Часы

Это были превосходные золотые часы.

Если б не было так далеко идти в ссудную кассу, я мог бы даже сказать вам, какого они мастера.

Покупайте часы только этой фабрики: они превосходны, точны, верны, ходят минута в минуту, секунда в секунду.

Я купил их, получивши как-то сразу крупный куш гонорара.

Превосходные часы, удивительно точно показывавшие время.

Вот, например, г. редактор.

Он просил подождать меня «пять минут», и эти пять минут растянулись в целых тридцать две.

Меня заставляют ждать «больше полчаса».

Кажется, меня раньше никогда не заставляли ждать так долго.

Бывало, придёшь, возьмёшь газету, только что заинтересуешься какою-нибудь статьёй, — глядишь, редактор и выходит.

Тридцать три минуты… тридцать четыре…

Терять такую массу времени на какое-то ожидание!

Да я за это время успел бы написать целый фельетон!

Тридцать пять… тридцать шесть…

Да неужели я стал таким ненужным, малоценным сотрудником, что меня заставляют торчать чуть не по часу из-за какого-то пустячного разговора в три минуты?

Что за возмутительная манера так бесцеремонно обращаться с чужим временем!

Тридцать семь… Тридцать восемь…

Как это понять, наконец?

Что это? Желание показать, что меня третируют?

Неужели мои статьи стали не интереснее?

Мои мысли глупее? Мои выражения менее красивы, оригинальны?

Надо посмотреть свою сегодняшнюю статью.

Статья, как статья.

Однако, уже сорок пять минут… сорок шесть…

Это слишком!

Неужели я исписался, стал вялым, скучным, не интересным, не нужным?

Дошёл до того положения, когда нашего брата выкидывают как старый стоптанный башмак или выжатый лимон?

Сорок семь… сорок восемь…

Ну, нет-с! Мы ещё побьёмся, г. редактор.;

Если я кажусь таким ненужным вам, что вы позволяете себе заставлять меня по часу ждать в своей приёмной, мы посмотрим, что скажут в другой газете.

— Мы сведём этот маленький счёт, г. редактор!

Сорок девять… пятьдесят…

Я надеваю шляпу и ухожу.

— Можешь сказать, сторож, г. редактору, что я ждал его целых пятьдесят минут.

— Но они сейчас выйдут.

— Целых пятьдесят минут!

Прощайте, г. редактор.

Ого! Жена уехала в два, а теперь пять.

Нельзя же по три часа сидеть у портнихи.

Престранная портниха!

Вчера три часа! Сегодня три часа!

Итого одна восьмая часть жизни уходит только на одну примерку платьев.

Какая, однако, пустая женщина эта самая моя жена!

Странно, как я не замечал этого раньше! И на кой шут я женился?

Ещё полчаса. Три с половиной часа!

Вы думаете, сударыня, что, как и всегда, вы уходите, а я сижу и пишу, что время уходит незаметно, и вы, по обыкновению, защебечете, влетев домой:

— Всего каких-нибудь полтора часа!

А я, как дурак, вам поверю и сам извинюсь шуткой:

— Вот видишь, мой друг, мы уже два года женаты, а для меня всё ещё время тянется без тебя невыносимо долго.

Как бы не так, сударыня!

Я верю в портних, у которых сидят по два часа.

Я готов верить в портних, у которых иногда слышите ли, иногда, сидят по три часа.

Но, поверь, в портниху, которая тратит на примерку каждого сшитого ею платья по четыре часа в день, извините, я не могу поверить.

Такая портниха давным-давно умерла бы голодною смертью.

Довольно-с.

Знаем мы этих портних!

Я сам раз сорок в жизни был тоже «портнихой».

Довольно. Больше меня не проведёте, как проводили раньше.

Боже, какого дурака, какого идиота играл я, когда сидел и работал в то время, когда она там бегала по пассажам, хлопотала о новом платье, чтобы больше понравиться своему…

Ого! Четыре часа с четвертью!

Ещё четверть часа, и я тоже отправлюсь к «портному».

Нет, лучше подожду.

Будет интересно послушать, что станет врать эта дрянь.

Работать целые дни, за работой проводить бессонные ночи и не иметь возможности сделать себе ничего, всё тратить на ваши тряпки.

Смешно и стыдно сказать! Я только на днях мог случайно купить себе золотые часы!

Да и то вы, кажется, посмотрели на них таким взглядом, словно хотели сказать:

— Лучше бы я сшила себе новое платье!

Ага, звонок! Ну-с, сколько времени вы изволили быть у вашей «портнихи»?

4 часа 37 минут.

— 4 часа 37 минут, сударыня! Не потрудитесь ли вы мне объяснить, кто из моих друзей занялся ремеслом «портнихи»?

Она смотрит на меня изумительными глазами. Это бесит меня окончательно.

Она считает меня таким дураком, что даже изумляется, как это я мог прозреть?!

— Не смейте запираться, сударыня. Не трудитесь лгать. Я не поверю ни слову. 4 часа 37 минут у портнихи! Ха-ха-ха! Я всегда считал вас глупою, пустою женщиной, но, простите, я слишком всё-таки лестного мнения о вашем уме, чтобы предположить, что вы способны 4 часа 37 минут просидеть у портнихи! Ещё раз: кто он, этот «господин портниха»?

Она смотрит на меня злыми глазами.

Она так же зла, как и ничтожна, эта дрянь, которая треплет моё имя.

— Послушай… ты… дурак…

— А?.. Я знаю, что я давно уже дурак… Но, извините, больше им я уже не буду… Нет-с… Довольно-с. Можно быть глупым два года, но поумнеть в 4 часа 37 минут, вообразите, возможно…

— Послушайте, вы! — вскрикивает, наконец, она. Помните, что эти неосновательные подозрения только толкают женщину…

Она уходит, хлопнув дверью.

Я готов был бы разорвать эту дрянь. Но в то же время у меня является мысль:

А вдруг это правда? И я только толкаю её к тому, чего ещё нет? Она так любит наряжаться. Вдруг она на самом деле была у портнихи…

— 4 часа 37 минут! — насмешливо тикают часы в жилетном кармане.

— Нет! Это невозможно! — решаю я и хватаюсь в бессильной ярости за голову,

Как меня дурачат!

Да что же это, наконец?

Неужели я так-таки и вышел в тираж погашения?

В редакции меня заставляют ждать по 50 минут, дома сижу один по четыре с половиной часа и здесь должен шляться по тротуару этого глухого переулка по двадцати минут?

Странно. Ведь это всего восьмое свидание.

Я помню, в первый раз я не успел, кажется, взойти на этот тротуар, как на другом конце его увидел быстро идущую закутанную женскую фигуру.

Да и потом… Ну, бывало, пройдёшь несколько раз взад и вперёд, от скуки начнёшь считать прохожих, не сочтёшь и до двадцати, как она приходит…

А теперь…

Ого! Ровно полчаса!

Да и вообще она уже не та… Но этого ещё не было: заставлять ждать целых полчаса!

Что ж это — «начало конца»?

И так скоро? Всего восьмое свидание.

Я с каждым свиданием увлекаюсь всё сильнее и сильнее. А она… как, должно быть, она смеётся надо мною в душе! Даже, быть может, жалеет меня.

Жалость!.. Фу, какое мерзкое чувство!

Ну, нет-с! Я ещё не дошёл до того, чтобы выпрашивать поцелуи из жалости.

В этой истории вам не придётся смеяться последней. И если этому маленькому роману суждено так скоро кончиться, закончу его я, а не вы.

35 минут, сударыня, и я ухожу.

Можете здесь дожидаться, не дождаться, злиться выходит из себя, — что угодно, но я ухожу.

Вовсе не желаю увеличивать собою число ваших, несчастных поклонников

35 минут. Этого достаточно. И если я ещё останусь ждать, мои часы начнут насмешливо выстукивать:

— 36… 37… 38… 39…

— Я не желаю выслушивать «дурака» от своих часов.

Вы видите теперь, милостивые государи, как я мучился.

Но вот уже неделя, как я опять спокоен и весел.

В сущности редактор — милый малый. Ну, что же, если он иногда занят и приходится немножко подождать? Прочитаешь, по крайней мере, две-три лишние газеты и всегда найдёшь в них что-нибудь интересное.

Глупо устраивать сцены из-за того, что такая миленькая, хорошенькая женщина любит хорошо одеваться. В сущности ей, должно быть, ужасно скучно. когда я сижу и пишу фельетон. Это даже очень мило. Пока я пишу, она сидит у портнихи. И сама не скучает и мне не мешает.

Я выпросил прощение за то, что тогда так глупо удрал со свидания. У нас всё идёт превосходно. Я больше не делаю глупостей и, ожидая моей хорошенькой мучительницы, в которую я влюбляюсь всё сильнее и сильнее, считаю от скуки прохожих в этом глухом переулке. Не успеешь насчитать и десяти, как она приходит. Я счастлив, я спокоен, как — говоря поэтическим языком — спокойно и безоблачно «небо нашей любви».

А знаете, почему со мной произошла эта перемена?

Неделю тому назад я заложил свои проклятые часы.

«Счастливые часов не наблюдают».

Если хотите быть счастливы, не «наблюдайте» ваших часов.

Пусть за ними наблюдают содержатели ссудных касс.

Загрузка...