Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Глава вторая Когда мы были не одни

В предыдущей главе я указал на одну странность: протолюди с маленьким мозгом дошли из центра Эфиопии до Южной Африки, но, по-видимому, не добрались до Ближнего Востока, который был намного ближе. До недавнего времени преобладало мнение, что именно человеку прямоходящему первым удалось вырваться из Африки и распространиться по всей Евразии. В прологе мы упомянули, что строгое политическое разделение континентов, существующее лишь в нашем воображении, усложнило понимание того, как распространялись ранние приматы и обезьяны. То же упрощенное разграничение часто применяется в дебатах о происхождении человека. Я думаю, что это дробление афро-евразийской части суши отсрочило понимание тех событий более чем на два десятилетия, и сегодня мы только начинаем оправляться от негативных последствий догмы о «миграции из Африки» и начинаем видеть происхождение человека в новом свете.

Я читал лекции в Кембридже, когда в 2004 году было опубликовано сообщение об обнаружении человека флоресского (Homo floresiensis), «хоббита»^[61]. Антропологическое сообщество было в шоке: никто и представить не мог, что до столь недавнего времени на планете могли жить люди не нашего вида. Многие пытались найти этому объяснение. Другие же, как обычно, ждали у моря погоды, пытаясь понять, откуда подует ветер, в то время как предсказуемое непреклонное меньшинство упорно развенчивало новое открытие. Когда какое-то явление не соответствует давно принятой схеме, обычная реакция — это недоверие, которое быстро превращается в насмешку.

Казалось, что эта находка вышла прямо из романа Жюля Верна. Как могли такие маленькие люди выживать на отдаленном острове до столь недавнего времени и почему они были такими маленькими? Большинство ученых, казалось, поддерживали идею о том, что Homo floresiensis был первым человеческим примером островной карликовости — феномена, давно известного у множества животных. Среди животных, отрезанных от материка и живущих на островах в течение многих поколений, более мелкие особи популяции зачастую оказываются успешнее, чем крупные, вероятно, потому, что им требуется меньше энергии. В конечном итоге могут появиться причудливо маленькие существа, которые выглядят как миниатюрные версии своих родственников с большой земли. Среди наиболее ярких и известных примеров — карликовые слоны и бегемоты, жившие на островах Средиземного моря, таких как Мальта и Кипр. Вероятно, это происходит потому, что ресурсы на островах еще более ограниченны, чем на материке, поэтому уменьшение размера становится способом выжить в бедном островном мире. Возможно, Homo floresiensis пошел по пути карликового слона. Кстати, на острове Флорес свои карликовые слоны тоже были.

Я помню, как обсуждал Homo floresiensis в то время. Мысль об островной карликовости у людей меня не устраивала. Мне было трудно согласиться с тем, что, получив большой и сложный мозг со всеми его преимуществами, люди на островах должны были потерять это достижение из-за сократившихся ресурсов. Как бы то ни было, островная изоляция не всегда заканчивалась карликовостью. В то время мы уже знали об удивительной находке — окаменелых останках протолюдей с маленьким мозгом (приписываемых новому виду Homo georgicus), обнаруженных в Дманиси, в Грузии. Считается, что они жили 1,77 миллиона лет назад^[62]. Поэтому я задавался вопросом, имели ли люди Дманиси и Флореса какую-то давнюю связь друг с другом. Могут ли они каким-то образом свидетельствовать о распространении проточеловеческого населения из Африки в Азию?

Тем временем в Индонезии, на родине Homo floresiensis, началась настоящая битва за опеку над ним, а за границей разгорались и принимали новые обороты споры о том, что же он собой представлял. Теперь появились и те, кто утверждал, что Homo floresiensis был пигмеем, а не новым видом, в то время как другие видели в нем человека с патологией, известной как микроцефалия^[63]. Последующие находки были опубликованы в 2005 году первооткрывателями, которые на этот раз обнаружили кости нескольких новых особей Homo floresiensis. Стало казаться маловероятным, что все они имели патологию, поэтому те кости, похоже, завершили «патологическую» главу краткой, но оживленной истории Homo floresiensis^[64].

Я был в Австралии, когда спустя полтора года был опубликован отчет об исследовании скелета Homo floresiensis^[65]. В этом подробном анализе Homo floresiensis сравнивался со многими другими видами протолюдей и людей с целью выяснить, был ли он связан с каким-либо из них. Оказалось, что у Homo floresiensis были смешанные черты: его череп напоминал череп африканской версии Homo erectus^[66], в то время как остальная часть скелета была ближе всего к одному из протолюдей с маленьким мозгом — Australopithecus garhi^[67].

Что это означало? Авторы исследования предложили три возможных сценария. Во-первых, это мог быть новый вид, который начал свой путь в Африке и достиг Юго-Восточной Азии раньше, чем 2,5 миллиона лет назад^[68]. Во-вторых, он мог появиться на Флоресе или где-то между ним и Восточной Африкой от популяции более ранних людей, мозг которых развивался быстрее, чем скелет. В-третьих, этот вид мог появиться в процессе эволюции от проточеловека к человеку, когда тот вышел из Африки, причем это должно было произойти раньше, чем 2 миллиона лет назад, — до времени первого появления ранних людей (Homo erectus). Оказалось, что H. floresiensis вовсе не похож на нас, и он не был ни карликом, ни патологической или экологической версией Homo sapiens. В действительности он был намного старше.

В 2007 году было опубликовано исследование запястья H. floresiensis^[69]. Оказалось, что оно, будучи примитивным, отличалось не только от нашего, но и от запястья неандертальцев. Удивительные перемены, которые с ним произошли, помогли улучшить манипулирование рукой при изготовлении инструментов. Несмотря на то что Homo floresiensis делал инструменты из камня, он, вероятно, не обладал ловкостью более поздних людей. К сожалению, у нас нет аналогичных костей Homo erectus, поэтому мы не можем с точностью сказать, когда именно впервые появилось более современное запястье. Согласно авторам исследования, это могло произойти где-то между 1,8 миллиона и 800 тысячами лет назад.

Последние данные говорят о том, что Homo floresiensis могли неплохо жить на Флоресе еще 12 тысяч лет назад^[70]. Мы знаем, что они разделывали туши карликовых слонов и умели управляться с огнем. Подкупает мысль о том, что это могли быть древние традиции, передававшиеся из поколения в поколение от первого предка Homo floresiensis, обосновавшегося на Флоресе, однако у нас нет никаких доказательств, и вполне вероятно, эти навыки были приобретены позже. При этом нет никаких свидетельств присутствия на Флоресе предков ранее, чем 10,5 тысячи лет назад, поэтому поведение Homo floresiensis не могло быть продиктовано их влиянием. Критики этой теории утверждают, что каменные орудия, с которыми связывают Homo floresiensis, были слишком сложны и не могли быть изготовлены ими самостоятельно, следовательно, должны быть произведены предками, даже если они с Homo floresiensis не пересекались по времени. С подобным спором мы еще столкнемся, когда будем сравнивать предков с неандертальцами.

Подробное исследование индустрии каменных орудий на Флоресе положило конец критике и показало, что технологический процесс изготовления каменных орудий стал непрерывным как минимум 840 тысяч лет назад^[71]. Так что обращение с огнем, разделывание туш и другие поведенческие структуры H. floresiensis могут быть не менее древними. Все это указывало на то, что Homo floresiensis был потомком древнего проточеловека, который, вероятно, был широко распространен во многих частях Афроазиатского суперконтинента и оказался в изоляции и забвении на отдаленном острове Флорес. И это также дало нам представление о сложности поведения ранних протолюдей.

Однако самое удивительное и убедительное доказательство сложного поведения пришло из Дманиси. Череп и челюсть одного из Homo georgicus, жившего 1,77 миллиона лет назад, принадлежали представителю этого вида, который за несколько лет до смерти потерял все зубы, кроме одного^[72]. Каким-то образом ему удалось выжить, значит, вероятно, забота о членах группы была хорошо развита среди некоторых протолюдей. Все вместе это означало, что многие черты и навыки, которые в прошлом приписывались исключительно людям — забота о других, изготовление орудий и разведение огня, — уже были у протолюдей, хотя не все они являются нашими прямыми предками.

Много шума возникло вокруг раннего появления человека из Африки, однако доказательства в поддержку первой географической экспансии африканской версии Homo erectus из Африки в Азию не подкреплены фактами^[73]. Обычно эта история преподносилась примерно так: Homo erectus был первым человеком с длинными ногами и большим мозгом, он умел изготавливать орудия и активно охотился в травянистых саваннах, чтобы добыть мясо. Этот набор функций позволил ему мигрировать из Африки и колонизировать Азию. И вот мы имеем еще один пример расхожего мнения, которое никак не изменить, хотя оно практически ничем не доказано. Что еще хуже, логика, лежащая в основе подобных спекуляций («гипотеза» была бы слишком сильным термином в этом случае), выявляет глубоко укоренившееся недопонимание того, как виды расширяют свои географические ареалы.

Позвольте мне снова вернуться к кольчатым горлицам, о которых мы говорили в начале книги. Им потребовалось менее столетия, чтобы пересечь Европу, однако мигрировали не отдельные особи. Это дети и внуки птиц-прародителей постепенно переселялись в новые области. Расширение происходило на уровне поколений, а не отдельных особей. Таким же образом должна была осуществляться и экспансия первых протолюдей, которые постепенно распространялись в благоприятных местах обитаниях, где бы те ни находились. Это не было миграцией, и я не придаю большого значения, например, длине их ног. То, что действительно могло способствовать экспансии, — это репродуктивная производительность и пригодность мест обитания. Чтобы покинуть родной дом, первым протолюдям, расширившим свой географический ареал в Тропической Африке, не пришлось ждать, пока они станут олимпийскими чемпионами по марафону.

Им не нужно было ждать и большого мозга. Сколько разных видов животных пересекли огромные части планеты и расселились в отдаленных местах? Сколько видов деревьев повторно колонизировали отдаленные регионы после ледникового периода? Все, что им было нужно, — это чтобы их требования соответствовали окружающей среде, в которую они переселялись. Подавляющее большинство этих видов справились без особенно выдающихся мозгов, орудий или телосложения, которое делало бы их превосходными мигрантами на большие расстояния.

В предыдущей главе мы рассматривали то, как потомки Люси и, возможно, другие не связанные с ними протолюди с небольшим мозгом размножились и широко распространились на открытых травянистых редколесьях и саваннах позднее 3,5 миллиона лет назад. Тогда зоны, похожие на те, где успешно развивались эти протолюди, не ограничивались лишь Африкой, а раскинулись вдоль всего пояса средних широт от Западной Африки до Китая, с южным ответвлением вплоть до Южной Африки^[74]. Почему же эти протолюди ограничивались районами Африки, когда за ее пределами, в Азии, было так много подходящих местообитаний? На этот вопрос нет логического ответа.

Homo floresiensis и Homo georgicus дают нам намек на то, что они вовсе и не были ограничены Африкой, а, напротив, распространялись далеко за ее пределы. Соблазнительно думать, что это было частью той же географической экспансии 3,5 миллиона лет назад, начавшейся в Северо-Восточной Африке, которая привела их на юг, в Южную Африку, и на запад, к озеру Чад, но еще и завела на север, в Западную Азию и на восток, вплоть до Индонезии. Пока это остается догадкой, хотя все больше кажется, что это были именно протолюди с маленьким мозгом, которые в какой-то момент между 3,5 и 1,77 миллиона лет назад (когда мы находим их в Дманиси) впервые отважились расселиться в новых зонах травянистых саванн в Азии, тем самым намного опередив Homo erectus.

Как мы видели, протолюди с маленьким мозгом так никогда и не покинули редколесье и, к примеру, сохраняли адаптацию рук, которая могла им пригодиться, чтобы прятаться на деревьях. Травянистые саванны, простиравшиеся на огромных территориях в Азии и Африке, должны были напоминать открытые редколесья, а не безлесные просторы, встречающиеся сегодня в некоторых частях Центральной Азии, и могли быть идеальной средой обитания. Масштабы этих древних мест обитания стали мне понятны, когда я проводил исследование для лекции об эволюции человека и обратился за помощью к моей любимой группе животных — птицам.

Все началось с яркого красочного семейства врановых, которое я хорошо знал по полевым работам на юго-западе Иберии. Голубая сорока сегодня селится в открытом, похожем на саванну травянистом редколесье. Когда лес становится густым, сорок сменяют другие представители семейства — сойки. Где деревьев мало, селятся обыкновенные сороки. Голубые сороки обитают в местах, удивительно похожих на местообитание древних протолюдей. Они живут на Дальнем Востоке, в Китае, в Корее и Японии, но удивительным образом их не встретишь на пространстве в 10 тысяч километров между Японией и Юго-Западной Иберией.

Долгое время люди не могли поверить, что сороки когда-то жили на территории от берегов Восточной Атлантики до берегов западной части Тихого океана, и поэтому предположили, что португальские моряки XVI века привезли этих разноцветных птиц домой в качестве питомцев. Какие-то из этих птиц оказались на свободе и колонизировали Юго-Западную Иберию. Эта интерпретация казалась правдоподобной, пока мы не обнаружили останки голубой сороки в пещерах Гибралтара, где около 40 тысяч лет назад жили неандертальцы^[75]. А раз птицы к тому моменту тоже поселились в Юго-Западной Иберии, больше нельзя было связывать их распространение с людьми в исторические времена.

Исследование ДНК живых восточноазиатских и иберийских птиц показало, что эти две популяции, по-видимому, разделились между 3,35 и 1,04 миллиона лет назад^[76]. Это означает, что подходящая для голубой сороки среда обитания должна была существовать около 3,5 миллиона лет назад на пространстве от Кореи до Португалии (рис. 4). В какой-то момент между этой временной отметкой и миллионом лет назад, когда климат стал более прохладным и засушливым, эта среда обитания распалась, на смену пришли безлесные степи и пустыни. Исключением стали влажные западные и восточные побережья Евразии.

Я решил изучить и других птиц, которые могли иметь похожее географическое распространение, и был поражен, обнаружив, что существует множество видов, популяции которых сегодня разбросаны по всему поясу средних широт, а когда-то они были повсеместно распространены от Иберии и Марокко на западе до Китая на востоке. Оказалось, что 40 % гнездящихся птиц Европы и Западной Азии относятся к этим видам. Многие из них, например сорока, были птицами лесистых саванн, в то время как другие виды относились к типичным обитателям открытых травянистых равнин, а некоторые — редколесий. Многие из них были озерными и болотными видами. Эти птицы помогли мне нарисовать в своем воображении картину широкого пояса сезонных, теплых местообитаний, от семиаридных^[77] до субгумидных^[78], с редколесьями, открытыми равнинами и преобладанием травянистых саванн и озер. Этот потерянный мир когда-то простирался от Восточной Атлантики до запада Тихого океана. Протолюди из Дманиси, жившие 1,77 миллиона лет назад, застали его расцвет. Дманиси был вершиной айсберга.

Сахара, обширная территория которой примерно равна площади Соединенных Штатов, находилась на западной оконечности этого мира. Мы уже говорили о том, что большая ее часть была занята огромными озерами в эпоху миоцена, но позже влажные земли то появлялись, то исчезали, чередовались влажные и сухие периоды. Озеро Мега-Чад все еще существовало 5,5 тысячи лет назад, и люди в этом озерном краю процветали^[79]. В числе самых захватывающих открытий последних лет — определение масштабов огромного водно-болотного угодья Сахары. В 1998 и 1999 годах изолированные реликтовые популяции нильских крокодилов были обнаружены в отдаленных прудах посреди пустыни в Мавритании^[80]. Ныне карликовые, эти крокодилы, должно быть, произошли от нильских крокодилов, которые жили на территории нынешней пустыни Сахара в то время, когда ее пересекали соединенные между собой водные пути, озера и болота.

С учетом обширного пояса пригодной для обитания среды, вполне уместно говорить о распространении протолюдей с маленьким мозгом от Эфиопии до Южной Африки, по крайней мере до озера Чад на западе, до Дманиси на севере и, вероятно, до Флореса на востоке. А это означает, что в начале плейстоцена, 1,8 миллиона лет назад, и до первого появления Homo erectus с его высоким ростом и большим мозгом протолюди уже жили на обширной территории афро-евразийского суперконтинента. Имеющиеся данные решительно свидетельствуют в пользу того, что регион, находящийся в центре этого пояса (сегодняшняя Эфиопия), мог быть местом происхождения протолюдей, но был ли он еще и центром притяжения для Homo erectus?

Если мы внимательно посмотрим на свидетельства первого появления Homo erectus в разных частях света^[81], то сможем сделать лишь один вывод: имеющихся данных просто недостаточно, чтобы с уверенностью сказать, откуда возник Homo erectus. У нас есть Homo erectus из Восточной Африки (1,78 миллиона лет назад) и с острова Ява (1,81 миллиона лет назад)^[82], а между ними нет ничего даже отдаленно их напоминающего. На всех других ранних раскопках, на которых, как утверждалось, обнаруживали Homo erectus, либо с большей уверенностью приписывали окаменелые останки протолюдям с маленьким мозгом, либо обнаруживали исключительно орудия, якобы принадлежавшие Homo erectus. Однако мы знаем, что протолюди также создавали подобные инструменты, поэтому не можем быть уверены, что эти находки действительно представляют H. erectus^[83].

Во многих книгах и статьях начало раннего расселения Homo erectus связывают с Восточной Африкой, именно от нее стрелками расходятся маршруты. Имея в своем распоряжении лишь скудные данные, нам бы следовало отнести все эти интерпретации к сфере фантастики. Единственное, что мы можем сказать, это то, что Homo erectus, по всей видимости, произошел от популяции протолюдей с маленьким мозгом где-то в поясе травянистых саванн, который я описал. Сопоставление датировок находок из столь отдаленных регионов, как Восточная Африка и Ява, показывает, что Homo erectus мог распространиться на обширной географической территории за относительно короткий промежуток времени. Такая скорость — как раз то, чего можно ожидать, когда новый дизайн впервые появляется на рынке и оказывается успешным. Поэтому так трудно найти первоначальную точку распространения. Если новый вид радикально отличается от своих предшественников и способен более эффективно использовать новые или уже существующие ресурсы, тогда он будет распространяться с внушительной скоростью. Вероятно, именно это и произошло с Homo erectus. Мы рассмотрим еще более яркий пример, когда будем говорить о наших предках.

Итог этой части истории таков: не ранее 3,5 миллиона лет назад протолюди с маленьким мозгом получили широкое распространение в травянистых саваннах Афроевразии. Некоторые из них дожили на континенте как минимум до отметки в 1,4 миллиона лет назад, и если Homo floresiensis действительно является потомком одной из этих популяций, какие-то из них, возможно, могли продолжить существование на отдаленных островах и были еще живы 12 тысяч лет назад! Homo erectus с его высоким ростом впервые появился в начале плейстоцена, около 1,8 миллиона лет назад, но мы не можем с уверенностью сказать ни где он начал свой путь, ни от кого он произошел. В среднем его мозг был больше, чем у протолюдей, отличавшихся маленьким мозгом, однако были между ними и значительные совпадения размеров.

Homo erectus и протолюди с маленьким мозгом жили бок о бок на континенте, в таких областях, как, например, озеро Туркана в Кении (см. главу 1), до полумиллиона лет. Это значит, что им удалось избежать конкуренции и что очевидного превосходства Homo erectus над другими видами поначалу не было. На протяжении большей части истории человека несколько видов существовали одновременно, эволюция не была аккуратным переходом от одного вида к другому.

В середине 1990-х я много часов провел в национальном парке Доньяна на юго-западе Испании, ландшафт которого напоминает тот, в котором неандертальцы жили тысячи лет назад (рис. 5). Натуралист викторианской эпохи Абель Чапман назвал его кусочком Африки в Европе: богатая стадами травоядных млекопитающих, эта зона с ее климатом и растительностью напоминает семиаридные саванны Восточной Африки. Доньяна бывала изобильным раем, а иногда — враждебной пустыней. Там обитал орел под названием испанский могильник — величественный охотник, занимавший верхнюю позицию в пищевой цепочке. Но это был лишь популярный образ, реальность не соответствовала стереотипу. В течение продолжительных засушливых периодов орлы не слишком усердствовали и не тратили энергию на охоту. Вместо этого они присоединялись к стервятникам и довольствовались падалью, которой было в достатке.

Это отступление от темы связано с поведением людей и протолюдей, которых мы рассматривали до сих пор. В течение многих десятилетий мы спорили о том, добывали ли протолюди мясо охотой или довольствовались падалью. Недавно аргумент в пользу падальщиков разделился: одним способом мог быть силовой захват мяса, то есть отпугивание хищников от пойманной ими добычи, другим — пассивное собирание падали^[84]. Меня давно беспокоят эти доводы и тщательный анализ скелетов животных с мест раскопок — все, что используется в качестве свидетельств в пользу охоты или падали. Может показаться, что раз уж настоящие хищники, такие как орлы или даже львы, едят падаль, когда им представляется такая возможность, а заядлые падальщики, такие как гиены, время от времени охотятся, то умные и предприимчивые люди уж точно были способны и на то и на другое.

В последние годы дебаты вокруг охоты и падали несколько поутихли, но в научных журналах время от времени все еще появляются статьи, поддерживающие ту или иную точку зрения. На мой взгляд, это бесполезная дискуссия, которая выявляет еще одну брешь в изучении человеческой эволюции — страсть к обобщению отдельных и ограниченных наблюдений. Почему один превосходный пример охотничьего поведения людей на какой-нибудь отдаленной восточноафриканской равнине сотни тысяч лет назад должен означать, что все люди в этот конкретный период времени охотились? Очевидно, что это не так, и это даже не означает, что особи, которые охотились в этом конкретном месте и в это время, всегда так делали. Мы встретим несколько невероятных примеров такого чрезмерного обобщения, когда перейдем к неандертальцам.

Неопровержимым кажется тот факт, что ранние протолюди питались мясом, костным мозгом и жиром животных, независимо от того, как они были добыты. Другой вопрос состоит в том, какую часть в их диете занимало мясо. При благоприятных условиях крупные кости млекопитающих сохраняются в виде окаменелостей, однако остатки растений и насекомых с течением времени разлагаются. Обнаружение мест разделки мяса, костей пастбищных животных, с которыми связывают каменные орудия, возможно, слишком сильно склонило нас в сторону образа человека-мясоеда. А орудия так перетянули наше внимание в сторону камней, что это даже отразилось на археологической периодизации истории человека — определении каменных веков.

Некоторые археологические находки дают представление о разнообразии альтернативных способов использования среды обитания ранними людьми. Раскопки объекта, возраст которого составляет 780 тысяч лет, близ современного Моста дочерей Иакова в Израиле показали уникальную связь между съедобными орехами и молотками с камнями-наковальнями, изготовленными людьми. Место было богато древесиной и другими растительными материалами, что наводит на предположения о том, как люди могли использовать и употреблять растения^[85]. Важность мяса млекопитающих в рационе доисторических людей, безусловно, была переоценена просто потому, что кости сохраняются лучше, чем дерево или листья.

Я отошел от обсуждения географии протолюдей и людей и обратился к проблеме потребления мяса по очень простой причине. Мясо в рационе ранних людей было признано ключом, позволившим им покинуть Африку, по сути, Тропическую Африку. Роль мяса была важна и во многих других отношениях: например, увеличение мозга у более поздних людей — заслуга мясного рациона^[86]. Таким образом, чтобы понять первые географические экспансии протолюдей и людей, необходимо рассматривать и их диету.

Во избежание путаницы проясним некоторые моменты. Потребление мяса среди приматов не является исключительным свойством людей. Шимпанзе, если брать гоминидов, тоже регулярно едят мясо^[87], и это типично не только для них. Саванные павианы постоянно охотятся на животных размером не более молодой газели^[88]. Но не только приматы саванн имеют эту привычку: орангутан — классический плодоядный гоминид — был замечен за поеданием туши гиббона^[89], в то время как капуцины Нового Света — ветвь, отделившаяся от обезьян Старого Света еще 40 миллионов лет назад, — живут в дождевых лесах и постоянно употребляют в пищу птиц, летучих мышей, грызунов, лягушек, ящериц, носух и белок^[90]. Ни одному из этих видов обезьян не понадобился большой мозг или технологии для охоты на их добычу.

Вполне вероятно, что протолюди, которые начали жить в мозаичных местообитаниях на окраинах дождевых лесов, уже придерживались универсальной диеты. Она могла включать и мясо. Как и способность ходить на двух ногах, всеядность была частью стратегии выживания в лесу, но неплохо действовала и в более открытых местообитаниях, где фруктов было меньше, а насекомые, лягушки, рептилии, грызуны и более крупные млекопитающие имелись в изобилии и были легкой добычей. Когда мы сравниваем двух мясоедов, шимпанзе и ранних людей, мы обнаруживаем две совершенно разные стратегии. У шимпанзе, в отличие от общего предка, имевшего набор зубов без ярко выраженных адаптаций, были развиты большие клыки и другие зубы, которые могли использоваться для убийства животных и употребления мяса, в то время как протолюди сохранили относительно неадаптированные зубы, но изобрели орудия, заменявшие им большие клыки^[91].

Это означает, что у протолюдей, которым удалось вырваться из лесов в более открытые места обитания, должна была быть универсальная диета, и именно этот гибкий подход к еде сделал их столь успешными. Экспансия в нетропические районы и открытые саванны началась 3,5 миллиона лет назад, однако у нас нет свидетельств появления орудий раньше 2,6 миллиона лет назад. Это означает, что либо ранний успех протолюдей не имел никакого отношения к мясу, либо он начался с орудий на миллион лет раньше, чем мы думаем.

Протолюди вышли из леса с двумя особенностями: умением ходить на двух ногах и употреблять в пищу широкий спектр продуктов. Технологии просто-напросто расширили диапазон ресурсов, доступных для использования, а также позволили лучше обрабатывать некоторые продукты. Наш собственный неадаптированный набор зубов, пищеварительный тракт, ноги, а также тяга к использованию приспособлений напоминают нам, что своим арсеналом мы не так уж отличаемся от протолюдей. Homo erectus был усовершенствованной версией проточеловека, а те, кто следовал за Homo erectus, соответственно, развитием той же темы.

Конечным результатом стало то, что 1,5 миллиона лет назад Homo erectus, его потомки и региональные вариации жили на большей части Афроазиатского суперконтинента, и появилась новая технология, которую лучше всего иллюстрируют красиво вырубленные ручные топоры (рубила). Протолюди почти исчезли. Миллион лет назад новые инструменты распространились по всему этому огромному диапазону, а уже в наше время, на земле, называемой Испанией, археологи дали одному из этих рубил имя Экскалибур.

Последний миллион лет был отмечен радикальным изменением климата, доминирующей силой которого были стотысячелетние климатические циклы, связанные с изменением траектории вращения Земли вокруг Солнца^[92]. Цикл отмечал глобальные изменения климата, включая появление и исчезновение полярных ледяных щитов («ледниковый период») и фазы влажного и засушливого климата в Тропической Африке^[93]. В этот период обширные области в северном полушарии начали всерьез ощущать на себе последствия продвижения ледникового покрова, а пояс редколесий и саванн, протянувшийся от Португалии до Китая, наконец распался, уступив огромные территории степям и пустыням. Южнее многие зоны дождевых и тропических лесов неоднократно распадались, отдавая территории открытым саваннам и пустыням.

Из-за скудности ископаемых, которые могли бы нам помочь, может показаться неясным период между миллионом лет назад и временем жизни людей из «Ямы костей» (около полумиллиона лет назад), с которых мы начали этот обзор нашей ранней эволюции в предыдущей главе. У нас почти нет окаменелостей, и, что еще хуже, лишь немногие из них точно датированы. Несмотря на нехватку материала, удалось выработать сложные теории, позволяющие восстановить это темное прошлое. Новые виды людей даже были опознаны по небольшому количеству черепов, разбросанных на огромной географической территории и представляющих период в полмиллиона лет.

Общепринятое мнение можно сформулировать так: Homo erectus удалось утвердиться в Евразии и Африке. Те же, кто находился на Дальнем Востоке, продолжили независимую ветвь эволюции в относительной изоляции и, вероятно, дожили до совсем недавнего времени, когда были захвачены волной предков из Африки^[94]. На западе окаменелые останки, напоминающие Homo erectus, но с большим мозгом и рядом признаков, предвосхищающих предков, впервые появляются в Эфиопии около 600 тысяч лет назад^[95]. Эти окаменелости относятся к новому виду, гейдельбергскому человеку (Homo heidelbergensis), который, как утверждается, около полумиллиона лет назад вышел из Африки и распространился в Европе^[96] и, вероятно, на востоке вплоть до Китая (рис. 6).

Согласно этой точке зрения, Homo heidelbergensis был отправным пунктом для Homo sapiens (нашего предка) и Homo neanderthalensis (неандертальца) (рис. 7).

Не все согласны с таким утверждением. Некоторые предпочитают считать, что к Homo heidelbergensis относятся только европейские окаменелости и что они формируют ветвь, из которой возникли только неандертальцы^[97]. Основная предпосылка обеих точек зрения состоит в том, что Homo heidelbergensis представляет собой новый вид, который отделился от Homo erectus. С этого момента Homo erectus превратился в вид, обреченный на вымирание, боровшийся за выживание в далекой Восточной Азии. Я не согласен ни с одним из этих мнений.

Меня не интересует, какое название мы присваиваем каждому из видов людей и принадлежат ли они к разным видам.

Я предпочитаю рассматривать популяции людей и на основании ограниченных данных, имеющихся в нашем распоряжении, выявлять информацию об их географическом распространении и истории. Вплоть до начала плейстоцена 1,8 миллиона лет назад протолюди, которые уже могли достичь нетропических частей Афроевразии, должны были бороться за выживание в сезонном климате. Он, однако, был не так суров, как климат многих регионов эпохи плейстоцена. Условия во время первых 800 тысяч лет плейстоцена, судя по всему, не настолько ухудшились, чтобы предотвратить распространение популяций Homo erectus в широтах умеренного климата, но с началом 100-тысячелетних циклов около миллиона лет назад все сильно изменилось.

Именно после этого многие популяции Homo erectus, особенно те, которые жили вдали от тропиков (но не только), начали ощущать на себе серьезные последствия ухудшения климата. Оно перемежалось с более мягкими периодами. Распад некоторых из этих популяций и их исчезновение могли стать реальной угрозой. Вымирание популяций протолюдей и людей было характерной чертой нашей ранней эволюции. Но отсев из-за смены регулярных климатических циклов, связанных с ледниковыми периодами, был явлением новым. Географическая экспансия Homo erectus за пределы когда-либо достигнутых ранее границ была грубо остановлена.

Пояс средних широт с его южным ответвлением в Восточной Африке (он некогда служил субтропическим лесистым домом для миоценовых обезьян и сменился лесистой саванной, где жили протолюди и Homo erectus) теперь был расчленен негостеприимными пустынями, безлесными степями и снежными вершинами. Подобно голубым сорокам, популяции которых распались, оставив реликты в Португалии, Испании, Китае, Корее и Японии, многие виды растений и животных пострадали от периодической изоляции. Homo erectus это также не могло не затронуть.

Эти климатические изменения могли существенно воздействовать на людей двумя способами. С одной стороны, между популяциями, которые неоднократно оказывались в изоляции, могли возникать генетические различия. С другой стороны, давление на краевые популяции могло усилить потребность в инновациях. Изменение климата породило новые виды обезьян в эпоху миоцена, новые виды протолюдей во время плиоцена и, вероятно, Homo erectus в начале плейстоцена. Теперь же он приступил к работе над популяциями Homo erectus, поэтому неудивительно, что в этот период мы наблюдаем у них увеличение размера мозга^[98].

Вместо того чтобы пытаться слепить из всех окаменелостей этого важного, но неясного периода нашей эволюции один или два вида и их родословные, я рассматриваю их как региональные вариации на тему. Темой является адаптация Homo erectus к быстро меняющемуся миру. Не всем это удалось. Иногда популяции встречались и обменивались генами. В других случаях они были изолированы друг от друга и шли разными путями. А могло случаться, что одни популяции распространялись на территории других популяций и вытесняли их. Некоторые из этих окаменелых останков могли принадлежать предшественникам Homo neanderthalensis или Homo sapiens, а другие, вероятно, принадлежали видам, которые позже вымерли или слились с другими после коротких периодов изоляции.

Понять это нам поможет одно сравнение. Представим, что Homo erectus вышел на глобальный уровень. Он стал влиятельной международной корпорацией. Со временем франшизы Homo erectus появились в разных частях света. Некоторые откололись и стали независимыми бизнесами, в то время как у других, хоть они и были прибыльными, возникли краткосрочные трудности с денежными потоками, и они прекратили свою деятельность. Оставшиеся компании заново поглотила мультинациональная корпорация Homo erectus.

Поскольку результатом этого периода, судя по всему, стали два основных продукта — неандертальцы и предки (не считая доживавших свой век Homo erectus и Homo floresiensis), — мы стали наивно полагать, что все окаменелые останки должны принадлежать либо одному, либо другому виду. Мы не можем с уверенностью сказать, были ли в следующем акте нашей истории задействованы все, некоторые или никакие из обладателей этих окаменелых останков. Могли существовать разные вариации Homo heidelbergensis, фактически региональные популяции Homo erectus. Они приспосабливались и эволюционировали на фоне меняющихся обстоятельств, обусловленных превратностями климата среднего плейстоцена.

Возвращаясь к «Яме костей», мы теперь можем интерпретировать найденных там людей как жителей западной окраины ареала Homo erectus. Их особенности подсказывают нам, что эти люди были частью специфического производственного конвейера Homo heidelbergensis, с которого однажды сойдет и Homo neanderthalensis. Они могли быть и частью более обширной географической популяции, аналогичным образом реагировавшей на конкретную окружающую среду. Эта популяция могла выжить или же исчезнуть локально. Вероятно, мы никогда этого не узнаем.

На тех же холмах Атапуэрка, только на более древнем участке, были найдены окаменелости человека-предшественника (Homo antecessor), который жил там за три четверти миллиона лет до людей из «Ямы костей»^[99]. Окаменелые останки демонстрируют особенности, обнаруженные у Homo erectus, а также намекают на то, что мы обнаружим намного позже у Homo sapiens. Они отличаются от более поздних находок из «Ямы костей», и между ними не было преемственности^[100]. Атапуэрка — это урок для нас: даже в пределах одного и того же холма люди, жившие в разные времена, не обязательно были связаны друг с другом, и некоторые из них исчезли. Вымирание должно было быть уделом большинства человеческих популяций среднего плейстоцена. Наши предки жили на одной планете с рядом других форм человека. Мы были не одни.