Глава 3. Путь до Катманду

12 февраля — 8 марта. До Бомбея

До Бомбея мы путешествовали с комфортом на борту «Стреседена». Гостеприимство экипажа и пассажиров оживляло поездку, однако не было назойливым. Гуляя по палубе, мы могли строить догадки о том, что же собой представляет эта вершина, являющаяся таким магнитом для каждого альпиниста.

Участвуя в подобной экспедиции, я должен был поплатиться более чем трехмесячным жалованьем в Чартерхаузе, а также, что значительно важнее, лишиться на пять месяцев общества моей жены и сынишки. Кроме того, мне предстояло держать их в тревоге, вместо того чтобы спокойно оставаться дома. Никто не будет утверждать, что подниматься на Эверест так же безопасно, как гулять по зеленому лужку.

С точки зрения простого человека, это опасное занятие: как бы он ни верил в мастерство восходителя, объективные опасности остаются угрожающими. Обо всем этом семья альпиниста предпочитает не говорить, чтобы не беспокоить и так уже измученного человека. Но страх всегда присутствует, так же как он присутствует и в подсознании самого альпиниста. Последний делает все, что может, для своих близких, страхуя свою жизнь, что, впрочем, является совершенно бесполезной мерой, ибо, если такая потеря произойдет, ничто не в силах её восполнить; и все же он должен принять такую предосторожность, чтобы обеспечить свое собственное спокойствие.

Я не мог утверждать, что ехал к Эвересту для удовольствия. Есть более низкие горы, да, пожалуй, и более низкие хребты, где свист молотка, движение ноги на подъеме, балансирование тела на скале — все это является «физической музыкой» восходителя. Однако на Эвересте все эти удовольствия оказываются развеянными вместе с тибетской пылью, развеянными мучительным дыханием в разреженном воздухе, штормовыми ночами. Я сам также не ожидал счастливых минут. Следовательно, ехал не за удовольствиями. Я ехал, как мне представлялось, потому, что эта экспедиция была прекраснейшим, волнующим и возбуждающим жизненным переживанием. Во время радиопередачи на корабле перед отплытием итальянский комментатор спросил Майкла Уэстмекотта, чувствует ли он большое волнение, отправляясь на Эверест. Майкл ответил, что «это будет неплохая забава» или что-то вроде этого же, мало проникнутое энтузиазмом. «E molto emozionato[5]» — перевёл комментатор через микрофон. И конечно, он был прав. Мы были полны волнения, хотя, как истинные британцы, не хотели выставлять свои чувства напоказ. Это событие выходило за рамки обычных происшествий, оно накладывало важные обязанности, нарушающие проторенную жизненную колею. Обычно современные люди имеют мало шансов участвовать в чем-то, что можно назвать выдающимся. Каждый может ощутить потребность порвать, хотя бы раз, с комфортом и с монотонностью привычной жизни, прожить эти немногие дни как можно полнее и интенсивнее. Мысль об Эвересте как о непокоренной вершине должна в первую очередь возникнуть у альпинистов. Эверест должен быть взят «потому, что он есть», как говорил в свое время Мэллори. Таким образом, у отдельного человека возникает идея о великом общем усилии, о событиях, переживаемых в коллективе товарищей.

Таковы порой были мои мысли, в то время как наш корабль пересекал спокойное февральское море, направляясь к более теплым водам, а мы приближались к необычайной точке, отмеченной на карте в одном из уголков Непала,— Эвересту. Мы изучали с Чарлзом Уайли непальский язык, но боюсь, что довольно бессистемно: играя на палубе в теннис и поглощая колоссальное количество пищи. Мне приходилось порой гадать, что правильнее: съедать возможно больше продуктов, пока они есть, или потуже затягивать пояс в качестве подготовки к будущему? Или же, наконец, вовсе его не затягивать, может быть, таков правильный ответ.

К непальской границе

Мы прибыли в Бомбей утром 28 февраля и были встречены на борту теплохода профессором Джорджем Финчем, А. Р. Лейденом, секретарем местного отделения Гималайского комитета, Безилем Гудфеллоу из Гималайского комитета и Джорджем Лоу из нашего коллектива. Лейден, наиболее любезный из всех, кого мне довелось встречать, умело провел нас через таможню. Мы ушли оттуда, однако, с тревожной мыслью: что будет, когда мы возвратимся и с нами не окажется большей части того, что было оценено Чарлзом и за что он расписался? Таможенные власти посчитают, что мы всё это продали. В отеле после ленча Финч присоединился к нам, чтобы побеседовать о кислородных аппаратах. Затем я пошел на станцию проследить за погрузкой нашего багажа в специальный вагон.

Впервые я увидел этот багаж целиком. Я стоял, наблюдая за странным ассортиментом грузов необычной формы, которые перетаскивались на спинах носильщиков, погружались и укладывались в соответствующих местах на полу вагона. Процессия казалась бесконечной. Некоторые тюки были небольшими, как, например, ящики с фотоснаряжением; некоторые — длинные и громоздкие — секции дюралюминиевой лестницы; некоторые — увесистые, квадратного сечения, как, например, ящики с кухонными принадлежностями. Были здесь вещевые мешки с личной одеждой и громоздкий круглый тюк — проклятие всех, кто пытался поднять его,— содержащий новозеландские спальные мешки. Погрузка заняла два с половиной часа; мы подсчитали, что всего было около восьми тонн снаряжения, упакованного более чем в пятистах тюках (включая личный багаж). Вагон был заперт, я положил ключ в карман и ушел, горячо надеясь, что встречу его благополучно в Лукноу.

После восхитительного утреннего купания в Юху-Бич, мы наконец погрузились в поезд, идущий в Каунпор. Чарлз Уайли и Том Стобарт остались, намереваясь лететь по делам в Калькутту и оттуда прямо в Катманду, столицу Непала.

Был жаркий день. В пути поездной двигатель вышел из строя, а когда был доставлен запасной, то он также чуть не развалился на части, пытаясь вытолкнуть состав на вершину холма.

3 марта, в 9 часов утра, нас встретил в Лукноу Е. А Гаскел, представитель фирмы «Бирма Шелл». Наш багаж как нам сообщили, должен прибыть лишь во второй половине дня, таким образом, мы были вынуждены провести ночь в Лукноу. В 2 часа 15 минут после полудня мы вернулись на станцию, чтобы проследить за перегрузкой нашего багажа в вагон узкоколейки, идущей в Раксаул. На следующий день, в тот же час, мы заняли места в поезде. Мы уехали с полной уверенностью, что вагон с нашими вещами отправился раньше нас. Вечер не принес нам живительной прохлады, так как Лукноу переживал период сильной жары. Мы стали только ещё грязнее. Ночью я допустил позорную ошибку. Около 2 часов кто-то постучал в дверь. Помню, что в моей сонной голове мелькнула мысль: «А! Наверное, контролер!» Не совсем ещё проснувшись, я встал и отпер дверь. Увы, в то же мгновение, прежде чем мы могли эту дверь закрыть, казалось, все население Индии с криком ввалилось в наш вагон. Отчаянная жестикуляция и угрозы Джорджа Лоу были тщетны. Носильщики, торговцы и ещё кто-то целыми семьями, все ехали «только до следующей станции». В эту ночь нам уже спать не пришлось.

В Самаштинуре мы сделали пересадку для последнего участка пути до Раксаула, на границе с Непалом. В 8 часов 30 минут вновь тронулись в путь. После волнующих событий прошлой ночи мы вообще не решались открывать дверь, даже для приема пищи, и, так как поезд запаздывал, прибыли в Раксаул лишь в 3 часа 30 минут пополудни зверски голодными. Погрузка длилась долго, началась она в 3.30, когда мы прибыли, и лишь в 6.30, когда уже было почти темно, мы смогли уйти. При этом девять тюков, которые не поместились на две небольшие непальские платформы, пришлось снять, несмотря на отчаянную жестикуляцию, энергичный нажим и всеобщий бедлам. Мы поместили эти тюки на ночь в пакгауз. Вместе с Майклом я направился к уютно расположенной среди деревьев станционной гостинице, где мне удалось смыть в ванне часть покрывающей меня грязи. Затем мы уселись для первого в этот день действительного приема пищи. В меню входили цыплята с овощами и чапатти[6]. Мы были теперь далеко от «хлебных» стран. Когда я попросил хлеба, служитель уставился на меня с удивлением.

Задержка в Бхимпеди

На следующее утро, б-го, вскоре после 7 часов утра, мы были на станции. Забрали наши девять тюков, и пыхтящий паровоз повез нас далее. Вся поездка протяжением 40 километров заняла два с половиной часа, и мы могли бы свободно, как это делали другие до нас, ехать верхом впереди паровоза, наблюдая, как дикие животные перебегают через рельсы. К тому времени, как мы добрались до Амлегкауна, деревни индийского типа у подножия лесистого холма, нам безумно хотелось спать, но одновременно нас донимал голод. Поэтому, пока поезд маневрировал, флегматичные британцы вытащили двух цыплят, картошку и помидоры и устроили ленч.

Последний участок пути до Бхимпеди предстояло преодолеть на грузовиках; в конце концов появились четыре вполне приличные на вид машины. В обстановке непрекращающихся споров состоялась четвертая перегрузка. Мы поздравили себя с тем, что нам удалось отправиться дальше в 12 часов 30 минут, именно в этот день, согласно графику, составленному Грегом, мы должны были погрузить наши вещи на канатную дорогу в Бхимпеди и двигаться до Чизапани, почтовой станции на дороге в Катманду. Последний этап пути до столицы нам предстояло пройти пешком. Добраться туда мы должны были 7-го и уже 9-го, как надеялся Джон, могли бы начать наш путь к Эвересту.

Разместившись на грузовиках поверх тюков, мы отправились в 38-километровое путешествие. Следует признать, грузовиками лучше было любоваться, чем на них ехать: распространенный в индийских горах метод — чинить мотор только с помощью изоленты, когда уж дым идет из-под капота, действовал, по-видимому, и в данном случае.

Дорога бежала по долинам, поросшим дубом и елью, прорезаемым порожистыми речками. В некоторых мостах встречались необычайные отвесные башни из песчаника.

Сопровождаемые ливнем, мы приехали в Бхимпеди к 2 часам 50 минутам, тогда как Джорджи (Бенд и Лоу) из-за прокола камеры добрались несколько позже. Из-за деревни виднелись мачты канатной дороги, убегающие вдаль через лес от громадного, открытого по бокам навеса с железной крышей, где носильщики присоединяли тюк к блокам, катящимся по стильному тросу. Появился Майкл Уустмекотт с печальной вестью: наша погрузка займет по крайней мере три часа и, так как работа кончается в 5 часов, закончить погрузку в этот день не удастся. Грузовики между тем свалили все на неровный, покрытый мешковиной пол, а мы постарались спасти наиболее ценные тюки. Что делать? Попробовали воспользоваться тремя телефонами, которые, по-видимому имели весьма смутное понятие о том, как надо действовать. Тут один из писарей подсказал нам идею: обратиться к отряду индийского инженерного Управления, строящему дорогу от равнин к Катманду. Майкл, как «офицер для особых поручений», вызвался добровольно туда сбегать. Невдалеке он встретил начальника отряда полковника Гранта, едущего в «джипе». Положение было спасено.

На протяжении всех дней путешествия через Индию Катманду мерцал перед нашим мысленным взором, далекий и таинственный, как сам Эверест. Для путешествующего по воздуху он находится в трех днях полета от Лондона. Для нас, передвигавшихся по морю и посуху, это было трехнедельное путешествие с препятствиями и неудобствами на каждом шагу. Мы стремились скорее к нему, стремились к спрятанному городу, охраняемому в своей затерянной долине барьерами жары и высоты. Завтра мы увидим его. Мы достигнем цели. Но тем самым чары будут развеяны.

Мы входим в долину

Полковник Грант был весьма любезен: он угостил нас черным кофе и заказал на четверть первого ночи «джип». В мрачный ночной час мы оказались под тусклым электрическим светом на станции канатной дороги. Началась работа. Мы смотрели, как наши грузы один за другим подвешивались к блокам и, качаясь, ныряли куда-то вверх, в ночную тьму. Каждый тюк следовало проверить и записать номер соответствующего блока. Как всегда здесь было больше людей, чем нужно; большинство, как всегда, присутствовало для дачи «весьма ценных указаний». Весь процесс занял пять часов; при этом 507 мест были сгруппированы в 87 тюков. Обычно к нашим грузам в качестве балласта на блоках добавлялись тяжелые мешки с рисом. Я невольно подумал, что, вероятно, такой метод транспорта используется в экспедиции в последний раз. Наши внуки будут потрясены теми трудностями, которые выпадали на долю ранних пионеров Непала в ту пору, когда дорога ещё не была построена.

В 8 часов утра мы, шатаясь, ушли и у палатки помогавших нам строителей попили чаю с громадными сандвичами. Затем нас повезли на «джипе» обратно в деревню, откуда начиналось тридцатикилометровое путешествие до конца дороги, до селения Танкота, примерно в 8 километрах от Катманду.

Дорога через холмы начиналась крутым подъемом по каменистым, поросшим кустарником склонам, обращенным к Чизапани. С вершины гребня, усеянного темно-красными рододендронами, открывался прекрасный вид на большой пролет канатной дороги. Мы могли видеть наши грузы, раскачивающиеся на тросе, который казался отсюда тоненькой нитью, и плывущие через ущелье к едва видимой на противоположном склоне мачте. Было страшно подумать, что один лишь ящик с высокогорной обувью, упавший с трехсотметровой высоты и разбившийся вдребезги, мог погубить всю экспедицию. Я верю, что такие аварии весьма редки, однако в этом вряд ли можно убедить поставщиков ценных грузов. К счастью, другая наша тревога была быстро развеяна вычислениями Майкла: за исключением, может быть, ящика со смешанными рационами, все наши запасы прибыли в целости и практически в сохранности на конечную станцию канатной дороги.

Сам переход был нашей первой настоящей разминкой. На корабле, несмотря на бесчисленные прогулки по палубе, мы все же практически принимали лишь воздушные ванны. Здесь же переход проходил по местности, на которую пыльное лето ещё не наложило свою лапу. Розовый цветущий миндаль гармонично выделялся на фоне желтой глины, основного материала многих деревенских построек. Часто можно было наблюдать и такое: верхняя часть постройки желтая, нижняя — побеленная; и, как правило, соломенная крыша. Рощи миндаля и груши на переднем плане, возвышающиеся за ними крутые склоны холмов, поросшие лесом или пересеченные террасами,— сплошная идиллия. Однажды, отдыхая на траве у обочины дороги и уплетая вторую лепешку, Майкл промолвил: «Не знаю, что там будет с экспедицией, но сегодня я действительно счастлив!» Мне оставалось только согласиться с ним.

Когда мы подходили ко второму перевалу высотой 1800 метров, следы бульдозера становились все более заметными. Впоследствии мы узнали, что незадолго до нас по этой каменистой, пыльной и обдуваемой ветром дорога прошла одна из этих машин, что являлось рекордным достижением. Единственные механические устройства, которые мы могли ещё обнаружить, были грузовики, разобранные на основные части. Тридцати носильщикам требуется примерно неделя, чтобы перетащить грузовик через холмы до Катманду, и по пути мы видели три такие команды, однако я не могу утверждать, что хоть одна из них была в движении; по-видимому, в таких походах требуется весьма усиленный отдых. Мы сами, продолжая подъём по небольшому оврагу, начали чувствовать, как трудность пути сказывается на наших не вошедших ещё в форму ногах. Мы вздохнули с облегчением, взобравшись на последний перевал и окинув взором долину Непала — такое место, которое ещё утром казалось нам столь же далеким, как Тихий океан. Первый же взгляд на широкую, спокойную равнину, окруженную лесом и холмами, мог очаровать любого. Однако мы ещё туда не добрались; мы не достигли даже Танкота, где нас должны были встретить, как обещал мне накануне по УКВ-рации Джон. Зигзагообразный спуск через заросли сосны, кедра и других деревьев казался нескончаемым. Во второй половине дня небо заволокло облаками, стало душно. Появились многочисленные непальцы, с трудом преодолевающие подъём; наиболее состоятельные передвигались в чем-то подобном портшезу. Все они с любопытством посматривали на наши необычные фигуры.

Последний участок до Танкота пролегал вдоль низины. Здесь, к концу нашего перехода, мы смогли попить чаю в чайной под открытым небом. Мы надеялись, что механический транспорт завершит нашу работу, однако предпочли не ждать и отправились в путь пешком для преодоления последнего, десятикилометрового участка. Через три километра около нас остановился роскошный лимузин британского посла Христофера Саммерхейса. За считанные минуты мы пронеслись через пригород, мимо статуи бывших королей, промчались мимо высоких стен — единственное, что нам посчастливилось увидеть в Катманду, и с грохотом подкатили к посольству. Впервые все члены экспедиции собрались вместе.

Загрузка...