Глава 5

— Все, грохнул, я его! В прямом смысле грохнул. Гранатой! — господин Акбашев снова материализовался рядом с Большеусым — растрепанный, глаза лихорадочно блестят и руки предательски трясутся. «Адреналиновый отходняк», — сказал бы сведущий человек. Товарищ Сталин, возможно, то же самое объяснил бы несколько другими словами, но его сейчас мало волновали психо-физиологические нюансы визави. Насторожился, поинтересовался глухим голосом:

— Как это, гранатой? Ты же у меня револьвер брал?

Марат пролепетал что-то нечленораздельное. Чтобы сменить нежелательную тему, кивком указал на два увесистых чемодана в своих руках.

— Чем богаты, тем и рады! Пять дней из Сети не вылезал, ползарплаты на бумагу и краску угробил. А еще катриджи для принтера пришлось купить. Дороговато это для меня — историю менять!

Иосиф Виссарионович не стал вдаваться в смысл малопонятных слов. Снова засуетившись, быстренько упрятал чемоданы в сейф.

— Я конечно, понимаю, экспроприация для большевиков дело святое, но вы мне еще с того раза чемоданы и рюкзачок не вернули! Прибьет меня жена за расхищение семейного имущества, ой, прибьет! — истерично засмеялся Марат.

Большеусый внимательно осмотрел гостя и совершенно неожиданно приблизился, прижал его к груди.

— Я понимаю, сынок, все понимаю, трудно в первый раз убить человека. Даже если он сволочь последняя. Я своего первого до сих пор помню. Объясняю себе, не мог я тогда поступить иначе, а он все равно стоит перед глазами. Как живой! Ты выговорись, сынок, выговорись, станет немного легче. И не думай, что я тебя из личной обиды повязал кровавой порукой. Никак нельзя было обойтись без этой акции. И не обижен я на тебя вовсе, не спал, все читал книги и газеты из твоего времени. То, каким я стал в твоем будущем, мне категорически не нравится. Не будет такого! Благодаря тебе не будет! Даже малейшего повода не дам для обвинений меня во всех этих преступлениях. Одно могу сказать твердо — многое приврали в твоем времени. Имею основание полагать — и в твоем времени я не стану, точнее не становился таким уж всесильным тираном. Не надо меня боготворить! Да даже если и стал диктатором, все равно ведь любой умный человек действует исходя из объективных обстоятельств. Что, происков враждебных государств и внутренней контрреволюции не будет? Не верю! Вот, много пишут про репрессии 37-го года. Они ведь просто не знают, как все обернулось бы при других раскладах! А я знаю… И про эти репрессии как-то лукаво пишут. Что, сам Сталин писал ложные доносы на соседей и товарищей по работе, сам проводил дознание, сам судил, сам издевался в лагерях и расстреливал? Только товарищ Сталин даже не попытался оправдать облыжно обвиненных товарищей, прятался в кусты? Миллионы и миллионы граждан, получается, чистеньки как херувимы, а Сталин — исчадие ада и козел отпущения? Так не бывает, нельзя до такой степени переоценивать роль личности в истории! А Хрущева самолично расстреляю, вишь, выискался судья, а сам-то…

— А давайте выпьем не чокаясь! За наших «жмуриков» — Марат отстранился от Иосифа Виссарионовича. С нервным смешком добавил, — а то вы начали за мой упокой, кончили за собственное здравие. Думал, и дальше меня утешать будете, а вы опять к себе любимому перешли. Давайте уж, расскажу, как получилось с вашим заданием. Может и легче станет, никому ведь больше на свете и не рассказать.

…Не смог господин Акбашев застрелить живого человека, не смог. С оружием системы Наган, детищем конструктора, который удостоился превращения собственного имени в имя нарицательное, материализовался на заре в спальне товарища Троцкого. Который совсем ему не товарищ. И в реальности Акбашева успел набедокурить, а если Сталин не даст укорот, такого натворит! Это Марат знал наверняка. Поначалу все шло по совместно разработанному плану: держа на прицеле спящее тело, молодой учитель намалевал на стене углем — «Следующий ты, Коба» и еще что-то касательно Бухарина. А еще, про Пятакова, может и про Рыкова — молодой историк их путал. В учебниках про них писали в связке, типа, Маркс и Энгельс. Смысл надписей будет понятен только посвященным. Марат и не старался понять, следствие пойдет по ложному следу, этого вполне достаточно. А вот писать и при этом не упускать из вида жертву, да еще в полумраке, оказалось очень затруднительно. Сперва пристрелить, потом карябать таинственные угрозы никак бы не вышло. Большеусый предупредил — как только прозвучат выстрелы, через несколько минут набегут караульные из соседних комнат. Это к чужим жизням Лев Давыдович относился с легкостью необыкновенной, на вопросы убережения собственной тушки смотрел чрезвычайно основательно. Изрядно перепачкавшись углем, киллер-дилетант кое-как справился с задачей. На всякий случай решил убедиться, что тот, кто свернулся на кровати, это и есть Троцкий. «Лев революции» сладко причмокивал губами. Лицо было таким безмятежно-расслабленным, будто мальчуган прикорнул, положив голову на коленки матери. Раз пять Марат поднимал и снова опускал револьвер, так и не смог спустить самовзводный курок. Когда Лев Давыдович беспокойно заворочался, несостоявшийся убийца и сам не заметил, как сбежал в свое время.

Очутившись в родной квартире, Марат не стал тратить время на самоистязания, прикинул — прицельно выстрелить в спящего человека, кишка тонка. А вот гранату кинуть — запросто. Отправился в Афганистан, в 1984 год. Застрелил двух душманов, разжился оборонительной гранатой. Заодно спас Михаила Попова, которому жить оставалось всего несколько мгновений. Не сбавляя темпа, как бы не растерять боевой кураж, переместился повторно в спальню Троцкого. Уже с заранее заготовленной поклажей для Сталина, чтобы лишний раз не мотаться.

— Как! Только из-за собственной нерешительности лишних два-три раза прыгал во времени! Я же говорил — каждое перемещение может стать последним! А если бы тебя самого пристрелили? Неужели не понимаешь, ты уже не имеешь права рисковать! Ты же мог и не донести приготовленные сведения! Мальчишество! — вскипел Иосиф Виссарионович.

Марат безучастно пожал плечами:

— Моя жизнь, мои способности, распоряжаюсь, как считаю правильным. И отвечать перед Всевышним буду лично сам! Знаете, мне знакомый мулла говорил — убийство одного человека приравнивается к уничтожению целого мира, целой вселенной…

— Ладно, ладно, основную задачу выполнил. Каким образом, твое дело, — поспешно и примирительно произнес Большеусый, опасаясь, как бы Акбашев снова не впал в истерику, — одно только объясни, как это умудрился оказаться в нужное время в нужном месте, там, в горах?

— А тут все просто. Наверное уже вычитали в принесенных книжках, в 1979 году СССР втянут в гражданскую войну в Афганистане. Много башкирских парней там воевали. Мне кажется, численность нерусского населения так регулировали…

Неожиданно Марат тряхнул головой, будто пытаясь сбросить наваждение.

— Что-то меня на гнилые базары потянуло, не обращайте внимания. Совсем расклеился. Нет, просто башкирские и татарские ребята — хорошие солдаты. «Покупатели» с призывных пунктов быстро разбирают. Ваши кавказцы по отдельности может и круче наших, только эффективность боевого подразделения зиждется прежде всего на дисциплине, на способности всех бойцов сознательно и беспрекословно подчиняться командиру. Энгельса ведь, наверное, читали, он приводит любопытное сравнение между французскими и, вроде, испанскими всадниками. Типа, один испанец бьет двух французов, по три всадника сражаются на равных, а когда французов четыре, намылят холки и десяти испанцам. Смысл передаю, цифры взял с потолка.

Большеусый протянул Марату бокал.

— Давай, опять не чокаясь… А как ты, говоришь, узнал, куда именно прыгать?

— А-а, точно! Короче, подростком еще был, на одной свадьбе мужик из соседней деревне самогона перепил. Забегаю в сад, а он тихо присел на лавку и плачет. Я сильно удивился, он такой большой, сильный… Спрашиваю, что с вами? Он и объяснил — ровно пять лет назад, 17 июня, в 10.00 часов по местному времени, всего в семи километрах от части, разведгруппа попала в засаду. Всех бросили на помощь. Тот мужик на БТР прибыл первым, с самим командиром роты. В 10.25. Но было уже поздно…

Чуть помолчав, Акбашев сглотнул ком в горле и продолжил:

— Остальных ребят мой земляк почти не знал. Кроме одного сержанта. Говорит, такой парень был — орел! С орденом, и очень-очень добрый. Вот этот сержант отстреливался до последнего патрона. Душманы не просто убили, его, контуженного, ножом всего исполосовали. Как доехали, мой земляк совсем с катушек съехал, нафаршировал свинцом из пулемета эту мразь. Потом самого чуть под трибунал не подвели. Я думал, скрежетать зубами, образное выражение. Ан-нет, он и на самом деле скрежетал зубами: «Каких-то десять минут не успели! Он мне как старший брат был!» Так что время запомнил хорошо. И местность. Я тогда специально по карте смотрел.

Сталин участливо поинтересовался:

— А зачем по карте смотрел, ты же тогда не мог представить, что в будущем пригодится?

Марат невесело улыбнулся:

— Так жалко стало и плачущего дяденьку, и его друга. Все мечтал, представлял, как стану волшебником и всех спасу. На этих басмачей я с самого детства зубы точил. Сопляк еще был, прям, весь в розовых соплях. Да, правильно говорят, будьте осторожнее с желаниями — они имеют обыкновение сбываться.

Сталин чуть помялся, но все же уточнил:

— Марат Ханович, и все же объясните. Вы сперва хладнокровно расстреляли двух басмачей. Как настоящий мужчина, который не перепоручает свой долг другим, чтобы выглядеть чистеньким. А почему же вы так расстроились после… после акции по устранению нашего общего злейшего врага?

— Перестаньте обращаться ко мне по отчеству, и без того на душе пакостно. Почему духов не пожалел? Я спасал своего! Я точно знал, что эти дикари через миг сделают с нашим солдатом. Сразу не прирежут, поизгаляются всласть… Это людей убивать трудно, а нелюдей в человеческом обличье — запросто. И сам удивился. Все равно душманы были обречены, я же говорил, мой земляк разнесет их в клочья из крупнокалиберного пулемета. Троцкий же, спал как ребенок…

Большеусый недобро сощурил глаза.

— Как ребенок говоришь? А знаешь, Марат, я в принесенном тобой журнале прочитал выражение — «прятать голову в песок как пеликан». Точно сказано!

— Как страус. Это они в минуты опасности засовывают бошки, чтобы не видеть врага. Не видно, значится, и нету его вовсе, — автоматически поправил Акбашев. Рефлексы учителя — это на всю жизнь.

— Страус так страус, — не стал противиться Большеусый, — вот ты тоже не прячь голову, не отводи глаза. Сколько людей могли еще убить басмачи, 10, 100? Да пусть тысячу! А вот твой «мирно посапывающий ребенок» не моргнув глазом пошлет на смерть миллионы. Иногда мне кажется, в него бес вселился. Пытался поговорить по-товарищески, но я про Фому, а он мне про Ерему! Люди для него — как шахматные пешки. Да, я тоже не задумываясь пожертвую сто человек, если это понадобится для спасения тысячи. Не знаю, как тебе объяснить… Я, так сказать, играю в интересах «пешек», а для него имеет значение только сама игра!

— Да, ладно, не парьтесь, я вас прекрасно понимаю. Вот вы мне лучше скажите, когда узнали про будущее — неужели вся теория классовый борьбы, смены формаций оказалась ерундой? В мое время только Китай под руководством коммунистов стал самой могучей в мире державой. Но это ведь единичный случай. И социализм у них, скажем так, весьма своеобразный.

— Знаю про Китай. Молодцы, сумели приспособиться к враждебному окружение, даже пользу научились извлекать.

— А оно, окружение, действительно враждебное?

— Вне всякого сомнения! Знаешь, что я думаю про твое время? Развитие материального базиса достигло такой высокой степени развития, что удовлетворение разумных потребностей всех, — Большеусый поднял вверх указательный палец правой руки, — я подчеркиваю — всех людей на планете, не представило бы никаких затруднений. А почему этого не происходит?

Марат не стал отвечать на риторический вопрос. Оно и не требовалось. Большеусый продолжил:

— Удовлетворение разумных потребностей всех людей автоматически ведет к ситуации, когда реальная власть не будет сосредоточена в руках немногих. Я бы еще мог согласиться с такой концентрацией власти у кучки людей, если требовалось решать какие-то задачи планетарного масштаба. Скажем, воевать с инопланетянами или строить подземные убежища на случай космических катастроф. Так нет же, насколько я могу судить по принесенным тобой книгам и газетам, вся ваша политика и идеология сводятся лишь к тому, чтобы элита могла и в дальнейшем оставаться элитой. Наперекор объективным законам развития. Как нас учит марксизм-ленинизм, вечно так продолжаться не может.

— Во времена Маркса с Лениным еще не было термоядерного и биологического оружия. В наше время несколько сверхбогатых безумцев способны уничтожить все человечество…

— Бог не допустит!

— Бог? Чего-чего, такого от вас не ожидал услышать.

— Так я же бывший семинарист, — улыбнулся в усы диктатор, — нет, я не хочу обсуждать сейчас вопросы веры. Но уверен — кто-то или что-то всесильное уберегает каждого человека и все человечество от глупых шагов, за которыми смерть. Во всех остальных случаях позволяет самостоятельно искать правильную дорогу, набивать шишки и ссадины…

— Странно от вас такое слышать. То есть, стратегический курс фатально предопределен, а в тактике — полный волюнтаризм?

Большеусый резко свернул нежелательную по каким-то причинам тему:

— Мне кажется, не все потеряно и в нашей стране в твоей реальности. Закон отрицания отрицания Гегеля знаешь? Скорее всего, маятник истории еще качнется в обратную сторону. От концентрации основной части богатства страны в немногих руках один шаг до государственного капитализма, а от госкапитализма недалеко и до социализма.

— Я тоже про это думал. Свернуть шею одному миллиардеру проще, чем гоняться с булыжником за тысячей миллионеров.

Сталин расхохотался, оценив черный юмор собеседника.

— Свернуть шею? И это я кровавый тиран, а ты потомок-судья в белых перчатках?! Можно и по-хорошему. Если правитель захочет, он сделает так, чтобы этими миллиардерами станут сознательные товарищи. Которые будут работать на благо государство. Весь вопрос кто кого ставит: миллиардеры — правителя или правитель миллиардеров. Совсем худо, когда правителя назначают миллиардеры из другой страны.

— Народ, как всегда, стоит в сторонке? Куда гонит пастух, баранов не касается… Впрочем, другого от вас я и не ожидал.

Большеусый вместо ответа озадачил совсем уж странно прозвучавшим вопросом:

— Ты любишь балет?

— …нет. Вернее, мы с ним не знакомы. Но при чем тут это?

Впрочем, Иосиф Виссарионович задал вопрос риторически.

— Допустим, ты любишь балет. Ходишь на спектакли, интересуешься историей, заводишь знакомства с артистами. Разве этого достаточно, чтобы самому станцевать на сцене Большого театра? Конечно, нет! Для собственного дебюта требуются годы и годы самоотверженного труда под руководством опытных наставников. Ограничивать во многих радостях жизни, в ущерб не только себе, но и всем близким тебе людям. И это при условии, что у тебя имеется талант. А почему в политике должно быть иначе? Там точно так же! Чтобы проявиться, непременно надо неустанно и долго работать над собой. Большинству людей этого совсем не надо. Они как публика — освистывают, или кричат «Браво!» артистам, смотря, кто как выступает. Искусственно делить народ на «баранов» и «пастухов», а потом возмущаться засилью «пастухов» — это все равно, что вытащить на сцену буфетчицу тетю Глашу вместо блистательной Улановой. Тетю Глашу, которая обжирается пирожками, никогда не занималась ни танцами, ни даже физкультурой, на ушах которой оттоптался медведь. Нет, я нисколько не принижаю эту гражданку, она тоже очень нужна. Пойми, не только судьба распоряжается, каждый из нас самостоятельно выбирает, быть ему буфетчицей или примой. Когда выбрал — нечего роптать и кочевряжиться. Баран никогда, ни при каких обстоятельствах не может стать пастухом над людьми. А буфетчица могла бы стать звездой сцены, если, как я уже высказался, имела склонности и целенаправленно работала. Так что твое сравнение не только глупо, но и оскорбительно для широких народных масс! Так презрительно могут выражаться только люди, которые сами мечтали стать «пастухами», но не смогли! Потому всех обзывают глупыми баранами. Это в них обида так говорит и уязвленное тщеславие. Читал басню про лису и виноград?

Марат чуток смутился. В чем-чем, в снобизме его еще ни разу не обвиняли.

— Все, все, не буду обзываться! Давайте лучше на примере вашего балета. Вы правы, не всем дано блистать на сцене, да и не нужно это большинству. Да вот хотя бы и мне, на кой черт мне сдались что политика, что сцена… У нашего народа есть поговорка «И я мулла, и ты мулла, и кто же наложит сена нашим коням?» Я сейчас о другом. Допустим, мне не нравится правитель, или по аналогии нашей беседы, солист спектакля… Меня бесит, что я бессилен хоть что-то изменить, вынужден молча все это хавать, даже если тошнит.

Иосиф Виссарионович назидательно поднял указательный палец правой руки.

— Вот сейчас ты произнес замечательное слово — «большинство». Если танцор не нравится только тебе или неорганизованному меньшинству зрителей, сменить его у вас никак не получится. Самих взашей выгонят из зала! А если солист перестанет устраивать большинство, в момент зашикают товарища артиста. И поверь — всегда стоит очередь жаждущих занять его место…

Господин Акбашев приободрился, ему показалось, нащупал слабину в позиции оппонента.

— Послушать вас, любой сатрап и деспот устраивает большинство населения, раз не сменяют?! Стали…, тьфу, извините, Ивана Грозного обожали бояре с холопами, так получается?

Большеусый сделал вид, будто не заметил оплошности Марата в свой адрес.

— Вот здесь кроется основная беда любого человеческого общества. Сильное меньшинство может диктовать свою волю разобщенному большинству. А в чем сила?

— В правде?

Иосиф Виссарионович досадливо поморщился.

— Это все красивые и пустые слова. Я говорю о конкретной силе — о способности влиять на других людей. Эта сила измеряется деньгами. Понимаешь? Хорошо, а то не хотелось бы разжевывать очевидные вещи. Так вот, мы отобрали у капиталистов фабрики с заводами, лишили силы, которой они как хотели, так и вертели всем государством.

— Чтобы передать все эти ресурсы классу бюрократии! Чтобы новое меньшинство установило диктатуру над большинством! Чем хрен слаще редьки? — с запалом перебил собеседника Марат. Против ожидания, Сталин не стал оправдываться, кажется, даже немного сник.

— Да, в твоей реальности неудобно получилось… Да и позже, меня самого возмутило до глубины души: весь народ голосует на референдуме за сохранение Советского Союза, а три иудушки-предателя взяли и распустили. Могучую державу, которую собирали веками! У меня не было времени, чтобы подробно ознакомиться со всеми принесенными материалами, сделал пока только предварительные выводы. И не могу не согласиться. При мне ротация кадров шла непрерывно, а после меня, действительно, бюрократия сформировалась в отдельный класс. С наследственными привилегиями, вот это особенно страшно. Как крысы паскудные сожрали державу. Конечно, не обошлось без влияния международного капитала. Но это вторично. Кстати, в твоем времени класс наследственной бюрократии приобрел совсем уж уродливые формы. Ты мне вот объясни, если товарищ Сталин виноват, почему пресловутая «десталинизация» так усилила этот пагубный процесс?

Большеусый нервно заходил по комнате. Порывистым движением вытащил из-за пазухи кителя какую-то газету, принесенную Маратом.

— А вот скажи-ка, уважаемый потомок: главные злодеи ХХ века — Гитлер и Сталин, правильно? А почему в нашей компании нет японского императора? Я вот в принесенном тобой журнале статью читал — японские милитаристы вырезали чуть ли не десяток миллионов китайцев. Там и фотографии есть, такие зверства происходили… Или китайцы для вас люди второго сорта? Или почему гуманисты из будущего не проклинают американского президента? Встретимся через 20 лет, трудно будет мне подать руку Трумену. А как же, абсолютно бессмысленно уничтожить два крупных города, со всем мирным населением — сотни и сотни тысяч стариков, женщин и детей. И только для того, чтобы испытать новое страшное оружие. А почему среди злодеев нет капиталистов, взрастивших Гитлера? Ты вот сам подумай, как смогла Германия спустя такое малое время после сокрушительного поражения в империалистической войне вновь стать самой могучей военной державой? Кто и как накачал это чудовище против СССР золотом и сталью? Почему имена этих преступников не заклеймены позором, почему проливая слезы над последствиями, вы хоть не задумываетесь о причинах? История не прощает невыученных уроков! Вот ответь товарищу Сталину, товарищу Сталину интересно знать.

А что Марат мог сказать? Вроде про очевидные вещи толкует Большеусый, но как-то в таком ракурсе не рассматривал вопрос. Не принято и все тут. Нет, не для перемены темы разговора, просто из злости на себя взял и брякнул:

— Почему вы про себя говорите в третьем лице, да еще так уважительно? Смешно, ей-Богу! Неужели не надоедает беспрерывная лесть в остальное время?

— Ты не поймешь. Товарищ Сталин это не я, Иосиф Джугашвили, товарищ Сталин — обобщенное имя веры миллионов и миллионов в справедливость, надежд на светлое будущее. Я по мере сил стараюсь способствовать этому образу, даже подыгрывать приходится. Ты не можешь представить, какая это тяжесть! Это тебе только кажется, что Советский Союз воздвигнут на страхе и терроре, а на самом деле — на вере, на надежде и любви, на стремление к справедливости. И того, и другого, и всего остального в СССР перед распадом, и в твоей России, как я полагаю, намного меньше!

Внезапно успокоился и деловито спросил:

— Как ты думаешь, что так сильно подорвало здоровое начало в советском народе к концу 20 века? Почему позволили разрушить собственный дом? Почему не вышли на демонстрации против предателей, почему, в конце концов, преданные товарищи не ушли в подполье? Неужели не нашлось ни одного командира, верного присяге и народу, чтобы поднять свой полк или целую дивизию?

Марат задумался на мгновение, нерешительно произнес:

— Со своими современниками про то даже заикаться не стал бы, а то за полоумного примут. Но мне кажется, очень и очень большую роль в развале Союза сыграла как раз Советская Армия. Это в мое время армия вновь стала рабоче-крестьянской, срочную служат преимущественно дети бедных слоев. А в годы правления Брежнева практически все мужское население на два года переобувалось в кирзачи…

— Так это замечательно!

— А вы сперва дослушайте! По рассказам отца и недомолвкам его друзей точно знаю — там царила «дедовщина», жуткая и практически массовая.

— И что это такое?

— Старослужащие обижали, заставляли за себя работать и просто измывались над более молодым пополнением. Те, в свою очередь, потом отыгрывались на следующем призыве. Ну, типа, в тщетной попытке приуменьшить боль от собственного унижения в недавнем прошлом… Я сейчас не про уродливый компенсаторный механизм психики. Я о другом: миллионам и миллионам юношей кулаками и сапогами вдалбливалась установка — закон, уставы там всякие, мораль и этика — все это чепуха, для вида. А по жизни — кто сильнее, тот и прав. И вот это порочное мировоззрение миллионы демобилизованных разносили дальше по стране.

— Как такое допустили командиры!? Это же, в конце концов, подрыв боеспособности армии!

— Товарищи офицеры водку пили, некогда им было до прямых служебных обязанностей. Им что, главное красиво отрапортовать перед начальством. Да и по всей стране так было, думали про одно, делали второе, отчитывались про третье… А свято место пусто не бывает! Всю молодежную субкультуру насквозь опутали метастазы уголовного менталитета.

— Говори проще! Тебе нет нужды казаться умнее, чем это есть на самом деле, — не слишком вежливо перебил товарищ Сталин. Марат не стал ерепениться.

— Проще? Пожалуйста. Вот мой дядя со стороны матери Радик Юлмухаметович всю жизнь служил в полиции. Всю жизнь давил уголовную мразь. А как выпьет, схватит гитару и поет блатные песенки. Да с чувством так, проникновенно, будто годами находился по ту сторону колючей проволоки. Меня это сильно забавляло. Как стал допытываться, и сам он удивился и задумался. «Знаешь, Марат, все мы родом из детства, — решил он и даже засмеялся. — А в школе главными авторитетами для меня были не отличники там, спортсмены или артисты, а хулиганы, дерзкие и отчаянные парни. Наверное, до сих пор подражаю кумирам школьной поры!» Еще добавил, что в деревне главным авторитетом для более взрослой молодежи был местный рецидивист, не передовики производства или сельская интеллигенция, как следовало бы ожидать. Как же, бренчал на гитаре, «по-пацански» решал все спорные вопросы. Умел драться красиво и жестоко — научили в колониях. И никого не боялся, мог послать к черту любого начальника. А начальников народ тогда не любил. И было за что — за лицемерие и трусость. Рыба-то сгнила с головы, с верхушки вашего КПСС. Кто знает, может и стоило бы устроить 37-ой год, скажем, в 1975 году — исключительно для так называемой элиты, сразу оговариваюсь!

Сталин демонстративно раскинул руки в стороны, как бы говоря — мол, даже и сам понимаешь… Господина Акбашева никак не прельщала перспектива стать адвокатом кровавых репрессий. Потому проигнорировал жест, продолжил криминальную линию.

— А, скажем так, криминальных наставников было больше, чем даже грязи. Государство само усердно готовило кадровый резерв. Подерется нормальный, в общем-то, парень на улице или украдет велосипед у соседа, так его сразу в тюрьму. Там уже советские законы не действуют, все по блатным понятиям. Куда ему деться, с волками жить — станешь по-волчьи подвывать. Мне дядя такое рассказывал, пересказывать противно! Ваши ссылки и каторги — прям институт благородных девиц по сравнению с советскими тюрьмами. Да и в нынешних, говорят, мало что изменилось.

Большеусый опять не удержался.

— Как это допустили сотрудники исправительных учреждений, куда они смотрели!?

Марат горько усмехнулся:

— Туда же, куда и офицеры Советской Армии, про которых давеча говорил… У башкир есть поговорка — если начал накапливаться гной, рано или поздно лопнет нарывом. Тотальный блатной менталитет, то есть потакательство распространению психологии преступников ой как сильно аукнулось потом всему населению. Как чуток ослабло государства, такое зверье начало лезть из всех углов и щелей, всем тошно стало. Дядя такие вещи рассказывал про 90-ые, в фильмах-«ужастиках» не увидишь. Вплоть до демонстративного каннибализма, только для того, чтобы показать окружающим свою «крутость». Про «оборотней в погонах», массовую уличную преступность, повальную коррупцию и не говорю. Я даже так и не смог прийти к определенному мнению, что первично, что вторично — реставрация капитализма или криминальная революция. Два брата-молодца, одинаковы с лица. Хорошо, хоть сейчас все более-менее устаканилось. Как говорит мой отец, большинство беспредельщиков позднесоветской закваски перестреляли и передавили друг дружку. Не могут бешеные псы ужиться в одной конуре.

— Странные вещи говоришь, странными словами. Знаешь, не будем тратить время попусту, слишком много чести для криминального элемента. Я все это обдумаю и постараюсь не допустить. Это же так просто! Мне приходилось работать с подобной публикой.

Снисходительная ухмылка Большеусого не оставляла места для сомнений: криминальная проблема — вопрос для государственной машины легко решаемый, было бы желание.

— Мне кажется, мы больше не встретимся. Ты, хороший человек, правильный. Прежние попрыгунчики во времени пришли к нам, потому что им некуда было деться, их миры стояли на грани уничтожения. В твоей реальности все сравнительно хорошо, но ты не стал пользоваться сверхвозможностями для личного обогащения. Даже не подумал про это. Захотел уберечь нас от роковых ошибок и просчетов. Что тебя побудило?

Засопел Марат, все ему казалось настолько само собой разумеющимся, что впервые задумался о собственной мотивации.

— Наверное, инстинкт самосохранения. Страх за будущее своих детей. Уже говорил, капитализм все больше и больше загоняет все человечество в тупик. Вот в наше время и главного идеологического конкурента устранили, а все равно, экономические кризисы следуют один за другим, войны там всякие, терроризм и разврат, нищета большинства населения планеты… Тревожно у меня на душе! И обидно… Получается зря мой прадед погиб на войне, зря дедушки и бабушки надрывались на строительстве новой жизни. Голодные, в рванье, но счастливые — дескать, зато дети и внуки будут жить — ого-го, мы за это заплатили с лихвой. Когда смотрю старые семейные фотографии, сердце обливается кровью. Будто сам виноват, что не сбылись их надежды. Я же из тюркских народов — предки и род для меня святое.

Большеусый не унимался, все гнул свою линию:

— То есть сама идея социализма-коммунизма представляется тебе правильной? И где почерпнул такие знания, ведь, как я прикинул, ты вступил во взрослую жизнь уже после реставрации капитализма?

— Я в истфаке отучился. Довелось ознакомиться с учебниками истмата и политэкономии. Сперва для подготовки курсовой работы, потом и самому стало интересно. Местами наивно написано, а по сути — все так и есть. Многое, так или иначе, воплощается ныне в странах Запада, нам же подсунули дикий колониальный капитализм образца 19 века. Многое у вас правильно написано. Одна беда, как говорит мой отец, большинство положений оставалось только на бумаге.

— И что еще говорит твой отец?

— Да много всего умного…

— Конкретно про причины развала СССР?

— Предательство зажравшейся бюрократии и полное поражение на идеологическом фронте.

— Давай-ка подробнее еще раз про идеологию, это очень важно.

— Ложь и двойные стандарты. Скорее всего, это одно и то же. Короче, рыба гниет с головы. Начальнички призывали всех к сознательности, а их домочадцы и челядь жрали в три горла, преклонялись перед Западом, при этом презирали весь остальной народ. И не скрывали даже! Кстати, то же самое наблюдается и в мое время, еще более масштабно и вызывающе. История учит только тому, что ничему не учит!

— Извини, мне больше интересен Советский Союз. Что еще говорит твой отец про причины идеологического поражения?

— Засилье старперов…

— Кого, кого?

— Простите, это не очень приличное слово из моего времени. В смысле, идеологией заправлял очень старый человек, Суслов его фамилия. В силу своего возраста уже не мог адекватно воспринимать меняющийся мир, жил прошлым и подчиненных набрал под стать себе — или откровенных дебилов, или циничных карьеристов. Отец говорит — экономические ошибки можно исправить, идеологические просчеты — всегда катастрофа.

— Твой отец мудрый человек! Как точно он подметил.

— Иосиф Виссарионович, он вроде, того, вас цитировал. Если еще так не сказали, непременно в будущем выразитесь в этом духе. Так что вы сейчас сами себя хвалите.

Большеусый был заметно польщен.

— Каждый глупый человек глуп по своему, а умные люди всегда приходят к схожему мнению! Идеология — главное.

О многом они говорили. О прошлом, настоящем и будущем. И для Большеусого Акбашев был единственным в мире человеком, которому можно выложить почти все, как на исповеди. Возможность выговориться открыто — бесценный дар, цену которого можно понять, только утеряв его. Для всех остальных он Вождь, мудрейший и всесильный. Главный акушер при мучительных родах России. Новое всегда рождается в крови и слизи, так устроен мир. Кто зачал Россию революцией, нельзя ли было весь отпущенный век пробегать в старых девках — это уже совершенно другие вопросы. Когда же подошел срок, на подобные рассусоливания времени не остается. Надо помочь роженице разрешиться от бремени. Если стоять в сторонке, горько вздыхая и ахая, и мать, и дитя могут умереть. Еще в больших муках… Большеусый не ведал сомнений, действовал быстро и решительно. Это на людях. А в редкие минуты раздумий, один на один со своей душой, наваливается такая тяжесть — легче было бы пустить пулю в висок. Легче, но нельзя — тебе доверились миллионы. И наверняка знаешь — без тебя все будет только намного хуже… Большеусый был безмерно благодарен неуемному, наивному и прекраснодушному юноше из будущего. Сколько ошибок он помог избежать!.. чтобы наделать новых? А с этим пусть потомки разбираются, здесь и сейчас он лично ответственен за всю страну — несуразно большую, порою глуповатую и неряшливую, но такую родную…

Раз за разом возвращались к распаду Советского Союза. Была ли смерть неизбежной, предопределенной законами мироздания, или его убили — подло и вероломно? Воспользовавшись временным недомоганием, от которого можно было избавиться таблеткой аспирина да кружкой горячего чая с липовым медом? Да вот только когда доктора суют в рот таблетку, не заподозришь, что это крысиный яд. Именно крысиный, так как доктора наверняка в прошлых инкарнациях были крысами, знают по себе, насколько оно эффективно. А ныне, даже будучи в человеческом облике, никак не могут расстаться с мечтой стать крысиным королем. Тем самым, который пожирает своих сородичей не только по необходимости, но и с удовольствием. И у Акбашева уже сложилось вполне определенное мнение о тех трагических событиях. Все услышанное и обдуманное сложилось в такой пазл, волком захотелось взвыть.

…Союз был обречен. Именно по идеологическим причинам. Слишком сложно апеллировать к высоким духовным устремлениям, когда враги целенаправленно давят на низменные чувства, присущие любому существу. Путь вверх требует усилий и жертв, вниз скатываешься запросто, зачастую и с удовольствием. С удовольствием в первоначальном значение этого слова. А такоже с брюховольствием и прочими греховольствиями. 90 человек из 100 предпочтут «умствованиям» палку колбасы, коей действительно не хватало, затем, переварив, рассесться на унитазе из светлого финского фаянса, а не корячиться над «очком» в деревенском сортире. Подтереться мягчяйшей и духовитой туалетной бумагой заместо клочка газетной бумаги, как было принято в СССР… Правда, не всем, ой, не всем потом хватило колбасы из мяса, и сортиры ныне те же. Дык, каждый кузнец своего маленького счастья, пусть крутятся. Прекрасно, лепота. Но 10 из 100 все же понимают: пока ты обходился советской килькой в томате и жил мечтой о прекрасном будущем для всего рода людского, у голодных детишек в Африке был призрачный шанс когда-нибудь наесться хлеба. А когда ты променял право духовного первородства на посул миски чечевичной похлебки, пардон, палки колбасы лично для себя, ты отнял надежду всего человечества. Надежды на мир, где сильный не жрет слабого, где про сажу не говорят, что она бела. Где твои крылья, товарищ, которые так нравились мне… Только не возомни себя злодеем планетарного масштаба. Несмотря на твое предательство, Эра Милосердия все равно наступит. Но не через тебя, не через твою страну, океаны крови и соленого пота, пролитые твоими предками для приближения этого часа, окажутся напрасными. Если сумел урвать, жуй свою колбасу! И радуйся тертым джинсам, которые так и не стали для тебя малы. Не по Сеньке оказалась фуражечка, не в мерина корм. Где твои крылья, товарищ, которые так нравились мне…

Загрузка...