Часть III ПОТОМКИ

СКАЗОЧКА ПРОЧИТАНА

Таран в недалеком прошлом читать не любил. Одно время, правда, когда за Дашей ухаживал, увлекся чтением стихов, да и то потому, что у самого было поэтическое настроение. Потом, когда понял, что стихотворца из него не получается, охладел к этому занятию, а позже, уже после того, как Дашка перестала существовать, вообще что-либо читать перестал. Разве что газеты, да и то изредка, главным образом про спорт.

Надежда, пока в школе училась, тоже особо не зачитывалась и по литературе имела очень слабый трояк. Но за время работы на рынке — поскольку около ларька народ явно не толпился, особенно в ночное время, — приучилась читать любовные романы, написанные разными импортными дамами с красивыми загранично-экзотическими именами: Кэтрин Коултер, Линн Пембертон, Джейн Энн Кренц и еще всякими-инакими. Их Надька читала от корки до корки, потом менялась с подружками. Но с тех пор, как вышла замуж и обзавелась ребятенком, времени на чтение у нее оставалось совсем немного. Обычно ей удавалось почитать только во время загорания на речке или перед сном. Начитавшись про похождения тех красавиц и красавцев, которые страстно лобызались на обложках, Тараниха будила Юрку и требовала, чтоб он на нее обратил внимание. При этом в ее поведении появлялось нечто неестественное, в речи появлялись всякого рода книжные заимствования, вроде «войди в меня». Таран хихикал и говорил: «Ща войду, только ноги вытру!», на что Надька ворчала: «Хам трамвайный!», но тем не менее все кончалось к обоюдному удовольствию. Несколько раз Таран и сам пытался вчитаться в какой-нибудь из Надькиных романов, но больше десяти-пятнадцати страниц осилить не мог.

Но сочинение Полининого деда Таран прочел с интересом. Прямо как приехали они с Птицыным в Шишовку, так и взялся читать. Триста с гаком страниц, отпечатанных на машинке, сумел осилить за день (с небольшими перекурами) и за ночь частично. Не потому, что все было уж очень круто написано, а потому что, как ему показалось, этот самый дед Борис Сергеевич Сучков скорее всего доводился дальним потомком Агапу Сучкову и, возможно, не только сказ сочинял, но и приводил кое-какие реальные сведения, дошедшие до него через семейные предания. К тому же получалось, что Полина в конечном итоге происходит от казака Клеща, отважной девицы Муравьевой, которую воспитывал донской казак Нефедов (может, родня бабушки Анны Гавриловны?), трофейной чеченки и Констанция Ржевусского, бойца-красноармейца Михаила Карасева и все того же Агапа Сучкова, выбившегося в купцы-миллионщики. Правда, какой-то из его потомков почему-то оказался красным комиссаром.

Птицын все подряд читать не стал. Он вооружился ручкой, быстренько перелистал страницы, сделал какие-то пометки у себя в записной книжке и отдал рукопись Юрке. А сам после обеда куда-то уехал, объявив, что, возможно, останется ночевать в городе. Тарану он, как и обещал, оставил свой сотовый — на случай экстренной необходимости.

В том смысле, если Юрка почует, что у него с мозгами не все в порядке. Никаких других нештатных ситуаций Генрих не предсказывал и подтвердил еще раз Надьке, что ни под каким видом не станет мешать Юрке догуливать оставшуюся часть отпуска. Конечно, Птицелов пообещал, что завтра или послезавтра он опять приедет, но в это поверили далеко не все.

Весь остаток дня после отъезда Генриха Михайловича Таран занимался чтением рукописи и лишь во время походов на речку и поливания грядок составлял дамам компанию. На «вечернюю прогулку» и то не пошел, хотя Надька полушутя намекала — мол, смотри, мы себе кавалеров найдем…

Тарана интересовал вопрос о том, каким образом Птицелову удалось выцыганить папку у бабки Нефедовой. Да и то, почему эта самая папка, из-за которой Рыжикова отравили, оказалась все-таки у Анны Гавриловны. Сам Птицын этого рассказывать не стал, а Таран навязываться с вопросами не собирался. В конце концов, Юрка в отпуске, и нечего себе башку загружать чужими проблемами.

Однако башка как-то сама по себе загрузилась. Таран заподозрил, что всякие там рецепты снадобий исходили от той самой бабки Марфы, которая, согласно сказу, обвенчалась с Клещом на том свете. Должно быть, журналюга вытащил из папки все полезные для себя бумаги, а рукопись, от которой толку мало, решил оставить. Но вот вопрос: куда же он все эти бумаги дел, раз их никто не смог найти?

Таран стал прикидывать.

Наверняка бумажка там была не одна. Раз бабка Марфа составляла всякие лекарства и яды, то у нее скопилось несколько десятков рецептов, а то и сотен. К тому же эти рецепты после нее наверняка попали к цыганке Насте, которая тоже могла чего-нибудь нахимичить, а потом это дело записать. Она даже французский язык знала, стало быть, были баба толковая. В общем, все это хозяйство, попавшее по наследству к деду Сучкову, могло быть очень приличного объема.

То есть навряд ли эти бумаги можно было запихнуть в полую ножку от стола или стула, заклеить обоями или в книгу между страницами заложить. К тому же Рыжиков был не дурак и понимал, что те, кто будет искать его бумаги, прекрасно знали, где, как и что можно спрятать в современной квартире. Тем более что бумаги ему надо было не намертво спрятать, а так, чтоб можно было довольно быстро их достать. Стало быть, Птицын не ошибался, когда считал, что искать папку в городе — безнадежное дело.

По ходу своих размышлений Таран опять подумал про бывший санаторий химкомбината, где сподобился побывать минувшей зимой. Эта мысль ему приходила в голову еще во время поездки с Птицыным к бабушке Нефедовой. Но теперь Юрка отнесся к ней более критически. Конечно, можно предположить, что Рыжиков был знаком с покойной Дуськой-самогонщицей или с какими-то другими тамошними обитателями. Но доверять таким людям папку, за которую хочешь получить 50 тысяч долларов? Нет, Рыжиков на это бы не отважился.

Вместе с тем Юрка хорошо помнил, что Птицын говорил, основываясь на показаниях некоего Филата: «Он считает, что Рыжиков хотел убедиться, что ему привезли аванс, а потом намеревался отвезти их туда, где хранил папку. И, как он думает, там у Рыжикова имелась силовая поддержка».

То есть с этой точки зрения санаторий удобное место. Если допустить, конечно, что у Рыжикова там имелись какие-нибудь друзья с тремя-четырьмя стволами. Но все-таки слишком уж людное место этот санаторий. И потом, он, вероятнее всего, под контролем какой-нибудь из областных «контор». Ежели там и вписаны какие-нибудь братки, которые могли бы оказать «силовую поддержку» Рыжикову, то наверняка поинтересовались, что это он такое продавать собрался. А выяснив, просто отобрали бы у Рыжикова эти бумажки. На хрена платить, когда само в руки идет? Конечно, встречаются и честные бандиты, которым западло кидать интеллигентного человека, но все равно услуги их вряд ли обошлись бы очень дешево. Ну и, наконец, здешняя братва после всех кунштюков Дяди Вовы, Трехпалого и Седого живет относительно мирно, без особых взрывов и стрельбы. На хрена тем, с кем, допустим, дружил Рыжиков, внеплановые разборки с Филатом и компанией? Тем более что эта химзаводская мафия — а кому еще могут быть нужны рецепты наркоты и всяких там ядов? — скорее всего одна контора. Нет, не стал бы Рыжиков искать «силовую поддержку» у каких-нибудь здешних братков. А у кого он мог ее получить? У ментов или эфэсбэшников, что ли? Смешно думать. Наоборот, менты помогали Филату и его корешкам, Птицын даже одну фамилию Тарану назвал — майор Власьев. Да и опасненько играть в такие игры с ментами — или подставят, или посадят.

Но не был же Рыжиков идиотом, собираясь встречаться с минимум тремя заведомыми бандюгами без какого-либо прикрытия? Конечно, ему могли привезти аванс, показать баксы, но после того как он отвез братков на место, показал бумажки и Филат убедился бы в их полезности, то проблема получить хотя бы двадцать пять тысяч стала бы неразрешимой. Скорее всего, Рыжикова просто-напросто урыли бы даже без применения крема.

Нет, кто-то должен был Рыжикову помогать. Причем за относительно скромную плату. Или это должны были быть закадычные друзья с детства, или какие-нибудь очень низко ценящие себя люди. В этих людях, однако, Рыжиков должен был быть уверен, как в самом себе. И еще — по идее, этих граждан ничто не должно было связывать со здешней братвой и вообще со здешней губернией. То есть это должны быть какие-то залетные хлопцы.

Когда у Юрки в мозгах всплыло слово «залетные», он почти тут же вспомнил свои зимние встречи на лесном озере и на бывшем кордоне № 12.

Неприятные, конечно, встречи были. Там, на дне тихого лесного озера, где сейчас рыбаки, возможно, лещей и карасей выуживают, лежит «Ниссан» с четырьмя трупами — скорее всего, уже скелетами — и «девятка», на которой Таран катался в компании с Лизкой и Полиной. А на кордоне, под кучей снега, осталось еще три мертвеца. Снега сейчас нет, так что там скелеты, если их волки и лисицы не растащили, лежат открыто.

Неужели за четыре месяца никто не наведался на заброшенный кордон? Ведь, наверно, какое-то лесничество тут имеется. И уж хотя бы лесники-то по лесу ходят. Да те же рыбаки, в конце концов, могли бы туда добраться — от озера всего километр. Правда, наткнувшись на скелеты, далеко не каждый тут же побежит в милицию докладывать: «Вот он я какой! Скелеты нашел!»

И тут Таран поймал себя на мысли, что гражданин, добравшийся до этого уединенного места, мог просто-напросто вырыть ямку и закопать туда по-тихому все, что осталось от покойничков. Разумеется, если этому гражданину захотелось бы там немного пожить вдали от цивилизации. Правда, по идее, это вряд ли мог быть гражданин без уголовного прошлого.

Дальше пошла простая логика. Если зимой те шестеро налетчиков оказались на кордоне, да еще и двух баб туда привели, то, возможно, это место значится в каких-нибудь блатных путеводителях. По крайней мере устных. И, может быть, еще кто-то, с зоны откинувшись или просто сделав ноги откуда-нибудь, прибыл сюда на некоторое время — то ли перед тем как очередную сберкассу ломануть, то ли уже после того. Например, чтоб отлежаться, пока менты не успокоятся.

А вдруг среди них был некто, хорошо знающий Рыжикова? И Рыжиков доверил ему свои бумаги, пообещав отстегнуть кое-какую сумму от 50 тысяч, ежели он со своими корефанами окажет Рыжикову «силовую поддержку» при завершении расчетов с Филатом. Или, допустим, мог пообещать найти для этого гражданина и его друзей хорошие, чистые ксивы бесплатно…

Таран размышлял об этом все утро, с нетерпением дожидаясь Птицына. Но Птицын и утром не приехал, и днем, и вечером. Правда, отбывая, он говорил не четко, а обтекаемо: «Либо завтра, либо послезавтра».

А Таран сильно опасался, что те самые друзья Рыжикова, не дождавшись Андрюши с баксами и паспортами, могут попросту смыться. Если, конечно, они действительно прячутся на кордоне.

После того как Птицын и вечером не приехал, Юрка решил воспользоваться сотовым, который ему оставил Генрих Михайлович. Забрался в туалет, чтоб не привлекать внимания любопытных девок и старухи, и набрал номерок. Однако никто не отозвался. Ни на первый звонок, ни на второй, ни на третий. И, похоже, тот телефон, на который звонил Таран, был попросту выключен. Это Юрку не то чтобы озадачило, а попросту напугало.

Не в характере Птицына было забывать о своих собственных распоряжениях. То есть если он сказал, что по этому телефону можно звонить в любое время дня и ночи, значит, должен был постоянно держать его включенным.

Конечно, излишне паниковать Юрка не стал. Дождался ночи и позвонил еще раз. Снова ответа не было. Тогда Таран решил набрать номер «Антареса» — тот самый, связной, полученный от покойного Душина. Там, как обычно, ответил женский голос:

— Алло!

— Будьте добры, позовите Генриха! — произнес Таран и услышал:

— Извините, но он в отпуске, позвоните через десять дней, — сказала дама и тут же повесила трубку.

Тогда Юрка рискнул набрать коммутатор дивизии и, когда немного сонная телефонистка сняла трубку, назвал добавочный 2-15.

Это был телефон штаба МАМОНТа, по которому рекомендовалось звонить как можно реже.

— Дежурный майор Додонов вас слушает! — отозвался знакомый голос. Зимой этот веселый дядечка и его милая собачка по кличке Чарли помогли Юрке избавиться от заминированного плеера, который Ваня Седой повесил Тарану на шею.

— Это Таран, — представился Юрка. — Мне бы с Птицыным поговорить.

— Он в отпуске, юноша, — голос у майора прозвучал встревоженно. — Есть мнение, что где-то неподалеку от вас. Еще вопросы?

— Извините… — только и ответил Юрка.

КОГДА НЕРВИШКИ ИГРАЮТ В КАРТИШКИ

В общем и целом оснований для паники по-прежнему не было. Ни в «Антаресе», ни в МАМОНТе никто не обязан был докладывать Тарану, есть ли Птицын на месте, а тем более где он находится. Кроме того, там могли и действительно не знать, где полковник проводит нынешнюю ночь, ибо для всех он в отпуске. Конечно, вовсе необязательно, что Генрих проводит его в поисках тех бумажек, которые испарились из коричневой папки. Фиг его знает, может, у него и любовница имеется.

Однако некоторая тревога, которую Юрка отчетливо услышал в голосе Додонова, оптимизма Тарану не прибавила. Юрка сразу понял, что майор-взрывотехник до этого звонка был на все сто убежден — Птицын находится в Шишовке и мирно ловит рыбку в обществе Тарана. Конечно, Додонова тоже могли не информировать, чем занят командир на самом деле. Единственный человек, который всегда был в курсе, так это Сергей Ляпунов. После того как майор Авдеев оказался предателем, Ляпунов фактически стал первым замом Генриха, несмотря на свой скромный капитанский чин.

Тарану подумалось, что Додонов сейчас наверняка разыщет Ляпунова даже на дне морском и поставит его в известность о Юркином звонке. Если после этого выяснится, что и Ляпунов ни черта не знает, то меньше чем через час «мамонты» начнут искать своего шефа. Возможно, они и сюда нагрянут, поскольку Таран о месте проведения своего отпуска оставил все данные. Ну а если, паче чаяния, все в порядке и Ляпунову четко известно, что командир никуда не пропал и находится там, где надо, то никакого ночного визита не будет. В крайнем случае позвонят Тарану и скажут, чтоб не волновался попусту. Поскольку срок «до послезавтра» еще не истек.

На какое-то время Юрка успокоился, хотя и не совсем. С некоторым трудом ему удалось заснуть и проспать до утра. То есть до того самого «послезавтра».

Как обычно, поднявшись, Юрка, Надька и Лизка направились на речку — совершать утреннее омовение. Лизка выглядела хмурой, и это сразу бросилось в глаза.

— Ты чего, Лизунчик? — заботливо спросила Надька. — Нездоровится, что ли?

— Сон плохой видела, — проворчала госпожа Матюшина.

— Это какой же? — полюбопытствовала Тараниха.

— Такой, — уклончиво ответила Лизка, — неприятный.

— Надо обязательно рассказать! — заявила Надя. — А то еще сбудется! Это хорошие сны пересказывать нельзя…

— Не про папу Гену случайно? — спросил Таран, ощущая, как мурашки по спине забегали. Ему вдруг показалось, что чертова Полина могла оттуда, из лечебницы, какую-нибудь заморочку на Птицына наслать. Ведь достала же она Магомада, Колю, Васю и еще кучу народа…

— Да, про него, — мрачно кивнула Лизка. — А ты почему так подумал?..

— Не знаю. Может, потому что он вчера не приехал? И сегодня тоже не торопится…

— Может быть, — пробормотала Лизавета, рассеянно поглаживая Мурзика, сидевшего у нее на руках. Муська преданно трусила рядышком с хозяйкой, будто была не кошкой, а болонкой какой-нибудь.

— Так что привиделось-то? — понастырничала Надька.

— Отстань! — сердито буркнула Лизка. — И думать о таком не хочу, и рассказывать не буду!

Искупались, в волейбол поиграли и отправились домой. Лизка вроде бы повеселела. Завтрак соорудили общими усилиями под командой бабушки Натальи.

Все вроде бы шло нормально, сидели, кушали, пошучивали, Муська с Мурзиком молочко из миски лакали. И вдруг Лизка встала, медленно вышла из комнаты, а затем бегом выбежала на улицу и помчалась куда-то со всех ног. Следом за ней в мгновение ока вспрыгнула на подоконник Муська и ушмыгнула в открытое окно. Мурзик так прыгать еще не умел, а потому жалобно замяучил. Наверно, маму звал.

— Куда это она? — удивилась бабушка.

— Не знаю, — пробормотала Надька.

— Ладно, — сказал Таран, — я ща догоню ее, разберусь!

И побежал следом за кошкой, только что из окна сигать не стал.

— Ох, не к добру это! — озабоченно вздохнула бабушка Наташа. — Смотри, Надюшка, не ровен час, уведет эта михрютка твоего мужичка.

— Не уведет, — уверенно произнесла Тараниха, — никуда он не денется…

Таран тем временем проскочил по коротенькой улице Шишовки и увидел, что Лизка и Муська, свернув с проезжей дороги, побежали по узкой тропинке через выкошенный луг к лесу. Отделяло их от Юрки метров сто, и Таран, прибавив ходу, довольно быстро настиг беглянок. Почти на самой опушке.

— В чем дело? — спросил Юрка, запыхавшись, югда Лизка обернулась на его топот.

— Ни в чем! Отстань, пожалуйста! — проворчали та. А Муська сердито зашипела.

— Куда ты собралась? — косясь на сердитую кошку, боевые возможности которой он хорошо знал, поинтересовался Таран. — Надьку с бабкой перепугала…

— На почту, в Васильево. Отцу позвонить хочу. Генриху в смысле, — нехотя ответила Лизавета.

— Из-за этого сна, что ли?

— Хотя бы. Но и не только из-за этого. Он же должен был приехать вчера или сегодня утром, а почему-то не приехал.

Таран вытащил телефон из кармана джинсов:

— На, звони!

Лизка нехотя взяла телефон и набрала какой-то неизвестный Тарану номер. Во всяком случае, это был не коммутатор дивизии и не связной телефон «Антареса».

— Если баба подойдет, то ты говорить будешь… — произнесла Лизавета сердито. После нескольких длинных гудков трубку сняли.

— Алло! — ответил из динамика женский голос, и Лизка тут же отдала телефон Юрке.

— Будьте добры, попросите Генриха Михайловича! — с некоторым волнением в голосе проговорил Таран.

— Вы знаете, — ответила дама, — его у меня нет. На этой неделе он ко мне не заезжал. Извините!

И повесила трубку.

— Может, в «Антарес» позвоним? — предложил Таран. — Или в часть?

— Нету его там! — убежденно произнесла Лизка.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что потому, что кончается на «у»! — буркнул сердитый ребенок. — Нету, и все… Он сейчас там, где мы зимой были. На кордоне, недалеко от озера.

— С чего ты взяла? — Юрку опять мороз пробрал среди жаркого дня. — Во сне, что ли, приснилось?

— Именно так… — пробормотала Лизка. — И я вообще-то туда идти собиралась.

— Сумасшедшая! — Юрка покрутил пальцем у виска. — А если б тебе приснилось, что он в Америку уехал, ты что, прямо отсюда туда бы пехом побежала?!

— Не знаю, — ворчливо ответила Лизка. — Про Америку мне не снилось, а про кордон снилось. Он сейчас в том подвале, где мы с Полиной зимой прятались, когда бандиты на «Ниве» приехали. Помнишь? С которыми Танька и Галька были?

— Помню, — кивнул Таран, начиная верить Лизке. И одновременно думать, отчего это такие чудеса происходят. Опять, конечно, на ум Полина пришла. Точно! Эта гадюка даже во сне всем головы морочит! Сперва Птицыну заморочила, теперь за Лизку взялась, зараза…

— Слушай, — сказал Юрка, — расскажи-ка ты мне этот сон по-быстрому!

— Некогда! — мотнула головой Лизка. Он там, в подвале лежит. Связанный. Его три бандита туда посадили. Его спасать надо!

— Правильно, — поддакнул Таран, чуя, что все-таки с головой у Лизки не в порядке. — Но ты ж с тремя бандюками не справишься, верно?

— Не знаю! — буркнула Лизка. — Но я не могу сидеть здесь, когда он там.

И дернулась, собравшись продолжить путь, но Таран схватил ее за локоть.

— Погоди! — рявкнул он. — Надо нашим звонить! Что ты одна сделаешь, без оружия?

Лизка, как видно, на секунду засомневалась, но потом резким движением вырвала локоть из Тарановой нехилой лапы.

— Пусти! — И вновь дунула бегом по тропинке, куда-то в глубь леса. Кошка тигриными скачками — туда же.

Таран уже был убежден на сто процентов: то, о чем беспокоился Птицын, предлагая Юрке присматриваться к состоянию мозгов, уже произошло. Но не с Тараном, а с Лизкой. И, возможно, до этого — с Птицыным. Всплыли из памяти сценки из прочитанной повести старика Сучкова. Те, когда Марфа управляла на расстоянии цыганкой Настей, и потом морочила головы французским генералам, заставив их принять уже разоблаченного маркитанта Палабретти за настоящего Наполеона.

Юрка припустил бегом следом за Лизкой. На сей раз отрыв был совсем небольшой, и Таран рассчитывал нагнать ее за несколько секунд. Однако, пробежав метров сто, не меньше, и выскочив на большую выкошенную прогалину, обнаружил, что она исчезла.

Здесь была тропка, которая должна была вывести на огороды, довольно близко от центра села, там, где автобус останавливался. Это сокращало дорогу до села километра на два, то есть почти в два раза. Во всяком случае, так утверждала Надька. Но Лизка ведь этого не знала! Ее сюда Птицын на «уазике» привез, а Надька с Юркой ее в эту сторону еще не водили.

А вот Полина, та наверняка здесь бывала и все эти тропочки знала. И «подсказала» Лизке из своего дальнего далека, куда топать. В этом Юрка уже нисколько не сомневался.

Продолжение тропы за дорогой он нашел довольно быстро, однако чем дальше шел, тем больше сомневался в том, что догонит Лизку. Похоже, она вообще свернула с тропы и шла прямо через лес. Вполне возможно, что она уже осталась у Юрки за спиной, но могла и опередить его.

Пожалуй, именно поэтому Таран не сделал самого разумного, что прямо-таки напрашивалось в этой ситуации. То есть не позвонил в часть и не доложил Ляпунову. Отчего-то ему казалось, что если он потратит время на звонок, то не успеет перехватить одурманенную девчонку. Впрочем, было и еще одно обстоятельство, которое мешало Юрке набрать коммутатор. Ну позвонит он, а дальше что говорить? Что у Лизки мозга за мозгу зашла? Или заявить, что Птицын на кордоне находится, раз Лизке это во сне приснилось?

Тропка вывела его в проулок между двумя заборами, и еще через несколько минут Таран вышел прямо к автобусной остановке. В нескольких десятках метров тут были и клуб, и волостная управа с советским гербом и надписью «Кнессет», и магазин «Карманник», и почта, с которой Лизка якобы собиралась позвонить в город.

Таран решительно повернул налево, в сторону той части села, где находился красивенький домишко бабушки Нефедовой.

До этого домишки он, конечно, дошел помедленнее, чем в прошлый раз доехал на «уазике», но в общем довольно быстро. Здесь его кое-что насторожило.

Примерно на том же месте, где позавчера стоял «уазик», перед домиком Нефедовой красовался джип «Шевроле-Блейзер». Примерно такой, на котором прошлым летом ездил вполне прилично выглядевший Ваня Седой. Тогда он еще имел волосы, уши и не походил на посла с планеты Нарн из фантастического фильма «Вавилон-5». Номера Ваниного джипа Таран, конечно, не запомнил, но цветом он был точно такой же — синий. Именно на «Шевроле-Блейзере» бразильско-елабужского производства Юрку и Дашку год назад Седой с бригадой отвезли на свалку, контролируемую Жорой Калмыком. Неприятные воспоминания нагнала на Тарана эта машинка. Там, на свалке, он узнал всю правду про Дашку, именно там эта курва у него на глазах Жору Калмыка с семью братанами обслужила, да еще и старалась, как могла, им понравиться… На этом же джипе Седой на следующий день приехал по Дашиной наводке на ферму Душина, погибли и Алексей Иваныч, и журналист Крылов. Там же и сам Седой попался братве Калмыка, которая хотела заживо его сжечь, но не сумела сделать это до конца.

За рулем покуривал, надвинув на нос синюю бейсболку с надписью «First», парень в черной майке, с крестиком на золотой цепочке. На дочерна загорелом плече у него была какая-то витиеватая красно-сине-зеленая татуировка. Морда, однако, не выглядела на сто процентов бандитской, да и татуировку, скорее всего, кололи не на зоне, а в каком-нибудь приличном тату-салоне, с помощью специальной импортной машинки, позволяющей делать эту шкурографию весьма художественно. Так что фиг поймешь, действительно это крутой или просто косит под крутого.

Таран миновал дом Анны Гавриловны и заторопился в сторону развилки.

Пройдя несколько десятков метров, Таран вышел на лесную дорогу, идущую в сторону озера, и почти сразу же метрах в тридцати перед собой увидел Лизку. Она шла медленно и держала на руках Муську. Должно быть, притомились.

На сей раз Лизка удирать не стала. Наоборот, она обернулась, когда услышала за спиной шаги, и подождала, когда Юрка приблизится. На лице ее была какая-то растерянность и недоумение.

— Юра, — спросила Лизка, — ты не знаешь, как я сюда попала?

ТУДА И ДОРОГА?

Таран, конечно, особо не удивился. Он помнил, как в мае отходили от Полининого гипноза Алик и Тина. Те тоже, когда Полина заснула и перестала держать их на контроле, по первости ни хрена не могли понять, как очутились на шоссе, ведущем к секретному объекту господина Антона. Однако было одно «но». Тогда ведь Полина потеряла над ними контроль именно потому, что перенапрягла мозги и заснула. Но ведь сейчас-то она уже спит! И тем не менее всякие пакости делает, если принять ту версию, которую изложил Тарану Птицын.

То, что Лизка, кажется, начала соображать, Юрку, обрадовало.

— А ты что, ничего не помнишь? — спросил он осторожно.

— Что-то помню, а что-то нет… — напряженно наморщив лобик, ответила Лизавета. — Мне во сне какая-то гадость приснилась…

— Насчет папы Гены?

— Ага! — произнесла она. — Как будто его бандиты схватили и посадили в подвал. По-моему, такой был сон.

— А насчет того, как мы утром на речку ходили, помнишь?

— Помню… — кивнула Лизка. — В волейбол играли, потом завтрак готовили, потом кушали… И все! Больше ничего не помню.

— И как мы с тобой Генриху звонили, не помнишь? Вот с этого телефончика? — Таран показал Лизке сотовый.

— Немножко помню. И даже помню, как номер набирала. Но какой — забыла. А дальше — полный маразм… — Лизка помотала головой, словно бы отгоняя наваждение. — Ощущение такое, будто спала-спала и вдруг проснулась, только не в кровати, а уже на ногах. И Муська мяучит — наверно, домой просится.

Юрка хотел было объяснить ей ситуацию, как вдруг услышал за спиной шум мотора. Со стороны развилки на лесную дорогу, явно не жалея подвески, круто вывернул «Шевроле-Блейзер».

Что-то Тарану в нем не понравилось. Юрка дернул Лизавету за руку и утащил сперва под прикрытие придорожных кустов, а потом и дальше, в глубь леса.

Впрочем, те, кто сидел в джипе, судя по всему, Тараном и Лизкой не интересовались. «Шевроле» пронесся мимо, подняв тучу пыли, и скрылся за поворотом.

— Чего ты от них шарахался? — спросила Лизка, которая даже испугаться не успела.

— Так, по привычке… — пробормотал Юрка, которому стало немного стыдно за свое поведение.

— Ну так что, пойдем домой? — предложила Лизка. — А то небось твоя Надька уже волноваться начала…

До крайних домов Васильева они дошли без приключений и не тратя времени на разговоры. Юрка даже не стал справляться, как Лизка пробиралась через лес, ибо был убежден, что она этого действительно не помнит. Вместе с тем Таран все же чувствовал беспокойство. Все-таки ощущение того, что Лизкин сон имел под собой какую-то реальную подоплеку, никуда не делось. Уже топая рядом с Лизкой мимо дома Анны Гавриловны, Юрка размышлял, не позвонить ли все-таки Ляпунову…

Около калитки стояла какая-то бабка в платочке, линялом ситцевом платье и калошах на босу ногу.

— Нюша-а! — позвала она. — Ты дома?

Никто не отзывался, и, что удивительно, собака не лаяла. Лежала себе на боку, вытянув мохнатые лапы, и даже на мух, которые над ней кружились целой стаей, не реагировала.

— Нюш! — еще раз крикнула старуха. — Выйди, пожалуйста! Это я, Соня! Заснула, что ли?! Нюша!

Муська, сидючи у Лизки на руках, начала мяучить. Ей явно что-то не нравилось в окружающей обстановке.

— По-моему, эта собака сдохла… — заметила Лизка то, до чего Таран еще не успел додуматься.

Юрка остановился. Собака сдохла, Анна Гавриловна не отзывается, а джип куда-то уехал. И не прямо в сторону шоссе, а по лесной дорожке к озеру. Что-то это фигово выглядит!

Тем временем бабка Соня рискнула войти в калитку, опасливо косясь на собаку.

Бабка Соня дошла до крыльца, кряхтя сняла калоши со своих синих ног, украшенных варикозными шишками, и поднялась по ступенькам в дом. Не прошло и минуты, как из дома послышался испуганный вопль:

— Нюша-а-а! Ой, господи, беда! Померла!

От близлежащих домов уже ковыляло несколько стариков и старух. Появился и мужик помоложе, в драной белой майке и синих трикотажных тренировочных штанах советского образца — такие еще до рождения Тарана и Лизки по шесть рублей продавались. Он опередил всех еле шкандыбающих дедов и бабок, подошел к Юрке и спросил:

— Чего, померла, что ли?

— Вроде бы, — ответил Таран неуверенно.

В это самое время бабка Соня, всхлипывая и всплескивая руками, спустилась с крыльца.

— Ой, Нюшенька! Ой, подруженька дорогая! — то и дело взвывала она. — Ой, беда-какая!

— Юр, — потянула Тарана за рукав Лизка, — пошли отсюда, а? Не люблю я это…

Таран подумал, что тут и впрямь ничего уже не изменишь.

— Пошли, — кивнул он и направился дальше в сторону сельского «центра», откуда к месту происшествия двигалось еще несколько любопытных.

Навстречу Юрке и Лизке со стороны управы протарахтел грязно-желтый запыленный и ободранный мотоцикл «Урал» с коляской, на котором восседал молодой милицейский лейтенант в рубахе с короткими рукавами и сером кепи, похожем на бейсболку. Похоже, к месту происшествия спешил здешний участковый.

Таран с Лизкой от автобусной остановки свернули на уже известную Юрке тропку, миновали огороды и вошли в лес. Некоторое время шли молча. Таран все это время продолжал размышлять. Может, вернуться, рассказать этому летехе, что они джип около дома Анны Гавриловны видели? Ну и что дальше? Номера Юрка не запомнил. И потом, это и без него менту расскажут. Заявлять, что, мол, это подозрительно, раз собака и хозяйка в одночасье скончались? Если мент неглупый, сам засомневается, а если глупый, то ему на это сообщение будет начхать. Тем более что никто никакого шума-драки явно не слышал.

У Тарана, однако, выстроилась некая версия. Не иначе, какие-то бандюки узнали про то, что папка с рукописью и рецептами хранилась у Анны Гавриловны, приехали к ней, заявив, как это сделал позавчера Генрих, будто их прислал Рыжиков, и хотели забрать папку. А Гавриловна им сказала, что за папкой от Рыжикова уже приезжали и куда-то увезли. Наверно, она им описала, что приезжал здоровенный, за два метра ростом, лысый мужик средних лет на зеленом «уазике». Может, и Юрку приметила за рулем, но вряд ли смогла его хорошо рассмотреть.

До этого места у Юрки все хорошо выкладывалось, а вот дальше не очень. На фига им эту бабку убивать понадобилось? Конечно, могли просто со злости — дескать, обломила, стерва! Но со злости, строго говоря, убивают проще. Шарахнули бы из пистолета с глушителем или горло перерезали.

Но они убили Анну Гавриловну — если, конечно, действительно убили — совсем не так. Раз это выглядело как естественная смерть, то скорее всего они применили что-нибудь вроде «дудочки» Клеща, о которой Таран прочитал в повести Сучкова. Насчет того, что братки могли намазать Анну Гавриловну ядовитым кремом, Юрка тоже прикинул, но решил, что это вряд ли удалось бы сделать без шума. И уж, конечно, не удалось бы так просто намазать кремом барбоса. Нет, здесь (если опять-таки баба Нюша не умерла самым обычным образом) воспользовались именно «дудочкой» или чем-то похожим (например, пневматическим пистолетом), но однозначно стреляющим отравленными иголками. Стоп! Таран вспомнил, что весной, когда ездил «похищать» Аню Петерсон, ныне покойный Коля вооружил его авторучкой, заряженной иголками со снотворным. Такой штукой Таран вывел из игры двух братков Зуба. Кстати, Таран и сейчас еще не был уверен в том, что иголки были действительно со снотворным. Они вполне могли быть заряжены ядом.

Если так, то все очень просто. Подъехали, бесшумно уложили «спать» собаку, а затем и хозяйку ликвидировали.

Но раз они загодя вооружились «дудочкой» или «авторучкой» с ядом, значит, с самого начала, собирались бабку убивать. Вне зависимости от того, заберут они у нее папку или нет.

Отсюда Таран сделал вывод: Анну Гавриловну убивали не из мести, а как лишнюю свидетельницу, которая могла навести на их след либо правоохранителей, либо… конкурирующую банду. И очень может быть, что они ее хорошо знали еще до этой поездки. Ведь вполне возможно, что яд, которым зарядили иголки, был сделан по рецептам из папки Сучкова!

Таран принял решение звонить «мамонтам», когда они с Лизкой вышли на уже знакомую выкошенную поляну со стогом. И в это же самое время с дороги, которая выводила на эту поляну, вихляясь из стороны в сторону, въехал микроавтобус «Соболь». Из него на всю катушку орал музон, заряженный, судя по всему, еще не позабытыми «Spice girls». Когда «Соболь» остановился, то из него с шумом и гомоном вывалилось четыре парня и четыре девки, возрастом немного постарше Тарана. Судя по всему, уже малость поддатые или обкуренные.

НЕ ШВЫРЯЙТЕСЬ ПОМИДОРАМИ!

— Ну и где твоя речка? — визгливо заорала одна очень стриженная деваха в коротких шортиках и безрукавке, у которой на плече был вытатуирован таракан. — Ты куда нас завез, Сусанин?

— Здесь где-то… — ответил парень, вылезший с водительского места. — Как сейчас помню — тут рядом была.

— А ты у аборигенов спроси! — Второй парень, голый по пояс, в бейсболке козырьком назад и адидасовских шортах до колен, заметил Юрку и Лизку, которые уже подходили к середине поляны.

— Слышь, ты, мужик! — гаркнул водитель. — Где тут речка, а?

— Нету тут речки, — нехотя ответил Юрка. — Неужели не видишь?

Сообщать этой публике, что вообще-то речка есть, но они не в ту сторону свернули, Юрка не хотел. Потому что ему не хотелось, чтоб эта пьянь появилась поблизости от Шишовки.

— Блин, говорила же! — топнула ногой стриженая. — «Я тут все дороги знаю!» Трепло ты, Мызя, и морда твоя бесстыжая!

— Ну и хрен с ним! — оскалился четвертый парень. — Клевый костерчик будет!

— Соображай! — строго сказал Таран. — Сами же сгореть можете, неужели мозги не варят?!

— Какой ты умный, е-мое! — набычился тот, кого называли Мызей. — Ты, блин, кто? Колхозный сторож, да?

— Нет, он просто в рыло давно не получал, — предположил обладатель адидасовских шортов. — Можно устроить!

— Давай устраивай, — скромно заметил Таран.

— Юр, они косые, — сказала Лизка. — Пошли отсюда, а?

— Во, умная девочка! — похвалил Мызя. — Валите по-быстрому, пока я добрый!

Будь Таран один, он уже за эти слова врезал бы Мызе по роже. Но при нем была Лизка. Конечно, девчонка храбрая и в драке злая. Она на его глазах матерого бандюгу в Москве топором зарубила, а здесь, неподалеку, в бывшем санатории, спасая Тарана, еще одного детину куском стекла зарезала.

Но тут расклад похуже. Пока Таран с парнями махаться будет, эти четыре оторвы могут Лизку затоптать. Крепкие девки и без тормозов. Да еще и пива насосались, по меньшей мере. А Лизуха хоть и покрепчала малость с зимы, все одно тростиночка перед ними.

— Ладно… — мрачно сказал Таран и пошагал было вслед за Лизкой по тропке. И почти сразу же услышал позади себя издевательское ржание. А затем что-то прошуршало по воздуху и шмякнуло Лизку по спине. Гнилой помидор бросили. И заржали еще больше.

— Я этого не хотела, — сказала Лизавета так, что Таран понял: могут быть жертвы. Прежде чем Юрка успел ее удержать, госпожа Матюшина повернулась и ринулась на веселую компанию. А впереди нее, спрыгнув с плеча, понеслась кошка. Юрке осталось только последовать за ними.

Поначалу шпана только продолжала ржать. Шибко уж подавляющим казалось численное превосходство. Лизка тощая, Таран примерно в одной весовой категории с четырьмя парнями. Да еще кошка впереди бежит!

Но именно Муська начала драку, и той стерве, которая пульнула в Лизку помидором, сразу стало не до смеха. Как кошке удалось ее вычислить, осталось загадкой, но только рыжая микротигрица, разогнавшись, молнией скакнула вперед и вверх, задними лапами вцепившись в майку, а передними — в рожу!

— Ай-й-и-и! — истошно завизжала девка и, бестолково размахивая руками, шлепнулась на спину. — Бешеная! Бешеная!

Остальные девки тоже подняли визг и шарахнулись от кошки в разные стороны. А Муська, разукрасив физиономию обидчицы очень глубокими царапинами — титькам через тонкую майку тоже досталось! — оставила ее в покое и с яростным шипением и мяуканьем стала носиться следом за перепуганными девками.

Следом за Муськой на закайфованную компанию налетела Лизка. Но не на девок, как ни странно, а на мужиков.

Шмяк! Мызя получил носком кроссовки по яйцам, издал некий утробный звук и согнулся. А Лизавета, пользуясь тем, что остальные оторопели, с разворота врезала ему ребром стопы в челюсть. Была бы потяжелее — Мызя бы вообще копыта откинул.

Тот, что в адидасовских шортах, взревел:

— Ах ты, сука! — и махнул кулаком, но Лизка увернулась, и парень с разгона наскочил на Тарана, который к этому моменту уже подбежал к месту побоища. Юрка поставил блок левой, кулак «Адидаса» вскользь ерзнул по локтю. Зато правый кулак Тарана смачно впечатался «Адидасу» в подбородок, и тот, растопырив клешни, полетел навзничь.

Третий мужик торопливо сунул руку в карман и выхватил оттуда выкидуху. Щелк! Жало выскочило из ручки, хищно уставилось на Юрку. Ну, блин, веселые туристы!

Сзади на Тарана бросился тот, что размышлял, какой клевый костерчик может из стога получиться. Но Юрка его заметил вовремя, развернулся вполоборота и сцапал за руку. Хоп! Классная вертушка получилась! Парень, перелетев через Тарана, крестцом долбанул по балде своему приятелю. Тому, что выкидухой махал. Да так крепко получилось, что тот как подкошенный рухнул наземь, а выкидуха отлетела в сторону.

Юрка, не теряя времени даром, впаял любителю больших костров кроссовкой под дых, а затем очень вовремя обернулся на Мызю. Этот гад, оказывается, имел при себе пушку. И, похоже, пытался вынуть ее из кармана. Правда, руки, видать, этого козла еще неважно слушались!

Хрясь! Таран добавил Мызе по той же челюсти, которая уже пострадала от Лизки, и вырубил его посолиднее. Пушка оказалась в руках у Тарана. Нет, это не газовик был. Настоящий спортивный «марго-байкал» под патрон 5,6.

Впрочем, Юрка пистолет долго не рассматривал просто сцапал и пихнул в карман. Сразу после этого Таран огляделся: нет ли еще желающих по роже получить?

Желающих не было. Пока Юрка лупасил парией, девки, спасаясь от разъяренной Муськи, запрыгнули в салон микроавтобуса, задвинули боковую дверцу и не решались носа высунуть. А Лизка с кошкой их блокировали, причем в ручонках у девчонки уже находилась выкидуха.

Лучше всех чувствовал себя обладатель шорт «Адидас», заработавший от Тарана фирменный нокаут. Он уже сидел на заднице и пытался врубиться в ситуацию. В глазах у него то ли двоилось, то ли плыло в ритме вальса, но понять все сложности жизни он еще не мог. Мызя изредка шевелился, однако эти телодвижения подозрительно напоминали предсмертные судороги. Впрочем, Юрка был убежден, что, кроме сотрясения мозга (скорее всего, не более чем средней тяжести) и двойного перелома челюсти, больной ничем не страдает. Тот, который попался на вертушку, а после того заработал пинок в реберную дугу, лежал на боку, согнувшись, и пытался восстановить дыхание. А вот четвертый, тот, что выкидухой махал, покамест только и делал, что дышал. Да и то плохо. Доктор Таран серьезно опасался за здоровье этого пациента. Удар по башке девяностокилограммовым хлопцем мог привести к смещению шейных позвонков, тяжелому сотрясению мозга — если было чему трястись! — и в конечном итоге к летальному исходу. При всем неуважении к поверженной публике Юрка таких серьезных последствий вовсе не желал.

Впрочем, опасения Тарана оказались зряшными. Граждане имели реальные шансы на выздоровление. Тот, что отходил от нокаута, пробормотал:

— Е-мое! Это ж Таран! Я вспомнил, он чемпионом города по боксу был!

— Среди школьников, — скромно уточнил Юрка, внутренне порадовавшись, что его высшее спортивное достижение полуторагодичной давности осталось в памяти народной. — Грузитесь в свой транспорт и езжайте в направлении на хрен, пока Лизка на вас кошку не натравила.

«Адидас», пошатываясь, пошел к микроавтобусу. Следом столь же неверными шагами протопал любитель костров. После него, к удивлению и некоторому облегчению Тарана, на ноги поднялся тот, что получил по балде задницей предыдущего товарища.

А вот у Мызи, видать, дела были хуже. Он попытался привстать, но тут же повалился и стал блевать, а рожа приобрела землисто-зеленоватый оттенок. Таран рявкнул:

— Эй вы, придурки! Помогите ему, на хрен!

Как ни странно, из машины вылезли не парни, а девки. Правда, только две, наименее поцарапанные Муськой. Они подскочили к Мызе и не дали ему облеваться до полного неприличия, подхватив под локти, сумели кое-как доволочь до двери салона.

— Ну, все! — сказала Лизка, подав в салон сумку с бутылками. — Валите с богом!

Вот тут и вышло замешательство.

— А кто поведет? — пробормотал «Адидас». — Мызя-то в отрубе!

— И что, кроме него, никто не водит? — озабоченно спросил Таран.

Народ, выражаясь словами поэта-юбиляра, безмолвствовал.

— Что, серьезно, что ли, никто водить не умеет? — проворчал Юрка.

— Не-а… — ответил «Адидас».

Таран подумал, что дожидаться, пока Мызя выйдет из состояния отруба, — дело бесперспективное.

— Хрен с вами, — сказал он. — Довезу до города! А ты, Лизка, дуй домой, скажи Надьке, чтоб не волновалась!

— Я с тобой! — грозно произнесла гражданка Матюшина. — Не пущу одного!

— Давай домой! — рявкнул Таран, садясь на водительское место, и пригрозил: — Папе Гене пожалуюсь!

Но и это не возымело действия. Лизка с Муськой уселась на «штурманское» место справа от Юрки и всем видом показывала, что никуда не уйдет. Муська тоже. Зверюшка возмущенно помахивала хвостом, и, зная ее скверный характер и безумную отвагу в деле защиты хозяйки, Таран решил спустить дело на тормозах.

Грядущий нагоняй от Надежды его, конечно, волновал мало. Но вот дальнейшее развитие отношений с этими «веселыми туристами» все-таки было неясным. Сидеть спиной к салону, где находится восемь человек, явно недружественно настроенных, — это стремно. Поэтому иметь в подручных хотя бы Лизку с Муськой кое-какой смысл имело.

До Васильева доехали без приключений.

— Слышь, командир! — озабоченно пробормотал «Адидас». — Тольке очень хреново, по-моему! Там у вас в деревне никакого травмопункта нету?

— He-а, — мотнул головой Юрка. — Раньше, говорят, был когда-то, а теперь закрыли.

— Ну и что делать? В райцентре тут никакой больницы нету?

— Блин, — проворчал Таран, — это ж в другую сторону! Да и разница невелика. До города тридцать километров, до райцентра — двадцать пять!

— Сделай что-нибудь, а? — проныла одна из девок, которые помогали затаскивать Мызю (он же Толька) в машину. — Загибается же он!

— Не надо было помидорами швыряться! — проворчала Лизка.

— Ну ты вообще-е! — возмутилась девка. Но осеклась, потому что на Лизкином плечике, хищно поводя усиками и изредка выпуская коготочки, восседала Муська.

— Меня Володя зовут, — представился «Адидас», должно быть, понимая, что надо проводить какое-то «послевоенное урегулирование». — А тебя как? Фамилию помню, а имя забыл…

— Юра, — отозвался Таран, не оборачиваясь.

— Слышь, Юр, а срезать нигде нельзя? А то, я боюсь, он и впрямь загнется… Понимаешь?

Должно быть, Володя хотел добавить, что в этом случае Таран может и в тюрьму загреметь, но постеснялся. Юрка это и без него знал, поскольку понятие необходимой обороны в российском уголовном праве толкуется как бог на душу положит. Правда, пистолет с Толькиными пальчиками уже лежал у Тарана в кармане, но на нем и Юркины отпечатки остались. Если вся эта компашка, отойдя от шока, начнет давать ментам согласованные показания, то запросто повернет дело так, что Юрка, вооруженный пистолетом, и Лизка с выкидухой наперевес напали на мирных и безоружных отдыхающих… Конечно, если с Птицыным все в порядке, то МАМОНТ своего солдата в беде не оставит, но если с ним действительно что-то стряслось и Лизке вещий сон приснился, то хрен его знает, как все сложится.

— Понимаю, — кивнул Юрка в ответ на вопрос Володи. — Постараюсь, чтоб ваш Толька не загнулся… Голову ему повыше держите!

Юрка решительно повернул направо и покатил в ту же сторону, куда час назад уехал «Шевроле-Блейзер».

«Соболь» минут за десять добрался до поворота, ведущего на заброшенный кордон. Впрочем, на этом все везение и закончилось. Правое переднее колесо внезапно звонко хлопнуло.

Таран затормозил и пошел поглядеть, на что напоролся. Оказалось, что в пыли валялось донце от разбитой пивной бутылки.

— Надо запаску ставить, — проворчал Таран. — У него хоть домкрат есть?

Про запаску Юрка не спрашивал, потому что на задней дверце микроавтобуса что-то такое висело.

— Вроде был… — растерянно произнес Володя, заглядывая под заднее сиденье.

Но в это время сверху, от бывшего кордона, послышался шум мотора. И меньше чем через минуту на лесную дорогу выкатил синий «Шевроле-Блейзер». Тот самый, что стоял у дома Анны Гавриловны незадолго до ее смерти!

ШУТКИ В СТОРОНУ

Несколько секунд Таран надеялся на то, что ничего особо неприятного не произойдет. В конце концов, «Шевроле» мог бы просто объехать микроавтобус и покатить в нужном ему направлении.

Но, как видно, на сей раз джип никуда не торопился. К тому же, как выяснилось, между теми, кто ехал в «Шевроле», и компанией, катавшейся на «Соболе», имелись кое-какие неурегулированные вопросы.

Джип остановился метрах в трех позади микроавтобуса, и из него, подчеркнуто неспешно, вышли пятеро очень крупных мужиков. И кто сказал, что, мол, оскудела русская земля богатырями? Только вот с чего они все в бандиты прутся?!

— Вот — злонравия достойные плоды! — покачал головой тот, кто вылез последним. Он был постарше возрастом, лет на сорок смотрелся, а другим было ближе к тридцатнику.

Крутые выглядели добродушно. И разговор начали культурно, цитатой из классики. Правда, Таран так и не мог припомнить, кого цитировал крутой. Возможно, потому, что ему как-то не до этого стало. Он сразу понял, что братки вовсе не собираются лекции читать. Точнее, может, и собираются, но только в качестве преамбулы к чему-то более неприятному.

А понял он это по тому, как поежился Володя и какой испуг отразился на лицах остальных парней и девок. Кроме Лизки, пожалуй, которая скромно поглаживала Мусеньку, а выкидуху загодя спрятала в карман шорт.

— Думаете, мы вас тут специально дожидались? Ни хрена подобного. И шину вы тут прокололи по собственной дури. Хотя, возможно, и по божьему промыслу. Потому что вы, шелупонь недоразвитая, приличным людям «фак» показали. Ни с того ни с сего, без малейшего повода. А за это, между прочим, отвечать надо!

— Ты, «Адидас»! К тебе обращаются! — пробасил самый мощный из амбалов. — Иди сюда, ближе!

Володя понял, что, если не подчинится, хуже будет. И робко подошел. Хлысь! Амбал отвесил ему оплеуху наотмашь. Просто так, раскрытой ладонью, даже не очень сильно, кажется, — а парень слетел с ног не хуже, чем от Юркиного удара кулаком.

— Дохляк! — хмыкнул детина. — Тут и бить-то нечего.

— Правильно, — кивнул основной. — Зато есть что отдрючить. Пацаны — свободны. А вы, шлендры, с нами кататься поедете, вас пять, и нас пять — очень уютно получится. Показали «фак» — мы вам свой покажем, в натуре!

Бугаи заржали, а Таран очень рассердился, потому что эти падлы и Лизку сосчитали. Лахудр из Мызиной компашки ему было не жалко — им все одно с кем трахаться. А Лизку, хоть она ему никто, даже не сестренка, он так просто отдавать не собирался. Знать бы еще, заряжена Мызина «маргошка» или нет… К тому же она в кармане лежит, а у братков пушки проглядывают под майками, за ремнями. Пожалуй, опередят.

В общем, Таран принял самое разумное, со своей точки зрения, решение: схватил Лизку за руку и рванул в кусты. Они так резко перескочили через кювет, что братки явно запоздали с реакцией.

— Куда, пацан? — рявкнул вслед основной. — Достань их, Владик!

Водитель в черной майке выдернул из-за пояса пистолет и кинулся в погоню. Остальные подскочили к «Соболю» и встали с пистолетами у дверей. Подтащили оглушенного Володю и пихнули в микроавтобус, поддав кроссовкой в копчик.

— Шуточки кончились! — угрожающе объявил главарь. — Если, блин, еще кто рыпнется — сильно пожалеет! Девки, на выход, остальные — на месте! Ты!

Он ткнул пальцем в одну из испуганно сжавшихся девчонок.

— Давай, давай! Быстро! — Самый крупный бугай выдернул ее из салона и поволок к джипу. Вторая, с исцарапанной Муськиными когтями мордашкой, пошла сама, а следом за ней и обе остальные.

— Так, — сказал основной бойцу в майке камуфляжного цвета, — слушай сюда, Малик! Когда Владик вернется — пригоните наверх эту жестянку. Колесо поменяйте, если надо! А вы, шушера поганая (это относилось к парням), — бегом отсюда!

— Да тут у нас один вообще ходить не может! — жалобно проныл Володя.

— Кто может — тот уйдет, кто не может, останется, — внезапно изменил решение Ткач. — Кудя, за руль! Супер, достань буксир! Всех, на хрен, утянем…

Тем временем Таран и Лизка сломя голову мчались через лес. А следом за ними тяжело топотал Владик. Деревья стояли не густо, и преследователю беглецы были неплохо видны. Кроме того, бежать им приходилось вверх по уклону, который постепенно становился круче и быстро вытягивал силы. Владик тоже пыхтел, но, видать, был мужик здоровый и упрямый. К тому же его подгоняла жадность. Он сразу приметил, что Лизка намного симпатичнее потасканных девок. В том, что Тарана он сумеет отметелить, если тот окажется похрабрее остальных, Владик не сомневался. Ну а если пацан не совсем дурак, то просто убежит, оставив эту целочку ему на съедение…

Смотреть под ноги и при такой гонке надо.

Юрка не углядел впопыхах торчащий из земли корень, зацепился за него носком кроссовки и с размаху полетел наземь, инстинктивно вытянув вперед руки. Если б он этого не сделал, то, возможно, и вовсе жив не остался бы. Потому что впереди оказался солидной толщины березовый ствол. Вытянутые руки смогли, однако, лишь ослабить удар.

Бумм! В глазах потемнело, Юрка потерял сознание…

Лизка, увидев, как он упал, остановилась, а затем бросилась к нему, хотя Владик был уже всего в десятке метров от Тарана. Муська, задрав хвост трубой, бросилась следом за хозяйкой. Она даже опередила ее, но, увидев чужого, который тоже бежал к месту падения Тарана, мигом вскарабкалась на нижний сук березы и отчаянно замяукала.

Владик на кошку и внимания не обратил, он только удивился, что девчонка, только что удиравшая со всех ног, почему-то мчится прямо на него. У него и в мыслях не было, что она чем-то опасна. Наоборот, он подумал, будто девка поняла, что деваться некуда, и намерена умолять, чтоб он ее пацана не убивал.

Но едва он оказался рядом с березой, на которой засела кошка, как послышалось какое-то утробно-дикое «мяу!», и рыжая зараза со всеми когтищами на изготовку прянула ему на морду. Владик шарахнулся назад. При этом он от неожиданности выронил пистолет и обеими руками попытался ухватить и отшвырнуть кошку. Но в этот момент подскочила Лизка. Щелк! Тонкое жало выкидухи выскочило из рукояти.

— И-и-и-я-а-а! — с пронзительным визгом, от которого у Владика напоследок засвербело в ушах, отчаянная девчонка вонзила ему нож точно меж ребер. И достала до сердца…

— Ы-ы-ых! — детина засипел, как пропоротая шина, глаза Владика округлились от ужаса, и он, судорожно ухватившись за подвернувшуюся березку, еще пару секунд держался на ногах. Муська сиганула с его головы в траву, Лизка с окровавленной выкидухой отпрыгнула, но в ее сузившихся глазенках сверкал безумный огонек. Она была готова еще раз пырнуть верзилу, но больше не потребовалось.

Глаза его остекленели, руки разжались, и он, с треском придавив какой-то куст, грянулся наземь.

Лизка подобрала выпавший «Макаров», выщелкнула магазин, оттянула затвор. Восемь в магазине, девятый в стволе. Ну, теперь только суньтесь!

— Живой? — спросила Лизка, когда Юрка сумел сесть и, привалившись к дереву, покрутил башкой.

— Кажется… — пробормотал Таран.

— У тебя голова болит? — участливо спросила Лизка.

— Не… — Таран пощупал шишку, набухающую на темени. — Только гудит. А где этот? Который за нами гнался?

Лизка порадовалась, что у Тарана память не отшибло, и поспешила успокоить:

— Все нормально, я уже разобралась…

Именно после этого заявления, как ни странно, в Юркиной башке все устаканилось. Он отодвинул Лизавету в сторону и поглядел туда, где уже вовсю жужжали хищные мухи.

— Ну ты монстр… — Таран даже зажмурился, прибалдев от вида мертвого верзилы, который в горизонтальном положении казался еще длиннее. — Застрелила?

— Не-а, — мотнула головой Лизка и оскалила свои немного попорченные трудной жизнью лисьи зубки. — Вот чем!

И показала Тарану выкидуху со следами крови.

— Мама родная! — вздохнул Юрка, в то время как Лизка вытирала лезвие о мох. Больше он ничего не сказал — слов не было.

В это время со стороны дороги послышался шум мотора. Потом ухо Тарана уловило скрежет натянувшегося троса и бряканье диска. По надсадности рычания джипа Юрка усек, что братки потянули «Соболя» в горку, на кордон.

— Стрельбы не было, пока я в отрубе лежал? — спросил он.

— Нет, не слыхала, — ответила Лизка. — На кордон пойдем? Я чую: Гена там!

— Нет, — мотнул головой Таран и сказал со взрослой рассудительностью: — Не справиться нам с четырьмя. И Птицын погибнуть может, если он, конечно, действительно там.

— Тогда надо «мамонтам» звонить! У тебя же был телефон…

— Вот это — по делу, — одобрительно произнес Юрка и полез в карман джинсов. Но тут его подстерегал облом и печальное разочарование. От хрупкой импортной фигулины, явно не рассчитанной на то, что ее будут всем весом давить о корни русской березы, остались три явно неработоспособных обломка…

— Блин! — рявкнул Таран и с досады зашвырнул обломки в кусты.

— Ну и что дальше? — осклабилась Лизка. — И Васильево побежим? А если там папа Гена находится?!

— Лизуха, это тебе во сне приснилось! — напомнил Таран. — Он, между прочим, на самом деле, возможно, уже в Шишовку приехал! И сейчас они там с Надькой ума не приложат, куда мы подевались. А мы уже потрудились — труп готов. От него, между прочим, тоже кого-то отмазывать придется!

— Ладно, — сказала Лизка, — дуй в свое Васильево, жди, когда тебе через час город дадут! А я одна схожу!

— Пошли! — проворчал он. — Если, блин, там Птицына не окажется, я тебе лично задницу надеру.

Шум мотора уже удалился в сторону кордона, но к дороге они все же приблизились с опаской. Кто-то из компании Ткача мог остаться для того, чтоб подождать Владика. Однако на том месте, где стояли машины, никого не было.

— Надо чуть правее передвинуться, — прошептал Юрка. — Не переть же прямо по дороге!

На сей раз звереныш послушно кивнул. Впрочем, первой дорогу рискнула перескочить Муська, а потому Лизавета тоже быстро перебежала на ту сторону. Таран пошел замыкающим. Переходил дорогу не спеша, осторожненько. Того, что кто-либо остался подстерегать их, он не опасался, но боялся наделать шуму. Все-таки до кордона было близко.

— Обойдем их, — предложил Юрка. — За дорогой наверняка смотрят. Ветер слева дует, значит, мы их раньше услышим…

Лизка опять кивнула, и они углубились в лес, забрав еще правее от кордона. Здесь стояли в основном елки и сосны, по мягкой хвое можно было идти почти бесшумно.

— По-моему, дымком тянет! — тихо сообщила Лизка. — Не иначе, решили шашлычок пожарить…

— Запросто, — кивнул Таран, — у пацанов в «Соболе» нашарили… Эх, знать бы, сколько у них бутылок было!

— Зачем? — недоуменно произнесла Лизка.

— Ну, если там до фига водяры и пива, то эти жлобы точно, пока все не выжрут, не остановятся. А с косыми легче дело иметь, секи момент!

— Таким много надо, чтоб закосеть… — с видом знатока заметила Лизка. — Это не мой папаша, чтоб ему ни дна ни покрышки… К нам такие козлы, еще когда мать жива была, приходили. Отец пару стаканов клюнет — и в отруб, а эти гады мамку трахают. Я видала…

— Хорошо еще, что тебя не трогали, — проворчал Таран.

— У меня тогда еще пальто и ботинки были, я из квартиры убегала и на чердаке спала. Там теплый приток работал, вентиляция, короче… Не замерзла, в общем.

Да, блин, счастливое, оказывается, у Юрки детство было! У них дома, хоть и пили, как клизмы, до такого бардака не доходило. По крайней мере, на его глазах мать с отцом друг другу не изменяли. И того, чтоб Юрка на чердаке зимой ночевал, тоже не случалось. Чего уж удивляться, что эта соплюха, не дрогнув, людей режет! Юрке захотелось ее погладить, чисто по-братски, пожалеть, но не решился — хрен знает, как она на это среагирует…

ПИКНИК НА КОРДОНЕ

Сквозь просветы между деревьями они увидели облупившийся забор и торчащую из-за него крышу заброшенного кордона. Откуда-то со двора тянулся дымок с легким шашлычным душком, слышались веселые голоса и хохот, причем не только мужской, но и женский. Как видно, оторвы быстро нашли общий язык с крутыми. Настоящие мужчины! Хрен его знает, может, даже оплатят сексуальные услуги? И опять Тарану в который раз вспомнилась Дашка. Тварь продажная, как и эти бляди!

Таран помнил, что парней вроде бы Ткач собирался гнать в шею. И, судя по общему настрою, те отказываться не собирались. Юрка, в общем, их за это дело не осуждал. Рисковать шкурой из-за записных прошмондовок? В гробу он это видел.

Ну а насчет того, что тут Птицын почему-либо может находиться, Юрка и вовсе сильно сомневался. Даже если отрешиться от того, что Лизке это во сне приснилось.

Во-первых, Птицын — это не школьник-ботаник. Жлобы, конечно, мощные, но живьем они бы его навряд ли взяли. Застрелить из-за угла, наверно, сумели бы, а вот сцапать и утащить, не получив при этом тяжких телесных, не смогли бы. По крайней мере, морды у этих господ пострадали бы очень сильно, что Таран бы сразу заметил.

Во-вторых, Птицелов не такой псих, как его приемная дочка, и хрен поперся бы один на кордон, даже если б наверняка узнал, что там лежат рецепты из коллекции дедушки Сучкова. Да и вообще, скорее всего, он бы сам туда не поехал, а послал группу во главе с Ляпуновым или еще кем-то из офицеров МАМОНТа.

Наконец, если б даже представить себе, что Птицын каким-то образом лопухнулся, был похищен и доставлен на кордон, то на фига было бандюкам тащить сюда девок, устраивать тут пьянку и бардак?

Чем дольше Таран вылеживался на колкой хвое, достававшей даже через джинсы, — как это Лизка с голыми ножками терпела, он вообще понять не мог, — тем больше у него возникало сомнений в целесообразности своих действий. Более того, он уже начал подумывать и о том реальном вреде, который может произойти.

Ну, во-первых, Надька с бабкой изнервничаются. Лизка убежала, Юрка за ней поскакал, не доев завтрак, а сейчас уже обед на носу. В конце концов, Лизка хоть и сопливая, но девка, и Надька того гляди заревнует.

А во-вторых, уже имеется труп. Если, не дай бог, кто-то случайно набредет в лесу на этого Владика, позвонит в райотдел и сюда наедут менты, то отмазать даже ни в чем не повинного Тарана будет туго. Более того, если кто-то из жителей Васильева припомнит, что они крутились около дома Анны Гавриловны Нефедовой, а вскрытие установит, что бабуля померла не своей смертью, то еще и это дело могут запросто навесить…

От размышлений Тарана отвлекло изменение наблюдаемой картинки. Одна из досок, составлявших забор кордона, отодвинулась, и в образовавшуюся дыру просунулась сперва одна нога, а потом другая. Затем из дыры выбралась одна из девок — та самая, стриженная почти налысо, в безрукавке и коротких шортиках, с тараканом, наколотым на и плече. Юрка даже поначалу подумал, что эта телка побег совершает. Но хрена с два — следом за стриженой вылез боец в камуфляжной майке, которого, помнится, звали Маликом.

Намерения парочки были самые простые и естественные — потрахаться собрались. Малик даже байковое одеяло принес, чтоб подстелить под партнершу.

Но при всем этом девка, видать, не хотела отдаваться поблизости от забора и, хихикая, за малым не дошла до елок, под которыми окопались Юрка с Лизкой. Метрах в пяти от них устроились. Малик расстелил одеяло, стриженая стянула безрукавочку, под которой были только титьки. На каждой было наколото по ромашке.

— Ишь ты, девочка-ромашка! — саркастически заметил Малик, укладываясь на одеяло к телке и по-деловому ухватывая ее за плечи. Девка услужливо потащила с партнера майку, под которой тоже было много всякого нарисовано.

Пока эта парочка, выражаясь технически, «проходила предпродажную подготовку», Таран напряженно размышлял, что с ними делать в том весьма вероятном случае, если Малик как-нибудь невзначай заглянет под елки. Например, если после исполнения своего интернационального долга ему захочется на эти самые елочки пописать. Лизка наверняка без особых размышлений лупанет в него из «Макарова», прибегут остальные, и придется вступать в перестрелку при раскладе, в лучшем случае, вдвоем против трех — и то, если Малика удастся завалить с первого выстрела, а на кордоне окажутся только те, кто сидел в «Шевроле». При этом никто не гарантировал, что у Ткача и компании, кроме пистолетов, не окажется и более солидных стволов.

Тем временем Малик уже стягивал со стриженой шорты заодно с трусами. Сразу после этого партнерша с готовностью раскинула колени, и бугай, приспустив штаны, достал рабочий инструмент.

После того как мохнатая задница Малика уютно устроилась между гладкими ляжками стриженой курвы и принялась совершать ритмические качания, а стриженая стала умело подвывать и постанывать в голос, дабы бугаю казалось, будто он ей наслаждение доставляет, Лизка глазенки сузила и прошептала Юрке в ухо:

— Надо их сцапать, понял? Он сейчас только на нее глядит, а баба вообще глаза закрыла.

Юрка вместо ответа покрутил пальцем у виска. Да этот бугай ее метров на полста отшвырнет, как щепочку! А про то, что баба визг подымет, не подумала?!

Но бешеная Лизка уже все решила. Она выпрыгнула из-под елки, как чертик из коробочки. Прыг-шмыг! Прежде чем кто-либо — и Юрка в том числе — успел хоть что-то сообразить, эта кошкина дочка с выкидухой в руке оседлала могучую спину Малика, с неожиданной силой дернула его голову за подбородок вверх и молниеносно полоснула ножом по шее. Точно по сонной артерии. Кровь так и хлынула на грудь стриженой сучке, но она только глаза успела открыть. Прежде чем она собралась заорать, Лизка уже приставила ей нож к горлу и прошипела:

— Только пикни!

Таран вынужден был тоже выскочить из-под елки и броситься на помощь. Сцапав стриженую за подбородок левой рукой и обхватив за плечи правой, он выдернул ее из-под трупа и, будто куклу неживую, уволок за елки. А Лизка, мигом сориентировавшись, бросила тряпки любовников поверх бездыханного Малика, ухватила одеяло-подстилку за два угла и хоть не без напряга, но уверенно потащила за собой почти стокилограммовую тушу. Кровь еще не успела пропитать засаленную байку, и после того как Лизка сдвинула одеяло с места, никаких пятен на хвое не осталось.

Стриженая от страха сомлела, и ее пришлось выводить из обморока, слегка похлопав по щекам. Заодно Юрка наскоро стер углом одеяла кровь с ее «ромашек». А то увидит и опять в обморок нырнет.

— Не орать! — строго предупредил Таран, приставляя девке к носу дуло «маргошки». Левой рукой и боком он ее придавил к хвое, так что голой спине и заднице красотки приходилось несладко.

— Я н-не буду… — пролепетала девка. — Не убивай!

— И не собираюсь, если орать не станешь. Сколько их там еще? — Таран мотнул головой в сторону Малика, которого Лизавета хладнокровно запихивала под нижние ветки елки.

— Пятеро… — пробормотала телка. — И еще шестого ждут, Владика. Который вас ловить побежал…

— Он уже словил, — мрачно произнесла Лизавета, поигрывая ножичком.

— Значит, всего было семь, да? — еще раз уточнил Таран.

— Ага. Главный у них Ткач, самый здоровый — супер. Еще один — Кудя, тоже на дороге был. И еще пара здесь дожидалась, мужик и баба. Они их Чупа-Чупс зовут, он — Чупс, а она — Чупа. Они ж вообще-то просто побалдеть захотели. И баб найти. Просто случайно на нас наскочили.

— Ребята ваши ушли?

— Не-а… — облизнув пересохшие губки, мотнула головой стриженая. — Они их в подпол посадили.

— В подполе кто-нибудь до этого был? — быстро спросила Лизка.

— Н-не знаю. Они нас туда не подпускали.

— Как тебя зовут? — спросил Таран.

— Лайка… То есть Лара. Лайка — это погоняла такая.

— А Белки или Стрелки у вас там нет? — поинтересовался Таран, который когда-то делал в школе доклад об истории космонавтики, а потому даже имена первых собак вспомнил.

Лизке, однако, весь этот диалог не нравился. Тем более что Юрка эту стерву чуть ли не за голые сиськи держал.

— Одевайся, жопа! — прошипела она, брезгливо бросая Лайке ее шмотье. — Не фига тут сверкать…

— Да, — сказал Таран. — Одевайся и вали вон туда, к озеру. Выйдешь на дорогу, обойдешь озеро и топай дальше все прямо — доберешься до шоссе. Там машину поймаешь…

— Ой… — уже надев трусы, припомнила девка. — У меня же там, в машине, рюкзачок. А там и деньги, и паспорт, и косметичка… Можно, я с вами останусь?

— Во! — Лизка показала ей кукиш.

— Если все нормально будет, мы твой паспорт и деньги вернем, — пообещал Таран. — Просто сейчас может пальба получиться, прикинь?

— Вы что, нападать на них хотите? — ужаснулась Лайка. — У них и пистолеты, и помпа, и даже автомат есть!

— Спасибо за информацию, — поблагодарил Таран. — Вот поэтому и вали отсюда поживее!

Лайка наскоро запахнула безрукавку и вдруг, вспомнив чего-то, нервно зашарила руками по хвое…

— Чего посеяла? — прошипела Лизка.

— Застежку! — проныла та. — У меня безрукавка на нее была застегнута. Типа брошечки… Если не найду, как поеду? Титьки держать придется!

— Возьми вот это! — посоветовала Лизка, подавая Лайке ничуть не вымазанную в крови майку Малика.

— Н-нет! — пробормотала та. — Страшно… С мертвого…

— Да ты ее еще с живого стаскивала, — напомнила Лизка.

Однако Лайка дернулась, выскочила из-за елок и побежала туда, где было их с Маликом лежбище. Таран едва удержал Лизку, уже собиравшуюся выхватить пистолет. Лайка просто собралась поискать эту застежку на том месте, где раздевалась.

Но тут доски в заборе опять раздвинулись, и через дыру вылез Кудя, тот мужик, что подменил Владика за рулем джипа.

Он заметил ползающую на коленях девку и, тяжело топая, направился к ней. Таран и Лизка быстро нырнули наземь и стали наблюдать из-под елок за развитием событий.

— Удобно стоишь! — гоготнул Кудя и, подскочив сзади, сцапал Лайку за задницу. — А где Малец? Велели сказать, что жрать пора…

— Срать пошел! — пытаясь вывернуться из этих непрошеных объятий, огрызнулась Лайка. — Место под шашлык освобождает!

— Во, мудро! Это значит, на полчаса, не меньше! — хихикнул Кудя. — Малец, ты уже отшворил ее или как? Слышь, Малик?

— Ага! — зажав рот рукой, прогундосил в ответ Юрка, мгновенно отреагировав.

— Не против, если я ее у тебя на время займу?

— Ага! — тем же макаром ответил Таран, и на лице Лизки далее усмешка появилась, ибо голос Юрки звучал и впрямь так, будто он в этот момент тужился…

— Ну во! — порадовался Кудя и рывком спустил с Лайки шорты и трусы. — Не возражаете, миледи?

— Чего вам, до вечера неймется? — проныла Лайка. — Пожрали бы, выпили…

— Становись и не вякай! — У Куди вообще преамбул не было. Просто расстегнул штаны, достал и бесцеремонно вставил.

Кудя тоже увлекся своим делом, но, к сожалению, стоял лицом к елкам. К тому же в отличие от покойного Малика он сюда с пушкой приперся, правда, вынул ее из кармана и положил сбоку от себя, но, как прикидывал Таран, в любой момент мог ее подхватить.

И опять первой решение придумала Лизавета.

— На, — подала она свой пистолет Юрке. — Я сейчас выйду и отвлеку его. А ты выскочишь — и по башке!

Полковничья дочка! Стратег, япона мать! Таран в очередной раз подивился смелости этой михрютки.

Лизка отползла назад, передвинулась несколько левее и, нарочито громко кашлянув, отважно вышла из-за елок!

— Кхе-кхе! — нарочито громко покашляла она, скромно держа ручки за спиной. — Не помешаю?

Лайка даже охать перестала и выпучила глаза не то от ужаса, не то от изумления. А Кудя, приостановив свое благополезное дело, но не отпуская Лайку, хмыкнул:

— Интересно стало, малолетка? А где Владик?

— Я ему надоела… — стрельнула глазенками Лизка. — Тощая, говорит…

При этом она бочком-бочком перемещалась влево, а следом за ней и Кудин алчный взор уходил в сторону от кустов. Ему явно захотелось экзотической свежатинки.

— Слышь, микроба! — ухмыльнулся он. — Я вообще-то токарь-многостаночник! Подваливай к нам!

— А у тебя что, второй из задницы растет? — хихикнула Лизка.

— Не боись, найдется чем! — хохотнул Кудя, должно быть, обожавший совсем бесстыжих баб, и повернулся затылком к кустам, а Лизка сделала вид, будто собирается с себя майку стащить. Вот тут-то и скакнул из-за елок Таран. Бац! От удара пистолетом по балде любитель экзотики лег плашмя. Лайка выскользнула из-под него, наскоро поправляя одежду, Лизка, подхватив с земли пистолет Куди, взяла под контроль дыру в заборе, а Юрка, выдернув из штанов клиента брючный ремень, наскоро, но прочно скрутил оглушенному руки.

— Помогай! — коротко бросил он Лайке, и, подхватив Кудю за локти, они уволокли его все за те же елочки. Следом и Лизка туда прибежала.

— Молодец, — похвалил Лайку Таран. — И потрахалась немножко, и пользу людям принесла. Короче, смотри за забором, нам с этим козлом надо побеседовать.

Кудю уложили рядом с трупом, и Таран, повернув допрашиваемого на спину, приставил к его виску «марго».

— Чуешь? — спросил Юрка, когда Кудя открыл глаза и тут же захлопал ими от изумления. — Видишь, какая икота от «клубнички» развивается? Аж вторая пасть на шее прорезалась…

— Я чего? Я ничего… — забормотал Кудя, ощущая, что попал в хорошие руки и за попытку крикнуть ему тут же мозги вышибут.

— Кто у вас в подвале сидит? — прошипела нетерпеливая Лизка. — Быстро!

— Пацаны ваши… — у Куди прорезался детский лепет. — Мы им ни хрена плохого не сделали, только заперли, и все.

— А где тот, лысый? Здоровый такой?! — спросила Лизка. — Который к вам вчера попал?

Таран понял, что детеныш по-прежнему считает свой сон явью. И буквально прибалдел после того, как Кудя, тоже в некотором изумлении от Лизкиной информированности, пробормотал:

— Это который на «уазике» приехал? Так они с Дядей Федором уехали еще утром. Они кореша оказались. Нас Федор обложил за то, что мы его схопили. А Ткачу даже в дыхало врезал…

— Бумаги, которые вам Рыжиков оставил, здесь? — наудачу спросил Таран, которого предыдущая информация повергла в шок.

— Не-а… — у Куди еще больше шары на лоб полезли. — Их Федор забрал. Мы ж ни хрена не знали…

У Лизки на лице тоже отразилось недоумение. Неизвестно, как развивалось бы все дальше, если б вдруг со стороны хутора не сверкнула вспышка. Землю ощутимо тряхнуло, а затем по всему лесу раскатился мощный грохот…

КЛИН КЛИНОМ ВЫШИБАЮТ

На сей раз Таран долгонько в себя не приходил.

Первым, что увидели его глаза, открывшись, был огонь. Прямо-таки стена огня, которая была совсем близко, в полсотне метров, не больше, и жар от этого огня доставал неплохо. Да и дым щипал глаза, заставлял то и дело чихать и кашлять.

Первым, что он услышал, были гудение этого огня, треск горящих деревьев и хриплый вопль Лайки:

— Да он уже мертвый! Брось его, дура!

Только после этого Юрка ощутил, что его волокут спиной вперед, кряхтя, матюкаясь и чертыхаясь, потому что он цеплялся кроссовками за кустки, пеньки и иные неровности рельефа.

— Заткнись, сучка космическая! — визгливо проорала в ответ Лизка. — Живой он! Вон, глазами лупает!

— Ага, живой… — пробормотал Таран, и по этому случаю девки его уронили.

— Идти можешь? — прокричала Лизка.

— Помогите встать… — Похоже, что удар башкой о березу и добавка от этого нежданного взрыва крепко отразились на Юркиной башке. Пришлось ему опираться на девок, иначе ни хрена б не удержался — все кружилось и вертелось перед глазами. Немного впереди то и дело мелькал рыжий хвостик кошки Муськи.

Должно быть, от сотрясения мозга Тарану припомнилось то, что он совсем недавно прочел в рукописи старика Сучкова. Как Агап и Клещ с раздавленной камнем ступней шли по горящей Москве 1812 года, пока не добрались к реке.

— К воде! К воде надо! — бормотал Юрка. — К озеру! А то изжаримся…

— Без тебя не знали! — прорычала Лизка. — Ветер в нашу сторону! Наискось гонит!

Бу-бух! — где-то совсем неподалеку свалилась пережженная сосна, и пламя сразу скакнуло на двадцать метров вперед, ибо охваченное огнем дерево мигом подожгло и хвою, и засохший подрост, и ветки.

— И справа, и слева горит! — взвыла Лайка, вертя стриженой головой во все стороны. — Плыть надо куда-то!

— Сможешь? — спросила Лизка у Тарана.

— Наверно! — отозвался Юрка и побрел в воду.

Действительно, больше было деваться некуда.

Огонь уже вырвался на берег и справа, и слева от беглецов. Груды упавших и пылающих деревьев перегородили дорогу, ведущую вокруг озера.

Зимой Таран и Лизка (тогда с ними в компании была еще и Полина) переезжали озеро по льду, сейчас это место было примерно в километре правее их. Там было относительно узкое место, а здесь озеро заметно расширялось, и до противоположного берега было полкилометра, если не больше. Удастся ли ему доплыть туда не в самом лучшем физическом состоянии, Таран не знал, но все же предпочитал утонуть, нежели изжариться.

— Вон там! — заорала Лайка. — Бревно плывет! Ухватимся!

Все трое, саженками, шумно бултыхая руками и ногами, поплыли к бревну, которое находилось метрах в тридцати от берега, но постепенно удалялось от него по направлению ветра. Муська, уцепившись коготками за Лизкину майку, поплыла у нее на спине.

Первым до бревна доплыл Таран и, уцепившись за торчащие из воды сучья, попытался его подогнать поближе к девкам. Лайка с Лизкой тоже сумели настичь эту коряжину, которая отплыла к тому времени уже почти на сотню метров от берега.

— Давайте все в одну сторону! — предложил Таран, отфыркиваясь и с приятным удивлением ощущая, что у него — тьфу-тьфу! — никаких болезненных симптомов не ощущается.

Все его правильно поняли, хотя Юрка впопыхах не очень точно выразился. Он имел в виду, что все трое, уцепившись за бревно, должны толкать его в одном направлении. Так и сделали, схватились за сучки и заработали ногами. Исключение составила Муська, которая с Лизкиной спины перелезла на бревно, отряхнулась от воды, уселась на более-менее сухое место и поехала с комфортом.

Все дружно заработали ногами и минут через десять оказались на мелком месте, откуда можно было добраться до берега вброд. Муська без команды перепрыгнула с бревна на плечо хозяйки, и Лизка ее дотащила до пляжика. Здесь все дружно повалились на песок и перевели дух. На той стороне все было затянуто пеленой дыма, через которую то и дело прорывались языки огня, охватывавшие все новые и новые деревья.

— Блин, — пробормотал Юрка, — отчего же так разгорелось-то?

— На кордоне рвануло, — отозвалась Лизка. — Не знаю что. То ли бензин, то ли газ, но так фукнуло — жуть! Сразу несколько елок загорелось. Ну и изба с забором. Никто оттуда и выскочить не успел. А тебя, наверно, воздушной волной ударило…

— А этот, Кудя, — припомнил Таран, — он что, там остался?

— Я его пристрелила, — спокойно сказала Лизка. — Чтоб не мучился. Но все пистолеты побросать пришлось — с ними я б не доплыла. Ножичек, правда, оставила. На всякий случай.

И очень выразительно глянула в сторону Лайки, сидевшей чуть поодаль.

Таран ощущал очень сильную усталость, хотя голова вроде бы уже прошла и тошноты не было. Он снял мокрую одежду и повесил на куст, лег головой в тень, соорудив из песка изголовье, — и не заметил, как заснул.

— Он тебе кто? — полюбопытствовала Лайка.

— Любовник, — вызывающе прищурилась Лизка. — Приятно слышать, да? И не пяль глаза, ясно? А то я твои «ромашки» просто срежу, усекла?

Лайка, вспомнила, как Лизка располосовала горло Малику и пристрелила Кудю.

— Господи, да что ж ты за чудовище?! — простонала Лайка. — Я что, не человек, да? Жить не хочу? Или, ты думаешь, у меня папа с мамой миллионеры? Да я тоже, может быть, по-человечески и года не прожила, если все вместе склеить!

— Что-то не похоже по тебе, чтоб ты шибко страдала! — хмыкнула Лизка. — Гладкая, жирная, видать, не знаешь, что такое корки жрать и водой из-под крана размачивать!

— Ну, кормить-то меня кормили, конечно, — вздохнула Лайка. — Но все равно — не жизнь была, а фиг знает что. Мамка меня неизвестно от кого нагуляла — раз. С мужиками сходилась и расходилась раз в месяц. А потом отчима привела, Гошу, даже расписались вроде бы. Сначала у них все нормально было. Полгода, может быть. Ну а после опять пошла гулять. Только раньше она мужиков домой приводила, а после того как за Гошу вышла, стала сама к ним бегать. А Гоша этот был ее помоложе, но какой-то весь задроченный, извиняюсь… И дерганый. То ему все по фигу, то скандалы устраивает. То дерется с мамашей, лупит ее по чем ни попадя, то лижется и говорит, что все прощает. Ну и пить, конечно, начал с каждым годом все больше. По пьяни, конечно, и меня лупил, а потом жалел и конфетки дарил… В общем, в конце концов, когда мамка в очередной раз к хахалю удрала, он меня прижал и оттрахал. А мне всего тринадцать было, прикинь? И короче, так пошло, что как только мамаша дня на три-четыре линяет, он за меня принимается. И больно, и стыдно, и противно… Хорошо еще, что не залетела.

— Я б такого зарезала, — уверенно сказала Лизка. Однако у нее тоже было несколько случаев, когда мамашины хахали начинали к ней приставать, и, хотя все эти случаи кончились для Лизки благополучно, она прекрасно понимала, что с ней запросто могло бы случиться то же, что с Лайкой.

Просто она, худышка костлявая, мужиков особо не возбуждала.

— А я вот не смогла… — вздохнула Лайка. — Один раз хотела, когда он спал, кухонным ножом пырнуть. Но не сумела, страшно стало. Так и трахалась с ним два года, представляешь? Он меня всему научил…

— Ну и что дальше?

— Угробился, козел. Нажрался на стройке и с девятого этажа полетел. То ли случайно, то ли нарочно, то ли вообще его скинули — фиг поймешь. Мне его вроде и жалеть незачем, но после этого мне чего-то не хватать стало… Привыкла к этому делу. В общем, пошла вразнос и забесплатно.

— В общем, так. Добрый совет даю: иди-ка ты пехом отсюда. Примерно в том направлении (Лизка указала рукой) будет шоссе. Там тебя и до города подвезут, и… хм!., обслужат за красивые глазки. Давай, шлепай, пока я добрая!

— Зря ты так, — обиженно произнесла Лайка. — Я ж к тебе как к человеку…

— А я тоже как к человеку, — пожала плечиками Лизка. — Тебя, между прочим, надо мочить, ты это соображаешь? Ты против меня свидетель. Видела, как я одного козла зарезала, а другого застрелила? Видела. И вполне можешь об этом где-то трепануть. А я тебя отпускаю. Потому что мне тебя жалко, дуру траханую! Но вполне могу передумать. На хрен мне приключения искать?

— Ну раз так… — поежилась Лайка. — Я пошла…

И она понуро двинулась куда-то сквозь кусты.

Лизка прислушалась к ее шагам, убедилась, что Лайка действительно удалилась, и уселась рядом с Юркой.

Лайка, по простоте душевной, поверила, будто Лизка в сексуальном плане — человек бывалый, и говорила с ней как со взрослой бабой, прошедшей огонь, воду и медные трубы. Огонь и воду Лизка действительно прошла, и сегодняшние три трупа у нее были далеко не первые. Она уже давно перескочила тот рубеж, который Лайка не смогла преодолеть, когда собиралась резать отчима. Еще зимой, когда зарубила топором бандюгу у себя на московской квартире. Дальше все совсем просто стало — и совесть ее не мучила.

Но в женском плане Лизка была просто-напросто девочкой. Нет, в теории она много о чем знала, ей доводилось много чего созерцать в натуре — правда, такого откровенного, напоказ выставленного бесстыдства, продемонстрированного Лайкой с Маликом и Кудей, ей еще смотреть не доводилось. В школе Лизка, по причине пропущенных лет в учебе, оказалась в компании с девчушками намного моложе себя, от которых ничего существенного узнать не могла. А мальчики там были совсем маленькие и глупые. Старшеклассники Лизку не замечали, и она им тоже не навязывалась.

Между тем, после того как Лизка начала нормально питаться и жить по-человечески, у нее заработали те системы организма, которые подзадержались в развитии от недостатка витаминов и калорий. И если раньше самыми сладкими снами у бедной зверюшки были те, где ей удавалось что-то покушать, то за последние несколько месяцев Лизка несколько раз видела во сне разные приятно-стыдные картинки, где появлялся какой-нибудь мужчина. Чаще всего — похожий на Юрку Тарана. Хотя Лизка сама себя убеждала, что он ей — нечто среднее между другом и братом и она никогда-никогда с ним ничего иметь не будет, потому что он женат и у него есть очень добрая и приятная жена Надюшка, а кроме того, маленький сынишка, все-таки что-то такое в Лизкиной душе ворочалось…

Сегодня, когда Лизка полюбовалась на похождения Лайки с Маликом, а потом разглядывала, как Кудя ту же самую Лайку натягивал, у нее что-то сдвинулось в голове. Правда, там была, что называется, «боевая обстановка» и у Лизки на уме были отнюдь не сексуальные мысли, да и позже, когда убегали от пожара и переплывали озеро, было не до того. Но вот сейчас, после откровенной беседы с Лайкой, на Лизку что-то нашло. Она отчетливо осознала, что осталась с Юркой наедине, на той стороне озера бушует пожар и подсматривать некому, а с этого берега тоже никого не видно…

Неизвестно, до чего бы смогла додуматься Лизка, если б не услышала шаги, приближающиеся с той стороны, куда удалилась Лайка.

НИ ШАГУ БЕЗ ПРИКОЛА

Лизка разом подтянула Юркины плавки на прежнее место — он и тут не проснулся, — а затем быстро вернулась к тому месту, где оставила выкидуху. Едва она ухватила нож, как из кустов выскочила явно растерянная тезка знаменитой собаки.

— Чего забыла? — неласково встретила ее Лизавета.

— Ничего… — пробормотала Лайка. — Просто там никакой дороги нет. Мы на острове сидим, оказывается.

— И что, до берега хрен доплывешь, как в океане? — проворчала Лизка.

— Нет, там протока неширокая, полста метров, наверно. Но за ней не то камыши, не то болото — хрен поймешь. Короче, я лезть туда побоялась.

— Пошли, покажешь! — резко сказала Лизка.

Муська тут же прервала свой отдых на песке в тенечке и потрусила рядом с хозяйкой.

Когда девки уже удалились от пляжа метров на сорок и шорохи, которые они производили, перестали слышаться, Юрка открыл глаза и сел.

Повертев головой и обнаружив отсутствие Лизки, Лайки и кошки, Таран особого беспокойства не проявил. Мало ли, может, пописать пошли.

Юрка воспользовался отсутствием публики для того, чтоб получше обмозговать ситуацию. Точнее, обдумать ту информацию, которую он получил от Куди накануне взрыва и пожара.

Получалась какая-то ерунда. Если компания Ткача, обнаружившаяся на кордоне, была той самой «силовой поддержкой», которая помогала Рыжикову и хранила его очень ценные бумаги, а некий Дядя Федор был при этом приятелем Птицына, то почему Генрих поехал на кордон, не поставив в известность своего друга Федю? И почему друг Федя не сообщил Птицелову о том, что бумажки у него лежат?

Впрочем, это не главное. Теперь получалось, что Юрка с Лизкой испортили отношения Птицына с этим самым Федором. Конечно, если пожар разгорится, а с кордона после взрыва никто, кроме Юрки, Лизки и Лайки, не спасется, то установить их причастность к смерти трех человек из компании Ткача будет трудно. Но если за себя и за Лизку Юрка был в общем и целом спокоен, то насчет Лайки такой уверенности у него не было. Так или иначе, но если она домой вернется, все побегут именно ее спрашивать, куда кто подевался и при каких обстоятельствах. Соврать толково она не сумеет, это ясно. Тем более когда к делу подключатся менты, пожарники и прокуроры. Запутается, испугается статьи за дачу заведомо ложных показаний и расколется.

Выходит, Лайку, эту дуру несчастную, надо мочить?

Таран уже немало народу перебил, но ни разу не попадал в такие обстоятельства, когда появлялась необходимость убивать совершенно безоружного и беззащитного человека, который не представлял для Тарана никакой непосредственной угрозы. Больше того, неизвестно, сумела бы Лизка в одиночку вытащить бесчувственного Тарана из лесного пожара, если б ей не помогала Лайка. Скорее всего не сумела бы. Она же, эта Лайка, первой заметила бревно, на котором удалось переплыть озеро. Еще неизвестно, сумели бы они это сделать просто так. Во всяком случае, даже в том, что лично его собственных сил на это хватило бы, Таран был не уверен. А уж в том, что Лизка с кошкой потонули бы, был уверен на сто процентов. В общем, в том, что они сейчас живы, Лайкина заслуга, как ни крути, была. И в благодарность — зарезать?

Все Тараново существо протестовало против такого решения. Но вместе с тем он пока не мог найти никакой, как выражаются умные люди, «разумной альтернативы». Ни себя подставлять не хотелось, ни Лизку, ни Птицына с «мамонтами».

Постепенно Юрка, устав терзаться сомнениями, переключился на размышления по поводу причин взрыва и пожара.

Во-первых, Таран хорошо помнил, что зимой на кордоне не было никакой газовой плиты, а соответственно, и баллонов. Конечно, плиту с баллоном могли привезти позже, допустим, уже летом. Но все же если б один, даже большой баллон рванул, то такого пожара, который сейчас бушевал на том берегу, скорее всего не смогло получиться. Во всяком случае, он не сумел бы разбушеваться так быстро. И уж наверняка сразу всех, кто находился на кордоне, такой взрыв не угробил бы. А потому они, очухавшись от первого шока, смогли бы потушить пожар или по крайней мере разбежаться.

Так что ж тогда там рвануло? Граната типа «Ф-1»? Нет, это в общем слабенькая штука, и от нее бы так не разгорелось и за час. Толовая шашка? Она, конечно, могла бы, в принципе, избу разнести, но большой пожар за короткое время тоже не сумела бы вызвать. А если б взлетел целый ящик, то тогда бы, наверно, и Юрку с девками угробило насмерть. Если не ударной волной, то обломками дома и стволами сорванных взрывом деревьев — почти наверняка.

Таран стал вспоминать занятия по инженерной подготовке и взрывотехнике, которые проводил майор Додонов. По ходу дела он рассказывал курсантам и о том, каким образом неприятеля можно вышибать из всяких защитных сооружений. Например, о ручных одноразовых огнеметах типа «Шмель» и о боеприпасах объемного взрыва. «Шмель» выстреливал в амбразуру ампулу с огнесмесью, которая мгновенно вспыхивала с очень большой температурой горения — 3000 градусов, кажется, после чего все в данном замкнутом объеме выгорало до пепла. А снаряды объемного взрыва начинялись газовой смесью, которая при попадании в какой-либо объект быстренько распространялась во все стороны и только после этого взрывалась. «После такой штуки, — весело ухмылялся майор, — от личного состава остаются только тени на стенах!»

Чем больше Таран припоминал картинку взрыва, тем больше убеждался, что на кордоне рвануло что-то похожее. Скорее всего, именно боеприпас объемного взрыва. Только грохнул он не внутри избы, а снаружи, и огненное облако мигом подпалило все хвойные деревья, буквально испарило всех, кто собирался шашлычок жарить и с девушками общаться, да и тех, кто в подвале сидел, превратило в головешки. А уж потом ветер раздул верховой пожар…

Но неужели Ткач с компанией — даже если предположить, что они сумели где-то раздобыть такой боеприпас, который далеко не на каждом армейском складе вылеживается, — были такими лохами, что решили его подложить в костерчик, на котором шашлыки жарили?

А отсюда уже недалеко до очень далеко идущего вывода: взрыв был, скорее всего, организован кем-то со стороны. То ли где-то во дворе кордона лежало взрывное устройство, то ли какой-то доброжелатель пульнул во двор соответствующей гранатой или даже миной. Мину, правда, Таран отверг, она при подлете свистит, а выстрел из миномета слышен довольно далеко. Граната тоже могла быть брошена только из подствольника, если сам метатель не был камикадзе. А подствольник хлопает достаточно громко, и звук выстрела был бы слышен еще до взрыва. Так что наиболее вероятным источником взрыва было некое закладное устройство, которое сработало либо от часового механизма, либо по радиокоманде. Но часовой механизм не давал полной гарантии, что все, кого предполагалось уничтожить, будут в это время находиться на кордоне. С другой стороны, если какой-нибудь отважный товарищ сидел где-нибудь на сосне, откуда просматривался двор, имея на руках пульт управления взрывным устройством и хорошо зная радиус его действия (чтоб самому не угробиться!), то у него был шанс не только включить свою адскую машинку в нужный момент, но и самому в живых остаться.

Из этого следовало, что человек этот должен быть не новичком на кордоне, а кем-то, кто не только бывал тут, но и хорошо знал, например, где местные жители шашлыки жарят… То есть кто-то, кого на кордоне считали своим человеком.

На этом Таран свои логические построения прервал, ибо его встревожило долгое отсутствие девок.

Таран отправился на поиски. Он оделся, благо все мокрое уже высохло, протиснулся через кусты, окаймлявшие пляжик, и оказался на маленькой лужайке, за которой тянулась не очень густая березовая рощица. Очень скоро, меньше чем через сто шагов, Юрка прошел сквозь нее и обнаружил, что находится не на противоположном берегу озера, а на длинном, вытянутом острове, который отделен неширокой протокой от длинной стены камышей, за которыми просматривались деревья.

Юрка внимательно оглядел камыши, но не заметил никаких признаков, что через них кто-то протискивался. После этого Таран прошелся по островку, но девок не нашел. Затем он вернулся на прежнее место, подумав, будто мог случайно разминуться с ними, однако ни Лизка с кошкой, ни Лайка никаких свежих следов не оставили. После этого Таран рискнул и пару раз крикнул:

— Лиза! Лара!

Однако этот вопль остался без ответа.

Тогда Юрка закатал джинсы до колен, снял кроссовки и двинулся вброд вокруг островка. Он уже понимал, что по крайней мере в живом виде девки на острове отсутствуют. Однако это вовсе не значило, что где-нибудь под кустом не лежит чье-то мертвое тело. Выкидуха, конечно, была у Лизки, но фиг его знает, как все могло повернуться…

Никаких трупов, по счастью, Юрка не обнаружил. Но и понять, куда подевались спутницы, не сумел. Ни на одном из пляжиков, подобных тому, куда они высадились с бревна, никаких следов ни от обуви, ни от босых пяток он не нашел.

— Ни шагу без приколов! — вслух произнес Юрка. — Ну и денек, япона мать!

Денек-то, кстати, помаленьку завершался. Что сейчас творилось в Шишовке, Таран не знал, но догадывался — Надька явно в стрессе. Ветер, правда, дул не в ту сторону, и огонь шел в сторону от Васильева, поэтому дыма над лесом в Шишовке могли и не видеть, однако грохот взрыва вполне мог дойти и туда.

Предсказать, что будет предпринимать Надежда в сложившейся ситуации, было нелегко. Лишь в одном Юрка не сомневался: рано или поздно Надежда позвонит в МАМОНТ или в «Антарес». Но что из этого выйдет, неизвестно.

В общем, Юрка решил, что сидеть на островке до темноты смысла нет и пора перебираться на берег. Выбравшись на острый мысок, находившийся на дальней от места высадки оконечности островка, Таран разделся, замотал джинсами майку и кроссовки, стянул этот сверток брючным ремнем и влез в воду.

Метров десять он сумел пройти, но дальше пришлось плыть, держа сверток над головой. К тому же в протоке обнаружилось довольно сильное течение, которое повлекло Юрку вдоль камышового «забора». Когда Таран добрался до камышей, то оказалось, что около них метра полтора глубины и низкое, илистое дно, поэтому плыть параллельно им гораздо удобнее, чем идти. Соваться внутрь камышей Юрка счел бесполезным занятием — через них и до вечера к сухому месту не протиснешься. Он поплыл по течению вдоль этого зелено-коричневого частокола, справедливо предполагая, что когда-нибудь он кончится.

Однако строй камышей оказался очень длинным. Тарану пришлось еще метров сто проплыть, прежде чем он увидел небольшой промежуток в этом частоколе. Именно туда уводило течение. Не иначе в этом месте из озера вытекала какая-то речка.

Течение потащило его куда-то прочь от озера, теперь уже между двумя извилистыми камышовыми стенами. Протока все время вихляла то вправо, то влево. Камыши сперва поредели, а потом и вовсе пропали. Теперь справа и слева оказались топкие, поросшие осокой берега, с редкими кустиками. Пришлось еще сто метров проплыть, и вот тут-то Юрка увидел более-менее сухой бережок. Вот на этот бережок Юрка и вылез, чувствуя, что, несмотря на жару и теплую воду, малость перекупался Наскоро снял плавки, отжал, а затем надел все остальное. После этого Юрка решил, что пойдет вдоль речки, которая рано или поздно должна пересечь дорогу, идущую в объезд озера.

Минут через пять он и впрямь вышел к узкой и пыльной грунтовой дороге, пересекавшей реку по довольно чахлому деревянному мостику, способному выдержать в лучшем случае «Беларусь» с прицепом. Таран прикинул, что если пойдет налево, то в конце концов выйдет на тот берег, где полыхает пожар, а двигаясь направо, выйдет на шоссе, по которому можно добраться до Васильева. В конце концов, если девки не дуры, то пошли именно туда. Где-то впереди должен был показаться мостик, через который зимой он выезжал на дорогу, идущую прямо по льду на тот берег, соответственно, справа должна была появиться короткая просека, выводящая на берег озера.

И мостик, и короткая просека появились, как и предполагалось, но, когда до развилки оставалось не более двадцати метров, слева, из кустов, на дорогу выскочила взъерошенная кошка Муська.

ТАЙНЫ ЗЕЛЕНОГО ЗАБОРА

Сперва Таран обрадовался: где Муська — там и Лизка, закон Космоса! Но уже через пару секунд он понял, что надо волноваться.

Рыжая зверюшка повела себя явно необычно, по крайней мере в отношении Тарана. Она жалобно замяучила, подбежала к Юркиным ногам и стала юлить вокруг них, тереться шерсткой, наступать на носки его кроссовок и, задрав ушастую головенку, заглядывать ему в глаза. Никогда таких нежностей от этой когтистой стервы Таран прежде не видывал. Когтями она его зимой крепко деранула, когда он по нечаянности ее за хвост ухватил, до сих пор на тыльной стороне ладони белые полоски просматриваются. А в остальное время Муська соблюдала нечто вроде вооруженного нейтралитета: нас не трогай — мы не тронем.

Он сразу понял, что Муська прибежала к нему за помощью. Не для себя, для хозяйки, с которой что-то стряслось.

Юрка сделал шаг влево, и кошка, тут же прекратив тереться у его ног, побежала впереди него. При этом если чуяла, что Юрка от нее отстает, останавливалась и начинала мяучить: поторапливала! Таран вообще-то был всегда не шибко высокого мнения о кошках. Во всяком случае, их интеллектуальные способности, как казалось Юрке, были на порядок ниже, чем у собак.

Но теперь Таран резко поменял свое мнение.

Муська бежала прямо через лес, вверх по небольшому уклону, и Таран, который немало сил растратил во время дальнего плавания по озеру и речке, порядком запыхался, поспевая за этим прытким мини-гепардиком. На бегу Юрка, конечно, строил разные варианты насчет того, что могло случиться с Лизкой, стараясь не рассматривать всерьез самые худшие. Но, как ни старался, они все время приходили на ум. Поэтому каждый раз, когда кошка останавливалась и начинала мяучить, поторапливая Юрку, у Тарана аж сердце замирало. Подбежав и не увидев ничего страшного, он испытывал облегчение, но только до того момента, как Муська вновь делала остановку.

Таким манером они пробежали примерно полкилометра вверх по склону холма.

Внезапно через просветы между деревьями Юрка увидел длинный зеленый забор. Высокий, больше трех метров высотой, и очень прочный. Гораздо прочнее, по крайней мере, чем тот, который окружал бывший пионерлагерь «Звездочка» с той стороны, где прошлым летом Юрка с Милкой пробирались в логово Дяди Вовы. По верху забора была протянута колючая проволока.

Кошка побежала вдоль забора влево. Таран, изредка поглядывая по сторонам — фиг его знает, что тут за этим забором, может быть, режимный объект какой-то! — последовал за ней.

На сей раз Муська пробежала всего метров двадцать и подскочила к высокой и разлапистой сосне, стоявшей в нескольких метрах от забора. Прыг! Кошка взвилась вверх, уцепилась когтями за кору — шкряб-шкряб-шкряб! — и вскарабкалась на толстую гибкую ветку, нависающую над проволокой, а затем сделала несколько цепких шажков по ветке в направлении забора, опустила голову вниз и мяукнула.

Таран все это понял так: Лизка — за забором, а наилучшее место для того, чтоб перемахнуть через него — по мнению кошки, конечно! — вот эта самая ветка.

Однако кошка весила максимум три кило, а Таран — восемьдесят шесть. К тому же кошка — это кошка, она ходит сама по себе и писает где вздумается. Даже если на той стороне забора секретная дача президента, узел связи РВСН или лаборатория по производству бактериологического оружия, никто кошку пристреливать на месте и тем более арестовывать не станет. А вот с человеком, увы, никто так гуманно обращаться не станет. Вполне возможно, что у здешней охраны есть приказ всех нарушителей задерживать, а при попытке к бегству — применять оружие на поражение. Таран ихнюю должностную инструкцию не читал. Даже если это что-то армейское, где действует относительно либеральный Устав гарнизонной и караульной службы, то пристрелить Юрку могут запросто.

Наверно, здравомыслящий человек не стал бы даже просто залезать на дерево с целью поглядеть, что там за этим забором находится. Хотя вроде бы никаких табличек «На деревья не влезать!» нигде не просматривалось, и Юрке как свободному гражданину Российской Федерации, пользующемуся конституционным правом на свободу передвижения (в данном случае в вертикальном направлении), не запрещалось забираться на сосну, находящуюся вне пределов огороженной территории. Тем не менее угодить куда-нибудь по подозрению в шпионаже, подготовке теракта или нарушении неприкосновенности жилища Юрке совсем не хотелось.

Однако, поколебавшись малость, он все-таки решил взобраться на сосну. Крепко обхватив шероховатый смолистый ствол руками и ногами, Юрка начал карабкаться по нему вверх и довольно быстро добрался до той самой ветви, по которой разгуливала Муська. Оседлав сук в том месте, где он соединялся со стволом, Таран глянул вперед, за забор. И очень удивился.

Удивился он прежде всего тому, что за забором не оказалось ни стратегических ракет, ни шикарных особняков, ни антенн спецсвязи. Была только старая и, похоже, уже несколько лет назад заброшенная лесопилка, с которой к тому же вывезли все основное оборудование и готовую продукцию, бросив только несколько явно ни на что не пригодных железяк неизвестного назначения, полусгнившие обломки горбыля и несколько небольших куч щепы и опилок. Ни единой живой души на территории площадью в несколько гектаров не просматривалось. Стояли приземистые сараи, кирпичный кубик подстанции, явно отключенной от сети, да еще небольшая избушка с ржаво-красной жестяной крышей — должно быть, бывшая контора. На противоположной от Юрки стороне забора имелись, однако, запертые железные ворота и что-то вроде проходной, сложенной из красного кирпича. От проходной и ворот вилась по лесу грунтовая дорога.

В принципе, наверно, можно было подумать, что кошка чего-нибудь перепутала. Или что Таран ее не так понял, в конце концов. Однако после того как Юрка, сидя верхом на суку, чуть-чуть передвинулся вперед, Муська тут же отреагировала тем, что лихо скакнула с ветки вниз и приземлилась по ту сторону забора, откуда тут же послышалось призывное мяуканье — будто кота звала, блин!

Таран так прытко, как она, по суку бегать не стал, хотя и прикинул, что ветвь очень прочная и, пожалуй, выдержит его вес. Он ухватился за сук руками, свесив на несколько секунд ноги вниз, затем одним махом забросил ноги на сук и полез по нему пятками вперед спиной к земле, до тех пор, пока кроссовки не коснулись проволоки. После этого Юрка опять свесил ноги вниз, раскачался на суку, как гимнаст перед соскоком с перекладины, и, сделав мощный мах сомкнутыми ногами, отпустил от сука сперва правую, а потом левую руку… Фьють! Юрка перелетел через проволоку боком, крутнулся волчком в воздухе и уже незадолго до приземления вновь принял вертикальное положение, мягко опустившись на кучу опилок. Конечно, голову опять слегка тряхануло, и что-то в ней протестующе загудело, но ненадолго.

— Ну, и куда дальше? — спросил Юрка у Муськи, но та, конечно, ничего не ответила и побежала вперед, в сторону одного из продолговатых приземистых строений, сооруженных из неоштукатуренного красного кирпича.

Кошка привела Юрку к расположенным в торце «сарая» дощатым воротам, запертым на амбарный замок и вдобавок заложенным прочным брусом. Именно тут у Юрки шевельнулась первая надежда: покойников в принципе можно и вовсе не запирать.

Некоторое время Юрка прислушивался, нет ли кого поблизости и не прячется ли кто-нибудь, чтоб выскочить в нужный момент из-за угла. Наконец он набрался духу и, прижав лицо к щели между створками, осторожно позвал:

— Лиза!

Ответа не было, но это вовсе не означало, что там внутри никого нет. Если те, кто запер в «сарае» пленников, были дальновидными людьми, то вполне могли заклеить своим подопечным рты или хотя бы кляпы затолкать.

Таран поглядел вокруг и увидел совсем недалеко от «сарая» валяющийся в траве ржавый пожарный лом с петлей на одном конце и загнутым кочергой острием на другом, а также с остатками красной краски, которой он был выкрашен в те давние времена, когда еще чинно висел на щите в компании с багром, топором и коническим ведерком. Ничего из этого хозяйства поблизости не просматривалось, должно быть, все уже давно уперли, а вот лом почему-то остался.

Пожалуй, более удобного орудия, для того чтоб сорвать амбарный замок вместе с пробоем, было трудно придумать. Таран уже собрался было схватить лом и приступить к нелегкому труду амбарного взломщика, как вдруг некое шестое чувство его остановило.

Неужели те граждане, которые запирали кого-то в этом сарае и оставляли без охраны, были такими лохами, что не предусмотрели такой мелочи, как появление некоего случайно попавшего сюда человека? Например, какого-нибудь бомжа, которому захочется поинтересоваться содержимым сарая. Далеко не все бомжи спились полностью и окончательно, многие вполне способны взломать ворота, если обнаружат поблизости лом. А уж на то, чтоб выбить заложенный брус, у них наверняка ума хватит.

Если б Таран не влетел на растяжку, установленную Ваней Седым в подземельях Дяди Вовы, и вообще ни разу ни на чем не подрывался, то вполне мог бы поверить в то, что здешние граждане были сущие лохи. Но у него уже был опыт, который чудом не стоил жизни, и потому Юрка решил не торопясь оглядеть ворота.

Когда-то майор Додонов на занятиях по разминированию, демонстрируя разные саперные хитрости, назидательно говорил курсантам: «Самое главное — подумайте за противника. Представьте себе, что это вы хотите поставить сюрприз и надуть неприятеля. Если будете считать его дураком и профаном — взлетите на воздух».

Конечно, Юрка уже неоднократно более-менее благополучно взлетал на воздух — последний раз несколько часов назад, — а потому считал, что хотя бы на сегодня ему достаточно.

Осмотр ворот Таран начал с того, что посмотрел во все щели: сперва — между самими створками, потом — между створками и полом, между створками и боковинами проема. Напоследок Юрка подкатил к воротам пустую бочку и исследовал щель между створками и притолокой. Никаких подозрительных ниток, веревочек или проволочек на глаза ему не попалось. Но это ровным счетом ничего не говорило.

Судя по размещению петель, ворота открывались наружу. Достаточно вбить в деревянную створку гвоздик, привязать к нему за один конец ниточку или проволочку, а к другому концу ниточки или проволочки — колечко от гранаты с разогнутыми усиками на чеке, заложенной в середину ящика с толовыми шашками, пристроенного на какой-нибудь увесистой станине позади створки. Снаружи эта растяжка заметна не будет, а начнешь открывать — мало не покажется.

Единственно, в чем четко убедился Таран, — так это в том, что к брусу, на который были заложены ворота, ровным счетом ничего не привязано и вроде бы его можно беспрепятственно вынуть. Однако и этого он сделать не решился. После снятия бруса створки непременно чуточку выпятятся вперед — на пару-тройку сантиметров. А этого вполне хватит, чтоб выдернуть чеку из гранаты.

В общем, Юрка решил обойти сарай по периметру и поглядеть, нельзя ли в него пролезть, минуя эти подозрительные ворота.

На это мероприятие Таран потратил минут пять. Никаких окон в боковых стенах сарая не было — только узенькие отдушины под самой крышей, каждая площадью в торец кирпича. Пожалуй, через них даже Муська не пролезла бы. Вторых ворот на противоположном конце сарая тоже не обнаружилось, — если они и были когда-то, то их наглухо заложили кирпичом.

Конечно, Юрке припомнилось, что Агап Сучков, про которого его дальний потомок писал и своем неопубликованном сочинении, продолбил киркой и ломом стенку в пять рядов кирпичей. Навряд ли в этом сарае были такие толстые стены, но кирки у Тарана не было вообще, а лом был только пожарный, то есть с загнутым кочергой носом, которым удобно подковыривать горящие бревна и выдирать рамы из оконных проемов, но очень фигово долбить кирпич.

И тут Таран поглядел на двускатную, покрытую рубероидом крышу этого самого сарая. Крючковатым ломом можно и рубероид пробить, и доски, к которым он пришит, проломать.

Сперва Юрка при помощи все той же пустой бочки закинул на крышу лом, а потом, ухватившись за две тонкие рейки, которыми рубероид был прибит к дощатому настилу крыши, вскарабкался сам.

Первый же удар ломом угодил в щель между досками и легко прорвал покрытие. Еще несколькими ударами Таран проломил два довольно хилых горбыля, вручную отодрал кусок рубероидной полосы и пробил в крыше вполне приличную дыру, через которую мог пролезть без проблем. Следом за Юркой на крышу, а затем и внутрь отважно прыгнула Муська и, задрав хвост, помчалась куда-то в дальний от ворот угол сарая. Юрка, прихватив свой ломик, последовал за ней.

— Лиза! Ты здесь? — осторожно спросил Юрка, обращаясь фактически к куче досок, хотя впечатление было такое, что под ними никого не спрячешь… Кроме трупа, конечно.

— Здесь она, здесь! — в буквальном смысле откуда-то из-под земли донесся голос, очень похожий на голос Генриха Птицелова.

ШУТКИ ДЯДИ ФЕДОРА

Таран, конечно, немного прибалдел, потому что кого-кого, а уж Птицына здесь повстречать не ожидал. Но с этим своим изумлением ему удалось справиться быстро.

— Генрих Михалыч, вы где? — спросил Юрка.

— Здесь, под полом, — отозвался Птицын. — Тут эти козлы что-то вроде зиндана оборудовали. Яма такая метра три глубиной, поверх нее решетка чугунная, а выше доски навалены — хрен сдвинешь.

— Я сейчас разберу!

— Осторожно! Там они где-то растяжку поставили, — предупредил Генрих. — И вообще аккуратней, тут они много чего намудрили!

— А кто они? — спросил Юрка, осторожно снимая с кучи верхнюю доску и оттаскивая в сторону.

— Дядя Федор шутки шутит… — проворчал Птицелов с трехметровой глубины.

— Там только вы с Лизкой? — ухватываясь за вторую доску, поинтересовался Таран.

— Нет, — сказал Генрих, — нас тут шестеро сидит. Теплая компания, только дышать почти нечем. Ты-то как сюда добрался?

— Кошка привела! — Юрка оттащил еще одну большую доску.

— Мусенька, я тебя люблю! — пискнул Лизкин голосок.

— Юрик! — встревоженно позвал Птицын. — Смотри внимательно, точнее, слушай. Сюда могут наши ребята подъехать в ближайшее время. Постарайся, чтоб они ни на что не нарвались!

— Постараюсь, — зашвырнув на штабель очередную досочку, отозвался Таран. Но едва он хотел ухватиться за следующую, как услышал жалобное «мяу!».

— Муська! Там что, растяжка стоит? — спросил Юрка, не веря в кошкины таланты. Муська нервно и сердито повиляла хвостом и поскребла цементный пол лапками — будто дерьмо закапывала. Мол, чего спрашиваешь, обормот? Неужели, думаешь, я попусту мяучить буду?

Это был первый реальный сюрприз, который нашел Таран. В доску снизу был вбит гвоздик, загнутый крючком, а к нему примотана суровая нитка с небольшой слабинкой. Нитка уходила куда-то глубоко под доски.

Юрка сумел благополучно выдернуть несколько досочек, почти не пошевелив ту, с ниткой. Гранаты он не увидел, но зато освободил от досок угол литой чугунной решетки.

Таран снял еще несколько обрезков и наконец увидел гранату «Ф-1», к кольцу которой была привязана нитка, идущая от доски с гвоздиком. Он уже хотел было дотянуться до нее, чтоб загнуть усики на чеке, но снизу предостерегающе крикнул некий незнакомый женский голос — ни Лизке, ни Лайке он принадлежать не мог:

— Осторожней! Снизу к решетке вторая привязана!

— Спокойней, Ира! — прогудел Птицын. — Не дергай его! Юра, сними еще пару досочек. Так, отлично! Теперь, не приподнимая гранату, осторожно загни усики… Осторожненько-осторожненько, понял?

Таран понял систему: снизу, со стороны ямы, к чугунной решетке была очень крепко примотана вторая «Ф-1» — той же самой ниткой, которая была привязана к гвоздику, вбитому в доску, и к кольцу первой гранаты. Причем у второй «фени» чека уже была выдернута, взрыва не происходило только потому, что спусковой рычаг гранаты был примотан к корпусу ниткой. Но стоило только значительно ослабить натяжение нитки на одном из ее концов, как граната отматывалась от решетки, падала на головы тем, кто находился в яме, и через четыре секунды оттуда можно было почти с гарантией доставать шесть трупов. Шансы выжить при взрыве в узком пространстве площадью полтора на полтора метра были ничтожные. А если б Юрка приподнял первую гранату, не загнув усиков, то нитка, привязанная к ее кольцу, выдернула бы из нее чеку. При этом натяжение нитки ослабло бы, и опять-таки все кончилось бы взрывом. Только в этом случае уже двойным.

Усики на первой гранате Юрка, конечно, сумел загнуть, но что делать со второй — понятия не имел. Дрожь била, шевельнуться боялся, хотя ему лично эта граната угрожала намного меньше, чем сидящим в яме. Услышав щелчок спускового рычага, он вполне мог успеть отскочить и даже под осколки не попасть.

Но все обошлось как нельзя лучше. Следуя советам Птицына, Таран освободил проход от гранат, и узники вылезли наружу. Старшина милиции, Пух, Лизка, Лара-Лайка, незнакомая Тарану не очень молодая баба и, наконец, сам Птицын.

— Ловкость рук — и никакой приватизации! — хмыкнул старшина. — Блин, я уж думал — все!

— Не спеши! — осадил его Птицын. — Нам еще из этой халабуды надо на воздух выйти, гражданин Муравьев. Это ты дыру проделал, Юрик?

Генрих Михайлович указал на пролом в крыше.

— Ага, — кивнул Таран. — Через него можно и обратно…

В это время тишину нарушил гул нескольких моторов.

— Ихние вернулись? — обеспокоенно спросил Муравьев.

— Боюсь, что это наши! — произнес Птицелов. — Ихние, как я понял, очень хотели, чтоб сюда побольше моих ребят приехало… Так! Таран за мной — остальные на месте. Ваня, проконтролируй Пуха, чтоб он никуда не лез и ничего не трогал.

— Я тоже с тобой, папа! — пискнула Лизка.

— А ты — контролируй Муську и ни шагу вперед! — жестко осадил ее Птицын. — Пошли, Юрик!

Не дойдя пяти метров до очерченных слабым светом створок ворот, они наткнулись на какие-то железные бочки.

— Бензин! — принюхался Птицын. — Пожалуй, 95-й, не ниже. А уклон пола, между прочим, в сторону нашей ямки. Не суйся пока! Они тут, между бочками, могли еще растяжку посадить!

— Генрих Михалыч, — сказал Таран немного нервно, — давайте лучше через крышу, а? Без фонаря мы тут все равно ни хрена не разглядим!

— Тихо! — оборвал Птицын, прислушиваясь к шуму моторов. — По-моему, они уже подъехали! Лишь бы догадались Додонова с собой взять… А то Серега уж больно горяч, может нарваться по простоте душевной. Ладно! Идем обратно!

Они вернулись к ожидающей их публике. Птицелов объявил:

— Будем выходить через крышу. Сначала Юрка. Если это наши — объясни, чтоб ворота не трогали и помогли нам выбраться. Если нет, то свистни три раза, чтоб мы знали, и постарайся их увести отсюда, хотя бы минут на десять-двадцать. Рискованно, понимаю… Но ты бывалый парень, наверно, сумеешь. Здесь всяких руин полно, пока найдут — мы вылезем и спрячемся. А там, глядишь, и Серега сюда доберется.

Птицын и Юрка влезли на штабель, располагавшийся под дырой, следом за ними туда же вскарабкались остальные. Генрих легко приподнял своего бойца и подсадил к дыре. Таран сперва выставил голову, убедился, что поблизости от сарая никого нет, и выполз на крышу, а затем осторожно, чтоб поменьше брякать, сполз со ската ногами на бочку и лишь потом мягко спрыгнул наземь.

Моторы урчали где-то у ворот. Похоже, автомобили стояли на месте, не выключая двигателей. Через этот мерный рокот до ушей Тарана долетал легкий топоток кроссовок. Кто-то явно разбегался от машин, то ли собираясь прочесывать местность, то ли, наоборот, намереваясь залечь в засаду.

Осторожно добравшись до угла, Юрка вполглаза глянул в сторону ворот. Там стояли два небольших фургончика-броневичка для перевозки денег. Из них через задние дверцы один за другим выпрыгивали мужики в спортивных штанах и кроссовках, но в бронежилетах и с оружием. Они торопливо разбегались от машин в сторону строений бывшей лесопилки, причем, как показалось Тарану, явно с прицелом на то, чтоб охватить полукольцом сарай, из которого только что выбрался Юрка.

Высадив большую часть народа, оба броневика доехали до сарая, однотипного тому, где содержались пленники, но стоявшего гораздо ближе к воротам. Выскочив из машин, еще несколько парней проворно отворили ворота в торцевой части сарая, и оба бронефургончика исчезли внутри. Ворота за ними тут же закрыли, и еще через пару минут на территории бывшей лесопилки вновь воцарилась почти гробовая тишина.

Нет, те, кто приехал, были вовсе не «мамонты». Ну и, соответственно, не ОМОН, не СОБР и какие-либо иные официальные структуры. Поэтому можно было со спокойной совестью три раза свистеть. Однако свистеть отсюда, из-за сарая, не следовало. Эти самые «ихние», то есть, вероятно, представляющие Дядю Федора бойцы, тут же набегут сюда, по-быстрому пристрелят или приколют Тарана, а затем обнаружат дыру в крыше. Одна граната — и всем хана. Горящий бензин из бочек затопит все помещение, и никто выскочить не сумеет.

Поэтому Юрка, прикрываясь сараем от взоров неприятеля, добрался до «слепого» торца здания, где не было ворот и рос густой бурьян с лопухами, лег на землю и переполз за ближайшую кучу опилок. Оттуда — за другую, потом за третью и, наконец, за угол некоего дощатого сооружения, где валялись обломки пилорамы и еще каких-то механизмов. Вдоль этого сооружения Юрка пробрался еще дальше от сарая, где прятался Птицын. Осторожно выглянув из-за угла, Таран увидел неподалеку большую груду уже тронутых гнилью березовых бревен.

Благополучно перебравшись за эту груду, Юрка очутился уже больше чем в ста метрах от того места, где вылезал через дыру в крыше, и подумал, что, может быть, ему стоит посвистеть, однако, когда он уже поднес пальцы ко рту, откуда-то с противоположной стороны груды послышались негромкие голоса…

ДЕЛО МАСТЕРА БОИТСЯ!

Таран притих. Говорили не дальше чем метрах в двадцати от него, и Юрка даже дышать старался потише. Тем более что уже первые услышанные фразы затрагивали его интересы.

— По-моему, шуршануло где-то, а? — тревожно прошептал какой-то молодой голос.

— Крыса, наверно, — нервно зевнул некто более басовитый.

— А может, кто-то из этих, что в яме сидит, сбежал?

— Офонарел? Там две растяжки поставили. Если только дернутся — взлетят. Ты лучше за воротами смотри. Скоро за этим лысым бугаем его братва наедет…

— Блин, а много их?

— Говорят, много… Зря, что ли, по шесть магазинов брали? Самое главное, е-мое, чтоб они сразу нас не засекли. Тогда может и фигово быть. Но они сразу за лысым кинутся, Федя это просек. Им там даже лом специально подбросили. Дернут пробой — а там мина фуганет, осколками в упор. Ну а кроме того, там еще сюрпризец есть — если налетит, то их и половины в живых не останется. Да и те, скорее всего, перекалеченными лягут. Останется только добить.

— А если нет?

— Если, если… Молись господу богу, чтоб этих «если», на хрен, не было! — сердито пробормотал браток.

Некоторое время голосов не слышалось. Юрка выждал, пока опять заговорят, и сделал несколько осторожных шагов.

— Слышь, Охрим, а эти нас со стороны озера не объедут?

— Во чувак! Там пожар сейчас в лесу, дороги перекрыли. Опять же пока его тушат, там до фига всякого народа толчется. Не фига им там светиться. Так что дорожка сюда одна, и там у Феди братки с рациями расставлены. В два счета стуканут, если они через лес попрут.

— Ну и что тогда?

— Сядем в тачки и слиняем по-быстрому, пока они из леса будут выходить! А на шоссе им разборку затевать не с руки, они не менты, сами под богом ходят, понял?

— Как все запущено, блин!

— Тихо! — перебил Охрим. — Едут, кажется!

Юрка тоже услышал нарастающий гул машин, пробирающихся по грунтовке через лес. Даже отсюда, из-за кучи бревен, Таран уловил знакомое урчание «ГАЗ-66», на которых ездили «мамонты».

Но это было еще не все. Через пару минут из-за озера, оттуда, где клубилось сизо-багровое облако дыма, подсвеченное пламенем, послышался куда более мощный рокот.

— Вертолет! — испуганно пробормотал молодой скептик.

— Ну и что? — попытался успокоить его Охрим. — Пожарники, наверное… Обычное дело. Пролетит, ни хрена не заметит. Лезь сюда! Быстро!

Таран понял: самое оно! Братки попрятались, наружу смотрят редко. А вертолет — вот он! Прошел низко, плавно описал круг над лесопилкой. Юрка даже бортовой номер углядел — это была та же машина, что зимой прилетала из дивизии на озеро, когда Трехпалого брали.

Свистеть Таран не стал, а просто быстро взбежал по бревнам на вершину кучи. Он правильно рассчитал: те двое укрывались в небольшом углублении, имевшемся в этом березовом нагромождении. Братки заползли поглубже под бревна и ни фига не слышали толком, как топает Юрка, пока «вертушка», посвистывая, тарахтела над головами. И те, что сидели на других точках, тоже попрятали головы. Зато вертолетчики Юрку наверняка заметили.

Напоследок еще и случай помог, который мог бы вообще-то стать для него и несчастным. Когда Юрка взбежал на самую вершину кучи, то наступил на одно из неплотно лежащих бревен. Шу-ру-ру-рух! Все бревна, лежавшие на той стороне груды, неожиданно покатились вниз, прямо на спины Охриму и его напарнику. Таран, у которого только чудом нога не провалилась в щель между бревнами, довольно удачно шлепнулся на задницу и имеете с бревнами съехал в буквальном смысле на головы незадачливых бойцов. То ли сдуру, то ли просто инстинктивно, они попробовали выскочить. И успели только подставить шеи под тяжкий удар пятиметрового бревнышка диаметром сантиметров тридцать…

Юрка, хоть и маленько помял задницу о жесткие бревна, доехал до них в здравом уме и трезвой памяти. Он нырнул туда, где валялись эти страдальцы, и ухватил оба автомата и 12 магазинов, включая те, что были присоединены к оружию. Один «лифчик» Таран нацепил нормально, спереди, второй задом наперед, за спину, получилось что-то вроде хилого бронежилета.

Рычание «мамонтовских» машин слышалось уже близко, где-то за ближайшим поворотом дороги, а вертолет, развернувшись над Васильевом, наверно, вновь стал приближаться к лесопилке. Таран в это время увидел какую-то неясную тень, мелькнувшую в окне того здания, которое он счел «конторой», и без лишних слов стреканул туда из автомата. Оттуда ответили, а затем еще несколько человек, как видно, решив, что все равно обнаружены, начали поливать огнем бревна. Таран вовремя нырнул вниз, навалившись на бесчувственные тела Охрима и его корешка.

— Позорники! Продали! — долетел до Юркиных ушей чей-то крик души.

Сквозь вертолетный рокот и свист послышались какие-то хлопки и шипение. Таран не сразу рискнул высунуть голову, а потому сделал это лишь через пару минут, когда услышал чей-то надсадный кашель. Оказывается, с вертолета сбросили дымовые шашки, и под прикрытием дыма через ворота на лесопилку вломились «мамонты». Они, разумеется, не помчались к «сараю», а рассыпались цепью вдоль забора, поливая огнем тех, кто еще не успел сообразить, что опасность исходит с тыла.

Когда Таран выполз из-за бревен, то стрельбы уже не слышалось, долетали только отдельные вопли:

— Сдаюсь! Братва, на фига сапогами-то?! Уй! — и так далее.

И через заднюю дверь «конторы» один за другим выскочили трое. У двоих Таран успел заметить автоматы, а третий в одной руке держал пистолет, а в другой — кейс. Пока Юрка подтягивал к себе автомат, эта троица скрылась за угол небольшой сараюшки.

«Кейс! Документы Рыжикова!» — так и стрельнуло Тарану в голову.

Надев один автомат за спину, а второй взяв в руки, Юрка не решился соваться напрямки к сараюшке, а побежал к углу забора. Как ему казалось, беглецы так или иначе должны были в него упереться. Конечно, в заборе или под забором могла быть дыра, но наверняка узкая, в которую сразу трое не протиснутся. Вот там-то он их и подловит!

Однако когда Юрка добежал до намеченной точки и залег, то никого из тех, кто слинял из конторы, не заметил, хотя вдоль забора с этой стороны было относительно чисто, ни хлама никакого не валялось, ни кустов не росло. Забор четко просматривался от угла до угла, а дым сюда не дошел. По-видимому, ни внутри, ни позади сараюшки никто из бойцов Дяди Феди не прятался, потому что с той стороны стремглав выскочили двое «мамонтов». Понимая, что его сгоряча могут пришибить, Юрка заорал:

— Свои! Я — Таран! — и поднял автомат прикладом вверх.

«Мамонты» подскочили.

— Ты что здесь делаешь, шпана? — проскрежетал мембраной голос Топорика. — Ты ж в отпуске?

— Отдыхаю культурно! — оскалился Таран.

— Где Птицын? — спросило второе чудище, оказавшееся Милкой.

— Вон в том сарае, — заторопился Юрка, понимая, что сейчас «мамонты» могут налететь на Федины сюрпризы. — Надо их через дыру в крыше мы водить! Ворота заминированы — вырвешь пробой, все взлетит!

— Е-мое! — прорычала Милка. — А туда уже Додоныч поперся!

Топорик торопливо выдернул рацию из нарукавного кармана, нажал кнопку и забубнил:

— Третий, я — Девятый, ответь!

— Я — Третий, какие проблемы? — хрюкнуло из динамика голосом Ляпунова.

— Серый, тормозни Додоныча, чтоб ворота не трогал! Там сюрприз на пробой подключен. Выводите их через крышу, там дыра есть со стороны забора…

Таран вспомнил о тех троих с кейсом и поспешил сказать:

— Тут какие-то трое бегали, из конторы выскочили… Вон за ту клетуху нырнули.

— А дальше куда?

— Не знаю… Я думал, вы видели.

— Ну-ка, глянем! — рявкнула Милка и двинулась к обитой жестью сараюшке, а Топорик с Тараном последовали за ней.

Хотя никаких щелей и дыр в жести, через которые можно было выставить ствол, с этой стороны не просматривалось, Милка без долгих преамбул долбанула по сараюшке из автомата. Патронов десять сожгла. Навряд ли кто остался невредимым, если б кто-то и был внутри. Однако из сараюшки никаких писков-визгов не послышалось. Топорик тоже добавил, после чего стало ясно, что в сараюшке живых не имеется.

Когда сараюшку обошли с боков, обнаружилось, что у нее имеется что-то вроде двустворчатых ворот и маленькое оконце. Милка глянула в это оконце и сказала:

— Топор, покажи мужскую силу! Долбани по двери, она на засов изнутри заперта…

В сараюшке находился самый обычный по виду деревенский колодец. Со срубом, воротом, ведром на цепи и даже с кружкой, прикованной на маленькую цепочку, чтоб алкаши не уперли. Больше в сараюшке никого и ничего не было. Заглянули в колодец, посветили фонариком — водичка поблескивала где-то на трехметровой глубине, но никаких признаков, что кто-то в нее нырнул, не имелось. Если б кто нырнул просто так, то просидеть под поверхностью воды пять минут не сумел бы, а если б акваланг имел, то неизбежно пускал бы пузыри.

— Нет тут ни хрена! — проворчал Топорик.

— Этот засов, е-мое, снаружи не задвинешь! — заметила Милка с видом эксперта. — Даже если петлю на рукоятку накинешь, хрен что получится. Накладка на створке помешает.

И тут опять Юрка вспомнил рукопись деда Сучкова. Конкретно — тот эпизод, где Клещ спасается от поляков через хитрый колодец и утаскивает через него своего незаконного сына Констанция Ржевусского…

— Надо стенки сруба простучать! — предложил Таран. — Наверняка где-то боковой люк есть!

— Не мудри, юноша! — отмахнулся Топорик. — Они что, загодя все это предвидели, что подземный ход из колодца рыли?

— Запросто! — поддержала Тарана Милка. — Наверняка это Федор, или как его там, все варианты прикинул, когда затевал эту разборку.

— Девятый, на связь! Я — Третий! — пробухтела рация из кармана Топорика.

— Слушаю, Девятый.

— Первого вывели, все до кучи.

— Серый, есть мнение, основной гулять пошел, — проворчал Топорик.

— Основной в нуле, лично видел. Первый подтвердил.

— Спроси, — нетерпеливо произнес Таран, — бумаги у него?

— А как насчет бумаг? — послушно спросил Топорик у Ляпунова.

— Ищут…

— И хрен найдут! — в сердцах произнес Таран. — Те трое, блин, «дипломат» унесли.

— Короче, все до кучи. Приказ Первого. Конец связи.

Рация хрюкнула и отключилась.

— Время вышло, наверно! — пояснила Милка. — После нас должен СОБР приехать и все оформить официально. Так что нам небось просто нельзя тут торчать. Бежим!

— Сюда садись! — приказал Птицын, указывая на один из фургончиков. — Со мной поедешь.

Юрка влез в кузов, где были знакомые все лица: Лизка с кошкой, Лайка, старшина Муравьев, Ваня-Пух, Ира, майор Додонов. Следом за Тараном в фургон забрался и сам Птицын. И автоколонна тронулась.

— Разоружайся помаленьку! — велел Птицын Юрке. — Понимаю, что тебе сегодня не удалось пострелять досыта, но ты — в отпуске. Не хрен с автоматами бегать, тем более что мы сейчас домой поедем.

Таран без разговоров снял с себя и оба автомата, и магазины. Птицын передал их Додонову и сказал:

— На, возьми в коллекцию! Кстати, время-то терпит еще?

— Все как в аптеке! — загадочно ухмыльнулся майор. — Наше дело левое, но все равно — правое…

Автоколонна добралась до выезда на шоссе. Здесь, как ни странно, у обочины смирно стоял родной «уазик» Птицына, при котором находились шофер и два «мамонта» в белых касках с повязками регулировщиков.

— Юрка и Лиза — за мной! — скомандовал Птицын. — Регулировщики — в фургон!

Едва «мамонты» попрыгали в броневичок, как колонна двинулась дальше, в сторону от города. Какими партизанскими тропами эти машины доберутся до дивизии и поедут ли они туда вообще, Таран даже не пытался догадываться. Птицын уселся за руль своего доблестного «козлика», а Юрка и Лизка с Муськой заползли на заднее сиденье. Генрих тронул машину с места и повернул в сторону, противоположную той, куда покатила колонна. Через несколько минут показался поворот на Васильево.

В этот самый момент справа, там, где в нескольких километрах по прямой находилась заброшенная лесопилка, на фоне предзакатного неба сверкнула багрово-алая вспышка, а затем докатился тяжкий грохот.

— У Додоныча все как в аптеке! — поглядев на часы, произнес Птицын. — С точностью до секунды!

— Что там взорвалось, в сарае? — полюбопытствовала Лизка. — Бочки с бензином?

— «И кое-что еще, и кое-что другое, о чем не говорят, о чем не учат в школе!» — игриво пропел Птицелов.

РАЗБОР ПОЛЕТОВ

Таран не стал уточнять, что там бабахнуло, но, как ему показалось, нечто похожее он уже видел на кордоне. Ясно, что это была не атомная бомба, но боеприпас объемного взрыва вполне мог такого шухера наделать. Конечно, бочки с бензином тоже имели место, потому что над лесопилкой появилось заметное зарево и в небо повалил буро-черный дым.

— Мы в Шишовку едем? — спросил Таран, которому много чего хотелось узнать, но даже в этой узкой компании, то есть в присутствии Лизки и кошки, он не решался задавать лишние вопросы.

— А куда же еще? — хмыкнул Генрих. — Надо отдохнуть и поспать маленько. По-моему, ты не это хотел спросить, да?

— Конечно. Только не уверен, надо ли мне это знать.

— Вот, Лизанька, произнес Птицелов назидательно. — Это слова не мальчика, но мужа. Когда вырастешь — ищи себе такого же, не пропадешь… А то ты, пока мы в яме сидели, задала столько вопросов, которые мне, в том случае если б твоя новая подруга Лара оказалась подсадкой, могли жизни стоить. Да и старшину я еще не вполне знаю. Ладно, это все пустяки. Не дуйся, маленькая! Сообщаю то, что знать можно…

Птицын глубоко вздохнул.

— В общем, я, грешный, вчера повел себя неаккуратно. Собрался было возвращаться к вам и продолжать отдых. И надо же было вот на этом самом месте буквально (машина как раз подходила к развилке, где вправо от асфальта уходила грунтовка, ведущая в объезд озера) взять да и свернуть…

— Вы тоже подумали, что Рыжиков туда бумаги отвез? — спросил Таран, не утерпев.

— Да, хотя прекрасно понимал, что это чистой воды интуиция. И если там кто-то есть, то мне там красной ковровой дорожки не постелят… И вроде бы отчетливо соображал, что надо хотя бы пару бойцов взять. Но повело — и все! Прямо навязчивая идея какая-то! Тебя, помнится, предупреждал, чтоб ты за своей головой смотрел, а сам не сумел за своей уследить…

— Вы думаете, это Полина вас загипнотизировала? — вырвалось у Тарана, хотя он понимал, что, может быть, и не стоит говорить это при Лизке.

— Или она, или ее бабка… — нехотя кивнул Генрих. — Кто-то из них и Лизку туда же вел, вот какая штука! Если, конечно, мне это не показалось, а Лизка не врет…

— Нет, это точно! — подтвердил Таран. — Она мне еще утром говорила, что вас бандиты в подвале держат. Там, на кордоне.

— Так и было… — проворчал Птицын. — Я буквально сам к ним в руки пришел. И все сам рассказал, что особенно неприятно. В общем, они, эти мальчики во главе с Ткачом, могли бы меня спокойно убить, потому что узнали цену этим бумагам. Но дальше опять пошли странности. Они, вместо того чтоб меня ликвидировать и урыть по-тихому, пошли на контакт с Федором!

— Это разве не его ребята были? — удивился Таран.

— Конечно, нет! Они залетные, рванули когти откуда-то из-под Питера, прикатили сюда и спрятались на кордоне еще весной. Квартиры чистили в городе, изредка погуливали от души и вот однажды в каком-то кабаке встретились с Рыжиковым. Подружились, он пообещал им сделать чистые ксивы, еще что-то, но в обмен на одну четкую услугу — поддержать, когда он с Филатом будет торговаться. Ну и притырить чемодан с компрой на время.

— А кто ж их на Федора вывел?

— Я и вывел. Правда, уже почти сознательно. Во всяком случае, надеялся, что наши слухачи, которые отслеживали все звонки на офис Филата, этот разговор засекут. Тем более с моего сотового. Сказал Ткачу, что если он хочет хорошие бабки получить, то пусть напрямую покупателю звонит. Он и позвонил. Филат, конечно, в это время сидел у моих ребят, но в офисе кто-то был, довели до Федора. И сегодня утром он приехал с командой. А вот мои слухачи, как ни противно, подвели. Случайно, правда. Блок какой-то в ихней системе сломался. Как раз тогда, когда Ткач звонил в офис.

— А нам Кудя сказал, будто вы с Федором — кореша, — припомнила Лиза. — И что он Ткачу даже под дых врезал, за то, что тот тебя в подвал посадил. Так вы с Федором друзья или нет?

— Вполне возможно, — хмыкнул Птицын, — могло такое впечатление возникнуть. Он действительно чуть ли не лобызаться полез, когда ребята Ткача меня из подвала выводили. Хотя я его прежде даже на фотографии не видел. При нем, кстати, всего четверо было, а у Ткача, считая девку, — семеро. Но Ткач, представь себе, держался с ним так, будто Федор всегда был его паханом! И мат простил, и удар под дых, а когда тот ему за этот чемодан по тысяче баксов на рыло отстегнул, был рад до ужаса! Хотя уже знал от меня, что Рыжиков собирался этот чемодан за пятьдесят тысяч загнать, и получалось, будто Ткачу, как собаке, обглоданную косточку бросили. Да и то подозреваю, что эти баксы были фальшивые.

— Непонятно… — пробормотал Таран. — Если он такое сделал, то он либо придурок какой-то, либо…

— Либо этого типа тоже кто-то охмурил, — сказала Лизка.

— Вот именно, — мрачно кивнул Птицын. Машина уже миновала Васильево и ехала по грунтовке, ведущей в Шишовку.

— Но почему же вас Федор в яму посадил? — спросил Юрка.

— Еще одна странность, хотя, в общем, тут хоть какая-то логика просматривается, — ответил Генрих. — На кордоне мы мирно сели в этот «уазик», вот туда, где вы сейчас сидите, а за рулем его парень был. И я, дурак старый, сидел с Федором и коньячок хлебал. А потом он меня кольнул какой-то дрянью — и очнулся я уже в яме. В компании с двумя Ванями и Ирой. Кто такая Ира, я распространяться не буду, достаточно будет сказать, что я ее знаю давно. Ваня Муравьев — это тот самый старшина милиции, который углядел на пляже, что оперативники подменили тюбик с кремом. Второй — Пух, спасатель с пляжа, который случайно подслушал разговор Филата и Фимы, где прозвучало имя Федора. По идее, их еще позавчера должны были отвезти в безопасное место. Но они, то ли случайно, то ли нет, сели не в ту машину. И уже больше суток в этом «зиндане» отсидели. Опять же странно: по идее, их надо было просто убить, и побыстрее, — а Федор их зачем-то держал. Ткачу с компанией он радиомину поставил, хотя тот в принципе никакой особой угрозы для него не представлял.

— Полный маразм! — пробормотал Таран.

— Лучше не скажешь, — согласился Птицын. — Во всяком случае, искать логику в поведении всех действующих лиц — бессмысленно. Последний пример — Лиза… Ты можешь объяснить, как вы с Ларой пришли на лесопилку?

— Я знала, что ты там… — пробормотала Лизка.

— Это я еще в яме слышал! — буркнул Птицын. — Однако, если бы не Юрка, наши ребята могли погибнуть. По крайней мере, все те, кто приехал.

— Но ты же сам позвонил им и сказал, чтоб привозили выкуп! — прошипела Лизка.

— Да, из-за того, что ты попалась. Другого варианта не имелось. Хоть какие-то шансы были. К тому же про то, что в этом сарае были бочки с бензином и бомба объемного взрыва, я просто не знал.

— Жуть! — пробормотал Таран. — Но… Ведь получается, что если Федор не только привел всех своих на лесопилку, но и сам приехал, то он бы и самого себя угробил!

— Я же говорю, — досадливо проворчал Птицелов. — Логику искать бессмысленно. Нами всеми — возможно, и тобой, и даже Муськой — управляли, как марионетками.

— Но ведь если это делала Полина, — сказал Юрка, — то у нее должна была быть какая-то цель?

— Какая цель может быть у человека, находящегося в коме? Или в состоянии, похожем на кому? Тем более что сама Полина, судя по всему, ни черта не понимала в том, откуда у нее берутся эти ее суперспособности, даже тогда, когда была в сознании! Грубо говоря, малолетнего ребенка посадили за терминал некоего суперкомпьютера и дали возможность баловаться с клавиатурой. Вот он и жмет на всякие пимпочки и радуется, когда на мониторе меняются картинки. При этом компьютер вовсе не карманная игрушечка типа «Тетриса», а очень серьезная машина со множеством всяких выходов в глобальные и локальные сети подчиненных процессоров, периферийных устройств, датчиков обратной связи и так далее. И хрен его знает, не подключен ли он, допустим, к управлению стратегическими ракетами? Понимаете, молодежь?!

— А нельзя ей чего-нибудь вколоть, — поинтересовалась Лизка, — короче, чтоб она совсем вырубилась? Ведь она может хрен знает чего натворить?

— Наверно, можно, — сказал Птицын, — но те, кто за ней сейчас наблюдают, просто-напросто боятся это сделать. Есть такое мнение, что в пограничном состоянии — между жизнью и смертью то есть — она может дать такой выброс, что мало не покажется…

— Выброс чего? — спросил Таран.

— Вот этих самых своих управляющих волн, импульсов или частиц — фиг знает чего, короче говоря. И господа ученые сейчас спорят, свихнется ли от этого все Восточное полушарие, СНГ или только Московская область…

— От одной дуры? — недоверчиво произнесла Лизка, округлив глазенки.

— Представь себе! — вздохнул Птицын.

Машина въезжала на единственную улицу Шишовки. Сумерки сгустились, и в домах уже горели огоньки. Горел огонек и в доме Натальи Владимировны. Когда машина приблизилась к нему, фары высветили у калитки две женские фигуры. У ног бабушки Натальи скромно сидел и лупал зелеными глазками котенок Мурзик. Муська сорвалась с Лизкиного плеча и побежала к своему детенышу.

— Что ж вы так долго-то? — покачала головой Надька. — С утра и дотемна, не жравши, не обедавши…

— Бейте меня! — покаянно произнес Генрих Михайлович. — Только волосья не рвите, и так ни фига не осталось! Это я во всем виноват, утащил их гулять на озеро. А там пожар, оказывается…

— Да чего там! — вздохнула бабушка Наташа! — Живые — и ладно…

Надька подошла к Тарану и принюхалась. Юрка удивился, потому что поначалу подумал, будто супруга заподозрила его в нарушении сухого закона.

— Дымом пахнет… — произнесла Надька. — Или порохом…

— Придумала тоже! — проворчал Таран. — Каким местом мне стрелять-то и главное — в кого? Дым — это от пожара…

— Надо на речку сходить, ополоснуться, — сказал Птицын, — а то и впрямь все продымились.

Забрав чистое с собой, пошли к речке. Солнце уже совсем зашло, и стали хорошо заметны два зарева в районе озера — одно побольше, другое поменьше. Птицын был прав, они постепенно сближались, шли навстречу друг другу.

— А как же те, что кейс унесли? — спросил Юрка вполголоса, пользуясь тем, что Лизка и кошачье семейство убежали к воде.

— Не знаю, — произнес Птицын мрачно. — Мы не могли там больше задерживаться, понимаешь? Федор убит, а эти трое вряд ли поймут, что там за документы. Судя по тому, что показали те, кого мы прибрали, ушли три довольно тупых братка. Телохранители Федора. Они вместе с ним и еще одним типом — как раз тем, что нам попался, — сидели в конторе лесопилки, сторожили шефа и этот чемоданчик. Когда началась стрельба, Федора достала какая-то шальная пуля, того, что нам попался, — ранило. А эти трое под прикрытием дыма сбежали. Кейс они унесли, рассчитывая, что там баксы лежат. У них даже ключей от него нет. Взломают, поглядят и сожгут за ненадобностью.

— Откуда это известно? — недоверчиво произнес Таран. — По-моему, не такие уж они и тупые. Сразу кинулись в сараюшку, где был колодец, и как в воду канули… Я вообще-то думаю, что там, в колодце, как у Клеща, — подземный лаз был.

— Насчет подземного лаза ты, как я понял, только прикидываешь, — усмехнулся Птицын. — Возможно, пока ты с Милкой и Топором трепался, они прошмыгнули куда-нибудь и спрятались среди бревен. Если достаточно близко к складу, где Федя нам сюрпризы готовил, то им хана настала. Если нет — побегают малость и попадутся на какой-нибудь ерунде. Ладно, лезем купаться!

Нет, не мог Таран успокоиться. Ему стало казаться, что наплевательское отношение Генриха к тому, что три жлоба унесли чемодан с компроматом, который собирал Рыжиков на Дядю Федора, и рецептами всяких снадобий, от которых люди помирают или с ума сходят, происходит от все той же зловредной Полины. Которая лежит пластом неведомо в какой лечебнице и рассылает людям всякие безумные приказы, сама, возможно, не соображая, что делает…

Накупавшись и переодевшись, вернулись домой, где Надька с бабушкой уже выставили на стол ужин, и «гулены», как их не очень нежно наименовала Наталья Владимировна, накинулись на сковородку с жареной картошкой.

После ужина, конечно, никто слушать соловьев уже не пошел. Всем как-то сразу спать захотелось — и тем, кто «гулял», и тем, кто дожидался.

Юрка закатился к стенке, закрыл глаза — и провалился в сон наглухо. Надька поняла, что тормошить его не стоит, и тоже засопела помаленьку. Она-то знала, что ей Алексей Юрьевич обязательно среди ночи подъем сыграет. Поэтому постаралась из своего спокойного времени максимум сна выжать. А Таран пусть хоть до утра дрыхнет…

Но, к сожалению, до утра Юрке проспать не удалось.

ПОЛУНОЧНЫЕ ТЕНИ

У Надежды имелась одна неприятная привычка. Когда она поднималась по ночам к запищавшему Алешке, то всегда слезала с кровати очень резко и, как правило, задевала Юрку одной пяткой или даже обеими. В сочетании с писком младенца это часто приводило к тому, что Таран просыпался. Обычно, правда, ненадолго, потому что Надежда, убаюкивая малыша всякими нежными песенками, довольно быстро возвращала Юрку в сонное состояние.

На сей раз, однако, Таран проснулся не только от того, что Лешка запищал и Надька лягнулась, но еще и потому, что захотел в туалет. Обычно такого не бывало, потому что жизнь по режиму выработала у Тарана очень полезные биоритмы. А нынче эти биоритмы нарушились и желудок заработал в неурочное время.

Пришлось Юрке совершить прогулочку в угол сада, где и находилось соответствующее заведение типа «скворечник».

Время уже перевалило за полночь, а зарева в районе озера сошлись в одно, которое стало заметно меньше, чем прежде.

Таран добрался до нужного места и приступил к делу. А когда завершил его и уже покидал этот уголок уединения, его внимание привлек сперва плеск, а потом негромкий шорох, долетевшие со стороны речки.

Конечно, плеснуть могла и рыба. Но шорох явно исходил от кустов. Тому тоже могла быть какая-нибудь естественная причина — например, кот приблудный спящих птичек пытался подкараулить.

Но уже через несколько минут Юрка услыхал точно такие же звуки, а затем, через более короткий интервал, еще один плеск и еще один шорох. После этого прошелестел неразборчивый шепот. Наконец, послышались осторожные шаги. Шло несколько человек.

Таран просто не мог не подумать о той вооруженной тройке, которую Птицын не стал преследовать на лесопилке. Правда, с чего бы им здесь оказаться? По идее, им надо было бы драпануть куда подальше. Заблудились, что ли?

Потом у Юрки промелькнула другая мыслишка, куда более острая: пришли поквитаться с Птицыным за своего любимого Дядю Федора. Только вот откуда узнали, что он здесь? Навряд ли они успели бы добежать до поворота на Васильево и отследить, куда поехал «уазик». Может, Птицын сам все рассказал Федору еще по дороге с кордона? Когда у него еще мозги были заполосканы?

Шаги между тем приближались. Таран услышал тихое бряцанье — звук слишком хорошо знакомый, чтоб с чем-нибудь спутать. Значит, оба автомата при них — это минимум. Эх, не успел Юрка этих гадов покосить, когда они с лесопилки убегали! Сейчас бы проблем не было…

— Куда ты нас привел? — сердито прошептал кто-то совсем близко от забора. — На хрена в деревне светиться?

— Не шурши! — прошипел в ответ более уверенный голос. — Тут половина домов пустые стоят, а в остальных деды и бабки живут, понял? Ни телефона, ни ментов нет. Залезем в какую-нибудь хату, до света посидим. В семь часов из Васильева первый автобус до города идет. Автоматы попрячем — и слиняем тихо. Ну и баксы заодно поделим, не пропадать же им.

— А ты уверен, что там баксы? — вмешался третий. — Может, там у Феди какая-нибудь фигня лежит?

— Точно! — поддержал первый голос. — А то какой час таскаем этот кейс, ни хрена не открывая…

— Чудак, — хмыкнул Уверенный, — если б там туфта была, на хрена Федя говорил бы, чтоб мы его пуще глаза берегли?

— Федя много чего говорил… — проворчал тот, кто сомневался в том, что в чемодане баксы. — У Феди уже не спросишь… Надо, блин, ломануть и поглядеть.

— Прямо тут, что ли? — съехидничал Уверенный. — Умный, блин! Залезем в хату — четко разберемся… Топай за мной, Акакий, и ни хрена не бойся. Вот эта — крайняя жилая изба. Тут бабка Наталья живет. А дальше — одни выморочки. Четыре с этой стороны улицы и пять — с той. Вон там, наискось, — бабка Настасья обитает, если еще не померла. Ее внук, Серега Косой, мой старый кореш. Я тут у него раз пять бывал. Гудели классно!

— Ну и где этот Серега?

— Зимой сел по глупости. Заместо столба мента снес. И не простого, а майора. Да еще, блин, такого, что на Трехпалого пахал. Поэтому, я думаю, на зоне ему туго будет…

Федины братки прошли мимо сортира, где все еще находился Юрка, и двинулись в сторону пустующих изб.

Таран припал к дырке от выпавшего сучка, и, пользуясь тем, что отсветы зарева, стоявшего над лесом у озера, давали кое-какое освещение, проводил троицу взглядом.

Сзади шли двое с автоматами, впереди третий, с кейсом и пистолетом. У одного за спиной что-то вроде рюкзачка висело. Шли тяжеловато, с явной усталостью.

Пустую избу, которая соседствовала с домом Веретенниковых, компания миновала. Это Таран смог точно определить, освещенность позволяла. А вот дальше через дырку от сучка рассмотреть было уже трудно, тем более что избы стояли не по линейке да вдобавок здорово обросли всяким бурьяном и крапивой.

Юрка осторожно вышел из своего укрытия и, мягко ступая, пошел через сад к дому. Поднявшись на крыльцо, он уже в дверях столкнулся с Птицыным. Тот поднял палец к губам: мол, тихо!

— Пришли сюда! — торопливо прошептал Юрка. — Те, с лесопилки! Трое! Хотят в пустой избе переночевать, а утром из Васильева на автобусе уехать…

— Приятно слышать, — пробормотал Птицын. — Я их тоже увидел. И если совсем откровенно — ждал.

— Почему? — спросил Юрка.

— Потому что они должны были сюда прийти, — ответил Генрих. — Так задумано! И больше не задавай вопросов.

А раньше казалось, что Генрих махнул рукой на сбежавших телохранителей Федора. Выходит, врал? Зачем? Или это опять Полинины штучки?

Юрке стало немного жутко. Даже все собственные действия ему показались неестественными и выполненными под чью-то диктовку. А ну как эта дура полумертвая из своего прекрасного далека, не слезая с кровати, отдаст им с Птицыным какой-нибудь приказ, из-за которого они прямо сейчас, вдвоем, с голыми руками на автоматы полезут? Ну а бандюки недолго думая пошмаляют их в упор…

— Спать иди! — неожиданно приказал Птицын. — Не набегался, что ли, за день?

— Мне не заснуть, — пробормотал Юрка. — Не больно здорово спать, когда тут поблизости эта компания шастает…

— Без тебя разберемся, — произнес Птицелов. — Ты в отпуске, понял? Давай иди под бок к Надьке и не вертись под ногами! Это приказ!

Юрка спорить не стал. Вернулся в свою комнату, перелез через Надьку, которая уже убаюкала Лешку и мирно сопела, после чего улегся к стенке. Но заснуть, конечно, не сумел. Лежал, насторожив уши, и напряженно вслушивался в тишину. Услышать удалось только одно: скрип ступенек, по которым Генрих спустился с крыльца. Ну и еще — мягкие шаги, которыми он вышел со двора.

Вообще-то, если считать, что Птицын действует не по заморочке, а в здравом уме и трезвой памяти, надо было ждать, что он вытащит откуда-нибудь радиотелефон и вызовет сюда «мамонтов». Те приедут меньше чем через час, быстренько развернутся, определят, в какой избе засели бандюки, окружат ее, кинут им в избу «сирень» или «черемуху», а потом быстренько повяжут, пока они будут глазки тереть…

Но если он замороченный, то тут фиг добра дождешься. Таран вспомнил события трехнедельной давности, о том, как Полина управляла Аликом, Тиной, жлобами с теплохода. И как эти самые жлобы безропотно пошли на расстрел, когда Полина заставила Алика их убрать. А что, если эта зараза, после того как разделается с Генрихом, отправит этих бандюг сюда? Ладно, если они только Тарана убьют — он это заслужил, потому что упустил момент разделаться с ними, когда это можно было. Но ведь они же могут и Надьку, и Лизку, и бабушку Наташу убить! Даже Лешку маленького!

Осторожно, чтоб не разбудить Надежду, он выполз из-под одеяла и, стараясь не топать босыми ногами, вышел на крыльцо.

В сенях Таран подобрал топор, который в свое время отлично заточил, сооружая на речке мостки для стирки и купания. Какое-никакое, а холодное оружие. Об автоматах, которые Птицын велел сдать перед пересадкой в «уазик», вспоминалось с тоской.

Тихо спустившись во двор, Юрка почти бесшумно добрался до задней калитки и пошел вдоль заборов, по высокой траве, заметно примятой ногами тех троих.

По его разумению, Птицын уже должен был дойти аж до самой крайней избы, если, конечно, обладатели кейса решили в ней остановиться. Однако все было тихо и мирно, никаких подозрительных звуков не слышалось. Тем более — стрельбы, криков, мордобойных ударов и прочего. Это Юрку даже немного порадовало. Ведь если Генриха морочила своим гипнозом Полина, то он бы, наверно, не стал бесшумно подбираться к бандитской избе, а сразу пошел бы к ним под выстрел: «Вот он я! Мочите меня, братва!» Раз он такого не делает, значит, соображает и понимает, что делает. Правда, представить себе, как Птицелов собирается в одиночку — даже при своих гигантских габаритах — разделаться с тремя вооруженными боевиками, Юрка не мог. Оружия у него Таран не приметил, разве что пистолет типа «ПСМ» куда-нибудь под майку припрятал. Но ведь против него два автомата…

Миновав ближнюю пустую избу, в которую наследники Дяди Федора точно не забирались, Таран стал идти с еще большей осторожностью. Бандюки могли засесть уже в следующей, откуда через щели в заколоченных окнах вполне сумели бы разглядеть Юрку. Да и подстрелить могли. Хотя стрелять в ночной деревенской тиши им вряд ли захочется. Даже если почуют, что парнишка с топором пришел по их душу. Наверняка захотят подольше себя не обнаруживать. И уж если полезут, то с ножичками, чтоб сделать дело тихо.

Наконец, Тарану прикинулось самое страшное. А вдруг то, что он сейчас делает в нарушение приказа Генриха, есть тоже происки зловредной экстрасенсихи? Ведь Полина может управлять и не так грубо, как Аликом или жлобами; а исподволь, внушая вроде бы вполне естественные, даже логичные мысли. Напугала его тем, что бандиты, застрелив Птицына, непременно побегут расправляться с Тараном и его семейством, — вот Юрка и потопал с топором на его защиту. А ведь бандюки — это он своими ушами слышал — сюда приползли не резать кого-либо, а схорониться до утра. Всего-навсего!

Юрка даже остановился. Возможно, он даже пошел бы назад и даже залег бы спать. Правда, неизвестно, как бы хорошо ему спалось, конечно, но это дело десятое. Важно, что стремление повстречаться с обладателями кейса у него резко убавилось. Но тут в заколоченном досками окошке самой крайней пустой избы мелькнул и быстро погас тусклый красноватый огонек.

Таран сразу просек: спичку зажигали. То ли в избе осматривались, то ли просто прикуривали. Но зато теперь ясно, где они засели.

После этого у Юрки вновь появилось желание подобраться поближе. Вполне возможно, что братки сейчас примут для сугреву, если есть что, закусят и полягут спать. Конечно, могут и выставить кого-то на стрему, но навряд ли этот гражданин откажет себе в удовольствии вздремнуть на боевом посту. Тем более что ни в каком путеводителе по области не написано, что тут проводят свои отпуска командир МАМОНТа и его боец. А раз так, то не будет ничего удивительного, если Птицын их, тепленьких, даже в одиночку и голыми руками повяжет…

Тем не менее, когда Таран миновал уже третью по счету пустую избу и до той, в которой мелькал огонек, оставалось всего метров десять по прямой, его опять разобрали сомнения.

Нет, все-таки ни хрена не похоже это на Птицына! Птицын — старый волк, осторожный, наверняка должен был подстраховаться. В конце концов, надеяться на то, что эти братки совсем тупые и ничего не соображают, — дело рискованное.

Тем не менее Таран, прикрываясь покосившимся забором, продвинулся вперед еще на несколько метров и добрался до того места, где кончалась примятая трава. Именно здесь незваные гости пролезли через дыру в сад.

Наверно, нужно было раз десять подумать, прежде чем соваться в сад, но Юрка все-таки рискнул. Он двинулся по этой тропке очень медленно и не просто пригнувшись, а, так сказать, полуприседом.

Ему оставалось пройти не более двух метров до ближайшего окна, когда он услышал приглушенные голоса, долетавшие из избы. Один из них, как ни удивительно, принадлежал Птицыну…

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Судя по всему, это было уже не самое начало беседы. Поэтому Таран не сразу врубился в ситуацию.

— …Система ясна, Генрих Михалыч, будем работать именно так, — произнес голос, который принадлежал тому из «пришельцев», который был за главного в тройке и привел свою компанию в Шишовку.

— Запомни четко, как дважды два, — это уже говорил Птицын, — накладки могут быть у всех! И никаких резких движений без консультаций со мной. Чтоб завтра вас в городе не было, ясно? Разделите, все, что найдете в чемодане, и поедете по адресочку, который я тебе называл раньше. Там — максимальная осторожность! Очень серьезные люди ошибок не прощают, и, если расколют, легкой смерти не дождешься. Ну а заодно и мне хлопот прибавишь.

— Я себе не враг. Но вот эти спутнички мне, честно сказать, без нужды. Может, продлить им отдых, а? Эдак до Страшного суда примерно?

— Нет, — строго сказал Птицын, — это исключено начисто. Во-первых, Чувал лично знаком с теми типами, к которым ты пойдешь на внедрение. Он с одним из тамошних основных три года зону топтал. И может тебе неплохую дорожку проложить, если будешь с ним в дружбе и братстве пребывать. Во-вторых, оба твоих кореша должны четко подтвердить, что кейс был заперт, ключа от него не было и вы его вскрывали втроем. Соответственно, они должны четко и ясно запомнить, что там были только баксы и никаких бумаг вообще. Конечно, все это только на тот случай, если кто-то этим кейсом будет интересоваться. С вами его быть не должно. После того как распихаете по карманам деньги, чемодан бросите в подвал. Вместе с автоматами.

— Может, лучше сжечь его к чертовой матери?

— Это тоже отставить. Кейс мне может пригодиться для одной игры, которая, правда, начнется попозже. Пусть полежит, он есть не просит.

— Как скажете. Связь только через «ящик» или будет еще канал?

— Там видно будет. Пока то, что я сказал: картинка с «Человеком-пауком» в сиреневом пакетике от презерватива «Pentcroft». Сигнал, что ты готов к работе.

— Ясно.

— Еще вопросы есть?

— Никак нет.

— Тогда все, отдыхай и в шесть ноль-ноль буди братков. Постарайтесь уйти так, чтоб ни одна бабка вас не приметила. Я пошел.

К этому моменту Юрка уже все понял. Этот мужик был агентом Птицына и, должно быть, выполнял его задание. Хотя, конечно, многое вызывало вопросы, на которые Таран с удовольствием получил бы ответы. Увы, как видно, ему не положено было знать даже о самом факте встречи Птицына с этими типами. И то, что он о ней узнал, Юрка должен был, в свою очередь, сохранить в тайне. Неизвестно еще, как Генрих отреагирует на излишнюю осведомленность Тарана.

Тем временем со стороны крыльца послышался легкий скрип ступенек — это Птицын вышел из избы и тихими шагами покинул заросший дворик. Разглядеть его Юрка в темноте не смог, но когда Генрих выходил через калитку, услышал какой-то мягкий хруст, который производит полиэтиленовый пакет, если им за что-то задевают.

Теперь надо было и Юрке побыстрее сматываться. Но, с одной стороны, очень не хотелось здесь, во дворе избы, наделать ненужного шухера, с другой — не хотелось повстречаться с Птицыным на крыльце. В том, что Генрих не очень обрадуется тому, что Юрка ползал туда, куда ему запретили соваться, Таран был уверен почти однозначно. Поэтому он решил малость задержаться и подождать, пока Птицын пройдет в свою комнату и закроет входную дверь. Тогда можно будет потихоньку влезть в окно Надькиной комнаты, благо оно, как помнил Юрка, не закрыто на шпингалет.

Выбраться из сада Тарану удалось вполне удачно. Даже крапивой не обстрекался. И через дыру в обратном направлении пробрался без проблем. Внутри избы его шорохи были явно не слышны. До самой задней калитки все шло хорошо…

А вот там Юрку поджидал Птицелов. Едва Юрка со своим топором вошел в сад, как огромная фигура загородила ему дорогу. В правой руке у главного «мамонта» действительно находился пластиковый пакет, в котором просматривалось нечто увесистое, прямоугольное и плоское.

— За дровами собрался? — ехидно спросил Генрих Михайлович. — «В лесу раздавался топор дровосека…» Совесть у тебя есть, боец Таран?

— Я это… — виновато промямлил Юрка. — Беспокоился. Думал, что вами опять Полина управляет…

— Не так-то это просто, дорогой мой, управлять таким человеком, как я, — сказал Птицын. — То, что ты за мной попрешься, для меня было — как дважды два. Но то, что ты это так фигово проведешь, — не ожидал, знаешь ли. Все-таки уже с опытом человек, а ворочался, как медведь в малиннике. Хорошо еще, что все нехорошие люди спали капитально. Приняли по сто грамм с крепким снотворным. В общем, ты мне жизнь сильно мог осложнить.

— Я не хотел…

— Еще раз напоминаю, — строго объявил Птицын. — Может быть, последний раз: в нашей конторе никто самодеятельностью не занимается. Если я прикажу тебе меня застрелить — ты должен выполнить приказ, понимаешь?!

Таран пристыженно молчал. Салага он, конечно. Такого волка не обведешь вокруг пальца…

— Ладно, — смягчился Птицелов. — Раз ты такой настырный и любопытный, пойдем. Посмотришь, что раздобыть удалось…

Лизавета мирно посапывала на раскладушке в одном углу этой каморки, а в другом, на тюфяке, положенном на пол, находилось лежбище Птицына. Когда вошли, Генрих зажег небольшой карманный фонарик и указал Юрке на стул около небольшого столика, прибитого прямо к стене. Фонарик Птицын повесил на гвоздь, вбитый в стену над столиком, и уселся рядом на табурет. После этого он выложил на стол содержимое пластикового пакета.

Там лежали три не очень толстые папки, каждая в отдельности заметно уступала по объему той коричневой, где хранилась рукопись Бориса Сергеевича Сучкова. Одна из них выглядела заметно свежее, чем две другие, а те, в свою очередь, хотя и были другого цвета, чем-то неуловимым походили на коричневую. Рука бывшего хозяина сказывалась, что ли. Хотя Птицын еще ничего не сказал, Таран сразу определил, что первая, «свежая», папка, скорее всего содержит тот компромат, который Рыжиков собрал на Дядю Федю, а две остальные, как видно, раньше принадлежали Сучкову, а потом — Анне Гавриловне Нефедовой.

Юрка не ошибся. Птицын вытащил из-под стола свой «дипломат» и положил туда «свежую» папку, произнеся под нос:

— Ну, это тебе будет неинтересно. Слишком современные материалы.

А вот вторую папку, зеленую с белыми тесемочками, Генрих счел возможным показать Юрке в развернутом виде.

Сверху лежал желтоватый листок дешевой бумаги советского производства, на котором содержалось письмо, отпечатанное на уже знакомой Тарану «по почерку» пишущей машинке Бориса Сергеевича.

«Уважаемая Анна Гавриловна!

Выполняя волю моего покойного мужа, отправляю Вам те рецепты, которые ему удалось восстановить. Что же касается подлинника, то он, к сожалению, куда-то потерялся. Искать мне его трудновато, недавно очки разбила, а с пенсией вышла задержка. Надеюсь на помощь Полинушки, но она давно не приезжала, как видно, занята учебой, у нее сессия. Возможно, если она соберется на каникулы в Васильево, то привезет то, что я обещала.

Прошу извинить, что пишу не от руки, у меня сильные боли в суставах правой руки. Приходится одним пальцем стучать на Бориной пишущей машинке. Когда я слышу ее звук, мне становится немного легче, будто он незримо присутствует где-то рядом. Вы тоже вдова, Аннушка, и, наверно, меня поймете.

До свидания, надеюсь, что доживу до лета и смогу Вас навестить.

Сучкова Полина Михайловна.

12.02.1996».

— Между прочим, — вздохнул Птицын, которого это письмо немного тронуло за душу, — за три дня до смерти написано. Мы об этой Полининой бабушке справки наводили.

— Это значит, что тот самый боец Михаил Карасев, который своего двоюродного брата зарубил, — точно ее отец? — Таран вообще-то уже давно об этом знал, еще со времени поездки на теплоходе, да и когда повесть читал, догадывался, что речь о том же лице идет, но все же решил уточнить.

— Да, — кивнул Генрих. — Карасев Михаил Иванович, сын крестьянина Томской губернии Ивана Трофимовича Карасева и ссыльнопоселенки из бывших дворян Полины Алексеевны Муравьевой. Дочери отставного капитана Алексея Евгеньевича Муравьева и некоей Аграфены Васильевой, крещеной цыганки. Любовь, погубившая карьеру блестящего офицера. По тогдашним понятиям считалось, что дворянину и офицеру, фигурально выражаясь, западло жениться на актрисах, цыганках и прочих дамах с неясным социальным статусом. Вот Алексей Евгеньевич и вынужден был покинуть полк, да и вообще в отставку подать.

— Вы что, это уже просматривали? — поинтересовался Таран.

— Нет, это из других источников. Магомад со своими племянницами очень интересовался генеалогией. Искал потомство Шейх-Мансура, то есть Ушурмы. Ну, до этого еще доберемся, наверно.

Птицын перевернул листок с письмом Полины Михайловны, и Таран увидел тонкую стопку машинописных листов, сколотых скрепкой. Здесь тоже поработала машинка деда Сучкова.

— Вот это и есть те рецепты, что сумел расшифровать Борис Сергеевич, — констатировал Птицелов, бросив беглый взгляд на стопку, и отвернул их от Юркиного взгляда прежде, чем тот успел что-либо прочесть. — А вот это — оригиналы…

Дальше лежали листы плотной шероховатой желто- и голубовато-серой бумаги, исписанные порыжевшими старинными чернилами, несколькими разными, в основном очень корявыми, хотя и убористыми почерками. Кое-где строчки налезали друг на друга, попадались совсем размазанные, с заметными кляксами. Края листов были истерты, измяты и крошились. Эта стопка была прошита толстой суровой ниткой, почерневшей от времени. Даже Юрке стало сразу же ясно, что это старинная рукопись, которой лет полтораста или даже двести. К верхнему листу была прицеплена записочка, сделанная, по-видимому, Борисом Сергеевичем:

«Данная рукопись представляет собой старинный лечебник, составлявшийся с начала XVIII по середину XIX века несколькими разными авторами, в основном женщинами, — упоминаются имена Акинфия, Текуса, Марфа, Настасья и Аграфена. Содержит рецепты лекарств, ядов и болеутоляющих средств, приготовленных на основе различных травяных настоев и минерального сырья.

Обнаружена среди бумаг отца».

Больше в этой папке ничего не обнаружилось, и Генрих, аккуратно завязав тесемочки, положил ее в свой кейс.

На правом верхнем углу последней папки была приклеена истертая бумажка с надписью перьевой ручкой: «Материалы для романа». Почерк был тот же, что на записке, приколотой к «Лечебнику».

Первым, что Птицын вытащил из папки, был большой, площадью почти в квадратный метр, лист ватмана, точнее, склейка, сделанная из более чем десятка школьных чертежных форматок. Эта склейка лежала в сложенном состоянии, и на верхнем листе было аккуратно написано тушью: «Генеалогическое древо семьи Сучковых».

Когда склейку развернули, то оказалось, что никакого дерева там не нарисовано. Просто написано множество имен и фамилий, соединенных между собой вертикальными и горизонтальными линиями. У Юрки аж в глазах зарябило. А вот Птицын сразу все, что ему было надо, разглядел.

— Все как в аптеке! — похвалил он то ли себя, то ли покойного Бориса Сергеевича. — Аккуратный был старик, не только своих, Сучковых, выписал, но и Карасевых, Нефедовых, Муравьевых, даже Ржевусских частично…

Таран, скользнув взором по веточке, идущей от самого младшего Муравьева — Василия, внезапно увидел… свою фамилию!

У Муравьева Василия Николаевича, родившегося в 1899 году и умершего (а может, и убитого) в 1943-м, были две дочки, Клавдия и Леокадия. От Леокадии никаких стрелок не было, только две даты было: 1925–1943 с припиской в скобках: «Ленинград». А вот Клавдия Васильевна, которая была постарше (1918 года рождения), вышла замуж еще до войны, в 1937 году. За гражданина по фамилии Михаил Яковлевич Таран, 1917 года рождения. И у них был сын Анатолий Михайлович, о котором было известно только то, что он в этом же самом 1937-м родился. Родители этого самого Анатолия Михайловича погибли в 1942 году (где, когда и как — не говорилось), а что было с их сыном дальше — Борис Сергеевич Сучков так и не узнал.

Однако Таран четко помнил, что деда со стороны отца звали Анатолием Михайловичем, что родители его погибли при бомбежке Сталинграда и что дед приехал сюда, в этот город, только в 1959 году, после службы в армии, а до этого воспитывался в детдоме и учился в ремесленном училище. Почти сразу же женился, и на свет в том же году появился Юркин отец — Николай Анатольевич. Ну а потом и сам Юрка — уже в 1980-м…

Таран хотел было сообщить об этих открытиях Птицыну, но тот в это время сосредоточенно просматривал толстую тетрадку в полихлорвиниловой обложке, которая лежала в папке вместе с «древом». И как раз в тот момент, когда Юрка собирался открыть рот, издал нечто вроде слегка приглушенного медвежьего рычания:

— Вот!

К чему относилось это восклицание, Таран поначалу не врубился, но Птицын не стал долго держать его в неведении.

— Ну-ка, дай сюда склейку! — потребовал он и, когда Юрка повиновался, жадно впился глазами в тот участок родословного древа, который начинался с Николая Алексеевича Муравьева. Но палец он приложил не к той линии, которая начиналась от Василия Николаевича, а к тому пустому хвостику, который вытягивался от его старшего брата, Сергея, поручика, которого в 1922 году порубал его революционно настроенный кузен Михаил Карасев. Одновременно Птицын подтянул к себе и тетрадь, в которую Таран сумел заглянуть через его голову и прочитать следующее:

«NB. Необходимо завтра же внести уточнения в «Древо». С. Н. Муравьев в 1919 году был обвенчан с учительницей Ольгой Владимировной Силуяновой. От этого брака в 1920 году родился сын Степан Сергеевич. Пропал без вести в 1941 году».

Вроде бы поводов для особо бурной радости не усматривалось. Таран особо не жалел «дитериховского гада», на котором, поди-ка, и впрямь было немало крови рабочих и крестьян, если он своего двоюродного брата под Читой трижды достреливал, но так и не добил. Конечно, неплохо, что у него в 1920 году сын родился, но Птицын аж подскочил от восторга. Это он-то, который очень редко отпускал на волю эмоции!

— Понимаешь, Юрик, — взволнованно пробормотал Птицын, как бы объясняя свое необычное поведение, — оказывается, тот старшина, которого ты вчера днем вместе со мной из ямы вытаскивал, — потомок Сергея Муравьева…

Конечно, этого старшину Таран помнил, хотя, честно сказать, к ментам большой любви не питал.

Ну вытащил и вытащил, раз тот, как дурак, попал к бандитам вместе со своей подругой Ирой.

— Ну и что? — спросил Юрка. — Мы с ним родня, стало быть?

— Да, — кивнул Птицын, — он твой четвероюродный дядюшка. Но это не главное… Видишь ли, эта самая Ира, которую ты сегодня видел, не так давно приехала из-за границы, где по моей просьбе кое-что уточняла. Дело в том, что Степан Сергеевич, сын поручика Муравьева, пропал без вести в 1941 году под Киевом. Дело вполне обычное, там немцы в октябре окружили весь Юго-Западный фронт, больше 700 тысяч в «котел» попало, сам командующий генерал Кирпонос застрелился. И кто там погиб, а кто в плен попал — установить было трудно. Да и сейчас небось далеко не со всеми разобрались… Так вот, остались у Степана Сергеевича молодая вдова с ребенком Сережей — будущим отцом будущего старшины милиции Ивана Муравьева. Все они считали, что их Степан Сергеич погиб, а Ваня до сих пор точно так же считает.

— А на самом деле он немцам сдался? — догадался Юрка.

— Ну, насчет обстоятельств пленения я не в курсе. В принципе, наверно, мог и сам сдаться, если, допустим, знал, что его отца большевики убили. А мог и просто попасть, как говорится, «в ситуацию». Это ж война. Будем говорить — «оказался в плену». И очутился в итоге нескольких перемещений по свету аж в Латинской Америке…

— Почти что как Клещ! — припомнил Юрка, заодно сообразив, что ведь и Клещ, выходит, один из его предков.

— Да, почти что, — усмехнулся Птицын. — Сперва бедствовал, конечно, а потом разжился. И превратился из русского Степана в дона Эстебана. Фамилию тоже на испанский манер переделал. Мне Ирка говорила, но я в горячке забыл, как точно, то ли Формикес, то ли Формикос, сейчас это не суть важно. Там он, конечно, женился, детей завел кучу, все при деле, денег до хрена — живи не хочу. Католичество принял, между прочим. Уже правнуки подрастают, которые и знать не знают, что у них прадед русский. Но сам он этого, как ни старался, забыть не смог. Более того, на 80-м году жизни, как утверждает Ирка, явилась ему святая Дева Мария и напомнила, что у него в России сын оставался и вроде бы даже внук имеется.

— Старшине-то небось под сорок, — заметил Таран. — У него небось свои внуки есть.

— Внуков пока нет, но дети уже большие, немногим помоложе тебя. Это тоже пока не важно. Короче говоря, этот дон Эстебан, прослышав, что в России все совсем хреново, решил, с некоторым опозданием, выплатить из своего капитала кое-какие алименты. Причем ежели сын уже помер — то внукам или правнукам. Денежки скромненькие такие, десять миллионов баксов.

— Ни фига себе! — присвистнул Таран, в первый момент сильно пожалев, что происходит не от того Муравьева.

— Вот именно. Конечно, случай обалденно уникальный, и надо было бы нашего старшину поздравлять от всей души, но, как учила нас вечно живая марксистская диалектика, весь мир состоит из единства и борьбы противоположностей. Поскольку этот самый дон Эстебан обратился во всякие государственные инстанции, то к тому времени, когда дело докатилось до нашей области, информация об этих «зеленых лимонах» пришла к ныне покойному Дяде Феде. Иван Сергеевич еще не знал, что у него дедушка нашелся, а Федя уже знал. И, между прочим, вероятно, не без помощи Рыжикова.

— И они на эти миллионы глаз положили? — догадался Юрка.

— Положили. Причем хотели все провернуть достаточно простым способом. Взять Ваню за жабры, заставить его подписать бумаги, согласно которым он основную часть денег отдает в некий благотворительный фонд, контролируемый Федей. Какие блага этот фонд творит, не очень ясно, но то, что через него много что отмывается, мне лично хорошо известно. Поскольку у Вани жена и дети имелись, бандиты считали, что уговаривать его долго не придется. А то, что он мент, в данном случае никого не останавливало. Райотдельскому начальству предполагалось отстегнуть кое-что. Самого Муравьева при этом даже мочить не собирались — условия-то неплохие. Оставили бы ему на бедность одну сотую суммы — сто тысяч баксов, он бы и так от счастья плясал, даже если б от этой суммы сорок процентов пришлось в налог отдать.

— А почему же его вместе с вами оставили в яме подрываться? — удивился Таран.

— Потому что получилось дурацкое совпадение. Буквально накануне того дня, когда к Муравьеву собрались наезд делать, стало известно, что он слишком много знает по делу о смерти Рыжикова. Поэтому программу поменяли: решили, что как только Иван Сергеич подпишет бумажки, его помажут тем же кремом, что и Рыжикова. Но взяли они Муравьева вместе с Ириной — я уже говорил, не в ту машину сели, условно говоря. А насчет Ирины им было известно, что эта девушка серьезные связи имеет, и не только по линии секса. Тут Федя озадачился, решил все как следует выспросить. А Ирина их довольно успешно за нос поводила, кое-какое время выиграла и старшину спасла на этот период. Впрочем, когда мы с Лизкой влетели, все совсем хреново стало…

Птицын мрачно засопел, то ли размышляя, не сказал ли он слишком много Юрке, то ли думая, надо ли слишком сильно хвалить подчиненного за то, что он всех из беды выручил.

А Таран уже не завидовал старшине Муравьеву. Он, пожалуй, впервые в жизни подумал о том, что каждый человек — это маленькая частица истории. И о том, что все люди в конечном счете — родня, даже если они произошли не от Адама и Евы, а от каких-нибудь питекантропов. Жаль только, что не все это понимают…

Загрузка...