Я - охотник

День. Молодежное кафе «У Шварца».

На экране большого телевизора — «домашнего кинотеатра» — Арнольд Шварценеггер сошелся в последней смертельной схватке с инопланетным охотником-Хищником. Часть посетителей внимательно наблюдала за происходящим, обмениваясь негромкими, но азартными репликами. Шварценеггером в кафе было переполнено все — по стенам висели цветные фотографии-кадры из фильмов, предметы обихода героев звезды Голливуда и министра США по физической культуре, в стеклянной витрине рядом со стойкой лежали календари, майки, бейсболки, сумки и прочий ширпотреб с надписями и рисунками, посвященными его нелегкому кинематографическому пути. «У Шварца» пользовалось популярностью не только среди фанатов киноактера, но и просто среди подростков — именно тут продавали самое вкусное мороженое и устраивали по субботам самые лучшие дискотеки.

Витька, Серега, Ленка и Катька сидели за столиком около большущего окна, из которого открывался вид на тенистую улицу. Катька без умолку трещала, в сто первый раз пересказывая обстоятельства странной истории, с ней произошедшей. Серега, вздыхая, кисло смотрел в вазочку с мороженым. Ленка поглощала вторую порцию, кидая ехидные взгляды на брата.

Витька против обыкновения не слушал Катьку, хотя обычно готов был часами внимать любой ереси, которую она изрекала. Но сейчас его куда больше занимал Ник, которого он навестил полчаса назад в больнице…

...В палату Витьку не пустили. Да он и не рассчитывал, сунулся больше для очистки совести. Когда дежурная медсестра дала от ворот поворот, мальчишка обогнул через больничный сад двухэтажное здание из серого гранита, пошлялся под окнами, огляделся и, решительно подойдя к пожарной лестнице, одним духом взлетел на карниз второго этажа. Два шага с распластанными по стене руками — и он переваливается через подоконник в открытое окно пустого и прохладного коридора травматологического отделения. Конечно оставался риск, что его все-таки засекут и выставят, да еще и решат вообще не пускать больше. Но кто виноват, что от Колькиных родаков ничего не добьешься толком? Одни вздохи да причитания. Короче, лучше не ждать милостей от природы, а взять их самим.

Примерно в таком ключе рассуждал Витька, поочередно и очень аккуратно заглядывая в двери палат, на которых не оказалось номеров. Родаки говорили, что Ник загорает в третьей, только вот где эта третья?

В одной палате двое смурных мужиков играли в шахматы. Третий лежал на животе и однообразно храпел. Всех троих Витька немного знал — это были работяги с лакокрасочного, попавшие сюда после того, как пять дней назад там взорвался бак с окислителем. На скрип двери никто из них даже не обернулся — как видно, они давно не ждали от жизни ничего хорошего.

Во второй палате среди коек, на которых лежали свернутые в трубочку тощие полосатые матрасы, сидел на коробке из-под «Комбата» скучный рыжий таракан. Увидев мальчишку, он оживился и зашевелил усами.

В третьей целовались среди таких же коек медсестра и студент-практикант из областного ВУЗа. Год назад Витька непременно сказал бы какую-нибудь гадость, но с тех пор в его личной жизни произошли резкие изменения, и к целующимся он стал относиться с уважением.

В четвертой лежал один-одинешенек Ник.

Витька даже испугался, увидев его. В палате Ник был один (хотя вообще-то вторая кровать была застелена, и на тумбочке лежали кое-какие вещи — скорее всего, сосед Ника вышел). Голову охватывала плотная белая повязка. Глаза были закрыты, вокруг них чернели круги — признак сотрясения мозга. Простыня прикрывала мальчишку до груди, но Витька различил, что ниже пояса друг целиком закован в гипс. «Ну да, у него же таз сломан,» — подумал Витька, тихо входя и чувствуя необычную жалость к беспомощному Нику.

Тот никак не отреагировал на негромкие, но достаточно слышные в тишине палаты шаги, и Витьку пробрало холодком: а вдруг он умер, никто и не заметив! В газетах писали и по ящику показывали про больницы такое, что вполне могло случиться…

Ник открыл глаза.

— Живой! — обрадовался Витька, словно его фантазии и впрямь стали реальностью. И тут же зажал себе рот, испуганно оглянулся на дверь. Сонный покой больницы не всколыхнулся, и мальчишка сел на край кровати: — Привет. Извини, что не принес ничего — как знал, в окно пришлось лезть.

— Ерунда, — очень тихо сказал Ник и снова закрыл глаза, слабо улыбнувшись.

— Тебе что, плохо совсем?! — забеспокоился Витька, но его друг чуть скривил губы:

— Нет, ничего, просто долго разговаривать трудно. И когда глаза открыты, то все кружится — дерьмово так… Со мной даже менту, который приходил, разговаривать почти не дали — доктор над душой стояла. Да, все равно… он мне не поверил…

— Про что? — удивился Витька. Вместо ответа Ник спросил:

— А Ленка?

— Она придет, — со всей возможной убедительностью ответил Витька, мысленно обложив свою сестру нехорошими словами. — Пускать к тебе станут, она обязательно придет. И другие…

— Не надо, — веки Ника вздрогнули. Витька не понял:

— Чего?

— Не надо, чтоб приходила. Я не хочу. Ну, пусть не видит меня… так. Да ко мне еще долго никого не пустят. Вон, только маме разрешили. Она и спит тут.

Витька понял, кому принадлежит вторая кровать. Он, если честно, не знал сейчас, что еще говорить. То есть, одну вещь нужно было сказать обязательно, вот только ребята его возраста редко говорят друг другу такие вещи, а если и говорят, то очень стесняются. И все-таки Витька, собрался с духом.

— Коль, — тихонько позвал он, сказав настоящее имя Ника. Тот дрогнул ресницами: слышу. — Коль, спасибо тебе… ну, я не знаю — огромное, что ли. Мент, который к нам приходил, знаешь что сказал? Оказывается, с начала лета по району семнадцать пропаж людей. Столько никогда не было. И они никого не нашли из пропавших пока. Думают, что это сектанты какие-то. Катьку вроде бы прямо во дворе ждали и чем-то ее обрызгали — экспертиза говорит, органическое вещество усыпляющее… — Витька почувствовал, как его заносит в словесные дебри и решительно прервал сам себя: — Короче. Если бы ты один на пятерых не бросился, то Катюху я бы больше не увидел, наверное. А я… в общем, спасибо тебе. Ты, наверное, герой. Мент говорил, что ты, наверное, драться с ними стал монтировкой, потом они тебя по затылку ударили сильно, а сами испугались или еще что — Катьку бросили и убежали.

Ник открыл глаза. И вдруг с усилием четко и уверенно сказал:

— Все было не так. Я и менту говорил, но он не поверил. А у меня нет никакой амнезии. Ты можешь сейчас сгонять за медсестрой, чтобы мне успокоительное вкололи, только выслушай — я правду говорю! Я правду говорю, а мне не верят, только по головке гладят и фигню разную слюнявую бормочут!

— Не волнуйся, не волнуйся, ты что?! — испугался Никовой вспышки Витька: — Я слушаю. Слушаю же, ну! Закрой глаза…

— Да постой ты, — Ник держал глаза открытыми: — Я правда на них с монтировкой… Думал: вы же недалеко, сейчас отмахаю одного-двоих неожиданно, а там подоспеете с Серегой. Только… — Ник сглотнул: — Вить, понимаешь, это были не люди. Один из них ко мне так прыгнул и ударил. Не по затылку, а… куда-то, не помню — куда. И все. Я вырубился наглухо.

— Это тебя одним ударом так? — недоверчиво спросил Витька и осекся. Помолчал секунду, вглядываясь в лицо друга и повторил: — Это были… кто?

— НЕ ЛЮДИ, — раздельно повторил Ник. — И мне по фигу, веришь ты, нет — только дослушай, я тебя. прошу. Это были оборотни. Как из «Серебряной пули». На двух ногах, в плащах, но как волки.

— Маски, — предположил Витька осипшим голосом. Почему-то он в тот момент не усомнился в том, что Ник на самом деле что-то ВИДЕЛ. — Маски, как те, которые Серега из Москвы привез. Помнишь, в январе физичка чуть двойню в коридоре не родила?

— Не бывает таких масок. Не то что в Москве — даже в Голливуде, — Ник упорно держал глаза открытыми, и были они умоляющие, и умоляли об одном: доказать ему, Нику, что все, им виденное, — и вправду чушь. Доказать… или поверить. — И еще запах. Как от огромной мокрой собаки. Я его даже лучше, чем так… глазами помню.

— Коль… — осторожно сказал Витька и замолчал, глядя в пол. Потом добавил: — Ты пойми — не бывает так. В жизни так не бывает.

— Может, им только на руку, что не бывает, — пошевелил губами Ник. Еле слышно, Витька уловил сказанное по движению губ: — Вить, я боюсь. Я не за себя. Вить, это они крадут людей. По-моему, они обосновались в нашем городе. Вить, они… я их видел, правда видел. Они ЕСТЬ, Вить. Они ЗДЕСЬ, понимаешь, Вить, Вить! Они любого… могут…

— Коль, по-моему, тебе плохо, — осторожно прервал его Витька, но Ник скривился и простонал:

— По-до-жди-и… Потом — что хочешь… думай. Дослушай, — он немного бессознательно играл в героя боевика, произносящего свои последние слова за миг до смерти, но слова эти были серьезны, и Витька послушно замолчал:

— Я потом в себя ненадолго приходил. От боли. Помню, что очень-очень больно стало, я даже закричал и глаза приоткрыл. Человек. Там был человек. Он надо мной наклонялся. Ему луна в спину светила, лица совсем не помню, только по-моему, это тин. Нашего возраста. Вот тут, — рука Ника скребнула простыню на груди, — у него надпись. Фосфорес… фос… светящаяся. Два слова: «ВСТРЕЧАЙТЕ ДОКТОРА!»

— Встречайте доктора? — тупо переспросил Витька…

...Он усомнился в том, что Ник бредит, именно после этих слов. Если Витька хоть что-то понимал в том, что такое бред — то в бреду не может быть ничего четкого, точного.

Очень хотелось Витьке уехать. Вечером вместе с Ленкой на дачу. Предки будут до потолка прыгать. Можно и Катьку с собой сговорить. На недельку. Даже нужно. Нечего ей тут оставаться. Только пусть мать ее родакам позвонит, нажмет на чистый воздух, природу и постоянный контроль.

«Я что, боюсь? — вдруг подумал Витька удивленно: — Я… поверил?!»…

... — Вить, сделай что-нибудь, — громко сказал ему Ник уже в спину, и Витька оглянулся. Ник смотрел на него с подушки из своих бинтов: — Витек, сделай что-нибудь. Я правду говорю! Я правду говорю! Семнадцать человек — это не все! Будет больше! Вить, я правду говорю!!!

...Витька передернул плечами и поднял глаза. Катюха смотрела, с обидой:

— Ты меня не слушаешь, — заявила она и надулась. Ленка ехидно хихикнула. Витька сердито сказал:

— Сходи к Нику, как пускать начнут. Слышишь, Лен?

— Может, и схожу, — независимо отозвалась Ленка. — Ну, мы еще будем тут сидеть — или пойдем? Мне же вещи на дачу собрать нужно.

Ей показалось, что брат что-то хочет сказать — во всяком случае, он уже открыл рот, но тут же тряхнул головой и снова закрыл его.

Все четверо поднялись. Серега, поставив на стул ногу в кроссовке и перетягивая шнурок, убито сказал:

— Не, вы как хотите, а я типа виноватым себя чувствую перед Ником. Дернуло нас перед этим мостом разбежаться. Вот теперь он на кровати загорает. Ну не, я к нему тоже сползаю, чего ждать, пока пускать начнут, туда-сюда…

«А если бы мы не разбежались, что было бы? — мысленно спросил себя Витька. — Может, мы сейчас все лежали бы в палате с Ником? Или на кладбище. Молча и неподвижно. Нет, не на кладбище — хоронят ведь на третий день…» Он вдруг отчетливо представил себя в гробу в своей комнате — и это было так страшно, что он уронил на пол куртейку Катьки, которую подавал ей.

— Ты сегодня вообще, — обиженно заявила Катюха и сорвалась к выходу, на бегу натягивая куртку. Витька проводил ее рассеянным взглядом.

Около дверей девчонка врезалась в рослого молодого мужчину в хорошем пиджаке. Тот с улыбкой негромко сказал: «Па-ардон, милая барышня», — и, посторонившись, подождал, пока она выйдет, внимательно осмотрел зал кафе. Решительно направился к стойке, больше ни на кого не обращая внимания…

... — А где его машина? — спросила Ленка, когда они вышли в жаркий июньский полдень.

— Чья? — не понял Серега.

— Того мужика, которого Катька чуть не завалила, — пояснила Ленка.

— А с какого перепугу у него должна быть машина? — удивился Серега. Ленка со смехом пожала плечами:

— Не знаю. Просто он так выглядел, словно его тут «линкольн» ждет… Ну что, разбегаемся? Ты бы хоть на дачу к нам заглянул, Серый.

— Жизнь затоптала, — философски ответил Сергей. — Она типа требует, чтобы я зарабатывал на нее.

— Кто? — очнулся Витька.

— Жизнь! — заржал Серега. — Ну, может, и проберусь. Огородами. Типа ждите. Витек, так ты отчаливаешь сегодня? Что Катюхе передать?

— Я не знаю, может, еще и не поеду, — Витька махнул рукой. — Увидимся. Пошли, Лен…