Восхождение к власти: город "бога"

Глава четвёртая. Гладиатор

Град. Десять часов утра следующего дня.

Грозы не было, даже дождика, а оттого и земля тут слишком сухая, вода в этих краях хоть и вещь сравнительно частая, но больно дорогая. Довольно большие объёмы этой оживляющей жидкости, для содержания ферм и хозяйств могут позволить себе только наиболее зажиточные «миряне», иначе говоря - граждане Теократии. А поэтому люди тут ждут дождя как манны небесной, потому что только во время, когда небеса рыдают над опустошённой землёй, удаётся собрать хоть какую-то жидкость, и то если не поймают «сборщики податей», ибо дождь тут трактуется, как благость Кумира, за которую установлен строгий налог и чтобы собирать дождевую воду нужно получить специальный «дождевой патент».

Когда Данте узнал это от Сериль, ему стало несколько не по себе, парень не может понять, как можно брать деньги за такие дары природы, и особенно если это преподносится как благоволение лживого божества. Но сейчас Данте сотрясается от мысли, что ему придётся сражаться и это не просто битва, которых он прошёл за время войны до одури, это арена, а он на ней гладиатор. Никакой экипировки, никаких гранат и винтовок, и хорошей брони. Только его сила, ловкость и смекалка помогут ему выстоять против различных противников.

Всюду на Данте сейчас смотрят те самые полуразвалившиеся домики и дырявые палатки, тысячи голодных очей с протянутой рукой попались на пути Данте, но его разум полностью заполнен предстоящей схваткой.

Впереди он видит исполинскую арену, построенную из алого кирпича и сильно напоминающую Колизей, только в два раза выше и наполовину больше по ширине и полностью округлой формы, и обтянута различными гирляндами, да плакатами от рекламы до зазываний в гладиаторы. Весь город сегодня гудит от грядущих боёв. Те, кто может заплатить один песо за вход, попадают на арену, а остальные будут смотреть по единичным телевизорам, скопившись сотнями у тех, у кого есть, где посмотреть. Кто-то даже умудряется на этом делать бизнес – продавая места у своего телевизора, за сто сентаво или меньше.

- Ничего, ты справишься, - подбадривает Данте Сериль. – Всё будет хорошо, ты же военный и Яго говорил, что ты хороший фехтовальщик, так что не беспокойся, ты победишь.

В реке из людей, что тянутся бурным потоком к арене, раскинувшейся подле изрытых гор, идут Данте и Сериль. Парень видит только место кровопролития впереди и свою обворожительную спутницу. На этот раз девушка решила одеться несколько изящнее, праздничнее, в наряд на который потратила двухлетнюю зарплату – на теле обтягивающая чёрная куртка из дерматина, с закатанными рукавами, ноги в узких штанах из такого же материала, стопы же прикрыты чем-то похожим на остроконечные туфли. А Данте тем временем во всё том же – чёрная рубаха с бронежилетом, сапоги да штаны, смахивающие на шаровары, единственным отличием явился клинок похожий на древнеримский гладиус.

- Пойми, Сериль, я даже не знаю, что там будут за враги, - и чуть приблизившись к девушке, тихо нервно продолжил. – На войне у меня были хотя бы разведданные, я знал против кого иду в бой, а тут… одна неизвестность.

- Твой брат говорил, что ты будешь волноваться, сегодня перед выходом, - мягко твердит девушка, - но я тебя прошу, только не бойся.

- Постараюсь.

- Меня отец научил драться, владеть ножом и стрелять. Много раз приходилось стоять за себя, и я тебе скажу так – если страх овладеет тобой, то всё – считай, пропал.

- Тут дело даже не в страхе, скорее в неизвестности.

Губы Сериль на краях чуть потянулись вверх – мимолётная улыбка, которой никто не заметил. Она рада пройтись с Валероном, но вот её одолевает грусть, вызванная тем, что ей придётся смотреть на парня с арены, а не рядом с собой, но всё же она должна сохранять образ сдержанной и оптимистичной девушки, чтобы подбодрить человека, который несёт с собой надежду, а может и что-то более существенное.

- Вот если постараешься и вернёшься, то может, прогуляемся… ну по городу и мне нужно телефон будет забрать. Как тебе идея? – робко спросила испанка, смотря на чуть более высокого парня. – Пройдёшься со мной?

«Тут не свидания назначать нужно, тут уже прощаться пора» - с дрожью говорит себе Данте. Коммандер ощущает смешанные и доселе незнакомые чувства. С одной стороны, трепет и волнение, напряжение от того, что произойдёт на арене, а с другой стороны его душа ощущает необычный прилив сил, одухотворённость и возвышенность. Рядом с ним идёт человек, который живёт в этом постапокалиптическом аду, как и он сам когда-то. Они похожи даже больше чем он с Яго, да и сама дама к нему чем-то тяготеет, хотя всё их общение на дружеском уровне. Он не может объяснить это, всё выпадает за рамки рационального мышления, которое требует полного сосредоточения на клинке и пистолете.

- Данте, - грубоватым дрожащим голосом обратилась девушка, - так пойдёшь со мной? – волнуясь, спросила она.

- Конечно, Сериль, ты ещё спрашиваешь, - твёрдо ответил Данте и попытался присказкой развеять атмосферу гнетущего страха. – С тобой хоть на край света.

- Хах, - улыбнулась девушка, - как мило.

Пройдя ещё несколько десятков метров в бурном людском потоке, не проронив ни единого слова, они подошли к моменту расставания. Пара остановилась, встав боком от распределительного прохода, который разделяет гладиаторов и простых зрителей.

Возле них так и продолжает течь поток людей, обступающий двух человек как река камень. Валерон смотрит в её светлые глаза, теряясь в их глубине, находя в таком взгляде для себя покой и умиротворение перед предстоящей битвой. Девушка тоже вонзилась взором в изумрудные глаза парня. Она видит в нём защитника, того, кто вызывался схватиться за их будущее на песках арены, а поэтому он кажется ей каким-то необычным, отважным и отверженным, чем-то смахивающим на отца, но не такого преосторожного и серьёзного. Её рука плавно касается Данте места выше локтя.

- Ты готов?

- Вполне.

- Давай, я верю в тебя, - рука Сериль спустилась и за проскользнула ладонью по мизинцу Данте, - знаю, что ты победишь, - и, развернувшись, уходя занять место, она бодряще сказала лейтенант-коммандеру, - удачи.

- Спасибо!

Данте остался один. Он тоже пошёл вовнутрь арены, только в проход, над которым повисла табличка «для гладиаторов». Ступая по тёмным и сырым коридорам он вышел в весьма просторную и простую комнатку. Один вход и выход на другой стороне, между которыми установлен рабочий стол, забитый бумагами, а за ними сидит человек в алом балахоне с капюшоном до носа.

- А вот и ты! – послышался радостный возглас позади и Данте увидел тут того, кого явно не ожидал.

- Аль-Альфонс? Это ты? – удивился Данте.

- Ну не мать Сереза же, в самом деле, - от самого входа отошёл человек в том же наряде, что был и вчера, несколько возмущаясь. – Ты кстати вчера не назвал своего имени, так скажешь?

- Я Данте. А ты что тут делаешь? Тоже в гладиаторы решил записаться?

- Больно надо! – ухмыльнулся мужчина и запустил руку в карман пальто. – Я тут чтобы делать ставки. Обычно кровавое зрелище привлекает много азартных игроков и можно поднять хороший куш.

- Понятно.

- Я смотрю, ты волнуешься, - въелся Альфонс и приблизился к Данте. – Твои товарищи уже готовятся, так что думаю, ты последний на запись, - и, сплюнув на пол, незаметно вынул небольшой металлический предмет, похожий на ручку. – Давай будем друзьями. Возьми это… вырубает любую технику. Не кривись, пригодится.

- Какие твои преимущества?

- Если выживешь, то я подправлю своё финансовой состояние, а та штучка поможет тебе, если дотянешь до третьего раунда. Чую, хороший ритуал будет.

- Ритуал?

- А ты не знаешь? - удивлённо посмотрел на коммандера Альфонс. – Вся бойня, в которой вас будут топить как котят, устраивается во славу Прихода, дабы усластить духов мира. Праздник завтра это ещё более кровавое зрелище и сегодня вы жертва духам, этакая закуска перед завтрашнем обедом.

«Святой Бог, это уже откровенный беспредел… чёртовы садисты».

- Ладно, давай Данте, я и мои деньги верят в твою победу, - потрясая кулаками с оттопыренным большим пальцем, говорит Альфонс, на развороте кидая, - озолоти меня, мальчик!

- Эй, что стоишь там! – раскричался сидящий за столом. – Давай записывайся или проваливай!

Данте тяжело выдохнул и пошёл вперёд. Служитель культа роется в бумажках и что-то разбирает, не обращая внимания на коммандера, а поэтому будущему бойцу арены пришлось обратиться первым:

- Как тут регистрируются?

- Ты гладиатор?

- Он самый.

- Так, сначала правила – у тебя на арене может быть только пестик и меч, а так же шмот на теле. Ни гранат, ни автоматов, понятно?

- Да.

- У тебя-то хоть с собой оружие есть? Или с голыми руками пойдёшь? А то могу продать чён-ить по дешёвке за два песо.

- Всё есть, уважаемый… всё есть.

- Ништяк, а теперь как тебя кличут? Нет-нет, твоего имени мне не нужно, лучше кличку назови.

- Я тебе что пёс?

- По сравнению с храмовыми псинами ты по статусу ниже собаки. Давай мне тут не дурь не мути, говори или проваливай!

- Хорошо, - проскрипел зубами Данте, - ну, пусть будет… Храмовник.

- А может… хромой? – усмехнулся надменно культист и чиркнул на бумажке. – Да ладно, ладно… Храмовник так Храмовник, - после этого достал фотоаппарат и щёлкнул парня, - так, фоточку на память.

- Это ещё зачем?

- А как вас там ведущий будет вас балбесов различать? По инстинкту или Кумир подскажет? – и после отпущенной издёвки приложил к уху телефон. – Ало, слышь, братюнь, тебе там боец не нужен? Что? Всё полно? Хорошо, - откинув трубку, сектант небрежно сказал коммандеру, швырнув кусок жёлтой ткани, - всё, привяжи себе эту хрень и сгинь с глаз моих… пройдёшь дальше по коридору. А теперь давай-давай, шевели булками!

Валерон пошёл дальше. Спустя минуты три блужданий по коридорам он нашёл, практически у самого выхода на арену командиру для гладиаторов, такую же серую и прохладную, как всё тут. Как только он переступил порог, перед ним предстало больше полусотни мужчин и женщин, от подростков до пожилых людей, которые передвигаются еле как. Тут много кого – и нищие в лохмотьях, накопившие один песо для входа, и вполне зажиточные люди, стремящиеся попасть в благой квартал. Все заняты своим делами – кто-то точит меч, лязгая по всей комнате металлом, кто-то проверяет пистолет, а кто-то шепчет молитву. Другие же активно разговаривают и веселятся, смеются в истерике и безумии.

- Во! – кто-то крикнул. – Свежее мясо к нам закинули!

- Какой хлопец… сегодня будет знатное веселье!

Вид этих людей вызывает недоумение, но большее негодование и боль души рождается от осознания, что через несколько минут какой-нибудь сорокалетний жлоб зарубит какую-нибудь девчонку или пристрелит пацана, которому ещё вчера восемнадцать стукнуло. Данте искренне ненавидел арены у себя дома и «дома крови», в которых люди могли часами рубить друг друга, а тут он попал в самое пекло этого развлечения.

Пара гладиаторов, закрепив леску между зубами много позже и сглотнув пакетики к ним привязанные, сейчас достали их, а кто-то из-под мантий вынимает бутылки и шприцы с разноцветным содержимым и давай принимать всё это. Боевые наркотики, да и просто наркота должна подготовить тело, точнее сделать его бесчувственным и придать энергии сил. Данте уже предвидит, как его разорвёт какой-нибудь крупный перекормыш в наркотическом угаре. А таких амбалов тут хоть отбавляй – из полсотни десять точно похожи на шкафы с перекаченными мышцами, которые пришли с массивными двухметровыми тесками, нежели ножами и мечами.

Италтйцу стало не по себе, сердце стало биться чаще, звеня ударами артерий в ушах. Имперец побледнел ещё сильнее, его колени задрожали, а руки похолодели. «Где мой любимый автомат?» - спросил он у себя, но в ответ лишь приближающаяся паника. Он воин и боец, давший клятву сражаться за людей, прошёл десятки сражений и стычек с самыми опасными противниками, от роботов до наёмников, но никак не гладиатор, который сражается без хорошего оружия и поддержки, в одиночестве и на потеху арене. Впервые за долгое время он чувствует убийственный страх, который вот-вот подкосит его ноги. Даже когда он мстил за гибель друзей в Сиракузы-Сан-Флорен преступному миру, с ним был его брат и наёмник. А здесь он один и в поддержку только присутствие где-то в толпе Сериль, да помощь Бога.

Чтобы не упасть от эмоций, парень сел на каменный выступ, на котором сидит множество других людей, и он занял место возле очень интересного человека. У него бардовый балахон, расшитый золотыми узорами, капюшон откинут назад, а на коленях покоится двуручный простенький меч, с железным навершием в виде волчьей головы. У него короткая стрижка, почти под ноль, глаза отражают цвет янтаря, грубое лицо в общем – широкий подбородок, высокий лоб и мощный нос.

- Не-не думал, что тут бьются и слу-служители Прихода, - заикаясь, констатировал Данте и попытался взять себя в руки, глубоко вздохнув и выдохнув, вспоминая слова Сериль о страхе.

- Не думал, что тут есть трусы, - отчеканил хладно парень в бардовых одеждах, - ты боишься, парень? Боишься умереть там, на песке и навсегда сгинуть?

- Нет, - ответил Данте, - не боюсь. А ты?

- Я хожу под сенью самого Кумира. Я не могу пасть, а потому и страх мне не ведом.

- Так что ты тут делаешь?

- Я пришёл сюда, чтобы восславить наш Приход, доказать, что у него есть достойные воины, дать бой всяким крысам, отвергающим свет Кумира. Ну и естественно попасть в «Освещённый Духами» квартал… и увижу возможного самого Кумира. А ты за что биться вышел? За деньги? За славу? Так знай, они не более чем пыль в этом мире. Не для этого я снял с себя Святые Сентенции и дал право ударить себя.

- Ох, лучше скажи, как тебя зовут.

- Имя моё – Ишьян.

- Странное имя для этих мест, - удивился Данте. - Ты случаем не востока? Прям далёкого?

- Нет. Оттуда были мои далёкие предки, осевшие тут, когда начался всеобщий разлад. Тут они и остались.

- Как и мои, - вмешался в разговор высокий чернокожий парень, - они тоже тут остались.

- А ты кто? – спросил Данте.

- Я Мохаммед. Запомни моё имя. Когда ты умрёшь, расскажешь его духам на небе, как имя победителя.

- Духам не нужны имена, чтобы знать победителя, - грубо выговорил Ишьян. – Они сами выберут победителя. Парень, а как тебя зовут? – пихнув коммандера, спросил культист.

- Я Данте. Ты спрашивал, за что я сражаюсь. Честно и сам порой не могу понять. То ли за самого себя, то ли за человечество.

- Человечеству нужна наша вера и власть Прихода, чтобы оно расцвело. Я с самых лет, как и мои предки, служу на благо Храмов и народа, а поэтому говорю, чтобы люди по всему полуострову объединились под нашими стягами. Только тогда всё будет ладиться, - с рвением фанатика отчитал проповедь Ишьян.

- Нормально? Ладиться? – переспросил ошеломлённо Данте, позабыв про страх, который сменился недовольством. – Я хоть тут и не давно, но вижу тут одну нищету да беды, но никак не другое.

- Не смей роптать на бога нашего земного – Кумира! - рьяно парирует Ишьян. – Он ходит средь людей и всё слышит. Благодаря его милости существует Град священный, город бога нашего, от его светлого лика мы питаемся. Тут тебе и радости для тела, вроде «домов упоения» где можно свободно наркотик любой употребить или множество борделей.

- О да! – кто-то поддержал культиста. – Бордели — это хорошо!

- Тут есть и для души спасение, - продолжает одухотворённо Ишьян. – Множество Храмов и Соборов, где в молитвах мы славим Кумира и духов. Это всё нам дал Кумир, он вложил в руки нашу великую силу веры. Он наше божество, а тут город Его. Но вот не было ни Кумира, ни Прихода и что бы было тогда? Анархия и хаос, упадок и смерть. А мы та сила, которая удерживает мирян от того, чтобы они не перебили себя. Так что зря ты так, Приход — это хорошо.

- Может и так, - согласился Данте, понимая, что спорить с фанатиком, который свято убеждён, что только благодаря его культу всё тут организовано и сам мир существует ради Кумира, бесполезно; да здешний люд не видел ничего, кроме этого безумия, а посему и лишён свободы. – А что это у тебя на поясе? – заметив блестящий металл, спросил коммандер.

- Это? – в руке Ишьяна оказался маленький серебряный крестик. – Реликвия древности, что досталась мне от моих далёких предков. Из поколения в поколение передаётся она вот и мне досталась. Все в моей семье говорили, что это могущественный артефакт веры, который даёт силу и защиту, вот я и ношу его с собой.

«Сказать или не сказать, что это христианский крест, распятие Христово? Нет, а то ещё выкинет, а так, если Бог даст, может, одумается. О Господи, помилуй нас грешных», - подумав, вздохнул Данте.

Томному ожиданию пришёл конец. Протрубили десятки боевых горнов, огласивших начало битвы на арене и все, как один, встали. Старики и молодые, женщины и мужчины – все поднялись, что пасть через минуты.

- Ну, вот наступил момент нашей славы братья и сёстры! – встав и перекинув меч за спину, заголосил культист. – Да поможет нам Кумир!

- Да-да, - не довольствуют в толпе.

- Конечно, - слышится поддержка недовольству.

- Топай, давай, - пихает Ишьяна кто-то из гладиаторов.

Решетчатые ворота поднялись, выпуская сотню гладиаторов на поле. Солнце тут же ударило Данте в глаза, застав прищурится. Со всех сторон, подобно грому, раздались дикие оры толпы, её визги и крик, который режет ухо. Коммандеру хочется закрыть глаза и уши, но он продолжает идти, топча сухой песок.

- Вот они! – на всю арену раздался заводной, разрывной голос ведущего. – Со всего Града воители. Сегодня они сойдутся в неравной битве во имя и славу Кумира! – через секунду его голос сорвался на сумасшедший крик. – Так восславим их, как героев!

Италиец, пока есть возможность, осмотрелся, слушая правила игр, которые зачитывает ведущий. Верхние места арены представлены ложами, в которых расположились самые богатые и успешные на пару с культистами, а под ними все остальные. Там, где вышли Гладиаторы, над выходами огромные экраны, что проецируют всё происходящее на песках арены, купленные для потехи толпы. Сто метров песка от одного края до другого, который заполнен различными укрытиями, вроде мешков, куч сваленных кусков обломанных кирпичей на пару с траншеями. Впереди он видит таких же гладиаторов, как и он, как и все остальные. Кого-то рядом с ним уже торкнула наркота – пара человек, истерично засмеялись и затряслись, падая на песок и катаясь. Пока есть время он решил найти Сериль. Рыская по множественным рядам он видит множество лиц, от перекошенных в гримасе пьянственного безумия, до надменных и холодных, но вот её лица не видит, но зная, что из тысяч сумасшедших глаз на него смотрит её взгляд, он чувствует бодрость и стремление дожить до конца бойни. Что ж, теперь всё зависит только от него.

- Добрые люди! – вновь закричал ведущий. – Да начнутся игрища!

«Только я и арена» - сказал себе Данте и потянулся за пистолетом. Пространство за мгновение разорвалась свистами пуль и снарядов, которые ударили дождём по двум сторонам. Тут всё пошло в ход – самодельный убогий самострел наравне с двуствольными обрезами, которые тут тоже рассматриваются как «пистолет», крошат укрытия и рвут мешки. Две команды десять минут должны друг друга обстреливать, а кто есть, кто можно увидеть по повязкам на руках – жёлтые против синих.

Данте прыгнул на камни, и был едва не пристрелян – чья-то дробь ударила по прикрытию. В его руках сверкнул пистолет с батарейкой, и парень высунулся, дав залп. Светло-жёлтый луч за секунду с треском мелькнул и прожёг голову врагу, и его расслабленное тело распласталось на песке.

- Воу-воу! – раздалось из всех микрофонов. – Это неожиданно! Похоже, у нас есть фаворит!

И снова имперец стреляет, только уже лёжа и прожигает грудь высоченному мужику с обрезом, а затем вновь жмёт крючок и из дула вырывается ещё два луча подряд, сжигающие сердце некому старику с самодельным пистолетом на один патрон. Мужчина падает, хватается за воздух, что-то лепечет и умирает.

- Да этот парень хорош! – заводит толпу ведущий.

Однако Валерону всё равно на слова больного ведущего. Его начали обходить – десяток вражеских гладиаторов по правому флангу толпой ринулись на фаворита перестрелки. Парень поднялся и бегом устремился прочь, но ощутил, как боль разносятся по спине, и он падает. Его бронежилет поймал сразу две пули, и ему бы перебило лопатку, раскрошило позвонок, если бы ароматизирующее покрытие, поглотившее энергию пули. Он пытается встать, но перед ним вздымается фонтан песка и свист ударяет по уху, ещё выстрел и ему едва не прострелило голову и кажется, что сейчас его убьют. Но за имперца вступились – мужчина в алом балахоне, подняв пистолет убитого, расстреливая из двух орудий гладиаторов, встал между гладиатором и врагами, подавив опрометчивое наступление шквальным огнём. Ишьяну прострелили руку, и кровь брызнула на песок, заляпав и Данте, но он продолжил отстреливаться даже не утеревшись. Лейтенант-коммандер встал и присоединился к общей перестрелке. Снова его пистолет затрещал яркими лучами и через пару секунд последний гладиатор украсил собой песок арены.

- Что будем делать!? – спросил Ишьян, приложившись с Данте к мешкам с песком. – Ещё минут пять точно!

Всюду и везде над ареной воздухом овладели пули, и практически нет мета, куда не прилетел бы снаряд. Все расселись по укрытиям и ждут удачной возможности. Песок арены стал красным от пролитой крови – множество гладиаторов пали в самом начале стычки, так и не добежав до укрытий, и теперь мёртвые напоминают о пользе сноровки, которой им не досталось. Все смешались в противный ковёр тел – старики, женщины и подростки… от вида остекленевших глаз становится на по себе, живое сердце сжимается.

Рассматривая всё происходящее, Данте становится противно, мерзко. Ведущий истошно вопит, а толпа только и рада смотреть, как люди убивают подобных себе. До италийца дошла суть пользы и предназначения Рейха ещё сильнее… «пусть миром правит тотальная мораль, чем они будут топить в крови себя во имя свободы» - таковы мысли заключительные парня, промелькнувшие средь свиста пуль.

- А это кто там? – спрашивает лейтенант-коммандер, указав на двух девиц и трёх парней, что как заправские снайперы отстреливают противников, забравшись на кучу кирпичей.

- Они нам и не дают высунуться. Эх, попали же мы!

- Если ты меня прикроешь, я устраню их.

- Насчёт «три»…

- Три!

Щелчок по батарейке и всё готово. Ишьян открыл беспорядочный огонь по всем, кто посмел высунуться, а воин Рейха, поднявшись, нацелил пистолет прямо на пятерых гладиаторов. Из дула пистолета вырывался долговременный толстый насыщенный светом луч, который продолжил литься из жерла орудия, аки свет божий. Энергия по очереди, одного за другим, поджарила за конечности, искромсав жаром плоть нескольких стрелков. И девиц, и парней и ещё парочку гладиаторов выжарив до состояния угля. Данте повёл себя благородно, не став их добивать, оставив валяться на песке, пока их не добьют другие разъярённые гладиаторы.

Валерон снова упрятался. Он нажал на кнопку и батарейки и источник энергии, став чёрным куском непонятно чего, упал на песок.

- Невероятно! – восторженно заорал ведущий. – Это невероятно! Вы видели это шоу! Этого парня благословил сам Кумир, не иначе!

Но Данте всё равно на истошный вопль заводилы. Он ранил обычных людей, вышедших на арену за последние деньги, из голода. Он явно не воин милосердия, не иначе, который с холодной флегматичностью решил судьбу несчастных семерых человек, не отступников и еретиков, не тех, кто противится новому порядку, а обычных парней и девушек, даже не знавших, что скоро придёт «царство избавления». Но с другой стороны совесть его гложет минимально, ибо представься у них такая возможность, его бы пристрели тут же, только встань на линию выстрела.

- Оп-а! – дал о себе знать Ишьян. – Что же твориться.

- Что там? – подавленно спросил Данте.

- Да нашу схватили и тащат.

- Что?!

- Да сам посмотри,… совсем обнаглели черти?

- А зачем они её схватили?

- Ты что маленький… сейчас утащат в какую-нибудь траншею, их прикроют, да будут насиловать. Это же, как толпа обрадуется!

- Совсем осатанели тут! – восстал Данте, защёлкнув новую батарейку. – Нет. Тут нельзя срам разводить… не при мне.

Италиец вышел из-за укрытия и сразу увидел, как два парня и одна женщина тащат одну брыкающую и верещащую девушку, пригнувшись, чтобы не быть скошенными пулей случайной. На мушку тут же была взята первая цель, и яркий луч поджарил голову первому мужику, потом лейтенант-коммандер прострелил ногу и через секунду голову распутной женщине, а последний залп пробил плечо тщедушному пареньку. Девушка вырвалась, но далеко не убежала – чей-то обрез озарился залповым огнём, и дробь изодрала ноги в клочья.

- Проклятье! – выругался Данте. – Грязные ублюдки!

Из сотни выжило половина, а остальные обагрили песок своей кровью, но впереди только самое худшее.

- Всё!!! – раздался ор главного заводилы толпы. – Вот и кончилось время пистолетов! Для чистоты следующего раунда, гладиаторы обязаны отдать огнестрельное оружие, иначе… к ним будут применены расстрельные меры! На месте!

На поле тут же вышли десятки человек с корзинами и револьверами на поясах, чтобы убеждать отдать оружие было удобнее, в чёрном тряпье, поднимающие пистолеты с песка и требующие положить своё. Данте тоже бросил в корзину свой энергопистолет и ухватился за рукоять меча, в предвкушении команды и как только последний человек с корзиной мелькнул за пределы арены, её дали:

- А-а-а теперь обнажите клинки, гладиаторы!

Данте и Ишьян объединились в пару. Таковы правила и так легче противостоять группам других гладиаторов. В руке парня сверкнул меч, засиявший голубоватым свечением символов латыни.

- О-о-о, я смотрю, Храмовник полон секретов! – обратил внимание на Данте ведущий.

Ишьян держит длинный меч, но вот владеть им будет трудновато – левая рука прошита выстрелом, не так, чтобы больно, обезболивающее которым себя подбодрил слуга Прихода, помогает, но всё равно довольно неудобно. Спина к спине встали два воина в ожидании нападения.

- Ты готов!? – рыча, спрашивает Ишьян, смотря, как их окружает полдесятка гладиаторов.

- Да!

Два лезвия столкнулись, выдав сноп искр – короткое гладия и длинное палаша, которое держит полноватый мужчина с пустым взглядом и бородкой. Данте, отключая питание меча, делает шаг назад, позволяя палашу рассечь воздух, в один прыжок прижимается к врагу, проткнув того лезвием. Алая кровь струями хлынула на песок, но её станет только больше. Коммандер увильнул, едва не лишившись головы. Огромное мачете возле него летает как пёрышко, со свистом разрезая воздух. Вся арена залилась воплями погибающих и бьющихся гладиаторов, рвущие и кромсающих друг друга, но Данте не видит это. Перед ним его противника – два огромных, накаченных здоровяка, полностью его занявшие. Чернокожий мужчина, вместе с таким же белокожим, лысые и без брони, играющие блестящими мышцами на солнце. Мачете и тесак пытаются достать Данте, но он отступает и отступает, чтобы не быть убитым – парировать такие атаки, значит, потерять меч, его попросту выбьют.

- Иди сюда, крыса песчаная! – орут противники.

Но Данте молчит. Ему нет дела до оскорблений, на него смотрит девушка, которая доверилась ему, вместе со всем семейством, она поддерживала его с утра, веря в его победу, а поэтому он не может опрометчиво броситься на меч или гавкнуть на брань. Он сдержан и готовится к контратаке и когда удаётся выбить достаточно пространства, Данте заносит руку и подбирает горсть песка веерным движением закидывая его в глаза здоровенным воинам. Они закричали и взялись за очи, вспыхнувшие пламенем, дав несколько секунд парню, и когда острие практически достигло горла, коммандер был отброшен ударом в бок. Его бронежилет защитил тело, но меч дёрнулся и не попал в цель, отчего дух его воспылал яростью и клинок бросился на юркого паренька с длинным ножом. Взмах, удар, шаг назад и удар носком сапога под колено, с хрустом выбивая чашечку, и клинок сверкнул яркой лентой, рассекая грудь. Застонав, держась за тело, и всхлипывая, упал смуглый паренёк, окропив алым землю. Данте перехватил нож, и, вывернувшись, лезвие сорвалось с его палец и за мгновение угодило чернокожему крупному мужчине в горло.

- Какая меткость! – взревел вместе с трибунами ведущий. – Да он прекрасен!

- Тва-арь! – проорал его белый товарищ и Данте попятился назад, но вот неудача.

Камень оказался на пути Данте, угодивший под пятку, и парень рухнул спиной на груду кирпичных осколков, за которой ранее прятался. Данте поставил блок, но сила удара такова, что его меч отлетел с лязгом в сторону, укутавшись в покрывало из песков. Огромный мачете занесён над ним и вот-вот располосует его, раскроит череп, но рука Данте нащупала шероховатую поверхность. Кусок кирпича мгновенно полетел и угодил в пах воину, а тот скрючился в боли, следующий раскроил лоб и Данте, будто озверевший с булыжником в руках набросился на гладиатора. Повалив приёмом ошеломлённого противника, он стал быстро вбивать обломок кирпича остриём в лицо и удар и за ударом стал его вмазывать в кость, чувствуя, как кровь пятнает губы. Превратив физиономию врага в кашу, он оставил поверженного и обезображенного гладиатора, вытерев своё лицо от града пота и крови. Данте видит, как его меч пытается кто-то подобрать, но уже на автомате, он рукой вскидывает обломок кирпича и метает его в какую-то девчонку. «Сейчас не до морали… не до человечности» - как пьяный говорит себе Данте. Камень пролетает мимо и противница, пластично отступая, как злая кошка с ржавым прутом, так и ждёт момента, когда наброситься на Данте, но её смерть настигает раньше – удар огромного клинка оборвал её хрупкую жизнь. Толпа на местах только ликует и радуется от такого кровавого зрелища.

«Ей только бы люди добровольно глумились над такими же как они… безумная ватага, мешанина из людей, недостойная спасения Канцлера» - скоротечно помышляет Данте.

В руке Данте снова клинок, и он чётко и машинально уходя от ударов вражеского меча, выверил момент, дуговым движением разрезая брюхо врага, и ударом ноги отбросил его тушу в сторону. Снова вокруг них стали объединяться люди. Гладиаторы собрались устранить фаворита битвы и теперь желают его все убить, но едва ли им это удастся, Валерон потерялся в битве, впал в раж, оставив всякое сострадание. Италиец увернулся, нагнувшись и мощным ударом снизу-вверх, рассёк лицо гладиатору и перешёл на рубящий выпад, отрезав руку гладиатору, а следующим взмахом убил его.

Выпад, блок и аккуратный укол – враг трясётся под ногами в ожидании добивающего удара. Данте нажал на кнопку у рукояти, и символы римлян наполнились ярким сиянием, проявляя на нём слова «Via Delarosa», а возле меча засияли прорывы микро-молний. Лёгкий порез на теле вызывает судороги и немоту, что и нужно – он, нанося лёгкие ранения, валит гладиаторов и режет их, как свиней на скотобойне, мараясь в поток льющейся крови. И когда какой-то мужик в лохмотьях лишился головы, Данте инстинктивно метнулся назад, вознеся клинок, и лезвие об лезвие его гладиус выбил сноп ярких искр. Он скрестил меч с напарником в багряном балахоне, который тоже развернулся.

- И-ш-шьян? – поражённо спросил Данте.

- А кто ж ещё? – блеснули желтоватые зубы мужчины, посреди окровавленного лица, которое стало цветом, как и его одежда.

Лейтенант-коммандер убрал меч и посмотрел вокруг. Только он да Ишьян стоят на ногах, а остальные… практически полсотни тел усеяли ковром арену, а песок… он багровый от пролитой крови. Трупы, рассечённые и разворованные избитые и порезанные с аккуратными ранами и обезображенные – образ всех истязает сознание Валерона тяжким грузом. Посреди мёртвых вопят выжившие, тянущиеся к выходам. Он поднял клинок супротив обычных людей, приняв участие в богомерзком зрелище. Да, они пытались его убить, да он защищался, но, всё же, приложив больше усердия в день вчерашний, он мог избежать этой бойни, не направлять меч супротив бедных и нуждающихся, которые вышли сюда из бедствования.

«Подумав ещё над планом, я мог бы избежать этого… этой вины», - хлестанула парня мысль.

Пусть не все, ибо кем-то руководила алчность, а кто-то был негодяем, но под клинок коммандера сегодня попали и невинные, а оттого не легче. А народ, смотрящий за шоу? Он ликует и радуется, ему дали кровавое зрелище, забрав хлеб и люди улюлюкают, смеются, жаждут ещё. Валерон вновь понял, что Рейх это не цель, это спасение человека от его слабостей и дикарства. Здесь, на арене, на осколках Испании, Данте видит, что люди довели себя и теперь им нужен моральный костыль и тюрьма вроде Империи, ибо только такими мерами можно спасти людей от вырвавшихся демонов.

- Данте, - правая рука ложится тяжкой ношей на плечо парня, - готовься. Сейчас третий раунд.

Ведущий что-то объявляет, им выносят их пистолеты, но Данте отстранён. Забирают раненных, оттаскивая их по песку. Он берёт своё оружие, но чувствует, что разум где-то далеко, не здесь… видимо шок от битвы ещё не прошёл. Однако шоковое состояние моментально спало – сильная оплеуха от Ишьяна привела Данте в себя, и он снова ощутил всю яркость красок и насыщенность звуков.

- Соберись! – кричит Ишьян.

- Уважаемые люди, сейчас перед вами предстанет неукротимая машина войны! – объявляет кого-то ведущий. – Его специально вывели для этого раунда, вместо животных. Встречайте, «Экзе-е-екуто-о-ор»!

Ворота поднялись, и на поле боя вышла трёхметровая фигура. Шипение и скрежет механизмов наполнили арену и на песок, сотрясая землю, проследовал самый настоящий живой механизм.

- Единый Бог, храни нас, - прошептал имперец, в его глазах отразился ужас, вкупе с образами деталей технотвари.

Он воззрел на длинные конечности, собранные из балок серебристого цвета, широкую грудину, сшитую и перешитую заплатами, закрытую листами металла со всех сторон; голова сияет единственным оком, похожим на крест в квадратном блоке с сеткой на динамиках, а «руки» увенчаны изогнутыми мечами и прикрыты щитками на обратной стороне.

- Ангелы и все святые, что это за… какой больной демиург создал это чудовище? – продолжает удивляться Данте.

- Кумир его создал, чтобы крушить супостатов Его, но направил супротив нас. Что ж, так тому и быть, - Ишьян обхватил меч в две руки и приготовился направиться в самоубийственную атаку.

Данте открыл огонь, но механизм в один миг сместил руки и образовал щит, с зеркальной поверхностью и луч отразился, уйдя в сторону. Валерон смотрит на тварь из железа, как она двигается, как анализирует ситуацию, и готовится к битве и вспомнил кадры, которые видел после битвы в городе, столице такой страны, как Аурэлянская Информакратия. Им показывали их в научных целях, и на них италиец видел одного из «Апостолов», обличённого в металл и ставшего живым механизмом войны и заметил, что существо перед ним предельно одинаково движется.

- Скажи Ишьян, чьё тело туда пересадили? – указав на существо, спросил Валерон, прицеливаясь и снова стреляя, но всё так же.

- Ты о чём?

- Он не похож на чистого робота. Скорее это киборг. Но ладно, - Данте подкинул свой пистолет и его поймал Ишьян.

- Что делать?

- Прикрой меня.

«Сейчас есть только я и он» - настраивает себя имперец. Парень побежал так быстро, что максимально быстро сблизился с тварью и на него обрушился град из ударов, но Данте крутится и отпрыгивает, чтобы не быть рассечённым.

- Зараза! – выругался парнишка, в очередной раз прокатываясь по песку и уходя от мясницкого лезвия.

Над Валероном зажглось бесстрастное и величественное солнце в зените, будто бы высокомерно наблюдая за схваткой. Он открыл беспорядочную пальбу, но по корпусу заблистали лишь вспышки рикошетов.

- Аррхгх! – прорычал его напарник и сменив обойму, призвав всю меткость, залил шквалом свинца техносущество, всаживая пули прямо у багрового ока, заставив того сбить такт наступления.

Над Данте нависла его добыча, он совершенно один, а корпус существа настолько крепок, что не стоит и пытаться его пробить. Клинки рассекают сам воздух, копоша поле смерти, вздымая к небесам фонтаны песка. Парень схватился с безумием человечества, воплощённом в металле и железе и чьей-то плоти, ступившим на арену, дабы потешить развращённый народ. Клинки быстры, но не настолько, чтобы остановить слугу Императора. Италиец пробрался к ногам и незаметно прицепил вещь, которую дал ему Альфонс и демонстративно ткнул мечом в колено киборга, выпустив фонтан ослепительных искр. Жуткий и страшный, истошный рёв отгремел из динамиков существа, раздался звонкий хлопок и всю электронику ниже пояса отрубило.

- Без страха! – сам для себя выкрикнул Данте, отбросив потуги усталости, чтобы не убоятся этого существа и дабы поразить его, памятуя о наставлении и подбадривании новой подруги.

Коммандеру пришлось отступить, чтобы не быть придавленным массивной тушей из металла. Данте, уклоняясь и кувыркаясь, отскакивая, пыхтя от усталости смог, преодолеть бесконечные выпады и взмахи твари. Он пробился через вихрь клинков и приблизился к её голове. Существо бьётся и мечется, пытается изогнутым полутораметровым клинком разрезать или насадить парня на лезвие, но безуспешно, ибо оно тяжело и сварено из мусора. Голова киборга плотно приварена к корпусу, лишённая возможности поворота.

- И что же ты сейчас сделаешь!?

В ответ технотварь адским взором посмотрела на Данте, прежде чем заорать. Валерон продрог… казалось, это взгляд живого человека, он почувствовал всем естеством страх, и даже сумасшедшее на секунду отступилось. Валерон сильнее сжал меч и исполнил предназначенное, гложимый совестью извинительно произнеся:

- Прости… я освобожу тебя.

Он со всех сил бьёт гладиусом и светящиеся ярким пламенем символы латинской речи пробиваются через око существа, устремляются в электронный мозг. Вспышки молний и электрические взрывы обвили голову киборга, и италиец отпрыгивает назад. Сила заряда такова, что верхняя часть «Экзекутора» взорвалась салютом огня и железа, а меч улетел в сторону, упав где-то посреди арены и несчастное порождение Теократии, исторгнув последний вопль всем естеством, навсегда смолкло, кучей мусора упокоившись на арене.

Зрители замерли в немой тишине. Третий раунд обычно кончался гибелью гладиаторов, а тут перед ними стоят два победителя… сгорбленные от усталости, ран и боли, но всё ещё живые. Все ошеломлённо посматривают на Данте и Ишьяна, а на всю арену разносится радостный крик второго гладиатора:

- Данте! Будь ты проклят, хитрый лис! Как тебе удалось!?

Ворота снова поспешили открыться, и Данте готовится, что на них выпустят ещё одного жуткого противника. Он сел на руку поверженного существа, ожидая очередное издевательство над бытием, но тут же вынужден лечь прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Яркий свет, что белее и сильнее солнечного озарил всё, сильно ударив по глазам.

- Кумир! – завопили как одержимые люди. – Кумир!

Из ворот к Данте вышла высокая фигура, чьё лицо пропало в страшных потоках света, которые настолько сильны, что голову просто невозможно поднять вверх, и Валерон вынужден держать её, обращённую к земле, прикрыв ладонью глаза, чтобы не ослепнуть. Коммандеру остаётся довольствоваться только очертаниями резвящихся на ветру одежд Кумира, что трепыхаются слабой тенью на песке. Его шаги раздаются слабым шуршанием, подобно шелесту сухой листвы.

- Даже не пытайся победитель на меня обратить взор, - полился незнамо откуда божественный глас, - я есть Кумир духов, я абсолют. Вы первые и единственные победители в моих игрищах. Вы истинные воители и гладиаторы, ибо утопив в крови братьев и сестёр, вы показали истинную сущность свою. Вы воины мои, ратники кризиса и разлада.

Данте не может понять, это похвала или издевательство. Он напомнил ему про кровопролитие, а посему у агента Рейха вспыхнула злоба, что сжигает душу в прах. Вина и скорбь пали на рассудок коммандера, и он думает «кем я вернусь в Рейх?», «кем меня запомнят?», «Что обо мне подумает Сериль»?

- Я, сам Кумир духов, - продолжает язвой изливаться ласковый тёплый голос, - предлагаю вам посетить район приближённых ко мне и выбрать место для жилья своего, ибо ловкостью да силой, вы заслужили священное право возвыситься над этой чернью и приблизиться в дом мой праведный. Так пусть ликуют ваши души и разум. Завтра, на этом самом месте, в одиннадцать утра, вы и ставленники мои проведут вас в «поднебесье», а затем вам покажут весь блеск и славу моих владений, и вы станете моими…

Через полминуты Данте смог поднять глаза, ибо свечение пропало, но никого на песке нет, только ветер гуляет средь тел павших воинов.

- Встрр-р-р-ечайте первых победителей! Храмовник и Монах! – взревел ведущий, но для Валерона этот день окончен, и он не слышит восторженных визгов обезумевшего народа, только что утолившего жажду веселья и благодарные Кумиру, который позволил им всласть насладиться зрелищем, как люди режут друг друга, вместо этого он просто пошёл вперёд.

«Она… Сериль… кем она меня запомнит?», - задаётся вопросом измученный разум. – «Кем же…». – пока парень отвлечённо проходил по прохладным помещениям, где-то в глубине искалеченного рассудка возник вопрос – «Чем она меня задела? Почему мне важно, чтобы… Сериль…».

Выходя из арены, отмыв руки и лицо от крови, он встретил её, прямо на подступах к «Колизею». Девушка смотрит на Данте глазами, в которых можно увидеть десятки самых различных ощущений и эмоций… их трудно передать. В её светло-голубых очах, глубоких и обворожительных как могучий океан Тетис, Валерон теряет себя и всё же душой он чувствует сожаление и жалость. Она видела, как ему пришлось биться, как он сражался и что испытывал. Сериль читала в его изумрудных глазах переживания, и понимала он испытал… она видела эта не раз, обе души выросли среди «парада тотального распада» и им не нужно слов, чтобы понять друг друга.

- Сериль, - сухо начал Данте.

- Ничего не говори, лучше молчи, - мягко произнеся, она взяла его за окровавленную руку.

- Я… я… так устал.

Он всегда говорил, что убийство зажравшихся и обнаглевших элит, которые сделали из людей стойло с рабами это не есть плохо, а вот поднять меч против самых незащищённых – омерзительно и жутко. В его мысли как метеорит врезались далёкие слова наёмника, Андрона – «Убивать ты не умеешь», сказанные ещё в Сиракузы-Сан-Флорен.

«А ведь точно… и слава Богу, что это мне не дано… почти».

- Всё в порядке Сериль, - проскрипел Данте, - всё хорошо.

- Тебе нужно отвлечься…

Она юрко приникла к нему впритык и неожиданно для Данте обняла его. Это не объятия влюблённой пары, скорее поддержка, душевная помощь, чтоб надломанный дух не сломался до конца. Как только Валерон ощутил, что чьё-то тепло поползло по телу в душу, он почуял лёгкое поветрие спокойствия, и ему стало едва-едва легче.

«Родственная душа», - вспыхнула в уме успокаивающая мысль.

Этим и увенчался для него этот день кровавый. Теперь ему нужен отдых и покой, и отпустив Сериль, достаточно успокоившись, он пошёл рядом с ней, занимая её рассказом, каким всё увидел на арене и самое главное, признаваясь, что только её утренняя поддержка помогла ему выстоять в битве посреди того ада.