Я, подельник Сталина (СИ)

Глава 4

Миша отрешенно вставил в автомат последний рожок. У Сержа были патроны, почти весь боекомплект в сохранности. Покойникам патроны ни к чему. Но, поди, доберись до вожделенного запаса, тело рядового раскинулось руками и ногами посередине пыльной площади. И прекрасно простреливается перекрестным огнем.

Екрный бабай! Обидно подыхать. Особенно горько — таким образом, как загнанная в угол крыса. Во фляжке воды осталось на два-три глотка. Но ее много и не потребуется. Впопыхах наложенная повязка на правом бедре уже насквозь пропиталась кровью. Даже не прицелиться толком, руки дрожат. Духи могут и не штурмовать его последнюю позицию, через пару часов сам истечет кровью. Попался как мышь в капкан. Сзади и по бокам — глухие дувалы. Каменная кладка колодца, за которую залег, укрытие надежное, но временное. Сейчас подойдут с фланга и перекинут гранату через забор. Накаркал! Мелькнула в воздухе быстрая тень, звякнуло металлическим звуком с левой стороны. Сержант только и успел перекатиться на другую сторону колодца, как грохнуло.

Очнулся Михаил Попов от увесистых шлепков по щеке. Лучше бы осколками убило… Не ожидая ничего хорошего, раскрыл припорошенные пылью глаза. Над ним склонилось смуглое молодое лицо, щерясь белозубой улыбкой.

— Шурави, вставай, вставай!

Сержант все еще лежа, с трудом огляделся по сторонам. Два духа. Который с бородой, по-хозяйски повесил на плечо его Калаш. Смотрит недобро. А у молодого, который изъяснялся по-русски, глаза радостные-радостные. Вот он-то, гад шустрый, наверное, и кинул гранату. Триумфатор, блин! Миша попытался встать, ноги-руки вроде целы, но в глазах двоилось и уши словно ватой заложило. По политзанятиям и по рассказам старослужащих представлял, как тут поступают с пленными. А вот хрен вам! Сержант на одних рефлексах бросился на бородача. Будто с головой в прорубь нырнул. Не из-за ненависти к врагам. Устал, смертельно устал ежесекундно ждать гибели, последние полчаса тянулись как несколько тысячелетий… Будь что будет, лишь бы кончилось быстрее! Однако тело слушалось плохо, стремительного броска с низкого старта не получилось. Врагу ничего не стоили встретить вялую атаку энергичным тычком приклада в грудь. Опрокинул навзничь. Гортанно что-то выкрикнув, басмач взял в руки кинжал. Плотоядно ухмыльнулся, потянулся вперед. «Вот, сука, пулю пожалел, сейчас зарежет как бычка. Иль еще помучает?», — только и мелькнуло в голове солдата.

И вот тут началось нечто странное, чему сержант не сможет найти внятное объяснение до конца жизни. Совсем рядом, буквально над головой хлопнули два пистолетных выстрела. Потом еще один. Бородача сразу опрокинуло назад. Раненый молодой попытался было убежать, успокоился, схлопотав третью пулю в спину. Незамедлительно прозвучал веселый голос:

— Ты, давай, солдатик, здесь дождись подмоги. Минут через десять-пятнадцать подъедут. Сам видел, БМП мчится на всех парах.

Уже распрощавшийся с жизнью и ничего не понимающий Попов задался совсем уж неуместным в данной ситуации вопросом:

— На каких парах?

— Ты что, нерусский? Это фигура речи. «На всех парах», значит, максимально быстро, задействовав всю потенциальную мощь транспортного средства. Впрочем, не обязательно транспортного средства. Иногда этот фразеологизм употребляется применительно, скажем, к куда-то спешащему человеку.

Попов попытался глянуть через голову. Словоохотливый незнакомец стоял вплотную, так что увидел только ноги в джинсах. Со стоном от внезапно резанувшей боли в груди сержант еле-еле расселся на земле. Обернулся и посмотрел снизу вверх. Рядышком стоял молодой мужчина. С револьвером в руках. И жизнерадостно улыбался, прям как тот молодой басмач, что сейчас валяется бездыханным трупом.

— Брат, ты кто?

Тот, видимо, сам все еще пребывая в горячке скоротечного боя, возбужденно затараторил. И не поймешь, то ли шутит, то ли пришибленный на голову.

— Ты сам уже ответил — брат я тебе. Брат, который не гнида черножопая. Так и запомни. Прогуливаюсь, значится, по предгорьям Гиндикуша, воздухом дышу, никого не трогаю. А тут смотрю, какие-то обормоты моего брата в оборот взяли. Непорядок! Я это, гранату у них возьму. Лучше — сразу парочку, чтобы наверняка. Для одного дела надо. Имею право — боевой трофей!

С этими словами стал деловито рыться в подсумке одного из духов.

— Бинго! Ф-1! Значит, выпрямляю усики, выдергиваю чеку и через 3 секунды амбец. Кто не спрятался, я не виноват. Я правильно говорю?

Сержант потихоньку начал осознавать абсурдность всего увиденного и услышанного. Прохрипел:

— Ты откуда появился?

— Никак, когнитивным диссонансом начал мучиться? Расслабься, брат! Главное — живой. Ладно, не скрипи зря мозгами, будем считать — я выскочил из колодца. Устраивает? Вот и ладушки. Слышь, брат, у тебя в роте есть ребята из Башкортостана?

Боец ответил рассеянно, но по существу:

— Двое. Рядовой Петров и рядовой… фамилию запамятовал, Ришатом зовут, он из второго взвода.

— Вижу, ты боец в авторитете. Если понадобится, возьми моих землячков под свой патронаж, то есть под свое крыло. Чтоб ни одна падла не посмела обидеть зазря. Некогда мне за всеми самому присматривать. Договорились?

— Так точно!

— Да говорю же, расслабься! Не командир я тебе, чтобы приказы отдавать. Личная просьба.

Незнакомец испытующее взглянул на собеседника. Хмыкнул и внезапно отвесил ладонью звонкую пощечину.

— Товарищ сержант, слушай мою команду! Очухивайся быстрее, мне уже пора. Ты вообще хоть немного врубаешься в мои слова?

Дождавшись неуверенного утвердительного кивка, продолжил:

— Я сейчас опять исчезну. Если расскажешь, как было, сперва особист затаскает, потом в психушку упекут. Короче, меня тут не было! Я тебе привиделся! Духов ты сам завалил. Вырвал у одного из них пистолет, и завалил. Вот из этого Макрова.

Предварительно три раза выстрелив в воздух и выщелкав из магазина оставшиеся патроны, незнакомец всучил в руки Михаилу пистолет. Который снял с пояса бородача. Свой же револьвер упрятал в нагрудный карман легкой куртки.

— Товарищ сержант, еще раз повторяю. Я тебе только привиделся, скажешь как было на самом деле — тебя в психбольницу положат. Потому что я сейчас исчезну, ни одна собака меня больше не увидит. Духов перестрелял ты сам, как именно — точно не помнишь, был в состояние аффекта. Понимаешь, этот долбанный кишлак ваши, то есть наши уже взяли в плотное окружение. Мышь не проскочит. Никак не сможешь объяснить, как я здесь появился и куда потом исчез. Духов ты сам положил, иначе — ты шизофреник. Мне, в принципе, по барабану, но жалко хорошего парня. Сболтнешь по глупости, потом всю жизнь расхлебывать, замучаешься доказывать, что ты не верблюд. Понятно?

Попов начал кое-как вникать в суть сказанного. Да, незнакомец со старинным револьвером, действительно, появился ниоткуда, будто из воздуха. Но как собирается уйти незамеченным, когда кишлак, как сам говорит, оцепили? Не через колодец же и в самом деле! Там только лужица мутной воды, никаких проходов, лично проверял. Ладно, сейчас свои подойдут, разберемся.

— Вот что, боец, на память не жалуешься? Тогда тебе за отвагу и за понятливость положен бонус. Запомни, но никому не говори: в середине августа 1998 года курс рубля обрушится с 6 до 30 за доллар. Бери кредиты под любые проценты, хоть последние штаны закладывай, но запасайся наличными долларами. Это мой тебе подарок. Запомни, август 98-го, доллары США станут по 30 за «рваный». Сразу скидывай, а то снова немного подешевеют. Дефолт, брат, стрясется. А-а, сейчас все равно ничего не сможешь понять, просто запомни — август 98-го года, по 30.

Увлеченно вещающий эту ахинею незнакомец внезапно встрепенулся, сузил глаза и тихо прошептал:

— Боец, медленно обернись и посмотри назад. Не делай резких движений, у нас гости, духи…

У Михаила тоскливо сжалось сердце. Он уже поверил, что старуха с косой опять промахнулась, что хоть ему одному из разведгруппы удалось выжить… Одно утешение, наши близко, душманы тоже не уйдут! Чего уж менжеваться, сержант решительно, одним движением обернулся. Но никого не обнаружил. Улица по-прежнему пустынна! Оглянулся назад, чтобы переспросить у незнакомца, про каких гостей он говорит. Но его тоже не было, будто испарился! Только отпечатки кроссовок со странным рисунком на рыжей пыли. Чертыхаясь от боли, сержант заглянул в колодец. Естественно, никого там нет. И не было — лужица на дне спокойна, даже не зарябилась — никто не наступал. Что, черт подери, происходит?! Долго ломать голову не пришлось: в конце улицы загрохотал движком БТР. Остановился в полусотне метров от Михаила, начал подозрительно водить по сторонам пулеметом на башенке. Тем временем как горошины из стручка высыпались бойцы и заняли позиции с автоматами наизготовку. А к сержанту подбежал сам командир роты, капитан Волков. Михаил по привычке вытянулся в струнку, доложил:

— Товарищ капитан, разведгруппа при возвращение с задания попала в засаду. Командир группы лейтенант Камчадалов убит в начале боестолкновения. Я взял командование на себя. Принял решение отступить и закрепиться в заброшенном кишлаке. Отход прикрывал рядовой Горгидзе. Сам вызвался, товарищ капитан, не мог ходить, пулевое ранение в ногу. Численное и огневое преимущество врага не позволило…

Капитан не стал дожидаться конца рапорта, порывисто обнял сержанта. Прошептал в ухо дрогнувшим голосом:

— Вы их десятка два положили! Но даже пять, сто неприятелей за одного советского солдата — слишком дорогая цена. Прости, сынок, не успели на помощь.

Но почувствовав, как тело солдата в его объятиях начало грузно оседать на землю, моментально утратил сентиментальность, оглушительно рявкнул:

— Санинструктора ко мне, быстро!

…Михаил Попов очнулся только в госпитале. Контузия, перелом ребер, это еще не считая пулевого ранения, к счастью — вскользь. Но крови потерял немало. Несколько месяцев провалялся на больничной койке в Ташкенте. Срок службы подходил к концу, так что после выздоровления сразу демобилизовали. С расспросами про последний бой особо не досаждали, видимо, картина событий ни у кого сомнений не вызвала. С гордостью нацепив второй орден Красной Звезды, убыл к себе в Вологду. Устроился на работу токарем, заочно, Бог весть зачем… выучился на психолога. Женился на однокурснице. Как началась капитализация всей страны, заделался предпринимателем. Из разряда «купил-продал». Благо, «афганское братство» более или менее успешно могло противостоять бандитам, вившимся около всех новоявленных бизнесменов. Про незнакомца, спасшего ему жизнь, Михаил Петрович постарался просто забыть. Да и не до того стало, вертелся как белка в колесе, даже с однополчанами некогда встретиться. А там, в кишлаке, наверное, от потери крови только привиделось. Кому расскажешь, сделают вид, что поверили, а сами будут шептаться: «Контуженный! Мерещится всякое». Действительно, ну, никак не может появиться человек ниоткуда, перестрелять духов из допотопного револьвера и тут же обратно испариться! Да еще трындеть не переставая так, что и на здоровую голову не разберешь, а он был контужен. Со временем Михаил Петрович подзабыл про эту чертовщину. Но вспомнить пришлось. Как-то за чашкой кофе пролистывал «Комсомольскую правду». Зацепился взглядом за заголовок — «Вы можете не верить мне. Но верьте рублю!» Какой-то большой финансовый начальник божился и мамой клялся, что с российской валютой все в полном порядке. Доллар и евро плачут от зависти в сторонке. Вот тут-то у воина-интернационалиста екнуло в голове: а ведь якобы привидевшийся незнакомец-спаситель советовал ему именно сейчас запастись долларами. Тогда это звучало несусветной чушью (какие доллары, какие кредиты в СССР!), что совсем не обратил внимания. А сейчас выглядит очень даже правдоподобно. Блин, он же каким-то совершенно непонятным образом еще более десяти лет назад предугадал, что в стране свободно будут продаваться доллары, именно по 6 рублей за бакс! А в августе, значит, подорожают до тридцати?! Он уже больше ни секунды не сомневался. Распродал все имущество, движимое и недвижимое, даже дом заложил, набрал на себя и всех родственников кредиты, обменял на «зелененькие» и положил в банк. Нет, не на расчетный счет, государству уже не верил, схоронил в специально арендованный сейф. И засел за телевизор, денно и нощно отслеживая финансово-экономические новости. Долго маяться не пришлось, грянул дефолт. Михаил Петрович на радостях выдул бутылку виски прямо с горлышка, предварительно отсалютовав «Брату, который не гнида черножопая!» Внезапно вспомнилось, незнакомец так и представлялся. В одночасье мелкий торгаш превратился в уважаемого бизнесмена средней руки. Стало куда больше и денег, и свободного времени. Вспомнилось, что обещал крышевать его, как он говорил, земляков из Башкортостана. Не получилось тогда, не по его вине. А вот сейчас съездить может запросто, может хоть они в курсе, кто таков этот таинственный парень? Может и к ним наведывался, раз расспрашивал? Почти миллионное состояние в «зелени» не оставляло места для сомнений — незнакомец не привиделся в бреду, он существует!

С Володькой Петровым встретиться не получилось. Погиб в пьяной драке еще четыре года назад. В союзе воинов-интернациналистов города Уфы поведали историю, трагичную и, увы, банальную. Запил по-черному Володька, остался без работы, развелся с женой. Соратники пытались приструнить, помочь, но не приставишь к взрослому мужику няньку. Да и самим активистам союза в пору было упиться и забыться. А как же, вдруг оказалось, что они воевали на абсолютно бессмысленной и ненужной войне, что навечно молодые пацаны, вернувшиеся домой «грузом 300» — всего лишь один из штрихов в преступной политике Советского Союза… Присядьте на минуту, и просто подумайте: парни поставили на кон самое ценное, что может быть у человека, не за себя ради, во имя чего-то большого и правильного, чего и словами не выразить, только сердцем чувствуешь, а оказалось — жертва эта и не требовалась вовсе, погорячились, вьюноши… Так твердили холеные морды с экранов телевизоров. И у Верховного Главнокомандующего не спросишь — а ведь ты, рожа твоя пьяная, к началу войны занимал немалый пост в КПСС, хоть словом заикнулся, чтобы 18-летних мальчишек не направляли «за речку»? Небось, проникновенные речи толкал про интернациональный долг. Когда ты лгал, тогда или сейчас? Но не только обида от предательства павших и еще живых ветеранов последней войны СССР толкала к бутылке. Михаил Петрович это знал по себе. Мальчиком отец возил его на Ялту. День-деньской не вылазил из ласковых объятий морской волны. А когда вернулись к себе в Вологду, в тот же день побежал купаться в городской «лягушатник». И был потрясен до глубины души — до омерзения пресным почудился вкус воды, которая, хочешь — не хочешь, попадает в рот во время купания… Приятели даже не поняли, об чем он говорит, они-то всю жизнь здесь бултыхаются и ничего, нормально. Предложили щепотку соли держать во рту, раз у него такая странная блажь. Не раз вспоминал про этот наивный шок уже вернувшись из Афганистана. Да, война это грязь и мерзость, страх, заполняющий слизким льдом всю душу, и изнуряющая, одуряющая до скотского состояния работа. Да, это подлость и предательство. Но есть в ней что-то такое, чего и словами не выразить. Только под страхом смерти чувствуешь настоящую цену жизни? Как-то так. Никто ведь и не признается, как тоскует по тем денечкам. Что, недостает мерзкого концентрата картофельного пюре, тянущегося за ложкой как сопля? Немилосердного солнца, от которого кипят мозги? Тычков и подзатыльников от «дедов» не хватает в мирной жизни молодым ветеранам? Нет, трудно забыть ощущение полноты жизни, которое возможно лишь на самом краю. Михаил Петрович с интересом присматривался к ветеранам Великой Отечественной войны. Та же история! Вся мирная жизнь их — как бы краткий пролог и очень длинный эпилог к войне. Вот, дед самого Попова. Всего год успел повоевать. После демобилизации прожил 63 года. Честно работал на заводе, премии и ордена получал, женился на первой красавице, вырастили с бабушкой трех сыновей и невесть сколько внуков с внучками. Прожил достойную по всем меркам жизнь. Но как выпьет, всегда рассказывал одну и ту же историю. Про то, как окружили хутор, залегли в лесу под дождем, думали, там бандеровцы. Оказалось — наоборот, хозяин — партизан, с самим Ковпаком ходил. Угостил солдатиков салом с горилкой, картошки наварили, хорошо посидели. Дед еще на гармошке сыграл, неизменно подчеркивал — партизан его похвалил, дополнительный стопарик преподнес. Михаил знал эту историю наизусть, во всех деталях. Внук любил наблюдать, как во время очередного рассказа у деда светлел лик, каким проникновенно-мягким становился его голос… Что, за последующие 63 года не ел ничего вкуснее картошки в мундире, не удостаивался почестей выше одобрения еле знакомого хуторянина? Ел и удостаивался, еще как ел и удостаивался! Просто потом никогда уже не будет такого абсолютного смака бытия. Про что-то подобное Михаил читал у Сент-Экзюпери. Типа, серенький лавочник при пожаре проявил силу духа и потом скучает по себе такому, крутому. Час огненного бедствия — лучший час во всей его жизни. Не совсем то, но близко, очень близко. Вот и тянет многих залить боль утраты водкой.

И Михаил испытывал дискомфорт в душе, но решил раз и навсегда — жить только настоящим. По правде говоря, ему и в мирной жизни адреналина хватало через край. Как шутливо выражался на посиделках с друзьями: «Всех выживших в 90-ые предпринимателей можно представлять к боевым наградам!»

Сходил на могилку к сослуживцу, положил цветы, выпил поминальную стопку — Володька бы одобрил. А с Ришатом из второго взвода получилось сложнее. В союзе адрес раздобыли, даже фамилию выяснили — Вахитов. Только вот далековато жил он от Уфы, за триста-четыреста километров. Выехал сержант запаса Попов из провинциальной столицы только в обед, как следует выспавшись.

Замаялся, пока доехал. Михаил — равнинный житель, привык гнать по горизонтальным трассам. А тут бесконечные подъемы и спуски, пусть и не высоченные, но за рулем от монотонности не уснешь. Сверившись по карте, так как указатель, в принципе, когда-то висел, однако был сбит местными вандалами, свернул с асфальта на шоссе. Которая больше напоминала пыльную грунтовку. За небольшим пригорком показалась деревня, где проживал сослуживец. Проехаться с ветерком по центральной улице не получилось, застрял посередине — навстречу шествовало стадо. По неопытности попробовал было двинуть сквозь бесконечную вереницу. Да куда там, буренушки напрочь игнорировали что сам джип, что его звуковые сигналы, принципиально не меняли курс. Плюнул, Михаил, обматерил про себя коров вместе с их хозяевами и с трудом свернул на обочину. Придется обождать. Осмотрелся. На скамейке перед воротами, видимо дожидаясь свою скотину, сидели подросток и девочка лет семи. Судя по демонстративно равнодушному виду, пацана очень интересовало — кто это заявился на таком крутом автомобиле. А то! Ниссан-Патруль Попова прилично смотрится и на столичных улицах, а в такой дыре отродясь такую красоту не видели. Подросток старательно отводит взгляд, а вот малышка так и зыркала глазищами. Юные аборигены оказались очень кстати. Михаил опустил боковое стекло, радушно улыбнулся и громко спросил:

— Молодые люди, можно к вам обратиться? Где у вас улица Луговая, дом 5? Вахитова мне надо, Ришата. А то в упор не вижу табличек, ни черта не разберешься!

Девочка восторженно подскочила, словно намереваясь побежать впереди автомобиля на манер ледокола, рассекая коровье течение. А что, энергии у нее хватит стадо мамонтов разогнать. Только благородный порыв души был пресечен на корню десницей подростка, бесцеремонно усадившей малявку на место. Зашептал что-то на ухо. Оскорбленная в лучших чувствах девочка обиженно зашмыгала симпатичным носиком. Парнишка подошел поближе, солидно откашлялся, и панически опасаясь «пустить петуха», басом проговорил:

— Здравствуйте. Разворачивайтесь обратно. Проедете по первому переулку направо, в пятом доме слева живет дядя Ришат.

Концовку чинной беседы серьезных мужчин смазала та же малявка. Подскочила сзади, затормошила за рукав, быстро-быстро залопотала на непонятном для Михаила языке. Попов подмигнул пацану, дескать, держись, брат, и поехал по указанному направлению. Где его ждал полный облом. Во-первых, зайдя за калитку обветшалого дома, чуть не был искусан кудлатой собакой. Во-вторых, отогнавший псину пьяненький мужичок с ходу предложил выпить с хорошим человеком. «Хорошим человеком», как выяснилось в ходе невнятного монолога, позиционировался сам гость. Вся «хорошесть» которого проистекала из предположения, что он не поскупится купить бутылку. Ну, а в-третьих, Михаил и мужичок были обруганы выскочившей из сеней дома теткой злобного и очень неопрятного вида. Даже не зная местного языка, нетрудно было догадаться: речь, щедро перемежаемая терминами «жулик», «участковый» и… и словечками нецензурного русского языка, особенно охотно заимствованными всеми советскими народами, вряд ли имела комплиментарный характер! Попов плюнул в сердцах и направился к своему автомобилю. Ладно, хоть встретилась спешащая по своим делам старушка. Остановилась, участливо поинтересовалась, что это он такой обескураженный? Выяснив суть дела, всплеснула руками — Ришат, оказывается, живет совсем в другом конце деревни.

Вот через такие тернии таки добрался Михаил до дома сослуживца. Можно сказать — до поместья. Большая рубленная изба с мансардой и резными ставнями на окнах, чуть на отшибе блестит цинковым покрытием склад ангарного типа, там же стоят полтора трактора и комбайн. А подворья не видать, все укрыто высоченным досчатым забором. Зато есть чем полюбоваться на самих глухо задраенных воротах — кисть деревенского художника, безудержная в стремление украсить мир, изобразила мужика в огромной шапке с хвостом и с дудочкой в руках, девицу, с косами до пят, мультяшных зайчиков и медвежат, лебедушек и юрту. В городе такое обозвали бы хлестким словечком «кич». Только пошли они подальше, асфальтные искусствоведы! Радует глаз — этого вполне достаточно для нормального человека, сами любуйтесь своими Малевичами и Пикассо! Умудренный предыдущей попыткой налаживания контактов с сельчанами, Михаил не стал без спроса ломиться, посигналил и стал дальше рассматривать живопись, которой хозяин дома несомненно гордился.

…В спину больно уперлось дуло. Ствол ни с чем не перепутаешь, прям кожей ощутил смертельную угрозу. И он хорош, разведчик, блин! Расслабился, даже не услышал, как тихо подкрались сзади. Ну, никак не мог предположить, что в такой пасторальной глуши может грозить реальная опасность! Тем временем его прямо в ухо деловито проинформировали:

— Не дергайся, и будешь жить!

Пока неизвестный сноровисто обшаривал его карманы на предмет обнаружения оружия, Михаил Петрович демонстративно спокойным голосом поинтересовался:

— Вы меня с кем-нибудь не перепутали? Я приезжий, заехал навестить своего служака, Ришата Вахитова. Уберите ствол, давай перетрем непонятку по-пацански.

Спиной почувствовал, дуло заметно дрогнуло. Как и голос неведомого обидчика.

— А ну, скажи свой имя-фамилия!

— Сержант Михаил Петрович Попов, 5-ая мотострелковая бригада.

— Ты!!! Извини, братан!

Незнакомец незамедлительно сгреб гостя медвежьей ухваткой. Михаил на рефлексах чуть не заехал ему локтем по ребрам, но вовремя спохватился: его не заламывают, его обнимают. Впрочем, одно от другого мало чем отличалось! Еле отстранившись от однополчанина, чересчур быстро впадающего от одной крайности в другую, с интересом оглядел его с ног до головы. Во время службы особо не пересекались: разного призыва и в разных взводах. А тут еще почти пятнадцать лет прошло. Встретились бы на улице, возможно и не узнал бы бывшего сослуживца в коренастом мужчине с улыбкой во всю ширь круглого лица. Того, худосочного парнишку с испуганно-преданными глазами… Нет, не заискивающими, именно — преданными. Сейчас же обматерел, собака!

— Никак, рядовой Вахитов, в вашей деревне военное положение объявили? Что так сурово встречаете?

Раскаянно потупился, больше для приличия, черные глаза так и лучились от счастья.

— Виноват, товарищ сержант! Один нехороший дядя собирался мне «секир-башка» делать. А мне моя башка сильно нравится, пускай на месте стоит! Сынишка одноклассника прибежал, говорит, спрашивает незнакомый мужик на крутом джипе, я и подумал — по мою душу пришли. Сейчас и другие родственники подтянутся, с вилами и топорами. Шутка! А ствол ненастоящий, пневматика. Ты ведь купился, хоть и разведчик! А лоха приблатненного провести — как два пальца об асфальт!

Михаил расхохотался.

— Вон оно как! А то никак не могу понять, почему меня по ложному адресу направили. Чтобы успеть упредить тебя! Молодцы. А кто и за что тебя прессует? Кстати, у меня с собой ствол имеется… Повоюем?

Ришат приобнял его за плечи.

— Фигня! Давай, загоняй машину во двор. А пистолет потом покажешь, не будем пугать жену.

Заехав во двор, Михаил с интересом оглядел подворье. В деревнях ему бывать не приходилось. Афганские кишлаки не в счет. Уютненько здесь. Хорошо стало на душе, будто к себе вернулся после долгой разлуки. Дорожки от дому к бане, воротам, гаражу и к огороду выложены гранитной плиткой. Видать, этого добра в здешних горах навалом. Скорее всего — бой камнерезного производства: с лицевой стороны вытесаны гладко, края же, неровные. Смотрятся так естественно, будто не рук человеческих дело, словно, так и было предусмотрено природой. А везде вокруг трава-мурава. Зеленая-зеленая. Михаил с трудом преодолел искушение разлечься на эту благодать, широко раскинув руки и ноги. Желающих пощипать травку хватало, но им путь сюда был заказан — крутобокие коровы важно жевали свою бесконечную жвачку за оградой из синего штакетника. На гостя им было совершенно наплевать. А вот козы явно заинтересовались, даже пододвинулись ближе к забору, дабы рассмотреть визитера во всей красе. Коренной горожанин и сам удивился, настолько умными выглядели глаза этих бестий. Даже снисходительными. И веселыми. Будто взрослый человек задал несмышленому карапузу глупый вопрос и еле сдерживает смех от его обескураженного вида. Коза-дереза. Дерзкие, что с них взять! А чуть поодаль заприметил барана. Ей-Богу, карикатурно похож на Пушкина, каким его рисуют в профиль! Такой же гордый и величественный, с такими же пышными бакенбардами. Михаил залился тихим смехом, осознав чудовищную абсурдность сравнения. Хорошо, хоть пушкиновед какой не читает его мысли. А то при всей своей филологической субтильности прибил бы на месте старого вояку!

— Ты чего это здесь веселишься?

Сзади опять незаметно подкрался хозяин.

— Баран у тебя прикольный!

— Советский меринос. Раньше в колхозе тысячами ходили, сейчас ни колхоза, ни мериносов. Я на всякий случай оставил у себя несколько голов, хотя зачем — шерсть дешевле пакли стоит. Давай, я тебе хозяйство завтра покажу, сейчас мои родичи будут тебя приветствовать. Переоденутся и выйдут здороваться. Неудобно ведь встречать дорогого гостя в домашней одежде. А мне и так сойдет, ты меня всяким видел.

— Погоди, сначала скажи, кто это размечтался бошку тебе оторвать? А то мы сейчас расслабимся, а они нагрянут и возьмут тепленькими.

Ришат беспечно повел плечами.

— Фигня вопрос, расслабься. Это у меня приступ паранои. Потом расскажу. Пошли!

Тем временем с высокого крыльца сходили домочадцы. Высокий сухопарый старик в тюбетейке, симпатичная молодуха и два парня лет пяти, близнецы. Михаил настроился было с благостным видом поучаствовать в национальном обряде «приветствие гостя», возможно с песнями и плясками. Что-то такое по телевизору видел. Подустал с дороги, но надо будет потерпеть — в чужой монастырь со своим строевым уставом не лезут. Но все оказалось проще. Ришат просто представил:

— Отец, это мой сослуживец Михаил Попов. Орденоносец. Нам его всегда ставили в пример. А это мой отец — Марат Салаватович. Раньше парткомом в колхозе был, сейчас самый настоящий мулла.

Мужчины чинно, обоими руками поздоровались.

— Мать уехала к сестре, приедет только завтра. А это моя жена — Зульфия. Учительница в школе. Старшая дочурка, Алия к подруге спать отпросилась. А это наши «басмачи» — Арслан и Гайсар. Вчера что учудили — кота в ведро с молоком закинули! Спрашиваю, зачем, молчат как партизаны в гестапо.

Пострелята засмущались, спрятались за мать. А та радушно пригласила к столу. Застолье без национального колорита в виде «кыстыбыя» не обошлось. Чему Михаил был только рад. Никак не мог предположить, что толченный на деревенских сливках картофель и пшеничные лепешки, куда эта масса была завернута, в совокупности образуют такой чудесный вкус. От кумыса предусмотрительно отказался, 35 лет обходился, еще 35 как-нибудь потерпит. Кстати, а может, наоборот, некстати, вспомнился рассказ отца, как они в Казахстане перепились этого напитка из кобыльего молока, потом мучились поносом. Как знать, может, что хорошо для башкирина, то для русского… скажем так, бытовое неудобство. Зря он отказался, кумыс у Вахитовых был отменный. Вышло как в башкирской поговорке — «За проказы белого пса отвечает черная собака». Впрочем, и сами хозяева налегали на чай.

После ужина старик со снохой деликатно удалились, понимали, однополчанам есть о чем поговорить наедине. Михаил никак не мог забыть радушную, в кавычках, встречу. Напустив в голос металла, спросил:

— Рядовой Вахитов, приказываю доложить обстановку. С кем воюешь?

— Понимаешь, кредит в банке брал, трактор покупал, «Беларус». Каждый месяц аккуратно выплачиваю. А сегодня утром звонят и говорят, чтобы все сразу вернул. А мне начхать, что у них дифолт-мифолт! Как в договоре прописано, так и буду платить. Дурак, что ли, в конце мая телок на мясо пускать? Они еще жир не нагуляли… Барыги берега попутали, говорят, не хочешь по-хорошему, можно и по-плохому. Я их послал. Понимаешь, осенью на откорм…

Попова мало интересовали подробности производства конины и говядины, зато ясно представлял, в какой яме ныне коммерческие банки. И главное — на что они готовы, чтобы выкарабкаться. Потому бесцеремонно перебил.

— Сколько должен?

— Сто тысяч с копейками.

Сержант облегченно выдохнул — делов-то!

— Сейчас перетрем. Давай номер контактного телефона.

Заполучив требуемое, потянулся к аппарату. Но когда дозвонился, против ожидания хозяина, не стал трясти орденами, пугать высокопоставленными покровителями. Просто представился — «Мишкой-душманом», сухо проинформировал, что кредитор такой-то завтра удовлетворит требование банка. И вежливо-ледяным голосом добавил — если остались еще какие-то претензии, будет вынужден забить стрелку, куда прибудет с долгопрудненскими. На том конце заспешили заверить, никаких вопросов больше нет и они счастливы работать с такими клиентами. Видимо, даже готовы были снять требование незамедлительного погашения.

— Нет, — сухо отрезал Михаил, — вся сумма будет перечислена именно завтра.

Ришат прислушивался к разговору с сумрачным видом. Когда Михаил положил трубку, с наигранным восхищением цокнул языком.

— Так ты сейчас с бандитами водишься? Крутой совсем, да?

Михаил грозно глянул на друга, давая понять — да уж, не в бирюльки играем. А тот монотонно продолжил:

— Не мне тебя учить. Только знаешь, когда в госпиталь увезли, ротный нам каждый день тебя в пример приводил, вот, дескать, каким должен быть настоящий комсомолец и советский солдат. Будто родным сыном гордился… А за помощь спасибо. Как понял, сам собрался за меня платить? Деньги верну через месяц, с процентами.

…Михаил опять припомнил того тощенького солдата с испуганно-преданными глазами. Нет, взгляд сейчас не испуганный и уже явно не преданный. Преданным был от того, что безоглядно верил — все они заняты опасным и правильным делом, у старослужащих это получается лучше, потому достойны особого почтения. А сейчас в блестящих как бусинки глазах — только вселенская печаль вперемешку с детской обидой. И радостно стало сержанту в отставке, что ему не придется разочаровывать возмужавшего братишку. Поспешил разрядить обстановку:

— Расслабься, рядовой! Занимаюсь, вернее, занимался только торговлей. Ничего ни у кого по беспределу не отнял, никому паяльник, куда не положено, не совал. Это ты телевизор пересмотрел! Никого не завалил, в смысле, когда уже на гражданке… Хотя стоило бы некоторых! Так, иногда вломишь особенно непонятливым. А эти твои банкиры другого языка не понимают, я же сейчас дипломированный психолог. Зуб даю!

У Ришата лицо моментально расплылось в счастливой улыбке.

— А Длиннопрудненскую банду для понта придумал? Ты точно Штирлиц, даже я поверил!

Проще было бы подтвердить, только Михаилу не хотелось оставлять между собой и новоприобретенным другом ни капли фальши.

— Долгопрудненские они, деревня, не длиннопрудненские. Бойцов на целый батальон, может и больше. Было… К моему счастью, по бизнесу не пресекались. Они же в Москве орудовали. Но я не понтовал, у меня среди них есть несколько корешей. Друзья детства. А кредит завтра же уплатим. Только не в долг, это тебе подарок из прошлого.

Ришат опять встрепенулся.

— Давай, не обижай меня такими словами! Думаешь, ленивый и нищий? Да у меня одних лошадей двадцать голов, это не считая прочий скот! Да у меня пшеницы засея…

Михаил решительным взмахом ладони остановил поток словоизвержения.

— Возьмешь. Еще десять раз столько же наликом возьмешь, как миленький возьмешь! Это я столько лет в должниках ходил. Сейчас и сам поймешь. Только сначала ответь на один вопрос.

Не зная как перейти на разговор по интересующей теме, Михаил перебрал было в голове несколько вариантов. Потом рассердился на себя, что он тут китайские церемонии разводит, и спросил прямо в лоб:

— Ты знаешь брата, который не гнида черножопая?

Ришат удивленно вскинул брови, на несколько секунд озадаченно задумался, потом радостно воскликнул:

— А-а, ты про это. Конечно, знаю! Только наоборот.

У Михаила замерло сердце, боясь вспугнуть удачу, медленно и вкрадчиво переспросил:

— И кто он, этот брат?

— Данил.

— Где я его могу найти?

— В Москве, наверное.

— В Москве?

— Ты что, фильм не смотрел? Это не я, а ты деревня! Короче, там два урода наехали на дядьку в трамвае. Данька наставил на них револьвер. Говорит, все, кончай беспредел. Те очканули, заскулили, не стреляй, брат! Данька и говорит: «Не брат ты мне, гнида черножопая!»

Михаил досадливо поморщился. Ежу понятно — ничего здесь выяснить не удастся. И выложил как на исповеди, что на самом деле приключилось с ним тогда на заброшенном кишлаке. Ришат слушал заворожено, лишь изредка уточняя отдельные моменты.

— Такие дела, брат, — подытожил Михаил повествование, — лицом на тебя и твоих односельчан был похож. Опять же, акцент схожий. Не, ты не думай, по-русски что ты, что он чисто говорите, иногда даже лучше нас, но чистокровного русака все равно можно отличить. Сейчас ни капли не сомневаюсь, мой спаситель был из ваших. Я ему жизнью обязан… и еще халявными деньгами. Он просил вас взять под опеку… Надеялся, что он и к вам наведался, раз так заботился. Сам подумай, это же будет справедливо — поделиться его деньгами. Хороший ты парень, Ришат, даже не спросишь — а что же ты, гад, только сейчас вспомнил про свое обещание? Отвечаю — я уже убедил себя, что все это мне после контузии примерещилось. А после дефолта хочешь — не хочешь поверишь.

Ришат стал сосредоточенно чесать затылок и, видимо, вычесал умную мысль. Резко поднялся со стула.

— Давай, у моего отца спросим. Он мудрый человек, если даже он не знает — больше никто не знает! Прикинь, одними молитвами людей лечит. Пойдем!

Михаил верил только фактам, к экстрасенсам и попам относился, скажем так, толерантно, не более того. Однако не видел ничего зазорного в том, чтобы спросить у умного человека.

С интересом выслушав историю в интерпретации сына (Михаил лишь вносил коррективы по необходимости), мулла выдвинул предположение. Это мог быть Ильяс. Поведал, когда подошел к концу срок его земной жизни, пророк вымолил у Всевышнего право остаться на Земле. Не за себя радел, людей жалел бросить одних. С тех пор скитается в разных обличьях по всему миру, помогает всем попавшим в беду. Особенно — путешественникам. Потому, когда башкиры кого-то провожают в путь, непременно произносят: «Пусть Ильяс, Хызыр станут твоими спутниками!» Воинов-интернационалистов с некоторой натяжкой можно отнести к путешественникам… Хызыр такой же защитник странствующих, то ли пророк, то ли аулия (святой), богословы так и не определились. Отец Ришата солидно потеребил свою куцую бороденку.

— Не зря он тебя спас! Что-то важное ты, сынок, сделал или сделаешь в своей жизни — иначе Ильяс или Хызыр не стали бы так открыто вмешиваться в дела людей.

Гость чуть помявшись, все-таки решился уточнить:

— Но он застрелил мусульман… А я — атеист, точнее — агностик, верю только тому, что сам вижу. В детстве был крещен… Так что, получается, он предпочел меня своим?

Марат Салаватович снисходительно ухмыльнулся.

— Только Всевышнему ведомо, кто из людей лучший мусульманин. Не в чалме тут дело или не в партбилете, я свой до сих пор храню. И ни капельки не стыжусь за свое прошлое! Запомни, сынок, пророки и аулия не бывают мусульманскими или христианскими. Они для всех сынов Адама, не исключая, как ты себя там обозвал? Во-во — для агностиков. И Бог один и един! А вот шайтаны у каждого свои, собственные.

— А как я узнаю, ради какого дела мне оставили жизнь?

— Неисповедимы пути Всевышнего. Не может слабый ум человека постичь, что и для чего предначертано ему судьбой. Возможно, ты совершил или совершишь благое дело, даже не заметив этого. Живи так, как тебе велит сердце, и не ошибешься.

— А сердце ему велит подарить мне миллион рублей! Или 1 миллион 100 тысяч? А ведь аулия всю эту бодягу затеял, чтобы я спустя 15 лет смог раньше уговора рассчитаться с кредитом! Вишь, как меня ценят высшие силы, им там сверху виднее! Не то, что вы! — захлебнувшись смешком вклинился в благочестивую беседу Ришат. И незамедлительно был одернут укоризненным взглядом отца и увесистым кулаком друга, продемонстрированным из-под стола.

— Сын мой Ришат, ты же взрослый мужчина, а иногда ляпнешь такое — уши вянут! — озвучил укор Марат Салаватович. Дождавшись, пока смутьян потупит взор, продолжил:

— Михаил Петрович, кредит, так уж и быть, закрой. Ни копейки больше от тебя мой сын не возьмет. Мы и сами можем рассчитаться, но как-то слишком своевременно ты появился, в такие совпадения я не верю. Видно так угодно Всевышнему. Остальным распоряжайся по своему усмотрению. И помни: Всевышний испытывает человека и бедностью, и богатством. Ты щедрый, сынок, однако не увлекайся, талаф (расточительство) — такой же грех, как и скупость. А про тот чудесный случай лучше забудь. Аулия тебе так ведь и велел.

И неожиданно озорно блеснул глазами, при этом став удивительно похожим на своего сына, подытожил:

— Библию читал? Нет? Зря. Эта книга и для нас Священное писание. Вот я там вычитал — «Умножающий знания умножает печаль». Вот у нас в деревне парень был, Фарвазом звали, агроном бригады. Ни с того, ни с чего начал ломать голову о бесконечности вселенной. Плевать ему стало, созреет ли пшеница до заморозков, как в наших условиях проявится технология минимальной обработки земли. На работу ходил как робот. Уставится в одну точку и сидит истуканом. Или что-то начинает быстро-быстро чертить, знамо дело — не схему севооборота. Спросишь по работе, он сразу даже понять не может, чего от него хотят… Вызвал я его к себе в кабинет. Говорю, так, мол, и так, мозги у тебя набекрень съезжают. Как партком не имею право такое говорить, а как старший товарищ посоветую — заведи подругу, он неженатый был, в клуб на танцы-шманцы сходи, да хоть водки выпей с хорошим человеком. Бригадиру скажу, прогул ставить не будет. Это тебе мое секретное партийное задание. А он только брезгливо морщится. Раз так, говорю, невтерпеж тебе добраться до конца бесконечности, поступай в физмат университета. Сам, говорю, помогу выхлопотать направление. Там и разбирайся с товарищами учеными, а нам здесь надо выполнять государственное задание по сдаче хлеба. Начал оправдываться. Жалко стало, поинтересовался, долго ли еще собирается думать над своей задачей. Ей-Богу, как плотину прорвало, начал что-то объяснять про соотношение угловых и линейных скоростей света, про сферы, замыкающиеся в одной точке и прочую дребедень. Куда мне все это понять, с моей-то совпартшколой, еле выпроводил… Ладно, думаю, все равно полевые работы заканчиваются, а до сева, небось, и сам оклемается. Нет, не оклемался, совсем съехал с катушек. Как под кроватью дрова запалил, думал, что печка, пришлось вызывать врачей. Он и сейчас в психоневрологическом интернате, временами заезжаю навестить. Действительно, горе от ума! Вот тебе, Михаил, как у нас говорят, короткий остаток от длинных слов: забудь! Будто ничего такого и не было, но сохрани в сердце благодарность Всевышнему за чудесное спасение.

Гость почтительно выслушал сказанное, искренне поблагодарил. Во всем остальном согласился с мудрым стариком, но вот версия про Ильяса с напарником Хызыром не очень убедила. Странно было представить святого с револьвером в руках, знающего курсы валют, притом, изъясняющегося на дикой смеси жаргона и научных терминов. Так он же еще гранату заныкал, зачем мог понадобиться святому Ф-1?! Святые они, того, помолятся и обидчика тут же шандарахнет молнией. Или поглотит морская пучина — исходя из конкретной оперативно-тактической обстановки.

…Михаил удивился бы еще больше, если бы узнал, для кого была предназначена та трофейная граната. Для Троцкого! Для Льва нашего свет Давыдовича, зарубленного ледорубом за много лет до встречи господина Акбашева с сержантом Поповом в заброшенном кишлаке. А Акбашев, еще прыщавый юнец, именно сейчас обитает в соседней деревне. И пока ни сном, ни духом не ведает, что будет вытворять в будущем прошлом.