытался даже выхватить ножку, но служитель Прихода перехватил его руку и с такой силой дёрнул, что пацан заорал как резанный, плечо посинело через пару минут.

«Вывих, не иначе» - подумал Данте. Но никто даже не думает заступиться за мальчика, наоборот – храмовые фанатики погнали его прочь ударами плетей, яро приговаривая «негоже отбирать пищу у божьего люда».

Данте убрал взгляд с этого безобразия, и ему тут же попадается другое – тучи мух вьются над помойками и торговыми рядами. Бесчисленное количество торговцев продают всё – от гнилья до кусков ржавого металлолома, от безделушек в виде бус, сделанных из гаечек до оружия – самодельные заточки и маленькие клинки. Множество торговцев делят улочки с несчётным количеством нищих и бедняков, которые за последние сентаво покупают скисший хлеб и протухшую воду, чтобы было чем утолить жажду и голод.

- Куда нам идти, помнишь? – вопросил Данте, желая как-то отвлечься.

- Сначала давай к тем воротам, - указал Яго на высокие створчатые врата, растянувшиеся на сотню метров, дающие проход через стену, которая ввысь уходит на двадцать метров, а башни придают ей ещё десятку.

Ворота выкрашены в белоснежный цвет и покрыты лаком, отчего складывается ощущение, что они сделаны из жемчуга или слоновой кости.

- Яго, посмотри на донжоны.

- Открытые. Видимо на них зенитки и ракеты против самолётов, а под ними вижу лазпушки, - при этом парень указал на толстые выступающие длинные чёрные орудия.

Данте видит повсюду кроме нищих, торговцев и фантиков людей в красно-золотистых камзолах с ружьями и автоматами наперевес. И это вам не какие-то пороховые анахронизмы прошлого. Если ружьё, то энергетическое, с батарейками вместо пуль, если автомат, то с реактивными патронами и энерго-зарядом, придающим первоначальный импульс.

- Приготовились к обороне хорошенько. И народ у них вооружен, - констатирует Данте.

- Ты не торопись в оценке... возможно, охраняют кого-нибудь господина, вот и согнали тех, кого получше.

Братья продолжают продвигаться к центру города, и им приходиться отмахиваться всё больше и далеко не от мух. Из простёршихся полей трущоб на парней набросились десятки сектантов, вьющиеся подле них будто бы насекомые и галдят так же противно, как и комар жужжит у уха. «А вы купить масла не хотите?» «Может брошюрку?» «Как насчёт разговоров о Кумире?» - окутали они сотней вопросов братьев.

- Эй, - окликнул сектантов мужчина в чёрном пальто, с тучей заплаток, рваных джинсах и туфлях, перемотанных скотчем, указав в сторону. – Там вроде приор вышел.

- Приор! – радостный визг издался от одного из приторно воняющих благовониями сектантов, которые напялил куски алой ткани, чтобы подражать служителям Прихода. – За приором!

Все культуристы убежали в неизвестном направлении, скрывшись в лесах из хибар. Отогнавший их мужчина, лет сорока на вид, подошёл к братьям. Прямые худые губы на округлом лице, подтянутая фигура, серебристые глаза и полные щёки, с пышным кудрявым волосом – таков образ мужчины.

- Я Альфонс, - назвал своё имя незнакомец и протянул руку, - рад встрече.

Братья поздоровались с мужчиной.

- Спасибо, что выг… перевели их внимание, - поблагодарил человека Данте.

- Да не за что, честно. Сразу видно, что вы не местные, вот на вас и набросились, - слабо улыбнулся парень. – Да вы не бойтесь, они люди милые, если так прикинуть.

- А как вы поняли? – вопросил Яго. – Что мы не местные.

Мужчина указала на обувь и ответил:

- Такие сапоги либо у тех, кто с юга… там, как-никак дела попроще, либо у крупных промышленников, а они все наверху и сюда не спускаются. Да и я готов поставить песо, что у вас нет патента на промышленность.

- Патента на промышленность? – спросил Данте.

- Ну да. Такая бумажка, даётся Приоратом по Делу новоприбывших, - на удивлённые взгляды парней Альфонс с усмешкой добавил. – Я ж говорю не местные.

- Вы не знаете, как нам пройти в Эспьерба? – поинтересовался Яго.

- А отчего ж не знать. Сейчас идите за ворота и арендуйте такси. Лучше на нём ехать ночью, потому что вас в это время могут спокойно грабануть.

- Спасибо вам, - протянул руку Данте.

- Да не за что.

Парни друг другу пожали руки и пошли в разные стороны. Через пару минут Данте оказался под сводами надвратного помещения и отсчитал, что толщина сены метров тридцать и там наверняка разместился гарнизон и коммандер смекнул, что это бастионное укрепление, а не простой вал из кирпича. Как только они миновали границу между беспредельной бедностью и просто нищетой на них «взглянула» деревянная табличка с практически затёртой надписью «Бьельса». Раньше тут было маленькое испанское селение, может деревенька или село, с таким же названием, но сейчас это имя целого квартала. Данте не стал задумываться насчёт прошлого, а просто вышел на расчищенную от домов и асфальта площадку, где в пыли стоят машины. Измятые, грязные, с вогнутыми дверями и крышей, сеткой на окнах и без стёкол. Без бамперов и фар, с цветом ржавчины, ибо вся краска давно сползла и разлетелась по миру.

Яго быстро приблизился к одному из таких авто и спросил у человека, сидящего за рулём и протянул ему отметку на карте Града, отпечатанной на листе «А-4», и специально затёртой, чтобы не вызвать лишних подозрений хорошей бумагой в нищем городе.

- Можете нас до этого места довезти?

- Конечно. За сколько едем?

- За два песо.

- Пф-ф-ф, ух, эм-м, - замешкался водитель, вспотел и вытерся, когда ему назвали цену, - ко-конечно. Залезайте быстрее.

Парни запрыгнули в машину, и водитель сразу же поехал. Всю поезду Данте смотрел в салон машины, находя его опустошённым – сиденья, шитые перешитые, заляпанные всеми видами грязи. Под ногами мелкий мусор, а борта изнутри исцарапаны. В городе Данте не находил ничего того, что было бы достойно внимания и проведя всю поездку в пустом созерцании не заметил, как по околицам да узким улочкам машина приехала на место. Яго кинул две монетки, которые были с жадностью пойманы и попросил выходить брата.

Выйдя из машины Данте, увидел, как маленький дворик сжимается от надстроек у двухэтажных башенных построек. И снова эти самые трущобы, да жалкие лачуги, в которых живёт пролетарская нищета, среди которой выделяется усиленная дверь, обшивка которой отлита из стали. Время уже ночное, а поэтому всюду стали зажигаться костры, да лампы, поэтому на маленьком дворике весьма светло.

- Нам туда, - указал на дверь Яго.

Пара стуков и двери распахнулись, а на пороге стояла женщина, в бесформенной кофте, юбке и тапочках, с добродушным лицом.

- Вы кто? – резко спросила она.

- Говорят, что нас тут ждут, - намекнул Данте и показал знак отличия – серебряного двуглавого орла с геральдическим оком на груди, - мы с теми, что дня четыре назад к вам явились.

- Проходите, - на выходе, словно бессильно сказала дама.

Яго и Данте, сдёрнув маски с лиц, проследовали в дом, оказавшись лицом к лицу с довольно сносной кухней на подоконнике. Краем глаза парень заметил каменные ступени и печку впереди.

- Бенита, - прозвучал грубый, но в то же время сиплый голос. – Это к нам.

Пройдя в гостиную парни чуть прижмурились от угнетающего освещения и удивились, что, несмотря на упадок везде и всюду тут может быть и некое подобие достатка. Посреди комнаты стоит небольшой столик и два человека. Первый – среднего роста, седой с кривоватым лицом и без глаза, в чёрной накидке, а второй – высокий мужчина, в тяжёлом, стёртом добела, но когда-то коричневом пальто из кожзаменителя, с чёрствым лицом.

- Теневой разведсержант, - обратился Данте. – Два агента по приказанию Первоначального Крестоносца прибыли.

- Ваши звания, - просипел мужчина.

- Я лейтенант-коммандер, а спутник рядом со мной – младший лейтенант-наставник.

- Подойдите сюда, господа офицеры.

Как только Данте приблизился к столу, он заметил на нём целый скоп предметов – бумажки с донесениями и фотоснимки, карту города и карандаши на ней, но голос Юлия заставил его отвлечься от просмотра всего добра.

- Я предоставляю вам тех, кто нас оказывает поддержку. Карлос и Бенита Гарсиа. Так же у них есть дочь Сериль… только я её не вижу.

- Спасибо вам, - разразился благодарностями Данте, - что приютили нас.

- Сейчас не время, господин лейтенант-коммандер. Вам объяснили, зачем мы здесь?

- Грабёж, убийство и саботаж, - ответил Яго.

- Да, только чтобы осуществить…

- А можно знать, что вы задумали? – ввязался Карлос. – Как-никак на кону безопасность мои семьи, и я должен знать, к чему готовиться.

Лик Юлия сделался ещё мрачнее, разведсержант примолк, но всё же заставил себя сказать информацию, на которую наложен статус «гос. тайна»:

- Данте, ответьте им. У меня прямой приказ от командира разведки армии Первоначального Крестоносца, молчать.

- Я понимаю, что вы беспокоитесь за родных, господин Карлос, но пришли сюда, чтобы устранить ваши тревоги раз и навсегда, так что можете нам довериться полностью, - после этих слов Данте снял сумку и кинул на стол, достав оттуда информативный лист, и протянул его мужчине. – Там всё. Мы должны выкрасть артефакт, забрать и уничтожить ядерные наработки и устранить эмиссара.

- А что такого в этом самом эмиссаре?

- Если он склонит эту страну к унии и в участии при Союзе, то ваш ад продлится всю оставшуюся жизнь без возможности на исправление. Став элементом «Республики» Теократия оставит прежний уклад, но наводнит свои земли ещё большей ересью.

- Ладно, - тяжко выдохнул отец семейства, как будто несёт тяжёлую ношу, - и что же вы хотите?

- Для реализации задуманного нам нужно попасть во дворец «Святых Духов».

- Вы про ту пирамиду? – удивлённо спросил Карлос. – Я скорее поверю в их Кумира, нежели в то, что вы сможете туда пройти. Там лучшая стража и система охраны, все канализации к тому месту перекрыты блокпостами, а воздушное пространство контролируют зенитные орудия.

- Мы войны Рейха, - сипло и хладно заговорил Юлий, - для нас нет невозможного.

- Это бравада?

- Практика. Мы пойдём как раз через канализации, только по самым заброшенным путям. Если верить старому плану города, то тут есть пара мало охраняемых веток.

- Пути «С-5» и «В-3». Я знаю их, потому что мы завалили их собственноручно, для повышения безопасности.

- Хм, - нахмурился Яго, - может, прихлопнем нескольких служителей Храма, возьмём их шмотки и пройдём вовнутрь?

- То же не пройдёт, - отвергает предложение Карлос, - Допуск в «Священный район» имеют только «Районные святители», «Квартальные настоятели», Синоды Приоратов, Высший жреческий совет и сам Кумир. А так же Храмовые гвардейцы.

- Кстати, а можете рассказать о структуре Прихода? – спросил Данте.

- А почему бы и нет. Всем руководит сам Кумир, который царь и бог, возвышенный гуру, слово которого – закон. За ним идёт Высший совет – собрание из трёх сотен наиболее рьяных и фанатичных последователей Прихода, которые образуют и суд, и законотворца и правительство, что собрано из Приоратов, а они что-то вроде министерств, становясь живым организмом. Квартальные Настоятели руководят либо тут одним из кварталов, либо целыми городами, а Районные Святители организуют работу Храмов, которые являются центрами управления. После них только Пасторы отдельных мест культа и общин, с целой тучей помощников.

- А что вы скажите про Храмовую Гвардию? Их стоит опасаться?

- Хах, вы шутите? Если вы переступите порог «священной земли» вас встретят огнём две тысячи человек, и это не считая Святого воинства – армии в сотню тысяч при поддержке тридцати тысяч наёмников и это только в Граде и его окрестностях.

- Предлагаю втереться в доверие к одному из высших чинов Прихода и попасть во дворец? Так мы сможет сойти за своего.

- Нет, Яго, - просипел Юлий, - пока мы будем «втираться» тут уже всем будут корпорации заправлять. Я предлагаю расчистить канализационные пути и пройти там, или на крайняк устроить у дворца коммунальную диверсию и пробраться по покинутым путям...

- Господи, ну и заляпаемся же мы.

Воины Рейха ещё долго могли спорить, как всё сделать, размышляя о том, что можно было бы и попробовать пробиться в пирамиду и через квартал богачей, но их перебили низким чуть грубоватым женским голосом:

- Зря вы так всё распланировали.

Данте обратил взор изумрудных очей назад, чтобы посмотреть, кто перебил их совещание и увидел, что у печки стоит высокая стройная подтянутая девушка. На ней чёрная обтягивающая футболка, подчёркивающая худобу фигуры и такого же цвета джинсы. Коммандер неожиданно для себя заворожённый смотрит светло-синие, голубые выразительные очи и не может оторваться, теряя себя в бездонных глазах, без сил оторваться от такой красоты. Смольный объёмистый волос достаёт плеч, обрамляя лицо, прямые налитые, но не пухлые губы на мраморно-бледном лице, с щёками, которые украшены еле заметными ямочками.

- Данте, - пихнул в бок Яго брата, - Господа ради вернись к нам. Девушка, что вы говорили?

- Дочь, что ты тут забыла? – забеспокоился Карлос. – Ты должна быть наверху, а ну быстро туда поднимайся.

- Отец, я уже не маленькая, а этим людям нужна помощь, - Сериль подошла к собравшимся людям и указала на область города к югу от Эспьерба. – Тут находится арена «Крови и Чести», и завтра там будут проводиться игрища в честь праздника.

- Ох, вы ж, - напомнила о себе Бенита, отвернувшись от плитки на кухне, - действительно будут. Через два дня «Новая жатва». Будут праздновать исход первого «Кумира».

- Нам всё равно до ересиарха, - тихо, но грозно сказал Юлий, - что за арена и как нам это поможет?

Сериль ответила:

- Со всего Града сходятся люди, чтобы схватиться и показать свою ловкость, силу и удаль. Всего три раунда – на пистолетах, на клинках и против животных. Победители могут быть поселены во дворце «Святых Духов» или верхнем квартале.

- Очень интересно, - поддержал Данте, - может мы с Яго…

- Нет, - запротестовал Юлий. – Если вы оба там поляжете, кто всё сделает? Так, кто из вас двоих умеет драться на клинках?

- Только Данте, - ответил Яго, похлопав по сумке Данте, - он даже гладий свой взял.

- Поступим таким образом. Данте отправляется на арену и сражается. Если побеждает, то добудет для нас описание дворца, его прорехи, и по возможности, выполнит основные задачи, а также оставит лазейки. А я с Яго, Карлосом и оперативником, тем временем займёмся… диверсией канализации, если арена станет могилой для коммандера. – Объяснил план действий разведсержант и грубо добавил. – А теперь отдыхайте и набирайтесь сил. Всё, совет окончен.

- Сериль.

- Да, мам?

- Покажи ребятам, где они могут разместиться.

- Идёмте.

Данте и Яго последовали за девушкой, прихватив свои вещи. Они поднялись на второй этаж, и девушка им указала, чтобы они уже по деревянным ступеням поднимались выше и там устраивались.

- Миленько тут, - оглянувшись, сказал Данте, - совсем даже неплохо.

Комната Сериль представляет собой квадратное помещение с единственным окном, возле которого стоит раскладушка. Шкаф с книгами, и тумба с одеждой тоже неподалёку от кровати, а вот столик с пластиковым стулом находятся на противоположной стороне. С потолка свисает лампочка, дающая жутко тусклый свет, бьющий по глазам.

- Кстати, а ты откуда? – моментально девушка перешла на личное общение. – Данте.

Яго посмотрел неодобрительно на Данте, но всё же не стал его тянуть за собой, лишь с намёком сказал, прежде чем скрыться на третьем этаже:

- Брат, только не задерживайся.

- Хорошо, - с мимолётно промелькнувшей улыбкой ответил Данте и обернулся к девушке, которая села у окна, на каменный разбитый подоконник, опустив голову на решётку. – Я с Аппенинского Полуострова… это за морем к востоку отсюда. Я жил в городке Сиракузы-Сан-Флорен.

Сев на подоконник рядом с Сериль, парня буквально заворожило. Он не может оторвать взгляда от девушки, а его душа не радостно, не ликующе, но так-то возвышенно трепещет, гудит и ликует.

- Наверное, прекрасное место… всяко лучше этого, - мягким, чуть грубовато-низким голосом заговорила дама.

- Сейчас да, может быть. Когда я оттуда уезжал оно только отстраивалось. Но оно не было таким. Я помню те времена, когда мой дом не отличался от того, что я увидел тут.

- Тогда ваш Канцлер великий человек, что смог возродить твой дом. Ты его видел?

- Один раз. Лицом к лицу. И знаешь, да, он действительно хороший человек и правитель. А почему ты спрашиваешь?

На губах девушки расцвела бессильная улыбка:

- Я знаю, что ты пришёл сюда всё менять. Папа рассказывал, что у вас всем заправляет Канцлер, что он сможет поменять нашу жизнь, и вот я вижу человека, который его видел и не могу не спросить о нём.

- Почему?

- Знаешь, я всегда была буйной девочкой, - разностальгировалась с печалью Сериль. – Лезла куда не надо, а один раз вообще потерялась в квартале работорговцев и меня может, продали бы на юг, если бы не родители, которые подняли даже Приход. А в школе? Восемь классов в Приходской школе и видела, как дети остаются без родных. Мои подруги и друзья оставались сиротами и гибли вскоре или становились рабами, а того и хуже – их садили на короткий поводок у Храма. Мои родители всегда со мной, а вот к двадцати годам даже почти друзей нет. – Пальцы девушки коснулись заблиставших глаз и стёрли пару слёз, а одну пропустили, и влага светлой линией расчертила щеку Сериль.

- Как интересно, что ты всё это рассказала. Обычно люди тут недоверчивые.

- Понимаю, но в тебе есть что-то… не знаю, чувствую лишь, что тебе можно высказаться.

- Твой отец, Карлос, тоже заботится и хочет, чтобы ты с матерью жила в покое и мире, в будущем.

- Я знаю. Этим я пошла в него, как и многим. Такая же упрямая и бойкая. Только он меня бережёт от всего, да и я сама, повзрослев, поняла, что чудом дожила до двадцати лет. А у тебя есть родители?

- Нет. Отца и матери я не знаю. Моей семьёй были брат и тётушка Мария.

- Печально. Очень жалко, - потёрла ладони Сериль.

- Холодно? – с ропотом вопросил Данте, сотрясаясь душой, и как только девушка кивнула, он потянулся к ней, приговорив. – Давай согрею.

Парень взял шершавые ладони Сериль в руки и стал медленно потирать. От прикосновения к коже девушки Данте сделалось трепетно и мирно на душе, хорошо и спокойно. Они разговаривали ещё на множество тем, начиная от прошлого и заканчивая тем, что у каждого было вчера. Сериль рассказывала про здешние нравы, про том, как трудно работать при Приходе в «Податном офисе», шутила про местных идейных дурачков, а Данте рассказал про Италию, пару забавных историй о брате и как попал в корпус «Серые знамёна» и что было на службе. Они ещё долго могли задушевно общаться, а Данте впервые за долгое время почувствовал ощущение радости и благодати на душе, но время неумолимо и им пришлось разойтись.

- Ну, всё, мне пора, - тяжко, но с искренней улыбкой, сказал Данте.

- Конечно, - радостно ответила ему девушка, провожая взглядом, томно добавив, - завтра встретимся.