Японская молитва

Глава 13

– Ты знаешь ее телефон? Звони с моего мобильника.

– Меня не отпустят?

– Нет. И я, к сожалению, ничего не могу для тебя сделать. Ты же молчишь… Кто тебя знает, а вдруг ты покрываешь преступника? Ты можешь хотя бы сказать, где твоя соседка по комнате? И имеет ли она какое-нибудь отношение к тому, что нашли в твоей машине?

– Я позвоню… Только прежде мне надо взять из сумки мою записную книжку, а моя сумка у них…

Олег принес ей сумку, Лена достала записную книжку, нашла номер телефона Собакиной и набрала целую вереницу цифр. Было так тихо, что Олег – Лена это понимала – слышал сначала какой-то треск, несущийся из его телефона, потом наконец раздались долгожданные длинные гудки. Лена вся напряглась. Она знала, что весь ее разговор с Собакиной будет услышан этим парнем, которому она теперь, когда он появился здесь, на трассе в самый неподходящий момент, не доверяла. Конечно, он мент, никакого сомнения. Понимала она также и то, что Собакина ее, вероятно, не помнит. Она познакомилась с ней на одной вечеринке, которую устроил по поводу удачной сделки ее бывший шеф и любовник. Это он с Собакиной дружил, это он с ее помощью улаживал свои дела и считал ее лучшим адвокатом города Саратова, но не Лена, которая была представлена ей в качестве сотрудницы фирмы. Понятное дело, Собакина знала, что Лена является любовницей ее клиента, но что с того? Вряд ли она вспомнит ее, когда та назовет ей свое имя. Значит, надо ворочать только денежными рычагами. Если та сейчас возьмет трубку, Лена, представившись и напомнив ей о той вечеринке и назвав фамилию своего шефа, скажет, что у нее беда, что она в Лазаревском и что она нуждается в ее профессиональной помощи. Деньги, аванс, ей привезут незамедлительно. И если она после звонка Собакиной сумеет дозвониться еще и до Оли, чтобы объяснить ей, куда отвезти деньги, то Собакина сможет вылететь из Саратова в Адлер уже завтра.

– Она сейчас может взять трубку… Мне срочно нужна ручка… Алле? Ирина Васильевна? Добрый вечер… Извините за столь поздний звонок… Моя фамилия Оленева, может быть, вы помните меня?…

Она заикалась, запиналась, объясняя ей, кто она и что ей нужно. Когда же речь пошла о деньгах, на другом конце провода тон изменился: из капризно-сонного он стал деловым. Собакина проснулась окончательно. Лена словно увидела ее: коренастая, кривоногая, крепко сбитая тетка с бульдожьими, густо напудренными щеками, большим некрасивым ртом и рыхлым пористым серым носом; на голове – стриженые седые и очень густые волосы. И при всем этом в ней чувствовалось какое-то внутреннее обаяние. С виду мрачная и суровая, она мгновенно преображалась, когда на лице ее появлялась улыбка. Там, на вечеринке, на ней было черное вечернее платье, больше смахивающее на бесформенный блестящий мешок. Однако на шее сверкало золотом и брильянтами колье. А на толстой короткой руке красовался широкий, матового золота массивный браслет. Увидев ее еще тогда, сто лет тому назад, Лена подумала, что если когда-нибудь влипнет в какую-нибудь историю, то обратится только к Собакиной. И вот теперь она говорила с ней по телефону и просила о помощи.

– Моя подруга, ее зовут Оля, принесет вам все мои деньги. Скажу сразу – там всего девять тысяч долларов. Больше у меня нет. Вы согласны вылететь завтра в Адлер?

Собакина коротко бросила: «Да».

– Я сейчас продиктую вам номера телефонов людей, которые ведут мое дело… – Она посмотрела на стоящего рядом с ней Олега: – Ну же?

Медведкин позвал Велькина, и Лена, уже захлебываясь слезами, начала диктовать их номера телефонов, затем дала свой.

– Можно, я вам перезвоню, чтобы узнать, привезла вам Оля деньги или нет?

Собакина снова бросила: «Да, разумеется» – и положила трубку.

– Олег, я забыла про свой телефон… Мне надо позвонить моей знакомой, Оле, чтобы она привезла Собакиной..

– Звони, я все слышал.

Она достала из своей сумки телефон и позвонила сначала по домашнему номеру Оли. Там сонный женский голос ответил, что Оля на работе. Тогда Лена позвонила в «Спящий мотылек» и, когда там взяли трубку, попросила Олю.

– Я слушаю, – послышался нежный голосок.

– Это я, Лена… Вернее… – она отвернулась и, стараясь говорить тише, чтобы ее никто не услышал, зашептала: – Я назвалась там, у вас, Оксаной Кузнецовой…

– Я поняла, ты – Лена Оленева, та самая девушка, что передала мне деньги, – серьезным голосом ответственного человека произнесла Оля. – Я прочитала твою записку. Что надо делать?

Лена почувствовала, как кожа ее покрывается мурашками. От этого журчащего голоса любительницы хайку она так растрогалась, что у нее перехватило дыхание.

– Оля, прошу тебя позвонить по телефону, который я сейчас продиктую… У тебя есть ручка?

– Да, минутку… Да-да, я слушаю внимательно…

– Тебе нужно позвонить Собакиной Ирине Васильевне, это адвокат. Привези ей девять тысяч долларов, остальные пятьсот оставь себе – так надо. Как только деньги будут у нее, она начнет действовать. Иначе на меня повесят убийство какой-то женщины, которую я и в глаза-то не видела…

– Ты где? – Оля говорила с ней так, как если бы они были знакомы всю жизнь.

– В Лазаревском… Меня задержали, в багажнике, оказывается, был труп… Все, больше я не могу говорить. Если все получится, постарайся перезвонить мне, телефон я тебе оставила в записке…

– Я все сделаю. Поеду прямо сейчас. Не переживай, все будет хорошо…

– Это ты придумала?

– Нет, это Басё. Пока?

– Пока…

Она машинально спрятала телефон в карман.

– Спасибо. Теперь мне остается только ждать.

Ночь она провела в «обезьяннике» – в камере для задержанных местного отделения милиции. Олег, одолжив у хозяйки пансиона термос с горячим чаем и попросив приготовить бутерброды, привез все это Лене и, пожелав спокойной ночи, уехал. Она понимала, что должна быть ему благодарна за все, что он за такой короткий срок успел сделать для нее, но по-прежнему предпочитала хранить молчание, тем самым давая ему понять, что она не доверяет даже ему. Но почему она должна доверять какому-то парню, который якобы случайно возник у них на пути, а потом оказался, как она позже выяснила, следователем прокуратуры? Зачем он приехал в Лазаревское? Ведь он ей тоже ничего не рассказал, даже не сообщил, кто та мертвая женщина, которую она возила в своей машине. Все молчали, словно ждали, кто заговорит первым. Но почему должна говорить она? Да если она только заикнется об амнезии, ее тут же поднимут на смех. Кто ей поверит? То она ждала непонятно зачем Тахирова в «Спящем мотыльке», то ей один за другим вручили пакеты с большими деньгами, то она встретила девушку, представившуюся еще одной любовницей Тахирова, которая рассказала ей о том, что это, оказывается, она, Лена Оленева, убила своего любовника… А если в конце она добавит, что в сумке Нины оказался паспорт на имя Милы Белоус… И вот тогда, когда она вспомнила о том, что сумка Нины-Милы была в ее машине, а значит, автоматически перешла в руки прокуратуры, ей стало нехорошо… Как она объяснит им, откуда у нее эта сумка? И поверят ли они ей, если она расскажет им о том, что Нина в конечном итоге оказалась той самой Белоус, которая была женой Тахирова… Собакина. Вот единственный человек, которому она сможет рассказать все с самого начала… Но все ли? Если рассказывать все с самого начала, то придется объяснять, зачем ей понадобилось встречаться с Тахировым за городом, в «Спящем мотыльке». Конечно, можно придумать байку о том, что у них там назначено было романтическое свидание. Собакина это проглотит, не поперхнется. Но, спрашивается, как она объяснит, зачем взяла пакет с деньгами? Вот так открытым текстом признаться в том, что попросту украла эти деньги? Но разве это кража? Просто кто-то что-то спутал, и эти деньги оказались у нее по ошибке. Мало найдется людей, которые при похожих обстоятельствах откажутся от денег, что сами пришли в руки. Да тем более если у тебя нет денег, когда ты, по сути, нищая. А что, если придумать, будто бы она восприняла этот пакет с деньгами как подарок Тахирова? Но ведь, помимо денег, в пакете было и письмо. Именно с писем все и началось. Нина – о ней она узнала тоже из писем. Тогда что же делать? Чтобы не запутаться, придется сознаться Собакиной во всем, ничего не утаивая, кроме предполагаемой поездки в Синенькие… Значит, надо сказать, что это от Нины она узнала о том, что убила Тахирова… Труп. Стоп. Почему на женщине, которую обнаружили в ее багажнике, одежда Тахирова? Или такую одежду носят по всей стране, и ей только показалось, что это его зеленые брюки и пестрая рубашка? В принципе, она видела такие брюки и рубашки и на других мужчинах в том же Лазаревском, на набережной. Получалось, что Олега пригласили чуть ли не для того, чтобы он опознал эту мертвую женщину. И он, глянув на нее, молча кивнул. Он и тот парень в джинсах со смешной фамилией Велькин поняли, похоже, друг друга без слов. Значит, Олег знал эту женщину. Но если вспомнить, что он с самого утра отирался возле особняка Белоус…

Лене тоже показывали тело, но она не знала эту женщину. И никогда прежде не видела. Может, эта женщина имеет какое-то отношение к Миле Белоус? Может, это какая-нибудь ее приятельница… Если бы Лена не знала настоящей Белоус, то можно было бы предположить, что в багажнике ее тело. А так… Где теперь Нина-Мила? Очнулась от своих таблеток, протрезвела, что называется, от наркоты, оглянулась, а Лены-то нет. И сумки тоже нет. Она сразу поняла, что ее раскрыли, и сбежала из пансиона. Куда? Понятное дело, к себе домой. Лежит там сейчас себе на шикарной постели и спит крепким сном… Хотя, может, и не спит, а курит, сидя на террасе и любуясь на звезды, досадуя на то, что план ее изощренной мести так и не удался – клиент сбежал… Но зачем, зачем она пристала к ней на трассе, зачем схватила за руку, когда Лена собиралась отправиться в Москву, чтобы там начать новую жизнь? Что ей вообще надо было? И нужно ли рассказывать Собакиной о том, что Тахирова уже нет в живых, что он убит?..

Так, измучившись и не решив окончательно, что именно она будет рассказывать Собакиной и в чем признаваться, она к утру уснула.

Ей повезло, в камере, кроме нее, были только две «синюшки», которые всю ночь проспали мертвым сном.

А утром ее вызвали на допрос. Шагая по узкому, выкрашенному зеленой краской коридору и прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за дверей кабинетов, расположенных по обеим его сторонам, она мысленно готовилась к долгому и упорному молчанию. Единственно, чего она боялась, – так это если ее будут бить. Она слышала, что людей бьют, чтобы выбить из них показания. Если ее ударят, она постарается сразу же притвориться, что упала в обморок. Главное теперь было – дождаться Собакину. Телефон, который, благодаря Олегу Медведкину, остался при ней, все равно не работал – его никто за последние три дня не заряжал. И это было непростительно при ее-то ситуации. А так бы она точно знала, отдала Оля деньги адвокату или нет. Хотя она и так чувствовала, что на такого человека, как Оля, надежного и порядочного, можно положиться.

Ей казалось, что коридор никогда не кончится. Мысли ее кружились вокруг Собакиной, трупа в багажнике, вокруг Милы Белоус, похищенного тела Тахирова… Сколько часов прошло с тех пор, как она узнала, что Нина и есть Мила Белоус, а вот разгадать ее план и понять, что ей надо было от нее, от Лены, она так и не сумела.

В кабинете следователя, куда ее привели, она сразу увидела на столе знакомую ярко-синюю обложку паспорта. Она узнала ее – это была обложка паспорта, принадлежащего Людмиле Белоус. Наверняка первый вопрос будет о том, каким образом сумка с чужими вещами оказалась в машине Лены. Конечно, она может солгать, сказав, что это ее сумка, тем более что в ней нет ничего особенного, что отличало бы ее от содержимого любой другой женской сумки. Но в ней был паспорт Белоус… К тому же в машине была и ее собственная сумка. Спрашивается, зачем девушке сразу две сумки с примерно одинаковым содержимым?

Она повернула голову: да, так и есть, на соседнем столе лежат две сумки. И в ее собственной сумке ее личные документы плюс деньги.

– Я не стану отвечать ни на один ваш вопрос, – сразу же заявила она, трясясь от страха, холода и голода. – Можете не тратить на меня время и вернуть в камеру. Сегодня приедет мой адвокат, мне надо будет с ней поговорить, и только после этого я расскажу вам все, что знаю.

– Она звонила мне, – сказал, насмешливо глядя ей в лицо, Велькин. – У нее какие-то дела, и она не сможет выехать. Просила вот передать вам…

Этого она уж никак не ожидала. Ей показалось, что пол в кабинете накренился и она сейчас упадет…

– Дайте мне телефон, и я позвоню ей… Почему я должна верить вам?

– Мне все равно, верите вы или нет. Больше того, мне абсолютно безразлична ваша судьба в отличие от вашего земляка Медведкина. Он приехал и уехал, а мне разгребать все это дерьмо! Значит, так, голубушка, не строй из себя жертву, все равно тебе никто не поверит…

Ну все, он плавно скатился с вежливого обращения на «ты», и теперь ее молчание может обернуться для нее боком. Почему она, собственно, должна молчать, если она никого не убивала? Про Тахирова им все равно никогда не узнать… Пусть докажут, что эту бабу убила она. Да и кто сказал, что она убита?

– Для начала ты скажешь мне, где твоя сумка. Не правда ли: очень простой вопрос.

– Обе сумки – мои.

– Возможно, ты стала считать вот эту, вторую сумку, – он ткнул пальцем в сумку Белоус, – и своей, но прежде она принадлежала совершенно другой женщине. Видишь ли, на ручках этой сумки и на всех предметах, в ней находящихся, – отпечатки не твоих пальцев. Как ты это можешь объяснить? К тому же в ней находился паспорт на имя Людмилы Алексеевны Белоус. Ты знакома с ней?

Теперь, когда ей стало известно, что Собакина сегодня не приедет, она не знала, как ей себя вести, что говорить. Если она скажет, что знакома с этой женщиной, то как она объяснит этому Велькину, каким образом ее сумка попала к ней в машину?

– А я могу задать вам вопрос?

Она даже зажмурилась, боясь услышать дежурную фразу, которую повторяют все следователи или комиссары полиции во всем мире: «Здесь вопросы задаю я».

– Валяй… – вдруг услышала она.

– Вы не сказали мне главного: почему меня задержали? Вы не предъявили мне никакого обвинения.

Она и сама не ожидала от себя такой грамотности в построении вопроса. Но ведь это сущая правда: ее бросили в изолятор, не удосужившись предъявить обвинение или попросту объяснить, в чем ее подозревают. Хотя она и так понимала – в ее машине найден труп… Но пусть хотя бы назовут имя этой женщины.

– Ты пока еще лишь подозреваемая в совершении убийства, об обвинении говорить как бы рановато…

– Подозреваемая в совершении убийства… И кого же я, по-вашему, убила?

– Наш человек опознал в трупе довольно известную в вашем городе бизнес-леди – Людмилу Алексеевну Белоус.

– Белоус?.. – она нервно хихикнула. – Вы что, издеваетесь надо мной? Да она живее всех живых! Я только вчера рассталась с ней и утащила у нее эту сумку, чтобы она поняла, что я ее раскусила… что никакая она не Нина, а Мила Белоус… Она всю дорогу спала головой на своей сумке, все боялась, что я увижу ее паспорт, а на самом деле она никакая не Нина…

Она чувствовала, как в голове ее поднялся шум, какой бывает в ветреную погоду на море. Она даже не слышала собственного голоса…

– Это не может быть она, не может… Мила водила меня за нос, а когда мы приехали с ней сюда, она, оставив меня в кафе, сама спустись вниз, в свой дом, там быстренько переоделась в белые брюки, схватила стакан с апельсиновым соком и уселась на террасе… Она хотела мне показать, что Мила находится в доме, а она, Нина, не имеет к этому никакого отношения, но это была она – Нина и Мила – два в одном!

Велькин смотрел на нее с нескрываемым интересом. Пальцы его, сначала пытавшиеся что-то напечатать на компьютере, повисли в воздухе, а в глазах читалось полное недоумение. Похоже, он никак не мог взять в толк, о чем она вообще говорит.

– Стой, не так быстро… Ты говоришь, что Людмила Белоус – жива?

– Да, жива и здорова. Еще вчера утром она была в своем доме… Она привезла меня сюда, но мы перед Медведкиным делали вид, что здесь давно, накупили крема, чтобы изобразить загар, мол, мы здесь с первого числа, понимаете?

– Когда ты познакомилась с Медведкиным?

– Да вчера же! Мы помогли ему снять приличное жилье. Но мы не знали, что он – мент. Нина сказала, что он приличный, порядочный, что нам как раз такой и нужен…

– Для чего?

И тут она заткнулась, потому что в горле застряло слово «алиби». У нее хватило ума вовремя остановиться. Ведь скажи она про алиби, придется рассказывать про убийство Тахирова.

Она закрыла руками лицо и заплакала. У нее на всем белом свете не было ни одного человека, которому она могла бы довериться и рассказать все. Но самым страшным ударом оказалось то, что Собакина не приедет…

– Она сама звонила?

– Кто? – не понял Велькин.

– Собакина.

– Да, – уверенно кивнул он головой. – Сама позвонила, ты же дала ей мой телефон. Позвонила и сказала, что у нее какие-то дела…

– …и что она не приедет совсем? Может, ей деньги не передали?

– Чего не знаю, того не знаю, – Велькин развел руками. – У тебя давно… это?

– В смысле?… – не поняла она.

Тогда он постучал пальцем по своей голове и как-то жалобно посмотрел на нее:

– С головой…

– 13 июля все началось… Я была в «Спящем мотыльке», где мне рассказали хайку…

Велькин закрыл глаза.