МОШЕННИК ЧЖАО И ЕГО ДРУЖКИ

Полное название «Четвертый Сун устроил большие неприятности Чжану по прозвищу Жадная Утроба». — Фэн Мэнлун. Гуцзинь сяошо. Повесть № 36.

Утекут и вернутся деньги —

поистине, словно вода.

Не пекись о своем достатке,

помогай убогим всегда.

На сад Ши Чуна[173] взгляните:

он звался Долиной Златой,

А ныне беседки в колючках,

все заросло травой.

Рассказывают, что в годы династии Цзинь[174] жил некий Ши Чун, со вторым именем Цзилунь. До того как Ши Чун разбогател и к нему пришла слава, он промышлял на реке рыбной ловлей, добывая рыбу с помощью лука. Как-то в третью стражу[175] он услышал, будто что-то шлепнулось возле борта суденышка.

— Цзилунь, спаси меня, — послышался голос.

Ши Чун, выглянув из-за бамбукового занавеса, увидел старца, стоявшего в воде, залитой лунным светом.

— Что случилось? — удивился Ши Чун. — Из-за чего ты пришел сюда среди ночи?

— Спаси меня! — повторил старец.

Ши Чун велел ему лезть в лодку и вновь спросил, в чем дело.

— Я не простой смертный, а царь драконов и обитаю в верховьях реки, — сказал старец. — Ныне я постарел и одряхлел, и теперь молодой дракон, что живет в низовьях, вызвал меня на поединок. В нескольких схватках я проиграл ему. Да, стар я стал и бессилен и, видно, спокойствия в жизни уж более не найду… Завтра по нашему уговору вновь начнется великая схватка, но я чую, что опять ему уступлю… Я пришел просить у тебя помощи, Цзилунь. В полдень, когда будешь рыбачить, ты заметишь двух больших дерущихся рыб. Впереди буду я, а рыбина, что меня будет преследовать, — мой супостат. Прошу тебя, натяни изо всей силы лук и пусти стрелу во врага моего — молодого дракона. Убей его, и я щедро тебя отблагодарю.

Ши Чун согласился, а старец, простившись, вошел в воду и исчез.

Ши Чун с утра приготовил свой лук и стрелы. И верно, в полдень он заметил двух крупных рыбин, которые мчались одна за другой по реке. Ши Чун натянул тетиву, прицелился и выстрелил. Стрела полетела, как ветер, и пронзила брюхо той, что была позади. Вода вмиг окрасилась кровью, и мертвая рыбина всплыла на поверхность. Ветер сразу же стих, волны улеглись, и все вокруг стало обычным.

Ночью в третью стражу раздался стук о борт лодки. Это пришел старец.

— Благодаря твоей помощи я, наконец, обрел спокойствие, — сказал он. — Слушай меня! Завтра в полдень останови свою лодку у подножия горы Цзяншань[176]. Там, под седьмой ивой, что растет на южном берегу, тебя ждет богатство. — И старец исчез.

На следующий день Ши Чун приплыл к горе Цзяншань и поднялся на берег возле ивы. Вдруг видит, из воды вылезают три беса. Они потянули его суденышко куда-то в сторону, а через некоторое время пригнали обратно, нагруженное золотом, серебром, драгоценными каменьями и нефритом. И тут Ши Чун увидел старца, появившегося из воды.

— Если когда-нибудь понадобятся деньги, подгони лодку к этому месту и жди, через какое-то время ты их получишь, — сказал он и, простившись, исчез.

С тех пор Ши Чун много раз подъезжал к берегу, поросшему ивняком, и всякий раз лодка уходила, нагруженная до краев. Очень скоро Ши Чун собрал столько богатств, что им мог бы позавидовать даже императорский двор. Драгоценные безделицы помогли ему добиться расположения многих влиятельных лиц, и вскорости ему пожаловали звание тайвэя. Ши Чун имел, кажется, все что хотел: богатство, почет. Он был на короткой ноге с вельможами двора и государевыми родственниками. В городе он построил себе большой дом, в котором парчовые пологи достигали длины не менее десяти ли. Позади дома разбил сад Цзиньгуюань, что значит Золотая Долина, застроенный беседками и павильонами. За шесть мер крупных жемчужин он купил себе вторую жену Люйчжу, а с нею — наложниц и служанок. Он проводил с ними время с утра и до вечера, жил беззаботно и весело. Такое богатство и роскошь, что его окружали, трудно найти не только среди людей, но даже и на самих небесах.

Однажды Ши Чун устроил пир, пригласив лишь одного человека — Ван Кая, младшего брата вдовствующей императрицы. Когда гость и хозяин изрядно захмелели, Ши Чун позвал Люйчжу и приказал ей прислуживать за ужином. Необыкновенная красота молодой женщины привела гостя в восхищение и вызвала страстное желание. Но пиршество подошло к концу. Ван Кай, поблагодарив за угощение, отправился домой. Ослепленный внезапной страстью к Люйчжу, он сетовал на то, что ему, наверное, больше не доведется увидеть красавицу.

Надо вам знать, что Ван Кай и Ши Чун постоянно хвастались друг перед другом своими богатствами, но Ван Кай был гораздо беднее и в душе завидовал приятелю. В его голове роились недобрые замыслы, как погубить соперника, однако осуществить их ему до сих пор не хватало духу. Как-никак, а Ши Чун непрестанно оказывал ему знаки внимания.

Однажды императрица пригласила Ван Кая на пиршество. В разговоре с сестрой Ван Кай, будто случайно смахнув слезу, удрученно сказал:

— В нашем городе по-настоящему есть лишь один богач, который владеет несметными сокровищами и разными диковинными ценностями. Всякий раз, когда он приглашает меня на пирушку, мы начинаем спорить о том, кто из нас богаче, но у меня нет и сотой доли того, что есть у него. Дорогая сестра, уважь братца — поддержи меня в этом споре. Пожалуйста, выдай мне из казны какую-нибудь диковину, чтобы я смог пристыдить соперника.

Сестра позвала евнуха-хранителя государевой сокровищницы и велела принести самую большую драгоценность — коралл в три чи и восемь цуней высотой, похожий на дерево. Драгоценность отнесли в дом Ван Кая, о чем, кстати сказать, даже не уведомили молодого императора.

Поблагодарив сестру, Ван Кай вернулся домой. Он завесил коралл чехлом из сычуаньской парчи, а на следующий день приказал слугам отнести его в беседку Сада Золотой Долины и накрыть там стол с редкими яствами. Когда все было подготовлено, он послал за Ши Чуном.

— Есть у меня одна драгоценность, которую мне не терпится вам показать, — сказал Ван Кай, когда они успели уже захмелеть. — Только, пожалуйста, не смейтесь!

Слуги сняли парчовый чехол.

Взглянув на диковинный коралл, Ши Чун ухмыльнулся и вдруг ударил по нему палкой. Дерево рассыпалось на куски.

— Что вы сделали! — вскричал насмерть перепуганный Ван Кай. — Это же самая большая драгоценность государственной казны! Вы из зависти разбили драгоценное древо, побоявшись, что больше не сможете тягаться со мной!

— Разве это драгоценность? — рассмеялся Ши Чун. — Стоит ли по ней горевать? — И он повел гостя в дальний конец сада, где стояло больше тридцати коралловых деревьев высотой в семь-восемь чи. Ши Чун отобрал одно из них в три чи и восемь цуней и отдал гостю, чтобы тот вернул его в казну, а второе, более крупное древо он подарил Ван Каю. Посрамленный гость удалился, еще раз убедившись, что всех богатств страны, как видно, не хватит, чтобы сравниться с богатством Ши Чуна. Зависть его вспыхнула с новой силой.

Однажды на приеме у Сына Неба Ван Кай сказал:

— Ваше величество! Некий Ши Чун, имеющий должность тайвэя, владеет богатствами, которые могут поспорить с сокровищами всего нашего государства. И даже я, носящий титул вана[177], не в состоянии превзойти богача во всех приятностях жизни. Мне кажется, что, если вовремя не избавиться от этого человека, может случиться все что угодно.

Сын Неба согласился с таким мнением родственника и повелел государевой страже схватить Ши Чуна и бросить в темницу, а все его богатства передать в казну. Ван Кай думал лишь о том, как поскорее заполучить красавицу Люйчжу и сделать ее своей наложницей. Он наказал солдатам окружить дом соперника и задержать женщину. Но Люйчжу решила иначе: «Мой супруг пострадал из-за навета Ван Кая, и я даже не знаю, что с ним сталось. А сейчас негодяй хочет завладеть мною. Нет, я ему не подчинюсь. Лучше умру!»

Так решила красавица и выбросилась из башни, стоявшей в Саду Золотой Долины. Увы! Смерть ее достойна глубокого сожаления! Гибель женщины привела Ван Кая в ярость, которая обрушилась на Ши Чуна. Богача обезглавили на городской площади. Перед казнью Ши Чун со вздохом проговорил:

— Все вы завидовали моим богатствам и зарились на них!

Палач спросил его:

— Если ты знал, что богатства принесут тебе несчастье, почему вовремя не избавился от них?

Ши Чун ничего не ответил и положил голову на плаху.

Поэт Ху Цзэн[178] писал в своих стихах:

С высокой нефритовой башни

красавица бросилась вниз,

Во дворце династии Цзиней

навсегда воцарилась печаль.

В Саду Золотой Долины

деревьям красавицу жаль —

Вослед заходящему солнцу

качает главой кипарис.

Мы рассказали вам о Ши Чуне, богатства которого навлекли на него беду. Он хвастался своими сокровищами, наложницами, пока не встретил на пути соперника — Baн Кая, родного дядю императора. Ну, а сейчас мы поведем рассказ о другом богаче, который старался жить умеренной жизнью, чтобы не попасть впросак. Впрочем, он был очень скуп, и жадность его привела к немалым злоключениям, что послужило поводом для нынешнего, надо сказать, весьма презабавного повествования. Вам интересно узнать, как звали богача? Слушайте: его фамилия Чжан, а имя Фу, но называли его чаще Почтенным Чжаном. А жил он в Восточной столице — Кайфыне, где имел меняльную лавку, доставшуюся ему от предков. Надо сказать, что у этого Чжана была одна слабость, о которой лучше всего сказать стихами:

Даже у вошки жилку

выдернет он под шумок,

Даже с ноги у цапли

срежет мяса кусок.

Позолоту со статуи Будды

соскоблит, не боясь хулы,

Краску с бобов соскребет,

как они ни малы.

Лампу заправит мокротой —

в дело каждый плевок!

Овощи жарит не в масле —

на смоле, запасенной впрок.

Как-то почтенный Чжан высказал четыре своих сокровенных желания:

Желание первое: чтобы одежда

не снашивалась никогда;

Желанье второе: чтоб после обеда

не убывала еда;

Третьим желанием было:

найти на дороге клад;

Желанье последнее: чтобы во сне

с бесовкой блудить иногда.

Почтенный Чжан был столь скуп, что боялся истратить лишний вэнь[179]. Найдет, бывало, на дороге монетку, принесет домой, потрет-пошлифует — и вот у него уже зеркальце. Отыщет пластинку, подточит с обеих сторон — и вот готовая пилка. Назовет их «мои маленькие», губами причмокнет и положит в шкатулочку. За такую жадность люди определили ему прозвание — Жадная Утроба.

Как-то в полдень Жадная Утроба проголодался и решил закусить. Налил в холодную еду кипятку, пожевал какую-то лепешку — вот и весь обед. В это время два его приказчика у дверей считали выручку. Вдруг возле лавки появился человек в белых, подвязанных веревкой портах. Обнаженные грудь и руки были покрыты татуировкой. В руках он держал бамбуковую плетенку. Покосившись на дверь во внутренние комнаты, где в это время находился хозяин, он приветствовал приказчиков и затянул:

— Помогите страннику, протяните руку помощи!

Поскольку хозяина поблизости не было, приказчики бросили в плетенку нищего две монеты, что Чжан, впрочем, сразу же приметил.

— И это, называется, мои помощники! — Чжан вышел из двери, задернутой матерчатой занавеской. — С какой стати вы дали ему деньги? Посчитайте-ка!.. Если две монеты в день — так за тысячу дней — целых две связки.

С этими словами Жадная Утроба устремился вдогонку за нищим. Выхватив у него плетенку, он выгреб содержимое и, бросив деньги на прилавок, приказал слугам хорошенько вздуть попрошайку, что, к слову сказать, вызвало большое возмущение прохожих. Нищий отчаянно бранился в ответ на тумаки, однако в драку лезть не решался.

— Послушай, брат! — вдруг позвал его кто-то. — Иди-ка сюда, надо поговорить!

Нищий, повернувшись, увидел перед собой старика в платье тюремного стража.

— Приятель, — сказал старик, — с этим Чжаном спорить бесполезно. Нет у него никакого понятия о справедливости! Вот возьми два ляна серебра, купи на них свежей редьки и продавай ее по вэню за мерку. Все-таки дело!

Нищий не заставил себя долго просить, с благодарностью взял серебро и ушел. О нем пока речь не пойдет. А сейчас мы расскажем о старике. Его звали Суном, происходил он из округа Чжэнчжоу, входившего в Фэнпинскую округу. Поскольку он был четвертым в семье, его обычно величали Четвертым Суном. Надо сказать, что этот Сун был человеком непутевым и изрядным проходимцем.

В тот день, о котором сейчас пойдет речь, Сун Четвертый оказался подле Моста Золотых Столбов. Он купил здесь на четыре вэня две лепешки-маньтоу[180] с начинкой, а ночью, в третью стражу, положив их за пазуху, направился к дому богача Чжана. Луна спряталась в облаках, кругом темнота, на дороге ни души. Вытащив какую-то странную снасть, вроде крюка, Сун забросил ее на карниз крыши и стал карабкаться по веревке вверх. Спрыгнув во двор, он увидел галерею, ведущую в жилые комнаты. Где-то сбоку мерцал огонек светильника. Сун прислушался. Из одной комнаты донесся голос женщины:

— Надо же, так поздно, а братца все нет и нет!

«Ясно! — смекнул Сун. — Видно, девка ждет полюбовника».

О том, как выглядела женщина, лучше всего сказать стихами:

Уложены черные волосы:

каждый волос — тугая нить.

Виски ее белые-белые

с кристаллами можно сравнить.

Густые темные брови

изогнулись крутой дугой,

Глянет лукавым взором —

сразу смутится любой.

Тонкий маленький носик

необычно изящен и прям.

Такого румянца не встретишь

у самых прелестных дам.

Уста ее нежные-нежные

волшебный струят аромат.

Тело так ровно и гладко —

изъяна не сыщет взгляд.

Словно холмы белоснежные

груди ее высоки.

Как из нефрита выточены

две прекрасных руки.

Гнется тонкая талия,

грацией взоры маня.

Лук напомнит изгибом

крошечная ступня.

Четвертый Сун, незаметно подкравшись к женщине, закрыл ей лицо рукавом халата.

— Ах, братец! Зачем закрыл мне лицо? — вскричала красотка. — Не пугай меня!

— Тихо! — Сун, крепко держа ее за пояс, достал нож. — Пикнешь — мигом прирежу!

— Пощадите меня, почтенный! — в ужасе вскричала женщина.

— Я пришел сюда по особому делу. Отвечай, какие заслоны надо пройти, чтобы добраться до склада твоего хозяина?

Женщина ответила:

— В десяти шагах от моей комнатки есть глубокая яма, а возле нее сидят два злющих пса. Пройдете мимо — увидите склад. В нем пять сторожей, каждый должен дежурить по два часа. Только сейчас они ничего не охраняют, а выпивают и кидают кости… В складе есть картонный человечек с серебряным шариком в руках, а под человечком лежит шест. Если наступишь на него, шарик сразу упадет и покатится по желобу — прямо к постели хозяина, который, понятно, проснется и поднимет тревогу.

— Ну и дела! — удивился Сун и вдруг сказал: — Взгляни-ка назад, вроде кто-то пришел!

Женщина повернула голову, и в этот момент Сун ударил ее в грудь ножом. Брызнула кровь, и несчастная упала замертво. Сун вышел из комнаты. Прошел несколько шагов, обогнул яму. Послышался лай. Сун достал из-за пазухи лепешку, вложил в нее какое-то зелье, а когда собаки подбежали ближе, бросил на землю. Соблазненные мясным запахом, псы набросились на лепешку, быстро сожрали и тут же околели. Сун направился дальше и вскоре услышал голоса стражей, игравших в кости:

— Единица! Шестерка! — раздавались крики.

Сун вытащил из-под полы кувшин и бросил в него щепоть какого-то снадобья. С помощью огнива он высек искру.

— Ух, какой аромат! — воскликнул кто-то из сторожей, почувствовав сладковатый запах. — Наверное, хозяин постарался. Так поздно, а он решил возжечь благовония!

Скоро от запаха у них головы пошли кругом. Упал один, за ним второй, и вот уже все пятеро лежали бездыханные. Сун подошел ближе. На столе стоял жбан с недопитым вином и закусками: овощи, фрукты. Недолго думая Сун выпил и закусил. Вдруг он заметил, что глаза у стражей странно открыты, однако с губ не слетает ни единого звука. Сун направился к складу. На двери висел здоровенный трехпружинный замок. Мошенник извлек из-за пазухи особый ключ, именуемый «в-ста-руках-помощник», потому что он отмыкал любой запор, будь то самый простой или сложный, самый маленький или большой. Сун вложил отмычку в щель замка, и он тотчас же открылся. Войдя в склад, Сун заметил картонного человечка, державшего серебряный шарик. Стоило снять шарик, и можно было сколько угодно наступать на шест. В сокровищнице Жадной Утробы лежали несметные богатства, добытые нечестным путем. Связав драгоценности в узел, Сун достал кисть, послюнявил и, подойдя к стене, написал такие четыре фразы:

Молодец вольный

в государстве Сун был рожден;

Меж Четырех Морей

имя свое оставил.

К треножнику[181] мира великого

однажды поднялся он,

На родину слух об этом пришел

и молодца прославил.

Сделав свое дело, Сун выбрался на улицу, а дверь склада оставил открытой. Той же ночью он уехал в Чжэнчжоу, ибо, как он сказал себе: «Нельзя долго любоваться Лянским садом[182], хотя он красоты необыкновенной».

Забрезжил рассвет. Сторожа, очнувшись от злого дурмана, сразу же увидели распахнутую дверь сокровищницы, мертвых псов и убитую женщину. Они бросились к хозяину. Чжан не мешкая поспешил с челобитной в сыскной ямынь. Вскоре последовал приказ правителя области Тэна, повелевающий инспектору Ван Цзуню выяснить обстоятельства кражи. Сыщики, разумеется, сразу заметили надпись на стене. Один из них, некий Чжоу Сюань, или Пятый Чжоу, парень не по годам смышленый и дотошный, сказал:

— Господин инспектор! Эта кража — дело рук Четвертого Суна!

— С чего ты взял?

— А вот вчитайтесь внимательно: «Молодец вольный в государстве Сун был рожден». В ней есть слово «Сун». Из второй следует извлечь цифру «четыре», из третьей — «однажды», и, наконец, в последней фразе есть слово «пришел». Соединив все четыре знака вместе, вы получите фразу: «Сун Четвертый однажды пришел», то есть «заходил сюда».

— Как видно, действительно он, — согласился Ван. — Я много наслышался об этом хитроумном мошеннике из Чжэнчжоу.

Инспектор приказал Пятому Чжоу немедля ехать в Чжэнчжоу на поиски жулика.

Сыщики отправились в путь. Как говорят в таких случаях, они ели, когда испытывали голод, пили, когда их мучила жажда, ночью останавливались на ночлег, а с рассветом — устремлялись вперед. Добравшись до Чжэнчжоу, они выяснили, где проживает мошенник. Оказалось, жил он в маленькой чайной. Служивые вошли внутрь. У очага суетился какой-то старик, как видно, он заваривал чай.

— Эй! — крикнули гости. — Позови Четвертого Суна, пускай выйдет к нам выпить!

— Занемог он нынче, не встает с постели, — ответил старик. — Я схожу ему передам.

Старик направился в дом. Вскоре из двери послышались крики.

— У меня голова раскалывается! — кричал, видно, Сун. — Я тебе велел на три вэня купить отвара, а ты не купил. Никакого толку от тебя нет. Олух! На что ты годишься! Только деньги мои изводишь!

Крики сопровождались ударами. В дверях показался старик с миской в руках.

— Обождите здесь, почтенные! Он мне велел сходить купить отвару. Поест и сразу к вам выйдет!

Старика ждали долго, но он так и не вернулся. Не выходил и Сун. Сыщики направились во внутренние комнаты. Видят — на полу лежит какой-то связанный старец. Спросили его, где Сун.

— Тот, кто вышел к вам с миской, это и был Четвертый Сун, — ответил он. — А я у него служил заварщиком чая.

Служивые остолбенели от неожиданности.

— Ну и ловкач! Как нас провел! —завздыхали они. — А мы и уши развесили!

Они бросились за мошенником в погоню, но того и след простыл. Раздосадованные, сыщики разошлись во все стороны, надеясь выведать место, где затаился прохвост. Но об этом мы пока умолчим и расскажем о Суне. Когда сыщики занимались чаепитием, Четвертый Сун находился в доме и осторожно выглянул из двери. По разговору гостей и их одеянию он тотчас сообразил, что они из столицы и приехали за ним. Вот тогда он поднял крик, а потом, быстро переодевшись в чужое платье, пригнувшись и низко опустив голову, вышел из дома — будто за отваром.

«Куда же мне теперь податься? — подумал Сун, выйдя за ворота. — А что, если пойти к Чжао Чжэну из Пинцзянской области? Как-никак, он мой ученик. В свое время я получил от него письмецо, он сообщал, что живет в уезде Мосянь. Пойду к нему, там и пережду!»

Приняв такое решение, Сун изменил свое обличье — снова нарядился тюремным сторожем, но на всякий случай прикрыл лицо веером. Сделав вид, что он еще и подслеповат, мошенник побрел по дороге, расспрашивая прохожих, как ему добраться до Мосяня. Так он дошел до нужного места и остановился возле небольшой винной лавки, которую можно описать в стихах:

Над крышей флажок развевается,

к небу дымок плывет.

Во дни Великого Мира

здесь процветает народ.

Безграничную смелость, отвагу

рождает в душе вино,

Красотке развеять грусть и тоску

всегда помогает оно.

С восхода флажок полощется[183]

там, где ивами берег зарос,

И шест наклонный виднеется

там, где цветет абрикос[184].

Те, чьи мечты еще не сбылись,

здесь обретают приют:

Забывая про все неудачи,

гуляют, песни поют.

К этому времени Четвертый Сун успел проголодаться, а поэтому решил закусить и выпить. Хозяин харчевни поставил перед ним вино. Опорожнив две-три чарки, Сун заметил во дворе молодого человека, одетого нарядно и со вкусом. Невольно на ум приходят слова:

Повязана лентой высокая шляпа,

черного шелка халат —

И ученому и военному

подошел бы такой наряд.

Полой халата прикрыты

широкие штаны,

Шелком расшитые туфли

при каждом шаге видны.

— Папаша! Мой тебе поклон! — крикнул он.

Сун, приглядевшись внимательнее, узнал своего ученика Чжао Чжэна.

— Присаживайся, почтенный! — сдержанно проговорил Сун, опасаясь в людном месте раскрывать их отношения.

Перекинувшись с учителем несколькими церемонными фразами, молодой человек сел. Хозяин принес новую чарку, и они выпили.

— Давно не виделись, учитель! — тихо сказал Чжао.

— Что-нибудь обтяпал за это время, брат? — спросил Сун.

— Были дела! Только пустил уже на ветер все, что хапнул, — сказал Чжао Чжэн и спросил: — Учитель, до меня дошли слухи, что в Восточной столице тебе попал в лапу солидный кусок?

— Ерунда! Всего тысяч сорок-пятьдесят… Послушай, куда это ты так вырядился?

— Да вот надумал съездить в столицу, развеяться хочу, а потом в Пинцзян — есть одно дельце!

— Нечего тебе там делать!

— Можно узнать почему?

— Изволь! Сам ты из Чжэцзяна и в столичных делах ничего не смыслишь. Тамошняя братия тебя почти не знает. Куда ты подашься?.. К тому же вокруг города стена, которую зовут «Стеной спящего буйвола», а тянется она на целых сто восемьдесят ли. Место это не для нас — ведь мы с тобой, как говорится, любители травки. Помнишь, поговорку: «Коль попала травка в глотку буйвола, жить ей придется недолго». И вот еще что: в Восточной столице пять тысяч стражников — парни хваткие и глазастые. Да еще сыщики из трех управ.

— Разве это для меня преграда?! Не беспокойся, учитель! Чжао Чжэн не из той породы, чтобы попасться на дурака!

— Ну что же, делай по-своему, если не веришь. Езжай! Но только прежде реши-ка одну задачку… У Чжана, что зовут Жадной Утробой, я стащил узел с ценностями и одеждой, который я кладу себе под голову вместо подушки. Так вот, ты должен выкрасть его. Сделаешь — тогда спокойно отправляйся!

— Пустяк, учитель!

Они потолковали какое-то время, после чего Сун, расплатившись за вино и закуски, повел Чжао Чжэна на постоялый двор, где остановился. Слуга, встретивший их в дверях, при виде нарядного господина приветствовал гостей с особой почтительностью. Сун сразу же направился в комнату.

— Вот узел, — показал он.

Вскоре Чжао Чжэн удалился.

Спустились сумерки.

Вечерняя дымка

затянула горы вдали,

Редкий туман

стелется у земли.

Яркие звезды зажглись в вышине,

споря блеском с луной,

Дальние воды, вершины гор

соперничают голубизной.

Древний храм в чаще лесной —

Колокол глухо

звучит за высокой стеной.

Вдоль берегов по глади речной

Рыбачьи лодки скользят,

гаснут на них фонари.

Плачет кукушка среди деревьев,

окутанных тьмой ночной,

В ароматных цветах прекрасная бабочка

проспит до самой зари.

Итак, на дворе стемнело.

«Этот Чжао — малый хват, — подумал Сун. — Если ему удастся стянуть узел, меня засмеют. Учитель, мол, а опростоволосился!.. Надо пораньше лечь!» И он положил узел у своего изголовья.

Чжи-чжи… Цзы-цзы… — над его головой раздался какой-то странный скрип.

«Что за твари эти мыши! Еще не пробили первую стражу, а они тут как тут. Спасу от них нет — подумал Сун и посмотрел наверх. Со стропил посыпалась пыль. Сун чихнул. Через какое-то время мышиная возня затихла, но тут же сверху послышалось мяуканье… Мяу-мяу… Кошка, видимо, помочилась, и вонючая кошачья жидкость капнула прямехонько в рот. Омерзительная вонь! От всех этих докук Сун долгое время не мог уснуть и вконец извелся. Но вот, наконец, он сомкнул глаза.

Едва забрезжил рассвет, он был уже на ногах и тут же обнаружил, что узел исчез. Сун растерялся.

— Почтенный! — вдруг послышался голос слуги. — К тебе пришел господин, что был намедни вечером.

Четвертый Сун вышел к гостю. Как положено, они поздоровались, и хозяин пригласил ученика в комнату. Чжао Чжэн, прикрыв дверь, вытащил из-за пазухи узел.

— Как тебе удалось стащить? — спросил Сун. — Откуда ты появился? Ведь дверь ночью даже не скрипнула!

— Не буду скрывать, учитель! Взгляни-ка на окно возле твоей постели. Оно было заклеено черной промасленной бумагой, а теперь залеплено обычной писчей. Это неспроста… В общем, я забрался наверх и принялся скрипеть и пищать, как делают мыши. Сверху посыпалась пыль… А на самом деле это было специальное снадобье, из-за которого ты стал чихать. Потом, как ты помнишь, полилась жидкость, то не кошачья была, а моя.

— Неблагодарное животное! — возмутился Сун. — Скотина!

А Чжао продолжал рассказывать:

— Дело, значит, было так! Подобрался я к двери, приподнял край бумаги и маленькой пилкой выпилил две рамки из оконного переплета. Потом пролез внутрь и, вытянув у тебя из-под головы узел, вылез наружу, вставил рамки на старое место, прикрепил их гвоздочками и снова заклеил бумагой. Почти никаких следов не осталось!

— Ну и хват! Прыткий парень! И все же не на все ты еще способен! Нынешней ночью снова попробуй стащить его. Если получится и на сей раз, тогда скажу, что ты, и верно, на все руки мастер!

— Проще простого! — Чжао протянул узел хозяину. — Ну, я пошел, учитель, завтра увидимся. — Он помахал рукой и исчез.

«Этот Чжао, видно, догнал меня в мастерстве! — подумал про себя Четвертый Сун, хотя вслух и не сказал. — Даже у меня стянул. Глядишь, так меня и засмеют. Пока не поздно, надо отсюда убираться!» — И он позвал слугу.

— Вот что, любезный! Сегодня я уезжаю, и ты мне помоги. Здесь у меня двести монет. Купи, пожалуйста, жареного мяса монет на сто, да только предупреди торговца, чтобы он побольше поперчил и посолил. На пятьдесят монет возьми паровых лепешек. Остальные деньги оставь у себя — выпей за мое здоровье.

Слуга, поблагодарив гостя за щедрость, пошел выполнять поручение. Сделав возле Мосяньской управы необходимые покупки, он пошел обратно. До постоялого двора оставалось пройти еще домов десять, не больше, как вдруг его остановил голос из уличной чайной:

— Эй, второй брат[185], ты откуда? — голос принадлежал знакомцу Суна Четвертого.

— Наш гость собирается нынче уезжать, а поэтому просил купить ему мяса и лепешек, — ответил слуга.

— А ну, покажи! — потребовал Чжао, разворачивая лотосовый лист[186]. — Сколько монет стоит мясо?

— Сто.

— Послушай, любезный, вот тебе двести. Мясо и лепешки ты пока оставь здесь. — Чжао вытащил из-за пазухи деньги. — Прошу тебя, потрудись, — купи мне тоже немного мяса… Вот тебе пятьдесят монет на выпивку.

— Премного вам благодарен! — Слуга отправился за покупкой и скоро вернулся.

— Еще хочу тебя потревожить, братец, — сказал Чжао. — Получше заверни мясо, что ты купил для господина Суна… Да, еще передай ему от меня низкий поклон и скажи, чтобы ночью был начеку.

Слуга обещал сделать все, как ему сказали.

— Ты уж извини, что побеспокоил тебя, — сказал Сун, когда парень отдал ему покупку.

— А мне встретился ваш знакомый, что был у нас намедни. Он вам кланяется и говорит, чтобы нынешней ночью вы были начеку.

Четвертый Сун быстро собрал свои пожитки и расплатился за жилье. Он закинул за спину постель, взял узел с вещами, которые в свое время стащил у Чжана, и вышел с постоялого двора. Через ли с небольшим он добрался до развилки, откуда шла дорога в селение Бацзяочжэнь. У переправы не было ни одной лодки — все они оказались на противоположном берегу. Успев сильно проголодаться, Сун уселся закусить на землю возле самой воды, а узел с ворованным добром на всякий случай положил поближе к себе. Он развернул лотосовый лист, в который были завернуты кусочки мяса, обильно приправленные перцем и солью, и, вложив их в лепешку, свернутую трубкой, отправил в рот. Вдруг все завертелось у него перед глазами: земля оказалась где-то вверху, а небо внизу. Сун повалился. И тут ему видится, будто какой-то человек, одетый в платье чиновника, подходит, берет узел и уносит. Сун таращит глаза, а сделать ничего не может, потому как не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. А незнакомец уже подошел к реке, сел в лодку, что подошла в это время к берегу, переправился на противоположную сторону и поминай как звали…

Прошло довольно много времени, прежде чем Сун пришел в себя. «Кто утащил мои вещи? — подумал он. — Что за человек? — гадал он, и вдруг его осенило: — А не в мясе ли все дело, уж очень оно было странное. Не иначе — в него подмешали зелья!»

Охая и стеная, Сун побрел к перевозу и кликнул лодку. Мысль о незнакомце не давала ему покоя. Только где его искать?..

Сун почувствовал голод. По счастливой случайности вблизи оказался деревенский трактир.

Дощатые двери полуприкрыты,

Занавешен пологом вход.

Может быть, здесь обитает Сянжу[187]

моет посуду в пору невзгод?

Но кто же в кухарке у очага

сходство с Вэньцзюнь[188] найдет?

Знаки начертаны на стене —

Их написал деревенский учитель,

кисть омочив в вине.

Лежит накидка — какое старье!

Парень-пьянчужка решил продать

другому пьянчужке ее.

Бутыли грязные с кислым винцом

стоят у лежанки в ряд,

Изображения пьяных святых[189]

на пыльных стенах висит.

Сун решил выпить, чтобы хоть немного развеять тоску. Хозяин поставил перед ним бутыль с вином. Опрокинув одну-две чарки, Сун потянулся было к третьей, как вдруг заметил женщину, которая появилась в дверях.

Блестящие волосы, бело лицо,

Белоснежные зубы, ротик пунцов.

Челка густая до самых бровей,

Цветастое длинное платье на ней.

Бутоны душистые в волосах —

один другого красней.

Видно, довольна чем-то она —

улыбается во весь рот.

Не знатная дама — «красотка с бутылью»

прозвание ей подойдет.

Молодая женщина, поздоровавшись с гостем, хлопнула в ладоши и запела. Приглядевшись повнимательнее, Сун нашел в ее лице что-то знакомое.

«Не иначе певичка, одна из тех, кто, как говорится, вытирает столы», — подумал он и подозвал женщину.

Женщина подошла и села рядом. Сун велел хозяину принести ей вина. Красотка выпила. Недолго думая Сун облапил красавицу, стал пощупывать ее, да похлопывать, а рука устремилась за пазуху.

— Эй, девка! — вскрикнул он изумленно. — А где же твои груди? — Сун поспешно полез под юбку, и его рука наткнулась на что-то бугристое и свисающее. — Ах ты, тварь! Отвечай, кто ты есть?

Почтительно сложив руки на груди, певичка проговорила:

— Ах, учитель! Я не та, что «вытирает столы», и не та, что «подпирает старцев». Я — всего-навсего твой ученик Чжао Чжэн из Пинцзяна.

— Паскудник! — взорвался Сун. — Хребет тебе надо переломать. Заставил учителя щупать!.. А тот уездный чиновник! Видно, тоже ты был?

— Точно так!

— А мой узел? Где он?

— Он здесь, учитель, сейчас принесу! — Чжао кликнул хозяина, и тот принес узел в комнату.

— Как же ты ухитрился?

— Я сидел в чайной неподалеку от постоялого двора, когда увидел слугу, который нес мясо. Я его подозвал и велел показать, что он купил, а потом послал его за своими покупками. Пока он ходил, я сунул в мясо одно снадобье, слуга ничего не заметил и передал покупку тебе. Потом, переодевшись чиновником, я пошел следом за тобой. Когда ты проглотил мое зелье и упал без сознания, я взял узел и прямехонько сюда… И вот жду тебя здесь.

— Мастер что надо! — похвалил Сун. — Вот теперь ты вполне можешь идти в столицу.

Расплатившись, они вышли из питейного заведения. На пустыре Чжао Чжэн освободился от украшений, вымыл лицо в ручье и, переодевшись в обычное платье, повязал голову синим шелковым платком.

— Если ты собрался в столицу, я тебе дам письмецо к моему ученику, — сказал Сун. — Он живет на берегу Бяньхэ и торгует маньтоу с начинкой… из человечьего мяса. Его зовут Хоу Син. В семье он второй, поэтому его кличут Второй Хоу.

— Премного благодарен! — ответствовал Чжао.

Они подошли к чайной. Четвертый Сун передал ученику письмо, которое здесь же и написал, и они, простившись, разошлись. Сун остался в Мосяне, а Чжао отправился в путь и вечером остановился на ночлег на каком-то постоялом дворе.

«Интересно, что он там сочинил?» — подумал он и, распечатав конверт, прочитал: «Учитель шлет послание почтенному ученику и его жене. Как живете, какие радости в жизни? Ныне вам сообщаю, что некий Чжао Чжэн, вор из Гусу, решил в столице заняться «торговым промыслом». Однако ж к сотоварищам по ремеслу он не имеет никакого почтения. Трижды он осрамил меня, отчего желательно его немедля убрать. Я послал его к тебе, ибо он мясист и вполне подойдет для твоего товара. Надобно избавить всю нашу братию от зла». Чжао даже высунул язык от изумления, но быстро собрался с мыслями: «Другой бы испугался и не пошел, а я пойду назло. Интересно, что у них получится? Только надо что-то придумать!» Он сложил, как положено, письмо и аккуратно всунул его в конверт.

Едва забрезжил рассвет, Чжао покинул постоялый двор и направился в селение Бацзяочжэнь. За Дощатым Мостом рукой подать до уездного города Чэньлюсянь. Пройдя немного вдоль реки Бяньхэ, он после полудня оказался возле лавки, где торговали маньтоу. У двери стояла женщина в платье, стянутом в талии узорчатым платком.

— Эй, прохожий! Заходи, отведай наши маньтоу! Они у нас что надо!

Над дверью висела таблица: «Лавка семьи Хоу. Лучшие маньтоу и закуски». Здесь, как видно, и жил Хоу Син. Чжао вошел внутрь.

— Желаете закусить? — спросила женщина, приветствуя гостя.

— Обожди! — Чжао снял со спины узел, развязал и достал разные золотые и серебряные украшения, которые он успел наворовать в пути. Одни — самые обыкновенные, другие — с необычайными узорами, третьи — разукрашенные драгоценностями. При виде такого богатства у жены Хоу Сина глаза загорелись. «Здесь не меньше двухсот украшений, а то и все триста, — подумала она с завистью. — У нас никогда не бывало таких богатств, хотя сама я неплохо торгую маньтоу, а муж промышляет разбоем… Если этот парень закажет маньтоу, я суну в них зелья… И тогда все эти украшения станут моими!»

— Сестрица! — обратился к хозяйке гость. — Принеси мне пять лепешек!

— К вашим услугам! — женщина положила на блюдо пять маньтоу и подсыпала в каждую лепешку снадобье из особой коробки.

«В коробке, не иначе, яд!» — смекнул Чжао и незаметно достал из-за пазухи пакетик с противоядием.

— Любезная, принеси холодной воды, лекарство мне надо бы запить.

Женщина принесла плошку с водой и поставила на стол.

— Вот выпью лекарство и примусь за еду!

Проглотив снадобье, Чжао принялся ковырять начинку лепешки.

— Хозяйка! Мой покойный отец когда-то говорил, что в ваших местах покупать маньтоу не следует, будто их начиняют человечиной… Смотри-ка, вот и здесь, кажется, ноготок, а вот и кожица с шерсткой… С какого же места?

— Изволите шутить, почтенный!

Чжао Чжэн откусил кусочек лепешки.

«Сейчас свалится!» — услышал он шепот женщины, которая в это время отошла к плите. Хозяйка была уверена, что гость упадет, однако ничего не произошло.

— Любезная! Мне бы еще пяточек! — попросил гость.

«Видно, мало положила яда, надо добавить!» — подумала женщина. А в это время Чжао снова достал пакетик с лекарством и вновь его проглотил.

— Что вы все глотаете, уважаемый? — с любопытством спросила женщина.

— Да так, одно зелье, которое дал мне служащий из сыскного приказа в Пинцзяне… называется «пилюли от ста болезней». Очень полезно их принимать женщинам, особливо перед зачатием и после родов, а также помогают они при заболевании селезенки и при головных болях…

— А мне не дашь пакетик?

Чжао Чжэн пошарил за пазухой и вынул пакет, в котором находилось целых сто пилюль — только совсем другого лекарства. Женщина проглотила снадобье и, как подкошенная, свалилась возле очага.

— Хотела со мной расправиться, да только сама попалась! — проговорил Чжао. — Сейчас, конечно, лучше всего мне удрать… Но я все-таки останусь.

Довольный своим подвигом, он расстегнул халат и принялся ловить насекомых.

Через какое-то время в дом вошел мужчина с коромыслом, к которому были подвязаны наполненные снедью короба.

«Вот и муженек пожаловал! Посмотрим, что он из себя представляет!» — подумал Чжао. Мужчина поздоровался с гостем.

— Отведали наших вкусностей? — спросил он.

— Отведал!

— Эй, жена! — крикнул Хоу Син. — Выручка есть?

Ответа не последовало. Хоу Син оглянулся и заметил лежащую подле очага женщину. Изо рта у нее стекала струйка слюны.

— Я съела… и упала… — невнятно пробормотала она.

— Все понятно! — воскликнул Хоу. — Сразу видно, что вовремя не сумела разглядеть вольного гостя с рек и озер[190]

— Друг! Наверное, ты дал ей какого-нибудь зелья, от которого она свалилась, — обратился он к Чжао Чжэну. — Моя жена — баба глупая, а глаз у нее ненаметанный — не разглядела брата по ремеслу. Ты уж ее извини!.. Давай познакомимся!

— Я Чжао Чжэн из Гусу. А тебя как зовут, почтенный? — спросил Чжао.

— Кличут меня Хоу Сином.

Они поклонились друг другу. Хоу Син дал жене противоядие, которое сразу привело ее в чувство.

— Брат! — обратился к нему Чжао. — Тебе письмо от учителя, Четвертого Суна.

Хоу Син распечатал послание и принялся читать. Глаз наткнулся на слова: «желательно его немедля убрать». В сердце Хоу Сина, как говорится, вспыхнула ярость, а в печени родился великий гнев. «За оскорбление, которое он нанес нашему учителю, он нынче же поплатится жизнью!» — решил он, а вслух сказал:

— Много слышал о твоих подвигах!.. Большая радость для меня, что мы нынче познакомились! — Он тут же принес вина, а когда кончилось застолье по случаю знакомства, предложил гостю заночевать в доме, а сам с женой отправился во двор.

В комнате, где оказался Чжао, стоял страшный смрад. Чжао принялся искать источник вони. Под ложем он обнаружил большой чан, а рука нащупала в нем человеческие конечности к даже голову. Чжао связал веревкой несколько кусков и подвесил к балке над выходом. Вдруг он услышал разговор. Говорили супруги.

— Муженек! Пора? — послышался голос жены.

— Рано еще, пускай покрепче уснет!

— Я видела нынче, как он из узла вытаскивал золотые вещицы — штук двести иль триста, не меньше… Надо прикончить его поскорее… Завтра я разукрашусь, так что все ахнут от зависти!

«Попробуйте только!» — подумал Чжао.

Надо вам сказать, что у Хоу Сина был десятилетний мальчишка по имени Баньгэ, который в ту пору болел лихорадкой. Чжао быстренько переложил мальчишку на свою постель и накрыл одеялом, а сам выскользнул через заднюю дверь наружу. Через какое-то время дверь комнаты распахнулась и на пороге появились супруги. Жена несла лампу, а Хоу Син держал в руках тяжелый топор. Видя, что человек под одеялом крепко спит, Хоу Син ударил раз-другой топором, да так, что в один момент разрубил жертву натрое. Он откинул одеяло…

— Горе мне! Жена! — завопил он. — Мы убили Баньгэ, нашего сына!

Муж и жена заплакали в голос.

— Эй вы! — вдруг услышали они. — А я здесь цел-невредим! Понапрасну вы сгубили мальчишку!

Чжао стоял за дверью. Хоу Син, в ярости схватив топор, бросился на обидчика, но в дверях что-то сильно стукнуло его по голове. Под карнизом, будто игрушки на шесте уличного торговца, болтались человеческие конечности.

— Отнеси их в дом! — крикнул Хоу жене и погнался за Чжао.

Скоро они оказались возле реки. Родившись в Пинцзяне, Чжао Чжэн умел хорошо плавать. Прыжок — и он уже в воде. Хоу Син кинулся за ним. Быстро работая руками и ногами, Чжао Чжэн добрался до противоположного берега. Хоу Син плавал похуже и достиг берега лишь тогда, когда Чжао уже успел выжать одежду. Время приближалось к концу пятой стражи. Когда Чжао и его преследователь начали свой бег, была еще четвертая стража, значит, они покрыли никак не меньше двенадцати ли. В конце концов они очутились у стен города. Перед ними возвышались ворота Синьчжэнмынь — Нового Торжества. На пути Чжао Чжэна оказалась какая-то банька, в которую он стремительно шмыгнул, чтобы мимоходом ополоснуть лицо, а может, и подсушить одежду. Только он начал мыться, как вдруг в дверях выросла фигура Хоу Сина. Он бросился к Чжао, схватил его за ноги и опрокинул на пол. Однако Чжао, изловчившись, нанес ответный удар коленом. Они катались по полу, награждая друг друга тумаками. И тут в баньке появился старик в одежде тюремного сторожа.

— Кончай драку! Учитель пришел! — крикнул он.

Перед ними стоял Сун Четвертый. Враги поднялись на ноги и поклонились.

— Сходите к лекарю и выпейте целебного настоя, — посоветовал он.

Хоу Син стал жаловаться учителю, рассказывая о своих злоключениях.

— Будет! — оборвал его Сун. — Есть одно дело! Завтра утром брат Чжао должен найти в городе одного нашего человека. Он торгует пирогами с мясной начинкой возле Моста Золотых Стропил. Зовут его Ван Сю, по прозвищу Хворый Кот. Никто лучше его не может лазить по крышам, вот отчего его так и прозвали. Живет он на дальнем дворе Храма Первого Вельможи[191]. Так вот, слушайте! У этого Вана на подставке для пирогов стоит кувшин, отделанный золотой нитью. Вещь дорогая, сделана не где-нибудь, а в печах Динчжоу Чжуншаньской области[192]. Понятно, что торговец ее бережет как зеницу ока. Чжао Чжэн! Тебе следует добыть кувшин. Сделаешь?

— Проще простого! — ответил парень.

С открытием городских ворот Чжао Чжэн исчез, а Сун остался с Хоу Сином.

Чжао Чжэн оделся нарядно: шляпа кирпичиком сзади украшена лентами, черный шелковый халат. Под Мостом Золотых Стропил он увидел торговца, перед которым стояла подставка, а на ней красовался кувшин. Торговца Ван Сю можно описать такими словами:

Вокруг головы

юньчжоуский синий платок,

Куртка простая

цветом, как листья вяза,

Зеленым платком

в талии он перевязан.

Стоит, рукою упершись в бок.

«Не иначе Ван Сю!» — решил Чжао, проходя по мосту и направляясь в сторону зерновой лавки, которую приметил заранее. В лавке он насыпал себе в ладонь щепотку мелкого красного риса, а у продавца овощей прихватил несколько листиков зелени. Рис с листьями он отправил в рот и принялся усердно жевать. После этого хитрец направился к лавке Хворого Кота. Кинув торговцу шесть вэней — как раз на два пирожка, — он будто невзначай уронил на землю монету. Когда Ван нагнулся, Чжао Чжэн плюнул ему на платок жвачку из зерна и листьев, а сам, взяв пироги, быстро удалился. На мосту он остановился и подозвал к себе мальчишку, пробегавшего мимо.

— Эй, братец! Видишь вон того Вана — торговца пирожками? Подойди к нему и скажи, что жук, мол, ему нагадил на платок. Но только обо мне ни гугу, понял? Сделаешь, как я сказал, получишь пять фыней!

Мальчишка подбежал к торговцу.

— Дядя Ван! Взгляни, что у тебя на платке!

Хворый Кот снял с головы повязку — она была усеяна зелеными кучками. Торговец пошел в лавку, чтобы вычистить платок, а когда вернулся назад, кувшина на месте уже не было. Мошенник Чжао, воспользовавшись минутной отлучкой хозяина, быстро спрятал кувшин в рукав халата и поспешил к приятелям. Четвертый Сун и Хоу Син остолбенели от изумления, а Чжао, как ни в чем не бывало, сказал:

— Этот кувшин мне не нужен, пойду отдам его жене торговца.

Он надел на себя видавшую виды куртку, старую шляпу, сильно поношенные пеньковые туфли и направился в Храм Первого Вельможи. Найдя там жену Вана, он поздоровался с ней.

— Твой хозяин велел, чтобы ты передала ему новую куртку, исподнюю рубаху, штаны да новые туфли. И носки не забудь. А в доказательство того, что я от него, вот тебе ваш кувшин.

Жена Вана, не помышлявшая о подвохе, взяла кувшин, а Чжао Чжэну передала новую одежду мужа. Мошенник вернулся с добычей.

— Учитель! — крикнул он Суну. — Кувшин я поменял на эту одежду!.. Потом сходим к Вану втроем и вернем ее. Вот будет потеха! Ну, а покамест я переоденусь и пройдусь немного!

Надев платье Вана, мошенник отправился в город. Зашел в питейное заведение, выпил и закусил, а затем пошел в сторону Моста Золотых Стропил. Тут его кто-то окликнул:

— Эй, Чжао!

Чжао обернулся. Оказались его приятели: Сун с Хоу Сином. Все трое спустились с насыпи и подошли к лавке Вана.

— Любезный! Не хочешь ли с нами выпить чайку? — предложил ему Сун.

— А это кто такой? — спросил Хворый Кот, взглянув на Чжао.

Сун хотел было ответить, но Чжао вдруг потянул его за рукав и шепнул:

— Не называй моего имени! Скажи, что я твой родственник! Задумка у меня есть!

— Как благородная фамилия нашего гостя? — повторил вопрос Ван.

— Это мой родственник… Я пригласил его в столицу поразвлечься.

— Ах так! — Ван сложил подставку для пирожков и отнес ее в лавку. Все четверо вышли за Ворота Нового Торжества и, найдя тихую харчевню, зашли выпить. Хозяин принес бутыль, разлил по чаркам вино. Когда они трижды опустошили посуду, Ван Сю, обратившись к Суну, сказал:

— Учитель! Нынче утром я чуть не лопнул от злости! Вот послушай!.. Только я вытащил на улицу свою подставку, как вдруг ко мне подошел покупатель… Моих пирожков решил купить. И тут у него выпала на землю монета. Я нагнулся было поднять, и надо же так случиться, что мне на платок сел жук — сел и нагадил. Пошел я в лавку вычистить платок, а когда вернулся, вижу, что кувшин, что висит у меня на шесте, куда-то исчез. Весь день хожу сам не свой!

— Как видно, лихой покупатель, если стянул перед самым твоим носом. Можно сказать, парень-хват! — проговорил Сун и успокоил Вана: — Не горюй, завтра мы отыщем кувшин, никуда не денется!

Чжао Чжэн лопался от смеха.

Стемнело. Все четверо, крепко захмелевшие, пошли по домам.

Когда Ван Сю вернулся домой, жена встретила его вопросом:

— С чего ты посылал домой человека с кувшином?

— Я не посылал никого…

— Он взял твою одёжу.

Ван Сю ничего не понимал. И тут вдруг ему вспомнился родственник Суна, которого он видел днем. Новый знакомец был в одежде, очень похожей на его. Однако сложную загадку торговец в тот вечер так и не разрешил. Расстроенный, он достал рог для вина, и они с женой выпили. Захмелев, сняли одежды и легли на постель.

— Женушка! — проговорил Хворый Кот. — Что-то давно у нас с тобой не было веселья!

— Старик, а все туда же!.. Срам бесовский!

— Ты что же, не знаешь поговорки: «Молодой стерпит, старик от нетерпения огнем сгорит». С этими словами он подвалился к жене, однако, как ни тужился, толку никакого из этого не вышло.

А в это время Чжао приоткрыл дверь, проник в комнату и шмыгнул под кровать. Когда супруги начали свою пьяную возню, Чжао, изловчившись, швырнул в дверь ночную посудину. Те с перепугу вскочили с постели и видят — из-под их ложа выползает какой-то человек с узлом и устремляется к двери. Ван Сю сразу же признал в нем нового знакомца, с которым он пил накануне вино.

— Ты как сюда попал? Что здесь делаешь?

— Сун Четвертый велел передать тебе узел!

В узле оказалась одежда торговца.

— Кто же ты на самом деле? — спросил Хворый Кот.

— Чжао Чжэн из Гусу, что в Пинцзянской области.

— Понаслышан я о тебе!..

Они познакомились, и Чжао остался у торговца на ночь, а утром они вместе направились в город. По дороге Ван Сю спросил его:

— Вон, видишь, у Моста Белого Тигра стоит большой дом? Там живет князь Цянь. Богатств у него — пропасть!..

— Вечером его навестим… — сказал Чжао.

Ван ответил согласием.

Время подошло к третьей страже. Чжао прорыл под стеной лаз, проник в сокровищницу князя и вытащил оттуда всяких украшений на целых тридцать тысяч связок — богатства, которые, надо вам знать, князь приобрел правдами и неправдами.

Самая большая драгоценность — белый, как баранье сало, нефритовый пояс с темным узором и драконами, вписанными в круг. Ван Сю, стоявший в это время снаружи, принял узел, и мошенники поспешили домой поскорее схоронить добычу.

На следующий день князь Цянь направил правителю области жалобу.

— Безобразие! — Мошенники орудуют возле самой государевой колесницы![193] — разъярился правитель Тэн и приказал сыщику Ма Ханю в трехдневный срок изловить воров, которые посмели забраться в дом сиятельного вельможи.

Получив строгий приказ, Ма Хань отдал распоряжение подчиненным, а сам отправился к Храму Первого Вельможи. У ворот он заметил человека в лиловой куртке и шляпе кирпичиком, украшенной лентами.

— Господин начальник! — обратился незнакомец к сыщику. — Не отведаете ли чайку?

Они вошли в чайную. Слуга поднес чайник с напитком. Незнакомец вытащил из-за пазухи пакетик с орешками и положил несколько в чашки.

— Как зовут вас, сударь? — спросил Ма Хань.

— Чжао Чжэн. Между прочим, это я вчера ограбил князя Цяня.

От этих слов чиновника прошиб холодный пот. Но что делать? Как схватить злодея? Оставалось сидеть и ждать подручных, которые помогли бы ему задержать негодяя. Ма Хань допил свой чай, и вдруг все перевернулось у него перед глазами: небо очутилось внизу, а земля — наверху. Сыщик грохнулся наземь.

— Господин сыщик, как видно, сильно захмелел, — проговорил Чжао, приподнимая Ма Ханя. Вытащив странные видом ножницы, он отрезал от халата чиновника полрукава, спрятал кусок у себя и, расплатившись со слугой, направился к выходу.

— Пойду найду кого-нибудь, чтоб помогли ему добраться до дома! — И он вышел.

Прошло время, достаточное, чтобы съесть две плошки риса. Зелье прекратило свое действие, и сыщик Ма пришел в себя. Новый знакомец исчез, и сыщику пришлось идти домой. На следующее утро он должен был ехать во дворец в конвое правителя Тэна. Когда Тэн верхом на коне подъезжал к Воротам Провозглашенной Добродетели, ему внезапно преградил дорогу человек в черной куртке и шляпе с загнутой верхушкой.

— Его сиятельство, князь Цянь просил передать вам свое послание, — сказал незнакомец, поклонившись правителю. Тэн принял бумагу, а нарочный, откланявшись, уехал. Тэн пробежал глазами письмо: «Разбойник Чжао Чжэн из Гусу с поклоном сообщает правителю области: вещи князя Цяня украл я. Если правитель захочет меня найти, пусть он знает, что мой дом находится отсюда самое дальнее за сто восемь тысяч ли, а самое близкое — перед твоими глазами». И тут взгляд правителя случайно упал на пояс с украшениями в виде золотых рыб — подвески исчезли. После приема у государя встревоженный правитель вернулся в ямынь и принялся за разбор прошений и жалоб. Тэн просмотрел больше десятка бумаг. Одна из них вызвала у него изумление. В ней не было ни жалобы, ни просьбы, а было лишь стихотворение на мотив «Луна над Западной рекой».

В великое море

речные воды спешат.

Молодец вольный

приехал в столичный град.

Сыщик Ма из управы

больше не носит халат.

Я у князя нефритовый пояс украл —

князь, верно, не очень-то рад.

У правителя срезал подвески,

украшавшие пышный наряд.

Хотите узнать молодца имя?

Его имя пишется так:

Маленький месяц, земля, нога,

штука материи — вот этот знак[194].

«Опять Чжао Чжэн! — Ну и прохвост!» — подумал Тэн и немедленно вызвал к себе сыщика Ма.

— Я, презренный, допустил вчера большую оплошность, так как не знал того жулика в лицо, — сказал сыщик. — Разбойник хитер и ловок, но мне удалось все же узнать, что он — ученик Суна Четвертого из Чжэнчжоу. Поэтому, я думаю, если удастся схватить старого злодея Суна, попадется и сам Чжао Чжэн.

Только сейчас правитель Тэн вспомнил, что Сун, который в свое время ограбил богача Чжана, до сих пор еще не пойман, и дело его остается в кипе нерешенных бумаг. Правитель велел начальнику стражи Ван Цзуню вместе с сыщиком Ма во что бы то ни стало поймать мошенников, и без промедления.

— Они ловко заметают следы, — сказал Ван. — Просим, ваша светлость, увеличить нам срок… А еще надо дать объявление о награде за поимку воров. Авось кто-нибудь принесет какие-то сведения.

Правитель согласился и определил месяц на поимку грабителей. А еще приказал повсюду развесить приказ о награде в тысячу чохов тому, кто укажет место, где хранится награбленное добро. Получив распоряжение правителя области, Ма Хань и Ван Цзунь направились к князю Цаню и упросили вельможу добавить тысячу чохов, а потом заставили раскошелиться Жадную Утробу. Надо сказать, что уломать скупердяя после того, как он потерял пятьдесят тысяч, было дело нелегкое. Чжан ни за что не соглашался.

— Почтенный господин Чжан! — сказали стражники. — Пожалеешь малое — потеряешь крупное. Когда изловим преступников, все добро к тебе вернется. Начальник области Тэн выделил крупную награду, да и сам князь не поскупился — добавил тысячу чохов. Если правитель узнает о твоем отказе, ты будешь выглядеть некрасиво!

Жадной Утробе пришлось пойти на попятную, и скрепя сердце он подписал бумагу с обещанием выдать пятьсот связок. Ма Хань вывесил бумагу у ямыня, переговорил с Ваном, и они разошлись в разные стороны искать преступников…

Сыщик Ма прежде всего решил посмотреть, что делается возле объявления властей, и отправился к областной управе. Перед бумагой стояла густая толпа. Среди зевак находился и Сун Четвертый. Узнав содержание приказа, он пошел к своим ученикам.

— Ай, ай! Сыщики раньше будто бы не таили против нас особой злобы, а сейчас, видно, решили нас изловить непременно! — воскликнул Чжао. — И наградные повысили! Правитель и князь даже выложили по тысяче чохов. Только Чжан поскупился, из скупердяя сумели выжать всего пятьсот! Низко нас оценил! Ну что же, придется их снова немного потревожить!

Надо сказать, что Сун уже давно точил зуб на Ван Цзуня, который когда-то пытался его арестовать. Таил он злобу и на сыщика Ма — ведь именно сыщик сообщил правителю, что Чжао его ученик. Обсудив меж собой, что им делать, мошенники остались довольны своим планом.

Чжао передал Суну нефритовый пояс с темным узором и драконами, а Сун отдал ученику несколько наиболее ценных вещей из сокровищницы Жадной Утробы, после чего они расстались и отправились каждый в свою сторону.

Расскажем вам о том, что Четвертый Сун неожиданно столкнулся с нищим, которого он когда-то встретил возле дома богача Чжана. Как и тогда, бедолага нес бамбуковую плетенку.

— Ты мне сегодня понадобишься, — сказал ему Сун и потянул за собой к Воротам Нового Торжества, где в это время жил Хоу Син.

— Я на все готов, благодетель!

— Если сделаешь точно, как я скажу, получишь тысячу чохов, — пообещал Сун.

— О, я несчастный! — завопил перепуганный нищий. — Быть беде!

— Не бойся! — успокоил его Сун. — Главное, делай, как я скажу, и все будет в порядке.

Затем он подозвал Хоу Сина и достал нефритовый пояс цвета бараньего сала с темным узором и драконами.

— Переоденься в платье дворцового стражника! Возьми этот пояс и ступай в меняльную лавку Чжана. Ты ведь знаешь, что этой штуке цены нет, поэтому, если он будет давать за него чохов триста — не больше, отвечай: в течение трех дней я, мол, вещь эту выкуплю, а пока пусть полежит в лавке. И скажи, чтобы Чжан накинул еще чохов двести. Понял?

Едва Жадная Утроба увидел драгоценность, он тут же смекнул, что на ней можно сильно нажиться. Не спросив, откуда пояс, он сразу выложил триста чохов, а Хоу Син забрал деньги и тут же удалился.

Потом Четвертый Сун наказал нищему с бамбуковой плетенкой идти к дому князя и сообщить, что он-де может сказать, где находится княжеский пояс.

Узнав, что пропажа нашлась, князь приказал немедленно привести побируху.

— Ничтожный пришел к меняле заложить вещицу — так, одну мелочь, и заметил, что тамошний приказчик торгует гостю с севера белый пояс и просит за него полторы тысячи лянов… Потом я узнал, что пояс будто бы краденый — из дома самого сиятельного князя. Вот я и пришел!

Цянь отрядил сотню стражников и повелел им немедля идти в дом Чжана, а нищий чтобы показал им дорогу. Солдаты ворвались в лавку богача и, перерыв там все сверху донизу, обнаружили княжеское украшение. Жадная Утроба пытался что-то объяснять, но стражники даже слушать его не стали. Связав одной веревкой Чжана и его двух приказчиков, они потащили их к князю. Вельможа сразу же узнал свой пояс. Значит, нищий не солгал, и обрадованный князь распорядился выдать ему тысячу чохов.

Довольный сановник сел в паланкин и направился к правителю Кайфынской области. Он хотел показать ему пояс, а заодно потребовать от Тэна учинить жестокую пытку Чжану и его помощникам, которых приволокли в ямынь. Раздосадованный тем, что злодеи все еще не пойманы, правитель Тэн обрушился на торговца с бранью:

— Совсем недавно ты направил в нашу управу жалобу, в коей перечислял множество драгоценностей, которые якобы у тебя украли. Уже тогда я заподозрил, что дело это нечисто. Откуда у простолюдина такие богатства? А оказалось, ты заодно с разбойниками! А ну, отвечай, кто украл княжеский пояс?

— Мне, ничтожному, достались эти богатства от предков, они вовсе не награблены! — оправдывался Чжан. — А что до пояса, то вчера в час шэнь[195] его принес в мою меняльную лавку какой-то охранник. Он заложил его за триста связок.

— А разве тебе неизвестно, что из дворца сиятельного князя Цяня пропал нефритовый пояс цвета бараньего сала с темным узором и драконами? Как ты посмел, не спросив, откуда вещь, взять ее и выдать под нее деньги? Наверняка ты с этим мошенником заодно. Где он сейчас?

Правитель велел прислужникам учинить Чжану и приказчикам пытку. Окровавленный, с кожей, свисающей клочьями, Жадная Утроба не стерпел мучений и взмолился дать ему три дня, чтобы изловить человека, который принес ему пояс. Если же в этот срок он его не найдет, тогда, мол, он примет вину на себя. Правитель Тэн, поразмыслив, согласился. В тюрьме остались два приказчика Чжана, а самого хозяина отпустили на три дня, приставив к нему стражников.

Жадная Утроба, заливаясь слезами, вышел из ворот областной управы и направился со стражниками в харчевню, где поставил им по чарке вина. Только они собрались выпить, как вдруг в дверь питейного заведения вошел, ковыляя, старик.

— Где здесь почтенный Чжан? — спросил он.

Жадная Утроба, опустив голову, молчал.

— Кто ты? Зачем тебе Чжан? — спросил один из стражников.

— Есть для него радостная весть! Я хотел было зайти к нему в лавку, да кто-то сказал, что его будто стащили в управу.

— Это я — Чжан! — сказал торговец, приподнимаясь. — Что ты хотел мне сообщить?.. Присаживайся сюда, рассказывай!

Старик сел рядом с богачом.

— Я слышал, из вашего дома пропали какие-то вещи? Нашли или нет?

— Ничего о них не известно!

— А вот я кое-что разузнал, потому и пришел вам сказать. Если не верите, я готов даже показать, где они спрятаны… само собой, за вознаграждение!

«Если удастся вернуть те пятьдесят тысяч, у меня останется предостаточно денег даже после того, как я расплачусь с Цянем, — подумал Чжан. — Правда, придется потратиться в ямыне, но зато отпадут все подозрения!»

— Скажи, любезный, кто же грабитель? Верно ли то, что ты говоришь?

Старик наклонился и зашептал ему на ухо.

— Не может быть! — воскликнул Чжан в крайнем изумлении.

— Точно! Я же сам иду в управу. Если не укажу место, где лежит краденое, сам окажусь виновным!

— Выпей с нами чарку-другую, почтенный! — обрадовался Жадная Утроба. — Когда откроется вечернее присутствие, мы с тобой доложим господину правителю!

Все четверо на радостях выпили всласть и сильно захмелели.

Тем временем в ямыне открылось вечернее присутствие. Чжан купил лист бумаги и попросил старика, которого звали Ван Бао, составить от его имени челобитную, после чего они направились в управу. В жалобе говорилось, что настоящими ворами являются сыщик Ма и начальник дворцовой стражи Ван — именно они-де ограбили богача Чжана.

«Быть этого не может! — подумал правитель Тэн. — Ведь они много лет сами ловят разбойников!»

— Видно, они твои недруги, и ты решил им насолить! — сказал правитель челобитчику. — Где у тебя доказательства?

— Я, ничтожный, имею торговое дело в Чжэнчжоу. Вот там-то я и видел собственными глазами, что они меняли какие-то вещи: золотые и серебряные. А еще они хвастались, будто в доме у них остались другие украшения. Они собираются их продать, когда будет надобность. Я, конечно, знал, что они служат в областной управе и сами ловят грабителей, но только ведомо мне и то, что на этой работе много не заработаешь. Вот тогда и напало на меня сомнение. А сегодня я увидел бумагу по делу господина Чжана, в которой перечислялись ценности, похожие на те, что я видел у них. Как и господин Чжан, я очень хочу, чтобы поймали преступников, поэтому и пришел сюда. Если есть в словах моих ложь, готов понести наказание.

Правитель Тэн не знал, что и думать, но в конце концов решил послать сыщика Ли Шуня и его спорых в деле подручных вместе с Ван Бао и Чжаном на поиски злодеев, которые как раз в это время в чужих уездах, ни о чем не ведая и не зная, сами разыскивали преступников. Ли Шунь, получив от начальника срочный приказ, направился в дом Ван Цзуня. Его подручные с шумом и криком ворвались внутрь, но застали в комнате лишь жену Вана, сидевшую возле окна с трехлетним ребенком. Женщина ела печенье с финиками, а ребенок забавлялся игрушкой, сидя у нее на коленях. Неожиданный приход грубых гостей всполошил женщину. Толком не понимая, что случилось, и боясь, что младенец испугается шума, она схватила его на руки и, закрыв дитя рукавом халата, устремилась во внутренние комнаты. Стражники бросились за ней.

— Где спрятали покражу? Куда девали вещи Чжана? Отвечай!

Женщина таращила глаза, не находя слов для ответа. Видя, что от нее ничего не добьешься, стражники принялись за поиски. Они перерыли сундуки, перевернули короба, но, кроме нескольких украшений да одежды, ничего не нашли. Ли Шунь остался очень недоволен своими подручными. И вдруг Ван Бао, пригнувшись, полез под лежак, а через некоторое время, ухмыляясь вытащил узел, который, как видно, прикрепили снизу возле самой стены. В узле он нашел два золотых стакана, украшенных драгоценными каменьями, десять черепаховых чарок, оправленных в золото, и четки из жемчужин, что добывают на севере. Чжан, узнав свои вещи, заплакал в голос. Жена Ван Цзуня стояла в полной растерянности: руки ее повисли, как плети, рот раскрылся от изумления. Женщина не могла понять, откуда в доме появились эти вещи. Стражники недолго думая накинули ей на шею веревку. Заливаясь слезами, женщина отдала ребенка соседям, а сама пошла за стражниками, которые устремились к дому Ма Ханя и устроили там такой же переполох. Тот же Ван Бао, шнырявший туда и сюда по углам, вдруг вытащил из-за балки под черепичной крышей узелок. В нем оказались жемчужины, золотые браслеты и другие безделицы, которые Чжан признал своими.

Женщин и даже детей из обеих семей потащили в управу, где правитель Тэн сидел в ожидании новостей. Будто рой пчел, стражники влетели в зал и, выложив краденые вещи, принялись объяснять: нашли, мол, их под кровлею, а вот эти — под ложем.

Тэн проговорил:

— Я слышал поговорку: «Тот, кто ловит злодеев, сам мошенник», но никогда не мог подумать такое о Ван Цзуне и Ма Хане!

Распорядившись отправить женщин в тюрьму, он назначил сроки для поимки преступников, а краденое добро передал в казну. Нищий-челобитчик, который в это время дожидался снаружи, получил свое вознаграждение и быстро удалился.

Чжан Жадная Утроба упал перед чиновником на колени.

— Ваше сиятельство, — принялся он отбивать поклоны. — Я, правда, ничтожный человечишко, но все ж в доме у меня всегда найдется лишняя плошка риса. Ну зачем мне этот нефритовый пояс? Я действительно не знал, чей он. Поскольку сегодня часть краденого нашли, я готов возместить убытки, нанесенные сиятельному князю… Господин правитель, явите свое милосердие, отпустите меня и моих приказчиков! Да будет благополучие во многих поколениях вашей семьи!

Правитель области понимал, что Чжану досталось напрасно, и он отпустил его на поруки. Ван Бао пошел за ним следом и получил свои пятьсот чохов…

Но кто же был этот Ван Бао? Оказалось, так назвался Ван Сю Хворый Кот, который не знал себе равных в искусстве лазить по крышам. По замыслу Суна Хворый Кот незаметно подбросил в обоих домах драгоценности, выкраденные у Чжана, а сам, сменив имя на Ван Бао, отправился в управу с челобитной. Но откуда властям знать обо всем этом?

Рассказывают, что Ван Цзунь и Ма Хань, которые занимались поисками злодеев, каким-то образом проведали, что их жены и дети попали в темницу. Они поспешили обратно в столицу — и прямо к правителю области Тэну. Тэн приказал их немедля избить, а потом пытать. Правитель ждал от них признаний в содеянном грабеже, но они не хотели сознаваться в том, чего не делали. Тогда правитель устроил им очную ставку с женами, но и это ни к чему не привело. Тэн отправил арестованных в тюрьму.

На следующий день в суд вызвали Чжана. Тэн велел ему возместить убытки, понесенные князем, а самому терпеливо ждать, когда найдут остальное добро. Что было делать богачу? Он смирился. Расстроенный и злой, он вернулся из ямыня домой, пошел в свою сокровищницу и удавился. Так кончил свою жизнь известный богатей Чжан по прозвищу Жадная Утроба, скупость которого навлекла на него великие беды. Начальник дворцовой стражи Ван Цзунь и сыщик Ма Хань вскоре умерли в заключении. А в это время мошенники, которые без всякого стеснения занимались в Восточной столице темными делишками, распивали редкостные вина да веселились с певичками, проводя с красотками ночи напролет. И все это сходило им с рук. Понятно: в столице в ту пору царил большой беспорядок, а потому люди не имели спокойствия. Но когда правителем области назначили Бао по прозванию Драконова Печать, грабителей охватил великий трепет. Они мигом рассеялись, пропали все, как один. Вот тогда только жители этих мест смогли по-настоящему оценить радость мирной жизни. В доказательство послушайте стихи:

Непомерная скупость и алчность

горе и беды сулят.

В Восточной столице разбойники

грабили всех подряд.

Но появился чиновник Бао

по прозванью Печать Дракона,

И теперь при мудрейшем судье

мир и покой царят.

Загрузка...