Вовк. О том, как Вовк запутался в Кривомирье

Глава 3. Которая является продолжением предыдущей, а ещё в ней опять появляется черноволосый мальчик

Если бы ещё вчера кто вздумал спросить Вовку, что было самым запоминающимся в его жизни, он бы надолго задумался. Столько всего происходило, – хотя бы каждое лето! не беря в расчёт остальное время года, – что практически невозможно было выделить хоть что-то одно.

Вот как, скажите на милость, выбирать между гонкой на космических кораблях, в роли которых выступали две, стоящие рядом, качели и грандиозным походом в парк, когда они с папой зависли на вершине горки, а потом со всего маху ухнули вниз! Кажется, именно тогда у Вовки сердце впервые прилипло к позвоночнику. Второй раз был в аквапарке.

Если же сюда ещё приплюсовать прошлогоднюю драку с хулиганами из соседнего двора, решившими установить свои порядки; последующую погоню за ними на велосипедах, когда те удирали что есть мочи, получив отличную взбучку в ответ. Или поход на аттракцион с динозаврами, когда Кархородонтозавр дрался с Гиганотозавром. Вовка готов был поклясться, что они были настоящими! Хотя и знал, что динозавры давным-давно вымерли.

Если прибавить всё это и многое-многое другое, что происходило с Вовкой каждый день и что не вместится ни в одну из книг (благо у детей всегда что-то происходит, в отличие от многих взрослых), то становится ясным, сколь же на самом деле трудным был этот вопрос.

Однако так было бы вчера. Сейчас же ответ был однозначным – ничто не могло сравниться по впечатлениям с поездкой по дорогам города, прибывающего в мирном оцепенении выходного дня, на карете скорой помощи. Вот что мизинцем левой руки побороло все остальные воспоминания.

Мигалки завывали, как по волшебству отгоняя впередиидущие автомобили. Водитель, к которому врачи обращались Борисыч, вёл аккуратно, но быстро. Точнее даже – невозможно быстро! Когда какая-нибудь машина дёргалась то вправо, то влево, не зная куда прижаться, Борисыч, даже не задумывался над тем, что помимо педали газа, есть ещё и педаль тормоза. Каким-то сверхчеловеческим чутьём он отыскивал момент, включал передачу и на полных парах проносился мимо! Борисыч так лихо и плавно лавировал между потоками машин, что Вовчик успел решить: когда вырастет – обязательно станет шофёром. Хотя на прошлой неделе он так же твёрдо был уверен, что станет лесничим, а до этого – археологом.

За каких-то пять минут карета скорой помощи домчалась до больницы, где их уже встречали санитары. Аккуратно, точно мама была хрустальной, они подхватили её на носилках и на раз-два, словно пушинку, понесли внутрь. Врачи махнули Вовчику на прощание из машины и та, взвизгнув покрышками по асфальту, умчалась на следующий вызов.

Дальше события развивались прямо таки с планковской скоростью. То есть так быстро, что уследить за ними было столь же сложно, как и за четверняшками в битком набитом людьми магазине.

Ведь как иначе объяснить, что буквально только что они были на первом этаже, но уже оказались в лифте и выходили на четвёртом? А Вовка даже и не помнил как они заходили в лифт!

– Ого! – почему-то удивлённо воскликнул врач в белом халате. Он буквально вырос перед ними. Материализовался из воздуха. Впрочем, никто бы не удивился, если так всё и было, ведь в больнице, как показалось Вовке, воздух был какой-то особенный. Чересчур даже светлый и прозрачный, словно его хорошенько отстирала в стиральной машинке мама.

– Так, вам уже рожать пора! Быстро её в палату! – скомандовал он. Санитары подчинились. Из-за стойки к ним присоединилась медсестра.

– Я сейчас буду! – крикнул врач вдогонку.

– Так, а кто у нас тут отец? Вы? Так, идите сюда, – врач говорил сухо, по деловому и быстро, он привык, что в больнице его беспрекословно слушались, – Так, смотрите, вам надо заполнить всё здесь и здесь. Понятно? Держите, – пихнул он в руки отцу какие-то бумаги, не дожидаясь ответа.

Глянув быстро вниз на Вовку, врач удивлённо моргнул, хлопнул себя по лбу и скрылся за двустворчатыми дверьми столь же внезапно, сколь и появился.

С исчезновением врача, суета вокруг них спала. Точнее ещё какое-то время она металась внутри них: хотелось куда-то бежать, что-то делать, может быть даже кричать или скакать на одной ноге, – но затем оказалось, что они остались стоять одни около лифта.

– Пап, пап, – дёрнул Вовчик за руку папу. Тот не отзывался, рассеяно переворачивая всунутые ему бумаги. Весь его вид говорил о том, что он – учёный НИИ – вдруг разом разучился читать. Что и не удивительно, после всего пережитого! А что ещё предстояло впереди!

– Папа! Папа! – громче позвал он.

– А, что?

– Пап, куда увезли маму?

– Маму? Ах, Вовка, её увезли в палату. Там врачи помогут твоему братику выбраться из маминого животика. Это ой как не просто!

– О-о! Ого! – протянул Вовка. Он попытался представить, как всё это будет выглядеть, но ничего лучше репки с целым поездом из врачей, тянущих её, у него не получилось. Выглядело это странно, страшно и, наверняка, больно.

– А нам туда нельзя?

– Нет, нам нельзя.

– Почему?

– Мы же в уличной одежде, она грязная. Наверняка целую тьму микробов подцепили. У нас даже руки не вымыты. Ты же не хочешь, чтобы твой братик, едва появившись на свет, тут же заболел каким-нибудь гриппом?

– Нет, не хочу, – Вовка даже и не подумал об этом. С виду руки его были чистыми.

– Пап.

Папа не откликнулся, успев погрузиться в свои мысли. Как учёному со стажем, ему это удавалось без труда: бац! – и вот он уже внутри себя.

– Пап!

– А, что? – опять глянул он на сына.

– А маме больно будет?

– Ну, немного совсем, – неуверенно ответил папа и закусил губу.

«Значит больно», – решил про себя Вовка. Не зря же папа так переживает.

Только вот вопрос – как сильно будет больно? Если так же, как было ему, когда он расшиб себе лоб об асфальт, споткнувшись о металлический прут, то это, конечно, больно. Больнее с ним ничего не случалось. Но ведь он тогда вытерпел и даже храбро сам дошёл до дома, хотя его лоб, да и вообще всё лицо было в крови. Вовчик решил, что мама у него такая же сильная, как и он, поэтому вытерпит и немного от этого успокоился.

– Пап! – сразу громко крикнул Вовк.

Папа вздрогнул.

– Ну, что ты кричишь, мы же в больнице!

Вовка насупился. Когда он говорил тихо, то его никто не слышал, всё равно приходилось потом кричать, а тут сразу отругали!

– Ничего! – сказал он и отвернулся.

Папа тяжело вздохнул, снял очки, потёр глаза, надел очки. Положил руку на плечо сыну.

– Ну, Вовк, ну, не дуйся, прости, просто…. Такое дело! Не каждый же день у нас дети рождаются, вот я и волнуюсь. Не дуйся, пожалуйста. Давай сядем. Пошли?

Вовчик согласился. Уже устроившись на диване, ему пришла ещё одна мысль. В последние полчаса они к нему вообще приходили постоянно. Будто голова выплёскивала их как из кипящей кастрюли.

Вова вспомнил, как просто-напросто кошмарно обрадовался, когда узнал, что у него будет братик. Наконец-то у него будет с кем играть дома! Это было круто! Но только сейчас он подумал о своём братике, как о ком-то, кто не сидит у мамы в животике и распирает его своими ножками и ручками, а как о таком же мальчике, как и он сам.

Всё это странно. Чудно! И здорово!

Шли минуты. Папа грыз карандаш и пытался сосредоточиться на бумагах, но то и дело поглядывал на дверь, куда увезли Есю. Вовка тоже смотрел туда. Что было за теми дверьми? Ему жуть как хотелось узнать. Потому он ловил каждый момент, когда кто-нибудь из врачей входил или выходил, но ничего толком разглядеть не удавалось.

Стало немного скучно. И тут Вовка услышал недовольное бурчание живота. Оказывается то, он с утра ничего не кушал, а уже и обед давно прошёл!

– Кушать хочу, – сложил перед собой руки Вовка и с силой облокотился об спинку дивана.

– Ага, кушать, кушать, кушать, – несколько раз повторил папа, прежде чем до него всё же дошёл смысл этого слова. Такое с ним часто бывало, особенно когда он погружался в свою научную работу.

– Точно! Мы же не обедали. Во-овка-а! Совсем из головы вылетело, – всплеснул он руками.

Но, если у папы из головы что и вылетало, то в Вовин живот ничего с самого утра не прилетало. Поэтому он, поняв, что речь, наконец, пошла о нём, с утроенной силой заурчал.

– Так, м-м, вот возьми, купи себе в автомате что-нибудь, он там, за углом. Разрешаю даже сладости! И мне водички не забудь.

От неожиданности Вовка растерялся, забыл сказать спасибо и со всех ног помчался за угол. Сладости на обед! Такое не бывало даже в дни его рождений! Ведь и тогда приходилось есть салаты, прежде чем на столе появлялся торт.

Автомат с шоколадками оказался большим. Чего в нём только не было! У Вовки разбежались глаза во все стороны. Затем он решил идти от нижних полок к верхним, чтобы определиться, что же он хочет. Проблема была одна и состояла всего лишь в том, что ему отчаянно хотелось всё и сразу.

Как раз в этот момент непростых раздумий, прямо перед Вовкой появился черноволосый мальчишка.

– Братика ждёшь? Шоколадки выбираешь? Ну-ну.

От неожиданности, а вовсе не от испуга, Вовк вздрогнул. Он сдвинул брови и уставился на появившегося невесть откуда незнакомца – чернявого мальчугана с землистого цвета кожей.

Тот облокотился об стену, перекрестил ноги и с какой-то неприятной ухмылкой смотрел на Вовчика. Причём делал это так, точно знал его уже не один год.

– Ты мне? – буркнул Вова, зажимая в кулак деньги.

– Конечно, разве ты видишь здесь кого-нибудь другого?

Незнакомый мальчик развёл руками, осмотрелся. В закутке, где стоял автомат, они были одни.

– Я тебя не знаю и не хочу знать, – заявил Вовка и отвернулся от него. Он ему не понравился сразу же. Объяснить рационально это никак нельзя, только детским чутьём. А оно у Вовы было развито будь здоров!

Чернявый, как уже успел окрестить его про себя Вова, был из тех кто, приходя новенькими в класс, сразу пытаются обратить на себя внимание. Они совершают всякие хвастливые, глупые поступки, рассказывают небылицы, в какие не поверит даже детсадовец, стараясь произвести впечатление, подлизываются и гадят исподтишка.

– Значит, папаня твой уже начал от тебя откупаться, да? – продолжил тот наглым тоном, – ну-ну.

– Чего тебе надо? – вспылил Вова. Ему не понравилось, что этот… так невежливо назвал его папу, – иди отсюда, пока я не накостылял тебе.

– А что это ты меня гонишь? Здесь твоя собственность разве?

Вовка сжал кулаки.

– Чего надо? – повторил он.

– Мне? Ничего, – как будто удивлённо ответил чернявый, – а вот тебе я не завидую.

Вовчик был совсем не робкого десятка, потому сразу нашёлся, что ответить:

– Я за тебя рад, можешь не завидовать и дальше, а теперь отстань. Привязался как банный лист.

– Ну-ну, я то может быть и банный лист, а с тобой, значит, с шоколадки на обед начали.

Чернявый уходить не собирался. Наоборот – подошёл ближе, облокотился об угол автомата. Вовка рассердился, закатил глаза и ещё крепче сжал кулаки.

– Что ты всё заладил, ну-ну, да ну-ну. Что значит твоё «ну-ну»? – он уже готов был подраться, если потребуется. Чернявый был долговязым, руки ноги, точно верёвки, болтались по бокам. Вовчик, пусть и ниже ростом, но повалил бы его в два счёта.

– А то и значит, считай, что всё!

– Да, что всё?!

– Всё! Забыли про тебя родители! Деньгами откупаются, шоколадками! – злорадно сказал чернявый и нехорошо улыбнулся.

Вовка сделал два шага в сторону. Папа сидел на диване, зарывшись в бумаги, что-то чёркал.

– Никто про меня не забыл, а теперь отойди, – он пихнул чернявого, поднялся на цыпочки и засунул деньги в купюроприёмник. Автомат зажужжал, затрещал, задрожал и попытался выплюнуть шоколадку в лоток, но та, падая, зацепилась за полку ниже и повисла.

– Ах-ха-ха, – закатился чернявый, – вот так невезуха! Да?

Вовка растерялся. Он совсем не ожидал, что автомат его так подставит. Предательски дрогнула губа. Совсем чуть-чуть, но чернявый, что было в его противной натуре, это сразу же увидел. Он вообще, как потом станет ясно, подмечал всегда только плохое. Хорошее для него было прозрачнее стекла.

– О! Уже нюни развесил, платочек дать?

– Отстань говорю! – чаша терпения была переполнена и Вовк яростно набросился на него, но тот ловко отскочил в сторону. Теперь они поменялись местами: чернявый стоял около автомата, а Вовка оказался на его месте.

– Что сразу с кулаками то! – притворно обиженно возмутился он. Мерзкая улыбочка при этом не сходила с его лица.

– А я ещё и наподдам тебе, не заржавеет! Что пристал ко мне, иди к своим родителям их и доставай! – Вовка действительно никак не мог взять в толк, с какой такой радости чернявый пристаёт к нему.

– Я то пойду, куда мне надо, только вот мне тоже шоколадка нужна. Конечно, не та беспонтовая, что ты выбрал, а нормальная.

Оглядевшись по сторонам, чернявый убедился, что никто на них не смотрит. Взрослые проходили мимо, словно около автомата и вовсе никто не стоял. Он присел, засунул руку в лоток и так ловко что-то сделал, Вовка даже не понял что, отчего свалились и его шоколадка, и ещё пачка с конфетами.

– Ну, что же, не плохой улов. Правда, я не хотел конфеты. Хотя-я-я…

Чернявый повертел шоколадку в руках, перевёл взгляд на Вовку. Ухмыльнувшись, какой-то гаденькой мыслишке, он сделал движение, будто собираясь убрать её к себе в карман.

– Отдай, она моя! – крикнул Вова, сделав шаг вперёд.

Легко догадаться, что противный незнакомец только этого и добивался.

– Твоя, ну-ну? – прищурился он, несколько раз подкинув шоколадку в воздухе.

Вовчик подошёл ещё ближе.

– Ладно, так и быть. Держи. А то «на-под-дашь» ещё мне.

Вовк выхватил из протянутой руки свой шоколад.

– Уходить не собираешься, рассказать всё папе? – решил поддеть чернявый. Всё-таки он был примерзким типом.

Вова не собирался. И не потому, что ему ещё надо было купить воды, и потому, что сдача была в автомате. Он не был ябедой. Никогда не жаловался и с такими как этот долговязый, всегда поступал по справедливости – разбирался сам, если доходило до этого. Никогда он не делал так, как хотели спровоцировать такие хитрюги. Вовка не был глупым, чтобы плясать под их дудку. Себе дороже! Чернявый это рассмотрел в его взгляде.

– Не ябеда значит, ну-ну. Честный малый, ну-ну, за справедливость, – сказал он и одним движение руки разорвал пачку с конфетами.

– Хочешь? – совершенно безобидно спросил он. Будто они были старыми друзьями.

– Нет, ты их…, – Вовка не стал говорить. Это было плохое слово и даже произносить его вслух по отношению к другому человеку ему не хотелось.

– Украл?! – незнакомый мальчик рассмеялся, – Ха-ха! Вообще то не украл. Они случайно вместе с шоколадкой упали. Я другое хотел достать. Поэтому, не правильно считать, что они краденные. Так будешь?

По правде сказать, Вовчик хотел, это были вкусные конфеты. Но он знал, что чернявый, что бы ни говорил, просто напросто украл их.

– Нет.

– Точно? Ну, смотри, не настаиваю. Хотя бы попробуй! А?

Вовк сжал губы.

– Нет? Ха! Вот так сила воли! Ну-ну, с этим разберёмся.

Чернявый бросил в рот сразу две конфеты и тут же их разгрыз. Какое-то кислое удовольствие появилось на его лице. Было видно, что переходить черту дозволенного он привык, не раз преступал её.

– В общем-то мне всё равно, так что как хочешь, уговаривать деток я не подписывался.

Чернявый достал ещё одну конфету, повертел её в руках.

– Ладно, я пошёл.

Вовка выдохнул. Сейчас он уйдёт.

– Ах, кстати! – прищурился чернявый, – забыл тебе сказать. Не думай, Вовчик, что ты такой белый, пушистый и невинный, а я плохой и чёрный, как злодеус какой-нибудь. Ты же всё видел. Видел как я «украл», как ты выразился, но никому не сказал. Да? Ай-яй.

Вовка не сразу понял, к чему тот клонит. Чернявый развеселился.

– Поражаюсь твоей наивности! Ах-ха! Ты соучастник, такой же преступник, как и я!

– Никакой я…, – наступил на чернявого Вовка, сжимая кулаки. Теперь он его реально достал. Сейчас он получит, это уж точно!

– Самый что ни на есть, так что не надо тут… Выпендриваться, – отступал он задом, – Пора мне. До встречи!

И чернявый, посвистывая, пошёл по коридору мимо Вовиного папы. Тот даже не обратил на него внимание. Кажется, никто не обращал на него внимание. Вова провожал его взглядом. Когда навстречу тому прошла медсестра, Вова увидел это отчётливо, чернявый ловко вытащил из её кармана перчатки, которые тут же и бросил на пол. Затем, что было и вовсе невероятным, ещё не дойдя до двери выводящей на лестницу – исчез. Растворился, как дым от костра. Хотя, это могло и показаться.

Вовка вернулся к папе, ничего ему не сказал. Хотел, но в последний момент передумал. Только после этой встречи весь день чувствовал внутри себя какой-то чёрный осадок, точно зерно чего-то горького зацепилось и не желало уходить.