Загадка Скалистого плато

Глава четвертая

Дроздова стеснялась пересчитывать деньги, «не отходя от кассы».

Она ушла в сторону от окошка, чтобы выяснить, какую сумму она получила: расписываясь в ведомости, Елена Владимировна не обратила внимания на цифру. По ее подсчетам, приблизительным, конечно, ей полагалось рублей на шестьдесят меньше.

Елена Владимировна вернулась к окошку и спросила у Василисы Лазаревны (ее за глаза называли в тресте Премудрой):

— Вы не ошиблись? Мне, по-моему, полагается меньше.

Василиса Премудрая показала ей ведомость:

— Вы получили столько, сколько надо. Вам еще премия выписана. Вам и Васину. Счастливо отдохнуть!

В трамвае ужасно жарко. Елена Владимировна сошла на остановке у парка культуры, решила пойти домой по набережной.

Она шла и ощущала чей-то пристальный взгляд. Этот взгляд преследовал ее и в трамвае.

Что бы это значило? Откуда такое беспокойство?

Жара собрала многих под тень деревьев, раскаленная набережная никого не привлекала в этот час.

— Гражданка! — услыхала она прерывающийся голос. — Остановитесь!

Елена Владимировна на ходу оглянулась: примерно в пяти метрах от нее семенил пожилой низкорослый мужчина в соломенной шляпе. Он смешно подпрыгивал, словно ежесекундно спотыкался.

Дроздова прибавила шаг. Она почти бежала.

— Товарищ Дроздова! Не бойтесь меня! Разве я похож на злодея! — голос мужчины звучал просяще.

Елена Владимировна свернула к газону, окаймлявшему справа асфальтовую дорожку набережной. Здесь, в тени плакучих ив, стояли скамейки, все они были заняты. Мужчина подошел к ней почти вплотную и, задыхаясь, проговорил:

— Мне необходимо вам кое-что сказать. Пойдемте к парапету, там и поговорим, да у воды и прохладнее.

— Мне не о чем с вами разговаривать, — Дроздова внимательно посмотрела в лицо мужчины. Испещрено морщинами, умные и цепкие глаза смотрят из-под нависших бровей. Кривой нос придавал лицу насмешливо-печальное выражение.

— Я по поводу передачи, которую вчера записывали на телестудии. Мне совершенно случайно удалось быть там на просмотре — я работаю в студии садовником. — Мужчина закашлял, прикрывая рот несвежим носовым платком. — Зовут меня Илас Бабаевич Ахмедов, женат, у меня пять сыновей и три внука. Так что всеми корнями врос в эту землю, хотя уроженец Казани. Вы имеете время выслушать меня?

— Вы что, по совместительству режиссером или редактором являетесь?

— Зачем смеяться? — Илас Бабаевич сморщился. — В жизни иногда случаются странные вещи… Как вчера. Не успел догнать вас, вы так быстро ушли после записи. Вчера же узнал, где вы работаете, сегодня с утра ждал у входа в трест, за вами в трамвай сел… Извините, что напугал.

— Что же вы хотите сказать? Свое мнение о передаче?

— Э-э-э, — протянул Ахмедов — для меня все передачи на одно лицо, кроме программы «Время». Но ваша всколыхнула меня. — Ахмедов потянул ее за руку. — Пойдемте отсюда: сказать хочу в спокойной обстановке. Приглашаю в кафе, что на набережной. Идет? Там не жарко: потолочные вентиляторы работают.

В кафе неожиданно повезло: оказался свободный столик. Ахмедов заказал две порции мороженого и бутылку минеральной воды.

— Слушайте внимательно и не перебивайте. — Илас Бабаевич знаком показал Дроздовой подвинуться к нему поближе. — Не знаю, был ли когда-то город на Скалистом плато — это дело археологов да историков. Знаю другое: Зубрицкий Алексей не погиб! — Ахмедов расширил глаза, вытянул вперед губы, словно пытался сразу втянуть в себя всю порцию мороженого из металлической чашечки. — Да, да, не погиб! Он пропал в маршруте. Обелиск просто в память ему поставлен. Многие забыли, что — в память.

— Я не сказала, что Зубрицкий погиб.

— Значит, мне показалось?

— Передача состоится завтра, вы сможете убедиться.

— Э-э-э, завтра я в Харьков выезжаю за саженцами необыкновенных роз.

— Но в то же время, если бы Зубрицкий был жив, — он давно объявился бы. Мы даже не знаем, откуда он был родом. Может, живет со своими родными и близкими и не подозревает, что его помнят в Рудничном.

— А вы повстречайтесь с Верой Яковлевной Сазоновой, она кадрами тогда ведала, может, скажет, откуда Зубрицкий приехал. Вера Яковлевна живет на улице Кирова, дом пять, квартира три. Я у нее часто бываю. Кстати, это она предложила памятный обелиск поставить в честь Зубрицкого. В тридцать девятом-сороковом году пришлось и мне поработать в экспедиции Рейкенау. Все специалисты, кроме Зубрицкого, да еще Лосева, немцы были. Алексей нам наряды закрывал, хорошо закрывал, большие деньги мы получали. Когда он пропал, три месяца его искали, целую поисковую группу организовали. Вещи нашли в конце языка снежной лавины: куртку, полевую сумку, компас, пикетажку. Тогда и решили, что искать бесполезно — погиб… Но никто тела не видел, поэтому на памятнике в скобках после цифры «1940» указано «пропал без вести». Ваш рассказ вызвал у меня желание рассказать вам кое о чем… Давным-давно держу это в сердце. Сперва я боялся мести, потом мне никто не верил… Даже на медицинскую комиссию направили. На моей амбулаторной карточке профессор Зубович написал: «После тяжелой контузии на фронте тов. Ахмедов склонен к феерическим заявлениям». О, как сказано! Но вы поверьте мне, я одной ногой там… в могиле. Давайте выйдем, а? — Илас Бабаевич склонил голову.

Вышли на набережную. Ахмедов нашел свободную скамейку, сел, жестом пригласил Дроздову сделать то же самое.

— В двадцать восьмом году я закончил сельскохозяйственный техникум. Поступил на работу в одну из коммун. Работалось хорошо, весело. Новая жизнь широко, размашисто шагала по стране. В коммуне познакомился со своей будущей женой, Верой. Решили свадьбу играть осенью, после уборки урожая. А в конце августа случилось такое, что на долгие годы мою жизнь исковеркало, изломало. — Ахмедов задумался, потом встряхнул головой, будто отгоняя что-то тяжелое, продолжил: — В том году в горах орудовала банда Барса. Так звали ее предводителя. Схватили меня бандиты во время моего очередного объезда кукурузного поля. Поле располагалось неподалеку от леса, оттуда они и выскочили, гады, на конях. Избили меня, связали по рукам и ногам, взвалили на коня — повезли в горы, бросили в сырую землянку на охапку гнилого сена. Стены землянки были какие-то черные. Пригляделся я — это следы крови! Страшно мне стало, ой, как страшно! Под вечер меня освободили от пут, вывели из землянки на допрос. Допрашивал сам Барс — человечек чахоточного вида, голос у него был сиплый. Я молчал. Меня били — я ни слова. Но потом сломался, не выдержал пыток, сказал, где находится склад с семенной пшеницей.

Сожгли его бандиты, а мне после этого возврата назад не было. Прощения не дождался бы. Остался я в банде. Меня в набеги не брали. Я на кухне работал. Банда больше недели на одном месте не задерживалась, переходила с места на место, это делалось скрытно, конечно, но все-таки пришла пора отвечать за все, пришло возмездие.

Осенью тридцать второго банду обложили со всех сторон. Прижали к Скалистому плато. Я, как только начался бой, в суматохе ушел по тропе северного склона. Идти было тяжело, почти невозможно: дул сильный ветер, шел снег, земля, скользкая и холодная, уходила из-под ног. Я знал, что иду навстречу смерти: Скалистое плато безжизненно. Оттуда только одна дорога: вниз, к плоскости, но там — смерть, там возмездие. Глубокой ночью я набрел на какую-то пещеру и забрался в нее. Здесь было относительно тепло и тихо, но и сюда доносились звуки винтовок и буханье орудий: красные добивали банду. Я забылся тяжелым сном. С рассветом двинулся дальше. Местность была знакома: на склонах увалистых гор у западного склона Скалистого плато летом паслась отара овец нашей коммуны. Оставался один путь: перевалить через Главный хребет. Я знал, что для этого сумасшедшего шага у меня не хватит сил, но другого выхода не видел. У самой вершины Скалистого плато Меня остановил дурманящий запах: ветер приносил со стороны Главного хребта аромат жареного мяса! Значит, кто-то есть в этом проклятом богом месте? — подумал я. Но тут же страх с еще большей силой охватил меня. Могла быть засада. Пришлось втиснуться в расщелину и ждать наступления темноты.

Двигался на ощупь. Исцарапал руки об острые камни, сорвал ногти на пальцах. Лицо горело от кинжального ветра, сердце рвалось из груди. Я подполз к месту, откуда шел вкуснейший запах. Это был лаз в пещеру. Слабый свет в ее глубине таял у входа.

Обостренное чувство опасности заставило меня отползти в сторону и ждать утра: обитатели пещеры выйдут из нее хотя бы по своим естественным надобностям. Простите… — Ахмедов замолчал. Острый кадык на его шее застыл. Дроздова прошептала:

— Что было дальше, Илас Бабаевич?

— Утром я заставил себя разлепить смерзшиеся веки. Меня била дрожь, руки и ноги не слушались. Из моего укрытия хорошо был виден вход в пещеру. Наконец, из него вышли двое мужчин. Один был стар, другой — молодой, с виду крепкий, одетый в тулуп. Они разговаривали громко, уверенные в том, что никто их не слышит.

Старый сказал:

— Как хорошо чувствовать себя полубогом, а? Подумать только: мы здесь одни, никто не видит, не слышит нас. И никто сюда подняться не сможет… тропу я завалил вчера ночью хорошеньким взрывом, благо взрывчатки у меня на сотни лет хватит.

Молодой с улыбкой говорил старому:

— Я вам буду по гроб благодарен, Антон Евсеевич! Вы спасли мне жизнь. Когда пойдем к складам?

— Сейчас же. Нам идти в том направлении, — старик показал в сторону Главного хребта.

Я подождал около получаса, пробрался в пещеру… Аллах, аллах, чего только там не было из съестного! Тушенка в банках, копченая колбаса, в большой кастрюле дымился настоящий плов!

С жадностью набросился я на еду, потом, когда утолил голод, решил осмотреть пещеру. Она имела несколько ответвлений. Я выбрал одно из них — самое сухое, спрятался там, предварительно забрав из кучи, наваленной у стены пещеры, несколько грубошерстных солдатских одеял.

Я решил потихоньку переждать время, прийти в себя и спуститься вниз, повиниться, накажут не так строго, как других. Тем более, что будучи в банде, я не сделал ни одного выстрела.

Пещера имела вполне обжитой вид. На полу — ковры, у стены два шкафа, посередине — стол на пузатых ножках, три кровати по стенам.

Я углубился в ответвление метров на пятьдесят. Шел в полной тьме, но идти, к моему удивлению, было легко.

Сколько я спал — на этот вопрос ответить не смогу, но проснулся от чувства голода и жажды. С потолка «моей» обители капала вода, собиралась на полу. Я нагнулся, губами нашел воду, напился. Осторожно пополз к основной пещере. Услышал голоса — замер.

Потом продвинулся ползком так, чтобы мог видеть говорящих.

Они сидели за столом и пили чай. Старый ко мне лицом, молодой — спиной.

Дальше я буду рассказывать почти со стенографической точностью:

Старый. — Да, провидение натолкнуло меня на мысль спуститься по тропе. Очень вовремя нашел вас, привел в себя. Хорошо, что вас не ранило. А вот племянника моего растерзали.

Молодой. — Барс — желанная добыча красных недоносков.

Старый. — А сейчас, Жорж, я вам расскажу одну историю.

Молодой. — Я весь внимание, Антон Евсеевич.

Старый пожевал губами, откашлялся и начал:

— Это случилось в тринадцатом году. Мое имя тогда наводило страх на аборигенов: лесничий, батенька, в этих краях — и царь, и бог. Зимой ко мне, на городскую квартиру, пришел некий Геор Угрюмый, — так звали одного горца, известного на всю округу беспросветной нуждой и оравой детей — их у него было пятнадцать. Пришел и предложил купить вот это, — Антон Евсеевич что-то показал Жоржу. Тот взял вещь в руку и восхищенно крикнул: — Какое чудо!

— Да, великолепная вещь, — горделиво ответил Антон Евсеевич. — Я купил статуэтку за пятьдесят рублей. По тем временам, вы помните, деньги громадные. Геор поблагодарил меня и сказал, что есть у него еще старинное блюдо. По-преданию, сказал он, на этом блюде начертан план расположения пещер на Скалистом плато, указаны и те из них, в которых древние мастера, уходя от преследования со стороны орд Тимура, попрятали несметные сокровища. Он принес мне блюдо через неделю.

Я на другой же день поднялся на Скалистое плато и стал шаг за шагом проверять правильность нанесения на блюде различных значков. Вернее, соответствие значков выходам пещер. И что вы думаете? Все совпало! Но все входы в пещеры оказались замурованными так, что даже взрывчатка не помогла. А взрывчатки в складах до двух тонн… Склады оборудовали в пещерах. Три склада. Так что здесь на Скалистом плато, можно целый год полк кормить, одевать, обувать. Да и вооружить можно. Вы, видимо, знаете, что мой племянник, Яков Судомойкин, он же Барс, кормился из этих складов?

— Он мне о них не говорил.

— Скрытен был, но однажды сказал: если погибну, — раскрой тайну Скалистого плато моему начальнику штаба Жоржу… Жаль, не смог он прорваться сюда на этот раз… Отсель еще долгие годы можно грозить Советам. Но уходить надо. Красные без прочесывания местности не уйдут из района Скалистого плато.

— Обнаружат эту пещеру?

— И-и-и, молодой человек, вы плохо еще знаете меня, Антона Евсеевича Стехова! Все готово, чтобы навеки похоронить вход в пещеру под глыбами взорванного известняка.

Ахмедов съежился, в глазах его промелькнул испуг — отголосок того состояния, Что он испытал при словах Стехова. Он глубоко затянулся горьким дымом и продолжил:

— У меня все внутри как бы провалилось: они взорвут вход в пещеру, я останусь в ней заживо погребенным. Что же мне было делать? Сперва я решил выйти из укрытия и сдаться им на милость, но в последний момент решился на хитрость: пока они сидят и пьют чай, вход в пещеру не находится в зоне их внимания. Если бесшумно проползти вдоль стены пещеры, укрываясь за отдельными глыбами камней и за сталагмитами, можно выбраться на поверхность. Но они, не ведая того, сами помогли мне благополучно выбраться из пещеры. Дальше события разворачивались следующим образом, — Ахмедов прищурился, разгоняя раскрытой ладонью дым от сигареты, — Стехов спросил у Жоржа:

— Вы часто бывали в Пригорске?

— Всего два раза.

— Значит, вас там мало кто в лицо знает?

— Знакомых там нет и не было.

— Прекрасно! Вам легко будет легализоваться… Но я еще не закончил о блюде. Дело в том, что оно исчезло, его у меня кто-то украл. Подозреваю, что инженер Рейкенау: работал такой спец в Рудничном в шестнадцатом году. Я, старый идиот, не додумался перенести план, начертанный на блюде, на бумагу…

Но мне говорил мой знакомый, что видел нечто подобное в городе Д. У кого? Придется выяснить. Но для начала вам необходимо легализоваться, совершить какой-нибудь не слишком строго наказуемый проступок, отсидеть год-два в колонии, освободиться с настоящими документами… А пока выбирайте любой паспорт! — Стехов вытащил из ящика стола пачку книжек, разложил их перед Жоржем. — Все подлинные. У кого — купил, у кого — украл.

Жорж минут десять рассматривал паспорта, потом протянул один из них Стехову. Тот крякнул от удовольствия и сказал:

— Прекрасно! Имя и отчество совпадают с вашими — легко будет отзываться, а к фамилии привыкнете. Знакомая многим фамилия, тургеневская. Ну, а теперь — в путь! Для нас сейчас главное: добраться до Пригорска.

— Но завал…

— Не беспокойтесь, Жорж, я знаю другую дорогу. Ею пользовались, по моему разумению, знатные люди древнего города. — Стехов встал и направился в сторону точки разветвлений двух рукавов пещеры. В правом рукаве укрывался я. Они вошли в левый. Как только смолкли шаги, я метнулся к выходу из пещеры, вскарабкался наверх, спрятался в глубокой расщелине. Отдохнув, поднялся на вершину плато, уходя все дальше и дальше от опасного для меня места. Примерно через час раздался грохот. Я понял: Стехов и Жорж, взорвав вход в пещеру, ушли.

Не буду говорить о той ужасной ночи, что пришлось мне провести на Скалистом плато. Я и раньше слыхивал, что там с наступлением ночи кричит горный дьявол. Не верил — сказки! Но разве можно не верить самому себе? Я слышал этот крик — и до сих пор испытываю ужас, когда его вспоминаю. На рассвете я спустился по северному склону плато, перебрался через завал — тут же меня арестовали. Потом суд, срок. Освободился, женился…

— Но вы на суде рассказали о Стехове, о Жорже?

— Да. Стехов и Жорж погибли, спускаясь с гор. Так было сказано на суде.

Из банды Барса в живых остался только я. Вот и все, что я хотел вам рассказать.

— А вы этого Жоржа в банде не встречали?

— Не могу сказать. В пещере Стехова видел его со спины. Общий облик? Высокий, стройный, держался по-командирски. Извините, Елена Владимировна, утомил я вас. Но передача многое мне напомнила из прошлой жизни.

— В такое поверить трудно, — покачала головой Дроздова, — но я о разговоре с вами поведаю одному товарищу… Он следователь, юрист.

— Спасибо, спасибо! — Ахмедов собрал морщинки в уголках глаз. — Дай бог вам здоровья. — Ислам Бабаевич церемонно пожал ей руку и ушел шаркающей походкой.

…В час дня Туриев пришел к Вермишеву. Борис чувствовал дикую усталость: сказывается напряжение последних дней. Дмитрий Лукич отметил про себя, что Борис осунулся, под глазами легли тени.

— Только что позвонил Гронис, — встретил он Туриева сообщением, — задержан помощник Луцаса, некий Парамонов Илья Сафронович. Показал нечто интересное. Завтра Гронис с ним вылетают к нам… Что у тебя?

— А меня ждет вертолет, лечу в Рудничный, надо обстоятельно поговорить с проходчиками. Харебов не во всем разобрался, молодой, неопытный. Разговор касается Васина. Кстати, сегодня он и его друг — журналист придут к нам в гости.

Раздался звонок. Вермишев на миг приложил трубку к уху, тут же передал ее Туриеву.

— Как тебе не стыдно? — звучал ликующий голос Елены. — Давно в городе, а не звонишь. Я получила отпускные… И еще у меня есть для тебя кое-что очень важное.

— А я лечу в Рудничный. Вечером буду. Во сколько передача?

— В двадцать сорок, — обиженно ответила Дроздова, — мог бы и завтра полететь.

— Не надо, Леночка, работа есть работа, — в голосе Туриева послышалось Дроздовой несвойственное ему раздражение. Она испугалась этого и уже мягче сказала:

— Счастливого полета. Если найдешь время, — зайди в мою комнату в общежитии, в тумбочке в целлофановом пакете лежит костюмчик, я его давно Олежке купила. Привези его. Васин и Орлов придут в семь вечера.

— Постараюсь быть, — он положил трубку…

…Чтобы попасть к устью штольни «Бачита», надо у того места, где было найдено тело Луцаса, свернуть вправо, метров триста пройти по крутому берегу быстрой горной речки вверх по течению и у каменной осыпи по узкому мосточку перейти на тот берег. Здесь — осыпь, застывший поток зеленовато-серых глыб, покрытых островками желтоватого лишайника. Разогретый солнцем камень источает едва уловимый аромат, напоминающий запах ландыша. В воздухе висит серебристая паутина, она ложится на плечи, осторожно касается лица. За осыпью, в лесу тихо и прохладно, ноги утопают в толстом ковре прошлогодних листьев, не успевших истлеть.

Борис идет один. Не часто ему выпадают такие вот минуты: идти по лесу вдоль речки. Час назад он был в Пригорске, — а сейчас — один на один с природой, тишиной. Как редко ему выпадает такое! Он знает, что предупрежденные по рации проходчики не уйдут на обед, будут ждать его. Хотя и идти-то им недалеко — в нескольких десятках метров от устья штольни стоит их палатка.

Под ногами — шаткий мостик. Между широкими щелями досок видна стремительно бегущая вода, прозрачная до такой степени, что на дне реки виден каждый камушек. Под мостом — царство огромных глыб. Упадешь — не сдобровать.

Проходчик Зурапов сидел на опрокинутой вагонетке. Туриев пожал ему руку, с удовольствием отметив про себя, что такие крепкие пальцы могут и крепко работать.

Борис присел рядом с Зураповым.

— Магомет, вы хорошо помните тот день, когда у склона Скалистого плато был убит человек?

Зурапов пожевал губами, сморщил лоб, почесал его.

— Как вам сказать? Ничего особенного в тот день не произошло, так что и запоминать его было не за что. Но нашли убитого — и невольно на память стали приходить кое-какие детали.

— Именно?

Магомет не успел ответить. К вагонетке подошли остальные проходчики в брезентовых робах, в непомерно больших сапогах. Каждый из них, пожимая руку Туриева, называл себя по имени и фамилии.

— Рассаживайтесь, ребята, — обратился к ним Туриев, — мы все на вагонетке уместимся. Уже пообедали?

— Да нет, — улыбнулся Вася Кирилкин, — поговорим с вами — вместе и пообедаем. У нас сегодня рыба жареная. Ирбек Кобесов наловил. Целых двадцать две штуки. Он во вторую смену заступает, так что времени было достаточно, чтобы сбегать в Рудничный и купить там форель в ресторане. Не пожалел денег, ха-ха-ха!

Проходчики подхватили смех Кирилкина, чувствовалось, что Ирбек — их общий любимец. Самый молодой, он смущенно переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать в ответ.

— Садись-ка рядом, — Туриев хлопнул ладонью по гулкому железу.

— Спасибо, сидеть не люблю.

— У него боевая рана. В отрочестве на бахче получил заряд соли! — снова рассмеялся Кирилкин. — Он у нас опытный человек.

— Шутки в сторону, ребята, — прервал Борис. — Итак, слушаю вас, Зурапов. О каких деталях вы хотели сказать?

Магомет оглядел своих товарищей. Ирбек первым догадался и протянул ему сигарету. Зурапов закурил и начал:

— Неподалеку от нас расположен ледник, на склоне горы Каурбек-хох. После полудня оттуда часто доносятся звуки, напоминающие громкие щелчки. Это от языка ледника отрываются глыбы льда, падают с крутого обрыва в реку. Особенно много таких щелчков было прошлым летом: жаркое солнце, отсутствие дождей. Так вот, в тот день не только я, но и Сеня Дзусов… Мы оба обратили внимание, что самый последний щелчок, который мы услышали, напоминал выстрел, и раздался он почему-то снизу, оттуда, — Зурапов махнул рукой в сторону Рудничного. Сеня мне сказал: «Магомет, кто-то из винтовки выстрелил, у меня слух верный». Я ему в ответ: «Не видишь, тучи собрались? Это гром». Прошло примерно полчаса. Смотрим, Васин Игорь Иванович бежит к штольне. Пробежал мимо нас и стал снимать с себя одежду, мы ему принялись помогать. Разделся он до нижнего белья, трясется от холода, я ему сухую робу принес.

— И еще деталь, — вставил Зурапов, — в тот день Ирбек, как обычно, с утра пошел на речку счастья рыбацкого искать, но пусть он сам расскажет…

Туриев ободряюще улыбнулся молодому проходчику. Ирбек слегка заикался и, видимо, стеснялся этого незначительного изъяна своей речи.

— У нас, у р-рыбаков, есть с-вои места, где м-мы лло-вим рыбу. И никому об этом не говорим: секрет. Но м-меня в т-тот день один пож-жилой высокий мужчина послал в-вниз по течению, сказав, что там есть одна запруда… Я наловил в тот день много рыбы. 3-зачем меня туда послал тот мужчина? Он выглядел очень беспокойным. У него в кукане ни одной рыбешки не было, а мне про запруду сказал. Дождь меня там застал. Больше старика того не видел.

— В котором часу Васин отлучился из штольни?

— Примерно в три часа дня. Ну да, в три. Мы совершили отладку, ждали, когда забой проветрится. Кстати, у нас очень плохо работает вентиляционная установка, товарищ Туриев, вы бы посодействовали…

— Дождь здесь шел сильный?

— У нас никакого дождя не было. Он стеной прошел за склоном. Поэтому мы очень удивились, когда Васин появился в мокрой одежде.

— Он сказал нам, что упал с мостика, — вступил в разговор Шилов, невысокий, плотный мужчина средних лет. — Мы посмеялись над его неловкостью. Игорь Иванович — хороший человек, шутки понимает.

— Еще что запомнилось?

— Ничего. Кроме того, как лесник Абалов прибежал к нам бледный и принялся звонить в Рудничный.

— Спасибо, ребята. Прошу вас: разговор остается между нами. Так надо.

— Только вы зря Смолина и Чарыева арестовали. Эти ребята не пойдут на преступление. Что пьют не в меру — правда, но чтобы поднять руку на человека… На такое ни тот, ни другой не способны. Души у них мягкие, добрые.

— Ничего, разберемся во всем. А теперь мне пора возвращаться в Пригорск.

— А как же совместный обед? — обиделся Кирилкин. — Возьмите хотя бы несколько рыбешек. В городе форели нет сейчас — это я точно знаю. Ирбек! Принеси!

— Спасибо, ребята. Я домой поздно попаду. Как-нибудь в следующий раз специально приеду на жареную форель, — возразил Туриев, — мне пора в Рудничный: вертолет ждет. — Борис с каждым попрощался за руку, направился к мосточку.

— Погодите! — Его остановил Дзусов. — Отвезу вас на мотоцикле. За четверть часа домчу. Моя «Ява» прекрасно бегает по горам.

— Согласен. Время мне дорого. Надо успеть в Пригорск засветло.

Туриев и Дзусов перешли на другой берег речки, мотоцикл стоял в маленькой сухой пещерке. Дзусов уверенно нажал на педаль…

Васин… Явился в штольню в мокрой одежде. Легче всего объяснить это обстоятельство тем, что упал в речку. Если отбросить непредвиденное купание уважаемого Игоря Ивановича, то остается одно: Васин попал под дождь. Ливень прошел полосой за поворотом. Следовательно, геолог находился в районе убийства Луцаса. Если так, то почему скрыл?

А может, Васин после отпалки ушел в Рудничный и, возвращаясь к месту работы, был застигнут ливнем? В мыслях вырисовывается заманчивая картина: Васин ждет выстрела, Луцас — убит. Игорь Иванович уже под дождем лихорадочно собирает вещи убитого, чтобы спрятать их.

«Э-э-э, молодой человек, — одергивает себя Туриев, — не увлекайтесь!»

Опасно заниматься обобщениями, имея в распоряжении просто очевидный факт: человек пришел в штольню в мокрой одежде.

Но как бы там ни было, с Васиным надо побеседовать. Как бы там ни было… Ни в коем случае не подозревать, но деликатно поговорить.

Это можно сделать дома: Васин и Орлов придут к ним для коллективного просмотра передачи, в которой принимает участие Дроздова.

«Обижается на меня: не беру ее в помощники, — с улыбкой подумал Борис, — хотя понять ее можно…»

…А у Лены возник и окреп план: она сама займется судьбой Зубрицкого. Ведь это не имеет отношения к делу об убийстве, которое ведет Борис. Она сделает это в тайне от всех. Выяснит, откуда приехал Зубрицкий, есть ли у него родственники. Отец не раз говорил об Алексее. И даже вспоминал незадолго до смерти. Завтра она пойдет к Вере Яковлевне, благо та живет совсем неподалеку от дома Бориса. Надо выяснить обстоятельства гибели Алексея… Гибели? Нет, такую сложную задачу она не может ставить перед собой. Достаточно, если найдет его родственников. Раздобыть у них, если таковые обнаружатся, фотографию молодого геолога, чтобы на памятнике был портрет.

А рассказ Ахмедова — подтверждение того, что в районе Скалистого плато были построены военные склады. Если это не так, то откуда в той пещере взялись солдатские одеяла, банки говяжьей тушенки и прочее. А намек Стехова на две тонны взрывчатки, на то, что провизией, хранящейся в складах, можно целый год кормить полк солдат?

Борису и Вермишеву, конечно, не до поисков складов, не до исследования в районе Скалистого плато. Это сделают они с Васиным, когда начнутся планомерные работы. А что, если пойти туда через несколько дней? Нет, Борис не позволит, да и опасно. Человека убили на подходе к тропе, ведущей на плато. Видимо, кому-то не хочется, чтобы туда поднимались. Но почему? Может быть, кто-то узнал тайну пещер плато, выяснил, где находятся сокровища? Может быть, отец был прав? От этой мысли Елена почувствовала в груди холодок — так бывает всегда, когда она ждет хоть какого-нибудь ответа на сложные вопросы.

Конечно, трудно, почти невозможно через многие и многие годы найти истину. Но она ведь, эта истина, одна.

Когда Дроздова свернула с моста в Хлебный переулок, она увидела Васина и Орлова: они подходили к их дому с противоположной стороны.

Игорь Иванович держал в руках огромную коробку: торт. Какой он все-таки внимательный! Несколько месяцев назад они с Дроздовой работали над разрезом. Уже давно закончился рабочий день, в геологическом отделе было пусто и тихо. Васин спросил у нее, что она любит.

Дроздова ответила.

— Цветы и пирожное.

Итак, торт — в руках Васина, великолепный букет алых роз у Орлова.

Мужчины заметили Елену Владимировну, остановились у подъезда дома. Она подошла к ним, благодарно, чуточку смущенно, посмотрела на Васина:

— Спасибо, Игорь Иванович. Право, я не заслужила такой роскоши. И вам спасибо, Лев Петрович. Милости прошу! — Дроздова открыла дверь, пропуская вперед гостей.

Евгения Дорофеевна укоризненно посмотрела на Елену и сказала:

— Разве так поступают? Пригласили людей, а сами носа не кажут. Проходите в комнату, — обратилась она к мужчинам. — Леночке объявляю выговор.

— Выговор принимается! — пролепетала Лена.

— Ох и лиса же ты! Настоящая Патрикеевна. — Евгения Дорофеевна рассмеялась. — Займи гостей, а я потихоньку накрою на стол. О Борьке не спрашиваю: у него, конечно, неотложные дела.

— Он придет. Обещал, — успокоила ее Дроздова.

Васин и Орлов расположились на диване.

Лев Петрович заинтересованно рассматривал книжные полки.

— Люблю копаться в книгах. Позвольте?

— Нет, нет, — перебил его Игорь Иванович, дотронувшись до плеча, — пусть Елена Владимировна нам сыграет что-нибудь. Такой замечательный сегодня вечер, музыка просто необходима.

Лев Петрович подошел к роялю, откинул крышку.

Лена спросила:

— Что бы вы хотели послушать?

Орлов потянул за руку Васина:

— Игорек, споем «Темную ночь». Помнишь, в конце сорок четвертого в нашу часть доставили фильм «Два бойца»? Песню эту запели сразу, взяла она в полон души воинов. Вы, Елена Владимировна, ведите аккомпанемент как можно тише, хорошо? Какие у нас голоса? Шептуны мы, а не певцы.

Когда смолкла последняя музыкальная фраза, раздался тихий голос Евгении Дорофеевны:

— Так по радио не поют, и по телевидению тоже… Душевно исполнили.

— Ах, как хорошо, что вы вспомнили телевидение? — воскликнула Дроздова. — Через пять минут начнется передача. — Она включила телевизор, объявила, бахвалясь: — Сейчас вы будете иметь счастье лицезреть новую телезвезду.

Евгения Дорофеевна погасила свет. В глубине комнаты возник титр: «Природа и мы».

Сюжет Дроздовой шел последним, диктор представил ее молодым специалистом, на что Елена громко хмыкнула. Игорь Иванович недовольно буркнул:

— Разве плохо, когда тебя называют молодым?

Елена придирчиво искала изъяны в своем выступлении. В студии ей было не до этого. Сейчас, сидя в удобном кресле, она заметила, что волнуется, глотает слова, слишком напряженно смотрит в камеру. Но рассказ получился. И Дроздова еще раз пожалела, что на экране телевизора не возник портрет Зубрицкого, о котором она сказала немало добрых слов.

— Жаль, Борис не посмотрел на свою красавицу, — проговорила Евгения Дорофеевна и тяжело поднялась со стула.

Васин и Орлов пересели на диван, расставив на доске шахматы.

— Никаких шахмат! — возмутилась Дроздова — Удивительный нюх у мужчин на эти фигуры. И где вы их нашли?

— На подоконнике, это было сделать совсем легко, — рассмеялся Орлов и смахнул фигуры с доски. — Сядем, Игорек, за стол. Я, признаться, проголодался.

Ровно в девять Васин ловко открыл бутылку шампанского, наполнил бокалы. Евгения Дорофеевна пришла со стаканом молока.

Лев Петрович вырос над столом, несколько секунд полюбовался игрой пузырьков в янтарной жидкости, сказал:

— По роду моей службы мне приходится встречаться с разными людьми, чаще — с хорошими. Сегодня — встреча особая, встреча с моим давним другом еще с военных лет. Придет время, — много интересного вы узнаете о нем. А сейчас давайте выпьем за наших прекрасных хозяек!

— Что от нас скрывает Игорь Иванович? — спросила Дроздова, когда бокалы опустели. — Еще одна награда?

— Не торопите события, — с нажимом ответил Орлов. Васин почему-то хмуро посмотрел на него.

Борис явился около одиннадцати вечера. Он скрывал, что усталость валит его с ног, но Евгения Дорофеевна сразу поняла и, извинившись перед гостями, попросила Бориса пойти с нею в маленькую комнату — в ту, в которой Борис обычно отдыхал.

Борис покачал головой, улыбнулся и сказал:

— Не до отдыха, мама. Налей-ка мне кофе, да покрепче.

Лев Петрович и Васин стали прощаться, видя усталость хозяина. Однако Туриев остановил их и обратился к Васину:

— Игорь Иванович, я только что побывал у замечательного человека. Есть такой топограф Арсентьев Дмитрий Степанович. Без правой ноги, пятьдесят лет, но до сих пор работает, в основном в горах. Так вот, у него есть детальный план Скалистого плато, изданный в тридцать восьмом году, больше он не издавался. Я знаю, что в фондах геологоразведочной партии его нет. Борис вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги, развернул его. Яркие краски плана-карты сочно отпечатались на белоснежной скатерти. — Думаю, вам он пригодится, когда начнете разведку на плато. — Я — молодец?

— Вот умница! — воскликнула Дроздова.

— От души, — пробормотал Васин и пожал руку Бориса. — Ну, нам пора, завтра и я, и Лев Петрович отчаливаем.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, Игорь Иванович, — Туриев допил кофе, встал. Они пошли в маленькую комнату, присели на самодельную кушетку: Борис собрал ее из досок, приклеил поролон, закрыл бараканом — получилось так себе. Однако отдыхать на этой кушетке он любил.

Туриев предложил Васину сигарету, закурили. Васин испытующе смотрел на молчащего Туриева, стараясь понять, для чего он оторвал его от других. Борис несколько раз затянулся, придавил окурок в черепаховой пепельнице, спросил напрямую.

— Игорь Иванович, как вы провели… июля?

Игорь не удивился, сказал обыденно.

— Ординарно. Но я запомнил тот день потому, что он отмечен убийством человека… С утра, как всегда, документировал забой, потом проходчики приступили к бурению шпуров. Где-то около двух часов дня заложили заряды, произвели отпалку. Как вы знаете, после нее штольня становится на проветривание. Я решил за это время немножко отдохнуть. Работы было много, уставал сильно, возраст уже говорит о себе…

— Да вы же еще молоды.

— Сорок шесть стукнуло. Но война много здоровья отняла… Ну, пошел я в лес. С книжкой. Очень интересной. Называется «Думы о русском слове» Югова. Этакий литературоведческий детектив. Автор, к примеру, пытается доказать, что герой поэмы Гомера «Илиада» Ахилл был русского происхождения. На лесной опушке набрел я на стожок сена. Привалился к нему и уснул… Проснулся от грохота — гроза надвигается. И — бегом к штольне: подумал, вот-вот дождь застигнет. Поторопился себе на беду… При переходе через мостик упал в речку, принял холодную ванну. Дождь-то стороной прошел.

Никаких следов волнений на лице Васина Борис не заметил. Оно было спокойно, даже величаво. Седеющая борода мягко оттеняла коричневатый цвет лица, карие глаза внимательно смотрела из-под прямых бровей.

— С какими материалами о Скалистом плато вы знакомы? Много пришлось прочитать об этом месте?

— Трудно сразу ответить. Читал все, что под руку попадало.

— Вы бежали из концлагеря Обензее в апреле сорок пятого года? Вас было трое?

— Да.

— Никого из этих двух вы не знали в пору молодости? — Туриев подал Васину фотографии Луцаса и Клунникова. Игорь Иванович, не торопясь, надел очки.

— Эту фотографию вы мне показывали, — он отложил карточку Луцаса, — помните, в геологическом кабинете партии? Его я не знал… И этого человека, вернее, его снимок вижу впервые в жизни. Нет, похожих на этих людей знакомых у меня никогда не было.

— Представьте себе, они тоже бежали из лагеря Обензее и тоже в апреле сорок пятого года, с ними был еще один товарищ, его в лагере звали Виктором.

— Мы бежали глубокой ночью. Я, Сыромятников, Ильягуев… Два дня уходили от погони, Сыромятников погиб — утонул в горной реке, через которую мы перебирались.

— Когда вышли к нашим?

— Двадцать второго апреля. В день рождения Владимира Ильича.

— Почему вы носите бороду? Скрываете шрам?

— Странный вопрос… Ношу потому, что мне нравится, никакого шрама у меня нет.

— Почему приехали на работу именно сюда? Ведь на Алтае вы занимали более высокое положение, да и работа там была много интереснее.

Васин обиженно поджал губы, помолчал, потом у него вырвалось:

— Борис Семенович! Разве так можно обращаться с гостями?! Если необходимо меня допросить, вызывайте в рабочий кабинет. Больше на ваши вопросы отвечать не буду.

— Дорогой Игорь Иванович! Я расследую дело об убийстве человека, который, по фатальному совпадению, тоже бежал из лагеря Обензее, и тоже в апреле сорок пятого года, и тоже в компании двух товарищей… Как вы поступили бы на моем месте? Ведь меня интересует каждый штрих его биографии, каждое его знакомство. Хорошо, оставим его в покое, я верю вам. Ильягуев жив?

— Если бы верили, не спрашивали бы дальше. Жив, жив! Живет в Москве, заведует кафедрой в одном из институтов, мы с ним встречаемся!

— И все-таки… Почему вы приехали на работу сюда? Вас поманило Скалистое плато? И только потому, что вы надеетесь открыть там золоторудное месторождение. Это правильно?

— Не совсем… Это — моя личная тайна. Я ее ни перед кем не открою.

— Елена Владимировна — хороший специалист? — без всякой связи с предыдущим спросил Туриев.

— Минералог — да. Что касается ее чисто геологических способностей, способностей геолога-поисковика, ничего сказать не могу, для этого надо вместе побывать в поле.

— Вы ведь знакомы с результатами экспедиции Рейкенау, как вы относитесь к особому мнению эксперта Лосева?

— Отец Елены Владимировны аргументировано сделал вывод о том, что Рейкенау не совсем… гм… чистоплотно провел изыскания. Не вина Лосева в том, что его мнение осталось гласом вопиющего в пустыне… Мне не нравится наш разговор… Вы меня все-таки в чем-то подозреваете.

— Не обижайтесь, я выполняю свой долг. А вызывать вас официально, честное слово, считал себя не вправе. Да если б что-то серьезное, кто бы вам позволил отправиться в Свердловск, — шутливо заметил Борис.

Елена Владимировна встревожено посмотрела на Бориса и Васина, когда они вышли из комнаты…

На следующий день Борису позвонил Заров.

— Здравствуйте, Борис Семенович. Знаю, что заняты, но уж простите старика, не могу не поделиться впечатлением. Видели выступление Дроздовой по телевидению?.. Какова, а? Молодец! Так заинтересовать Скалистым плато! Талант! Я думаю, теперь займутся этим местом? А?

— Уже заинтересовались. Собираются послать экспедицию.

— Да? — Наступила маленькая пауза. — И когда же?

— У них свои планы, нас в это не посвящают, Георгий Николаевич. Думаю, надолго откладывать не будут.

— А вы, случайно, не знаете эту Дроздову?

— Знаю, и не случайно, — засмеялся Борис. — Моя невеста.

— Ваша невеста? — оторопело промолвил Заров. — Поздравляю, поздравляю, красавица, — как-то скороговоркой и немного растерянно проговорил Заров. — Вы счастливый! Вот теперь и ваш интерес к Скалистому плато будет удовлетворен.

— А ваш? — невольно резко вырвалось у Бориса, но он тут же попытался смягчить тон: — Вы ведь столько знаете о нем…

Вроде ничего не было в этом разговоре настораживающего. Как раз наоборот. Но каким-то шестым чувством Борис угадал тревогу Зарова. Вспомнил, почему Луцас в Д. интересовался Заровым. И тот пожилой рыбак без единой рыбешки в кукане, который указал Ирбеку «злачное» место в реке, похоже, был Заровым. Но он, Борис, сколько угодно может подозревать, а улик против него нет. Все-таки не мешало бы заполучить на всякий случай отпечатки его пальцев.