Первая тренировка

Вот уже во второй раз за восемь часов Гидеона Рейберна будят. На этот раз его грубо будит Николас. Мало того, он залез под одеяло, подхватил Гидеона под мышки и теперь вытаскивает его из кровати, причиняя немало боли.

Гидеон стонет:

— Ты мне в железы вцепился.

Николас силен, несмотря на худобу. На нем темно- синие нейлоновые шорты и футболка, достаточно облегающая, чтобы заявить всем, какая у него хорошая фигура, но и достаточно свободная, чтобы притвориться, будто его не интересует чужое мнение.

— Мы отправляемся на пробежку, — сообщает Николас. — Пошли.

— На пробежку? — В жизни Гид редко задумывался о беге и уж тем более применительно к своей персоне. Он хорошо помнит их разговор о «тренировках», но ему почему-то показалось, что это всего лишь теоретическое предложение. Но я-то знаю, что это не так. Ребята вроде Николаса редко разглагольствуют впустую. — Но зачем?

— Затем, что у тебя обвислости. — Николас щиплет кожу, висящую в области бицепса.

— Ай! — Это оказывается больнее, чем кажется на первый взгляд.

— Тебе так больно потому, что это кожа, а не мышцы. У тебя нет лишних килограммов, но нет и мышечной массы. Обвислости, — повторяет он.

Гид падает на кровать. Николас подходит к шкафу и достает оттуда шорты и выцветшую желтую футболку с логотипом корпоративного марафона в Центральном парке. Он швыряет экипировку Гиду на грудь (впалую, с обвислостями).

— Вставай, — приказывает он, — иначе я опять тебя подниму.

— Нет уж, — протестует Гид, сразу становясь послушным. — Это было очень больно.

— Больно, потому что у тебя обвис…

— Знаю, обвислости. Я тебя слышал.

Через пять минут они бегут по полю. Точнее, Николас бежит, а Гидеон заставляет себя передвигаться невероятным волевым усилием и отчаянными вздохами.

Пробегая мимо зеркальных окон новенького крытого спортивного зала, он мельком видит свое отражение. И верно, бледная подушка жира висит на руке, как бородка у индюка. У него правда обвислости!

— Я знаю, что не должен разговаривать, но мне надо знать, — спрашивает он. — Девчонкам правда не все равно, накачан ты или нет?

— Женщины, — отвечает Николас, — еще сильнее мужчин повернуты на этом.

Ну, я бы так не сказала. Мне кажется, парень стал бы встречаться с девчонкой с куриными мозгами и совершенно отвратительным лицом, если бы у нее была хорошая фигура. Или даже одна-единственная часть тела. Но Гиду лучше поверить Николасу. Потому что эти обвислости и правда существуют.

Легкие Гида стали как два обгорелых стейка.

— Невероятно, сколько весят ноги, — выпаливает он.

Где-то рядом, за стеной деревьев, со свистом проносится электричка. Интересно, получится ли у него улизнуть, сесть на поезд и отыскать дорогу домой? А может, просто разрыдаться, как девчонка, и наотрез отказаться бежать дальше?

— Сейчас должен включиться инстинкт самосохранения, — говорит Николас, который даже не запыхался. — Спорим, все, о чем ты сейчас думаешь, это как бы сбежать отсюда?

Гидеон хочет возразить, что все у него хорошо, вот только дыхания не хватает, чтобы произнести хоть слово. Он борется со рвотными позывами. Пытается отключить мысли. Напрасно. Поэтому он пытается представить, что он в состоянии невесомости наблюдает за самим собой из космоса, а потом — что является героем фильма о несчастном, которому пришлось пробежать три километра. Наконец он приходит к выводу, что ничто не заменит силу воли. Каждый шаг последних четырех кругов похож на яркую, запоминающуюся картину ада. Но Гид не сдается. И как только добегает до финиша, падает в траву.

— Ты в ужасной форме, — холодно замечает Николас. — Мы будем бегать, чтобы укрепить твою уверенность в себе. Через три недели ты почувствуешь себя совсем по-другому. Меньше жира, больше мышечной массы. Ты научишься себя уважать.

Мне кажется, это несправедливо. То, что Гидеон иногда испытывает страх или даже стыдится самого себя, вовсе не означает, что у него нет самоуважения. Но, наверное, все зависит от того, насколько самоуверенным его рассчитывает сделать Николас.

И куда важнее, насколько самоуверенным хочет стать сам Гид. Хотя пробежка оказалась кошмаром, он знает, что будет выходить на поле каждый день. Вчера, наблюдая за Калленом и Николасом, он мог испытывать лишь беспомощную зависть. Он по-прежнему им завидует, но у него появилась надежда. Он может стать сексуальным, это в его силах. У него своя судьба. И одна из девчонок в кампусе станет частью этой судьбы. А вот обвислости — не его судьба!

По приказу Николаса Гид должен сделать пятьдесят отжиманий. У него получается лишь двадцать — он делает их голым на выложенном холодной плиткой полу запертой ванной комнаты, затем принимает душ под горячей, сильной струей в течение семи минут и под прохладной, мягкой — в течение двух минут. Стоя под горячим душем, он думает о Мэдисон, о неприличной надписи на ее ремне и ее пухлой, как у Джулии Робертс, верхней губе. Гид представляет себя с накачанными бицепсами и трицепсами и Мэдисон, которая восхищенно проводит по ним рукой.

Мне не по душе, что Гид о ней думает. Потому что хоть я и красавица, мне никогда не стать такой красивой, как Мэдисон. И мне немножко грустно осознавать, что для Гида Мэдисон символизирует высочайшее достижение в жизни. Мне кажется, он даже не заметил, сколько на ней было тонального крема и что у нее розовый iPod. Если девчонка покупает розовый iPod, значит, она окружена таким вниманием, что ее не волнует, что кто-то может подумать, что она не той ориентации.

После душа Гидеон оборачивает полотенце вокруг талии и встает к окну, позволяя каплям воды высохнуть на свежем воздухе: он читал (и я тоже!), что Пафф Дэдди всегда позволяет телу высохнуть естественным путем. Может, это притягивает успех? Он рассматривает мир под окном: рюкзаки на молодых крепких спинах, медленные немецкие машины, верхушки красивых деревьев. Ему кажется, что его сердце парит надо всем этим. Он настроен позитивно, готов бросить миру вызов. Мэдисон? Почему бы и нет! Любая девчонка в школе? Почему бы и нет! Он не только успеет переспать с девчонкой до Дня Всех Святых, он сделает это гораздо раньше.

Открыв дверь в комнату, он с удивлением видит Каллена и Николаса, которые поджидают его, сидя на стульях. Николас уже принял душ и надел брюки цвета хаки, белую рубашку и красный галстук; на Каллене по-прежнему рваная хоккейная рубашка, в которой он спал, и клетчатые боксеры. Вид у его соседей похоронный. Каллен подбрасывает на ладони сотовый. Он явно только что получил какую-то информацию.

Сердце Гида бьется быстро и легко.

Я же полна ожидания, беспокойства, а еще у меня, кажется, намечаются проблемы с самооценкой.

— Мэдисон, — произносит Каллен тоном, который сочетает в себе сарказм и нежность, — хочет заняться с тобой сексом.

— Мэдисон? Я понравился Мэдисон? — Гид садится на кровать, забыв о физической усталости; в его венах течет адреналин. — Странно. Я только что думал о

ней в душе. — Николас с отвращением морщит нос, представив эту картину. Но Гид слишком взволнован, чтобы обращать на это внимание. — Она хочет со мной встречаться?

— Да нет же, тупица. Она хочет переспать с тобой.

У нее есть парень, Хэл Плимкоут.

— Очень смешно, — отмахивается Гид. Хэл Плим- коут — солист британской рок-группы «Канавы»!

Каллен встает и подходит к шкафу, снимая на ходу трусы.

— Это не шутка, чувак. Гидеон отводит взгляд.

— Боишься увидеть большого монстра, а? — смеется Каллен. — Понимаю. Меня и самого он порой пугает до смерти.

Гидеон молчит. Он вовсе не боится взглянуть на его, как он выразился, «большого монстра», но что ему точно не хочется видеть, так это очередное доказательство превосходства Каллена. Но кому до этого есть дело? Парень Мэдисон — знаменитость, у которого денег куры не клюют, а она хочет быть с ним, Гидеоном!

— Итак, — заключает Николас, — у нас возникла проблема.

— Проблема? — Гид уже представляет Хэла Плимкоута, от горя упавшего в обморок прямо на сцене. А что, если история попадет в газеты? Он открывает ящик, чтобы достать новенькие брюки защитного цвета, и в глуби- не видит маленький бумажный пакет. Еще три дня назад он прохлаждался на кровати с балдахином в комнате Даниэль с легко моющимися виниловыми обоями в цветочек, а теперь его преследует ногастая брюнетка, которая пьет вино, ходит на свидания с рок-звездами и одевается, как дорогая проститутка! — Не вижу никакой проблемы.

У Николаса и Каллена особый способ показать, что им нечего ответить: они сжимают губы так, что те почти исчезают с лица, и вскидывают брови. Правда, в случае с Гидом, мне кажется, это выражение следует истолковывать как «что нам делать с этой соломенной деревенщиной?» Мне его жалко. Что может быть хуже компании двух людей, которым не нужны даже слова, чтобы понимать друг друга — тем более если ты не понимаешь их, даже когда они говорят вслух?

— Не вижу проблемы, — повторяет Гид.

Николас складывает ладони вместе и кланяется Каллену.

— Уверен, ты лучше сможешь объяснить, — говорит он, имея в виду, что если возьмется объяснять он, то обидит Гида.

Гид сразу понимает, что улыбка Каллена призвана смягчить удар.

— Мы с Николасом решили, что сделали ошибку, не оговорив конкретнее условия пари, — начинает Каллен. Он уже наполовину оделся и держит в руке красный галстук. — Любой дурак может переспать с девчонкой. Затащить в постель какую-нибудь девчонку легко. Гораздо сложнее добиться определенной цели, выбрать конкретную девушку и убедить ее переспать с тобой. Особенно, если она принадлежит к другой весовой категории, — заключает Каллен.

— Но Мэдисон — конкретная девушка, и она явно не из моей весовой категории, — замечает Гидеон. — Почему бы мне просто не переспать с ней?

Николас игнорирует его вопрос и продолжает:

Мы должны найти девушку, которая тебе подходит. Ту, что действительно могла бы согласиться с то бой переспать, не ниже твоего уровня, но и не выше. Это будет сложное задание, но выполнимое.

Бедняга Гид по-прежнему уверен, что не совсем ясно изложил свою точку зрения.

— Не понимаю, — говорит он, — почему просто нельзя…

— Если ты сейчас опять скажешь «переспать с Мэдисон», обещаю, я тебя убью, — обрывает его Николас и бросает на Каллена демонический взгляд, говорящий: «Порой, как ни обидно, приходится объяснять все по буквам».

— В школе полно чокнутых, которые готовы переспать с тобой лишь потому, что ты со странностями, — продолжает Николас.

— Минуточку, — произносит Гид. — Что значит — я со странностями?

Николас отмахивается.

— Забудь, забудь. Не думай об этом.

А ведь любой нормальный человек как раз задумался бы о том, о чем Николас приказывает ему «не думать».

Как бы то ни было, Николас продолжает:

— Когда мы заключали пари, мы не учли, что есть все эти ненормальные, поэтому теперь условия изменились и стали такими: это должна быть одна- единственная девчонка. И до того, как с ней переспать, ты не должен тронуть ни одну другую.

Каллен вручает Гидеону большую книгу в красно-коричневом кожаном переплете.

— Открой на сто тридцать второй странице.

Эта книга — «Хронометр», мидвейлский ежегодник. На странице сто тридцать два — фотография здания общаги, на лужайке которого, прищурившись на солнце, выстроились тридцать — сорок девчонок. Некоторые обнимают друг друга, как сестры, кое-кто выглядит невозмутимо и позирует, как для фотосессии в модном журнале. А одно лицо на снимке обведено кружком. Это стройная девушка с темными волосами и дежурной улыбкой. Он прежде видел это лицо… может, за ужином? Нет.

— Погодите, — говорит Гид. — Я ее знаю… мы остановились, чтобы спросить у нее дорогу… Молли…

— Макгарри, — подсказывает Николас. Он ведет пальцем по строчкам внизу фотографии, где перечислены имена. Макгарри, Молли С. Вторая слева в третьем ряду. Это она.

— Она? — недоумевает Гид. — В школе четыреста девчонок, а я должен переспать с той, которая сделала реверанс перед моим отцом? — Зачем они вообще подразнили его этой Мэдисон, чтобы в конце так разочаровать? Потому что, хотя такое поведение и странно, переспать с кем-то, лишь чтобы рассказать потом прикольную историю, — это весело. Лучше бы Гид не знал об этом — но он знает и полностью поддерживает эту идею.

Каллен с улыбкой затягивает галстук.

— Она присела в реверансе? Зачем?

— Долгая история, — отвечает приунывший Гидеон. Но его все равно заставляют ее рассказать. — Видите ли, Молли Макгарри уже меня ненавидит. Мы с ней виделись всего сорок секунд, но я успел заметить, что у нее проблемы… с отношением к людям.

— Точно подмечено. — Каллен хлопает его по спине. — Никак не мог понять, что с ней такое, а ты сразу ее раскусил.

Не могу понять, искренен Каллен или иронизирует. И Гидеон тоже не понимает. Он также пытается абстрагироваться от сексуальной штучки Мэдисон. Может, они просто хотят его защитить? Слишком уж рьяно она хлестала вчера вино. Ему, конечно, на ней не жениться, но все же. Он знает, что беда иногда приходит в красивой упаковке.

— Ладно, — говорит он. — Я могу понять ситуацию с Мэдисон и вижу, что она недоступна. Хорошо. Но неужели нельзя вернуть прежние условия?

Каллен и Николас уже полностью одеты и сидят на стульях с видом надменных судей.

— Молли Макгарри логически подходит для этого пари. Достаточно симпатичная, чтобы тебе было не противно заниматься с ней сексом…

Тут Гидеона так и подмывает расхохотаться. Потому что Молли Макгарри… Да она настоящая красотка. Эти ребята слишком долго учатся здесь, их понятия о красоте уже извратились. К тому же, они и сами красавцы хоть куда.

Ну вот, опять. Какой же он милый! Черт. Я и раньше влюблялась. Но тогда могла до посинения гулять с ребятами в лесу, пить шнапс, а потом забыть о них. Ха. Не в этот раз.

Каллен продолжает:

— Но не абсурдно красивая. Конечно, ее поведение усложняет задачу, но зато у нее никого нет. Наша девочка, одно слово. Конечно, мы можем вообще отказаться от пари, верно, Николас?

Николас встает и разглаживает брюки.

— Конечно. Можно все отменить.

Гидеон не знает, блефуют ли они. (Не думаю, что это так.) Совсем недавно он думал, что это пари ему не по душе и что он будет получать удовольствие от жизни в школе, несмотря на пари. Но не может ли оказаться так,

что именно пари — главное в его жизни здесь? Как- никак, эти ребята — единственное, что есть в его жизни в кампусе. А что, кроме спора, их связывает? О чем еще они говорили с тех пор, как заключили это пари?

— Не забудь про машину, — напоминает Каллен.

Ах да, машина. Что, если Гид выиграет пари и всего через год будет рассекать на этой машине? Скажет ли он мне, откуда она у него? Что, если он одолжит машину у Лиама и выиграет пари прямо на заднем сиденье? Вымоет ли он ее потом? И будет ли мне противно, даже если вымоет?

Гид расправляет плечи и чувствует приятную боль во всем теле после утренней пробежки. Он и не подозревал, что ему понравится бегать, а это оказалось приятным, даже очень. Может, ребятам и вправду можно верить?

— Я способен понравиться Молли Макгарри, — говорит он. Ребята подбадривают его. Ему нравятся их одобрительные возгласы. Но одновременно он думает о том, как попытался поцеловать Миджу и почувствовал, что ему не хочется этого делать, как его губы и конечности окаменели. У него возникает дурное предчувствие. И поскольку мне уже удалось за ним понаблюдать, я это предчувствие разделяю. Успешный исход пари зависит не только от того, понравится ли он ей, но и от того, понравится ли она ему. Он не способен лгать девчонкам, как некоторые. И считает это недостатком. Я, естественно, другого мнения.

— И ни с какими другими девчонками связываться нельзя? — спрашивает Гид. — Но что, если?..

— Сначала соблазни Молли Макгарри, — устало произносит Каллен, точно втолковывая ребенку, — а потом можешь делать что угодно. Вот в чем смысл. Понимаешь? Я знаю, что понимаешь. Не так уж это и трудно.

Каллен набил бурбулятор, чтобы покурить перед занятиями, «на дорожку». Гидеон обрадованно встает с места, но Николас жестом его прогоняет.

— Тебе нельзя курить в течение дня, — говорит он. — Вокруг слишком много людей, у тебя паранойя начнется.

Каллен кивает и делает затяжку.

— А почему ему можно? — спрашивает Гид.

— У меня не бывает паранойи, — отвечает Кал- лен. — Паранойя — это когда природа говорит тебе:

«Эй, парень, а ведь ты настоящий придурок!»

Загрузка...