Выйти замуж за незнакомца

Глава 14

Юнис Портер и Питер Хендон поженились утром первого сентября в маленьком офисе регистраций в присутствии Лоренса Армистида в качестве свидетеля. Церемония была скромной, и в конце ее Питер повернулся к невесте и легко поцеловал в щеку, чем немало удивил производившего регистрацию клерка. Он подумал, что такая хорошенькая невеста заслуживает большего проявления чувств.

Но Юнис была довольна и даже благодарна, что Питер не позволил себе ничего большего, а просто скрепил этим поцелуем данный ими только что обет. И поскольку для каждого из них этот брак был скорее деловым договором, она не посчитала необходимым рассказать Питеру о странном визите две недели назад Лорис Мертон. Собственно говоря, Юнис и видела-то его всего два раза за время после их встречи в офисе Лоренса Армистида: один раз спустя несколько дней после визита Лорис Мертон, когда Питер немного смущенно спросил Юнис, не хочет ли она пойти в «Гориш» и заказать себе платье к свадьбе и любую другую одежду, которую посчитает нужной. А во второй — накануне свадьбы он сообщил Юнис, когда за ней заедет, и спросил, не возражает ли она, если они сразу же отправятся в Бакстон и поселятся в доме среди вересковых пустошей.

Юнис уже обрубила все концы, связывающие ее с прежней жизнью. В понедельник, когда в магазин вернулась миссис Мэдден, она объявила ей, что выходит замуж, и попросила свою хозяйку не говорить об этом матери. Юнис раз и навсегда решила для себя не лгать миссис Мэдден, которая обращалась с ней более чем великодушно, и не хотела позволить той думать о себе как о неблагодарной и изменчивой особе, сбегающей на другую работу только потому, что там платят больше.

Она сказала, что ее муж — человек уважаемый, имеющий хорошую профессию и репутацию, и что это замужество обеспечит благосостояние ее матери. Миссис Мэдден сочувственно пообещала хранить секрет, поскольку Юнис объяснила ей, что такая неожиданная новость может вызвать у матери сильный шок, а этого допускать в ее положении ни в коем случае нельзя. Миссис Мэдден пожелала ей счастья, а Юнис настояла на том, что будет работать до самой свадьбы, чем окончательно убедила хозяйку в своей преданности и честности.

Поскольку ей придется покинуть Лондон, регулярные визиты к матери будут почти невозможны. До Бакстона по крайней мере часа четыре езды, а сам дом находится в Гайт-Валле, в семи милях от Бакстона, и к нему невозможно подъехать на машине. Они доедут до Экс-Эдж, потом оставят машину в парке и отправятся к дому пешком. Это значит, уйдет целый день на то, чтобы съездить в Лондон к матери.

Юнис была у нее накануне свадьбы. Синтия Портер, прекрасно оправившись после первой операции, вернулась в частную клинику в Дорсете, где ей предоставили еще более удобную палату с превосходным видом на сад и старое тисовое дерево. Юнис болтала о работе, о планах снова жить вместе с матерью, как только будет возможность, и пыталась избегать вопросов о подробностях и каких-либо особенных деталях своей новой должности. Она только сообщила, что это не в Лондоне, но «не очень далеко от него» и что она не сможет навещать мать так часто, как раньше.

Это не было ни правдой, ни ложью, и Юнис позволила матери думать, что дочь отправляется работать у пожилой женщины. Хотя и сказала, что «в семье есть адвокат». И это тоже не было ложью, только приблизительной правдой.

Но как раз перед тем, как она собиралась уходить, мать поцеловала ее и спросила: «Когда теперь я смогу тебя увидеть, Юнис, дорогая моя?» — и Юнис пришлось покривить душой, отвечая на этот вопрос:

— Понимаешь, мама, моя новая хозяйка хочет провести сентябрь и, возможно, часть октября в Дербишире. Там прекрасная сельская местность. Мне придется следовать за ней, но я буду писать тебе каждый день, мама. И я очень хочу, чтобы ты пообещала мне, что будешь отдыхать и ни о чем не думать и не беспокоиться и делать все, что скажут тебе доктор Максон и доктор Эндикотт. А я буду ждать от тебя хороших новостей.

— Дербишир… — Ее мать с мечтательным вздохом задумалась. — Да, там всегда красиво. И такой восхитительный климат. Надеюсь, у тебя будет шанс посмотреть Дейлз и изумительные сельские домики, открытые для публики, вроде Четсвоз, где обитал Дюк Девоншир, или Мельбурн-Холл, где жили те, кто учил королеву Викторию править. Я завидую тебе, Юнис.

— Не беспокойся, мама. Думай только о своем выздоровлении, а потом, возможно, моя хозяйка позволит мне привезти тебя туда, чтобы ты могла побыть со мной. Это очень большой дом, и я уверена, что там достаточно комнат для гостей.

— Ты не должна просить слишком много одолжений у новой хозяйки, дорогая, — предостерегла ее мать, затем улыбнулась и погладила Юнис по щеке. — Но мне нет необходимости говорить тебе, что нужно делать. Ты даже не представляешь себе, какое ты для меня утешение. Многим матерям не везет со своими дочерьми, но ты, дорогая, сделала мою жизнь радостью…

И позже, сидя рядом с Питером Хендоном в маленьком черном «остине», Юнис Портер-Хендон ничуть не сожалела о сделке, которую заключила.

Старая пословица говорит: «Счастлива та новобрачная, которой светит солнце». Когда маленький «остин» повернул в сторону Мидлсекса, первые лучи полуденного солнца выбились из-за облаков и заблестели на медного цвета локонах Юнис.

Они остановились на ленч на приятном маленьком постоялом дворе, где хозяйка, узнав от Питера, что они только что поженились, велела кухарке приготовить торт со сливками на десерт, выставила на стол бутылку своего лучшего домашнего вина и провозгласила тост за их будущее счастье.

Потом черный «остин» вновь тронулся в путь по дороге А-6, одной из лучших в Англии. Юнис, сидя рядом со своим молчаливым мужем, смотрела в окно на меняющийся пейзаж. Вскоре маленькие поселки и города уступили место широким сельским просторам. Свернув на мощенную щебнем дорогу, новобрачные достигли наконец Чеддлтона.

Здесь их приветствовал ярко-зеленый простор лугов и далеко раскинувшихся лесов, радушно приглашавший путешественников в Национальный парк Пик-Дистрикт. Через две мили Юнис чуть не задохнулась от восторга при виде величественных, поросших лесами долин и широких лесистых склонов с узкими ущельями, простиравшихся до бескрайних вересковых пустошей.

Питер Хендон в задумчивой меланхолии продолжал молча следить за дорогой. С тех пор как они остановились на ленч, он едва обмолвился с Юнис парой фраз. Но это, однако, ее ничуть не обижало — она была слишком потрясена волшебной красотой природы, открывающейся перед ней. Она никогда раньше не видела эту часть Англии. И для нее это было открытием, достаточным, чтобы позабыть о конечном пункте своего назначения.

Юнис по лаконичным описаниям Питера лишь туманно представляла себе, как может выглядеть Хендон-Хаус. Из его замечания, что они оставят машину в Гайт-Валле и пройдут почти милю пешком, она предположила, что дом одиноко стоит среди всей этой естественной роскоши. Когда-то она читала Уолтера Хайтса и помнила, какое впечатление произвели на нее его поэтические описания вересковой пустоши.

Они повернули на узкую пыльную дорогу, бегущую параллельно извивающейся ленте реки, и девушка увидела густые кущи деревьев, которые, как вражеские часовые, стояли на въезде в долину, а далеко впереди — древний мост из желтоватого камня, возвышающийся на фоне темной зелени кустов и деревьев.

— Вот мы и приехали, Юнис.

Питер Хендон остановил машину и вышел. Он достал из багажника два чемодана: один свой, другой — с новым гардеробом Юнис, поставил их на землю и затем вытащил из отделения для перчаток фонарик.

— Может понадобиться, — объяснил он. — Очень быстро темнеет.

— А машина будет здесь в сохранности, Питер?

— Да, вполне. Окружной офицер безопасности в Лике уже извещен и будет держать связь с констеблем в Бакстоне. Здесь не бывает ночных грабителей или отчаянных головорезов. В этих местах спокойно. И туристы из парка редко сюда заходят, по крайней мере — сами никогда. Мы пойдем через этот мост.

— Он такой древний!

— Говорят, его построили еще римляне. Только археолог сможет сказать точно, сколько лет этим камням. Мост выдержит вес машины, но проблема в том, что дальше через верещатники нет дороги к дому. У моего отца никогда не было машины, а наши предки ездили на лошадях.

Бледно-красный шар заходящего солнца почти исчез, когда Юнис и Питер перешли через мост. Насколько девушка могла видеть, перед ней расстилались бескрайние вересковые пустоши — дикая, невозделанная земля, покрытая низкими колючими кустами с бледно-желтыми цветами и кое-где заросшая густой высокой травой. Слева возвышалась неровная гряда холмов, усыпанных белыми валунами, перемежавшимися синевато-серыми и черными скалистыми пластами.

— Да, машина действительно не проехала бы здесь, — заметила Юнис, повернувшись к Питеру Хендону — высокий и прямой, он безо всяких усилий нес оба чемодана.

— Здесь на самом деле не было необходимости прокладывать дорогу. Не знаю, проявлял ли интерес к соседям мой древний предок Морли Хендон, но могу сказать, у него было такое уединение, которого он и желал. Во всей этой местности веками ничего не менялось, за исключением того, что меняла сама природа. А из всего, что мне рассказывали о первом Хендоне, я понял, что он не пользовался особой популярностью у деревенских, особенно после смерти Кромвеля и возвращения к власти Карла II.

— Говорят, есть множество легенд о Хендон-Хаус, — простодушно заметила Юнис.

Питер бросил на нее пронзительный взгляд:

— С кем ты говорила о Хендон-Хаус, кроме меня и Армистида? — Его тон был резким и недружелюбным.

— Ни с кем… правда, ни с кем. Просто ты сам как-то сказал, что есть какие-то суеверия.

— Мы идем на юг, и скоро прямо на востоке ты увидишь дом, — сказал Питер, проигнорировав ее слова. — По дороге к нему в верещатнике полно трясин, так что давай придерживаться этого ряда холмов — здесь безопасно.

— Питер…

— Да?

Он мерно и легко шел, не глядя на девушку. Его лицо было напряженным, молчаливая сдержанность казалась почти враждебной. Таким Юнис никогда еще не видела его. Питер как будто ждал чего-то, что может вот-вот случиться.

— Ты жил здесь, когда был ребенком?

— Да. До десяти лет. Затем меня отправили в пансион, потом в Оксфорд. Несколько раз я приезжал сюда ненадолго. В последний раз — на похороны отца.

— Значит, ты действительно ненавидишь этот дом?

Он взглянул на нее прищуренными беспокойными глазами:

— Если бы не воля отца, я бы никогда не вернулся сюда. Да, я его ненавижу. Моя мать умерла в нем. Я был здесь одинок и чувствовал себя нежеланным. Вот почему я был рад уехать отсюда в школу. Там я мог общаться с разными людьми, вместо того чтобы быть предоставленным самому себе в этом мрачном, гнетущем замке, где годами не бывает ни души.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Нам придется пожить здесь некоторое время, чтобы, по словам Армистида, завещание было исполнено буквально. После этого — кто знает? Будь моя воля, я просто подарил бы его правительству как музей. Там в комнатах на верхнем этаже полно всяких старинных доспехов, пик, алебард, мушкетов. Реликвии парламентской армии и ее предшественницы. Да и само это место гораздо больше подходит для расположения маленькой армии, чем для жизни семьи. — Он сардонически усмехнулся. — Держись левее, Юнис, мы приближаемся к самой болотистой части в округе. Видишь те кусты травы, где земля похожа на темно-коричневый песок? Направь фонарик вот туда.

Юнис повернулась и направила луч фонаря на то место, на которое указал Питер. Там, где росла темно-зеленая сорная трава, земля действительно была необычной и больше походила на мелкий темно-коричневый суглинок.

— Только поставь туда ногу — и тебя затянет вниз. Здесь часто пропадали овцы и козы, даже следа от них не оставалось. Болото забрало их.

Юнис поежилась и, инстинктивно отступив влево, столкнулась с Питером.

— Ой, я прошу прощения, — выдохнула она.

— Осторожно. Не пугайся — теперь осталась только одна яма, в паре сотен ярдов от дома. Во всяком случае, она там была, когда я приезжал сюда пять лет назад после смерти отца. Давай поспешим, а то становится совсем темно.

Красный шар солнца уже скрылся за горизонтом, и сумерки вступили в свои права. Очень скоро они уступят место черной ночи. Порыв ветра ударил с юга, дергая за полы и рукава пальто Юнис, будто чьи-то цепкие пальцы.

— Вот и пришли, Юнис. Теперь ты можешь увидеть огни. Старый Дженнингс зажег их для нас.

Внезапно прямо перед ними из темноты появился Хендон-Хаус, словно призрак выпрыгнувший из покрытых сумеречным покрывалом вересковых пустошей. На фоне отдаленных неровных холмов и скалистых пещер, окруженный с востока, севера и юга зарослями вереска, он с мрачной величавостью возвышался над своими владениями.

Они прошли по утоптанной тропинке к массивной двери. Юнис подняла голову и увидела пять зазубренных башен. Полуобвалившийся парапет опоясывал верхнюю часть дома, соединяя его с каждой из них. Узкие арочные грязные окна, наследство эпохи готики, уставились на нее с обеих сторон огромного входа. Казалось странным, что за этими толстыми непрозрачными стеклами, которые когда-то, много веков назад, были покрыты глазурью и расписаны, как в церкви, мерцают электрические огни.

Юнис еще раз посмотрела на дом, на ряд совершенно темных окон второго этажа. А вверху, под самой крышей пятой башни, чуть виднелось одинокое окно, по которому только и можно было догадаться, что в жилище Хендонов есть и третий этаж.

В этот заброшенный дом, где тени и смерть были, вероятно, частыми гостями, где одиночество и отречение от внешнего мира стали убеждениями владельцев на протяжении столетий со времени Кромвеля, Питер Хендон привез свою молодую жену.