Я ищу правды;.. в горкоме партии

Меня возмущали не сами по себе нелепые слова директора, а то, что он позволил себе на меня кричать, и я заявил ему:

— Прошу вас прекратить крик. Я же говорю спокойно — почему вы не можете тоже разговаривать по человечески? Я уже сказал вам, что считал бессмысленным приходить на работу за час до конца рабочего дня. А теперь хочу вас поставить в известность, что мне и сегодня нужен еще один час для того, чтобы сходить в горком партии.

— Куда? — переспросил он уже гораздо тише.

— В городской комитет партии мне нужно сходить. Кстати, у меня машина все равно не на ходу и мне пока нечего делать.

Директор заметно встревожился.

— Хорошо, можете идти, — сказал он уже совершенно тихо. — Надеюсь, что вы скоро вернетесь обратно.

Сам не знаю, как у меня выскочило заявление о том, что я собираюсь идти в горком. Просто, нервы мои были напряжены до крайности. Меня тревожило то, что если из милиции звонили директору, спрашивая, вернулся ли я на работу, то очевидно, подозревали, что я мог пойти в какое-нибудь другое место… А раз так, то вероятно, предстоит еще один вызов и расспросы.

Подойдя к горкому партии, я как-то растерялся. Идти туда или нет? Если пойду, то получится, что я жалуюсь… Как это будет принято? К тому же, это было просто не в моей натуре. Постояв немного перед зданием все-таки решил войти и попросить товарища Михайлова устроить так, чтобы меня больше не вызывали на допросы. О директоре я решил смолчать.

Меня порадовало, что секретарь горкома встретил меня так же хорошо, как и в первый раз.

— Здравствуйте, очень приятно, что вы ко мне пришли! — сказал он, вставая из-за своего стола и протягивая мне руку. — Могу вам чем-нибудь помочь?

Я не знал, с чего начать.

— Вы знаете… я не могу больше этого выносить.

— Что такое? Давайте, рассказывайте все подробно.

— Меня замучили все эти допросы. Что я сделал плохого? Прихожу с работы усталый, а дома лежит повестка — явиться в милицию. Допросы, допросы… Потом оказывается: за мной следят. Почему ко мне такое недоверие? Не могли ли бы вы так сделать, чтобы меня оставили в покое?

С лица секретаря исчезла улыбка. Он довольно долго молчал, задумавшись. Потом сказал, не глядя мне в лицо:

— Да… Это дело органов государственной безопасности. Они знают, что делают. Да… знают! Вы должны сами с ними сговориться.

— Как я могу сговориться, если я говорю одно, а мне не верят, слушать не хотят, и требуют, чтобы я сказал то, чего я не хочу и не могу говорить. А я не сделал и не собираюсь делать ничего плохого.

Секретарь молча передернул плечами. Глаза его стали колючими.

Собираясь уходить, я поднялся, но Михайлов спросил меня, получил ли я что-нибудь для своего ребенка. Я отвечал, что вообще не знаю, дается ли детям что-нибудь. Оказалось, что каждому новорожденному полагается детское приданое. Оно стоит гроши, но получить его можно только с разрешения горсовета.

Михайлов написал при мне письмо председателю этого совета и вручил мне. Я поблагодарил, попрощался и ушел.

Загрузка...