Записки следователя из Будапешта

Красный автомобиль

Почтальон позвонил к привратнику.

— Добрый день. Для Агнеш Сабо заказное письмо, но ее нет дома…

— Оставьте мне, в это время Агнешка еще на работе, — ответил старик. — Я отнесу сам, не беспокойтесь.

Почтальон поклонился и ушел.

Стояла теплая осень, какая бывает в Будапеште в середине октября. Начало смеркаться, когда старый привратник обнаружил, что у него кончился табак. Возвращаясь из табачной лавочки на углу, он взглянул наверх и увидел, что окно комнаты Агнеш Сабо освещено. Взяв конверт, он сказал жене:

— Поднимусь, обрадую Агнеш и сейчас же вернусь ужинать.

Семья Татар, как звали привратника, была в добрых отношениях с этой скромной и отзывчивой девушкой. Впрочем, ее уважали и любили все жители дома. В трудные годы войны ее доброе сердце и неутомимые руки помогали всем, кто нуждался в помощи. Особенно заботилась она о малышах. Во время осады и штурма города, когда на улицах и площадях бесновались гитлеровцы и их приспешники, пойманные в огромную мышеловку, а все мирное население отсиживалось в подвалах и бомбоубежищах, бесстрашная Агнеш добывала для детей хлеб и сало, зачастую рискуя жизнью: ходить по улицам было опасно.

Дядюшка Татар, кряхтя и отдуваясь, поднялся на четвертый этаж, но, когда подошел к застекленной двери маленькой квартирки, в прихожей было темно.

— Неужели ошибся? Нет, не может быть, не настолько же я выжил из ума, — пробормотал старик, нажал кнопку звонка и немного подождал. Никто не появлялся. Тогда он позвонил еще раз, уже более настойчиво…

— Вот уже полчаса прошло, а отца все нет, — пожаловалась жена привратника сыну Лаци, вернувшемуся с работы. — Пошел отнести Агнешке письмо. Ужин на столе, а он как в воду канул…

— Наверное, угостили где-нибудь стаканчиком палинки. Тогда дожидайся! — отозвался Лаци, вытирая полотенцем мокрые руки.

— Пойди, сынок, приведи отца. Или хотя бы покличь его со двора, может, услышит!

Лаци вышел во двор. На крытой галерее, опоясывающей дом по каждому этажу, не было видно никого, кого можно было бы попросить заглянуть к Агнеш Сабо и позвать старика домой. Кричать на дворе Лаци не захотелось, и он, шагая через две ступеньки, поспешил по знакомому адресу. Нажав кнопку звонка, он подождал с минуту и, поскольку и на этот раз тоже никто не отозвался, легонько нажал на рукоятку. Она поддалась, и дверь открылась, но только на узкую щель, сантиметров десять-пятнадцать, не более. Дальше, словно упершись во что-то, створка поворачиваться не желала. Лаци попробовал налечь плечом, но безуспешно. Тогда он крикнул в темную щель:

— Агнеш! Агнеш Сабо, вы дома? Отец у вас?

Ответа не последовало. Он повторил свой вопрос. Темнота за дверью продолжала безмолвствовать. Лаци еще раз нажал плечом на дверь, и, хотя она не поддалась, ему показалось, что в прихожей кто-то тихо застонал. «Что-то случилось! — мелькнула у парня тревожная догадка. — Уж не с отцом ли? Может, он потерял сознание и свалился у двери?»

Эта мысль настолько ужаснула Лаци, что он опрометью бросился к перилам и закричал, зовя мать:

— Мама! Мама, идите сюда!

На крики из ближайшей двери появился Иштван Гера, сосед Агнеш.

— Что кричишь на весь дом? Что случилось?

— Прошу вас, помогите мне открыть эту дверь. Там, кажется, кто-то лежит… — задыхаясь от волнения, выпалил Лаци.

Теперь они уже вдвоем навалились на непослушную дверь, и под тяжестью двух дюжих мужчин она все же отодвинулась еще на ладонь, так что Лаци смог проскользнуть внутрь. Он тотчас нащупал выключатель и зажег свет.

— Боже мой! Отец, это он!

Привалясь боком к входной двери, на полу прихожей неподвижно лежал дядюшка Татар с окровавленной головой. Лаци бросился на колени и прижал ухо к груди отца. Старое сердце едва слышно, но равномерно билось, привратник был жив. Он застонал, но глаза его оставались закрытыми.

— Побудьте тут, ради бога, я разыщу врача! — Лаци вскочил на ноги, но перед тем, как кинуться к выходу, распахнул дверь в комнату. Поперек широкой низкой кровати лежала лицом вниз Агнеш Сабо. Лаци окликнул ее, но девушка не изменила позы.

— Посмотрите, может она еще дышит? — крикнул он Иштвану Гера и бросился по лестнице.

Несколькими минутами спустя появился врач, а вслед за ним и участковый инспектор. На лестничной площадке к их приходу уже толпились десятка два жильцов.

Оказав раненому Татару первую помощь и сделав укол, врач приказал вызвать «скорую». Старика, так и не пришедшего в сознание, унесли на носилках санитары.

Осмотрев Агнеш Сабо, врач сумрачно покачал головой.

— Здесь моя помощь не нужна. Это по вашей части, товарищ. — Он кивнул участковому и поспешил к машине, ждавшей его внизу.

Через полчаса я выехал со своей группой на место происшествия. Участковый точно выполнил инструкцию: после ухода врача он не допустил в квартиру ни единого человека, сохранив все в первоначальном виде. Это было важно, техник-криминалист и фотограф тотчас приступили к выполнению своих обязанностей.

По мнению врача, осматривавшего привратника, у старика был проломлен череп, что вызвало сильное сотрясение мозга.

— По-видимому, удар нанесен вот этим предметом. — Он поднял с пола тяжелый медный пестик со следами крови.

Не спеша, шаг за шагом мы продвигались внутрь квартиры, внимательно осматривая каждую деталь. Козма тем временем ушел опрашивать соседей, Бордаш занялся тетушкой Татарне, женой потерпевшего.

— Старик пришел в сознание, когда его увозила «скорая»?

— К сожалению, нет.

— Будет жить?

— Думаю, да. Хотя рана опасная, он потерял много крови.

Внутренность комнаты выглядела, как после налета грабителей. Ящики вытащены и перевернуты, платье и белье в беспорядке разбросаны по полу, дверцы шкафа раскрыты настежь. Преступник что-то искал, это было для меня очевидно.

— Девушка была мертва задолго до моего прихода, — доложил врач. — Я не успел даже осмотреть ее толком. Лежала она в том же положении, что и сейчас.

— Причина смерти?

— Убийца задушил ее голыми руками. Это случилось несколько часов назад.

Возле кровати валялась записная книжка. Заметки, имена, номера телефонов. Один листок был вырван.

Несмотря на беспорядок, убранство комнаты говорило о том, что ее хозяйка отличалась чистоплотностью и аккуратностью, близкой к педантизму. Кружевные накидки ручной работы были сдернуты с подушек и валялись на полу. Остались нетронутыми две-три стопки белоснежного белья на полках, туфли в ящике для обуви, несколько платьев, два ряда книг на полке над столом. Я пробежал взглядом по корешкам: Золя, Толстой, Горький, венгерские классики, учебники по истории, политэкономии, философии, брошюры для занимающихся самообразованием. Стопка аккуратно, день за днем сложенных газет. Как видно, Агнеш Сабо много читала, интересовалась политикой, занималась самообразованием.

Врач закончил осмотр, вызванные мной еще ранее санитары увезли тело в морг. Козма и Бордаш продолжали опрос жильцов дома, а я поспешил в хирургическое отделение клиники, где находился сейчас дядюшка Татар.

— Жаль, но он пока все еще без сознания, — сказал мне хирург, оперировавший раненого. — Случай тяжелый, пришлось удалять осколки черепа, проникшие в мозг, больше часа лежал на столе. Сейчас спит, будить нельзя ни в коем случае.

— Есть надежда?

— Да, есть.

— Когда с ним можно будет говорить?

— Часов через шесть или семь он придет в себя. Полагаю, две-три минуты я смогу вам разрешить.

Я помчался обратно на улицу Барошш, в квартиру убитой.

Кто и за что мог убить Агнеш Сабо? Осмотр места происшествия ничего существенного по этому поводу не дал. Каких-либо ценностей или крупных денежных сумм на квартире обнаружено не было. Откуда могло взяться состояние у одинокой девушки-работницы? В сумочке Бордаш нашел всего шестнадцать форинтов с мелочью, а в кошельке записку, свидетельствующую о том, что Агнеш накануне получила заработную плату, которая стала добычей убийцы, так же как какие-нибудь колечки, сережки или иные мелкие украшения, если они были. Но даже в этом случае дело никак не походило на убийство с целью ограбления. Мотив преступления был мне неясен.

— А что если здесь замешана ревность? — высказал предположение кто-то из моих коллег, когда мы, как обычно после осмотра, присели обдумать и обсудить первые впечатления, собранные данные, а заодно и возможные версии.

— Едва ли, — возразил Козма. — Девушка интересовалась больше политикой, чем молодыми людьми.

Мне тоже показалось это более убедительным. О том, что Агнеш была серьезным человеком с определенными политическими взглядами, свидетельствовал хотя бы выбор книг, стоявших на полке. Среди прочего хлама на полу под кроватью мы обнаружили разорванные пополам личные бумаги, аттестат об окончании гимназии, пропуск на завод, метрику, членский билет коммунистической партии. В отличие от других документов партбилет был порван на мелкие клочки. Очевидно, убийца не скрывал своих антипатий и не боялся, что это может броситься в глаза следователю и даже навести на его след.

— Почему он не боялся? — Этот вопрос невольно оттеснил все остальные на задний план. — По глупости или по какой-то другой причине?

— Жена привратника рассказала кое-что интересное, — сказал Бордаш. — Оказывается, Агнеш Сабо приехала в Будапешт в конце 1941 года и поселилась у своей тетки, Белане Конц, которая жила в этой квартирке одна, кое-как перебиваясь на скудную вдовью пенсию. Ее муж, Бела Конц, был железнодорожным машинистом и погиб в катастрофе. Вдова не очень обрадовалась появлению племянницы, поскольку та приехала в столицу искать работу без благословения родителей, проживавших в Бестерцебанье. Руки Агнеш там домогался весьма солидный претендент, учитель местной гимназии, но девушка слышать не хотела о замужестве, собрала вещички и укатила в Пешт, мечтая о самостоятельной жизни. С течением времени тетка, поначалу осуждавшая Агнеш за легкомыслие, переменила свое мнение и даже помогла ей устроиться на электроламповый завод. Девушка была на редкость скромной и трудолюбивой, ее скоро признали и полюбили все товарищи по цеху, где она работала почти девять лет. После освобождения страны от фашистов она училась на различных курсах, окончила вечерний техникум и стала руководителем участка.

— Были ли у нее ухажеры? — спросил я.

— По словам тетушки Татарне, Агнеш никогда не интересовалась мужчинами всерьез: ни в военные годы, ни потом, хотя была очень миловидной, даже красивой, девушкой. В ответ на вопрос о ее дальнейшей судьбе Агнеш лишь смеялась и отвечала, что выйти замуж всегда успеет. В дни осады города она помогала многим, особенно больным, старикам, детям, доставала им продукты, лекарства, все, что могла. На завод она ходила до самого последнего часа. К концу войны на нее страшно было смотреть: так она исхудала и осунулась. Жильцы очень жалели девушку, думая, что она, как и многие в те трудные времена, подхватила чахотку. Но причина таилась в другом: об этом стало известно потом, позже. Лишь после того как на улицу Барошш пришли советские войска, жители дома узнали, что Агнеш и ее тетушка с первого дня оккупации Будапешта немцами и террора нилашистов, которых они привели к власти, скрывали у себя одного врача, еврея по национальности. Скудный паек, который Агнеш получала на заводе, в течение четырех месяцев женщины делили на троих. Этим и объяснялась худоба девушки. Никто из обитателей дома ни о чем не догадывался. Однажды утром, когда в их дворе после короткого огневого боя вдруг появились советские солдаты, Агнеш с непокрытой головой, путаясь в длинном пальто, висевшем на ней, как на вешалке, сбежала вниз по лестнице и почти без чувств бросилась на шею одному из автоматчиков. Рыдая от радости, она кое-как собралась с силами, взяла его за руку и повела на чердак. К изумлению высыпавших во двор и на галереи жильцов, на пороге чердачной двери показался высокий и тощий, заросший седой щетиной мужчина лет пятидесяти. Он пошатнулся и наверняка рухнул бы на ступеньки, если бы советские солдаты не подхватили его с двух сторон. Это и был доктор Гейер, за которым охотились нацисты. Советские бойцы увели врача к себе, а Агнеш, видимо, не выдержав всех волнений и внезапной радости, упала без чувств на каменные плиты двора. Жильцы подняли и перенесли ее в подвал, служивший им убежищем в эти долгие месяцы, полные страха, голода и лишений. Минут через десять автоматчики вернулись. С ними пришел офицер и военный врач. Офицер положил возле Агнеш печенье, несколько плиток шоколада и даже бидончик с молоком, а военврач, тщательно прослушав и осмотрев больную, оставил для нее лекарства и потом в течение двух-трех недель регулярно навещал девушку, пока она не стала на ноги.

Выздоровев и немного окрепнув, Агнеш тотчас же пошла на свой завод. С утра до позднего вечера она трудилась наравне с мужчинами, расчищала развалины, восстанавливала взорванные коммуникации. Видимо, это окончательно подорвало ее силы, и девушка слегла. Советское командование не оставило ее в беде: все тот же военврач увез ее в загородный санаторий, где она лечилась почти два месяца. За время отсутствия товарищи по работе привели в порядок и отремонтировали ее квартирку на верхнем этаже, в стенах и потолке которой зияли дыры, оставленные снарядами и минами в дни осады. Вернувшись из санатория, Агнеш Сабо в тот же день побежала в свой цех — их завод уже начал давать продукцию. Год спустя умерла ее тетка, вдова Концне, и девушка осталась одна…

На следующий день, около семи часов утра, у меня на квартире раздался телефонный звонок. Дежурный врач из клиники, где лежал дядюшка Татар, сообщил, что старый привратник пришел в себя и мне разрешен с ним пятиминутный разговор.

Ласло Татар лежал в отдельной палате. Сквозь щелку из-под бинтов виднелись одни глаза. В них все еще блуждали огоньки пережитой тревоги. Старик хотел видеть жену.

— Не волнуйтесь, она скоро придет, — успокоил я потерпевшего и присел на стул возле кровати.

— Как вы себя чувствуете, дядюшка Татар?

— Так себе. Болит голова.

— Вам не трудно говорить?

— Нет, ничего.

— Расскажите, что с вами произошло, только коротко. Начиная с того момента, как вы поднялись к Агнеш Сабо. Ваша жена сказала, что вы пошли отнести ей письмо?

— Да, так оно и было. — Татар говорил отрывисто, с видимым усилием. — С улицы я увидел, что у нее горит свет. Но в прихожей было темно. Я позвонил несколько раз, никто не ответил. Я собрался было уйти, но потом заглянул в замочную скважину. Ключ был вставлен изнутри, а из комнаты пробивался свет. Дверь в комнату как раз напротив. Тогда я стал барабанить в дверь. Послышались шаги, и мужской голос произнес: «Агнеш, я открою дверь, ты не вставай, лежи спокойно». Шаги приблизились, и тот же голос спросил: «Кто там?» Я ответил. Дверь открылась, передо мной на пороге темной прихожей стоял высокий мужчина. «Что вам угодно?» — «Я принес заказное письмо для Агнеш». — «Дайте сюда», — сказал мужчина. «Не могу, письмо заказное». — «Можете, я ее жених», — заявил незнакомец. — «Гм! Я никогда не знал, что у Агнеш Сабо есть жених», — возразил я. Все это мне показалось довольно подозрительным.

Старик закрыл глаза, очевидно, утомленный рассказом. Но я, к сожалению, должен был довести дело до конца.

— Что было потом?

— Он сказал: «Если вы не хотите отдать письмо мне, войдите и передайте его сами». Я вошел в прихожую и направился к двери в комнату.

— Вы видели этого мужчину когда-нибудь прежде?

— Нет, никогда.

— Продолжайте, пожалуйста, если можете.

— Дверь была приоткрыта, я ее распахнул и увидел, что Агнеш лежит почти поперек кровати. «Странно, — подумал я, — больные так не лежат, да еще в одежде». Только я хотел обернуться, чтобы спросить, что с ней, как почувствовал сильнейший удар сзади по голове. Больше ничего не помню. Очнулся уже здесь, в этой палате. Господин доктор сказал, ничего страшного, скоро я опять буду на ногах. Скажите, пожалуйста, что случилось с Агнеш Сабо? И почему я очутился здесь?

— Агнеш Сабо убита. В тот момент, когда вы позвонили у ее дверей, она уже была мертва.

— Какой ужас… За что?

— Этого мы пока не знаем.

— Но кто это сделал?

— По-видимому, тот же человек, который ударил и вас.

— Бедняга Агнеш. Она была такая приветливая, добрая, старалась всем помочь. Не знаю, говорила ли вам жена, что она спасла от фашистов одного врача?

— Да, ваша жена рассказала нам обо всем. Глаза привратника были полны слез. Я постарался, как мог, успокоить удрученного старика.

— И последнее, дядюшка Татар. Вы знали людей, которые приходили к Агнеш?

— К ней мало кто приходил. Иногда, очень редко бывали ее товарищи по работе. Однажды я приносил им из лавочки два литра вина. Моя жена еще испекла для нее торт и печенье. У Агнеш были гости, праздновали ее день рождения.

— Вы могли бы описать наружность мужчины, который впустил вас в квартиру Агнеш Сабо?

— Разумеется. Высокий, стройный, на вид лет тридцати — тридцати пяти. Пиджака на нем не было. Синий галстук, темная сорочка. Узкое лицо, волосы черные, густые, зачесаны назад…

Кроме этого, весьма поверхностного, описания личности неизвестного преступника, никаких других данных собрать не удалось. Никто из соседей и жильцов дома его не видел. Хирург, производивший вскрытие, сообщил, что смерть девушки наступила приблизительно за два часа до того, как привратник поднялся к ней с письмом.

— Причина смерти?

— Асфиксия. Преступник задушил ее голыми руками, обхватив сзади. Очень сильный человек, по-видимому. На теле убитой обнаружены ссадины в разных местах. Очевидно, девушка сопротивлялась, боролась за свою жизнь.

Мы еще раз самым тщательным образом осмотрели квартиру убитой, затратив на это полный день. Бордаш собрал в кучу все найденные письма, их оказалось немало. На одном из них отчетливо стояла подпись «Геза». Ни даты, ни обратного адреса. Письмо с такой подписью было единственным, но оно заинтересовало меня сразу, поскольку свидетельствовало о некоторой интимности. Один из абзацев этого нежного послания звучал так:

Кто он такой, этот Геза? Этого мы не знали. Во всяком случае, пока. На наши вопросы обитатели дома лишь недоуменно пожимали плечами. Мы заперли квартиру на ключ, опечатали и вернулись в управление. Там меня ожидал наш техник-криминалист Теглаш, выезжавший в квартиру Агнеш вместе с нами в первый раз.

— Я нашел один отпечаток пальца, вполне пригодный для идентификации. Но на учете в нашей дактилотеке он не состоит.

Позвонив на завод, где работала Агнеш, я попросил позвать капитана Козму, который находился там с раннего утра.

— Поинтересуйся, нет ли на заводе человека по имени Геза, который ухаживал бы за Агнеш или, по крайней мере, пытался это делать.

— Хорошо. Кстати, доктор Гейер, здешний заводской врач, тот самый, которого Агнеш спасала от гестаповцев в конце войны, к десяти часам придет к вам на прием. Характеризуют его со всех сторон только положительно.

Едва я положил трубку, как по служебному телефону сообщили, что доктор Гейер уже прибыл и находится в бюро пропусков.

— Попросите его подождать несколько минут, — я спущусь за ним сам, — ответил я дежурному. Необходимо было срочно переговорить с подполковником Чепаи, одним из руководителей контрразведки.

Чепаи добродушно пробасил в трубку:

— Алло, Карой! Я вижу, дела у вас идут на поправку. Из чего заключаю? Из того, что в последнее время ваша милость нас совсем забыла.

— Как раз напротив, — ответил я. — Вот и сейчас я звоню потому, что нуждаюсь в помощи. Думаю, случай представляет интерес и для твоей епархии. — Я кратко изложил существо дела, а также свои соображения по поводу весьма подозрительного Гезы. В самом деле, если мы не ошиблись и убийство совершено по политическим мотивам, то не исключена возможность, что по описанию внешности и имени, под которым фигурировал неизвестный, мы вышли на одного из «пациентов» Чепаи. Конечно, это только догадка, пока ничем не подтвержденная, одна ниточка из множества других. Но чем черт не шутит…

Чепаи обещал распорядиться и позвонить о результатах проверки.

Закончив разговор, я спустился вниз и проводил к себе в кабинет доктора Гейера.

— Прошу садиться, уважаемый доктор, — сказал я заводскому врачу. Высокий, сгорбленный, он выглядел значительно старше своих лет. — Вы не догадываетесь, зачем мы пригласили вас к нам?

— Не имею ни малейшего представления. Какие дела могут быть у меня с уголовным розыском?

— Нам необходимо собрать некоторые сведения. И вы можете сообщить нам много полезного. Поэтому прошу вас, расскажите о вашей жизни с тех пор, как вы стали врачом на электроламповом заводе. В особенности о том, когда и как вы спаслись от фашистского гетто.

— На заводе я начал работать более тринадцати лет назад. Поначалу по совместительству, только два часа в день, но с начала войны окончательно перешел в штат и с тех пор являюсь главным врачом предприятия. Кроме того периода, когда мне пришлось скрываться. Женат, двое детей, младшей дочери четырнадцать лет.

— Где вы скрывались, когда к власти пришли нилашисты?

— О, господин майор, это целая история. — Врач вздохнул и прикрыл глаза, вспоминая. — Работая на заводе, я познакомился с многими рабочими. Они хорошо ко мне относились, делились своими заботами и невзгодами. Должен сказать, что подавляющее большинство заводских не изменили своей симпатии ко мне и потом, когда вступили в силу антиеврейские законы и начался террор. Мне удалось переправить семью в Швецию заблаговременно, до начала всего этого ужаса, а сам я остался здесь, в Будапеште, и ходил на завод, пока было можно.

— Почему вы не уехали вместе с семьей?

— Это было невозможно по материальным причинам. А потом, позже, мне не дали бы визу. Кроме того, я не переставал на что-то надеяться… Быть может, на то, что Хорти не допустит оккупации страны немцами, а потом на то, что для меня, как для врача, работающего на военном предприятии, будет сделано исключение… Но все вышло иначе. Когда вышел приказ всем евреям переселиться в гетто, некоторые рабочие говорили мне: ничего не бойтесь, док, если надо, будет, мы вас спрячем. Но я все оттягивал этот момент, сам не знаю почему… Однажды вечером, придя, домой, я получил повестку — немедленно переселиться в гетто. Я растерялся от неожиданности и не знал, как поступить. К кому обратиться за помощью? Я не помнил даже адресов своих доброжелателей. Упаковав самые необходимые вещи в два чемодана, я вызвал такси. Привратник у подъезда спросил: «Куда это вы собрались, господин доктор?» Не поняв, жалеет ли он меня или насмехается, я ответил: «В Берлин». Затем содрал с лацкана шестиконечную звезду и сунул ее в карман. Доехав до Восточного вокзала, я расплатился с шофером, сдал один чемодан в камеру хранения, второй взял в руку и двинулся в сторону Фиумского шоссе, не отдавая себе отчета, куда я иду и зачем. Быть может, живым хоронить себя на еврейском кладбище, не помню. Дойдя до какого-то сквера, я присел на скамейку, вынул сигареты, закурил. И вдруг почувствовал себя счастливейшим из смертных, который ничего не боится и всем доволен. Хотя бы на час-другой, но я словно вырвался из тисков ненавистного режима. Вынув записную книжку, я вдруг вспомнил: ведь адреса тех больных, кого я посещал на дому, я записывал на особом листочке! Их оказалось много, более ста. Среди других я увидел запись: Агнеш Сабо, улица Барошш, двадцать шесть. Эту приветливую, милую девушку я хорошо знал, бывал у них дома два или три раза по поводу болезни тетушки. Не раздумывая больше, я сел на первый номер трамвая и доехал до площади Орци.. Погода была прекрасная, теплая, солнце только что скрылось за холмами Буды. Я медленно брел по улице к дому, где жила Агнеш. Подойдя, остановился в раздумье: подниматься мне или нет? Решил, попробую. Иного выбора у меня все равно уже не было, наступил комендантский час. На лестнице не было света, никто не встретился мне по дороге. Я позвонил. Дверь открыла тетушка Концне и тотчас меня узнала.

— Здравствуйте, господин доктор, — сказала она.

— Агнеш дома? — спросил я, ответив на приветствие.

В этот момент вышла Агнеш. Мой визит был для девушки неожиданностью, но она сразу догадалась о его причине. Пригласив меня в комнату, мне предложили сесть.

— Вы никого не ждете? — спросил я.

— Нет, никого. Почему вы об этом спрашиваете?

— Мне не хотелось бы причинять вам неприятности.

— Пусть это вас не тревожит, — ласково сказала Агнеш. — К нам никто не ходит.

Немного успокоившись, я рассказал о причинах моего прихода. Поняв, о чем идет речь, Агнеш без колебаний приняла решение.

— Вы останетесь у нас. Пока здесь, в квартире, а потом посмотрим, что делать дальше.

Вдова Концне не вмешивалась в наш разговор, но по ее лицу я видел, что она одобряет решение племянницы. Так я остался у них. Жизнь шла своим путем, но для меня она остановилась, я даже носа на улицу высунуть не мог. Мне устроили постель, заботились, как о малом ребенке. Тетушка Концне по утрам выходила за покупками, потом готовила, убирала помещение. Постепенно мы привыкли друг к другу. Обе женщины оказались очень милыми, всегда приветливыми, спокойными. Уходя из дому, я забрал с собой те немногие ценности, какие у нас были, и много раз предлагал Агнеш их продать, а на вырученные деньги купить продуктов. Но девушка всякий раз вежливо отклоняла мои просьбы: «Поберегите, господин доктор, они еще могут вам пригодиться».

— Взяв у меня квитанцию, Агнеш выкупила на вокзале и привезла домой мой второй чемодан. Через два или три дня она прибежала после работы с тревожной вестью: меня разыскивает полиция. Два агента побывали в дирекции, заявив, что я скрылся и объявлен розыск.

Трудно даже рассказать, товарищ майор, насколько эта простая девушка была смела и самоотверженна в те дни. Я никогда не забуду того, что она ради меня сделала. Агнеш спасла мне жизнь, а свою ежечасно подвергала опасности. Ведь нилашисты непременно расстреляли бы и ее, и тетушку Концне — таков был приказ Салаши.

— Не обижайтесь, доктор, если я задам вам еще один вопрос. Между вами и Агнеш не было близких отношений?

— Упаси бог! Даже мысли такой у меня не возникало. Я относился к ней, как к родной дочери.

— А не было ли у нее кого-нибудь еще? Жениха, ухажера, например?

— Нет, у нее не было никого. Однажды, правда, еще в то время, когда я работал на заводе, она пришла ко мне за советом. Рассказала, что один молодой человек в нее влюбился и сделал ей предложение выйти за него замуж. Но она не может решиться, тем более в такие тревожные времена. «Если так, пусть он подождет, — сказал я. — Вы еще так молоды, что вполне можете повременить». Я видел, что мой совет обрадовал Агнеш, она поблагодарила меня и ушла.

— А как звали этого молодого человека, вы не помните?

— Не знаю. Впрочем, я об этом не спрашивал, а сама Агнеш имени не называла. Нужно ли рассказывать, что было дальше?

— О том, как Агнеш перевела вас для большей надежности на чердак, где вы и дождались прихода советских воинов-освободителей?

— Да, об этом.

— Благодарю, доктор, нам это известно из других источников. А что стало с вашей семьей?

— О, через два или три месяца они вернулись из Швеции домой. Ведь советское командование помогло мне вернуть квартиру и все вещи, которые не успели растащить нилашисты. Два месяца я пролежал в военном госпитале, меня поставили на ноги и вновь направили на завод. А когда я увидел свою жену и детей на перроне Восточного вокзала, думаю, во всем Будапеште не было семьи счастливее, чем наша!

— Скажите, дорогой доктор, не было ли у Агнеш каких-нибудь ценностей, украшений или чего-нибудь в этом роде?

— Почему вы говорите — «не было»? Их что, украли?

— Нет, речь не об этом. Нам нужно знать, какие именно драгоценности вы у нее видели?

— Насколько помню, у нее были красивые серьги, два колечка, золотые часики. После смерти тетушки Концне остались два перстня с камешками и, кажется, массивный витой браслет. Да, вот еще… После того, как моя семья вернулась и все устроилось, мы пригласили Агнеш к нам на праздничный ужин. Жена подарила ей в память о пережитом красивую золотую цепь старинной работы. Вы бы видели, как Агнеш отказывалась ее принять! Мы с трудом ее уговорили.

— Когда вы в последний раз разговаривали с Агнеш?

— Позавчера.

— А вчера?

— Нет, мы не встречались. На этой неделе она в утренней смене, работает до двух, а я прихожу к трем. Но почему вы спрашиваете? Ради бога, уж не случилось ли с ней какой беды?

— К сожалению, случилось.

— Что такое? Где она? — Доктор Гейер побледнел, губы у него дрожали, как в приступе лихорадки. — Говорите же, умоляю вас…

— Агнеш умерла. Ее убили.

— Убили? Агнеш? Нет, этого не может быть! — Он закрыл глаза руками, по щекам покатились крупные слезы. Доктор вытащил из кармана платок и отвернулся, вытирая лицо, как будто нужно было стыдиться этих слез.

Я постарался успокоить его, как мог.

— Кто мог это сделать? Кто? За что?

— Пока ничего не могу вам сказать. Не знаю.

— Где это произошло?

— В ее собственной квартире. Агнеш задушили, квартиру ограбили, все перевернули вверх дном. Вы никогда не слышали о мужчине по имени Геза?

— Геза? — Гейер задумался. — Нет, не слышал. О каком-то молодом человеке, кажется, я уже упоминал.

— Да, да, вы говорили, — поспешил я с ответом. — Кто бы мог рассказать нам о нем больше, чем вы, как вы думаете?

— Может быть, кто-нибудь из ее коллег по работе. На заводе у Агнеш было много друзей… Но близкого человека, такого, как вы говорите… Нет, не знаю. Таких у нее не было.

После ухода доктора Гейер а я решил объявить розыск неизвестного преступника. Оснований для этого было не слишком много, но с формальной стороны достаточно: описание его внешности, хотя и приблизительное, мы получили от дядюшки Татара, а перечень похищенных драгоценностей удалось составить с помощью доктора Гейера. На формуляре я сделал пометку: «пограничным КПП — с особым вниманием».

Меня отвлек телефонный звонок. Звонил подполковник Чепаи.

— Так вот, Карой, по твоей просьбе мы тут оглянулась окрест себя, как говаривали в старину. Нашлись у нас «клиенты» по имени Геза, и не один. Только не все они подходят под твою мерку. Правда, одного из этих голубчиков вроде можно было бы принять в расчет, но в настоящее время он не очень просматривается… Хотя, если постараться. Ты понял, о чем речь?

— Да, конечно.

— Это высокий, стройный мужчина, лет тридцати пяти, темный шатен, почти брюнет. Он замешан в нескольких темных делишках, которые относятся к нашей компетенции. Однако увертлив, как уж, схватить его за хвост покуда не удавалось. По нашим сведениям, в настоящее время этот Геза находится за кордоном.

Некоторое время спустя Чепаи существенно пополнил первоначальный портрет «нашего Гезы», которого стоило, по его мнению, принять в расчет. Геза Кантор родился в 1894 году, жил в Чехословакии, известен своей приверженностью к нацистам, во время войны проживал в Лошонце, в начале сорок пятого вместе со всей семьей бежал на запад. Один из его сыновей, тоже Геза, в настоящее время имеет тридцать два года от роду, живет отдельно от семьи. И отец, и сын ненавидят народный строй, лично участвовали в совершении нескольких политических преступлений.

«Похоже. Но не тот Геза», — подумал я. — «Агнеш родилась и выросла в Бестерцебанье, причем здесь Лошонц, это на другом конце страны?»

К пяти часам возвратились мои верные помощники. Козма, трудившийся на заводе, обнаружил интересный факт.

— Мне удалось установить, что некий Геза Кюрти, техник-приборист, тридцати одного года, состоял в близкой дружбе с Агнеш Сабо. Они работали рядом, в одном цеху, их часто видели оживленно о чем-то беседующими. По некоторым другим данным, интимных отношений между ними не было. Во всяком случае, этот молодой человек был одним из тех, кто ремонтировал квартиру Агнеш, пока она лечилась в санатории.

— Ты с ним встречался?

— Нет.

— Почему?

— Сегодня он уехал в Вену туристом вместе с одной знакомой ему супружеской парой. Через пять дней они вернутся домой.

— Ну да, если вернутся, — добавил я.

Факт был интересный, но малоприятный. Козма продолжал:

— Согласно полученной инструкции, прибыв на завод, я никому не сказал о случившемся. Однако директор сразу заподозрил, что дело тут неладное, — Агнеш Сабо не вышла на работу, никого не предупредив. Такого с ней не случалось. Пришлось сказать — директор все равно послал бы кого-нибудь к ней на дом. Больше того, обдумав ситуацию, я попросил его обратиться к работникам завода по местной радиосети. Сказать, что одна из лучших работниц, активистка Агнеш Сабо, зверски убита неизвестным злоумышленником, что уголовный розыск ищет преступника и просит всех, кто, может быть, знает что-то по этому делу, сообщить представителю милиции, который находится сейчас в помещении дирекции.

— Ну, и что? Был результат?

— Приходили многие. Но только одна женщина сообщила нечто любопытное. Анни Вадаш, одна из подруг покойной. В августе месяце она случайно встретила Агнеш в городском парке. В сопровождении стройного, симпатичного на вид молодого человека лет тридцати она прошла и села за столик на террасе кафе. Увидев Анни, она подозвала ее, пригласила за столик и представила ей своего спутника. «Они заказали мороженое и угостили меня тоже». — Капитан Козма записал рассказ Анни слово в слово. — «Я выбрала лимонное. Молодого человека звали Геза, фамилии не помню. Он назвал какую-то, но я не обратила внимания. Стояла жара, Геза был без пиджака, в белой тенниске. Мне не хотелось смущать их своим присутствием, я быстро доела свою порцию и распрощалась. Геза подал мне руку. Как сейчас вижу: на правой руке, чуть повыше кисти, у него была татуировка в виде монограммы, две буквы «К. Г.», а под ними цифра — «1915». Я не удержалась и спросила, откуда у него это? Он ответил: «Так, глупость! Память о службе в армии». На другой день я спросила у Агнеш, кто он такой, этот симпатичный шатен? Она замялась, а потом ответила: «Просто старый знакомый», и переменила разговор.

Я встал и прошелся по кабинету. Новость действительно была интересной.

— Анни Вадаш клянется, что узнает этого Гезу из тысячи мужчин хотя бы по голосу — резкий, грубый тембр, сильно отличается от других. У меня все, товарищ майор.

— Что ты сказал Анни?

— Я спросил ее, что она будет делать, если случайно встретит этого Гезу на улице. Она ответила: «Войду в ближайшую телефонную будку и позвоню вам».

— Смышленая девица, молодец.

Да, новость представляла несомненный интерес. Год рождения «нового» Гезы совпадал с описанием внешности преступника, полученным от привратника. И хотя Геза Кюрти, отправившийся туристом в Вену, тоже родился в 1915 году, я позвонил Чепаи и сообщил ему обо всем, что рассказала Анни Вадаш.

Наконец все сотрудники группы собрались в моем кабинете. Можно было приступить к поиску похищенных драгоценностей. Чем больше сотрудников занимается этим одновременно, тем лучше, особенно в Будапеште, где в те годы было еще полным-полно частных ювелирных лавочек. Но не только ювелиры скупали золотые вещички — в ночных барах французское шампанское тоже подавали за желтый металл. Шел сорок восьмой год…

На другой день Козма встретил меня необычайно взволнованный.

— Один из официантов в баре «Янчи Риго» по имени Анти купил вчера несколько золотых вещей.

— Что ж, значит, сегодня мы идем развлекаться.

К восьми часам вечера все столики в ночном баре оказались занятыми. Лишь благодаря некоторой протекции нам удалось занять два места в углу.

Официанты трудились в поте лица. Я с интересом их разглядывал, пытаясь отгадать, который же из них тот самый Анти?

— Анти! — окликнул я наугад молодого брюнета, хлопотавшего у соседнего столика.

Официант обернулся, приблизился на три шага и, улыбаясь, сказал:

— К вашим услугам, господин инспектор.

— Вы меня знаете? — Признаться, я был удивлен.

— Разумеется.

— Тем лучше. Принесите два кофе.

— Два кофе.

Через минуту перед нами стояли маленькие чашечки с ароматным напитком. Анти уже пятился, чтобы уйти.

— Погодите минутку.

— Слушаю, господин инспектор?

— Я ведь не случайно окликнул вас. На то есть причина.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось.

— Беда?

— Зависит от вас.

— От меня? — Глаза официанта стали круглыми.

— Только от вас.

Анти глядел на меня с недоумением и тревогой. В актеры он явно не годился.

— Я хочу, чтобы вы показали мне те безделушки, которые купили вчера.

Лицо официанта стало белым, как его манишка. Право, я ожидал от него большей выдержки, кое-какой опыт у него, несомненно, был. «Привлекался за скупку краденого», — вспомнил я скупую характеристику, данную Козмой.

— Извините, но я…

— Извиняться не будем. Надеюсь, у вас достаточно ума, чтобы говорить правду. Если нет, то видите вон тех двух приятелей у стойки? Они только и ждут, чтобы познакомиться с вами. Итак?

— Видите ли… Я, собственно, их не купил… Дело в том, что их мне оставил в залог один молодой человек. Вчера он был здесь с дамой, они выпили много шампанского, и у кавалера не хватило денег.

— Где сейчас эти вещички?

— Дома, в шкафу.

— Хорошо, едем. Посмотрим там.

Я не собирался давать Анти времени на раздумье. Мы сели в такси и несколько минут спустя остановились у подъезда одного из домов на улице Фэ.

Официант открыл дверь своим ключом. В квартире звучало радио, передавали музыку для танцев. На пороге появилась супруга Анти в элегантном халатике.

— Что случилось, малыш, почему ты не на работе? — встревоженно проворковала она.

— Ничего особенного. Я ненадолго. Оставь нас наедине с этим господином.

Женщина вышла.

Анти подошел к стенному шкафу и долго возился с ключом, видимо, для того, чтобы убедить меня в том, что они хранят все свое достояние в одном месте.

— Все драгоценности моей жены тоже здесь, — сказал он, наконец, справившись с замком.

— Меня интересуют только те, которые попали сюда вчера.

Объемистая шкатулка была почти полна. Официант дрожащими руками выкладывал передо мной на стол одну вещь за другой. Первым оказался массивный золотой браслет. Я наблюдал за лицом хозяина квартиры. На лбу Анти выступили бисеринки пота.

— Не стесняйтесь, выкладывайте все.

На столе появилась толстая витая цепь старинной работы. «Вероятно, это та самая, которую подарила Агнеш жена доктора Гейера», — подумал я. «Во всяком случае, по описанию очень»похожа». Анти положил рядом с цепочкой еще какой-то перстенек с голубым камнем.

— Вот эти три вещи я получил в залог: цепочку, браслет и перстень с бирюзой, — прерывающимся голосом промолвил официант.

— Больше ничего?

— Ничего. Остальное принадлежит моей жене.

— От кого вы получили эти три вещи? Предлагаю говорить только правду. Из-за этих безделушек убили человека. Это вам понятно?

— Да, конечно.

— Итак, кто вам их оставил?

— Этого человека я не знаю, прежде никогда не видел. Он пришел вдвоем с дамой. После ужина они много пили, сидели у нас почти до закрытия. Когда я подал счет, мужчина вынул из кармана эти вещички и сказал: «Возьмите, пожалуйста, вот это. Завтра я зайду за ними и оплачу весь счет. В обиде не останетесь».

— Как он выглядел?

— Высокого роста, темный шатен, хорошо одет. На вид ему можно дать лет тридцать пять, не больше.

— Девица, которая была с ним, вам знакома?

— Нет, ее я тоже никогда не видел. Видимо, они посещают другой бар. Мне послышалось, дама называла своего спутника Геза. Разговаривали на «ты».

— Все, что вы сказали, правда?

— Клянусь, как перед богом! Можете мне верить, господин инспектор…

Я понимал, что Анти лжет, твердя о каком-то залоге, Ясно, он купил золото за наличные деньги. Но сейчас дело было не в этом. Сложив все три вещицы в карман, я поспешил в управление. Официанту я позволил вернуться в бар, предупредив о молчании.

— Никому ни слова. Если проболтаетесь, пеняйте на себя.

— Официанты не болтливы, господин инспектор. Профессия.

— Ладно. Если появится вчерашний шатен, вот телефон.

Один из наших людей, разумеется, уже сидел в «Янчи Риго» для неотступного наблюдения за ловким официантом. Спустя полчаса к нему присоединилась Эржи, сотрудница смежного отдела. За это время я успел добраться до квартиры доктора Гейера и показал ему золотые вещицы, изъятые мной у Анти. Гейер тотчас их опознал, и в первую очередь свой подарок Агнеш, старинную золотую цепь.

Оперативный аппарат милиции по всей стране пришел в движение. В особенности бдительно наблюдали за гражданами, выезжающими за границу, контрольные посты на всех пограничных пунктах и переправах. У нас были все основания полагать, что преступник попытается перейти границу.

Под вечер следующего дня пограничники вытащили из-под вагона скорого поезда Будапешт — Вена неизвестного субъекта. Внешность и возраст поездного «зайца» почти совпадали с признаками «нашего» Гезы, но, увы, после проверки выяснилось, что это не он.

Через пару дней приехали на похороны родители Агнеш. Старушка-мать тяжело переживала горе, обрушившееся на нее столь неожиданно. Наши расспросы о жизни Агнеш в Бестерцебанье под родительским кровом, о ее школьных годах не дали ничего. Старики даже не знали, был ли у их дочери знакомый молодой человек по имени Геза.

Тело Агнеш предали земле, родители уехали, собрав на память о дочери кое-какие оставшиеся в квартире вещички — в Будапеште у них никого больше не было.

День шел за днем, не принося новостей.

Впрочем, новости были: техник-приборист Геза Кюрти и Денеш Мольнар, его коллега с электролампового, в Будапешт не вернулись. Сбежав от группы туристов, они остались в Вене.

Мы нашли на заводе документ, написанный Гезой Кюрти от руки, и поручили эксперту сличить его с письмом, найденным в квартире убитой.

Эксперт, изучив почерки, дал заключение — письма написаны разными людьми. Это до некоторой степени успокоило меня в том смысле, что Кюрти не тот человек, который нам нужен. И все-таки я дорого дал бы за то, чтобы с ним побеседовать. К сожалению, такая возможность теперь исключалась.

Второй Геза, попавший в поле нашего зрения, бесследно исчез. Никто нигде его не встречал. Никуда ни за чем он не обращался. В приграничной полосе тоже не было обнаружено ни одного человека, сходного с разыскиваемым хотя бы по внешности и возрасту.

Спустя неделю после похорон я получил заказное письмо из Бестерцебанье. Мать Агнеш писала мне о том, что, перебирая школьные тетради покойной дочери, она нашла две открытки, подписанные именем Геза. Обе открытки были приложены к письму.

В первой из них некий Геза поздравлял Агнеш по случаю успешного окончания гимназии. Во второй посылал привет из Словакии. Открытка с видом Братиславы была опущена там же, двумя неделями позже.

Эксперт по почеркам вновь засел за работу и, сравнив обе открытки с уже упоминавшимся выше письмом, без всяких колебаний заявил, что все три послания написаны одним и тем же лицом. Это обстоятельство откровенно меня обрадовало, я тут же позвонил Чепаи.

— Что же, по-видимому, мы идем по правильному пути, и «наш» Геза Кантор вполне может оказаться тем мерзавцем, которого ищете вы. К сожалению, по всем признакам ему удалось на этот раз ускользнуть. Но не печалься, он еще появится, — сказал Чепаи.

— И уж тогда, надо думать, не ускользнет! — Очевидно, я сказал это с излишней уверенностью, потому что Чепаи коротко рассмеялся и положил трубку.

Уверенность в том, что мы поймаем убийцу, меня не покидала. В каждом задержанном преступнике я прежде всего искал его. Но пока безуспешно. След убийцы словно оборвался, очевидно, ему все-таки удалось выбраться за кордон, и теперь он фланировал где-то по заграничным тротуарам.

Первое время я частенько звонил Чепаи и справлялся, не мелькнул ли где-нибудь «их» Геза Кантор, который по всем статьям мог оказаться и «моим». Но ответ звучал всякий раз одинаково: «Пока нет. Наберись терпенья».

Шли недели, месяцы, потом годы. Дело об убийстве Агнеш Сабо с полным правом можно было отправить на полку нераскрытых преступлений с надписью: «Превращено за давностью лет». Но сам не знаю почему, я воздерживался от этого. Не поднималась рука. Настолько несправедливой, настолько нелепой представлялась мне наша беспомощность в том, чтобы отыскать, взять за горло, защелкнуть стальные наручники на запястьях подлого убийцы, поднявшего руку на эту чудесную, такую чистую и добрую к людям девушку-коммунистку, что я часто, придя на работу, выдвигал нижний ящик стола, где лежала заветная папка, смотрел на нее и задвигал обратно, В те годы мы вылавливали много бандитов, ускользнувших от «прочесывания» в первые послевоенные годы и теперь, после того как жизнь в стране наладилась, выползавших из своих тайных убежищ. Неужели не попадется? Быть этого не может!

В один прекрасный день я все-таки положил папку с делом Агнеш Сабо перед собой на стол и красными чернилами пометил: «Расследование продолжается».

В 1954 году, после почти шестилетнего отсутствия Геза Кюрти и Денеш Мольнар вернулись в Венгрию. Закон, принятый венгерским парламентом, разрешил это сделать всем венграм, не запятнавшим себя ничем, кроме необдуманного решения покинуть родину. Как видно, не оправдались их радужные надежды разбогатеть на западных хлебах. Хлеба эти оказались горькими, а тоска по родной земле и семьи, оставшиеся в Будапеште, звали домой.

Геза Кюрти был поражен, узнав об убийстве Агнеш Сабо.

— Мы были хорошими друзьями, — сказал он мне в нашей беседе, состоявшейся по моей инициативе. — Она была замечательная девушка, умная, добрая.

— А вы знаете, что некоторое время мы подозревали в убийстве вас?

— Меня? — Кюрти совсем растерялся.

— Да, вас. Но потом это подозрение отпало. Вы работаете на прежнем месте?

— Да, меня приняли, все восстановили.

Мое начальство знало о том, что я не закрыл дело Агнеш Сабо. Генерал время от времени интересовался, какие новости. Я отвечал, что по линии подполковника Чепаи и у пограничников наблюдение продолжается, мы тоже не сидим сложа руки.

— А не думаешь ли ты, что это безнадежно? Ведь прошло уже так много времени, — сказал генерал однажды.

— Не думаю, товарищ генерал. Время работает на нас. Человек, который способен совершить столь бесчеловечное убийство, клюнет на любую приманку, лишь бы получить кругленькую сумму, не прилагая труда. А потому рано или поздно он невольно станет на такую почву, где легко оступиться. Поскользнется, а мы тут как тут.

— Будем надеяться, что ты окажешься прав.

На этом мы и расстались.

Время шло. Зарубцовывались раны, нанесенные стране контрреволюционным мятежом 1956 года. Положение стабилизировалось, вновь оживились внешние связи. С каждым годом все больше венгерских граждан выезжало за рубеж, огромное число иностранцев посещало нашу страну. Среди них, разумеется, попадались и такие, которые приезжали к нам далеко не из дружеских побуждений. Если такие «гости» нарушали законы нашей страны, их визит, естественно, заканчивался за тюремной решеткой. Даже в наши дни встречаются еще, правда, очень редко, такие элементы, главным образом, агенты иностранных вражеских центров, которые пытаются повернуть людей против народной власти, вызвать у них недовольство, побудить к подрывным действиям. И хотя с каждым годом они находят все меньше и меньше желающих, вражеские разведки не прекращают своих неблаговидных попыток. Как видно, наши недруги по ту сторону границы никак не могут примириться с тем, что жизнь в нашей стране протекает спокойно и нормально.

Однажды вечером я явился к ужину вовремя. Моя жена, удивленная таким событием, не преминула заметить:

— Запишу на календаре.

Ужин оказался превосходным, чувствовал я себя отлично. Расположившись в кресле, я включил радио. Передавали мою любимую музыку, и я, кажется, задремал, потому что резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.

— В городе Сент-Эндре, в летнем домике на берегу Дуная, совершено покушение на убийство. Стреляли из пистолета. — Голос офицера дежурной части звучал бесстрастно, как всегда.

— Потерпевший умер?

— Нет, жив. Во всяком случае, по первичной информации.

Покачиваясь на заднем сиденье оперативной «Волги», я мысленно повторял мелодию Бартока. О чем думали мои коллеги, сказать затрудняюсь. Состав группы был обычный, на место происшествия мы прибыли через час сорок минут. За это время потерпевшего успели отвезти в больницу и сделать ему операцию.

Я прочитал докладную участкового инспектора. Преступление обнаружил Петер Кёхальми, сосед по даче. Уже в сумерки он решил проведать Денеша Мольнара, занимавшего третий участок по той же стороне улицы. Подойдя к калитке, он увидел, что Мольнар дома. Просунув руку, он собирался отодвинуть засов, как в этот момент услышал громкий крик, а затем звук выстрела. От волнения он не смог отодвинуть задвижку, перелез через забор и побежал к даче. Едва он сделал несколько шагов, как от заднего крыльца по направлению к кустам, выходившим к реке, метнулась темная фигура мужчины. Неизвестный пробежал с десяток метров вдоль живой изгороди, затем нырнул в кусты и скрылся.

Кёхальми обошел домик. Дверь заднего крыльца была распахнута настежь. Мольнар лежал ничком в трех шагах от двери головою к ней. Кёхальми выбежал на дорогу и остановил первую попавшуюся машину. На его крики подоспел милицейский патруль. Раненого Мольнара положили в машину и отвезли в больницу. Он дышал, но был без сознания.

Оценив ситуацию, я распорядился начинать осмотр, а сам помчался вслед за Мольнаром. Козма и Бордаш должны были подъехать с минуты на минуту.

В регистратуре приемного покоя мое подозрение подтвердилось: потерпевшим оказался тот самый Денеш Мольнар, который вместе с Гезой Кюрти остался в Вене на другой день после убийства Агнеш Сабо и возвратился на родину через шесть лет. С того дня прошло, я твердо это помнил, еще четыре года.

Потерпевший был вне опасности, но из-за слабости к нему пока не допускали. Из кабинета дежурного врача я дозвонился подполковнику Чепаи и проинформировал его о случившемся.

Чепаи приехал через несколько минут. Мы обменялись несколькими фразами и приняли решение: как только врачи позволят, перевести Мольнара в закрытую больницу.

Это удалось сделать в ту же ночь. Условились мы и еще об одном: в утренних газетах должно было появиться сообщение о покушении на Мольнара, заканчивающееся следующей фразой: «Раненный в голову, потерпевший умер, не приходя в сознание, по дороге в больницу».

Чепаи рассуждал просто:

— Затаившийся преступник, конечно, будет следить за печатью. Если он узнает, что замысел его удался и Мольнар уже не может его выдать, это его успокоит. Не исключено, что он начнет готовиться к следующей «акции», выползет из своего убежища, чем обнаружит себя и облегчит дело нам.

Капитан Козма доложил, что неподалеку от живой изгороди удалось зафиксировать четкие следы ног. Нашел он и стреляную гильзу, которая, по заключению эксперта, принадлежала патрону от бельгийского пистолета новейшего образца.

— Этого следовало ожидать, — сказал Чепаи.

— Почему?

— На днях в Будапешт прибыла большая группа западных туристов. Немцы, шведы, англичане, некоторые с семьями, некоторые в одиночку, на своих автомобилях. Все они путешествуют по классу люкс, живут в отеле на острове Маргит. По некоторым данным, весьма возможно, что среди них находятся и такие, кого мы называем «лжетуристами». Я рад, что ты занимаешься этим делом. Думаю, нам потребуется твоя помощь, и не один раз.

— Возражений не имею, — ответил я. — А сейчас мне хотелось бы допросить Мольнара, и как можно скорее. Он-то наверняка знает, кто в него стрелял. Может статься, они даже беседовали между собой.

— Врач сказал, что это возможно не раньше чем через два-три часа, — возразил Чепаи.

— Ну, что же, за это время мы успеем нанести визит супруге Мольнара. Согласен?

Жена Мольнара, разумеется, еще не знала о покушении на ее мужа. Пришлось нам сообщить ей эту печальную весть.

— Успокойтесь, сударыня, — сказал я рыдающей женщине. — Ваш муж вне опасности и скоро поправится. Скажите нам лучше, когда он поехал к себе на дачу?

— Сегодня утром.

— А почему вы не составили ему компанию?

— Муж собирался привести в порядок сад и живую изгородь, а это он делает всегда сам. Я должна была приехать к нему только завтра вечером.

— Ваш супруг не упоминал о том, что ожидает посетителя?

— Нет, об этом речи не было.

В разговор вступил Чепаи:

— Мы попросили бы вас, сударыня, нам помочь.

— Я готова. Что мне нужно делать?

— Сказать неправду. Иными словами, солгать.

— Солгать? Кому, зачем?

— Всем. Начиная с этой минуты, кто бы ни интересовался судьбой вашего мужа, вы должны отвечать: «Мой муж умер. Тело на вскрытии в институте, О дне похорон будет объявлено позже».

— Я должна распространять слух об убийстве собственного мужа? Это невероятно! — Женщина опять ударилась в слезы.

— Надеюсь, вы не хотите того, чтобы его и на самом деле убили? — Чепаи говорил холодно и отчетливо.

— О чем вы говорите? Конечно, нет! — Рыдания не давали ей говорить.

— А между тем, если кое-кто узнает, что он остался в живых, этого не миновать. Он его прикончит.

— Но кто? Кто этот «он»? — выкрикнула Мольнарне.

— Не в этом сейчас главное, сударыня, — уточнил я. — Главное в том, чтобы ваш муж как можно скорее поправился и встал на ноги. Вы согласны с нами, не правда ли?

— Разумеется, только бы поправился. — Женщина сдерживала слезы.

— Завтра утром за вами заедут два моих сотрудника и проводят вас к мужу в больницу. А до тех пор успокойтесь и отдохните.

Мы откланялись. Выходя из подъезда, я заметил нашего сотрудника, наблюдавшего за квартирой Мольнара с улицы. Второй должен был находиться во дворе — квартира имела черный ход.

— Твои заботы? — усмехнувшись, спросил Чепаи.

— На всякий случай.

К больнице мы подъехали уже засветло. Дежурный хирург дал разрешение побеседовать с потерпевшим. Когда Мольнар услышал, что мы из милиции, по его лицу пробежала легкая тень.

— Расскажите нам, господин Мольнар, что, собственно, произошло с вами вчера вечером? — задал я ему первый вопрос.

— Не знаю, — ответил он слабым голосом. — Я приводил в порядок сад и цветник, а когда стемнело, перебрался в дом, занимался уборкой. Вдруг кто-то в меня выстрелил.

— Вы знаете того человека, который в вас стрелял? — спросил Чепаи.

— Нет, не знаю.

— Ваши соседи рассказали, что этот человек пришел задолго до того, как прозвучал выстрел.

— Я его не видел, — пробормотал Мольнар. — Возможно, он прятался где-нибудь в саду.

— Возможно, — отозвался Чепаи. — Все возможно. Невозможно только одно — то, что вы не разговаривали с этим человеком. Поймите, мы действуем в ваших же интересах. Поэтому нам важно знать обо всем, что предшествовало покушению. Все, что произошло между вами.

— Что говорить? — Мольнар прикрыл глаза.

— По возможности, правду.

Чепаи прервал затянувшуюся паузу. Говорил он спокойным, благожелательным тоном.

— Пусть вас не смущает, господин Мольнар, тот факт, что в течение нескольких лет вы с женой жили в Вене. Это мы знаем.

— Да, без малого шесть лет. Но мы все-таки вернулись, не так ли? — Мольнар поискал взглядом врача. — Господин доктор, нельзя ли чего-нибудь болеутоляющего? Очень болит рана. Да и вообще, чувствую я себя отвратительно.

Видя, что доктор смотрит на нас с укоризной, мы прекратили допрос. Посоветовавшись, мы решили продолжить разговор в присутствии жены.

Я вернулся в управление. Капитан Козма сидел у стола и что-то писал.

— Есть новости?

— Почти никаких. Если не считать того, что недалеко от дачи Мольнара есть небольшой кабачок, а возле этого заведения в тот день долго стоял красный автомобиль с иностранным номером. Чья эта машина, никто не знает. Говорил с официантами, с барменом — тоже ничего. В тот вечер иностранцев у них не было.

Не успел я осмыслить эту информацию, как появился запыхавшийся Бордаш.

— Занимались следом, товарищ майор. Собаку пускали от самого крыльца. Сначала она довела нас до кабачка, прошла дальше, потом повернула обратно. Вернувшись к дому, пошла к живой изгороди, потом свернула к забору и по тропинке до самого шоссе. Дальше ни с места, потеряла след.

— Говоришь, до кабачка? — воскликнул Козма. — Но ведь там стояла весь вечер красная машина. Если допустить, что преступник приехал на ней в Сент-Эндре, то, очевидно, на ней и уехал!

— Тогда почему собака довела нас до кромки шоссе? — возразил Бордаш.

— Иногда ошибаются и собаки. Где гарантия, что этого не случилось и на сей раз?

Бордаш задумался.

— Вы говорите, автомобиль красного цвета стоял возле кабачка?

— Весь вечер.

— В дежурной части я слышал разговор, будто какая-то красная машина, принадлежавшая иностранцу, разбилась сегодня недалеко от Комарома, на дороге к границе.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас? Эх вы, пинкертоны! — ополчился я на Бордаша безо всякой на то причины.

Я помчался в дежурную часть.

Запись в журнале гласила:

Вернувшись к себе, я послал Козму в картотеку.

— Срочно запроси, не стоят ли эти двое у нас на учете?

Набрав номер Чепаи, я сообщил ему об аварии и ее результате. Подполковник не дослушал до конца.

— Знаю. О том, что владельцы машины, супружеская пара из ФРГ, преспокойно спят сейчас в отеле на острове Маргит, тоже знаю.

— Превосходно! Но ты, вероятно, не знаешь того, что такую же машину, тоже красного цвета, видели вчера на стоянке в Сент-Эндре, недалеко от дачи Мольнара.

— В самом деле? — В голосе Чепаи прозвучала нотка заинтересованности. — Любопытно.

В это же время по другому телефону дежурный из проходной сообщил, что жена Мольнара прибыла и ожидает в приемной.

— Встретимся у Мольнара, в больнице, — закончил я разговор с Чепаи.

— Как условились, — сказал он и положил трубку.

Козма доложил, что в наших картотеках пассажир и водитель красного мерседеса не числятся, но в журнале дорожного контроля службы движения есть запись о том, что эти два приятеля однажды уже задерживались инспекцией в иностранной машине, причем на том же самом шоссе Будапешт — Комаром.

— Узнай, куда они направлялись в прошлый раз, — поручил я Бордашу. — А кроме того, когда и где они взяли автомобиль.

Офицер, который ездил за Мольнарне, положил передо мной на стол свежую газету. В ней сообщалось о смерти Мольнара.

События развивались. Наступило время, когда, как говорят некоторые, надо приложить максимум усилий.

Мольнарне тщетно пыталась скрыть свое беспокойство. Усадив ее за курительный столик, я попросил принести нам кофе.

— Сударыня, я очень хотел бы, чтобы наш разговор был откровенным. Надеюсь, вы искренне хотите нам помочь, а не ввести в заблуждение.

— Я скажу вам все, что мне известно.

— Скажите, почему ваш муж взял вчера на работе свободный день в счет отпуска? Ведь та работа, которую, как вы говорите, он собирался проделать на участке, была отнюдь не такой уж срочной. Он вполне мог бы подождать до субботы или воскресенья.

— Вы правы, но Денеш непременно хотел поехать на дачу вчера.

— Почему именно вчера? В чем причина?

— Этого я не знаю.

— Полно, сударыня. Мне кажется, вы просто не осмеливаетесь назвать эту причину. Поймите, мы точно осведомлены о том, где, когда и как вы прожили те шесть лет, которые вы с мужем провели за границей. Больше того, мы знаем также, на какие средства вы жили.

— Мой муж работал и получал жалованье.

— Правильно, но не все время. Нам также известно, сударыня, что ваш муж не совершил ничего такого, что могло бы причинить ущерб интересам родины. Именно поэтому я настоятельно прошу вас говорить только правду. — Последнюю фразу я произнес скорее по привычке, чем из убеждения.

— Или вы не хотите помочь вашему мужу?

— Напротив. Я проплакала всю ночь, не сомкнула глаз даже на минуту. Бедный Денеш…

— Успокойтесь и ответьте на мой вопрос. Зачем ваш муж поехал в Сент-Эндре именно вчера?

Женщина расплакалась.

— Если мой муж узнает, что я рассказала об этом вам, он будет очень недоволен.

— Отчего же? Он попал в беду, вы хотите ему помочь. Совесть ваша чиста.

— Хорошо. Позавчера вечером Денеш вернулся с работы сам не свой. Он был настолько взволнован, что не стал даже ужинать. Я долго донимала его вопросами, что с ним происходит. Наконец, он не выдержал и сказал мне, что случилась большая беда. Какой-то человек позвонил ему по телефону и потребовал, именно потребовал, немедленно с ним встретиться. Более того, незнакомец назначил ему время, в которое он нанесет Денешу визит в нашем загородном домике в Сент-Эндре.

— Кто был этот человек?

— Не знаю. Муж тоже не знал. «Я взял отпуск на один день по семейным обстоятельствам», — сказал Денеш. — На другое утро он упаковал дачный рюкзак и отправился в Сент-Эндре.

— Ну, вот, теперь можно навестить и вашего супруга, сударыня. Мы едем в больницу, прошу.

В проходной я столкнулся с Бордашем.

— Пассажирами красного автомобиля оказались два приятеля, молодежь. Оба жили в одном доме, — быстро доложил он. — Ехать собирались к родственнику, который живет в селе, недалеко от города Дьера. У кого они брали машину, родители не знают. Парни двинулись в путь, когда старшие члены семьи еще не возвращались с работы. Врач больницы, где лежит Иштван Чико, сказал мне по телефону, что состояние тяжелое. Будет ли жив, неизвестно. О допросе и речи быть не может.

— Хорошо, спасибо. Теперь поезжай в отель на остров Маргит. Что там делать, знаешь сам.

Мольнар чувствовал себя уже лучше и очень обрадовался приходу жены. Она постаралась его успокоить и приободрить. Однако потерпевший с видимой тревогой переводил взгляд с меня на врача, затем на жену и снова на меня. По-видимому, он догадывался, что в воздухе висит один и тот же вопрос.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Благодарю, сегодня получше.

— Тогда побеседуем немного?

— Пожалуйста, если вы настаиваете, — согласился Мольнар крайне неохотно.

— Кто был тот человек, который позавчера звонил вам на работу по телефону? Тот, кто посетил вас на другой день в Сент-Эндре?

Мольнара, как видно, особенно поразила та часть вопроса, которая касалась телефонного разговора! «Откуда они знают и об этом?» Я прочел в его глазах эту тревожную мысль.

— Почему он в вас выстрелил? Может быть, вам помочь?

Мольнар неопределенно кивнул.

— Поймите, господин Мольнар, нам известно, в какую западню вы попали там, в Вене. Не вы первый, кого они сначала сбивают с толку, а потом обманывают. А теперь, очевидно, их человек явился требовать от вас отчета о выполнении обязательств, которые вы на себя взяли.

Мольнар молчал, глаза его перебегали с одного предмета на другой. По всей видимости, он взвешивал про себя, что с ним будет, если он откровенно во всем признается.

— Смелее, вам нет смысла скрывать правду, поверьте! — Я постарался говорить убедительно.

Жена Мольнара склонилась к нему и шепнула!

— Не бойся, расскажи все, как было!

Очевидно, Мольнар принял для себя какое-то решение. Откинувшись на подушке, он заговорил дрожащим голосом.

— Я понимаю, господин следователь, что совершил преступление, за которое меня, наверно, посадят в тюрьму. Но я не чувствую себя виновным. Человек, о котором вы спрашиваете, стрелял в меня за то, что я «не выполнил своих обязательств». Так он выразился.

— Продолжайте, господин Мольнар. И ничего можете не опасаться, ведь для всех посторонних вы умерли.

— То есть как, умер? Я, кажется, жив…

— Правильно. Но тот человек уверен, что благополучно отправил вас на тот свет.

— Но откуда ему это известно?

— Из газет. Вот, прочтите. — Я показал больному заметку в утренней газете.

Мольнар вздрогнул, но продолжал уже спокойнее.

— Теперь мне уже все равно, чему быть, того не миновать. Горько вспомнить! Оказавшись десять лет назад на западе без средств и без друзей, да еще с женой, я несколько раз попадал в такое положение, что вынужден был обращаться за помощью в различные организации. Деньги давали, но каждый раз отбирали расписку. Позднее, когда после шести лет бесплодных скитаний я принял решение вернуться на родину, мной стали интересоваться. Однажды нас навестил католический священник, затем два или три раза еще какие-то лица, говорившие по-венгерски. За несколько недель до нашего отъезда приехали двое, на машине. Один из них заявил мне, что я должен поехать с ними в Мюнхен, в какое-то учреждение, которое занимается выдачей пособий венграм-эмигрантам. По его тону я понял, что, если бы отказался, меня повезли бы силой. Меня привезли и представили высокому господину лет пятидесяти. Он держался как хозяин, носил монокль и был со мной очень любезен. Говорил он на изысканном венгерском языке, живо интересовался моей семьей, местом прежней работы в Венгрии, оборудованием и продукцией завода. Отвечал я односложно либо общими, ничего не значащими фразами. «Господин директор», как называли его окружающие, два или три раза подчеркнул важность того, чтобы, вернувшись домой, я вел себя так, как подобает гражданину своей страны. Мне стало понятно, куда он клонит, после того как он выразил надежду, что после возвращения в Будапешт я останусь истинным патриотом Венгрии. «Именно в таких патриотах скоро возникнет нужда», — добавил он. Я не очень внимательно следил за разговором, думая о своем. Наконец, «господин директор» окончил проповедь и положил передо мной лист бумаги с каким-то текстом, отпечатанным на машинке, а рядом с ним двести долларов. «Прочтите, подумайте и подпишите», — сказал он. Поразмыслив, я пришел к выводу, что иного выхода у меня нет. Ведь я прежде уже подписал несколько подобных бумажек, и если откажусь сейчас, то меня, пожалуй, не пустят в Венгрию вообще. Короче говоря, я поставил свою подпись. Конечно, я понимал, что рано или поздно это будет иметь последствия. Но в тот момент я мечтал только об одном — вернуться на родину, чего бы это не стоило. Вся их махинация была хорошо отрепетирована, накануне моего отъезда к нам заглянул один прежний знакомый, венгр по национальности, и предупредил еще раз: если меня навестят в Будапеште, я должен буду вспомнить об обязательствах перед «фирмой», с которой связал свою судьбу.

Мольнар говорил быстро, но с видимым усилием. Видя это, я предложил:

— Отдохните немного, я подожду.

— Нет, я не устал. Уж если я начал, то позвольте и закончить…

— Хорошо. Если так, продолжайте.

— В течение нескольких лет меня никто не беспокоил, ничего не требовал, не шантажировал. За это время меня восстановили на прежней работе, я получил квартиру, мне несколько раз выдавали пособие, как репатрианту. Жизнь наладилась, я всем был доволен. Удалось даже построить небольшую дачу, правда, на участке, принадлежавшем брату жены. Все шло хорошо вплоть до позавчерашнего дня. Около двух часов меня позвали к телефону. Незнакомый мужчина сказал, что очень хотел бы встретиться со мной по вопросу об участке в Сент-Эндре. Напрасно я старался узнать, кто со мной говорит, абонент положил трубку. После работы он остановил меня на тротуаре, неподалеку от завода. Он сам меня окликнул, я его прежде никогда не видел.

— Что он сказал?

— «Добрый день, господин Мольнар!» Да, чуть не забыл — перед уходом домой я сказал начальнику цеха, что завтра мне необходимо отлучиться по важному семейному делу, и я прошу один день в счет отпуска. Начальник не возражал. — «Добрый день, — ответил я незнакомцу. — С кем имею честь?» «Завтра в Сент-Эндре вы все узнаете, — ответил он. — Будьте у себя на даче, я навещу вас во второй половине дня. Это в ваших интересах». С этими словами он поклонился и ушел. На другой день я с утра отправился в Сент-Эндре. Лучше бы я пошел к вам, в милицию, но я не посмел…

— Вы правы, господин Мольнар. В этом случае вам не пришлось бы сейчас лежать здесь с тяжелой раной, да и нам было бы намного проще. Ну, ничего. Продолжайте, если не утомились.

— Прождал я этого типа весь день. Признаюсь, изрядно нервничал, работа валилась из рук. Наступил вечер, темнело. Жена знала, что я останусь ночевать на даче. Собираясь развести огонь в камине, я выглянул в окно и увидел, как во двор вошел какой-то человек. Он затворил за собой калитку и запер ее на засов так уверенно, будто уже не раз здесь бывал. Задняя дверь была отворена настежь, незнакомец вошел в дом и поздоровался. Я ответил и пригласил его сесть. «Полагаю, господин Мольнар, вы догадываетесь, по чьему поручению я приехал», — сказал незнакомец. «Понятия не имею», — возразил я. «Ай-ай, господин Мольнар. Я привез вам привет от господина директора из Мюнхена. Меня послали к вам». «В самом деле? Для чего же?» «Вы приняли на себя некоторые обязательства, скрепив документ собственноручной подписью. Вероятно, из-за того, что с того момента прошло много времени, вы подумали, что нам не понадобятся ваши услуги, не так ли?» «Именно так. Я полагал, что меня уже забыли и не будут беспокоить». «Это не беда. Какую вы занимаете должность на заводе?» «Начальник участка». «Превосходно». Незнакомец, видно, был доволен. «Теперь, вы понимаете, я надеюсь, что для вас пришла пора приступить к делу». «К какому делу?» «К тому, которое вы обязались выполнять». Тут я сделал паузу, чтобы собраться с духом.

«Я должен вам заявить, что меня на моей работе уважают и любят, люди все сделали для того, чтобы я мог жить честно. Это вы понимаете?» «Разумеется. Не означает ли это, что вы отказываетесь от своих обязательств?» «Именно, отказываюсь». «И вы думаете, вам это так легко пройдет?» «Я не давал никаких обещаний. А деньги принял от вас потому, что меня вынудили их взять. Если угодно, я выплачу все до гроша!» «Каким образом?» Незнакомец встал и отошел в глубь комнаты. «Продам вот этот дом, если нужно». «Нам, уважаемый господин Мольнар, форинты не нужны, вы получали в долларах». «Долларов у меня нет. Но так или иначе, я не сделаю ничего, что повредило бы моей родине». «Это для вас родина? — заорал он и начал браниться последними словами. — Мы переправим все ваши расписки в органы безопасности, что тогда? До конца жизни за решетку?» «Делайте, что хотите». «Это ваше последнее слово?» «Да, последнее». Он кинулся к выключателю и погасил свет. «Даю вам последнюю возможность! Иначе сдохнете тут, как собака. Да или нет?» Я успел заметить, что он полез во внутренний карман пальто. «Нет, и еще раз нет», — ответил я и бросился к нему. В этот момент он выстрелил и я упал. Больше ничего не помню.

— Как он выглядел, этот незнакомец?

— Высокий, лет сорока. Темные волосы, зачесаны назад. Под носом короткие стриженые усики.

— Одежда?

— Короткое пальто, серое или черное, без шляпы. При входе в комнату снял очки, кажется, в тонкой золотой оправе. Больше ничего не заметил.

— Благодарю вас, господин Мольнар. Надеюсь, вас не слишком утомил наш разговор? Теперь для вас главное побыстрее выздоравливать. Остальное наше дело.

— Что будет со мной? — Мольнар сник, голос его опять задрожал.

— Ровным счетом ничего. Вы поправитесь и пойдете на свою работу. Вас, сударыня, — обратился я к жене потерпевшего, — сейчас отвезут домой, а завтра привезут снова. В остальном прошу соблюдать нашу договоренность. Обещаете?

— Обещаю, господин следователь. — Женщина взглянула на меня с надеждой.

Вернувшись в управление, я выслушал Козму, побывавшего в отеле «Маргит». Гражданин ФРГ Ганс Клюге заявил в бюро жалоб о пропаже своего автомобиля, спортивного «мерседеса» красного цвета. Вернувшись в отель накануне в пять часов вечера, он оставил машину на стоянке и только сегодня утром, намереваясь отбыть на Балатон, обнаружил, что автомобиль исчез.

— Опиши внешность этого Ганса Клюге.

— Я его не видел.

Пришлось позвонить в бюро.

— Старший лейтенант Кормош слушает.

— Майор Маг. Скажите, кто принимал жалобу от Ганса Клюге о пропаже автомобиля?

— Я лично.

— Как он выглядит?

— Рост около ста семидесяти пяти, светлые вьющиеся волосы, усов и бороды нет, очки в золотой оправе. Особых примет не замечено.

— Возраст?

— Не более тридцати, тридцати двух.

— Благодарю. — Повесив трубку, я повернулся к Козме. — Кое-что не сходится.

— Что именно?

— В Мольнара стрелял брюнет сорока лет, а владелец красного автомобиля блондин и на десять лет моложе.

— Может быть, он действовал в парике и в гриме?

— Все может быть. И все-таки…

Мы обсуждали различные варианты дальнейших действий, когда пришел Бордаш.

— Ты, как всегда, вовремя.

— Вот список западных туристов, которые приехали в отель в один день. Большинство прибыли на три недели. Только две пары уплатили всего за неделю вперед: Ганс Клюге из ФРГ и Вильям Бенкс с невестой мисс Мэгг Браун, англичане, оба из Лондона.

— Когда они прибыли?

— Сегодня четвертый день.

— Значит, время у нас еще есть.

— Установлено, что вчера вечером в ресторане гостиницы к ужину не явились восемь человек. В том числе Вильям Бенкс и мисс Браун, Клюге с женой, Петер Мюллер с дочерью, а также Рой Кент и Морис Таун, которые приехали вдвоем в одной машине.

— Так, хорошо. Чем заняты наши остальные люди?

— Выполняют свои обязанности по плану операции. Кстати, коллеги от Чепаи тоже появились на этом объекте.

— Знаю, но у них другие задачи. Передай список этих лиц пограничникам на случай их внезапного отъезда из страны. В принципе мы с ними условились, но фамилий они не знают. Затем садись в машину, возьми из Сент-Эндре очевидца, который видел красную машину около кабачка, и отвези его в Комаром. Пусть взглянет на останки, не она ли. А ты, Козма, побудь здесь, у телефона, я хочу перекусить что-нибудь в нашем буфете.

Телефонный звонок вернул меня от двери.

— Да, слушаю.

Несмотря на то что полученная новость была отнюдь не радостного свойства, на моем лице появилась, вероятно, довольно веселая улыбка, ибо я поймал в глазах моих коллег выражение полного недоумения.

— Мальчики, нам, кажется, начинает везти! — воскликнул я, бросая трубку на аппарат. — Некий мужчина, лет сорока на вид, интересовался в анатомичке, когда состоятся похороны Денеша Мольнара. Ему ответили, что дня через два-три.

— Пташка начинает терять спокойствие, это хорошо. — Лица Козмы и Бордаша тоже прояснились.

— Итак, у нас есть два человека, которые видели преступника своими глазами! Конечно, если предположить, что человек, наводивший справки в больнице о Мольнаре и покушавшийся на его жизнь, одно лицо. Теперь-то уж мне ничто не помешает навестить Жужи за буфетной стойкой.

Жужи, как всегда, оказалась на высоте, и, уплетая приготовленную яичницу с ветчиной, я на минуту забыл о существовании такой вещи, как телефонный аппарат в моем кабинете. Но он продолжал существовать, и капитан Козма выполнял мои функции. Высокий женский голос требовал меня, назвав по имени и фамилии.

— Будет через четверть часа. А что вам угодно?

— Я по очень срочному делу. Через десять минут я буду у вас в проходной. Простите, с кем я говорю?

— Капитан Козма. Назовите ваше имя, иначе мы не сможем выписать пропуск.

— Ничего, я приеду, и вы меня узнаете. Очень спешу. До свидания!

Для удивления и раздумий у Козмы не было времени, ибо тут же позвонил Чепаи.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Да, товарищ подполковник. Мольнар дал довольно подробное описание личности преступника. Кроме того, похожий на него человек интересовался датой похорон Мольнара в дежурке морга.

— Ага, значит, клюнуло! Превосходно. Пусть майор Маг позвонит мне.

Довольный своим общением с Жужи и творением ее рук, я вернулся к себе. Козма передал мне содержание разговоров по телефону. Я набрал номер Чепаи.

— Хочу тебя предупредить, чтобы твои мальчики глядели в оба. И ничего лишнего! — сказал он. — Сам знаешь, иностранные гости требуют деликатного обращения.

— Не беспокойся, все будет, как надо.

— Я жду кое-какую информацию, но она запаздывает. Погода испортилась, самолеты сидят в аэропортах. Как смогу, позвоню сразу же. Может статься, будем знать о наших подопечных чуть-чуть больше, чем сейчас. Сервус!

В дверь постучали.

— Входите!

На пороге стояла белокурая, стройная женщина лет тридцати с небольшим.

— Я хотела бы видеть майора Мага.

Козма внимательно посмотрел на вошедшую. Лицо ее показалось ему знакомым. Да, они встречались. Но где, когда, ему не приходило в голову.

— С вами, капитан, мы уже встречались.

— Возможно. Где и когда?

— Около десяти лет назад. Вы меня не узнаете?

— Если вы скажете мне свое имя, сударыня, это будет сделать значительно легче.

— Меня зовут Анни Вадаш. Мы беседовали с вами об Агнеш Сабо.

— О, да, конечно! Вот теперь я вспомнил. Но тогда вы были шатенкой и не носили очков.

— Женщины тоже стареют, капитан…

— Видно, и тут есть исключения, сударыня. Прошу садиться. — Козма усадил женщину, представил меня и отошел в сторонку.

Мое изумление было неподдельно. Агнеш Сабо! Бедная девушка-работница, задушенная неизвестно кем и за что более десяти лет назад, убийцу которой я разыскиваю до сих пор! И именно теперь, когда все мы заняты расследованием исключительно важного дела, я во второй раз слышу ее имя…

— Нужно думать, что-то случилось, если вы вдруг вспомнили номер моего телефона? — спросил я, садясь рядом с Анни Вадаш.

— Да, но я прошу сохранить мой приход в тайне. Дело в том, что я уже несколько лет работаю официанткой в ресторане на острове Маргит. Мне не хотелось бы, чтобы мое начальство узнало, что я по каким-то делам хожу в милицию, вы понимаете. В тот день, когда Агнеш Сабо нашли убитой, меня допрашивал вот этот капитан. — Она повернулась в сторону Козмы.

— Да, да, было такое дело, — Козма утвердительно кивнул.

— Тогда вы спросили меня, смогла ли бы я узнать того мужчину, в обществе которого Агнеш и я угощались мороженым на террасе кафе в городском парке. Должна признаться, что с того дня я изучила внешность нескольких тысяч мужчин, которые хотя бы чем-нибудь походили на спутника Агнеш. Но ни один из них не оказался тем, которого я искала. Не проходило дня, чтобы я не вспоминала о моей несчастной подруге. И вот теперь, мне кажется, я его встретила. Не могу сказать с уверенностью, на все сто процентов, но что-то мне подсказывает — это он.

— Где вы его видели, когда? — Волнение женщины передалось мне. Полагаю, даже легендарному комиссару Мегрэ изменило бы хладнокровие в подобной ситуации.

— Вчера я обслуживала иностранцев, как обычно. Гости ужинали, и вдруг мой слух поразил голос одного из них. Резкий, скрипучий, не как у других мужчин. Помнится, я и в тот день говорила вам об этом необычном голосе, капитан.

— Совершенно верно, я это тоже хорошо помню, — подтвердил Козма. — Впрочем, мы можем заглянуть и в протокол дела, если потребуется.

— Видите ли, я сносно понимаю по-английски, разумеется, в пределах ресторанного меню и обычных туристских забот. Я как раз брала заказ у англичан, сидевших за моим столиком, и вдруг услышала звук этого голоса. Откуда он мне знаком? Поначалу я не могла этого понять, ведь прошло много лет. Продолжая хлопотать возле столика, я лихорадочно пыталась вспомнить. И тут меня словно осенило, я едва не уронила поднос. Агнеш Сабо и ее партнер там, на террасе, словно живые возникли у меня перед глазами. Это же он, его голос! Чтобы не ошибиться, я как бы невзначай подошла поближе. Лицо его несколько изменилось, под носом появились усики, а на глазах очки, но прямые, зачесанные назад волосы, фигура и, главное, голос, этот скрипучий, грубый голос, остались прежними. Волнение мое было настолько велико, что я с трудом оторвалась от столика, а когда вошла в кухню, одна из моих коллег даже рассмеялась: «Что это ты так бледна, Анни? Уж не влюбилась ли в того симпатичного англичанина с первого взгляда?» Мне очень хотелось рассмотреть его руки, увидеть ту необычную татуировку, которая мне запомнилась, чтобы убедиться окончательно. Но это мне никак не удавалось. Вчера вечером он опоздал к ужину.

— В котором часу он пришел?

— Около десяти.

— Что вы еще успели заметить?

— Когда этот англичанин поднес бокал ко рту и манжет рукава немного опустился, мне показалось, что на правой руке я увидела татуировку. Но, повторяю, только показалось.

За это время мы получили еще одно телефонное сообщение — Бордаш доложил из Комарома, что кладовщик кабачка в Сент-Эндре, который видел красный автомобиль, стоящий возле своего заведения, опознал разбитую машину и даже ее номер. Кроме того, врач из комаромской больницы сказал, что оставшийся в живых один из похитителей автомобиля на некоторое время пришел в сознание и признался, что они с приятелем угнали его со стоянки в Сент-Эндре.

«Что же, сделан еще один шаг вперед», — отметил я про себя и вернулся в свой кабинет к Анни Вадаш.

— Дорогая Анни, сегодня вечером вы работаете, как обычно?

— Да.

— Тогда мы непременно встретимся. Прошу вас, закажите нам столик, по возможности недалеко от этой компании.

— Столик будет.

— Мы придем вчетвером, трое мужчин и одна дама. Постараемся ровно в девять. И вы нам кое в чем поможете.

— Я очень волнуюсь, товарищ майор. Не знаю, смогу ли?

— Сможете. Только будьте осторожны.

Мы простились с Анни Вадаш до вечера.

Коротко набросав сценарий нашего визита в ресторан, мы распределили роли.

— Этого Ганса Клюге тоже надо хорошенько пощупать со всех сторон, — заметил я. — Ведь именно его машину почему-то украли. А кроме того, он и его жена вообще не явились к ужину в день убийства. И только после десяти спустились в салон играть в карты.

— Как в приключенческом романе начала века — алиби за партией в бридж! — рассмеялся Козма.

— Не смейся. Надеюсь, сегодня вечером мы кое-что узнаем более достоверно. Конечно, если счастье будет на нашей стороне.

— А на чьей же еще?

Оставалось договориться с Чепаи. Он одобрил наш план и пожелал приятно провести вечер. «Не исключено, что я тоже поддержу вам компанию. Каким образом? Там видно будет».

Перед уходом я заглянул к генералу. Сценарий вечера в ресторане ему понравился.

— Желаю успеха. Только поосторожнее. Не бейте хрусталь и не мните крахмальных манишек.

В вестибюле ресторана нас встретил вылощенный метрдотель с бриллиантиновым пробором.

— Пожалуйте, куда прикажете проводить? Может быть, поближе к оркестру?

— Благодарю, предпочитаем меньше шума. Пожалуй, вон за тот столик. — Издали заметив Анни Вадаш, мы направились в ее сторону.

— Прошу, здесь вам будет удобно. — Анни произнесла заученную фразу с полным равнодушием.

Прежде чем войти в ресторан, мы слегка огляделись в вестибюле и на стоянке автомобилей у подъезда.

Анни услужливо положила передо мной меню и незаметно указала на соседний столик.

— Этот. Еще не все собрались.

Я с важным видом заказал ужин.

— Из нас четверых вы, Марика, самая безмятежная, — сказал я нашей «даме».

— Почему вы так думаете? — Марика улыбнулась.

— Ведь вы, собственно, даже не знаете, в честь чего у нас сегодня такой респектабельный ужин.

— Мне все известно.

— От кого же?

— От меня, — вставил Козма. — Я успел проинформировать Марику о наших делах.

Анни Вадаш поставила на наш столик вино и содовую воду, разлила по бокалам и чуть слышно шепнула:

— Понемногу собираются.

— Вон у того блондина, что с красивой дамой, украли машину? — спросил я.

— Нет, тот выше ростом. Но они сидят обычно за одним столом.

Мы чинно переговаривались, ожидая ужина. И хотя все изрядно проголодались за день, мысли каждого из нас были заняты отнюдь не предвкушением вкусной еды. Время двигалось со скоростью улитки. Я взглянул на часы.

— Уже половина десятого.

— Господа задерживаются, — отозвался Козма. — В конце концов, они имеют на это право. Приехали отдыхать после праведных трудов.

Анни вновь возникла возле нашего столика, принесла салат и закуски.

— Большинство моих клиентов уже в салоне. Однако ни англичанина, ни его подруги не видно. Отсутствует и немец Клюге, жена сидит в салоне одна.

Спустя несколько минут иностранные гости покинули салон и стали занимать места за оставленными для них столиками. Было без десяти десять, когда через зал быстро прошел высокий белокурый мужчина и сел к столику напротив нас, где его ожидала жена и компаньоны. «Клюге», — отметил я.

Анни принесла горячее.

— Англичанина все нет, не знаю, куда он мог запропаститься. — Официантка явно нервничала.

— Ничего, еще появится, — успокоил я ее.

Разложив жаркое по тарелкам, Анни уже собиралась отойти, но вдруг остановилась и сдавленным голосом произнесла:

— Вот он.

Высокий брюнет в очках с золотой оправой шел между столиками, поглядывая по сторонам, словно ища кого-то. В нескольких шагах за ним следовала изящная, стройная женщина. Ее красота невольно привлекала взгляды окружающих.

Анни поспешила к вновь прибывшим и вручила англичанину меню. Быстро пробежав глазами по строчкам, он указал на несколько блюд. Официантка слегка поклонилась и, повернув голову в нашу сторону, усмехнулась.

«Так, значит, он». — Машинально зафиксировав, в памяти внешние признаки, я отметил про себя: «Именно таким я его и представлял. Возможна ли ошибка?»

Мы еще не покончили с ужином, как капитан Козма вдруг встал и быстро вышел из зала. Несколькими минутами позже его примеру последовал Бордаш.

Оставшись вдвоем с Марикой, мы негромко беседовали, но мысли мои были далеко. Вскоре вернулся Бордаш и, отпив глоток содовой, с равнодушным видом доложил:

— Англичанин вернулся недавно, машину поставил на стоянку. Поднявшись к себе, он сменил костюм и направился в салон. По дороге остановился у пульта портье, написал несколько слов на рекламной почтовой открытке и бросил ее в ящик. Его спутница находилась все это время у себя в номере. Англичанин постучал и, не дожидаясь ответа, направился сюда, в ресторан. Что касается Клюге, он приехал позже англичанина, ездил с другим туристом на его машине.

— Где они могли быть так долго?

— Катались на автомобиле, — заметила Марика.

— Это ясно. Вопрос только в том, где?

— Англичанина мы вели некоторое время, — пояснил Бордаш. — Примерно в половине восьмого он сел в машину и, выехав на мост Маргит, помчался в Пешт. Миновав улицу Байчи-Жилинского, на площади Кальвина он проскочил на красный светофор и скрылся в направлении площади Свободы. Мы потеряли его из виду.

— Досадно. И это уже не в первый раз!

— Что делать, машины у нас старые, вышли в тираж.

Чуть погодя Бордаш опять поднялся и прошел в раздвижную застекленную дверь, ведущую в кафе.

Тем временем Анни Вадаш бесшумно и ловко обслуживала стоявшие рядом столики англичанина и немцев. На первый взгляд со стороны ужин протекал в полном мире и спокойствии. Спустя некоторое время Анни принесла нам кофе. Я попросил ее проделать следующее: убирая со стола посуду, отставить в сторонку бокал, из которого пил англичанин, но не касаясь его поверхности, а затем передать нам.

Покуда продолжался ужин, Анни все время маневрировала между столиками, не привлекая особого внимания. Исподтишка наблюдая за заморским гостем, она ждала наступления момента, когда можно будет убрать со стола. Наконец, ритуал приема пищи окончился, и Анни могла выполнить задание. Она проделала все быстро и ловко и понесла поднос с посудой в кухню. Марика в это время отправилась в туалетную комнату. По дороге в коридорчике она незаметно взяла с подноса отставленный в сторону бокал, положила его в сумку и через минуту вернулась к нашему столику.

Возвратился Козма, а за ним и Бордаш.

— Все в полном порядке, мы немного побродили по гостинице. Первоклассный отель, ничего не скажешь.

Марика встала и простилась с нами, как дама, желающая отправиться на покой в свои апартаменты. Десять минут спустя бокал из ее сумочки находился уже в криминалистической лаборатории.

Гости, между тем, поодиночке либо парами потянулись в холл. Некоторые погрузились в глубокие кресла, чтобы выкурить сигару, другие стали танцевать под приглушенную музыку маленького джаза.

— Пожалуй, пора и нам, — сказал я, подозвал знаком Анни и расплатился по счету.

— Хороший был ужин? — спросила она.

— Превыше всяческих похвал, — ответил за всех Козма и, понизив голос, добавил — Вы ловко это провернули. Позвоните завтра с утра или зайдите к двенадцати, хорошо? — Анни присела и проводила нас взглядом, ровно настолько, насколько это подобает вышколенной официантке первоклассного отеля.

Не заходя в мой кабинет, Козма поднялся в лабораторию. Ему не терпелось подготовить для нас, как потом выяснилось, маленький сюрприз. По возвращении он застал меня у телефона разговаривающим с Чепаи.

— Извини, не сдержал обещания, — сказал подполковник. — Взяли тут двух голубчиков, пришлось заниматься.

— Имеют отношение к нашему делу?

— Пока не знаю, может быть. Что у тебя?

— Через час, пожалуй, будут ясны первые итоги.

Время перевалило за полночь.

— Если мне будет дозволено высказать мое мнение, — с ужасающей вежливостью начал Бордаш (это качество почему-то особенно одолевало его по ночам), — в случае, если отпечатки пальцев на бокале и на месте покушения на Мольнара совпадут, мы можем арестовать мистера Вильяма Бенкса по подозрению в убийстве.

— Гениально. А если не совпадут?

— Тогда его надо как-то показать дежурному врачу из морга, который его видел.

— А если он не сам приходил наводить справки, а послал кого-то другого?

— В этом случае остается только один путь — Мольнар.

— Правильно. Только тяжелораненого Мольнара мы не можем, да и не имеем права таскать туда-сюда для опознания. А ждать, пока он поправится, у нас нет времени.

Козма, сидевший, как на иголках, куда-то опять отлучился, а когда вернулся спустя несколько минут, его физиономия сияла. Он положил передо мной несколько больших, еще влажных снимков.

— Это еще что?

— Мой сюрприз.

— Чьи это следы?

— Правое фото — это следы, которые мы взяли в саду Мольнара в Сент-Эндре, а второе — подошвы спортивных туфель мистера Бенкса, которые находятся сейчас в шкафу его комнаты в отеле «Маргит».

— Похожи, очень похожи. Но как ты попал в шкаф? Кто разрешил? Или сам мистер Бенкс? Это же легкомыслие! Мы обязаны действовать в полной тайне, скрытно и в пределах закона.

— На свой риск, товарищ майор. Один щелчок, и снимок готов. — Козма был сама скромность, знал, что обстоятельства дела допускают такой риск, тем более если он не привлекает ничьего внимания.

— Кроме того, я немного поинтересовался его стаканом для полоскания зубов в ванной.

— Еще не легче! — Я сделал сердитое лицо. — Ну, и где же отпечатки?

— Все в лаборатории. Теглаш трудится второй час.

Мы сидели вокруг стола, как верующие в ожидании чуда. Это были часы, полные тревог и сомнений, домыслов и вымыслов. Их прервал телефонный звонок.

— Это ты, Теглаш?

— Я, товарищ майор.

— Ну, говори же что-нибудь!

— К сожалению, ничего определенного. Есть некоторое сходство, но нет уверенности. Следы на стекле смазаны, вероятно, от неоднократного употребления.

— В общем, не годятся?

— К сожалению, нет. Похожи, но не могу ручаться. — С огорчением я повесил трубку.

— Не совпали? — спросил Козма.

— Считай, что нет. Недостаточно четкие, Теглаш не ручается.

— Но следы туфель-то совпадают!

— Этого мало. Кроме того, такие туфли носят сотни людей.

— Ну, тогда остается только Мольнар! — Козма был удручен не на шутку. Сюрприз явно не удался.

— Да, когда он поправится.

Дым стоял коромыслом. Мы спорили и взвешивали шансы той или другой комбинации. Часы показывали половину пятого утра, когда Куташ сообщил из отеля, что пять минут назад Мюллер и Клюге, оба с женами, сели в машину Мюллера, и, включив полный газ, укатили в неизвестном направлении. Портье говорит, что обещали вернуться к обеду.

— Черт возьми! — Я грохнул кулаком по столу. — Неужто прошляпили? Экие мы ротозеи!

— Что случилось, начальник? — Бордаш и Козма замерли, впившись в меня глазами.

— Обе немецкие пары сделали нам на прощанье ручкой, вот что! Сесть им на хвост не было возможности. На заре весь город, как на ладони… Козма, звони пограничникам! Если они попытаются пересечь границу, пусть задержат под любым предлогом!

Ожил селекторный аппарат. Говорил дежурный по управлению.

— Капитан Микеш, докладываю. Я уже хотел звонить вам домой, товарищ майор. Но мне сказали, вы еще здесь.

— К великому сожалению. Что у вас?

— На Будафокском шоссе, сто восемнадцать, в квартире обнаружен труп гражданина Кюртеша или Кюрти. Фамилию не разобрал.

— Вот проклятие! Опять убийство?

— По донесению, да.

— Хорошо, сейчас спущусь.

— Доктор будет через минуту, остальные готовы, ждут вас — Я обернулся к Козме.

— Мы едем с Бордашем, ты остаешься тут. Действуй по обстановке, я позвоню.

В комнате убитого нас встретила полная тишина. Никаких следов беспорядка. На ночном столике открытая книга. По-видимому, за несколько мгновений до смерти человек еще читал.

— Ваше мнение? — спросил я врача.

— Выстрел в упор. Об этом говорят следы пороха и ожог вокруг раны. Смерть наступила мгновенно. Пуля, очевидно, проникла в сердце. Выходного отверстия я не обнаружил, вероятно, застряла внутри.

— И никто не слышал выстрела? — Вопрос адресовался Бордашу, который беседовал в это время с вдовой Ласлоне Каллош, теткой покойного, у которой он снимал комнату.

— Нет, никто. Слышали только, что громко играло радио.

— Как вы обнаружили все это? — обратился я к убитой горем старой женщине.

— Не знаю, который был час. Помню только, я проснулась и вышла в туалет, через коридор. Прикрыв свою дверь, я услышала, что в комнате у Гезы громко звучит радио. Такого с ним не случалось, тем более ночью. Я постучала. Никто не ответил. Я подумала, что Геза уснул и забыл выключить приемник. Постучав еще раз и не получив ответа, я отворила дверь и вошла. Над столом горела лампа. Геза стоял на коленях, упав грудью на постель, в какой-то странной позе. Испугавшись, я все же подошла ближе, тряхнула его за плечо. Он отвалился в сторону, и я увидела на белом покрывале, около его рта, темное пятно крови. От ужаса я вскрикнула и бросилась к соседям, потом спустилась к привратнику, он тут же позвонил в милицию. Бедный Геза, когда его мать узнает, она не переживет! — Вдова разрыдалась.

— Вы видели здесь кого-нибудь вечером? Кто-нибудь приходил к Гезе или уходил?

— Никого я не видела. Обычно я нахожусь в своей комнате, выхожу редко, разве что на кухню.

Бордаш шепнул мне на ухо, что перед нами тот самый Геза Кюрти, который в свое время остался в Вене вместе с Мольнаром.

— Знаю, — негромко ответил я. Следов, разумеется, не удалось обнаружить никаких. Спустя два часа это подтвердили и эксперты-криминалисты.

Из квартиры привратника я соединился с приемным покоем при анатомическом театре и попросил, чтобы пулю, извлеченную из тела Гезы Кюрти, немедленно прислали к нам в лабораторию.

Оставив Бордаша продолжать расследование, я вернулся в управление. Здесь меня ждала новая неожиданность. Мистер Вильям Бенкс в половине седьмого утра покинул отель и укатил на своем быстроходном «альфа-ромео» в сторону Буды.

— Дальше? — нетерпеливо перебил я доклад Козмы.

— Меры приняты. Я немедленно оповестил все пограничные КПП, лично переговорил с их начальниками. Объяснил, почему нужно задержать Бенкса при любых условиях.

— Что они ответили?

— Обещали сделать все возможное, но он англичанин, и если виза в порядке… Для убедительности я пояснил, что, по всей вероятности, он такой же англичанин, как племянники моей тетки из деревни Алмапатак.

— Ну, а если это не так?

— Пока выяснится, многое может произойти.

— Да, да, все это верно… Кажется, ты сказал вчера, что успел поинтересоваться стаканом в ванной? И хорошенько его протереть?

— Так точно.

— Тогда прыгай в машину и включай сирену. Надеюсь, остальное ты понял.

Вскоре позвонили с КПП. Начальник заставы сообщил, что никаких мер по отношению двух немецких супружеских пар принимать не понадобилось: они прибыли на границу, но выезжать не собирались. Просто встретили еще одну знакомую чету из Кельна, тоже на автомобиле, и с полчаса назад всей компанией двинулись обратно в Будапешт, намереваясь успеть к обеду.

Я поблагодарил за информацию и попросил проявить максимум осторожности, если появится мистер Бенкс.

— Естественно, речь идет об иностранце. Англичане часто бывают обидчивы, это мы знаем, — успокоил меня коллега.

— Не в этом дело. Тут случай несколько необычный.

— Чем же?

— Он может иметь при себе оружие.

Примчался Козма и побежал в лабораторию, бросив на бегу, что все в порядке. Теглаш сел к микроскопу, Козма буквально стоял у него над душой.

Вскоре явился Бордаш.

— В одной из книг, принадлежавших Кюрти, я нашел вот это письмецо.

Письмо гласило:

По штампу на конверте можно было заключить, что письмо опущено в Будапеште за четыре дня до смерти Гезы Кюрти.

Что и кому должен был передать Кюрти? И почему его убили раньше назначенного срока? Или письмо и выстрел не связаны между собой?

Раздумывать над этими вопросами не было времени. Вновь позвонили с КПП.

— Прибыл ваш англичанин. — В голосе начальника заставы чувствовалось некоторое волнение. — Он требует пропустить его в Вену, утверждает, будто к вечеру должен вернуться в Будапешт. Нервничает и ведет себя крайне вызывающе.

— Если вы его выпустите, ищи ветра в поле, — сказал я. — Скажите, что его подруга Мэгг Браун уже выехала вслед за ним на машине посольства и просит подождать ее на границе. Считайте, что мы уже в пути. Задержите Бенкса во что бы то ни стало!

Узнав, что мы отправляемся за Бенксом на границу, Чепаи выразил желание поехать с нами.

— У нас появился новенький «оппель-капитан», с его помощью мы доберемся быстрее, — предложил подполковник.

Предложение было принято. Мы выехали на автостраду Будапешт — Вена.

— Дюри, — сказал Чепаи водителю, — гони вовсю, но так, чтобы доставить нас живыми.

— Значит, не больше ста сорока, — усмехнулся шофер, глянув в зеркальце на лобовом стекле. — Будет исполнено, товарищ начальник.

Наконец-то появилось немного времени, когда можно было не спеша взвесить и оценить создавшееся положение. Я протянул подполковнику письмо, найденное Бордашем на квартире Кюрти.

— Полагаю, это интересно и для тебя.

Письмо привело Чепаи в хорошее настроение. Оно невольно передалось и мне. Я начинал верить, что наши усилия завершатся успехом.

— Понимаешь, только теперь мне стало как-то спокойнее. Такого скользкого дела у меня не бывало еще никогда. Кругом одни только косвенные улики, прямых доказательств нет. Возможно, конечно, сказывается усталость, кружимся четвертые сутки. А если точнее, одиннадцатый год.

Чепаи удивленно посмотрел на меня.

— Как это понимать, старина?

— А так, что розыск убийцы Агнеш Сабо я не прекращал ни на один день, если даже и не говорил об этом. Повсюду мне мерещился его след.

— Ничего, скоро отдохнешь. Найдем время, чтобы подлечить нервишки, и даже непременно.

— Если бы не эта спешка, хорошо бы остановиться у придорожной корчмы и выпить рюмку чего-нибудь покрепче. Давно так не хотелось, как сейчас…

— Ну, для этого останавливаться нет нужды. Гоп-ля-ля! Чепаи вытащил откуда-то двухсотграммовую бутылочку чистейшей палинки с завинчивающейся крышкой, опечатанной красным сургучом.

— Ого! Такие штуковины идут на экспорт во славу венгерских самогонщиков. Ведь ее варят только на дому. Откуда ты ее наколдовал?

— Ношу в кармане на всякий случай. Прошу! — Чепаи, лукаво улыбаясь, протянул мне фляжку.

«Оппель-капитан», между тем, пожирал километры, словно в американском фильме, где сыщики охотятся за гангстерами, а гангстеры за сыщиками. «Глупейшее сравнение», — подумал я, завинтил крышку, вернул фляжку и задремал.

Скрип тормозов возвестил о том, что мы прибыли к месту назначения. Машина стояла перед зданием КПП, начальник заставы спешил нам навстречу, проявляя явные признаки нетерпения. После обмена приветствиями он пригласил нас к себе. По дороге, наклонившись к моему уху, он негромко сказал:

— Мистер Бенкс легко ранен в кисть правой руки.

— Как это случилось? — Я встревожился не на шутку.

— После нашего разговора я вернулся к англичанину, сидевшему с моим помощником в приемной. Он вскочил и, раздраженно жестикулируя, начал что-то объяснять по-английски. Выяснилось, что в Вене они забыли часть багажа, который непременно нужно привезти. Узнав, что причиной задержки является желание мисс Мэгг Браун, уже выехавшей из Будапешта сюда, чтобы отправиться в Вену вместе, он немного успокоился, сел и закурил. Потом встал и начал прогуливаться по комнате, в которую мы его провели. Мы не обращали на него особого внимания. Его автомобиль был заблокирован, удрать на нем он не мог, а ограничивать его свободу движения мы пока не имели оснований. Я ушел к себе и занялся делами, но минут через десять дежурный офицер доложил, что мистер Бенкс бесследно исчез. Я немедленно объявил тревогу. Все возможные пути подхода к границе были перекрыты, опасные участки тоже. Спустя три четверти часа мистера Бенкса доставили обратно, рука у него была забинтована и висела на перевязи.

— Что он совершил?

— Убедившись, что вырваться из кольца ему не удастся, он применил оружие. Выстрелил по моим пограничникам два раза. Тогда один из бойцов, видя, что нарушитель, несмотря на повторную команду, не бросает оружия и сдаваться не намерен, незаметно подобрался к нему поближе и, когда мистер Бенкс поднял руку с пистолетом, чтобы пустить пулю в подползавший к нему дозор, метким выстрелом выбил у него пистолет. Дальнейшее вам понятно. Пистолет англичанина с оставшимися двумя патронами у меня в сейфе. Врач осмотрел рану и признал ее неопасной, пуля пробила ладонь. Ему сделали перевязку, перенес он ее спокойно. Видно, недаром наш парень выиграл республиканские соревнования по стрельбе.

— И где же сейчас мистер Бенкс?

— Сидит в соседней комнате и курит.

На столе начальника КПП зазвонил телефон прямой связи с Будапештом. Меня вызывал Козма.

— Товарищ майор, у нас все в полном ажуре. — В голосе капитана слышалось ликование. — Отпечатки пальцев совпали. Пистолетные пули тоже. В Мольнара и Гезу Кюрти стреляли из одного и того же пистолета. Кроме того, все открытки написаны одним почерком.

— Какие открытки? Не понимаю.

— Те, что были найдены в комнате Агнеш Сабо и присланы ее матерью…

— Это ясно. А еще?

— Та рекламная открытка, которую отправил мистер Бенкс из отеля «Маргит».

— Значит, открытка не ушла?

— Ушла, только чуть-чуть позже.

Чепаи посмотрел на мою сияющую физиономию, хмыкнул и спросил:

— Интересно, чему ты так радуешься?

— Отличные новости. И не только для меня.

В сопровождении начальника КПП мы вошли в комнату, где в удобном кресле расположился мистер Вильям Бенкс. Пахло дорогими сигарами.

— Мистер Бенкс, вы, кажется, опять сделали какую-то глупость? — спросил я.

Переводчик перевел мой вопрос.

— Да, я был очень взволнован. Это заставило меня на минуту потерять голову. — Бенкс ответил, разумеется, по-английски.

— Почему вы так внезапно покинули отель?

— Мне необходимо было попасть в Вену и спешно вернуться, чтобы успеть к вечеру. — Ответ звучал убедительно. — Часть нашего багажа осталась в тамошнем отеле, его нужно было привезти.

— Насколько мне известно, вы живете в Лондоне?

— Да, в Челси.

— Учились в школе тоже там?

— Да, там.

— И каким видом спорта вы увлекаетесь? Может быть, состояли членом какого-нибудь клуба?

Бенкса несколько озадачил этот неожиданный поворот, но он не подал вида и быстро ответил:

— Да, разумеется. Я интересовался футболом.

— И за какую команду вы болеете?

— За «Челси», конечно.

— Вы считаете, это хорошая команда?

— Да, лучшая в Англии.

Поскольку я сам уже много лет считаюсь заядлым болельщиком, я счел возможным задержаться на этой теме.

— Прекрасно. И вы, наверняка, знаете лучших игроков этой команды, не правда ли?

Мистер Бенкс наморщил лоб, будто пытаясь что-то вспомнить, но промолчал.

— Ну-ну, мистер Бенкс, имя центрального форварда вы должны помнить непременно! Или, может быть, у вас есть в «Челси» другой любимый игрок? Не стесняйтесь, назовите.

Англичанин растерянно обвел глазами сидящих вокруг него людей и, не встретив поддержки, потупился. Затем, кисло улыбнувшись, процедил сквозь зубы:

— Странно, но ни одно из имен не приходит мне сейчас в голову.

— Это действительно странно. Мне кажется, вы плохой болельщик, мистер Бенкс. Я вот живу не в Лондоне, но знаю наперечет всех игроков вашего любимого клуба. — Я повернулся к Чепаи.

— Думаю, пока достаточно. Нам пора возвращаться, а разговор мы можем продолжить и по дороге.

Зайдя к начальнику КПП, я взял у него пистолет Бенкса вместе с глушителем и оставшимися патронами, аккуратно упаковал и убрал в портфель. Мы распрощались с пограничниками, поблагодарив их за помощь.

— Желаю вашему стрелку получить еще одну медаль, — сказал я, пожимая всем руки.

Мистер Бенкс поднялся из своего кресла с большой неохотой. Когда ему сообщили, что пора собираться в путь, он с хорошо наигранным изумлением спросил:

— И куда же?

— В Будапешт, мистер Бенкс. Пока в Будапешт.

Англичанин хотел было устроить взрыв негодования, но потом, видимо, раздумал и довольно сдержанно произнес:

— Мне нужно в Вену, а не в Будапешт. Но если вы настаиваете, я вынужден подчиниться.

На просьбу переводчика передать ему ключи от машины мистер Бенкс опять скривил губы.

— Я никому не доверяю свой автомобиль. Поеду сам.

— Побойтесь бога, мистер Бенкс, — сказал я, — у нас в Венгрии не разрешается водить машину одной рукой. В Англии, между прочим, тоже. А вы ранены.

Пришлось англичанину влезть в наш «оппель», а за руль «альфа-ромео» уселся Бордаш.

Прежде чем тронуться в путь, Чепаи успел переговорить с Будапештом и отдать приказ направить в мое распоряжение лейтенанта Фаркаша, лучшего переводчика.

Подполковнику доложили, что долгожданная информация из-за рубежа, наконец, получена и доставлена лично капитаном Темешем. Чепаи не замедлил сообщить мне об этом, отведя в сторону. Мистеру Вильяму Бенксу, понимающему по-венгерски не хуже нас обоих, знать об этом было пока рано.

Добравшись в Будапешт без всяких приключений, мы поднялись в управление. Чепаи ушел к себе, пообещав, что через некоторое время непременно появится.

Капитан Козма ждал нас с нетерпением.

— Петер Мюллер, немец из ФРГ, арестован нашими коллегами, находится у них. Лейтенант Фаркаш прибыл, рассказывает Марике английский анекдот.

— Надеюсь, не очень длинный? Допрос начнем сейчас же, позаботься о кофе. И предупреди всех — мистер Бенкс говорит по-венгерски и понимает каждое слово.

Кратко проинформировав генерала о развитии событий, я поспешил к себе в кабинет, где уже собрались Козма, Бордаш и Фаркаш. Мистер Вильям Бенкс сидел у стола в кресле с довольно бодрым видом — наш доктор за это время еще раз осмотрел рану и наложил свежий бинт.

— Быть может, мы продолжим нашу беседу на венгерском языке, господин Бенкс? — обратился я к англичанину.

Лейтенант Фаркаш перевел.

— Он отвечает, что не знает ни венгерского языка, ни человека, который с ним разговаривает.

— Допустим. Тогда переведите — инспектор Маг, уголовный розыск.

Фаркаш перевел.

— Что нужно от меня венгерскому уголовному розыску? — холодно и высокомерно спросил Бенкс все так же по-английски.

— Буду краток. Сейчас я попытаюсь рассказать вам, мистер Бенкс, по какой причине вы оказались здесь. И хотя я буду говорить по-венгерски, надеюсь, что вы поймете все еще задолго до того, как я кончу мой рассказ.

— Он отвечает, — перевел Фаркаш, — что ему безразлично, на каком языке вы будете говорить. Кроме того, он вообще не понимает, зачем его привезли сюда.

— Сейчас поймет, успокойте мистера Бенкса. А теперь, начиная со следующей фразы, вы будете переводить только в том случае, если я специально попрошу об этом. Итак, начнем.

Я взглянул на Бенкса. Он продолжал сидеть с безучастным видом.

— Неделю назад вы, мистер Бенкс, приехали в Будапешт, заняли заказанный вам номер в отеле. «Маргит» и тотчас же принялись за работу. Придерживаясь инструкции, которую вы получили от своего шефа, вы позвонили на работу Денешу Мольнару, венгерскому гражданину, завербованному в Австрии несколько лет назад и после этого возвратившемуся на родину. Вы назначили ему встречу в Сент-Эндре, на его даче. Для поездки в Сент-Эндре вы выбрали, для себя автомобиль красного цвета, принадлежавший одному из иностранных туристов. Владелец, разумеется, об этом не подозревал. Мольнар повиновался вашему приказу и приехал в Сент-Эндре, но, когда, вы потребовали от него шпионских сведений, он не захотел предавать родину. Вы попытались склонить его обещаниями, потом угрозами и, когда убедились в неуспехе, вы выстрелили в Мольнара из пистолета с глушителем. Вот из этого, — я указал на оружие, лежавшее передо мной на столе. — Совершив убийство, вы поспешили к корчме, где оставили украденный автомобиль. Но машина исчезла. Тогда вы вышли на шоссе, остановили первое свободное такси и вернулись в Будапешт. На другой день из газет вы узнали, что Мольнар скончался, не приходя в сознание. Не опасаясь разоблачений с его стороны, вы могли теперь приняться за другого агента. Им оказался Геза Кюрти, завербованный в одно время с Мольнаром. Но и на этот раз вы потерпели фиаско. Геза Кюрти, как и Мольнар, наотрез отказался сделаться предателем, и тогда, точно выполняя инструкцию шефа, вы пристрелили второго несостоявшегося агента в квартире его тетки на Будафокском шоссе. Считая свою миссию выполненной, вы решили со спокойной совестью вернуться в Западную Германию, где дислоцируется центр диверсий и шпионажа, который заслал вас сюда. О результатах своей «туристской поездки» вы известили шефа почтовой открыткой и сели за руль. Но в ваши расчеты вкрались кое-какие ошибки. Мы напали на след угнанного вами красного автомобиля, а потом нашли того шофера такси, который вез вас из Сент-Эндре в Будапешт. Кроме того, Денеш Мольнар не умер, он жив, почти здоров и дал подробные показания. Скоро вы с ним встретитесь.

Бенкс все это время равнодушно смотрел в одну точку на противоположной стене. Даже при упоминании о встрече с Мольнаром на лице его не дрогнул ни один мускул.

— Взгляните сюда, это фотографии двух следов. Вы оставили их в саду Мольнара у крыльца и у забора. Оба точно соответствуют подошвам ваших спортивных туфель.

Англичанин, не пошевельнувшись, продолжал смотреть перед собой.

— Но это далеко не все. Установлено, что вы отнюдь не впервые посетили нашу страну. В первые послевоенные годы вы переписывались с одной девушкой и даже, как утверждают, были в нее влюблены. Эту девушку звали Агнеш Сабо.

Услышав это имя, Бенкс побледнел. Имя Агнеш произвело впечатление, но крепкие нервы и, видимо, систематическая тренировка позволили ему усилием воли подавить страх и сохранить прежнее состояние.

— Агнеш Сабо родилась и выросла в Бестерцебанье, — продолжал я, — но с сорок первого года жила в Будапеште, у своей тетки. Она была честной и трудолюбивой девушкой, после освобождения столицы от фашистов вступила в коммунистическую партию, стала заметным человеком на фабрике, где работала. Вы задумали совратить ее с этого пути, сделать вашей сообщницей, заставить изменить родине, помогать вам в ваших черных делах. Агнеш отвергла эти гнусные предложения, и вы в бессильной ярости и страхе перед разоблачением зверски убили ее, злоупотребив девичьей доверчивостью. Но тут вы совершили несколько ошибок. Человек, который поднялся в квартиру к Агнеш и которого вы тоже хотели убить, остался в живых и здравствует поныне. Жива и подруга Агнеш, которая однажды встретила вас с ней на террасе кафе в городском парке, где вы лакомились мороженым. Знаете, кто она сейчас? Припомните ту высокую, светловолосую официантку в ресторане отеля «Маргит», которая угощала вас таким вкусным ужином. Да, да, это она…

На лбу мистера Бенкса выступили капли пота, но выдержка не изменила ему и на этот раз.

Я положил на стол еще несколько фотографий.

— Вот снимки ваших писем. Вот эти вы писали Агнеш Сабо много лет тому назад. А эту открытку вы отправили своему шефу в Мюнхен вчера. Они написаны одной рукой — вашей.

Воцарилась мертвая тишина. Выждав минуту-другую, я быстро подошел к англичанину, осторожно взял его правую забинтованную руку и, приподняв ее вверх, сдвинул манжет. Немного выше запястья на белой коже отчетливо стали видны вытатуированные буквы «К. Г.» и цифра «1915».

— Геза Кантор, вы провалились, — медленно сказал я. — Провалились раз и навсегда!

В эту минуту в дверь постучали, и Марика, приблизившись ко мне, шепнула:

— Прибыл подполковник Чепаи.

Я вышел в приемную. Рядом с Чепаи стояла незнакомая мне красивая молодая женщина, военная форма была ей явно к лицу.

— Позволь тебе представить капитана Юлию Темеш. Как идут наши дела?

— Я только что перечислил мистеру Бенксу все его грехи, но он упорно молчит.

— Что ж, пусть товарищ Темеш попробует его немного оживить. Она умеет это делать. Не правда ли, Юлия? Кстати, объясните майору, почему мы немного задержались.

— Пришлось действовать с большой осторожностью. Передать информацию для вас по обычным каналам оказалось невозможно. Вернулась домой я тоже кружным путем, через Швейцарию и Триест. Мне удалось собрать почти всех «лжетуристов» в одну группу, но из-за этого я потеряла несколько дней.

— Понимаю. Жаль только, что за это время мистер Бенкс успел отправить на тот свет одного человека, а второй чудом остался в живых, — заметил я.

Мы вошли в мой кабинет. Мнимый англичанин сидел к двери спиной. Юлия Темеш не спеша прошла за письменный стол, где обычно сидел я, затем резко повернулась и воскликнула на отличном английском языке (об этом мне потом сказал лейтенант Фаркаш):

— Какая приятная встреча, мистер Бенкс! Очень рада, что вижу вас здесь. — И тут же, не изменяя тона, добавила: — Пожалуй, все же будет лучше, если мы будем говорить на родном языке, ведь все мы здесь венгры, не правда ли?

Мистер Бенкс, или, точнее, Геза Кантор, окаменел. Не веря глазам, он пристально вглядывался в лицо стоявшей перед ним женщины. Затем губы его зашевелились, и он, словно в полусне, хрипло пробормотал, на этот раз по-венгерски:

— Юлия, секретарь шефа из Мюнхена. Это вы?

Прошло две или три минуты. Никто не нарушил молчания. Наконец, преступник перевел взгляд на меня и тихо, но отчетливо сказал:

— Да, все произошло так, как рассказал здесь господин инспектор. Если можете, пощадите…

Он словно переломился пополам и закрыл лицо ладонью здоровой руки.

Я взглянул на Чепаи, и он меня понял. Именно этого момента я ждал более десяти лет. И дождался.