Забавы Амура

4

Столица! Сколь прекрасна и премудро устроена! Гений Петра тут во всем, в каждом здании, в каждом повороте улицы! Невская першпектива поразила воображение Любавы. Город имперский, величественный, набиравший только еще силу был уже царствен и необычен.

Боратынский направился сразу к приятелю своему, молодому князю Голицыну, жившему в собственном доме на широкую ногу. Дом, правда, был невелик, построен на скорую руку и требовал перестройки, но все же то было почти единственное дружественное прибежище, в котором Иван Боратынский мог не только сам остановиться, но и привести приятеля. Так Любава, волею Провидения, избавлена была от хлопот, связанных с поиском жилища. Скитания ее пока прервались.

Молодой Василий Голицын с радостью встретил приятеля и его друга, спутника (а точнее, спутницу). Для Любавы и ее слуги определили комнату в которой, как выразился хозяин, «молодой человек может найти все самое необходимое, а кроме того, и удобства».

Старые приятели тут же отправились по делам, а Любава, велев Федору следовать за нею, отправилась пешком изучать город.

— Да-а, — тянул Федор, — никак не мог бы я подумать, что приведется мне бывать в таком месте, как сия столица…

— Сколь превеликолепен град! — поддакивала ему Любава.

Оба они, раскрывши рты от изумления и изрядно веселя тем горожан, которых было немало, неспешно шли по Невской першпективе, оглядывая ее с восхищением.

— И, однако, много же тут народу… Как это все сюда понаехали и желают тут жить? — спросил Федор.

— Что же удивительного, кто не захочет жить в столице? — удивилась Любава.

— Да я бы вот и не захотел, — ответил Федор. — Поглазеть — дело одно, а так… Толкотня, суета…

— Что же, суеты тут и вправду много. Но много и развлечений, приятств различных.

— То-то новый ваш знакомец-барин о развлечениях говаривал… То голову кому отрубят, то кнутом высекут или, скажем, шутов женят — на всю округу звона устроят!

— Экой ты мрачный, Федор, — с укоризной сказала девушка. — Тебе бы прогнозы делать. Народ бы со страху помер.

— Шутите все, Александр Николаевич, — обиделся Федор.

— Да полно, не дуйся, — Любава обернулась к нему. — Смотри окрест. Вот уедем отсюда — пожалеешь, что ничего не рассмотрел толком.

— Ладно… — изъявил согласие кузнец.

Некоторое время шли они молча, только оглядываясь по сторонам. Неожиданно внимание их привлекла роскошная карета, с кучером, двумя лакеями на запятках, с золочеными гербами по бокам и, главное, прелестной дамой внутри кареты, разодетой по самой последней моде. Впереди кареты бежали двое скороходов, расталкивая народ. Любава тут же отбежала в сторону, чтобы не попасться им под руку, но Федор, который вдруг оскорбился тем, что ему придется уступать дорогу двум этаким олухам, как он тут же окрестил скороходов про себя, и не подумал сдвинуться с места. Таким образом, он оказался прямо на пути сей кавалькады.

— А ну, деревенщина, в сторону! — крикнул один из скороходов и толкнул Федора.

Но разве так просто было отпихнуть кузнеца? Стоял он перед двумя довольно худосочными парнями. Оба они разом навалились на него, но Федор, ухватив одной рукой первого, а другой — второго скорохода разом поднял их над землей и растолкал в разные стороны так, что оба со всего маху повалились на землю. Лошади остановились как вкопанные, раздалась брань — это расстарался кучер, — а двое лакеев слетели с запяток и кинулись к Федору, на ходу засучивая рукава. Лакеи были ребята дюжие, и, пожалуй, Федору бы и несдобровать, но кузнец разозлился так, что и четыре здоровых молодца, пожалуй, не справились бы с ним. Набычившись, кузнец полез в драку. Любава, увидав такое безобразие, кинулась было к нему, но что она могла сделать? Только нарваться на здоровенные кулачищи лакеев!

— Федор! Федор! — крикнула она.

Но, конечно, призыв ее услышан не был. Вокруг собралась толпа зевак, которые, переговариваясь и переругиваясь между собой, уже даже заключали пари, споря о том, кто одержит победу в сей схватке.

В самый разгар битвы, когда кузнец, с разбитым в кровь носом, тузил одного из лакеев, раскидав по сторонам ошеломленную троицу, стонавшую и покрывавшую его проклятиями, из кареты высунулась молодая прекрасная дама, чего уж никак невозможно было ожидать от столь утонченной особы, и азартно закричала:

— А ну, Яков, наподдай ему! Вставайте, бездельники, вас же четверо!

Если бы кто мог проникнуть в мысли сей особы, то весьма бы удивился, узнав, что она восхищена силою кузнеца и почти завидует тому, что нет у нее такого слуги, обладающего столь выдающейся силой.

— Остановите их, мадам! — крикнула Любава, кинувшись к карете. — Велите перестать!

— Что? — воскликнула дама. — Я, графиня Болховская, урожденная княжна Хованская, таких трусливых речей слушать не желаю! Да еще и от мужчины! А впрочем, — прищурилась она, — мужчину ли я вижу? Ну-ка, прочь, недоросль!

Вокруг потешалась толпа, заслышав подобные речи. Любава почувствовала себя оскорбленной, но тут…

— Графиня Болховская? — изумленно произнесла она. — Урожденная Хованская? Та-ак…

Да это же была родная ее тетка, младшая сестра покойной ее матери! Девичье имя ее, а ведь мать Любавы была тоже урожденная княжна Хованская, замужняя фамилия… Да и весь ее вид, ее лицо — все сообщало об этом родстве! Любава вспомнила — как вспышка перед глазами промелькнула — портрет тетки, присланный ее отцу и писанный по случаю свадьбы этой самой тетки лет пять назад. С той поры она ничуть не изменилась — так же хороша! Тетка была моложе матери Любавы лет на одиннадцать, посему была женщиной еще молодой и прелестной.

Любава бросилась к карете и вцепилась в нее:

— Тетушка! — рассмеялась Любава. — Али не признали?

— Да какая я тебе тетушка, мальчишка! — возмутилась было графиня.

Но тут, пристально вглядевшись вдруг в лицо недоросля, она ухватила девушку за руку и завопила что было мочи:

— Племянница! Быть не может! Любушка! Ну подумать только — копия моя сестрица!

— Тетушка, тише! На нас же смотрят!

— А и верно. — Тетка распахнула дверь и втянула Любаву внутрь экипажа. — Эй, вы! — крикнула она. — Прекратите ссору! Живо ко мне! Вот так встреча, — оборотилась она к Любаве. — Но что за вид? Что за наряд? Говори немедленно!

Увидев, что хозяин здоровенного драчуна оказался в карете их хозяйки, лакеи остановились, исподлобья поглядывая на Федора. Графиня снова высунулась из кареты и приказала:

— Эй, Федором тебя, что ли, звать? Садись рядом с кучером. Да трогайте скорее! А вы, — обернувшись к лакеям сказала она, — разгоните зевак. И едем!

— Да! — восхищенно блестя глазами произнесла Агния Петровна. — Что за проделка! Я восхищена тобой, племянница! — Графиня и впрямь была довольна. — Что сказала бы сестрица Анна, узнав об этом. Она ни на что подобное не была никогда способна.

— А вот вы, тетушка, думаю, способны, — заметила Любава.

Агния довольно засмеялась.

— Да, это верно… Что же ты думаешь делать?

Вот уже два часа была она в доме тетки. Узнала, что та уже три года как вдова. Что часто бывает при дворе и императрица благоволит к ней. Что приятельствует она, ежели можно тут так сказать, с Анной Леопольдовной, и даже сам всесильный Бирон к ней расположен.

В свою очередь Любава рассказала тетке все в подробностях о своем приключении. О том, как батюшка задумал ее замуж выдать, о ее побеге, о дорожном знакомстве и о том, где она теперь живет. Тетка предложила переселиться к ней, на что Любава ответила, что непременно это сделает, но позже.

— Понимаю, — прищурилась Агния. — Молодой человек так хорош собою, что ты не хочешь терять его из виду?

— Тетя! — покраснела Любава. — Да вовсе нет! Просто это покажется странным. Я уверяла, что не имею в столице знакомых и вдруг объявлю, что у меня есть тетка… Я, конечно, скажу, но позже.

— А когда скажешь, что ты девица, а не недоросль?

— Ну уж не знаю…

— Постой же, я тебе хоть денег дам, — всполошилась вдруг графиня.

— Стоит ли, тетя?

— Стоит! Деньги у меня есть, покойный супруг немало оставил, да и мое собственное приданое только приумножилось с годами. Ты — дочь моей родной сестры и всего теперь лишена. Как же я не помогу тебе?

— Я так благодарна вам. — Любава едва не плакала.

Такая забота по отношению к ней со стороны тетки! Никак она не ожидала подобного.

— Вот еще, — продолжала Агния Петровна. — Жить можешь, где тебе заблагорассудится, но через два дня жду тебя у себя непременно. Приезжай часа в три пополудни.

— А для чего?

— У меня будут гости к ужину.

— Да зачем мне быть? И в каком виде я им покажусь?

— Как моя племянница покажешься, — уверенно произнесла графиня. — Платье, прочее — все будет. Надобно тебе вступать в свет.

— Вот будет незадача, ежели батюшка обо всем прознает.

— А ты не бойся. Стоит тебе заручиться поддержкой влиятельных лиц, и Николай Платонович ничего не сможет сделать. Да и узнает он не сразу, если и узнает. А уж предпринять что-либо… К тому же ты не у кого-нибудь, а у своей родной тетки!

— Тетушка! — рассмеялась Любава. — Вот это приключение!

— Да уж, не хуже твоего! Страсть как люблю авантюры и людей с веселым нравом! Ты такая, и ты мне нравишься! А теперь ступай к своему кавалеру… — лукаво добавила графиня.

— Да ну к какому еще кавалеру, — опять смутилась Любава. — Ну что вы…

— Ну пока он там разберется, ты-то уже все поняла? Как его имя, назови еще?

— Иван Павлович Боратынский.

— Боратынский? Имя известное… Что же, ничего дурного про него я не слыхала, однако я разузнаю подробнее об этом молодом человеке. Ведь ты им увлечена, я все же не ошиблась?

— Не знаю, тетя. Он просто приятный молодой человек…

— Но каково! Ты умеешь фехтовать! — вдруг перескочила графиня с одной мысли на совершенно противоположную. — Подумать только! И так завязать знакомство: какой оригинальнейший способ! Жаль, что никто не сможет им воспользоваться…

Любава рассмеялась:

— Всего я могла ожидать, но такого расположения к моим проделкам…

— Что же, до встречи, милая! — Агния поцеловала девушку в щеку. — Через два дня жду, будешь первейшей красавицей!