Замок

Глава 13

Замок

Вторник, 29 апреля

17 ч 52 мин

— Вы что, не видите, в каком он состоянии! — кричала Магда. Гнев и жгучее желание защитить отца вытеснили страх.

— Мне плевать, даже если он на последнем издыхании, — бросил эсэсовский офицер, которого называли майором Кэмпффером. — Пусть расскажет все, что ему известно об этом замке.

Путь от Кампины до замка был сплошным кошмаром. Их затолкали в кузов грузовика, приставив двоих солдат, еще двое сидели в кабине. Папа быстро распознал в них солдат спецкоманды и объяснил Магде их функции. Даже без отцовского разъяснения она нашла их отвратительными — эти люди обращались с папой и с ней как с багажом. Они не говорили по-румынски, пользуясь вместо этого языком тычков и ударами прикладов. Но Магда скоро распознала за их привычной жестокостью кое-что еще — сильную озабоченность. Казалось, они были рады оставить хоть ненадолго перевал Дину и очень не хотели туда возвращаться.

Поездка была особенно тяжела для отца, который сидел на лавке, идущей вдоль борта грузовика. Машина подпрыгивала, болталась и дергалась на дороге, совершенно не предназначенной для колесного транспорта. И каждый толчок болью отзывался во всем теле старика. Магда видела, как он морщится и скрипит зубами от почти нестерпимой боли, но ничего не могла сделать. Лишь когда грузовик затормозил перед мостом, пропуская отару овец, девушка помогла отцу пересесть обратно в коляску. Не имея возможности видеть, что происходит снаружи, она делала все очень быстро, зная, что надо успеть, пока шофер нетерпеливо жмет на клаксон.

Всю остальную дорогу она придерживала коляску, чтобы та не каталась по всему кузову, одновременно стараясь не свалиться с сиденья сама, как только машина вновь тронулась.

Конвоиры лишь хмыкали, глядя на нее, но помочь и не думали. К тому времени, когда они достигли замка, Магда была вымотана не меньше, чем отец.

Замок… Что-то в нем изменилось. Он выглядел таким же ухоженным, как всегда, но, как только они въехали в ворота, девушка ощутила это — какую-то грозную ауру, даже воздух стал тяжелым и гнетущим, давил на психику и вызывал дрожь.

Отец тоже это заметил, потому что вдруг поднял голову и огляделся, как бы пытаясь разобраться в своих ощущениях.

Немцы, похоже, очень спешили, и в замке было полно солдат — одни в серой форме, другие — в черной. Двое в сером откинули задник грузовика, как только машина остановилась во дворе, и начали торопить их:

— Schnell! Schnell![1]

Довольно сносно зная язык, Магда обратилась к ним по-немецки:

— Он не может ходить!

Что в данный момент соответствовало истине — отец был на грани полного физического истощения.

Солдаты в сером не колеблясь залезли в кузов и аккуратно и быстро спустили на землю отца, вынесли коляску и все их вещи. Но через двор Магда везла отца уже сама. Следуя за солдатами, она чувствовала, как у нее за спиной сгущаются тени.

— Что-то здесь не так, папа, — шепнула она ему на ухо. — Ты чувствуешь?

В ответ он лишь слабо кивнул.

Она вкатила коляску на первый этаж сторожевой башни. Там их поджидали два немецких офицера, один в сером, другой в черном, стоя возле стола под единственной свисавшей с потолка лампой.

Вечер только начинался.

— Во-первых, — начал отец на великолепном немецком, отвечая на вопрос майора Кэмпффера, — это сооружение не является замком. Твердыня, или донжон, как еще называют такого рода сооружения, то есть последнее внутреннее укрепленное сооружение замка, последний оплот, где жил хозяин замка со своей семьей и ближайшим окружением. Это строение, — он сделал руками легкий жест, — совершенно уникально. Я не знаю, как его можно назвать. Для обычного сторожевого поста оно слишком изысканно и добротно построено, но при этом слишком мало, чтобы его выстроил уважающий себя феодал. Его всегда называли замком за неимением более подходящего названия, так что, я думаю, остановимся на нем.

— Мне наплевать, что ты думаешь! — рявкнул майор. — Меня интересует, что ты знаешь! Историю замка, легенды, с ним связанные, — короче, все!

— Нельзя ли с этим подождать до утра? — спросила Магда. — Отец очень устал и плохо соображает. Может быть, к утру…

— Нет! Мы должны выяснить это немедленно!

Магда перевела взгляд с блондинистого майора на второго офицера, темноволосого и плотного капитана по фамилии Ворманн, все время хранившего молчание. В глазах у обоих было то же выражение, что и у остальных немецких солдат. Теперь она могла его определить. Страх! Этими людьми владел страх. Офицеры и рядовые — все были смертельно напуганы.

— А в связи с чем, собственно, вас это интересует? — спросил отец.

Наконец заговорил капитан Ворманн:

— Профессор Куза, за неделю, что мы здесь находимся, убито восемь человек.

Майор уставился на капитана, но тот невозмутимо продолжал, то ли не замечая недовольства эсэсовца, то ли попросту игнорируя его:

— По одному человеку каждую ночь, кроме вчерашней, когда глотки были вырваны сразу у двух солдат.

Магда молила Бога, чтобы отец своим ответом не привел немцев в ярость. Но старик ни о чем подобном и не помышлял.

— Я далек от политических кругов и не знаю никаких группировок в этих краях. К сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Политика здесь ни при чем, — заявил капитан.

— Тогда что же?

Казалось, слова капитана причинили старику боль.

— Мы даже не уверены, что убийца — человек.

Магде показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она увидела, что губы отца слегка приоткрылись, а потом расплылись в улыбке, отчего лицо его теперь напоминало лицо мертвеца.

— Вы верите в потусторонние силы, господа? Только потому, что не можете отыскать убийцу ваших людей и не желаете признать, что румынские партизаны обвели вас вокруг пальца? Если вам действительно нужен мой…

— Заткнись, жид! — громыхнул эсэсовец с неприкрытой яростью, шагнув вперед. — Единственная причина, почему ты здесь, единственная причина, по которой я не приказал расстрелять тебя и твою дочь прямо на месте, — это то, что ты знаток местного фольклора. И твоя жизнь напрямую зависит от того, насколько ты нам будешь полезен. Пока что толку от тебя никакого, и я не уверен, что не напрасно тащил тебя сюда!

Отец сразу перестал улыбаться, взглянул на дочь, потом на майора. Угроза достигла цели.

— Я сделаю все, что смогу, — серьезно сказал он, — но сначала вам придется рассказать мне подробно, что здесь произошло. Возможно, тогда я смогу дать какое-нибудь более реальное объяснение происходящему.

— Надеюсь. Ради спасения собственной жизни.

Капитан Ворманн рассказал о двух рядовых, которые нашли крест, сделанный из золота и серебра, а не из латуни и никеля, выломали его и проникли по лазу в темницу, о вышибленной стене в коридоре, о том, как провалился в подвал пол, о судьбе рядового Лютца и других. Рассказал капитан и о всепоглощающей тьме, которую видел собственными глазами две ночи назад, и, наконец, об эсэсовцах, которые каким-то образом пришли в комнату майора Кэмпффера после того, как им вырвали глотки.

При других обстоятельствах Магда лишь посмеялась бы, услышав нечто подобное. Но атмосфера замка и серьезные, озабоченные лица обоих офицеров придавали истории достоверность. Девушка испугалась, слушая капитана, она вспомнила, что сон о поездке на север видела как раз в ту ночь, когда погиб первый солдат.

Но она не могла сейчас об этом думать, нужно было позаботиться об отце. Она следила за выражением его лица, видела, как постепенно исчезает с него усталость. И к тому моменту, когда капитан Ворманн закончил свой рассказ, отец из старого немощного калеки снова превратился в профессора Теодора Кузу, эксперта, учуявшего сенсационное открытие на своем любимом поприще.

— Наиболее вероятным, — произнес отец, когда капитан замолчал, — является предположение, что нечто было выпущено из темницы в подвале, когда первый солдат проник туда. Насколько мне известно, до этого момента в замке никто никогда не погибал. Я мог бы подумать, что это работа патриотов, — он выделил последнее слово, — если бы не события двух последних ночей. А вот почему погас свет на стене и каким образом могли двигаться трупы, тут я не нахожу разумного объяснения. Поэтому нам, видимо, придется искать объяснение происходящему за пределами реального.

— Именно для этого ты здесь и находишься, жид, — буркнул майор.

— Наиболее простым решением было бы покинуть замок.

— Исключено!

Отец проглотил сказанное.

— Я не верю в существование вампиров, господа.

Магда поймала его быстрый остерегающий взгляд — она-то знала, что это не совсем так.

— По крайней мере, с некоторых пор не верю. Так же как в оборотней или в привидения. Но я всегда считал, что этот замок какой-то странный. Он долго был загадкой. Даже если откинуть необычность архитектуры, все равно остается неизвестным, кто его построил. Его содержат в прекрасном состоянии, и при этом никто не заявляет о своих правах на него. Нигде нет сведений о владельце — я знаю это совершенно точно, потому что потратил годы на то, чтобы узнать, кто его построил и содержит.

— Мы сейчас занимаемся выяснением этого вопроса, — заметил Кэмпффер.

— Вы хотите сказать, что связались со Средиземноморским банком в Цюрихе? Не тратьте зря время, я там уже был. Деньги поступают с трастового счета, открытого в прошлом веке, когда банк был основан. Деньги на содержание замка выплачиваются с процентов по вкладу. А до этого, я полагаю, они поступали с такого же счета в другом банке, возможно, из другой страны… Записи местных корчмарей в течение поколений оставляют желать лучшего. Но все дело в том, что невозможно найти родственников или доверенных лиц тех, кто открыл этот счет и кому должны выплачиваться проценты по нему in perpetuum[2].

Майор Кэмпффер стукнул кулаком по столу.

— Проклятье! На что ты тогда нужен, старик!

— Моя персона — это все, чем вы располагаете, господин майор. Но позвольте мне продолжить: три года назад я написал прошение румынскому правительству — тогда при короле Кароле — с просьбой внести замок в список национальных сокровищ и объявить государственной собственностью. Надеялся, что подобная национализация de facto заставит владельцев объявиться, если они живы. Но мне было отказано. Перевал Дину сочли слишком далеко расположенным и слабодоступным. К тому же, поскольку никакие события румынской истории не были связаны с этим замком, его нельзя официально признать национальным сокровищем. И наконец, и это самое главное, если признать замок национальным сокровищем, то это повлечет за собой использование государственных фондов на его содержание. А зачем тратить государственные деньги, когда частный капитал прекрасно с этим справляется? Такого рода аргументам я ничего противопоставить не мог. И я сдался, господа. Ухудшающееся здоровье вынуждало меня оставаться в Бухаресте. Таким образом, мне пришлось утешиться тем, что, исчерпав все возможные источники, я стал крупнейшим ныне здравствующим авторитетом, знающим об этом замке больше, чем кто бы то ни было. То есть практически ничего.

Магда морщилась от отцовского постоянного «я, я, я». Ведь почти всю работу для него проделала она. Она знала о замке столько же, сколько и он. Но девушка промолчала. Она не должна противоречить отцу; не при посторонних, во всяком случае.

— А что вы можете сказать об этом? — Капитан Ворманн указал на кипу свитков и томов в кожаных переплетах, сваленных в углу.

— Книги? — Отец изумленно поднял брови.

— Мы начали разбирать замок, — пояснил Кэмпффер. — У этой штуки, которую мы ищем, скоро не останется места для укрытия. Мы выставим каждый камень на свет. Где тогда прятаться?

— Неплохая идея, — отец пожал плечами, — при условии, конечно, что вы не выпустите еще что-нибудь похуже.

Такая мысль не приходила майору в голову.

— Но где вы нашли книги? В замке никогда не было библиотеки, а деревенские едва умеют прочесть свое имя.

— В скрытой нише одной из стен во время демонтажа, — объяснил капитан.

Отец повернулся к Магде:

— Пойди посмотри, что там есть.

Магда прошла в угол и опустилась на колени перед кучей книг, счастливая от возможности хоть ненадолго присесть. Единственным сидячим местом в комнате была папина коляска, и никто не предложил ей стул. Она посмотрела на книги, ощутила знакомый запах старой бумаги. Девушка любила и сами книги, и их запах. Их было около дюжины, некоторые частично сгнили. Одна была в виде свитка. Магда медленно склонилась над ними, дав мышцам расслабиться, прежде чем снова выпрямиться, и взяла в руки объемистый том. Заглавие было на английском. «Книга Эйбон». Не может быть! Это, должно быть, какая-то шутка! Она стала быстро перебирать остальные книги, Переводя названия с различных языков, на которых они были написаны, с возрастающим изумлением и беспокойством. Все — подлинники! Она поднялась и отошла назад, чуть не запнувшись в спешке о собственную ногу.

— В чем дело? — спросил отец, взглянув на нее.

— Эти книги! — Она не в силах была скрыть шок и отвращение. — Они не имеют права на существование!

Отец повернулся к столу, где лежало несколько книг.

— Принеси их мне!

Магда взяла две книги. Одна называлась «De Vermis Mysteris» («О таинственных червях») Людвига Принна, вторая — «Культ Гули» графа д’Эрлетта. Обе очень тяжелые. От одного лишь прикосновения к ним по телу Магды пробежали мурашки. Любопытство обоих офицеров было настолько велико, что они тоже подошли к книгам и перетащили их на стол.

Дрожа от охватившего его нетерпения, отец что-то бормотал себе под нос, перед тем как произнести вслух название каждой книги.

— «Некромантские рукописи» в свитках! Перевод дю Норда «Книги Эйбон», «Семь тайных книг Хасана»! А вот «Культ немых» фон Юнца! Эти книги бесценны! Их запрещали и уничтожали на протяжении столетий, их сжигали, а названия их передавались лишь шепотом! В отношении некоторых под сомнение ставился сам факт их существования! И вот они все здесь, возможно, последние уцелевшие экземпляры!

— Пожалуй, их не зря запрещали, папа, — сказала Магда, которой очень не понравился блеск, появившийся в глазах отца.

Находка потрясла ее. Она знала, что в них описывались странные ритуалы и контакты с силами, находящимися за пределами разума и здравого смысла. И то, что они действительно существуют, что они сами и их авторы — не просто мрачный вымысел, не могло не тревожить. Это подрывало все устои.

— Пожалуй, пожалуй, — кивнул отец, даже не глянув на нее. Он стянул зубами кожаные перчатки, надел на указательный палец правой руки поверх матерчатых перчаток резиновый колпачок и, поправив очки, начал перелистывать страницы. — Но тогда были другие времена. А сейчас на дворе двадцатый век, и я не думаю, что в этих книгах есть что-то такое, с чем невозможно справиться.

— А что в них такого ужасного? — поинтересовался Ворманн, придвигая к себе толстый кожаный том с металлическими застежками. Это был «Культ немых». — Посмотрите-ка, здесь на немецком.

Он раскрыл том и, пролистав примерно до середины, начал читать.

Магда хотела было остановить его, но передумала. В конце концов, она этим немцам ничем не обязана. Она видела, как капитан вдруг побледнел, изменился в лице и резко захлопнул книгу.

— Какой же больной, извращенный ум мог сочинить такое?! Это же… Это… — Он не находил слов, чтобы выразить свои эмоции.

— А что вы взяли? — спросил профессор, отрываясь от книги, названия которой еще не произнес вслух. — О, книга фон Юнца… Она была впервые издана частным образом в тысяча восемьсот тридцать девятом году в Дюссельдорфе. Причем очень маленьким тиражом, где-то порядка дюжины экземпляров…

Тут он запнулся.

— Что-нибудь не так? — полюбопытствовал Кэмпффер. Все это время он стоял в стороне, мало интересуясь происходящим.

— Да… Видите ли, замок построен в пятнадцатом веке… Это я знаю совершенно точно. А все эти книги написаны намного раньше, все, кроме книги фон Юнца. Это означает, что где-то в середине прошлого века, может, чуть позже, кто-то привез ее сюда и положил вместе с остальными.

— Не вижу, какой нам прок от этого открытия, — хмыкнул Кэмпффер. — Это не сможет уберечь от смерти ни одного из наших солдат, — тут он ухмыльнулся пришедшей в голову идее, — так же как тебя самого или твою дочку нынче ночью.

— Но это проливает новый свет на всю нашу проблему! Книги, лежащие перед вами, на протяжении веков были прокляты как несущие зло. Я с этим не согласен. Эти книги не несут зло, а только описывают его. Вот эту, которая у меня в руках, боялись особенно сильно. Это «Аль Азиф» в оригинале — на арабском.

— О нет! — ахнула Магда. — Эта книга действительно самая ужасная.

— Да! Я, правда, не очень хорошо разбираюсь в арабском, но вполне в состоянии перевести название и имя поэта, сочинившего ее. — Он перевел взгляд с Магды на Кэмпффера. — И ответ на ваш вопрос вы вполне можете найти на страницах этих книг. Я займусь ими сегодня же. Но сначала я хотел бы взглянуть на трупы.

— Зачем? — На этот раз заговорил капитан Ворманн. Он наконец пришел в себя после знакомства с книгой фон Юнца.

— Я хотел бы посмотреть на раны. Может быть, их смерть имеет отношение к каким-либо древним ритуалам.

— Мы тебя немедленно туда доставим, — согласился майор и вызвал двоих эсэсовцев.

Магде не хотелось идти, ее совершенно не прельщала перспектива смотреть на мертвецов, но она боялась оставаться одна в этой комнате. Поэтому она взялась за ручки коляски и покатила ее к лестнице, ведущей в подвал. Возле самой лестницы эсэсовцы отстранили ее и, следуя приказанию майора, перенесли профессора вместе с креслом вниз по ступенькам. Там было страшно холодно. Магда пожалела, что пошла.

— Что вы можете сказать об этих крестах, профессор? — спросил капитан Ворманн, пока они шли по коридору. Коляску снова катила Магда. — Что они могут означать?

— Не знаю. С ними даже не связана ни одна местная легенда, кроме той, которая гласит, что замок построил один из пап. Но пятнадцатый век был кризисным для Священной Римской империи, а замок расположен в области, которая находилась под постоянной угрозой нападения со стороны оттоманских турок. Поэтому такая теория просто нелепа.

— А турки не могли его построить?

— Невозможно, — покачал головой профессор. — Это совсем не их архитектурный стиль, а кресты вообще далеки от турецкой символики.

— А что это за форма крестов?

Похоже, капитан серьезно интересовался замком, поэтому Магда ответила за отца. Проблемой крестов, весьма интересовавших ее самое, она занималась в течение нескольких лет.

— Этого никто не знает, — сказала девушка. — Мы с отцом перевернули груды литературы по истории христианства, римской истории, славянской истории, но нигде не обнаружили ничего подобного. Если бы мы нашли исторический прецедент, связанный с такой формой креста, это дало бы возможность выдвинуть гипотезу о создателях замка. Но мы не нашли ничего. Кресты уникальны, как и сам замок.

Она хотела продолжить — это отвлекало ее от мыслей о том, что предстояло увидеть в подвале. Но капитан, похоже, не очень-то ее слушал. Может быть, его больше занимал пролом в стене, к которому они подошли, впрочем, Магда чувствовала, что причина в другом — в том, что она женщина. Магда вздохнула и умолкла. Она по опыту знала, что женщину редко принимают всерьез. Похоже, у немецких мужчин много общего с румынскими. Может, вообще все мужчины одинаковы?

— Еще вопрос, профессор, — обратился капитан к отцу. — Как вы думаете, почему в замке совсем нет птиц?

— Честно говоря, я никогда прежде этого не замечал.

Тут Магда подумала, что действительно никогда не видела здесь птиц, но ей не казалось это странным… до настоящего момента.

Обломки возле проломленной стены были аккуратно собраны в кучи. Катя между ними коляску, Магда почувствовала, как повеяло холодом из дырки в полу за стеной, и вытащила из кармана на спинке коляски кожаные перчатки.

— Лучше надень их, — сказала она, остановившись и протягивая их отцу.

— Но на нем уже есть перчатки! — рявкнул Кэмпффер, раздраженный задержкой.

— Его руки очень чувствительны к холоду, — пояснила Магда. — Это связано с его болезнью.

— А что, собственно, это за болезнь? — поинтересовался Ворманн.

— Склеродерма, — ответила Магда.

Недоумение на лицах немцев было вполне естественным. Это название ничего им не говорило.

Уладив вопрос с перчатками, отец пояснил:

— Я сам впервые услышал об этом заболевании, лишь когда мне поставили диагноз. Вообще-то говоря, первые два врача, обследовавшие меня, тоже ошиблись с диагнозом. Ну, я не буду вдаваться в подробности, а если вкратце, то эта болезнь поражает не только руки.

— Но как она действует на ваши руки? — настойчиво продолжал Ворманн.

— При резком падении температуры в пальцах сразу нарушается кровообращение, практически совсем прекращается. Мне сказали, что руки надо беречь, не то разовьется гангрена и придется их ампутировать. Поэтому я и ношу перчатки круглый год, за исключением, может быть, только самого теплого летнего месяца. Не снимаю их даже ночью. — Он огляделся по сторонам. — Ну-с, я готов.

Магда поежилась от холода, идущего снизу из подвала.

— Мне кажется, там слишком холодно для тебя, папа.

— Ну уж ради него мы не станем тащить трупы сюда, — бросил Кэмпффер и махнул рукой солдатам.

Эсэсовцы вновь подхватили коляску вместе с седоком и протащили сквозь пролом. Капитан Ворманн с керосиновой лампой шел впереди. Майор Кэмпффер, тоже с лампой, замыкал цепочку. Магда неохотно двинулась вперед, держась поближе к отцу. Она опасалась, как бы солдаты не оступились на скользких ступеньках и не уронили его, и лишь когда колеса коляски коснулись твердой поверхности пола, вздохнула с облегчением.

Один из эсэсовцев покатил коляску к каким-то восьми предметам, накрытым простынями. Магда осталась у подножия лестницы на маленьком освещенном пятачке. Предстоящее зрелище было не для нее.

Она заметила, что капитан Ворманн чем-то явно смущен: подойдя к загадочным предметам, оказавшимся мертвецами, он наклонился и начал расправлять на них простыни. Этот подвал… Они с отцом облазили весь замок вдоль и поперек за эти годы, но даже не подозревали о существовании еще одного подвала. Магда потерла ладонями локти и плечи, пытаясь согреться. Ну и холод!

Она внимательно огляделась, ища следы крыс. В новом районе Бухареста, куда они вынуждены были переехать, подвалы буквально кишели крысами, чего нельзя было сказать об их прежнем доме возле университета. Магда патологически боялась крыс и понимала, что это смешно, но ничего не могла с собой поделать. Один их вид вызывал омерзение… то, как они двигались, голые, волочащиеся по земле хвосты — Магду просто тошнило от всего этого.

Но, к счастью, здесь их не было. Капитан одну за другой приподнимал простыни так, чтобы была видна голова и шея, и что-то говорил при этом. Но Магда, слава богу, ничего не видела и не слышала.

Наконец мужчины вернулись к лестнице, и она услышала голос отца:

— …Вряд ли эти раны связаны с каким-то ритуалом. За исключением обезглавленного солдата, все остальные умерли от разрыва основных кровеносных сосудов шеи и гортани. Следов зубов, звериных или человеческих, я не обнаружил. Но при этом совершенно очевидно, что раны не нанесены каким-либо острым или режущим предметом. Глотки просто разорваны или даже вырваны, если хотите. Но каким образом, я определить не в состоянии.

«Ну как может отец спокойно рассуждать о таких страшных вещах!» — ужаснулась Магда.

Голос майора Кэмпффера прозвучал уверенно и угрожающе:

— Опять ты умудрился наговорить кучу слов и при этом не сказать абсолютно ничего путного!

— У вас недостаточно материала для работы. Может быть, есть что-нибудь еще?

Майор двинулся наверх, не потрудившись ответить, однако капитан Ворманн, словно вспомнив что-то, щелкнул пальцами и воскликнул:

— Слова! Слова на стене — те самые, написанные кровью на языке, которого никто не понимает!

Глаза профессора мгновенно загорелись.

— Я должен их немедленно увидеть!

Коляску подняли наверх, и Магда снова поплелась в хвосте до выхода во двор. Там она опять взялась за ручки и покатила коляску вслед за немцами к задней стене замка. Вскоре они оказались в конце тупикового коридора перед буро-коричневой надписью на стене.

Буквы были разной толщины и, совершенно очевидно, написаны пальцем. От этой мысли Магда вздрогнула и стала изучать надпись. Она узнала язык и была уверена, что сможет ее перевести, если, конечно, сосредоточится и перестанет думать о том, что автор надписи использовал вместо чернил.

— У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет? — спросил Ворманн.

— Да! — кивнул профессор и замолчал, уставившись, как загипнотизированный, на письмена.

— Ну! — нетерпеливо рявкнул Кэмпффер.

Магда понимала, насколько ненавистна этому эсэсовцу зависимость от какого-то еврея, который к тому же еще и медлит с выводами. Только бы отец не вывел из себя немца каким-нибудь неосторожно сказанным словом.

— Здесь написано: «Чужаки, оставьте мой дом!» Это повелительное наклонение, — произнес профессор бесстрастно, как автомат.

Что-то в этой надписи встревожило старика.

Кэмпффер хлопнул рукой по кобуре:

— Ха! Значит, все-таки это убийства по политическим мотивам!

— Возможно. Только, видите ли, это предупреждение или требование — называйте как хотите — написано на безукоризненном старославянском языке. А это — мертвый язык. Такой же мертвый, как латынь. Буквы нисколько не отличаются от тех, что писали в глубокой древности. Это я знаю точно, поскольку видел много подлинных рукописей.

Теперь, когда отец назвал язык, Магда смогла наконец сосредоточиться на словах. И тут поняла, что так встревожило отца.

— Ваш убийца, господа, — продолжал между тем профессор, — либо великий ученый, либо человек, которого пятьсот лет назад заморозили и теперь он проснулся.