Глава 11

Роман

***

Первой мыслью, после пробуждения в незнакомой, мизерной кровати, было: «Что это за бабушкина ночнушка вместо шторки висит на окне?»

Оглядевшись по сторонам, заключаю, что персиковые стены, светлая мебель и какая-то ужасная тряпка в мелкий цветочек никак не могут быть интерьером моей просторной холостяцкой студии в стиле «лофт».

Пиздец, приплыли.

Значит, то, что я притащился на другой конец города от своего жилища к женщине, которой брежу последнее время, в невменяемом состоянии - не сон, и я, действительно сейчас в спальне козочки, давлю на массу в маленькой тесной койке.

И почему-то в трусах и футболке, хотя не помню, чтобы вчера раздевался.

Джинсы и носки аккуратно сложены на стуле рядом. Бред какой-то.

Верочки нет в комнате, но я слышу звуки за дверью и чувствую приятный аромат еды, хотя первым желанием сейчас является выдуть цистерну воды и столько же кофе.

Поднимаюсь.

Напяливаю недостающую одежду.

Выхожу из комнаты.

Сразу натыкаюсь на дверь, видимо, ведущую в ванную. Захожу туда.

Вид из зеркала бесподобен.

Пугать детишек – самое оно.

Умываюсь и сую голову под холодную воду.

Немного стихает боль в висках.

Ещё раз чтобы пил с Вершининым и Серёгой, в том ебучем баре… Нет уж.

Если до таких вот последствий доводит, что я просыпаюсь в квартире у той, от кого у меня член судорогой сводит, при одной только мысли.

Напугал ведь девочку, наверное, дебил.

Ох… Ну, деваться некуда. Выходить навстречу неизбежному придётся.

Надеюсь, не огреет меня сковородкой или ещё чем, что под руку попадётся.

А то ведь коленоприкладством не погнушалась, чуть навсегда не лишив меня наследников.

Застаю козочку на кухне. Девушка что-то самозабвенно колдует у плиты.

И зависаю.

Пиздец, она охуенная.

Без каблуков и офисной одежды. В свободных домашних штанах на резинке и цветастой майке. С небрежным пучком на голове. И каких-то невероятных ужасных монстрах на ногах. Это просто уёбище. Уши, типа зайцев, торчат в разные стороны, делая вид козочки каким-то нестандартным. Первое, что хочется сделать – сжечь их на ритуальном костре. Да ещё и молитву прочитать, чтоб не возвращались потом в страшных кошмарах. Но даже в них, прости господи, моя девочка просто великолепна.

Кажется, слюна на пол закапала.

Так и застаёт меня на месте преступления – с открытым ртом наблюдающего за её действиями, и вздрагивает.

- Доброе утро.

Глазищи снова вытаращила, как будто призрак увидела.

Каюсь, похож.

- Доброе утро, козочка. Что готовишь?

Без макияжа, сука… Такая домашняя. Так бы и сгрёб в охапку, затискал бы до покрасневших щёк.

Да что это с тобой, Выхин! Очнись уже!

- Оладьи. – Как-то хрипло отвечает она. – Будете?

- А кофе есть?

На секунду хмурится.

- Мы с мамой не пьём кофе. – Распрямляет плечи. А я враз залипаю на её проступившие через майку соски.

Это специально так делать, да?

Ещё и лифчик не удосужилась надеть, сучка, когда у меня утренний стояк ещё не до конца улёгся.

- У нас только чай.

Что?

Где?

Кто?

Какой чай?

Я подрываюсь прежде, чем успеваю осознать, что делаю.

Вжимаю охренительное тело малышки в столешницу и, послав к чёрту недельную выдержку, даю волю своим рукам.

- Нахуй чай. – Провожу ладонями по спине девушки и опускаюсь к сочным ягодицам. Выдыхаю в волосы.– Хватит меня динамить, Вера.

Слегка прикусываю маленькое аккуратное ушко и чувствую, как вздрагивает.

На секунду ловлю судорожный вздох. А потом её тело вытягивается в струну.

- Руки убрал.

Не сразу разбираю смысл слов и замираю вместе с ней.

А когда осознаю, выпрямляюсь, глядя в перекошенное от злости лицо.

- Ты вообще охренел, Выхин? – Шипит козочка, втискивая между нами свою ладошку, пытаясь меня ей отпихнуть. – Думаешь, можешь припереться ко мне посреди ночи, облапать, завалиться спать в мою постель в грязных ботинках, а потом трахнуть утром прямо на кухонном столе?!

На последних словах децибелы голоса сильно повышаются.

Я от неожиданности даже отстраняюсь.

И, действительно, убираю руки.

- Не на ту напали, Роман Александрович! – Уже кричит Вера тыча в меня деревянной лопаткой. – Убирайся вон из моего дома! Козёл озабоченный!

- Ты чего орёшь, истеричка? – Ко мне возвращается потерянный разум и голос.

- Я... Я?!.. Истеричка?!.. – Задыхается она. – Ну, это уже вообще…

- Заебала. – Говорю ей в лицо, покрасневшее, но всё равно прекрасное. – Захочешь, сама придешь ко мне.

Чётко выговариваю слова. Чтобы поняла.

Нахуй надо бегать. Я не мальчик.

И меня действительно заебало держать член на привязи из-за её бесячих тараканов в голове.

Злит.

Неимоверно.

Разворачиваюсь и спешу удалиться из квартиры, практически на ходу натягивая обувь.

Глупая баба.

Что ей надо вообще?

Сколько можно бегать от очевидного и неминуемого?

У самой же чешется. Хочет меня, знаю.

Пускай теперь сама побегает.

Коза.

Чертыхаюсь, выплёвывая себе под нос ругательства и безысходность.

Стояк-то в штанах активирован. И что с ним теперь делать?

А главное, как пережить ещё два дня, и не сойти с ума от ожидания нашей встречи в понедельник?

***

Хуёвый из меня начальник.

Всё-таки понимаю это и признаю, когда промучившись все выходные, с телефоном в руке, так и не решаюсь отправить козочке хотя бы сообщение.

Что мудак. Козёл. И придурок окончательный.

Когда похмелье и злость отпускают, ощущаю себя дебилом, который из-за недотраха, и ещё хуй знает чего, чуть не спустил с горы свой наработанный годами, устоявшийся рабочий авторитет.

Неимоверными усилиями призываю себя успокоиться и не пороть больше горячку, впервые плетусь на работу с неохотой, ожидая, что Вера будет показательно избегать моей персоны или строить из себя холодную стерву, плевавшую на моё небезразличие к ней.

Она, в принципе, так и делает. Изображает усиленный трудовой процесс, вся такая занятая, пока я трусливо отсиживаюсь в кабинете, чтобы не нарываться лишний раз на ледяную стену похуизма.

- Да, Ромыч… - Выдыхает Вершинин, восседая вальяжно в моем кресле, пока я протираю дыру в окне невидящим взглядом. – Прямо так сильно зацепила?

Не удивительно, что друг не верит, будто моя холостяцкая черствая душонка может быть подвержена такой заразе, как «любовь».

Я и сам не верю.

- Она конечно, горячая цыпочка. – Не унимается Дима. – Но ты уверен, что всё серьёзно?

Я не отвечаю. Нет смысла. Я уверен.

За эти выходные передумал сотни мыслей, переставил всё с места на место в своей башке.

И всё равно упирался в огромный транспарант с надписью «Влюблённый дебил», всякий раз вспоминая козочку.

Зацепила, сучка, сильно.

Сам в шоке от себя.

- Да ты не переживай, Ромыч. – Пытается успокоить друг. – Я видел, как она на тебя смотрит. Просто выёбывается, может цену набивает.

- Ага.

- Ну ты, конечно, отжигаешь тоже… Попёрся пьяный, ночью, к ней домой. Прямо чёрный плащ, блин…– Он тихо ржёт, а меня злость распирает.

Смешно ему видите ли.

Конечно. Теперь новость дня.

Влюблённого дурачка Выхина, неисправимого блядуна и холостяка, отбрили его же методами. Позорище.

Дима ещё минут двадцать подъёбывает надо мной безнаказанно, а потом рулит к себе в отдел, чтобы, наконец, заняться чем-нибудь более полезным, а не доводить меня до белого каления своими тупыми подколами.

Сука.

Настроение - говнище.

Думал без просвета.

А теперь уж и не знаю.

Удивляться или радоваться.

А может провалиться на месте, когда вижу, возникший на пороге кабинета, образ моей строгой хмурой козочки в середине обеденного перерыва.

Загрузка...