Времена года

Короткие, тусклые деньки поздней осени. Света белого мало. Поздно рассветает, рано смеркается. Рассвет с сумерками как бы встречается посреди ненастного дня. Проглянет день, и уже темно. Пасмурно и туманно, а по ночам морозит. Хмурится мглистое, низкое небо. Весь день то снег, то дождь моросит. Плачут по солнцу оконные стекла.

Долго стоит пасмурное ненастье. Редко проглядывает холодный свет осеннего солнца.

…Монотонны и однообразны пустоши. Хмур осенний пейзаж. Задумчивы до снега равнины, прозрачны сизые дали, изумрудны зеленя озимых, беззвучны замолкшие рощи. В тиши лесов лишь изредка попискивают непоседы-синицы да стучит клювом украшенный красной шапочкой дятел.

Тускло и сумрачно подернуто туманом редколесье. Ни шороха, ни звука в лесу. Не закипает на ветру мятущийся трепет листвы.

Снегирная пора! Ноябрь — месяц прилетных зимних пернатых гостей. В Подмосковье и в средней полосе зимуют 15 видов северных гостей. Румяными яблочками рассядутся и часами не слетают с веток пухлые серо-красные с черными козырьками флегматики-снегири. Разноцветным пером щеголяют птицы-«агрономы» — щеглы. Любят их москвичи-птицеловы за весенние песни в мороз. На рябинах и шиповниках красуются нежно-розовые, с желтыми оторочками на хвостах хохлачи-свиристели, а на можжевельниках — ярко-малиновые щуры.

Бесцветны небо и земля. Ни одной пороши. И вдруг — диво! Одно только дерево, кажется, все в снегу. Натуральный куст спелого хлопка. Вот оказия! Все ветки в вате, под масть зайцу-беляку. Ближе подойдешь и убедишься в обмане зрения. Это ива-бредина распушилась белыми хлопьями, да так и стоит до зимы.

В ноябре полны кладовые зверей и птиц в норах и дуплах. Матерые и выводки прибылых волков собираются в разбойничьи стаи. Ноябрь — «волчий месяц».

«Дохнул ноябрь осенним хладом…» Холодный ветер, студеные дни, хоть и без снега.

По народному календарю, ноябрь — месяц ветров, месяц сева лесных семян.

Ни снега, ни льда на проточных речках и быстротечных ручьях. Ноябрь — последний месяц живой воды.

Ноябрьские ночи — самые темные в году. В одиннадцати месяцах не бывает таких непроглядных ночей, как по чернотропу. А небо — словно звездный шатер. Ясно видны Большая Медведица, Венера, Юпитер и Сатурн.

Беспросветная, глухая, стылая пора глубокой осени! Дни все короче, и все удлиняются и холодают ночи.

Ноябрь — сумерки года. Месяц перволедья, санного первопутка. Последний месяц осени.

Начало спортивного сезона, подледного лова и пушной охоты по пороше.

КОГДА ЗВЕНЯТ СУГРОБЫ ЛИСТОПАДА…

Дожди идут, воды много, но деревьев она уже не оживит. Осень-засуха. Корни деревьев не пьют воду почвы, листьям нечего испарять: они сохнут и опадают на землю. Листва уже не нужна дереву. И вот ветер стряхивает ее, чтобы она принесла пользу земле, удобрила ее. Прошла соковая пора, листья желтеют, наливаются багрянцем, мертвеют и опадают. Уральская береза стоит без листьев 217 дней в году, подмосковная — 198, тамбовская — 167.

Дружно идет листопад. Легко, свободно обнажаются наши зеленые друзья, как по команде, сбрасывают лишнюю обузу цветистой мишуры — листвы. Это благоприятно отразится на зимовке дерева и его весеннем возрождении.

Буйный ветер заметает тропинки червонной порошей звонкой листвы. Вихрями реет, кружится по лесу золотой буран листопада.

Звери и птицы далеко слышат по лесу гулкие шаги чужанина-охотника, ступающего по звенящим сугробам — ворохам шумной листвы. Красавец на дереве лист, а на земле от него большая польза, известная лесоводам и колхозникам. Листья дубов и других деревьев содержат важные дубители; больше всего (12 процентов) этих ценных веществ в листьях благородного каштана.

А вот и еще одно ценное качество тленной ветоши листа. Благодаря ей даже зимой не промерзает лесная почва и в октябре растут грибы-листопадники. Именно перегной листоподстилки утепляет землю леса, обогащает ее удобрением. Вот почему первая вегетация под снегом начинается в феврале у самых ранних первоцветов — подснежников Примечательно, что в листопад один гектар дубов дает земле 520 килограммов удобрительной золы из 5 тысяч килограммов осеннего отпада — веса листвы с хворостинками. Такое количество удобрений опадает в год с дубов на гектар. Это обогащает почву, способствует гонкому росту деревьев. Чтобы не нанести ущерба приросту лесов и парков, не трогайте листву под деревьями, не удаляйте ее.

И, сборщики грибов, запомните: никогда не надо ворошить вокруг гриба листоподстилку. Это губит нежное слоевище грибокорня. Разумеется, еще вреднее варварский способ вырывания гриба с корнем.

Золотыми мотыльками кружатся в воздухе листья, будто выбирают сухое место для зимовки. Прощай, зеленый лес!

СТАРТ ВЕСНЕ

Коротеют, мглеют тускло-хмурые деньки. Будто с утра вечереет муть низкой наволочи обложных облаков. Роями белых мух вьются в воздухе сырые снежинки, а на черную тропу приземляются лишь каплями дождя. Пасмурно туманное небо. Непогода стоит. Не замечают ее неприветливость лишь одни оптимисты с лопатами — рады копать ямы, сажать в землю деревья и кусты. И под волглым снегом сырых порош не промерзает почва, чтобы продлить в предзимье месяц сада.

У садовода, конечно, новый год начинается с осени. Это закон природы. Октябрь и ноябрь — доподлинно садовая весна земли, инкубация будущей зелени, цветов, плодов, ягод. В осеннее ненастье закладывается основа весны цветов, майских садов, урожай плодов и ягод.

Раздевается ноябрьский лес. Обманываются поэты, твердя: «осенний сон», «дрема отдыха», «усыпальница природы», «конец году». Ничего подобного: в саду и в лесу зарождается почка, закладывается фундамент садового года.

В душе садовода есть своя «охотничья косточка». Охота, говорят, пуще неволи. По чернотропу в ноябре руки зябнут без рукавиц, снег порошит, ветер буянит, а землекоп-садовод не унимается, роет волшебный клад весенней красоты и изобилия урожайности. Сад на дворе — это музыка. Недаром поется:

С осени окапывают канавой кругом дерево, не трогая корней. А зимой мерзлый ком земли с корнями из лесного окопа перевозят в город и сажают…

Завершается подготовка сада к зимовке. В центре и на севере не позднее первой декады ноября землей окучиваются молодые штамбы яблонь, обвязываются еловым лапником. Как правило, хворостом, хвойными вешками, щитами, бодылками подсолнечника и кукурузы задерживают в саду снег, окучивают сугробом стволы и ягодники, стряхивают с ветвей навись сырого снега.

Срезаются садовые наросты грибов — трутовики. Заботливые хозяева непременно устраивают в садах птичьи столовые-кормушки. Гораздо лучше с осени выставить скворечники, дуплянки, синичники, чтобы они обветрились. Весной их скорей займут птицы. Ведь мартовские парадные свежестройки отпугивают птиц…

После листопада садоводу заметнее найти и уничтожить зимние гнезда вредителей — боярышницы, златогузки, кольчатого, непарного и других шелкопрядов. Еловым лапником, хвоей нужно надежно укрыть ягодники.

Ноябрь — третий месяц осени и последний месяц сбора спелых семян лиственных пород леса и декоративных культур для парков и садов.

…Садовый урожай снят. Снег идет и тает. А истый садовод обнаженную землю не может видеть равнодушно, опять старается сажать и пересаживать. Садоводу пристало дорожить каждым клочком незанятой земли. Но часто соблазн приводит к крайности. Подчас в азарте садовод норовит, по крылатому выражению, «разводить тесноту на просторном месте». Но от скученности кустов и деревьев снижается урожайность. И меньше, и мельче плоды в теснине частосада. Не надо забывать об этом и вовремя исправить ошибки: рассадить растения пореже, чтобы они не затеняли друг друга.

Весна сада начинается осенью. В зароде почек дается биологический старт весне. В почве зарождаются, прорастают побеги, ростки, на ветках набухают почки. Это подземная весна. И вместо павшего листа на дереве тоже с осени народилась почка — залог листа, цвета, плода. Садоводу ясно: чего нет в ноябре, того не будет и весной.

…Пороши перемежаются чернотропом — это первый дебют зимы. Она сперва робко репетирует свою роль, нерешительно примеряется… Снег приземляется, но ему не лежится на сырой земле. Пестрит серое поле, как перо сороки. Фенологи называют это «зебровый ландшафт». К последней пятидневке ноября на белых крыльях метели водворяется прочно снежная зима. И лопата в руках садовода получает новое применение: первым делом окучиваются стволы яблонь и ягодных кустов. А клубничные гряды заваливаются доверху сугробом. А снег все идет и идет, садовод рад пороше так же, как и следопыт-охотник. Недаром в народе говорят: «Снег на поля, что зерно в закрома».

«СОРОЧЬИ ОЧКИ»

Первый снег за сорок дней до зимы, — говорят народные приметы. Это значит, до льда, до замерзания земли, до саней.

…Лес поблек. Редеют, обнажаются вершины. Листопад на исходе. Только в подсаде — подлеске великолепно уцелела от ветров цветисто-вянущая листва кустов и трав.

Поздняя осень, «…мглой волнистою покрыты небеса». И днем серые сумерки ненастья, хвойные потемки леса. И всех ярче бросается в глаза нежная акварель подлеска. Горит «неопалимая купина» поредевшей листвы. По-особенному пламенеет на одних и тех же ветках нежно-розовая, палевая, лилово-фиолетовая листва — чисто жар-куст!

Неповторим поздней осенью красавец-бересклет. Это известный дикий каучуконос. Он поет и плачет слезами ценного сока. «Слезы дерева» — означает на малайском языке «каа-учу». В коре его 86 процентов чистой гуттаперчи, в семенах — масло, жир. Из крепкой древесины бересклета хороши токарные поделки, особенно клавиши для рояля, шомполы ружей. Листья пестрые, трехцветные, а на ветках вдобавок свисают необыкновенные сережки — красно-оранжевые, с черным зрачком. Причудливы эти ягоды: словно смотрит на тебя из куста птичий глаз. Ведь недаром в народе их называют «сорочьи очки»! Сережки-кулоны. Плоды, а краше цветов.

Любимое лакомство птиц — эти «сорочьи очки» бересклета. Особенно охотно их клюют рябчики. Они завсегдатаи в кустах бересклетов. Отсюда до глубокого снега льются их свирели. В марте и в чернотроп ноября рябчики свистят тонко, как в соломинку.

В осеннюю пору, бывало, так и тянет навестить любимый лесной уголок — кусты бересклета в радужной листве, в оранжевых кулонах сережек с черным глазком. Третий этаж леса — верхний ярус вершин прозрачно обнажен, редкие уцелели листочки. А понизу, в подсаде, сохранилась красота подлеска; по 700—1000 кустов бересклета на 1 гектар. Москвичу — питомник для сада.

Живая изгородь бересклета будет хороша и для сада. Осенью и зимой эта естественная птичья кормушка будет привлекать сюда полезных саду птиц-зимников. Обычно остаются они на гнезда и весной.

Легка и выгодна пересадка кустов бересклета, сподручна пионерам и школьникам. Саженец можно и в рюкзаке привезти. Не надо копать ям — втыкай ветку в землю, и без корней примется, а с корнями и подавно.

В саду бересклет хорошо множится отростками, семенами, корнями и отпрысками, в культуре — черенками и семенами. И как ни у одного дерева, укореняются срезы, принимаются расти.

Когда в предзимье поредеет облетевший сад, еще ярче краса бересклетов. Прощальная улыбка листопада!

«СТЫНЕТ…»

Стылая пора — ноябрь. Фенологическая треть поздней осени — от чернотропа до первой пороши, от листопада до ледостава. Сегодня — земля, завтра — снег. Сегодня — вода, завтра — молодой ледок, по-народному, «синчик». Скоротечная пора, канун рекостава.

…С краю у берега лед — это уже паспорт зимы. И на просторе стрежня тихо струится течение засыпающей реки. Это полынья среди льда, оазис живой воды осени, ясные глаза реки. Все утки тут на полынье — последнее убежище перелетным водоплавающим птицам. Посмотрит охотник и скажет: «Утка шереху хватила, льдишки, сала».

Прихватил мороз, плывет шуга, сало, шерех. Истекают часы живой воды. Последние дни быстротечной реки. Она изнемогает от натиска холода.

Мороз не сразу леденит всю реку целиком. Земля теперь холоднее реки, сперва цепенеет вода у берегов. И эти закрайки-забереги тянутся к середине, будто Дед-Мороз наводит хрустальные мостки через реку. Но на стрежне еще рябит зыбь живой воды.

Слепнет река, стынет. Меркнут ее синие глаза, закрываются стеклом льда.

Холод насекает иглистые стрелки, как паутина, разбежались они на воде. Молодой ледок колется, звенит и блестит, как хрусталь.

И так по перволедью день и ночь невидимкой Дед-Мороз с рекой играет. Ударяет, будто по серебряным клавишам. Ветреная волна со стеклянным дребезгом разбивает зазубренные кромки закрайков-заберегов. Это последний и решительный натиск зимы, ее спор с осенью на водной меже.

Стынут пока только края ледяных заберегов. Раз в год любители-художники, охотники с камерой могут уловить оригинальный подмосковный пейзаж, совсем такой же, как на известной картине В. Н. Мешкова «Стынет…». Вода на ледовом рубеже зимы. Это значит, что вода в реке бродит, как молодое вино в бочке, перемешиваются верхние и нижние воды. В науке это называется осенней циркуляцией.

Плотна, темна и, как ртуть, тяжела охладевающая ноябрьская вода. Летом холоднее была донная, а теперь верхняя, и вот сверху вниз, снизу вверх струится она, а поверху плывет сало, — кажется, ворочается живая река в берегах.

Охлаждение доходит до зимнего предела +4 градуса и холоднее уже не будет в любой мороз.

Никакие морозы не страшны зимующим на дне сонным рыбам и водяным растениям. Негреющий свет зимнего солнца вовсе не нужен в оцепенелой темноте дремучего царства рыб подо льдом.

Побеги, почки, семена растений и водоросли, как и рыбы, уходят от натиска холодов в подледную тьму. Оттуда поднимутся весной, всплывут на поверхность и откроют бал весенней красы белые кувшинки и желтые кубышки.

Медленно стынет река, на дне ни ветра, ни мороза. У рыбы сон без еды и движения — великий зимний пост. На Волге рыбные ямы под охраной законов. Рыба штабелями, как на складе, лежит на дне зимовальных ям, сонная, вялая, чуть шевелятся плавники. Хищники — щука, судак, налим не спят и зимой. А на Урале, в Белоруссии, на Средней Волге и севере издавна ведется промысловый подледный лов.

От зимней спячки подо льдом только в зимние оттепели пробуждаются и кормятся на мели язь, елец и голавль, плотва.

В ноябре по перволедью на Чудском озере, на Волхове и в Финском заливе — весна рыб, икрометание сигов. В это же время нерестятся онежский сижок, килец и ладожский рипус. А их дальняя родственница — «переяславская селедка», ряпушка из рода сигов, нерестится в зазимье на Плещеевом озере.

Ценнее всех рыб Московского государства почиталась она в летописях. По царским указам ее ловили только для боярского стола, простолюдинам ловля запрещалась. Бесподобна по нежному вкусу эта настоящая «золотая рыбка» Подмосковья.

…Остыла вода, но текучая струя проточной реки еще резвится, ломает хрустальные иголки-льдинки. От зимы подальше бегут и быстрые ручьи…

…Крошево снега и льда кружится, ходуном ходит. Уже не видно летней волны, только рябь зыбится. Здесь на приплеске закрайков-заберегов проходит в ноябре рубеж времен, и смотрите, какое разыгрывается сражение, последний решительный бой зимы с осенью…

Береговой лес и небо в последний раз загляделись в речное зеркало голубой полыньи. Стынет… Наступает зимний сон воды до весны.

ПРЕДЗИМЬЕ

На бульварах и покатых крышах белеет пороша. В воздухе уже промелькнуло мимолетное видение зимы. На белом фоне запорошенного прудового льда, поджав ноги, расселись пернатые зимовщики столицы — лебеди, гуси, утки.

Среднемноголетние сроки: замерзания рек — 18 ноября, санного пути — 20 ноября, снегового покрова — 22 ноября. Снег еще не зима; заявка зимы — речной лед.

Ноябрь — предзимье, месяц репетиций зимы. По наблюдениям за многие годы, в среднем чаще всего от одного до четырех раз сходят на нет первые снега, и снова возвращается чернотроп. В 1939 году зима стала после восьмой пороши, в 1952 и 1955 годах — после четвертой, в 1953 году зима «репетировала» до нового года, а в 1962 году до конца декабря.

Ни инея, ни снега, ни льда не было почти до половины ноября 1961 года. А главное отличие этой удивительно теплой осени в том, что совсем не было заметно грязной сырости и бездорожья на сельском проселке.

…Коротки тусклые деньки, хмурые, туманные до полдня… Небо в нависи низких облаков. Долги самые непроглядно-темные в году ноябрьские ночи. И какая трогательная редкость ясного утра, нечаянная радость улыбки солнца в разрыве облаков! Это то самое солнце, о котором говорят: «светит, а не греет». И уже совершенно невероятной красой блеснут на фоне лазурно-холодного неба словно вылитые из чистого золота виньетки узоров — ярко-желтые пучки кораблянок-лиственниц. В ноябре, безусловно, это самое красивое подмосковное дерево, уроженец якутской тайги.

Самый поздний среднефенологический срок листопада, вернее, хвоепада лиственниц — 14 ноября, а дубов — 5 октября.

СНЕГИРНАЯ ПОРА

Ни осени, ни зимы. Предзимье — так называется это время. По-народному, о ноябре говорят: «сентябрев внук, октябрев сын, зиме — родной брат».

Перелетные птицы улетели, на смену им к нам пожаловали зимние гости — гнездари Арктики. Это свиристели, щуры, чечетки, пуночки и др. На рябине, где вчера еще были скворцы, ныне пришельцы севера — свиристели, по-народному, красава. Птичка со скворца, с дрозда. Подпускает хоть на пять шагов, подойди и разгляди: серо-розовые пухлячки с черными козырьками хохолков, с изящной желтой каймой хвоста, с ярко-алыми роговистыми лепестками на крыльях.

А как нежен тихий свист их напева. Серебряные гусли московской зимы.

И любимцы московской детворы, снегири — спутники столичной зимы. Красными яблочками висят они на любом дереве.

С детства памятны мотивы их нежных вздохов в великой тишине снежного безмолвия. Недаром это время так и называют — снегирная пора!

Птицы Арктики прилетают на подмосковную зимовку, а домосед-снегирь не как другие: летом гнездится в глуши леса, а с первым снегом скорей торопится ближе к домам.

Вещун зимы!

Ярко на снегу пунцовое перо снегиря — под цвет зари. Все другие зимние птицы на морозе подвижны, суетливы, вертлявы.

Словно игрушечный шарик на резинке, дергается, кувыркается синичка, неутомимая в поисках насекомых. Не таков снегирь: он усидчив, как рыболов.

В снеговейные дни, в трескучие морозы, пожалуй, даже приятнее, чем хор соловьев мая, услышать снегирей.

В снежных покоях глухозимья мил и дорог его скромный, задушевный напев. Свирель зимы!

Отличные вокалисты — снегири. В их стаях нет молчунов. Все поют хором. Что ни стая, то хоровая капелла. И все равноправны — и певицы, и певцы. У других птиц такой самостоятельности наседок не бывает.

Уж на что мастак скворец — пересмешник всех птичьих голосов, а все-таки знатоки певчих птиц выше ценят несравненное умение снегиря. Он чище и музыкальнее перенимает любую интонацию, а комнатный снегирь может подражать даже мелодии. Выведет канарейка, он поет канарейкой.

Поразительна эта способность!

Как и скворец, снегирь скоро привыкает к людям, становится ручным, подлетает на голос. Одна беда снегирю в клетке: чернеет, как скворец, совсем гаснет его «жар-перо».

Неволя никого не красит, только на свободе пригож красавец-снегирь. На морозе пером цветет, а в домашнем тепле облезло линяет.

Но мне известен редкий случай исключительно удачного ухода любителя за комнатным снегирем, который чувствует себя, как в лесу на снегу, весело поет и природной расцветки пера никогда не меняет.

Орнитологи записали в послужной список снегиря его благодетельную пользу лесу. И в полях он тоже, как пропольщик сорняков, работает зимой, клюет крапивное семя, осот, репей, лебеду.

Снегирь — не только солист морозного утра. Он отрабатывает зимние «трудодни», истребляя сорняки. Подобно ему, и щегол старается на чертополохе, репейнике, татарнике, что торчат поверх снега.

Часто под рябинами можно увидеть кучи мякоти ягод, без косточек. Это «поклевы», «поеди» снегиря. В отличие от других птиц снегирь — чудак: клюет только зерно рябины, а сочную мякоть ягод бросает на снег.

Самое излюбленное зимой дерево снегиря — ясень. Он привлекает золотистыми монистами своих семян-кулонов.

Осенние скрипки предзимья — снегири! До чего же мелодичны их задумчивые напевы!

До весны трогательно умиляют зимние грезы снегирей.

По лесному календарю, третий месяц биологической осени, месяц зимних пернатых гостей — с 21 ноября до 20 декабря.

Вот когда особенно важна и полезна подкормка в подвесных столовых-кормушках.

От нас не улетают на юг такие друзья садов, как синицы, гаечки, хохлатые синицы-гренадерки, щеглы, чижи, дятлы, корольки. Трудно им в сугробах зимы добывать насущный корм. Они ждут нашей помощи.

ДО ЛЕДОСТАВА

Долго крепились и только в последней пятидневке октября полетели северные утки. Надвинулся, наконец, дружный вал великого перелета птиц. Кишат «птичьи базары» на Московском море.

Редко прорывается сквозь мутные облака яркое солнце. А под пасмурным небом, словно черное стекло, темна вода осени. На мелкой зыби, далеко видно, качаются какие-то поплавки, кажется, чернеют буроватые овальные кочки.

«Вся утка на стекле», — говорят охотники. Загляденье — эта качка утиной армады на чистоводье. Холод севера нагнал их из Заполярья. Полюбуйся, какая богатая коллекция птиц под Москвой: утки, гуси, лебеди отдыхают на перелете.

…Вон что-то белеет во мгле тумана. Плывут сугробы снега… Но откуда им взяться? Подплывешь ближе и разглядишь: лебеди-кликуны. Красивы сказочные птицы-великаны.

Удивительно, как необыкновенно быстро плавают лебеди по воде! И как всегда неразлучна птичья чета. Надолго запоминается их нежный, трогательный клич.

Стаями налетают к нам не видимые летом, смелые, непуганые птицы севера: черные утки, нырки, савки, морянки, белобокие гоголи, лутки, чемги, синьги, крохали, турпаны. Редко, но умельца-гребца подпускают на выстрел.

Поздняя осень — лучшее время в году для интереснейшей охоты с подъезда. Вот когда непостижимо дивят утки: чего, кажется, ждать им среди закрайков льда и полыней?

А нырки все еще плавают, не улетают. Как велика тяга птиц к северной родине! В гостях хорошо, а дома лучше.

На берегу и снег, и заморозки, а на дне реки тепло. Стаями полегли на глубине омутов лещи, язи, голавли, лини и караси.

…Хмурые, тяжелые облака сплошь заволакивают свинцовое небе. Темная река как ртутью налита в стенах камышей.

Сиверко! Ветер, а на воде ни гребней, ни накатистых плескучих волн, ни белых пенистых барашков. Одна зыбучая рябь. Ряска и другие травы потонули на дно, за ними-то и окунаются утки.

Переломан и перепутан поблекший лес дремучих трав. Длинные кисти откинулись по ветру. Раскачиваются и кланяются охристо-ржавые, пятнистые камыши, вроде как приветствуют охотника.

Лодка упирается в бурьян. А за ним раскинулся широкий синий плес, весь усеянный черными точками. Сердце охотника радуется: как кучно плавают утиные стаи! Ноябрь уткам что июльские «петровки». Вода — родная стихия!

Лодка сворачивает и пришвартовывается под заслон камышей. Охотник подносит к глазам бинокль. Знаток определяет уток по окраске пера, кучности стаи, посадке на воде.

В другое время года таких уток не увидишь под Москвой. Это бывает только накануне ледостава.

…Вон словно черный ворон на воде. Всегда он плавает особняком. Знай: это синьга. Нырнет, и долго ждешь, пока вынырнет из воды сплошь вся черная большая утка. Поразительно, как долго она находится под водой.

А вот еще встреча: думается, опять синьга. Приглядишься, ан нет, не она. Черная кургузая утка вдруг повернулась боком, и сразу бросается в глаза «белое зеркальце» на крыле. Теперь безошибочно определишь, что это турпан.

А тут еще целая стайка черных уток. Одна приподнялась на лапках и бойко захлопала крыльями. Показалось белое брюшко. Ага! Значит, это не синьга. Все утки дружно, как по команде, надолго нырнули в воду. И вон, за 50 шагов показывается одна, другая… Все нырки выныривают броском, всем корпусом. А эти всплывают медленно.

Охотник твердо знает, что это утки-савки. В лёт бить их удается только опытным стрелкам. Вихрем несутся быстрые птицы. Невероятно, как далеко, до метра, надо выносить мушку вперед цели.

А вот что-то особенное, в своем роде щеголь с золотым капюшоном. Плавает порознь. Чемга! Ее не смешаешь с другими.

Селезень каркает, как ворона: «корр, корр». Голова коричневая, шея темно-рыжая, грудь и бока черные, серое брюшко. Двояко называется он — голубая чернеть или красноголовый нырок.

А вот еще незнакомец. На первый взгляд кажется — вылитый кряковый селезень. А присмотришься — нет, хвост, оказывается, лежит на воде. Значит, это кургузая морская чернеть. Перо черное с проседью, вроде как у глухаря. От всех нырков ее отличают короткое и широкое туловище, толстая шея и, главное, погруженный в воду хвост.

В полете черно-седого нырка узнаешь и по коротким крыльям.

Еще чаще можно видеть особенных, светлых нырков. Их всегда много у нас на пролете. На воде они кажутся совсем белыми. Это лутки.

Отлетная пора ближе знакомит охотников с птицами севера. Вот единственная стая, над которой все время кружатся чайки. Это крохали. Они вдвое крупней гоголей. Но у них какой-то сонный вид и клюв всегда опущен.

Оригинальная утица! Погрузит клюв в воду и словно дремлет. А поднимет голову и начнет неуклюже заглатывать рыбку. И вдруг чайка налетит и отнимет у ротозея добычу.

Комично это получается: крохали, как наемные батраки, достают рыбок для шустрых ловкачей-чаек. Вороватые чайки так и дежурят, ждут… Рыбка бьется в утином клюве, а чайка хвать ее — и в воздух. Незадачливый крохаль ни с чем остался, и тут он уже с досады пьет воду. Попусту ныряет, купается, отряхивается и косится на летающих над ним настырных чаек. И всегда так: где вьются чайки, знай — там рыболовы-крохали.

В эту пору зазимья вместе с лебедями и нырками летят самые крупные, морские чайки.

Еще по-особенному ныряет другая стайка. Серые уточки вдвое меньше селезней, и выглядят они пегими на воде. А белощекий селезень с черно-фиолетовой головой меняется на глазах. Уплывает — скажешь, совсем черный, а повернулся зобом — и стал уже совсем ярко-белый. Таковы утки-гоголи: селезни спереди белые, сзади черные, а уточки пегие.

…Хмурятся тусклые осенние деньки. Поблекли травы. Однообразны увядшие берега… Ни зелени, ни цветка. Но оживляют водный пейзаж красавцы-селезни.

Утки, спрятав голову под крыло, спят на зыбком плесе. Баюкает, укачивает сонных птиц вода. На страже лишь один селезень. У него бархатно-зеленая голова, шоколадного цвета шея с белым «галстучком», просинь в крыле и черные-пречерные витки хвоста. Красива птица на воде.

Заманчиво взять в эту пору такого нарядного красавчика. Что зайцы? Никуда они не денутся, всю зиму под руками. А утки последние улетают с полыньи. Любители-охотники непременно попытают счастья «по перу». Трудноват подъезд, но зато какая награда: после удачного выстрела поднимешь увесистую, оплывшую жиром крякву. До чего неузнаваема стала теперь отлетная кряква. Совсем не такая легкая на крыло — отъелась, поправилась на вольных кормах.

Подкожный жир и пух как-то укорачивают утиную шею, она толще, голова ниже. И полет другой: кряква теперь чаще машет крылом, суетится в воздухе. Смотришь, крыло плохо действует — будто подбито. Не так быстро и не так легко, как летом, поднимается в воздух ожирелая, сытая кряква в канун ледостава. Но уж будьте покойны: на виду близко не подпустит.

Наедешь только в ветер, под шумок камыша. Следи да следи за ее взлетом. Уплывет за стенку травы, поднимется и летит низом. А поодаль взмоет «бобом», и глядишь — она уже вне выстрела.

Летом кряквы прячутся в траве, а теперь всем караваном кучно плавают на чистом просторе плеса. На виду подъезжать к ним в лодке — безнадежное дело.

Ботик охотника берет курс на черных уток. Это будет вернее. Уроженцы севера с людским коварством еще не знакомы.

Черные нырки отплывают, оглядываются на лодку: что, мол, это за невидаль? И не торопятся, все ныряют на ходу. Новичка берет азарт. Утки рядом и не взлетают. Скорей за ружье! Целится в кучу, думает, наверняка бьет. Бах! Зарябила вода… и… ничего больше. А утки вынырнули и опять плавают, словно дразнят. Цель близка. Еще выстрел по сидячим. И опять та же непонятная загадка. Утки невредимы.

Вот чудеса! Так и бывает с начинающими охотниками — расстреливают все патроны, а заколдованные утки все ныряют и плавают. Даже выстрелов не пугаются. Что за оказия!

Ни себя, ни ружье, ни качку лодки не вините напрасно. Дробь накрыла место, где были утки. Вода словно закипела… Только ваш свинец опоздал. Пока он летел, цель была уже под водой. Вот это быстрота! Раньше, чем настигнет дробь, нырки всегда ухитряются нырнуть в воду. Заряд опаздывает, шлепается по воде, а уток уже нет.

Всех начинающих охотников постоянно обманывают нырки, но с годами приходит опыт. Секрет удачной стрельбы по неуязвимым ныркам очень прост. В правый ствол вкладывается патрон без дроби, в левый — боевой заряд. Подъезжаешь в лодке или подходишь с берега к савкам, прицеливаешься и нажимаешь правый спуск. Это обман.

Звонко щелкнет выстрел, и мгновенно блеснет из дула огонек. Это и нужно. Словно по команде, нырнут утки в воду. Следи… вот показывается голова. Тут уж не зевай. Стреляй из левого ствола. Утке поздно нырять — заряд без промаха настигает утиную шею. И вот, глядишь, распластались на воде неподвижные крылья, всплывает и вся утка.

На Московском море весной и осенью можно видеть огромные стаи уток-шилохвостей. Долгошеи, как гуси.

Утки-кряквы ютятся в кустах, чирки — на мелководье, в затонах заводей, утки-гоголи, хохлатая чернеть — в дуплах, шилохвости любят широкие луговые просторы, гусиные места.

С длинной тонкой шеей и с острым черным хвостом, с золотисто-лиловым «зеркальцем» на крыле, селезень-шилохвость особенно красив на воде. Так и кажется, что он вот-вот взлетит. Такая у него стремительная, отличительная от всех других уток посадка на воде.

Дном Московского моря стали суходолы, поэтому на равнинном мелководье создаются интересные сообщества животных и растений, образуются гнездовые колонии птиц. Море, изменившее ландшафт подмосковной природы, становится птичьим заповедником.

ПОДМОСКОВНЫЕ ЛОСИ

По народному календарю, октябрь в старину назывался — лосиный месяц «зарев». Гон — рев лосей. От Заполярья до Карпат ревут великаны тайги — сохатые лоси. Взамен улетевших птиц, кажется, поет весь лес-листовей. Блещут золотые радуги, веет вьюга листопада.

В нашей стране бродят на воле неисчислимые стада лосей. Впервые в мире под Серпуховом создано лосевое хозяйство, а в Печеро-Илычском заповеднике организована лосиная ферма, где лоси ходят в упряжке и под седлом. В Подмосковье удачно поставлены опыты приручения лосей.

Лоси теперь успешно размножаются в таежных уголках лесов Московской области. Грибников и охотников они не боятся. Стоят и ждут, когда люди уступят им дорогу или обойдут их стороной. Отрадно это потому, что лось — наиболее ценный зверь фауны СССР. В колхозные стада весной частенько заходят лосята, их, не пуганых, видят пастухи, лесники, охотники, туристы, колхозники.

По числу лосей на единицу площади Московская область значительно опередила все соседние области и края. Местами в Подмосковье лосиных следов больше, чем заячьих. Разведение лосей и акклиматизация других редких зверей — лучшее доказательство мудрости ленинского закона об охране природы.

По наблюдениям охотоведов и егерей установлена характерная особенность в жизни лосей: по весне постоянно повторяются сезонные кочевья. Лоси никого не боятся и все чаще появляются в пригородных дачах, парках и даже на улицах Москвы.

Часто видели лосей в Сокольническом парке. Из Останкинского лесного питомника сторожам пришлось отгонять их от рябин. У лосей вообще свое особое лакомство — горечь осиновой, рябиновой и ольховой коры. Не пугает их и свисток милиционера. Наведывались они на огороды в Коломенском и даже в сад по Ивановской улице Соломенной сторожки.

ПО ЧЕРНОТРОПУ

Задумчивы мглистые дали тихих осинников. Голубеют ясные стволы березок, высветляя перелески. Только зеленые пирамиды бархатных елок оживляют леса в эту пору. Скомкалась, свалялась вянущая трава, накрытая ковром опавшей листвы.

Влажно чернеют пласты зяби, и только яркая зелень озимых, стелющихся по склону, ласкает взор, — улыбка поздней осени. Прошумела первая метель — увертюра зимы. Но снег скоро стаял, и вернулся чернотроп.

Листопад кончился. Распуганные шорохом листвы трусливые беляки из травянистых вырубок, ельников, с опушек и полевых оврагов вернулись в лесные чащи.

По чернотропу добычлива эта самая простая и тихая охота «на глазок». Не надо ни егерей, ни собак, не надо никуда торопиться — весь секрет удачи в зоркости, наблюдательности, выдержке. Надо только встать пораньше и попасть на рассвете в лес. В эти часы заяц таится на лежке и близко подпускает охотника.

Идешь и пристально всматриваешься в подернутое туманом редколесье. Ни шороха, ни звука, ни трепета на ветру листвы. Еще ярче выделяются сейчас спелые кисти рябин, красные гроздья калины, оранжевые плоды диких роз — шиповника и сережки бересклета.

Из-под пороши снова на утеху глухарей и тетеревов выглянула яркая клюква. На кочке мха, как на подушке, бисером рассыпана ягода. Подарок осени.

Грибы давно сошли, но еще крепко пахнет в овраге сыростью грибной… Поблек ржаво-вялый дерн. Свалялись войлоком спутанные космы потемневших бурьянов. Любят в полыни и чернобыльнике залечь на дневку пугливые зайцы-русаки.

Неслышными шагами входишь в темный ельник. Никаких следов. Приглядываешься по сторонам.

Вдруг забелело, словно глыбка снега. Как это она после дождя уцелела, не растаяла? Ба, да это вовсе не снег, а заяц притулился на дневку под елкой. Торчат только черные кончики ушей.

Лежит, дрожит, трус, подняться ему страх. Понимает, что тут он, как бельмо на глазу. Все черно кругом, а он — белый.

Выцветает, белеет шкурка. Приготовился заяц к зиме, а она его подвела. Заглянула, словно на побывку, да и ушла до срока.

Увлекает охотников волнующая пора этой охоты «на глазок». Любо одному бродить по лесу. Внимание привлекает каждый пенек. Увидишь поваленную елку — насторожись.

Беляки любят ложиться под вершинами вывороченных с корнями елок.

Бдительными глазами обшаривай травянистые кочки в кустах ивняка, на заросшем лесном болоте, валежник, бурелом. Загляни под хвойные балдахины невысоких разлапистых елочек. Заметишь зайца, обойди кругом: это называется по-охотничьи — «обветрить зверя». Чует человека и не знает он, косой, куда бежать. Крепко тогда, как привязанный, лежит беляк.

В мягкую погоду бесшумны в лесу осторожные шаги охотника. Укатана и плотно лежит листва. Недавним снегом гладко примят лист. На настиле ясны печатные переступы копыт. Лось прошел.

Вплотную иногда подпустит беляк, чуть-чуть на него не ступишь. Поползет крадучись с лежки, оглянется — и со всех ног бросится наутек. Видная, яркая мишень. Успевай только прицелиться.

С ГОНЧИМИ…

После листопада зайцы-беляки возвращаются в любимые осинники. Туманное утро. Спозаранку гончатники входят в сизый лес.

Пора! Охотники спустили собак, а сами рассеялись, разошлись по лесу. Гончие ринулись в кусты, пошли в «широкий поиск, в глубокий полаз».

Тихо. Вдруг собаки голос подали: на след натекли. Сигнал охотнику. Началось!

Заливисто зазвенел лай гончих. Собаки погнали, по-охотничьи — «помкнули». Но вот гон глохнет. Охотники по тону лая знают, что зайца перегнали в хвойный лес, — голоса уже не выделяются в бору.

Промелькнул беляк, просеку перемахнул прыжками. За ним по следу галопом собаки. Переливается музыка гона.

Где лучше встать на номер, где перехватить лаз зверя на гону? Залог успеха — в быстроте, сообразительности, глазомере и находчивости. Как по живой карте, разбираешься в окружающем ландшафте. Учти, где погуще подлесок, где овражек, где просека, ложбинка, где полянка. Ориентируйся в обстановке, займи выгодную позицию.

Ураганом кружит гон по лесу. Альтам и басам гончего лая вторит многоголосое эхо леса.

Скорей, скорей! Опередить зайца!

Через кочки, завалы, бурелом перебегает охотник. Гон ближе. Не опоздать бы вот к тому хвойному мыску над оврагом. Скорей туда, где гуще подлесок! Там тропа — белячий «большак».

Увы, гон оборвался. Сразу стало тихо. Что-то случилось? Эту паузу охотники называют «скол». Значит, гончие потеряли след зверя и перестали подавать голос. Схитрил заяц, скинулся в сторону и залег. Перемолчка гончих длится несколько минут. Они добираются до «упалого» зверя. Заяц насторожился, сметнул еще раз и своим следом вернулся обратно. Косой хотел запутать гончих, но сам попал впросак — напоролся прямо на замолкших псов.

Взрыв лая. Зверь на виду. Вперед! Вперед! Злобно и неумолчно затрубила воющим басом гончая. Зычным эхом откликнулся лес. Отстают собаки. Свою досаду выжлец впопыхах выразил надрывным рыданием на весь лес.

Гон повернул. Охотник снялся, побежал наперерез. Заяц водит собак кругами. Выбрать заранее в лесу место, где именно пойдет заяц от собак, — это тонкое охотничье мастерство. Подстерегает стрелок зайца на поляне. Лай слышнее. Гон ближе. Зверь появляется внезапно, с самой неожиданной стороны. Белый комок мелькает за стволами елок. Светлым клубком выкатил беляк на поляну.

Моментальная вскидка ружья, прицел по движущейся цели.

Удачный выстрел. «Дошел!» — кричит охотник, поднимая зайца за задние лапы. Подбежали гонцы, возбужденно визжат, виляют загнутыми хвостами.

Рог трубит сбор. Товарищи собираются и поздравляют счастливца «с полем». Оживленная беседа на привале, тактический разбор охоты.

Охотники переходят в другой лес.

ЛЕСНАЯ СВИРЕЛЬ

Отзвучала на пролете птичья симфония осени. Сгорели и погасли холодные костры желто-пламенных берез. Померкли краски листопада. Отзвенел покинутый певчими птицами, раздетый ветром лес. Он утих под сизым пологом тумана. Комариный писк юлы-синички да стукоток дятловой кузни подчеркивают немое беззвучие.

Невозмутим дремучий бор. Ощетинились навстречу ветру хвойные сосны. Само предзимье как бы остановилось в глубине еловых чащ. Последний покой умолкшей природы перед мятежным натиском ветра — снеговея.

Светло и просторно в лесу. В нем, как в пустом, всеми покинутом доме, установилась какая-то нежилая тишина. Не шевелится даже муравьиная куча. Трогательно это таинственное молчание тихой осени.

Глухая пора. Холод и ветер. То снег, то дождь — и вдруг, как весной, поют рябчики. Нашли время молчуны лета, когда веселиться. Это, так сказать, уже весенние грезы, мечты о гнезде. Натуралисты говорят: «рябчики разбились на пары». Супруги определились и неразлучно будут ждать чаровницу-весну.

Протяжна и звучна песенка петушка. А курочка отвечает покороче — тихим чистым свистом. Дуэт.

После шумного листопада утихомиривается изморось. Во мгле легкого тумана как в котле стоит чуткий воздух завороженного леса. В такие дни ясно слышен каждый тихий звук. До чего же нежен серебряный свисточек рябчика! Словно кто-то протяжно дует в соломинку. Неунывающий певец утренней тишины дремучего леса. Поют рябчики после листопада, по чернотропу и по пороше. Смолкают только в сугробах зимы.

Охотятся на рябчиков до глубокого снега, приноравливаясь к их довольно строгому режиму. С рассвета и до 10 часов рябчики кормятся, в полдень сытые парочки сидят в крепях. Потом снова вылетают на кормежку и пасутся до самых сумерек.

Рябчик, как и глухарь, любит затаенные чащи, хвойные потемки, заболоченные лесные низины, крутые овраги, ольховники возле ручьев. Отшельник!

Не выдерживает рябчик стойки легавых. И эти собаки бесполезны на охоте за хитрыми хохлатками.

…Изумительна защитная окраска у рябчика. Видишь, когда летит, а сядет — словно сольется с деревом. Настоящая невидимка. Ни одна птица не умеет так маскироваться. Мастак хохлач на всякие позы: прильнет брюшком, растянется на развилке ствола, скажешь — столбик, а то сожмется в бесформенный ком, и кажется — нарост, а вовсе не живая птица. Подойдешь близко — и не увидишь. Только и услышишь над головой: «фр-пр-пр…»

Но сколько бы развелось рябчиков, если бы у них не было одной слабости, которая с головой выдает обоих супругов. Они охотно отзываются на пищик. Правда, не каждому охотнику поддаются на обман. Не легко научиться подражать голосу птицы.

Безукоризненно воспроизвести песенку рябчика может только искусный мастер. Страстный петушок отзывчив на верный тон пищика.

Но бывает так: охотник свистит по всем правилам, точно передает выразительный язык птицы. Петушок аккуратно откликается, но сам — ни с места. Не летит, упрямец. Тогда знай, что он сидит рядом с подружкой. Он не прочь, видимо, из птичьей солидарности, перекликнуться на почтительном расстоянии, но не таков рябчик, чтобы оставить свою напарницу. Тут уж охотник не рассчитывай на коварство… Однако и в этом случае у охотника есть выход. Он идет на голос петушка и разгоняет пару. И тогда все пойдет своим чередом…

…Цокнула в испуге белка, и в тишину вкрался нежный свист. Тонкая, еле-еле улавливаемая трель льется в завороженную глухомань. Хрустально-чистую мелодию бережно доносит застывший покой воздуха: «тии-сииюи-тси…»

Тут-то и пригодится дудочка из кости или пера. На ней-то и основана охота на рябчиков.

Услышишь гулко-глухие звуки — затаись под елкой, слушай. Засвистели рябчики — отвечай в пищик, да пореже. Петушок сам найдет тебя. Бегом, лётом спешит он с распустившимся хохолком на зов подруги. Секрет ясен: надо точно подражать голосу рябчика. И тут охотнику полагается обладать тонким музыкальным слухом. Одна фальшивая нота — и… конец охоте. На этом обрывается «разговор» с рябчиком. Умолк — значит, понял обман и больше не отзовется. Рябчика не перехитришь.

Свист стих, беседа кончена, ступай дальше…

Чу! Кто-то еще пробуждает умиротворенную тишину лесного покоя. Словно надорванная струна, нежно вздыхает «мечтатель»-снегирь. Оглянешься и увидишь такое, что не можешь оторвать взгляд. Нахохленные красные птички расселись по неодетым веткам и не торопясь поют. Как оживляют они однообразный и бескрасочный пейзаж чернолесья!

Снег в воздухе — и снегири тут как тут. И опять их задумчивые напевы в тиши леса. Вот она, снегирная пора! В незыблемом покое звонко-морозного воздуха разносится умильно-тихая свирель леса.

ПЕРНАТАЯ КОШКА

Из снежных лунок-убежищ поднялась на березы с ночевки стая тетеревов. Какое оживление! Птицы трепетно вытягивают шеи, клюют почки и сережки. Но один старый черныш, вожак стаи, постится на отлете. Петух уселся на самом коньке высокой ели, занял наблюдательный пост. И сел-то ведь нарочно на ель, чтобы не отвлекаться поклевкой березовых почек. Предосторожность — прежде всего! Зевок птицы в лесу подобен смерти. Дозорному косачу не до еды. Его зоркий черный глаз под красной бровью далеко видит кругом. Косач сторожит воздух: неровен час — ястреб или сова налетит…

Приметил тетерев лисичку. Пока птицы на березах — это не опасно: враг ведь бескрылый. Хитрая кумушка мышкует, развлекается на лесной поляне. Грациозны ее ужимки и прыжки. Очень весело лисичке, она довольна и как будто ни о чем не помышляет. Впрочем, это только так кажется. На самом деле у нее на уме другое: нет-нет да поднимет мордочку, сверкнет быстрыми глазенками на березу. Но ничего не поделаешь: «видит око, да зуб неймет».

Весельчак-дятел залетел на ель и удивился тетереву: «Чудак, Терентий, недогадлив: на вкусных шишках сидит и не клюет. Собака на сене!» Из-под лиры хвоста черныша схватил носатый красношапочник еловую шишку, радостно оживился и понес долбить в свою расщелину. А за ним по пятам помчалась пернатая свита пищух, поползней и синиц: знают мелкие пташки силу дятлова клюва, будет и им чем поживиться!

…По снегу пронеслась тень большой птицы. Насторожился косач. Беспокойно кокнул такое, что по-людски означает: «Воздух!» Мигом сорвалась стая с берез. Птицы грудью пробили снег и скрылись в сугробах. Как будто их и не было.

Лупоглазая сова спланировала вслед за тетеревами. Видела она — никуда птицы не улетели, сели где-то тут, на полянке. Куда ж они подевались? Ходит сова по снегу, недоумевает. Невдомек хищнице, что шагает она по потолку тетеревиной спальни-опочивальни. Походит сова над ямками и улетит ни с чем: надежно укрылись тетерева в лунках! Упустила птиц сова, задумалась. И вдруг писк. Взмах белых крыльев и бесшумный налет: мышь в когтях у совы. Считай: килограммы зерна остались в колхозном амбаре.

Известно, что мыши и в зимнем снегу выводят мышат, быстро размножаются. По подсчету ученых, сова в год сберегает от мышей тонну зерна.

Наши зимние пернатые друзья это прежде всего мышатники — опекуны полей, гумен, кукурузных сараев и амбаров. Они уничтожают массу грызунов.

Непревзойденной мышатницей называют сову — пернатую кошку. В снегирную пору ноября вместе с другими арктическими птицами прилетает она на подмосковные поля, сказочная птица — сирин.

В зимние ночи совы постоянно наведываются в колхозные гумна, к ометам и стогам сена. Мудрые птицы знают, где обитает их пожива — мыши.

Известен такой случай. В подвале развелись мыши и крысы. Пустили туда кошек, но они испугались и опрометью бросились вон. Тогда в подвале поселили сову. И через три недели удивились: у птицы была беда — поев всех крыс и мышей, она голодала.

Советую сельским юннатам доставать совят из гнезд, приучать их жить в ригах, гуменных и сенных сараях и особенно приваживать для охраны от мышей семенных початков кукурузы в хранилищах. Дело это верное. Никуда совы не улетят от амбарных мышей. В одном из подмосковных колхозов посадили двух сов в кукурузный амбар. Здесь початки свешивались с потолка до земли. Мыши забирались по связкам до самого потолка. Совы очень пригодились: дежурили на совесть, день и ночь ловили грызунов.

Сова издалека слышит еле уловимый шорох мыши, втихомолку налетает, без промаха разит ее. Пернатый мышелов сберегает от грызунов тонны хлеба. Колхозникам надо ставить на полях шесты с перекладинами для присады мышатников.

ВОЛКИ

Тусклы и коротки дни поздней осени. Непроглядно темны длинные ночи. Хмурится низко нависшее небо. «Дохнул ноябрь осенним хладом…» Только серому волку поздняя осень и зима не в диковинку. Привольно зверю разгуливать по безлюдным полям. В ноябре волки не живут в большом лесу, бегут стаями из чащ в травянистые болота, в мелколесья, в припольные овраги и ближе к деревне.

Волка ноги кормят. Иной раз за ночь отмахают звери километров пятьдесят. И все по дорогам, и все гуськом, след в след, друг за дружкой. Вразброд непуганые волки не пойдут никогда.

Волк хитер и кровожаден. Нежданно-негаданно нагрянет ночью в деревню, — берегись скот на плохо огороженном дворе! От волков особенно достается гусям. Сами себя выдают с головой. Уж очень чуткие ко всякому шороху. Раньше собак услышат хруст оледеневших луж под волчьей лапой. Враз поднимут тревогу и сами укажут, где их взять.

…В лощине задорно лают собаки. Деревня — под горой. За гумнами — глубокий овраг. На краю одиноко высится старая безлистая рябина. За рябиной — «лошадиный погост». Куда бы ни бежал голодный зверь, всегда свернет проведать овраг.

…Над голой рябиной высоко кружится угольно-черный ворон. В мглистом небе долго вьется вещая птица, настойчивым карканьем будит тишину отуманенного поля. Краток, но звучен обрывисто-гортанный клекот. Вороны, галки, сороки пируют на костях и оглашают на всю округу: харчевня открыта! Есть чем полакомиться. И волки слышат, понимают язык птиц. Но еще рано, нельзя засветло трогаться в путь. Первой звезды ждут волки, лежа на дневке в мшистом болоте.

Быстро убывает короткий ноябрьский день. Темнеет. Стелется дымчатая вуаль сумерек, затуманились окрестности. За околицей затихает птичья тризна.

Вечером вороны и галки тянут в деревню, сороки — в лес. А утром, наоборот: ворона — в лес, сорока — в деревню. Это верный ориентир заблудившемуся охотнику. По полету птиц, как по компасу, выйдешь из леса.

Мрачнеют дали, свистит ветер, качаются голые вершины леса. Последняя сорока торопливо выпорхнула из оврага и села на ель. Собаки бросились к гумнам. А болтунья вертится и без умолку стрекочет… И неспроста! Она-то видит, кого испугались собаки.

…Далеко в снежном поле показалась темная точка. Вот она становится все больше и больше, и вырастает фигура бегущей собаки. Да это волк! И вдруг их уже два, три, четыре. Как из земли вырастает стая. Семья охристо-ржавых седых волков гуськом трусит по дороге.

Осмотрительно ведет стаю старая волчиха. Прибылые и старше года — переярки следуют за ней по пятам. Шествие замыкает матерый волк.

Сорочий крик насторожил волчицу. Она остановилась. Вмиг застыла вся колонна. Не по нутру волкам птичий переполох. Молодые навострили уши. А матерый волк поднял левое ухо и тут же опустил: сорока-пустомеля! Волчица повела носом по воздуху. Деревня близко, Дымком, овцами, телятами пахнет. Сорока, вертя хвостом, огляделась и со стрекотом снялась с ели. Вот она меньше, меньше — и черной мушкой скрылась над лесом.

Волки той же мелкой рысью тронулись к рябине.

Уже завечерело. В деревне замелькали огоньки, застучали ведра у колодцев, захлопали калитки.

Стая спустилась в овраг. Послышалась возня. Хищники растаскивают кости.

А по деревне поднялся собачий лай. Как раздражает волков эта перекличка недремлющих стражей! Волк не боится собак, но не выносит, не терпит лая.

Время идет к ночи. Глохнут звуки. Гаснут огни. Смолкают голоса. Деревня затихла.

Старый волк легко и плавно выпрыгнул из ямы и побежал к гумнам. Одним махом перепрыгнул через изгородь и сразу перешел на рысь. Вот скакун!

Быстро взбежал волк на пригорок и гордо встал. Грозен дикий предок псов!

Под горой нарастает лай. Сколько же в деревне собак? Все пугают волка, а он хоть бы что!..

Облака поредели, и луна осветила зверя. На шерсти засеребрился иней. А какая грация! Высок, подборист, мощная лобастая голова. По хребту как бы протянут черный ремень. Хвост опущен. Взъерошена шерсть на широкой негнущейся шее. По ледку пронеслась синяя тень. Луну закрыло облако, и сразу потемнело. Сверкают лишь злые огоньки. Волк зорко оглядывается, прислушивается к голосам псов, нюхает воздух.

Далеко за перелеском слышится басистый лай дородного барбоса. Волк жадно глядит на дорогу — не побежит ли близко глупая дворняжка, тогда она без звука вкатится прямо в волчью пасть. Бывало это на памяти старого хищника. Вот и волчиха подвела к деревне волчат. Молодые, почуяв жилье, пятятся, хоронятся за стариков, поджимают хвосты. Боязно с непривычки.

Семейство тронулось под гору.

Погуляли этот раз волки в деревне. Но это была их последняя ночь разбоя. Уже приехал из Общества егерь с командой охотников. В санях — флажки для оклада.

…Завтра облава.

НЕБОРЕЗЫ

В охотничьем году особенно хорош и неповторим предзимник — ноябрь, дороже июля. Несравненны стрельбы черных нырков с подъезда в лодке и из шалаша с чучелами. Игрушкой кажутся в сравнении с ними утиные охоты августа и сентября. Ноябрь-ветрогон леденящим воздухом обдувает охотника в шалаше, или в лодке, а то и осыпает снежной крупой. Успех охоты с подъезда во многом зависит от сноровки… К полынье пробиться, значит, лодкой управлять, как ледоколом. Тут гребец в ботнике сам себе лоцман, боцман, штурман. Требуется и маскировка остатками увядшего камыша и осок. Глядишь, чучела перевернулись, нырнули головой — вылазь из шалаша, обивай веслом ледяную корку с чучел.

Только опытный охотник по всем правилам перебежек и пластунских подползаний может скрадом подобраться к стае нырков. Сперва ползет под укрытиями. Видит, вся стая нырнула — вскок и стремительная перебежка, залегание на краю берега. На верный выстрел дуплетом вынырнула стая, и вот стрелку награда, труд не пропал даром.

Кучно летят и сидят на полыньях упитанные крупные нырки. Стоит помучиться: считанные дни отводятся для этой мимолетной охоты…

Помнится, с покойным писателем А. С. Новиковым-Прибоем мы по пороше, вместо охоты за зайцами, подтаскивали по снегу плоскодонные челны к берегам Костромки, к озерам Каменик и Великое в некрасовских угодьях, за Костромой. Спускали с заберегов на полынью и по чистой воде подъезжали к черным стаям смелых, непуганых северянок-нырков. Не прямо, а стороной приближались на выстрел к стае. Главное, чтоб ветер дул не в нос, а в корму лодки, тогда с подъема стая сама налетает на выстрел. Обязательно надо знать, что нырки всегда поднимаются только против ветра и никогда не свернут. Еще сейчас вижу на воде не улетевших после выстрела черных нырков.

Приходилось также стрелять эту птицу и на Московском море. Полное раздолье здесь москвичам, сколько дичи перелетной, настоящий птичий базар…

На Московском море и других водохранилищах на позднеосенней охоте встречается, кроме гоголей, оригинальная, от всех других видов легко отличимая, непуганая утка-северянка — савка, или саук. Подъезд к ней требует особой сноровки и выдержки. Зря наездом за савками не гоняйтесь. Они удивительно доверчивы, смирны. Лучше остановитесь подальше, вне выстрела, положите весло и половчее старайтесь дрейфовать по ветру. Савки привыкнут к дрейфующему ботнику и подпустят на верный выстрел.

Распознать савку легко. Издали увидите в стае два поднятых торчка (шея и хвост), соединенных узкой, едва видимой на воде полоской туловища. Запомните отличительную посадку утки и после не смешаете ее ни с кем. От других нырков только савка отличается удлиненным, по-сорочьи ступенчатым хвостом узких жестких рулевых перьев. Такого крутого хвоста нет у нырков. Перья серые, бурые, коричневые, только у селезней белая голова с черным теменем. Примечателен неповторимый в роде уток ярко-синий клюв селезня савки.

В охоте на полыньях требуется, как нигде, совершенство управления челноком, овладение всеми способами спортивной гребли, физическая сила, выносливость и отвага. Не будет успеха без сообразительности, выдержки, умения стрелять на самых предельных для дробового ружья дистанциях, без знания биологических особенностей и повадок нырков — гоголей, морской чернети, турпанов, крохалей, морянок, савок, синьги и др. Обильная бывает добыча у умельцев подъезжать в холод, ветер, снег на чистой воде. Это не то, что по зарослям, на вылетку, что всем известно…

Раньше всех уток прилетают на первые забереги озер и полыньи рек и позже всех, в ноябре, улетают морозостойкие гоголи. За ними весной прилетают сперва чернети, потом красноголовки. Хороша охота на этих нырковых уток, летящих во всякую погоду. Холодно, а успех будет наверняка, если на Московском море соблюсти четыре правила: замаскировать шалаш; плотно закрыть низ, чтоб подсевшие к чучелам нырки не разглядели сразу охотника; открыть верх для стрельбы в лет; главное, чтобы ветер был от шалаша, а не на шалаш, можно вбок. Чучела лучше поставить к кромке льда полыньи — гоголи всегда ныряют около льда. Выбирать затишку. Это, пожалуй, единственная в году охота утятника, когда можно не спешить, не торопиться, а стрелять погодя, подождать, пока сплывутся в стайку. Общительные птицы, нырки охотно «валятся» стаей к чучелам. А вот если подсядут не гоголи, а чернети и красноголовки, мешкать нельзя — стреляйте!

Крупной дроби не берите, лучше номера 5—6, для резкости пороха в 5 раз больше дроби. В сидячих нужно целиться в линию соприкосновения с водой, лучше в бок или зад, только не в грудь.

Москвичи хорошо знают крякву. Она садится на мели, а гоголь только на глуби, на чистой воде, сторонится берегов, кустов, травы. Сообразно гоголиной повадке охотнику надо изменить тактику — шалаш и чучела выставлять непременно на мысу, на косе, на выступе берега в озеро, залив. В шалаш садиться на рассвете — лучший лет нырков в 9—10 часов утра, к полдню — конец.

Все нырки быстролетны, поэтому прицел берите до метра вперед, глядя по расстоянию.

Ученые-орнитологи в союзе с охотоведами кольцеванием дознались, где гоголь выводится, а вот где он зимует — остается тайной. Даже кольцевание не помогло. Тысячи гоголиных утят накрывали на линьке сетями, кольцевали, но зимой они куда-то девались. Это нераскрытый секрет природы. Только два раза попались на зимовке гоголи: за 2200 километров от нас, на острове Свином, в Каспийском море, и за 3000 километров, на юге Украины.

Скудные данные о зимовках гоголя профессор В. Вучетич предположительно объясняет так: массы этих нырков зимой рассеиваются внутри областей гнездования, никуда дальше не летят, кочуют по незамерзающим полыньям и так ускользают от ружей охотников.

Однако опыт массового кольцевания принес успех; удалось точно установить, что основная промысловая птица Сибири, спортивная в средней полосе и Подмосковье, гоголь занимает широкую гнездовую область — от Балтики до Тихого океана и границ Монголии, Китая. Гнездуется он и в дельте Волги. Нет его гнезд в тундре и на Чукотке. Дуплянками можно наверняка привлечь этих птиц на новые гнездовья в зеленой зоне Подмосковья.

Для натуралистов и охотничьих организаций исключительно большой интерес представляют редкие зимовки уток в северных районах нашей страны и в Подмосковье. Охоту на уток любители не променяют ни на какую другую охоту.

…Стемнело. Усталый охотник разжигает уютный костер. Светлым парусом пылает он на берегу. После осенней зорьки хорошо погреться чайком. В эту пору огонек всего дороже…

Темь, тишина под звездами. Чу! Высоко над головой слышится какой-то особенный, неподражаемый, хрустально-тонкий звук. Насторожишься, заслушаешься… Быстро летит ночная мелодия свистозвона. Похоже и на отдаленный звон бубенчиков: кажется, лихо промчалась в высоте удалая русская тройка с бубенцами. Поют крылья птиц. Звуки стихают и тают…

— Неборезы пронеслись! — заметит охотник.

— Звонки! — скажет другой.

Так называются у охотников эти быстролетные гоголи-звонкокрылы. От всех птиц отличаются они звонким полетом.

Как дятлы и скворцы, гоголи живут в дуплах. А с грачами гнездятся их кряквы на деревьях на островах Московского моря.

Гоголи — лесные утки. Благородный обычай вешать по берегам рек и озер дуплянки для гоголей издавна был распространен на древней Руси.

Промысловый сбор гоголиных яиц на севере продолжается и сейчас, а под Москвой забыт. А хорошо бы его восстановить всюду, особенно в зеленых зонах Москвы и других городов. Хорошее дело затеяло Московское охотничье общество, которое заводит в подмосковных охотничьих угодьях и на Московском море гнездовые колонии гоголей, развешивает для птиц дуплянки.

Просто сделать это птичье жилье — кусок дуплистого ствола, высотой полметра, шириной 20—25 сантиметров (с крышкой, дном и летком). Вот и готово гнездо несушки. Повесить его лучше у воды, на высоте роста человека.

Старинную русскую традицию подмосковного яичного промысла в дуплах-гоголятниках успешно возродил Дарвиновский заповедник на Рыбинском море. Гоголи-нырки постоянно заселяют здесь многочисленные дуплянки. Гнездо дает две кладки — 20 яиц, а третью оставляют на вывод. Иногда в одном дупле гнездится несколько уток: находят до трех десятков и больше яиц. Однажды окольцованную утку гоголя нашли в той же дуплянке через 20 лет. Так и приживаются у нас нырковые утки севера.

ПО ПЕРВОЛЕДЬЮ

Обычно снег ложится раньше ледостава на проточных реках, а бывает наоборот: первым становится речной лед. Начинается увлекательное паломничество на лед энтузиастов зимнего ужения.

Первый лед радует любителей подледного лова. Не терпится рыболовам, страсть побеждает рассудок, и случаются на льду трагические оплошности. Помни, рыболов, что нормальной толщиной льда считается 5—6 сантиметров, и надо пешней проверять прочность льда. По перволедью опасны запорошенные снегом проруби-майны промысловых сетевиков, выходы родников, травянистые места отдушин и др. Осторожно, лед!

И стар и млад с одинаковым рвением предаются заразительной страсти подледного лова. Лед дает неограниченную свободу действий удильщику: лови, кто где хочет; всюду скатертью дорога; иди, куда глаза глядят, выбирай любое место.

Ноябрь все зимние месяцы превосходит самым оживленным ловом рыбы в прорубях по перволедью. До ранней весны не бывает таких удач, как за полмесяца с открытия подледного сезона: подряд все виды рыб жором берут на зимние снасти и весь день, особенно под облачным небом таких дней ноябрьского предзимья. Два преимущества перволедья: веселый клев и легкость работы пешней. Больше можно прорубить лунок в поисках ловецкого счастья.

Стадами ходит подо льдом трудноуловимый лещ. Редко удается вытащить его на удочку среди зимы.

В дремучем царстве сонных рыб под панцирем льда бойчее всех ведет себя хладолюб-налим; не то, что летом, когда он изнывал в сонливой дремоте. Теперь встрепенулся хищник, рыщет по дну и всю зиму успешно ловится по ночам в прорубях.

Хорошо ловить налимов на переметы и подпуска, но лучше всего на донки с колокольчиками. Прожорливо берет на все виды приманок. Заглатывает так, что отцепить невозможно. Догадливые налимоловы всегда берут больше запасных поводков.

Любимые маршруты заядлых ловцов судака — на Волгу у Углича, на Оку у Шилова, в Скнятино.

Судак — своенравная рыба. Удалые хищники налетают ватагами, во всех прорубях берут сразу, но моментами, не больше часа. Их надо ждать утром или вечером. Ловятся на большую продольную судаковую блесну.

Безошибочно руби лед там, где торчат сваи, где на дне залиты пни с можжевельником и елочками. На канале имени Москвы зимние стоянки — «ятовья» судаков в Пестове против Березовой рощи, на Рыбинском море — у Борка на самой границе русла реки с заливом, на реке Серебрянке (Пушкино) — в сваях против фабрики «Серп и молот».

Нельзя обойти молчанием одно заповедное место, где водятся самые крупные в Подмосковье окуни-гиганты весом до 5 килограммов. Летом на удочку такого не вытащить никак — только на кружки или спиннинг, а зимой возьмешь в проруби на блесну или живца, как и щуку. Одно удовольствие промчаться по лыжне за 30 километров от Звенигорода, до самого глубокого ледникового озера, и попытать счастья у проруби. Озеро так и называется — Глубокое.

НА МАНОК

Зачастили снегопады. Пороша за порошей. Растет снеговой покров. То-то радость следопытам и лыжникам! По белой тропе самая удачливая охота на лисиц.

Снег уже глубок, а наста в лесах не бывает. Звери тонут по уши в рыхлом сугробе. Вот почему из хвойных отъемов-островов лисица выбирается в поля, на охоту за мышами, по-охотничьи — «мышковать».

Еще с дороги далеко видно, как мышкует лисица. Бежит трусцой, словно плывет по полю. На солнце отливается ее огнистая шубка. Вдруг, с полного карьера, застыла лиса бронзовой статуэткой, прислушалась… Где-то мышь пискнула. Вот лиса прыгнула, и свечкой встал кверху дымчатый султан распушенного хвоста. Скачок — и мышь в лапах кумушки.

Сколько грации у этой хитрой героини сказок, басен, песен и поговорок русского народа! Легки и пластичны прыжки лисицы. Вся, как на пружинах, не ходит, а танцует, бестия! Кажется, рада лиса холодному солнцу и сиянию снегов, и весело ей развлекаться потешной игрой с мышами.

Зимой лиса всегда вблизи деревень. Не страшится она проезжих: ведь люди ходят и ездят по дорогам по своему делу и не трогают зверей. Чаще по утрам далеко в поле увидишь мышкующую лисицу. Сумей только ее перехитрить. Спортсменам-любителям рекомендуется самый простой способ добычи лисиц — на манок-пищик. Опытный охотник пискнет из засады по-мышиному, и кумушка притрусит, распушив свой хвост.

В спортивных охотничьих хозяйствах имеются обычно кумачовые флажки для оклада, есть и собаки-гонцы, не простые, а лисогоны. Но у большинства охотников всего этого нет. Куда более доступен и к тому же интересен любительский способ охоты в одиночку, без специальной подготовки, без лошадей, собак и сложных приспособлений. Кроме ружья, пристрелянного крупной дробью, нужен самодельный манок-пищик, подражающий писку мыши. Пригодится и бинокль.

Поутру одевайся в белый балахон (желательно, чтобы были белые валенки, шапка и перчатки), залегай против ветра в канаву, овражек или бурьян — не ближе 600 шагов от места, где гуляет кумушка, и дуй в пищик. Услышит лиса, повернет голову — замолчи… Больше подзывать нельзя. Разгадает обман.

Впереди стрелка должно быть открытое поле, без зарослей кустов и оврагов. Тихая погода вовсе не годится. Заманивать лису можно и голосом зайца или рябчика. В безлесной местности этот способ может быть с успехом применен. Поля просторные — всё на виду.

ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ДЕРЕВА

Зачастили в первозимок пороши и метели. Всяк день понемногу порошит. В лесу шагу не шагнешь без лыж, а у опушек и подавно снег выше колена. Лыжникам — приволье.

…Ни звука, ни взлета. Тишина и покой в лесу. И вдруг будто весь лес наполнился учащенным, удаляющимся трезвоном: «трын… трын… трын…» И опять немая тишина. Проходит минута, и снова слышно: «кле-енк… кленк…» Заунывно и мечтательно… А эхо далеко повторяет частые переборы невидимой валторны.

Летом этот оригинальный звон теряется в хоре певчих птиц. Но осенью и зимой его никто не перебивает и не заглушает. Еще сильнее разносится он по лесу в тихий морозный день.

Кто же так протяжно трезвонит на весь лес? Это уважаемый лесоводами главный врач дерева — дятел, неутомимый исследователь ходов жука-короеда. Большой, черный, с красной шапочкой на затылке. Ни синице, ни поползню, ни пищухе, ни славке, ни пеночке не достать в коре вредных насекомых. Лишь длинный, тонкий, гибкий язык дятла зазубринами проникает в щели древесины и достает скрытых «внутренних врагов» дерева: короеда, заболонника, усача, златку, въедливых древесниц, пахучих древоточиц.

Зимой и весной дятлу одинаково весело: на один мотив величает он яркий снег ноября, вьюги февраля, проталины марта и нежную зелень мая. Во все времена года этого обитателя лесопарков и лесов захватывает восторг и упоение.

«Малый червяк большой дуб точит» — говорит народная пословица. Наш «зеленый друг» — дерево тоже хворает, особенно в преклонном возрасте. Обычно историю болезни дерева можно определить по узким и длинным ходам личинок, гусениц, жуков-короедов и др.

Частый, настойчивый стукоток звонко раздается в лесу. Словно кто-то молотком стучит по дереву. Это древолазы-дятлы простукивают стволы, как бы осведомляются о здоровье старых деревьев. Под корой и в древесине — нигде не утаится от дятлова клюва-долота злокозненный вредитель.

Особенно опасен для лесов и парков еловый короед. В учебниках зоологии и энтомологии он называется «жук-типографщик». Удивительно сложен лабиринт узорчатых, запутанных ходов короеда. Но дятел хорошо разбирается в «шрифтах» типографщика. Вот он примостился на коре и присматривается. Вдруг клювом: тук! — и хватает автора этих замысловатых начертаний. Заслуженный доктор-дятел проглотил короеда и в конце истории болезни поставил точку. Звоном и стуком дятел сигналит: выставляйте скворечни — гнезда защитников урожая полей, садов и огородов.

Чу! Хрустнула ветка.

В ветвях без умолку чечекают говорливые чечетки-красногрудки.

С самой вершины хищник сорокопут высматривает добычу.