Зачарованный мир

Глава 6 ЗА ВОЛНАМИ ГИРКАНСКИМИ

Следующее утро опять началось визитом Златогора.

– Ты собирался лететь в Бикестан, – дипломатично напомнил воевода.

– Я готов, – вздохнул джадугяр.

– Тогда собирайся. Мы уже оседлали твоего дракона.

Вскоре, наспех приведя себя в порядок, Сумукдиар сидел в бричке, которая неслась к драконьей базе. Одежду он выбрал по возможности нейтральную – халат взял не звериными фигурками расшитый, а простой полосатый, штаны надел темно-синие, чалму пеструю. Немудреная эта маскировка сулила надежду, что бикестанцы не сразу распознают в нем кызылбаша. Парфян и гирканцев за морем крепко недолюбливали, имея на то известные основания…

– Говорят, вчера ты все-таки ввязался в потасовку? – спросил вдруг Златогор осуждающим тоном. – Прямо зла не хватает!

– Пришлось, – кротко ответил волшебник. – Такая ситуация сложилась – никак не мог не вмешаться.

Воевода покривил губы и произнес на одном дыхании, едва сдерживая переполнявший его гнев:

– Не за то злобствую, что вы Ящера прикончили, и не за то, что ты в эту историю встрял – правильно сделал, иначе бы я тебя уважать перестал. Но какого ж рожна вы регентов Велесовых прежде срока удавили?! – Он сокрушенно замотал головой и от души выматюгался. – Ну, понимаю, Пушок – хлопец простой, ему и в башку не пришло, что этих гадин допросить треба… Но ты-то, ты – не последняя же пешка в вашем мухабарате, кумекать должен!

Пристыженный Сумукдиар забормотал, оправдываясь: дескать, был настолько утомлен схваткой с Ящером, что ни о чем просто не способен был думать. Отмахнувшись, Златогор продолжал:

– Хорошо хоть, не додумался Саня в капище пошарить, а просто подпалил. Мои мужички прямо из полымени троих подлюг выволокли.

– Допросили? – обрадовался Сумук.

– С грехом пополам. Пришлось при Герославе их пытать.

– А Герослав чего?

– Чего-чего… – Златогор поморщился, словно ему муха в нос залетела. – Снова пошла рознь племенная. Герослав с прочими венедами к Ефимбору жмутся, сколоты – к Ползуну.

Гирканец слышал о начинавшейся усобице уже не впервые, и это было, пожалуй, самой неприятной новостью, которую Сумукдиар узнал, прилетев в Белую Рысь. В Средиморье успели подзабыть, что на севере много племен, для южан все они были просто рыссами, тем более что все говорили на одном языке. Но черные чары Магриба неуклонно сеяли раздор и раскол, и теперь венедская знать пыталась отгородиться от братьев-сколотов, объединяясь вокруг древлеборского владыки князя Ефимбора.

– Ну и что они показали под пыткой?

– Ничего неожиданного. – Воевода нервно стукнул кулаком по дубовому подлокотнику. – Собрал их накануне главный регент и объявил: дескать, хитроумный план верховных демонов преисподней близится к полнейшему триумфу, то есть дураки волхвы заглотали наживку. Теперь-де вылезут они со своим колдовским штурмом, предстанут перед всем честным, но недалеким народом в личине грязных заговорщиков, опосля чего будут надолго выбиты из большой политики… А потому, стало быть, слуги Белеса должны еще крепче опутать темных людишек чарами черной магии, повязать кровавой порукой, а затем уже без помех двигать на царский престол своего.

– Кто же этот «свой»? – заинтересовался гирканец.

– А вот этого они и не ведают! – вскричал Златогор так яростно, что кони сбились с аллюра. – Имя главного изменника знал только старший жрец храма Белеса, но его какие-то умники вчера повесили – без суда и, что гораздо хуже, без следствия…

Дальше до самой крепости ехали молча. На базе джадугяра ждал досыта нажравшийся Длиннозубый. Через седло дракона были перекинуты дорожные сумки с провиантом, туда же загрузили мешок серебряных гривен – для ублаготворения заморских чиновников.

– Обязательно узнай все, что возможно, о тактике, вооружении, организации Орды, – наставлял Златогор. – Попытайся добыть образцы оружия, особенно магического, и еще… В общем, сам понимаешь, что нас интересует.

Еще младший воевода Тайного приказа объяснил, как найти в Джангышлаке резидента, сообщил пароль, а затем добавил:

– К твоему возвращению мы подготовим яйца для вашей армии, так что сможешь сразу отправляться домой.

– Я хотел бы с Охримом переговорить, – возмутился Сумукдиар. – Надо кое-какими мыслишками поделиться.

– Не обещаю. Не до тебя будет… Не обижайся – у нас, ты же знаешь, неспокойно, князья готовы большую усобицу заварить… В общем, поглядим, но не могу гарантировать, что старик найдет время для разговора с тобой. Тем паче, с головой у него малость не в порядке. Даже не помнит, как вешаться пытался… Ну, счастливого полета.

«И тебя туда же, – мысленно пожелал Сумук. – Ишь, дела у них неотложные! Можно подумать, я не о тех же делах печалюсь…»

Спрыгнув с крутого утеса, дракон расправил крылья и, поймав ветряной поток, плавно взмыл к белым облакам. Сытый зверь весело хлопал огромными полотнищами перепонок, набирая высоту и скорость. Стремительно умчались назад терема и луга Волчьегорска, промелькнула и скрылась из виду извилистая голубая лента Итиля, появились и снова исчезли Гирдыманские вершины. И опять под брюхом Длиннозубого распахнулся во всю ширь лазурный простор Гиркана.

Северо-западный ветер подгонял крылатого зверя, взявшего курс на город-порт Джангышлак – большой торговый центр на другом берегу моря. На период летнего зноя султан Бикестана переводил свою кочевую ставку в Джангышлак, ибо здесь было прохладнее, чем в степи. Холодный воздух с близлежащих гор Аладага смягчал летний климат.

Длинные округлости волн, изредка выбрасывавшие белоснежные гребешки, да порой мелькавшие паруса – морская гладь была однообразна до сонной одури. Они уже миновали три четверти пути, когда впереди показался клочок суши. Повернув голову к наезднику, Длиннозубый вопросительно заурчал. Сумукдиар усмехнулся и махнул рукой. Обрадованный дракон, отогнув крылья, лихо спикировал на остров. Навстречу им с дикими воплями взметнулись стаи перепуганных чаек, а гревшиеся на отмели тюлени, неуклюже шлепая ластами, спешили скрыться под водой.

– Жрать небось хочешь? – поинтересовался джадугяр. – Ну, валяй, можешь поохотиться. Хозяина только не забывай.

Длиннозубый метнулся к морю, быстренько натаскал одного за другим четырех тюленей, ловко выхватывая их из моря огромными острыми когтями. Уложив добычу на камни, дракон смирно уселся рядышком, умильно поглядывая на седока. Разделывать туши вручную Сумукдиар, естественно, не собирался, а просто зачитал подобающие заклинания. Пока сверкали молнии, еще сильнее взбудоражившие пернатых обитателей островка, он развел костер из валявшихся на берегу деревянных обломков и только после этого посмотрел на результаты своего колдовства. Ободранные тюленьи тушки аккуратно лежали на расстеленных шкурах.

– Тебе зажарить? – спросил он на всякий случай.

Дракон презрительно фыркнул.

– Твое дело…

Тюлени – не лучший деликатес. Слишком много жира, а остальное чересчур воняет несвежей рыбой. Если и можно что-то есть, так это сердце и печенку. Сумукдиар пробормотал короткую магическую формулу, повинуясь которой две печени и одно сердце зависли, медленно поворачиваясь, над огнем. Длиннозубый тем временем жадно набросился на окровавленные куски жирного мяса – для него это был, видимо, неслыханный деликатес.

Насытившись, дракон блаженно вытянулся на теплых валунах. Волшебник неспешно умял свою порцию, закусывая прихваченным из Волчьегорска белым хлебом и запивая кисло-сладким колхидским вином.

– Хватит бездельничать, – сказал он, покончив с обедом. – Нам надо обернуться засветло.

Недовольно пошипев, Длиннозубый подставил спину. И опять под крыльями замелькали волны, волны, одни только волны и ничего, кроме волн. Только возле самого берега морское однообразие нарушили многочисленные лодки, галеры, парусники, фелюги и прочие плавсредства, названия которым Сумукдиар не знал.

Однажды, три с лишним года назад, Агарей Хашбази-Ганлы уже совершал подобное путешествие за море. И цель была похожей – остановить натиск магрибских наймитов. В тот раз Силы Зла избрали своей целью маленькую Бактрию, где обманутые племена кушанов подняли мятеж и убивали без разбору всех, на кого указывали посланцы Магриба. Тогда вождь хабурских племен Байрак Парчам вызвал на помощь армию Белой Рыси и нашествие Мрака удалось задержать. В кровопролитных сражениях вокруг Хабура, Сарыгара и Шайтанда, на перевале Шаланг и в долине Шести Львов рыссы истребили бесчисленные полчища мятежников, однако кушанские фанатики продолжали сражаться, посылая на убой даже четырнадцатилетних мальчишек.

Мало-помалу среди уставших от нескончаемой войны венедов и сколотов начались разговоры: пора, мол, кончать эту бойню… Поддавшись давлению Магриба, трусливый древлеборский князь настоял на выводе рысских войск из Бактрии. Вскоре Бактрию захватила Орда, и теперь этот суровый, но прекрасный край превратился в страну призраков – сюэни безжалостно подавили сопротивление свободолюбивых кушанов, истребили непокорных, сожгли кишлаки, отравили колодцы, засыпали песком оросительные каналы, перерезали скот.

Затем Тангри-Хан покорил богатейшие царства Хиндустана, потом настал черед Алпамыша и Каракыза – и война вплотную подступила к берегам Гиркана. Уже этой весной передовые тумены Орды вторглись в Бикестан и Парфию, но далеко не продвинулись и после первых успехов отступили – силы сюэней были на исходе. Следовало ожидать, что нашествие возобновится осенью или в конце лета, когда спадет жара.

Воздушное путешествие, утомлявшее монотонностью, приближалось к концу. Впереди заблестели медные купола храмов, шпили минаретов, чуть позже показались белые кружева дворцов, темно-серые камни крепостных стен. Это был Джангышлак – форпост Бикестана на скрещении караванных и морских дорог, цветущий оазис посреди пустыни.

Пристроив дракона в специальное – для таких вот «скакунов» – стойло караван-сарая, Сумукдиар поспешил на городской базар.

Вокруг бурлила суетливая повседневность вечного праздника, составлявшая главную линию жизни этого богатого купеческого города. Стражники и перекупщики, мастеровые и ростовщики, воры и проститутки, бродячие актеры и наемники-авантюристы, – самый разный люд непрерывно толпился на рынках, площадях, улицах, в притонах и кабаках.

Пренебрежительно игнорируя настырных торговцев, предлагавших самый разный товар – от винограда и шашлыка до слонов и невольниц, – гирканец протиснулся на главную площадь, где сходились Регистанская и Кожевенная улицы, и невольно замер, охваченный экстазом восхищения перед величественным архитектурным комплексом погребального ансамбля.

Над монументальным восьмигранником основания возвышались циклопические кубические порталы, увенчанные огромными рубчатыми куполами. Стены и колонны, выстроенные из белого, зеленого, черного и красного мрамора, были украшены золотыми и серебряными миндалевидными медальонами и геометрическими орнаментами. Окна прикрывались наборными решетками – панджарами, на каменных плитах стен извивались рельефные золотые надписи, повествующие о горькой участи Живого Шаха – Шах-Зинда.

Вязь древнего алфавита напоминала потомкам о славе Афрасиаба, гордого и могущественного повелителя процветавшей тысячу лет назад страны Маверранахр. Великий шах неустанно боролся против Сил Зла, за что и был предательски убит. Коварный демон, подкравшись к Афрасиабу во время молитвы, подлым ударом обезглавил монарха. Ахурамазда, однако, заступился за верного воина Сил Света и даровал шаху спасение: взяв в руки свою отрубленную голову, Афрасиаб спустился в глубокий колодец, где до сей поры живет в райских кущах подземного мира. А над входом в колодец воздвигнуто ступенчатое надгробье, облицованное изумительными изразцами и хранящее гробницу, обитую серебром и украшенную драгоценными камнями.

И хотя надпись ничего не говорила о чарах, оберегающих покой Шах-Зинда, Сумукдиар знал, что вскрывать усыпальницу запрещено сверхъестественной волей. Дважды за минувшее тысячелетие пытались смертные заглянуть в колодец Афрасиаба, и оба раза вспыхивали жесточайшие войны… Впрочем, последняя война завершилась вполне благоприятно: Джуга-Шах наголову разгромил полчища магрибцев, так что целых полвека не осмеливался Мрак покинуть пределы Страны Черных Скал!

Не без труда оторвав взгляд от восхитительных строений, Сумукдиар зашагал дальше, и, не успели тени на солнечных часах отсчитать четыре минутных деления, как он оказался перед невзрачной саманной будкой. Полустертая надпись над входом, задернутом куском пестрого ситца, извещала, что здесь обосновался прославленный сарматский маг, прорицатель и чернокнижник Хазрат Мустафа. Хозяин заведения сидел на подушках в тени под навесом, разложив на ковре перед собой монументальных размеров фолианты, страницы которых были покрыты невнятными письменами на халдейско-мисирском диалекте.

Так называемый Мустафа очень ловко бормотал по-сарматски какие-то нелепицы, предвещая обвешанной жемчугами, рубинами и золотыми монистами толстушке беззаботную жизнь, темпераментных возлюбленных, а также верного и глупого, но ужасно богатого заморского супруга… Вот только сарматом он никогда не был, да и прорицателем заделался от силы два-три года назад. Звали этого человека Али-Азиз бен-Курбан, и в недавнем прошлом он служил в акабском Самшитовом замке. Опытнейший следователь Тайной Стражи вынужден был бежать за море после воцарения династии Ас-Кечан-Гюн и, как видно, завербовался в разведку Белой Рыси.

Али-Азиз тоже узнал Сумукдиара, прищурился, огладил бороду, быстро отпустил обрадованную посетительницу и выжидательно посмотрел на земляка. Они обменялись банальными фразами пароля, после чего резидент, кряхтя, собрал причиндалы и кивком пригласил гостя в дом. Когда двери были заперты, старые друзья крепко обнялись, долго вспоминали прежние времена и общих знакомых, потом по старому восточному обычаю занялись чаепитием.

– Какой у вас тут статус? – поинтересовался Сумук.

– Сложный, – хохотнул Али-Азиз. – И мухабарат, и приказ Тайных Дел считают меня своим резидентом.

– Не боитесь?

– Мне уже поздно бояться. – Лицо ветерана тайной службы стало суровым. – Бояться надо было десять лет назад, когда державу загубили!.. Ладно, тебя каким ветром сюда занесло? Ты вроде тоже на два фронта работаешь?

– Предпочитаю считать, что работаю на прежнюю родину…

Сумукдиар изложил задание. Старый разведчик долго качал головой, цокал языком, потом неуверенно поведал, что известен ему некий чиновник из военного ведомства, который за известную сумму может стать разговорчивым.

– Встретимся через три часа на этом же месте, – сказал Али-Азиз. – Погуляй пока, а я попытаюсь что-нибудь сделать.

Жаркий пыльный Джангышлак быстро наскучил гирканцу, поэтому Агарей решил скоротать остаток времени в какой-нибудь харчевне, коих имелось здесь бесчисленное множество. Заказав хозяину прославленный бикестанский плов с мелко нарубленной морковкой, кишмишем, чесноком и подливкой «гара» из жареной баранины, джадугяр уселся на ковре в углу. Неожиданно он почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд и, подняв глаза, обомлел.

Прямо напротив него, буквально в пяти шагах, сидел курбаши Кесменака Амади по прозвищу Горный Шакал – самый непримиримый вожак кушанских повстанцев. В свое время Сумукдиар долго и небезуспешно охотился за ним по всей Северной Бактрии, трижды истреблял его банду, однако неуловимый Шакал-Амади вновь собирал басмачей и продолжал нападения на рысские караваны.

Криво ухмыляясь, курбаши кивнул в знак того, что узнал старого врага, неторопливо поднялся и, держа в руках лепешку свежего хлеба, шагнул к агабеку. «Кто-то из нас должен умереть, – без всякого энтузиазма подумал Сумук. – Что ж, придется его убить…» Ясное дело: после этой схватки, даже оставшись в живых, он вынужден будет немедленно бежать из города, а задание останется невыполненным.

Дальше начались чудеса. Приблизившись, Кесменака разломил пополам лепешку и произнес весьма доброжелательным тоном:

– Позволь, почтенный, разделить с тобой хлеб.

– Буду искренне рад, о незнакомец, – с готовностью ответил Сумукдиар и сделал жест, предлагая бывшему врагу сесть рядом.

По законам Востока преломленный хлеб означал примирение. Удобно усевшись, Кесменака зычно потребовал, чтобы слуги волокли сюда его обед, что было исполнено мгновенно и подобострастно. Одновременно подали заказ гирканца. Плов был насыпан в блюдо высокой плотной горкой, на вершине которой имелась выемка, заполненная горячим маслом. Ложками, однако, в этих краях не пользовались – говорили, что есть плов ложкой – это все равно что щипать женщину пинцетом. Ухватив пригоршню риса, курбаши обмакнул его в масло и с наслаждением отправил в рот. Масляные струйки обильно струились по его бороде и запястью. Все еще настороженный, Сумукдиар последовал его примеру. Ели молча, изредка обмениваясь колючими взглядами.

– Мы с тобой теперь в одинаковом положении, – сказал вдруг бактриец. – Моя страна погибла, как и твоя.

– Увы… – Сумук разлил вино в пиалы. – Пусть этот день будет худшим в нашей жизни.

Они выпили. Курбаши вытащил из недр рисовой горы головку разварившегося чеснока и с наслаждением высосал размягченную острую массу. Сказал понимающе:

– Говорят, у вас в Средиморье плов готовят иначе…

– Боюсь, уважаемый, ты путаешь меня с кем-то, – натянуто улыбаясь, сказал Агарей. – Я приехал из Хозарского каганата, а Средиморье расположено южнее. Там – да, ты прав – варят плов по-другому. Только в Гирканских степях готовят сто двадцать видов подливки.

– Пусть будет так!

Больше они не разговаривали до тех пор, пока слуги не убрали грязную посуду, поднеся взамен блюда с фруктами, сладости и отличный чай хиндустанских и ланкийских плантаций.

– Тяжело сознавать, что сражался под ложным знаменем, – снова заговорил Кесменака. – Я был убежден, что мой долг – бороться против рысского ставленника Байрака, но оказалось, что тот был неплохим человеком, да и рыссы не желали нам зла.

– Почему же магрибцы не отблагодарили тебя, который пролил столько крови в борьбе за их дело?

Кесменака злобно зыркнул угольками глаз и мрачно произнес:

– Бактрийцы – гордый свободолюбивый народ. Мы никогда не покорялись иноземным завоевателям. И когда в Кушанские горы вторглись вандалы Тангри-Хана, мой отряд снова поднялся против захватчиков… И на землю Бактрии пришел ужас – сюэни, в отличие от рыссов, воевали без правил. Во многих кишлаках не осталось мужчин. И женщин тоже. А потом… Мы думали, что пределов жестокости достиг лишь некто Кровавый Паша, усмирявший мятеж в Шайтанде, но Тангри-Хан повелел собрать девяносто девять тысяч бактрийцев и соорудил из их черепов восемнадцать пирамид – на устрашение остальным!

– Не хочу злорадствовать, но вы сами повинны в случившемся, – со вздохом сказал Сумукдиар.

Его собеседник промолчал, скорбно покачивая головой. Потом яростно зашипел, не разжимая зубов: дескать отомстит ордынским убийцам. «В одиночку?» – усмехнулся Агарей. Кесменака побагровел от злости, но Сумук, упреждая взрыв, мягко проговорил:

– Бывает, что противники, враждовавшие по недоразумению, объединяются против истинного врага. Сегодня у нас общий враг, и ты, наверное, найдешь союзников, которые помогут тебе отомстить… Расскажи мне о сюэнях: как они воюют, чем вооружены…

Курбаши ненадолго задумался, собираясь с мыслями, и заговорил медленно, отрывисто, не скрывая ненависти к поработителям:

– Это орда дикарей – грязных и вонючих. В жару и холод носят меховые шапки. Для устрашения врагов с раннего детства уродуют будущих воинов глубокими надрезами на лице. Землю не обрабатывают – они же кочевые охотники и скотоводы. Воины скачут на низкорослых лошадях, сзади едут женщины и старики в повозках, запряженных яками и верблюдами, пастухи гонят стада ослов, баранов, быков. Посуда всегда приторочена к седлу. Уважают только молодых и сильных – эти жрут лучшие жирные куски, а старики доедают остатки. По смерти отца или брата – женятся на мачехе или снохе, чтобы работница или ее дети не ушли в другую семью. Часто берут в рабство своих же родичей, а с покоренных стран требуют дань рабынями… Ну, скотом и золотом тоже.

Его речь внезапно прервалась, и Сумукдиар забеспокоился: уж не иссяк ли Кесменака. Но после затянувшейся паузы Шакал-Амади возобновил свой рассказ, заговорив о том главном, что больше всего интересовало гирканца.

– С раннего детства мальчиков и даже девочек готовят сюэни к сражениям и охоте: едва ребенок способен усидеть верхом на баране, как уже владеет луком… А луки у них особые, мы так и не поняли, как из них стрелять. Оружие почти все бронзовое: мечи, кинжалы, стрелы, даже булавы. Прежде они не умели плавить железо – ведь для этого нужны особые печи, особые сорта каменного угля. Но теперь проклятые твари захватили наши плавильные мастерские и наши горные рудники!.. В бою сюэни налетают конными шайками до двух сотен клинков, забрасывают издали тучами стрел, затем ложно отступают, выманивая врага в погоню, а затем, раздергав полки противника на разрозненные отряды, внезапно наваливаются крупными силами и истребляют. После боя же непременно подвергают мучительной казни неприятельских вождей, которые не дадут клятву верно служить Тангри-Хану. Но, натолкнувшись на крепкий отпор, обращаются в бегство и в позор себе этого не ставят…

Внезапно Кесменака переменил тему и заговорил о том, что многие тысячи бактрийцев бежали от вражеского нашествия в Бикестан и Парфию. Похоже было, он собирался сколотить из соплеменников сильные отряды и развернуть партизанскую войну против захватчиков. Сумукдиар подумал, что такая борьба, несмотря на весь авторитет, ратное искусство и везучесть Горного Шакала, заранее обречена, ибо силы Орды непомерно велики. Он сказал, возвращая течение беседы в желаемое русло:

– У сюэней были, наверное, сильные колдуны и всякое магическое оружие?

– Да, в Орде есть ужасный чародей Иштари – мужчина и женщина одновременно. – Кесменака похабно ухмыльнулся. – Оно не покидает кибитку Тангри-Хана даже ночью… В бою Иштари повелевает ураганами, молниями, ифритами, драконами и страшными огнедышащими чудовищами, которых сюэни зовут тарандр. И еще говорят, Тангри-Хан украл из дворца хиндустанских богов какую-то ваджру, но пользоваться ею толком не научился. Он пытался применить ваджру против бикестанской армии, только получилось не очень удачно.

Похоже, бактрийцу нечего было добавить. Виноград, абрикосы, орешки, хурму и финики они доели, шербет и чай выпили, а время неумолимо подбиралось к сроку, назначенному Али-Азизом.

– Мне пора идти, – сказал Сумукдиар, потягиваясь. – Любовное, понимаешь, свидание. Вот что хочу сказать напоследок: я, конечно, всего лишь простой хозарин, но думается, что вскоре где-нибудь в этих краях схлестнутся армии сюэней и Великой Белой Рыси. Хотелось бы верить, что твой отряд в тот день будет сражаться против Орды.

Кесменака проворчал, дескать, тоже надеется, что в следующий раз они встретятся на поле брани как союзники, а не враги. Он поднялся, но вдруг задумался и сказал тихо:

– Ты спрашивал о колдунах… В свите Тангри-Хана есть еще один повелитель Сил Мрака. Некто Хызр. Нам очень долго дурили голову сказочками о добром страннике по имени Хазрет Хызр, благостном старичке, одна лишь встреча с которым приносит счастье… Он принес нам смерть. Один и без оружия он за мгновение умертвил на моих глазах две конные сотни. Это вообще не человек, а безжалостный демон, хотя внешне ничем не отличается от простого смертного.

– Ты видел его? – вскричал Сумукдиар;

– Как тебя сейчас… Я видел даже Тангри – тот ужасен: ростом на три головы выше меня, морда дикого зверя, из пасти торчат искривленные клыки, как у дикой свиньи. А Хызр – обыкновенный немолодой человек, довольно добродушный с виду… Ну, до встречи, бывший враг мой.

– До встречи, – гирканец колебался, потом все же сказал: – У меня просьба к тебе. Твои воины будут нападать на отряды сюэней, будут следить за их передвижениями – не так ли?

– Конечно.

– Мне обязательно нужно знать, по которому из двух путей – северному или южному – возобновится наступление Орды.

– Если узнаю – сразу сообщу тебе, – заверил Кесменака, потом ехидно добавил: – Обязательно отправлю гонца в Хозарский каганат…

– Можешь послать гонца поближе, – оскалился Су-мук. – Нашему общему другу из замка Ганлыбель, что возле Тахтабада.

В назначенный срок Сумукдиар, соблюдая правила конспирации, прогуливался неподалеку от лавки лжепрорицателя. Али-Азиз внезапно вынырнул из переулка, поглядел по сторонам, неопределенно мотнул головой, подзывая агабека, и зашагал обратно. Гирканец последовал за ним на отдалении двадцати шагов. Они долго пробирались через толпу, которая, по мере удаления от базара, становилась все реже, и наконец оказались в непривычно безлюдной части города возле угрюмого здания военного ведомства. У входных ворот, облокотясь на стенку, стояли зевающие верзилы при полном вооружении.

– Я был здесь час назад, – напомнил стражникам Али-Азиз. – Ваш амир Карим-паша сказал, что оставит пропуск для двух посетителей.

– Посторонних не пускаем! – отрезал громила, на грудном панцире которого сверкала медная бляшка десятника.

– Пока пятьдесят дирхемов не заплатят – никого не пускаем, – пошутил второй стражник, а остальные залились жизнерадостно-самодовольным смехом.

Вместо мзды Сумукдиар выдал им мощное заклинание. Солдаты застыли, бессмысленно глядя прямо перед собой остекленевшими глазами. Оба атарпаданца двинулись к дверям, но неожиданно лезвия алебард скрестились у них, что называется, перед носом.

– С двоих – сто дирхемов, – прорычал десятник.

Потрясенный Али-Азиз, ничего не понимая, переводил взгляд со стражников на джадугяра и обратно. Тяжело вздыхая, Сумук подумал, что привычка к вымогательству, въевшаяся в кровь, плоть и душу этих ублюдков, оказалась сильнее его чар. Даже заколдованные, солдаты требовали дань. Пришлось положить в подставленную ладонь десятника небольшой камень, внушив, что это мешочек серебряных монет. Алебарды раздвинулись, и разведчики, проскользнув мимо бездвижных часовых, вошли в министерство.

Режим безопасности соблюдался здесь немного построже, нежели в харби назиррийе Акабы: каждый этаж, каждую комнату защищали особые чары, и о том, чтобы заколдовать чиновника, нечего было и думать. Пришлось отвалить амиру настоящего рубленого серебра царедарской чеканки. Проворно спрятав деньги в сундук, Карим-паша любезно разрешил осмотреть любые трофеи и даже подарил образец лука, которые были в большом количестве подобраны воинами бикестанской армии после ухода Орды.

В первую очередь Сумукдиара интересовало, конечно, ордынское средство уничтожения драконов. Карим-паша услужливо открыл стоявший в углу ящик, где хранился засушенный труп крылатой твари размером с большую ворону. Собственно, это и была ворона или ворон, только магрибские колдуны искусно соединили злую птицу с ядовитой гюрзой. Средство было простое и надежное. Бикестанский чиновник подтвердил догадку агабека: крылатые отродья Мрака, тучами запускаемые с земли, достигали и жалили летящих на средней высоте драконов. Впрочем, ничего особенного в таком колдовстве не было – Сумук без труда мог бы изготовить множество подобных бестий. Нужно только запасти побольше змеиных и вороньих яиц – и твари вылупятся в должный срок. Назовем их «гадовранами» и применим против Орды…

Продать останки гадоврана для детального исследования в спокойной обстановке Карим-паша отказался наотрез, хотя и с видимым сожалением. Зато амир поведал много интересного о таинственной ваджре. Оружие это Тангри-Хан из своих рук не выпускал, но использовал очень неумело. Два страшных удара волшебной силы, обрушенных на восьмой кавалерийский тумен бикестанцев, вырыли огромные котлованы неподалеку от боевых порядков, но никто из воинов не пострадал. Правда, перепуганные конники рассеялись, и контратака была сорвана. Лишь в самом конце битвы ваджра ударила в третий раз, уложив с одного замаха пять-шесть сотен пехотинцев на правом фланге.

– Прошло два месяца, – буркнул гирканец. – За это время подлец мог научиться управлять ваджрой.

Карим-паша, вздохнув, развел руками и заговорил о вражеской тактике. Его рассказ почти дословно совпадал с тем, что Сумукдиар слышал раньше от разных очевидцев: хиндустанцев, алпамышей, каракызов, ханьцев, а совсем недавно то же самое поведал старый знакомый Кесменака Амади. Тем не менее он тщательно зафиксировал слова амира на золотую пластинку, после чего произнес укоризненно:

– Вы забыли сказать о летающих колесницах. Недоуменно посмотрев на него, бикестанец уверенно ответил:

– Никаких летающих колесниц у сюэней не было. Тангри-Хан предпринял ложную атаку, увлек наших солдат в погоню, выманив из укреплений, так что четыре тумена попали в засаду, одновременно он завоевал господство в воздухе за счет множества драконов, после чего бросил в атаку пехотные полки, усиленные слонами, ифритами и тарандрами, – вот и все. Никаких колесниц у них не было. Правда, слоны у Орды ужасно огромные, даже атланты не выращивали таких исполинов.

– Но как же… – Агабек Хашбази сделал удивленные глаза. – Я точно знаю, что в Золотом Дворце хранились летучие колесницы бога грома Индры, булава Ямы…

– Не было! – уперся Карим-паша. – Я сам участвовал в том сражении, поэтому могу сказать наверняка. Мы тоже опасались, что Тангри-Хан будет метать в нас ужасающие огненосные стрелы, что он станет душить наших воинов петлей Варуны, однако сюэни применяли только старое колдовство: драконов, ифритов, тарандров, ураганы. Даже молний почти не было, поскольку в пустыне трудно собрать грозовые тучи.

«Странная история, – подумал Сумукдиар. – То ли Тангри-Хан с Иштари берегут оружие магического поражения для решающей битвы, которая намечена на осень, то ли… Возможно, к самым страшным видам волшебства сюэней просто не подпускают!»

Ради приличия он поговорил еще немного с гостеприимным словоохотливым амиром, но от ужина отказался. Выходили из министерского здания по одному – сначала Али-Азиз, затем Сумукдиар – и сразу разошлись, не прощаясь, в противоположные стороны. Приближался вечер, поэтому гирканец поспешил к караван-сараю, чтобы без промедления вылететь обратно.

В какой-то момент агабеку показалось, что за ним следят. Он задержался возле небогатой лавки, словно выбирал товар, и украдкой огляделся. Действительно, в толпе затесались не меньше трех подозрительных личностей, внимательно подмечавших каждое движение гирканца. Охота началась.

Сопровождаемый непрошенной свитой Сумук подошел к месту, где оставил Длиннозубого, расплатился с хозяином, вывел дракона из стойла. Неожиданно крылатый змей закапризничал, требуя жратвы. Пришлось высыпать в чан весь запас сухого корма из седельной сумки и вылить туда же пару ведер теплой воды. Дракон недовольно зашипел, энергично мотая башкой.

– Может, тебе еще джейрана сварить?! – рявкнул взбешенный джадугяр.

Обиженно шипя, Длиннозубый погрузил морду в заполнявшую кормушку рыхлую массу. Сумукдиар повернулся спиной к зверю – и вовремя. Из кустов на него кинулись, сверкая клинками, четверо, лица которых были замотаны тряпками.

Бежавшего впереди гирканец опрокинул толчком джамана, и нападавший, отлетев шагов на тридцать, испустил дух. Во второго Агарей метнул магрибский кинжал и, не глядя, куда попал, отразил саблей выпад следующего врага. Фехтовать сразу с двумя врагами было не просто, но тут на помощь подоспел умница Длиннозубый. Тонкий конец драконьего хвоста, негромко свистнув, захлестнул горло врага, и тот, подергавшись, успокоился. У последнего Су-мук после недолгого обмена ударами вышиб из рук саблю, затем повалил бандита на землю и, приставив к горлу острие, потребовал:

– Отвечай, собака, кто тебя подослал.

– Не убивай, эфенди, – взмолился лежавший. – Незнакомец заплатил нам…

Магическое чутье предупредило о новой угрозе. Метнувшись в сторону, он едва успел увернуться от летящей смерти. В тот же миг вторая стрела пронзила сердце поверженного противника. Вдали какая-то фигура юркнула в тень и растворилась в толпе.

Вокруг собирались зеваки, обрадованные бесплатному развлечению. Городские стражники содрали повязки с лиц убитых, после чего десятник копьеносцев сказал агабеку:

– Мы знаем их, эфенди. Наемные убийцы из Гюлаб-Тепе. У каждого на счету не меньше двух десятков смертей. За их головы назначены немалые награды.

– Оставьте себе. – Сумук отмахнулся. – Я тороплюсь.

Весьма довольные таким оборотом стражники не стали задерживать его пустыми формальностями вроде составления протокола и выяснения личности. Гирканец засунул за голенище свой кинжал и обе стрелы, кивнул на прощание десятнику и торопливо поднял дракона в небо.

Уже в полете, убедившись, что Длиннозубый крепко держит курс на заходящее солнце, Сумукдиар осмотрел трофейные стрелы. Ничего подобного он прежде не видел ни наяву, ни в книгах. Длинные тяжелые стержни, выкованные из бронзы, имели стальной наконечник, причем вдоль всей стрелы извивались аккуратно выгравированные змеи. Само собой, наконечник был заколдован, так что мог бы наверняка поразить и очень сильного чародея. Даже Сумук, считавшийся лучшим в Средиморье знатоком магического оружия, затруднялся определить, в какую эпоху и в какой стране изготовлены эти смертоносные игрушки.